Текст книги "Окутанная тьмой (СИ)"

Автор книги: Имилис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 56 страниц)

– Ты ведь делаешь всё, чтобы защитить обезопасить тех, кто дорог тебе! Так пойми: я делаю тоже самое! Этот ангел не просто избалованный ребёнок высшей расы, выращенный в роскоши и богатстве, эта девочка – моя сестра. И раз уж ты не хочешь, чтобы была между нами ложь, то знай – я тот падший ангел, нанявший всю эту свору, я и никто другой! Сначала они беспрекословно подчинялись мне, а после словно озверели, устроили на Магдалену настоящую охоту, с жертвами и свежей кровью. Они хотят использовать её для себя, в своих гнусных целях, но что делать мне, падшей, израсходовавшей почти всю свою силу лишь на вычисление её местонахождения? Поэтому я прошу тебя помочь мне! Помоги мне вернуть сестру и вместе с ней взлететь на небо, вернуться домой! – каждое слово током отдаётся по рукам Люси, и она уже не понимает, что важнее: просто спасти эту девочку или отомстить за своего ребёнка. В голове всё мешается, и почему-то всё сильнее и крепче её притягивает ещё незнакомая маленькая девочка, попавшая в окружение озлобленной, голодной своры. Хартфилия прижимает руку к груди, и ей кажется, что Кин поступил бы точно так же, из-за чего ярость и злость, владевшие ей так долго, утихают. В голове остаётся лишь одно имя, отдававшееся приятной дрожью, – «Магдалена»

Локи беззвучной тенью прошёлся по центральной улице, сипло вдыхая и выдыхая холодный ночной воздух, украдкой осматриваясь по сторонам, после поднимая взгляд в небо – уже давно потемневшее, заслонённое тяжёлыми тучами. Дух не мог и самому себе объяснить, зачем, спустя лишь несколько часов после такого тяжёлого ранения, вернулся сюда и вызвался помогать в поисках виновных. Без сомнений, Люси прекрасно знает о его состоянии, но всё равно, она так же и знакома с его упрямством, самоотверженностью, свойственными всем её духам, поэтому и не препятствует, зная, что это – бесполезно. Бросает это еле слышное «Будь осторожен…» вдогонку и мысленно корит себя за то, что не была в состоянии защитить и его, она тогда вообще ничего не могла противопоставить своим противникам, сама находясь в том состоянии, когда нужен герой. И если бы не Лия… Локи даже и думать не хочет, что было бы, не приди в нужный момент Кин, не приди Акихико, не появись сама Госпожа Смерть. Он не хочет думать, что даже малышку Венди, просто маленькую девочку, они бы не пощадили – убили бы без разбора, так и не поняв, что только что отняли жизнь у ребёнка, живущего своими детскими, до зубного скрежета наивными мечтами и желаниями. Локи чувствует вину, тянущуюся за ним непосильным грузом, и страх, потому что понимает, что в таком состоянии просто бесполезен здесь, однако сидеть в мире духов, как дворовый пёс, зализывая собственные раны, он тоже не желает. Он хочет быть здесь, рядом с Люси, как и все волшебники, лишь для того, чтобы в нужный момент оказаться рядом, не дать ей сойти с ума, не дать потерять себя прежнюю, светлую и правильную, поддаваясь ярости. Но даже думать о таком ему невыносимо больно, и Локи прижимает дрожащую ладонь к груди, где ощутимо ноют и колют синяки, ссадины и его глубокие кровоточащие раны.

Становится необъяснимо горячо в груди, и дыхание мгновенно перехватывает чем-то, ставшим поперёк горла, – Локи оседает на землю, негнущимися пальцами оттягивает от шеи воротник, но продолжает задыхаться, не в силах ничего сделать. Чувствует острый осколок, от того наиболее опасного удара, который сейчас так опасно и рвано впивается ему в лёгкое, – дух шумно сглатывает, невольно, в порыве злости на свою беспомощность, сбрасывает на землю очки. Он не может пошевелиться, но и говорить тоже, расцарапывая, ломая ногти о каменную плиту дорожки, чтобы как-то привести себя в чувства, перебить эту боль и подавить крик, рвущийся наружу. Локи не готов умирать так и не увидев тех, ради кого так самозабвенно бросался под удары, кого защищал собою, своей грудью, посчитав намного важнее. Не хотел умирать вот так, в гадком одиночестве среди непроглядной темноты, окутавшей его со всех сторон, и он уже практически ничего не видел в шаге от себя, различая только тёмно-багровые потёки на израненных самим собою пальцах. Смутно понимал происходящее, тщетно пытаясь уловить постоянно ускользающие мысли, мгновенно покинувшие воспалённую голову, пытался дышать сквозь крепко стиснутые зубы, цепляясь руками за рубашку. И в тот момент, когда уже был готов сдаться, отдаться на растерзание тому, что ненавидел больше всего, заметил, сумел рассмотреть маленький золотой огонёк, ослепивший его. И в этом свете он ясно видел слишком знакомое детское лицо с большими тёмно-синими глазами и огненно-рыжими волосами, как и во время их первой встречи, подвязанные в два высоких озорных хвостика.

– Это вы, дяденька. Вам помочь?

Локи опёрся спиной о холодную скамейку, улыбаясь, понимая, что всё ещё жив, раз чувствует этот колкий, практически обжигающий кожу холод. Он не знал, что сказать этому ребёнку, который только что, оказавшись в нужное время, в нужном месте, без раздумий спас ему жизнь, лишь одним коротким, еле ощутимым прикосновением маленькой ладошки к его груди. И в эту минуту мутным взглядом Локи, мог поклясться, он слышал биение собственного сердца, видел его в её руках, окружённых таким успокаивающим лёгким светом. Он доверился, смог отдаться ей, не противился, увидел за холодными синими глазами неподдельную доброту и тепло, теперь заставившие его сердце забиться сильнее. Локи слышал приглушённый хруст выравненного ребра, ставшего на место, и вздохнул – спокойно, глубоко, наслаждаясь тем, что чувствует только радость и свободу. Он не знал имени этой девочки, не знал, откуда она оказалась здесь и почему помогла, но уже подозревал, вернее, был уверен, что вот он – тот ангел, на которого была объявлена эта кровопролитная охота с множеством жертв и смертей.

Локи щурит глаза, внимательнее всматриваясь в это светлое лицо, всё лучше узнавая в ней ту самую девочку-морячку, но боится сказать что-то, просто не знает с чего начать. Она сидит на скамейке и беззаботно болтает ногами – никуда не спешит, потому что знает, её дом очень далеко отсюда, а добраться туда одна она не в силах, поэтому и скитается здесь, одна и без защиты. Локи жаль её, по-настоящему жаль, он бы и рад помочь ей, позвать сюда Люси, ведь он выполнил задание, даже в таком состоянии, но слабость неприятно действует на его тело – он не может подняться. Только косо смотрит на девочку и на выдохе, как бы невзначай, произносит:

– Спасибо тебе, – Локи замечает, как её улыбка становится шире и теплее, чем прежде, замечает скользнувшую грусть, но пытается убедить себя, что ему просто показалось. Однако, разрушая его убеждения, девочка оборачивается и начинает говорить такие вещи, от которых у Локи кровь в венах стынет, а на лбу выступает крупная испарина, потому что ответить ей ему нечего.

– Знаете, дяденька, а вы ведь умереть были должны. Я должна была забрать вас с собой, туда, домой, но это нехорошо. Вы ведь пришли помочь мне, да, дяденька? Сестрёнка уже здесь, я её слышу, но не могу позвать, жаль. Это она прислала вас за мной? Сестрёнка упряма, знаете, а она ведь будет ругаться за то, что вы живы, но вы не слушайте её – я не дам вас в обиду. Вы ещё не закончили все дела здесь. Ваша нить ещё должна виться, не прерываясь, а я не дам ей оборваться. Я – Судьба, и я буду защищать вас, дяденька, вы хороший и добрый, раз пришли помочь мне. Как же зовут вас, дяденька, я вижу вашу жизнь, всё, что вы пережили, но всё равно, – скажите сами, я хочу найти друга. Вы будете дружить со мной?

– Локи, моё имя Локи. А как зовут тебя, ангел? – Локи видит эту бескрайнюю радость, будто и вправду ранее у неё не было ни одного друга, с которым была возможность поговорить просто так. Он знает, как печально и губительно одиночество, и ещё не полностью понимая, правда ли он хочет стать её другом – другом ангела, другом самой Судьбы, но просто поговорить ведь не плохо? Пусть радуется ребёнок, Локи готов быть искренним и надёжным другом для девочки ещё не знающей в полной мере, что это значит.

– Магдалена, – не без доли гордости выговаривает она, подняв голову и расправив худые плечи. Да, определённо, Локи отмечает, что она проста, но не избалованна до неприличия, ведь так просто взяла и приняла на себя обычную человеческую работу, пусть и такую простую, посильную ей. Она не отказалась, показывая своё происхождение, не отмахнулась, а с интересом, дабы изучить этот таинственный для неё людской мир согласилась. И будучи ребёнком, глупым и несмышлёным в таких делах, даже не знала, что работает практически бесплатно, за жалкие монеты, не стоящие ничего. Но и у этой работы были плюсы, именно для неё, преследуемой шайкой злобных псов, – могла перемещаться на разные улицы в ожидании, когда появится сестра, и никто из гнилых ищеек не успевал находить её вовремя и не знал, как она выглядит. – Дяденька, вы хороший друг. Здорово, что я вас нашла, правда? Теперь вам уже не больно?

– Нет, не больно.

Локи внимательно оглядывается, не зная, что ожидать от ночи, подкинувшей ему такие сюрпризы, – он не уверен, что Магдалена так просто поверит ему на слова и согласится с практически незнакомым человеком идти к сестре. Локи не знает какие между ними отношения, хотя девочка говорила об Амэтерэзу с гордостью и любовью, но разве слова могут помешать ей так просто раствориться, исчезнуть, не оставляя после себя ни одной зацепки? Локи понимает, что выбора не остаётся и в таком состоянии, пусть уже и безопасном, почти безболезненном, но сильно уставшем, истощённом он не сможет защитить её ни от демонов, ни от ангелов, ни от какой-то другой напасти, обрушившейся на них сверху. Поэтому он, пересилив самого себя, тяжело дыша, поднимается с колен и боязливо берёт маленькую тёплую ладошку в свою руку:

– Идём, Магдалена. Здесь опасно, – и Судьба повинуется ему, не говорит ничего, только коротко кивает и слишком доверчиво шагает за спасённым духов, уже её первым другом в темноту. Она будто и не боится, будто и не чувствует, не знает, что в любой момент может появиться что-то страшное, приводящее в ужас и слёзы даже её саму, повидавшую уже многое. Но пока Магдалена молчала, хотя сердце тревожно билось в её груди, предчувствуя нечто нехорошее, прямо за этим тёмным поворотом туманной аллеи. Девочка крепче сжимает руку духа, не от страха, а чтобы успокоить его, и сбавляет шаг, уверенно проговаривая ему: – Дяденька, ты только не бойся. Я тебя защищу, хорошо? Они все ведь за мной пришли, так что ты не волнуйся. Они тебя не тронут, я не позволю, – с такой детской наивностью произносит она, а Локи знает, что такие, как они, не знают, что такое единственная цель, они будут уничтожать всё, что находится между. Локи сжимает зубы, чувствуя себя уже дважды обязанным этой девочке, нет, самой Судьбе, повстречавшейся ему среди тёмного города. Она говорит так уверенно, надеясь на свои ангельские силы, не смотря на то, что с каждым днём слабеет здесь, ей есть, что ещё показать недругам, вот только Локи не позволит. Он ведь стал её другом, и это он будет защищать её, потому что он ещё жив и дышит благодаря ей, и он будет рядом с ней, пока кто-то не вырвет трепещущее сердце из его груди силой.

– Нет, Магдалена, ты не поняла суть нашей с тобой дружбы. Это я буду защищать тебя всеми силами. Моя жизнь, как и моё сердце, уже побывали в твоих руках однажды, поэтому и сейчас возьми его и держи крепко, храни, как самое дорогое, ладно? – Локи улыбается ей, отпуская маленькую ручку, и едва успевает отойти назад, отводя Магдалену за свою спину, – впереди, прямо перед ним, так пугающе и мерзко горят пустые, лишённые жизни глаза. Локи привык видеть такой мрак и черноту, но всё равно не любил, до дрожи не любил, натыкаться на этот взгляд, но сейчас просто нет ни выбора, ни шанса избежать этого. – Будь осторожна, Магдалена, стой за мной. Я справлюсь, верь мне, так же, как и я поверил, – Судьба смотрит на него большими глазами, будто не понимая всего смысла сказанного, но отходит, нехотя, не оборачиваясь назад – всё её внимание приковано на Локи и это чудовище, показавшегося под тусклым светом уличного фонаря. Магдалена ясно, даже на расстоянии, чувствует, как на самой себе, тот страх, пробивающий всё тело Локи ежесекундно, и это приводит девочку в непонимание. Если у него нет ни сил, ни возможностей, чтобы выстоять, защитить её и при этом выжить, то зачем, почему он пытается стать для неё героем? Не безопаснее ли и проще отступить назад и дать ей возможность сразиться, ведь, в конце концов, она не обычный ребёнок, который, завидев это, начнёт беспрерывно плакать, – она упокоит их души, как уже делала раньше. – Ты просто ребёнок, Магдалена, запомни! Поэтому, пожалуйста, веди себя подобающе и не давай им всем забирать твоё детство и твою наивность, доброту, ребячество, беззаботность! Не позволяй им делать это, – в коротких промежутках, на тяжёлых выдохах, рвано выкрикивает дух, едва успевая отбиваться. Он даже не оглядывается, стискивает зубы, потому что он знает, он сам лично видел, как быстро и безвозвратно исчезла наивность Люси, как быстро выросли Венди и Эми. Он переставал узнавать их, переставал видеть те прежние черты характеров, перестал видеть в них тех маленьких, совершенно беспомощных девочек.

Магдалена испуганно закрывает слезящиеся глаза, когда совсем рядом с её другом проносятся острые когти – она бы и могла вмешаться, сделать хотя бы что-то, но те слова болезненно впились ей в душу, не отпуская, делая совершенно бессильной. И вправду, она ведь обычный ребёнок, ей всего восемь лет, – кто и почему решил, что она должна быть сильной, должна сражаться и убивать? Эти совсем недетские вопросы забирались в порушенное сознание, и она всё сильнее зажмуривала глаза, прекрасно слыша, как проливается его кровь. Слышала треск ткани, слышала его хрипы, тяжёлое дыхание, капли крови, брызнувшие на лицо, но не двигалась, просто не могла. Локи не в силах защитить её, не сейчас, не в этом состоянии, но после сказанного, после данного ей обещания стать другом, её первым другом, просто не может отступить, заставляя себя вставать, снова и снова. Магдалена позади дрожит, пряча детские и чистые слёзы, а он, пытаясь не выглядеть в её глазах дураком, который не может выполнить обещание, зажимает ладонью раны. Ему больно, невыносимо и до дрожи, но сквозь стиснутые зубы он роняет только глухие хрипы, вырывающие из груди вместе со сгустками крови. Продолжает упрямо стоять, преграждая падшему путь к Судьбе.

Локи знает и ясно чувствует, что не победит, – силы покидают его с каждым движением, с каждым ударом, попавшим или не попавшим в цель. Он стоит и держится на ногах лишь благодаря силе воли, своему врождённому упрямству и осознанию, что там, позади него, стоит маленькая беззащитная девочка. И он, не смотря ни на что, не может оставить её наедине с этим чудовищем, уже пожирающим, раздирающим её маленькое, хрупкое тельце плотоядным, животным взглядом. И его упрямства теперь хватает лишь на то, чтобы вяло, едва успевая уследить уставшим взглядом, отбивать, отражать остервенелые неконтролируемые удары оппонента. Это всё на что его теперь в таком поистине плачевном состоянии хватает, – Локи чувствует, как слабеют руки, но он тайно надеется и верит, что вот-вот и на крыше дома чёрной тенью скользнёт знакомый силуэт, сверкая алыми глазами. Он должен дождаться.

– Вот ты и выдала себя, Судьба! – Локи боязливо поднимает глаза, едва держась, чтобы не упасть, и всего в шаге от себя видит высокого молодого человека и узнаёт в нём брата недавно убитой Седьмой. Тот не смотрит на него, просто игнорирует, не считая препятствием, и поэтому Локи отступает назад, закрывая дрожащую девочку собой. Локи касается своей рукой её волос, совсем забывая, что его руки испачканы в его же крови, гладит, успокаивая, радуясь, что здесь, в ней, ещё не всё потеряно. Она жива, она ребёнок, она чувствует, она боится, она ищет в нём защиту, она доверяет ему, она верит, что он её рыцарь, её герой, её друг – это замечательно. Дышать становится тяжело, но Локи не смеет сдаться, серьёзно глядя в полубезумные, радостные от такой находки глаза, – казалось, что смерть сестры вовсе не тревожит его или же он просто ещё не знает, неважно. Локи слышит насмешку, и он сам прекрасно знает из-за чего, – он не видит себя защитником, не может остановить этих существ, убрать их, убить, но и отступить тоже, потому что она, Судьба, доверилась ему.

Только глаза широко раскрываются, когда между рёбер невыносимо-больно, чтобы просто сдержать глухой крик, скользит чужая рука, с остервенением разрывая кожу, внутренности, так легко и властно сжимая в ладони сердце. Локи ещё никогда не был так близок к смерти, даже в тот раз, и он не может объяснить те чувства, наполнившие его сейчас, в эту минуту, когда чужие холодные пальцы обжигают всё изнутри. Он не может точно сказать, что жалеет, что погибнет так, стоя перед погнившими на коленях, он жалеет, что некому исповедаться, рассказать всё и всем, что когда-либо он скрывал и недоговаривал. У него нет возможности ещё раз увидеть это маленькое, аккуратное личико Эми, необычайно взрослое и серьёзное во время их тренировок. Нет возможности ещё раз поговорить с Шарли и убедиться, что та больше не позволяет себе хранить в душе злобу и ненависть на Люси. Нет шанса переродиться или всё же суметь остаться здесь, чтобы и дальше присматривать за Люси, потом за её детьми, с упоением видя в них её черты лица, её манеры и характер. Локи не сделал ничего плохого – всё для любимых и нужных людей и демонов, плевать, Локи, не смотря ни на что, был просто счастлив, что однажды их пути пересеклись. Даже с Магдаленой, заведующей их судьбами, и пусть жизнь его возвратилась всего на ничто, он счастлив, потому что у него было всё, что можно и нельзя было желать.

– Убери от него руки, падаль! – далеко, слишком далеко от себя, слышит Локи и чувствует, что, обессилев, просто падает, откинувшись спиной на камни, расслабленно прикрывает глаза, видя перед собой пасмурное небо и тёмно-синие глаза, с невинными детскими слезами. Он почти не узнаёт её, находясь совершенно не здесь, только глаза – такие по-детски наивные и добрые – такие же, как и у Эми, и Локи тщетно ищет другие сходства, сам не зная, почему и для чего. Отдалённо он, на задворках сознания, слышит голос Люси, её пропитанные ядом угрозы и почему-то улыбается – он чувствует, он знает, что она не может быть такой, просто переигрывает, он уверен. Локи закрывает глаза, чувствуя жгучее тепло в груди от очередного лечения, касания маленьких ладошек к себе, теперь он уверен, что всё более чем просто хорошо, – Люси здесь, а значит, волноваться больше не о чём, он сдержал обещание, стал другом. – Ну что Пятнадцатый готов последовать за своей сестрой в Ад? – злостно произносит Хартфилия, смерив падшего презренным взглядом и видит, как на мгновение его глаза сузились, но он так и не ответил, будто не понимая в полной мере всю суть этих слов. Ни печали, ни какого-то разочарования, ни раскаяния нет, Люси не видит совершенно ничего, – он прогнил настолько, что стал не в силах вспомнить: болью или же радостью должно раздаваться внутри это слово – «Сестра». Сидит и глупо смотрит перед собой, ничего не понимая, только еле слышным отголоском в его голове продолжает звучать это слово, вроде бы и знакомое, но потерянное, забытое среди других вещей. Он не может вспомнить, что именно эта девушка, похожая на него до удивления, была главной опорой в жизни, поддержкой. – Вижу, нет смысла с тобой говорить, всё равно не понимаешь. Не будем оттягивать момент расплаты, – Люси пытается быть главным злодеем этой пьесы, их палачом, который не знает ни любви, ни тоски, ни жалости, но не может, потому что чувствует, – остро и ясно, и от этого больно. Руки предательски дрожат, отпуская ворот его рубашки, когда хочется просто взять и встряхнуть его, вбить в эту пустую голову, что сестра была для него всем миром. Люси больно видеть это безразличие и рассеянность в нём, – Седьмая так рвалась, боролась, а он даже не может вспомнить её, вот до чего его довела тьма.

Люси увереннее, почти держа себя в руках, хватает демона за грудки, а он даже не сопротивляется, находясь в некой прострации, и Хартфилия пользуется этим моментом, пытается воспользоваться, направляя свою руку на его грудь, целясь прямо между рёбер – идеально до миллиметров. Год тренировок принёс свои плоды, но Люси была бы счастлива стать мастером в любом другом деле, но только не в излечении, выдирании чужих сердец из груди. И в тот роковой момент, когда его чёрная, прогнившая кровь должна была остаться на ней – на лице, руках и в памяти, – его глаза, чёрные до этого момента, вспыхивают ярким огнём, и он просто оседает, выскальзывает из её дрогнувших рук, плавиться, буквально сгорая изнутри. Люси отходит назад, но даже то тёмное пятно, оставшееся на дорожке, испаряется, и остаются только обрывки его одежды. Хартфилия испуганно поднимает взгляд на Амэтерэзу, та только тяжело вздыхает, легко пожав плечами, – взяла и пожалела, не дала вновь оставить на себе кровавое клеймо, приняла это на себя.

– Не марай руки о такую дрянь. Будь выше этого, – на немой вопрос, застывший в глазах Люси, отвечает она, крепко сжав ладонь своей сестры. Магдалена же не унимается, не убирает руку с пробитой груди Локи, лечит его, самозабвенно, забывая обо всё на свете. Потому что видит и чувствует, что он не обманул её, стал первым и единственным другом, который назвал её ребёнком, который боролся за неё, не имея ни сил, ни шансов на победу. Сражался, чтобы показать цену дружбы, и теперь она с уверенностью могла сказать, что, да, – у неё есть друг, самый настоящий. Локи с трудом сдерживает слёзы, всё лучше убеждаясь, осознавая, какие люди, демоны, ангелы окружают его, ни разу не отвернувшиеся. – Смотри за своими духами лучше и внимательнее, ладно? И да, успокой Венди, она сегодня чересчур возбуждена. Спасибо, что помогла найти, Магдалену, я очень признательна тебе, Люси, правда. Но оставшиеся падшие это работа чистильщика, верно? Поэтому, ты прости, но нам пора, нас там ждут, – Амэтерэзу благодарно улыбнулась, подняв палец вверх, указывая на тёмное, слишком пасмурное для такого момента небо.

– Мы ещё увидимся, дяденька…

Комментарий к Жажда мести, часть 2: Судьба... Долго меня здесь не было, прошу прощения. Теперь все работы закончены, в процессе лишь эта, поэтому целиком и полностью отдаюсь ей. Спасибо за терпение, надеюсь, мой труд не напрасен.

ПБ открыта.

11 страниц.

====== Жажда мести, часть 3: Ты всё понимаешь... ======

Люси про себя медленно начинает считать до десяти, не в силах понять произошедшее правильно: то ли этот ангел поступил хорошо, не дав ей убить и замарать руки свежей кровью, то ли просто в душе посмеялся над её нерешительностью и добротой, которые вовсе не свойственны настоящим демонам. Люси не знает, как это понимать, растерянно глядя на тёмные обрывки одежды Пятнадцатого, – может, ей было бы легче, если бы именно она убила его, так же жестоко и мучительно, как и его сестру? Или же напротив, Амэтерэзу проявила к ней доброту и заботу таким жестом, этим действием показав, что главной целью каждого, будь то ангел, демон или человек, не должна быть кровавая месть? А возможно ангел просто воспользовалась последним шансом перед возвращением на небеса и восстановлением своего доброе имени, и лично для себя убила, чтобы вспомнить это неописуемое чувство возвышенности над грязным павшим? Люси не знает, что думать и что говорить, – она провожает непонимающим взглядом тёмно-алых глаз две фигуры, за спинами которых свободно расправлены широкие крылья, ярко горя на фоне темноты. У одной ослепительно-золотые, озарявшие синее, усыпанное частыми звёздами небо блеском; у второй тускло-серые, будто опаленные на концах, но с каждой минутой Люси казалось, что и они становятся ярче, белоснежнее, ведь падшая возвращается домой.

– Тебе сегодня сильно досталось, Локи, как ты? – Хартфилия отказалась от своих размышлений, которые с каждой минутой всё дальше и глубже уводили её в запутанные коридоры сознания, переключая всё своё внимание на духа, обессилено стоящего на коленях, жадно хватая пересохшими, потрескавшимися губами воздух. Локи только вздрагивает, но молчит, зная, что Люси и без слов чувствует его состояние, а если он ответит, хотя бы попытается отшутиться, то, непременно, получит, и если не обычные пламенные речи, как несколько лет назад, то взгляды, от которых душу выворачивает наизнанку. Локи знает и признаёт, что виноват, будто он сам за себя не в ответе, и вместо него каждый день и минуту за него волнуется Люси, что не есть хорошо, – чувство вины дряная штука, Локи понял это уже давно, так часто испытывая его на самом себе. Но, чтобы он не делал, каким бы сильным не становился и не пытался быть, выглядеть в её, Люси, глазах, это ничего не меняет. Хартфилия, становясь напротив него, просто протягивает руку или же обнимает, со всей любовью и заботой, но всё равно смотрит так же, как и до этого, – как на маленького беспомощного ребёнка. Локи не любит этот взгляд, скрипит зубами, только ощутив его на себе, и всегда старается отвернуться, избежать его, но это, если и выходит, то крайне редко. Локи не любит заставлять свою хозяйку волноваться, но, увы, ничего поделать не может, ведь ни он сам, ни Люси более меняться не собираются. Таковы их характеры – либо Локи пошёл в неё, либо Люси в него; оба до раздражимости упрямы, всегда идут до конца, порой напролом. Если приходится, то пользуются всем, что имеется в их арсеналах, не брезгуют ничем, хотя и задумываются надо ли им это, – идут и по головам, переступая через трупы, теперь такие частые на их жизненном пути. Локи не нравится эта их схожесть, он считает себя её защитником, но даже если он и повторяет это Люси, она всё равно заслонит его собой, если это будет необходимо, без колебаний и лишних мыслей. И из-за этого Локи порой хочется и радоваться, что вот она, его семья, тот важный человек в его жизни, и злиться, оттого, что она поступает так глупо. – Иди назад, домой и отдохни как следует. И не смей появляться ближайшую неделю, считай, что у тебя отпуск. Ясно? – Локи и рад бы был повиноваться своему характеру, вставить что-то, из-за чего Люси по обыкновению смерит его таким взглядом. Но вовремя осознал всю плачевность своего состояния и просто промолчал, впервые так просто и без криков согласившись с её словами. Какой же он дух-защитник, если толком на ногах не держится?

– Ладно, я всё понял, – коротко бросает он, мельком замечая, с каким облегчением выдыхает Хартфилия, и легко улыбается, ведь она, прекрасно зная его характер, полагала, что будет очередной спор, в конце которого она, устав, силой, одним прямым ударом в солнечное сплетение, заставит его исчезнуть и вернуться домой. Локи улыбается уголками губ, припоминая тот раз, когда она сделала так впервые; как ни странно, он только заливисто посмеялся, удивляясь изобретательности своей хозяйки. После Вирго ненадолго навестила Люси, убеждаясь, что у неё всё хорошо, и по её же просьбе весь вечер и последующую неделю всеми возможными и невозможными способами опекала брата, просто утомляя своей заботой. Локи не пользовался добротой названной сестры и ловко ускользал из её поля видения, преследуемый всеми духами по их миру, – Локи манила сила, и он не хотел расслабляться, даже на день, мгновенно отставая от Люси. С каждым боем, с каждым ударом, полученным ею или же противником, она становилась только сильнее, крепла, но и её теперешнюю подготовку и силу нельзя было назвать идеальной, нет. Даже Госпожа Лия в представлении Локи была слабой, по-своему, конечно, при сестре, при Отто она была хрупкой и практически беззащитной; но при врагах она бесчувственная Госпожа Смерть, которая без промедления забирала души неверных, которые за годы своего существования гнили заживо, будто не подозревая об этом. – Но если случится что-то, обещай, нет, поклянись, что позовёшь. Не меня так Вирго, поклянись мне, Люси, – прижав ладонь к груди, от всего своего трепещущего сердца просит он, – и алые глаза милуются, мгновенно меняются, разбавляясь тёмно-карим цветом, заставляя Локи обессиленно улыбаться, приподнимая уголки губ. Он услышан ею.

– Клянусь, Локи, иди отдыхай. Ты сильно устал, я вижу, – по-доброму, невольно возвращая и себя, и Локи в старые добрые времена, начинает Хартфилия, легко держа духа за руки, и он успокаивается; привычно поправляет поднятые с земли очки, замечая на стёклах мелкие трещины, думая, что нужно не забыть их заменить, и уже без страха, как и обещал, уходит, распадаясь в одно мгновение на сотки сверкающих золотых частиц. Люси обеспокоенно осматривается вокруг, но рядом никого не видно, а имя Венди, сказанное Амэтерэзу, не просто взволновало её, а заставило по-настоящему бояться, потому что Марвелл безумно зла – на себя и на этих демонов тоже. И Люси всё чаще и увереннее полагает, что не только из-за чувства вины Марвелл ведёт себя так безрассудно, здесь замешана обычная первая влюблённость, ослепившая неопытную в подобных делах малышку. Ведь что могло помешать ей, маленькой тринадцатилетней девчонке, до сих пор верящей в чудо, увидеть в пятнадцатилетнем парне-Жнеце долгожданно принца из детских сказок? Кин храбро спасал её, держал на руках, – так что помешало ей в тот момент просто взять и увидеть в кровавом демоне милого принца, который защитит её ото всех опасностей? Люси знает правильный ответ – ничего. В таком возрасте свойственно влюбляться, и пока Венди нужно просто перебороть это, не позволяя злобе и ненависти затмить свой разум, овладеть телом.

– Венди, прекрати немедленно! – холодно, со сталью в голосе мгновенно приказывает Хартфилия, стоя впереди волшебников, составленных ею в команду небесной волшебницы. Они почти испуганно отходят, не в силах понять, как и почему допустили происходящее, стыдливо отводя глаза, и только Драгнил со злобой ударяет покрасневшим кулаком по поставленному Марвелл барьеру, оградившем её от них крепкой стеной. – Венди Марвелл, ответь мне, пожалуйста: для чего я обучала тебя? – Люси зло поднимает глаза, и та неопределённая то ли ярость из-за совершённого девочкой, то ли сожаление, что она так и не успела предотвратить это, окрашивают их в кроваво-красный. Венди, покачиваясь из-за большого количества истраченных в пустую сил, неуверенно встаёт на ноги, совсем ничего не понимающим, рассеянным взглядом глядя на неё. По тонким рукам свободно стекает кровь, но не её, не Венди, – она чужая, чёрная и тягучая, противно пузырящаяся на коже, как настоящая гниль. Люси тошнит лишь от одного вида, и она не понимает, как Венди смогла преодолеть свой страх, ведь она всегда боялась этих глаз, пустых и безжизненных, а здесь совершила страшное. – Для этого я тебя учила?! Отвечай! – требует Хартфилия, и легко проводит ладонью по барьеру; тот от этого короткого прикосновения рушится, разлетается в стороны сотней мелких осколков, мгновенно рассеявшись по ветру пылью. Венди боязливо отшатывается, ведь впервые она видит злость в глазах Люси, адресованную именно ей; волшебница смотрит исподлобья, из-за растрепавшейся чёлки, и глаза её пусты, полны злобы и ненависти. И она сама, как успевает понять Люси, усмиряя свой пыл, себе не принадлежит, – в голове Марвелл бьётся лишь одна мысль «Отомстить!». – Я учила тебя защищаться! – Хартфилия уверенно приближается к почти сжавшейся в беспомощный комок под её напором, её взглядом и голосом девчонке. Венди дрожит всем телом, будто в одно мгновение осознав, что она сделала, из-за чего Люси повышает на неё голос, и из-за этого оседает на колени. – Я учила тебя защищаться от таких как он! Учила быть достойной, а не становится чудовищем, по поводу и без впадая в неконтролируемую ярость! – от этого «Чудовища», ещё и выделенного более жёстким, грубым тоном Венди передёргивает, и она, в неверии, пытаясь опровергнуть это обращение к себе, осматривает себя раздражённым взглядом, но ничего. Только её окровавленные, облепленные чёрной гадостью руки, и пальцы с вытянутыми на подобии острых костей ногтями, – и под ними маленькие осколки костей, рваные ошмётки кожи и мяса. Венди неожиданно для себя вспоминает, как рвала, как раздирала кожу этого монстра голыми руками, как запускала внутрь пальцы, с остервенением, безумием вырывая внутренности, как раздавила сердце, просто слишком крепко сжав его в ладони, как проткнула лёгкое, как ломала рёбра, наслаждаясь их хрустом. Действительно ли она чудовище, каким её только что назвала Люси, – Венди не знает правда ли это, но обнимает себя за плечи, не сдерживая слёз. И лишь Люси, присев напротив неё, знает, что никакое она не чудовище, – эти слёзы прямое тому доказательство, потому что это вода. А такие, как сама Хартфилия, не умеют плакать так, они плачут кровью, лишь самые достойные не утратили эту способность, но Люси не вошла в их число. – Не пойми меня неправильно, Венди, нет, никакое ты ни чудовище. Ты девочка, просто девочка, нелепо влюбившаяся в демона, и, чтобы вымолить перед ним прощение, тебе не нужно занимать его место, не нужно убивать без разбора. Кин не хотел бы видеть тебя такой, ты и сама знаешь – он не простит самого себя, если однажды ты повторишь эту ошибку. Будь собой и, если тебе это так важно, люби его, пускай уже и мёртвого, в чём причина? Ты же знаешь об этой стороне намного больше, чем кто-либо другой, так почему не допускаешь мысли, что когда-нибудь я смогу вернуть его домой живым, как и Отто? Ты ведь знаешь меня: я, если только захочу, смогу всё, и ни за что не сдамся, я буду идти до конца, стремится к этой цели, неважно, сколько недель, месяцев и лет уйдёт. Я практически бессмертна, стоит только пожелать, я умру, но перерожусь со всеми своими мыслями, воспоминаниями, целями и мечтами. Я, если придётся, буду жить вечно, но, поверь, однажды настанет тот день, когда и Кин, и Отто проснутся от вечного сна. А ты Венди, имея лишь одну жизнь, должна прожить её правильно и, быть может, тогда тебе, как и моей матери, позволят стать ангелом, а не обычной душой. Будь выше всего этого, и твои молитвы будут услышаны, – Люси бережно стирает с покрасневших, украшенных грязными пятнами крови щёк слёзы, и Венди устало, почти сонно смотрит на неё и, как ни странно, верит каждому слову, запоминая всё до каждой мелочи. Верит, что если будет ждать и верить всем сердцем, то её мечта, её заветное желание исполнится, – и всё благодаря ей, их тёмной фее с глазами цвета свежей крови.