Текст книги "Окутанная тьмой (СИ)"

Автор книги: Имилис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 56 страниц)

– Пошли, а то Акихико начинает нервничать, – Таро тяжело вздохнув, первым делая шаг вниз, Кин ничего ему не ответил, просто послушно спрыгнул следом. Серьёзным взглядом Таро оценивал противников – первые пятеро, Дьяволы, будут, возможно, по плечу только ему и Акихико, а вот Кину с ними не тягаться, особенно в таком состоянии, а оставшиеся демоны быстро падут с первого удара, о них волноваться не стоит. Таро в целом вообще не понимал, что делает здесь, рядом с Хартфилией, с ней он уже давно рассчитался и вроде как он мог со спокойной душой понаблюдать за этой дракой, но совесть почему-то не позволила ему остаться в стороне, тихо нашёптывая в голове, что это неправильно. Таро видел всё с самого начала, и происходящее, эти жалкие попытки Люси защитить всех, обезопасить их, слишком быстро пробудили в его сердце чересчур человеческие чувства. Таро не был тем, кто был готов умирать за эту несносную девчонку, которая вечно ввязывается в подобные проблемы, как-то умудряясь подставлять их всех – пускай ей и девятнадцать, но Таро до сих пор не мог назвать её взрослой и ответственной. Когда-нибудь это неподвластное чувство справедливости, желания спасти всех знакомых, да и мир в целом от грязи, сведёт её в могилу, но в этот раз можно сказать, что ей повезло. Таро был готов выступить, был готов сражаться, но не ради Люси – ради Акихико, который слишком самоуверенно шёл сюда, слишком торопился, постоянно говоря, что его сердце неспокойно бьётся, в ожидании чего-то страшного, и он не ошибся; за Кина, который слишком раним, который слишком быстро привязался к Хартфилии, её смерть могла бы легко свести его с ума. Пускай эти двое и считают себя взрослыми, сильными, непобедимыми, но Таро никогда так не считал, каждый раз видя в них только беспомощных детей, за которыми постоянно нужно присматривать, и это время, долгие полтора года, ничего не изменили в них. Двадцатипятилетний Акихико, который всё никак не может смириться со своим прошлым, просто отпустить его, каждый раз без сомнений бросаясь на помощь к дочери Лейлы и пятнадцатилетний Кин, который просто привык к Люси и стал постоянно нуждаться в ней. Но всё же не смотря на все недовольства, которые были у Таро на счёт Люси, он понимал, что это была не обычная привязанность, и Кин, и Таро просто приняли её в их семью, и теперь это не казалось чем-то ужасным, странным – она демон, как и все они. – Я беру тех двух, что посильнее, тебе Акихико те двое, а тебе Кин тот, оставшийся. С кровь на руке, – Таро прекрасно знал, что даже если бы и дал Кину кого-то другого, то тот без сомнения пошёл бы к тому Дьяволу, на чьей руке кровь с таким знакомым запахом. Мысленно и быстро взвесив все за и против, Таро всё же решил, что возможно будет и не так плохо, если Кино просто выпустит весь свой гнев, может ему станет лучше.

– А что это ты меня ниже себя ставишь? А? Думаешь что я слабее, чем ты? – Акихико, сузив глаза, придирчиво сравнивал доставшихся ему Дьяволов с теми, которых отобрал себе Таро. И да, они действительно были посильнее, но Акихико никогда не считал, да и теперь не собирался, что Таро сильнее его. Стоит ему только разойтись, войти во вкус, надеть такую привычную маску безумца и Таро будет вынужден забрать свои слова назад без колебаний.

– Давай будем выяснять это в другой раз, при других обстоятельствах? Сейчас, знаешь ли, не самый подходящий для этого момент, – Таро беззлобно ухмыльнулся, косо взглянув на Акихико. Пускай тот и был недоволен, почти оскорблён таким сравнением, но он понимал, что главное сейчас не их семейные разборки между собой и желание доказать кто сильнее – выяснить отношения они всегда успеют, только не в этом мире, он слишком хрупкий для настоящей драки двух демонов.

– Ладно, договорились. Как только разберёмся с этой грязью, проверим, ясно? Не вздумай сбежать, – уверенности у вновь ставшего Жнецом демона не было предела – в какой-то мере это было и хорошо, но в какой-то и плохо. Это его вечный как плюс, так и минус, но Таро в ответ промолчал, борясь с безудержным желанием рассмеяться, по-настоящему. Акихико на его памяти всегда был приставучим, самоуверенным, но, пожалуй, именно благодаря этим качествам он и смог добиться уважения других, их страха и шёпота за спиной, за это его Таро и ценил.

– Да заткнитесь вы уже, кретины! – злостно прервал их беззаботный диалог Кин, сильно, до скрежета стиснув зубы. Его раздражает их несерьёзность в такой ситуации, в данный момент, ведь нет времени выяснять кто сильнее, они должны сражаться, должны убивать, а не стоять и болтать впустую. Акихико и Таро, переглянувшись, послушно умолкли, став в полукруг, ориентируясь на своих главных противников и так сильно мешающих, обычных падших, которые будут только под ногами мешаться, не давая прохода. Кин для себя понимает, что должен убить, должен отомстить, кроваво, жестоко, без жалости, – все эти мысли, всплывающие в его сознании, вызывают только злорадную ухмылку, ещё больше, сильнее подпитывая его ярость, желание разорвать на мелкие части это жалкое, гниющее подобие настоящего Дьявола. И он готов сделать это, раз уж подобное ничтожество посмело своими грязными руками коснуться сердца Люси, то Кин коснётся его, только после этого ещё и вырвав собственной рукой, сжав и уничтожив.

Кин совсем не хотел думать о том, что сначала нужно просто выяснить, на что способен его противник, оценить его силы, а после, рассчитав всё до мелочей, полагаясь только на самого себя, быстро расправиться с ним. Кин не хотел об этом думать, он не видел в этом смысла, да и времени, в его понимании, на такую ерунду категорически не было. Все мысли Жнеца давно, с самого появления на стадионе, были заняты только местью, кровавой, жестокой расправой над падшим Дьяволом, увидев которую даже Смерть ужаснётся. Кина не пугало, что на его руках вновь появится кровь, чужая кровь, что он уже в который раз нарушит обещание, данное Люси, быть достойный. Ярость и злость, пульсирующие в венах, застлали ему глаза, выдавая только одну команду «Убивать!» – и неважно как, неважно чем, главное убить и, в конце концов, выдрать его сгнившее сердце, без колебаний и зазрения совести.

Кин начал всё быстро, резко, не мешкая, оставляя позади себя только клубы поднятого вверх песка – Кин не собирался ждать и позволять Дьяволу проживать несколько лишних минут, Кин был уверен, что победит, он обязан. У него не было никаких сомнений, и именно поэтому Кин, не думая о последствиях, позволил явиться своей настоящей сущности – Жнецу, который хочет убивать, давая ему полную волю, контроль над своим телом. И Жнец пробудился, отмечая своё присутствие чёрной татуировкой, проходящей по шее к щеке и тёмно-красными, кровожадными глазами. Злость, ярость, желание отомстить брали своё, подчиняя слишком эмоциональную душу Кина себе, незамедлительно превращая его в полноценное создание тьмы. Но это было хуже для самого Кина – он никогда не умел, контролировать свои порывы ярости, никогда не мог найти время, даже секунду, чтобы просчитать все ходы наперёд, он поддавался тьме. Ничего хорошего в этом не было, именно такого состояния Кина и боялся Таро – он бьёт без разбора, не зная куда, не зная как, без желания остановиться.

– Что-то Кин сильно разбушевался. Если так и дальше пойдёт, то скоро придётся вытягивать его отсюда и силой заталкивать домой через портал. Там он успокоится быстрее, – Акихико, стиснув зубы, с лёгкостью перехватил чужую руку, едва только занесённую вверх для удара, болезненно, до хруста, выкручивая её, отталкивая полуживого падшего от себя в сторону. Таро только оглянулся, сделав шаг назад, когда прямо перед ним, не обращая ни на что внимание, пронёсся Кин, подняв пыль – сквозь завесу Таро слышал только звон стали, сильный, бешеный, неконтролируемый. Таро прекрасно знал, что всё это значит – мальчишка всё-таки потерял над собой контроль, тьма в сердце его пробудилась, поглощая самого Кина, его светлую часть, и сейчас он, скорее всего, им не помощник. Кин наверняка ничего и не понял, глупо отдаваясь гневу, а ведь Таро предупреждал его, говорил об этом, но разве Кин когда-нибудь слушал его.

– Подожди ещё немного. Его взгляд, ты видишь, он ещё не совсем пустой, кое-что он понимает и видит. Пусть побегает, может, остынет и всё же придёт в себя, – Таро сам толком не верил в то, что говорил, но надежда, что Кин сможет совладать с собой жила и не исчезала. Он ведь уже не тот пятилетний ребёнок, не тот мальчишка, который однажды, так же поддавшись гневу, сжёг родовое поместье матери, когда та не нашла для него времени. Кин был тогда мал и наверняка он ничего не помнит с того времени, но вот Таро помнил и не забывал, как высокий особняк по милости этого демонёнка пылал чёрным огнём. Даже после этого Кин продолжал поддаваться ярости и злости, а Таро, сам не зная почему, продолжал верить, что однажды он сможет подчинить себе свои чувства и его приступы закончатся, он совладает с ними.

Локи, так же крепко прижав к себе безудержно дрожащую, слишком напуганную Венди, решил, что в действительности будет намного лучше, если они не будут мешать демонам и их разборкам, если они отойдут в сторону к Нацу, Люси и присоединившемуся к ним Гажилу. Вот только стояли они довольно-таки далеко, а сил на прыжок не было, чтобы разом преодолеть данное расстояние, подвергающее их опасности. Единственное решение, которое сразу же принял для себя Локи, это медленно, стараясь не мешать, не привлекать к себе внимания, пройти вдоль каменной стены арены, но дорогу в любой момент им мог перейти Кин, который по-прежнему без разбора крушил всё, что попадалось на глаза, оставляя вмятины на, казалось, непробиваемых каменных плитах. Но Локи бы не умер даже от таких ударов, просто бы исчез, возвращаясь в мир духов залечивать раны, и после он бы вернулся, вот только Лев слишком сильно переживал за Марвелл, чтобы исчезать. Ей сегодня досталось больше всех – не только в физическом плане, но и морально, пошатнув детское, хрупкое сознание, переворачивая там всё с ног на голову. Она до сих пор что-то бессвязно бормотала ему на ухо, крепко вцепившись пальцами в потрёпанный пиджак, дрожала, ей было страшно, собственно, как и самому Локи. Это было слишком для него, он ещё никогда прежде не видел подобной бойни, раньше такого не случалось, а сейчас будто что-то ёкнуло в сердце Хартфилии, приказав больше бороться за этих людей, а убивать. Локи в душе понимал – они виноваты сами, что так глупо подались, что сдались, позволяя черноте пожирать себя изнутри, но вот по-человечески их было жалко.

Локи делал боязливые, мелкие, неуверенные шаги, тяжело ступая по сыпучему песку – сил не было, чтобы бежать быстрее и перенести небесную волшебницу в безопасное место, но сдаваться и отступать от поставленной цели Лев не собирался. Медленно, осторожно, но он перенесёт её туда, так дух наивно полагал ровно до того момента, как тот самый демон, за которым носился Кин, по какой-то причине не бросился к ним. Слишком непредсказуемо, слишком быстро, слишком страшно – Локи не знал, что делать, теряясь, остановившись от страха, прижимая Венди к себе. За себя ему совсем не было страшно, он боялся только за Марвелл, которая доверилась ему всем своим существом, и подвести её Лев не мог. До Нацу было далеко, он и сам рвался к ним, но Гажил не пустил – почему Локи не понял, не знал, может быть, Рэдфокс просто был уверен в нём, доверял ему жизнь этой маленькой девочки. Вот только Локи боялся, что не сможет оправдать ожиданий, отразить удар – это было чересчур быстро для него, истратившего свои силы и потерявшего уверенность, надежду на спасение.

Локи и рад был бы всем сердцем бежать, оторваться, чтобы Венди оказалась в безопасности или хотя бы, ценой самого себя, задержать это существо, дать Марвелл какой-то шанс на спасение. Но он чувствовал, что ноги предательски дрожат, а сама волшебница не сможет убежать одна, она до сих пор не пришла в себя. Так или иначе, другого пути не было – Локи хорошо запомнил ту резкую, жгучую боль, когда острые когти наотмашь проехались по его груди, будто разрезав его пополам, проткнув насквозь. Было больно, непривычно, но душу, так и не задетую, неразбитую, грело то, что в самый последний момент он решился, грубо и без предупреждения откинув Венди от себя в сторону, как можно дальше. Марвелл пронзительно вскрикнула от неожиданности, отлетев на несколько метров, упав на песок, но неудачно – тут же схватилась за лодыжку, тихо завыв от боли. Падший не успел среагировать на это, он наверняка не ожидал такого и собирался прикончить их двоих, всё ради одной единственной цели – свести Кина с ума окончательно, чтобы он поддался гневу в разы сильнее. И у Дьявола это почти вышло, ведь коса Жнеца прилетела через долю секунды, впившись ему в спину, окровавленный конец лезвия прошёл насквозь и был виден из груди, чуть не доходя до самого Локи. Но Льва это не волновало, он уже ничего не чувствовал, стремительно рассыпаясь, ощущая, как его тянет назад, в мир звёздных духов, залечивать полученные раны. Локи не жалел о том, что сделал, особенно когда увидел, как Кин поднимает Венди на руки, и глаза его были уже почти не безумные, хотя и тёмно-алые, там была серьёзность. Теперь Локи не боялся исчезнуть, зная, что небесная волшебница в безопасности, она в надёжных руках, этот демон не даст её в обиду.

Венди, вовсе не различая, не понимая ничего, не видя сквозь пелену слёз, только доверчиво прижалась к Кину, крепко обхватив его за шею руками – самого Жнеца её действия не очень-то и волновали. В голове, вместе с просветлением, мелькал единственный вопрос «Опять сорвался?!», но в какой-то мере этой маленькой плаксе, повисшей на нём, Кин был благодарен, именно из-за того, что она так важна Люси он и смог прийти в себя, понимая, что обязан спасти. Жертвовать этой девчонкой Кин не имел права, Люси бы злилась на него – слёзы Венди, её крики, её вой и боль позволили ему вернуться в реальность, и на этот раз трезво, здраво оценить ситуацию. Локи сам сделал свой выбор, приняв удар на себя, можно сказать, что и он помог, вводя падшего в замешательство своим поступком, он дал Кину возможность нанести правильный и жестокий, пусть и подлый удар в спину. Марвелл никогда не вызывала в Кине симпатии, слабая, плаксивая девчонка, она не была такой искренней как Люси, она не была к нему добра, долго не признавала его, и всё, что чувствовал к ней Кин – ревность. Венди была намного слабее его, глупее, наивнее, но, тем не менее, она шла в понимании Люси с ним наравне, и его этой в меньшей степени бесило. Он не понимал чем она так выделяется, почему стоит рядом с ним, но после осознал, что для Люси нет лучших и худших – перед ней они все равны, просто дети. И именно с того момента Кин тщетно и упрямо пытался казаться взрослым, скрывая боль, не позволяя себя жалеть, пряча эти предательские слезы, которые постоянно выступали на глазах, за чёлкой, под дождём. Это было отвратительно для него, он считал себя сильным, но справиться со всем, что валилось на него, в одиночку не мог – это было выше его сил.

– После этого не смей сравнивать меня с ними, – сквозь плотно сжатые зубы прошипел Кин, отчего Венди ощутимо вздрогнула, на мгновение умолкнув, широко распахнув глаза. Первые секунды она будто и не понимала о чём говорит ей Жнец, всё так же доверчиво сжимая тонкими пальчиками его рубашку, даже не пытаясь вспомнить. Но ей и не пришлось утруждаться, сознание само желало, чтобы она вспомнила, выдавая ту самую фразу, которую так просто и не думая бросила она, и, которая так глубоко и болезненно запала в душу Кина. «Люси говорила о тебе столько хорошего, а ты такой же урод, как и все остальные потерянные демоны. Ты не лучше них, такой же» – так кажется она сказала не подумав как следует, а он запомнил. Венди искренне было стыдно за саму себя, за свои слова, за свою глупость и вспыльчивость в тот день, но сказать что-то в ответ Кину она не могла, тихо пряча заплаканное, красное от стыда лицо. Кин и не ждал от неё оправданий, они были бы слишком жалкими и мерзкими, он просто хотел, чтобы она вспомнила и поняла, что Люси хвалит его не зря, он заслуживает доверия. – Я сейчас отнесу тебя к Нацу и Люси, сиди там тихо и будь осторожна, – тихо на ушко волшебницы прошептал Кин, отпрыгивая назад и стараясь не поддаваться, не обращать внимания на странное, смутное чувство, что нельзя так просто оставлять косу наедине с Дьяволом.

Нацу заметно успокоился, выдохнул, когда увидел, что Венди теперь более-менее находится в безопасности – почему-то видя её рядом с Кином, Драгнилу было куда спокойнее, надёжнее, он уже доверял этому мальчишке, не смотря на все его порывы и излишнюю самоуверенность. В душе было ощущение, что только Жнец сможет защитить Марвелл по-настоящему, и теперь Нацу ещё сильнее убеждался в том, что Кин на самом деле не плохой, особенно если к нему найти подход и рассмотреть его настоящего. Драгнил не знал его прошлого и потому не смел судить, приписывая все грехи, но, тем не менее, сейчас, в данный момент, когда нужно, Кин был правильным, достойным демоном, в это Нацу не сомневался.

– Держись за меня крепче, – Кин, придерживая Венди за плечи, огляделся вокруг – Дьявол всё никак не мог вырвать, выдернуть из себя косу, тщетно пытаясь переломать точащее лезвие дрожащими пальцами, но не выходило. К его сожалению это не какая-то обычная сталь, которую можно так легко сломать, особенно настолько гнусному, мерзкому существу. Преодолеть расстояние, которое так сильно пугало Локи, Кин сумел за долю секунды, тут же ставя Марвелл на землю, но волшебница, пронзительно взвизгнув, дёрнулась, ещё сильнее вцепившись в рубашку Кина. С ногой Венди что-то было не так, несильное повреждение, но совесть Кина так и не позволила ему бросить её и рвануть назад, неожиданно для себя самого, Жнец аккуратно, бережно передал её на руки Гажилу, отцепляя тонкие, девичьи пальчики от себя. В какой-то мере Кину было приятно осознавать, чувствовать доверие Венди, но от так и не простил ей ту фразу – слишком больно воспоминание о ней отзывалось в груди, неприятно щемя сердце.

Кин, коротким взглядом осматривая безопасное место, почти случайно остановился на Люси – руки сами собой стиснулись в кулаки до побелевших костяшек при виде её лица, украшенного отвратными тёмно-багровыми пятнами. Белое лицо и алая кровь на ней – прекрасное сочетание, но для себя Кин в который раз решил, что убьёт всех, убьёт всех падших, которые посмели прикоснуться к Хартфилии и выжить. Он никогда не сможет простить себя, если останется в стороне, если не сделает этого – для Кина это уже дело чести, то, без чего он не сможет спокойно и умиротворённо существовать дальше. Этот момент, этот день будет постоянно всплывать у него перед глазами, доводя до настоящего безумия, сумасшествия, паранойи. Кин готов убить, готов окропить этот сухой песок свежей кровью людей, в которых сидят демоны, он готов стать тем безумцем, подобным Акихико, чтобы потом забыть о том, что сделает сейчас, не смея тревожить – так будет намного лучше для него.

Кин рассчитывал на эту жестокую месть, видел в ней частичку своего желанного спокойствия, внутреннего умиротворения, он должен был убить, будто это что-то решило бы, исправило бы. Кин уже был готов злорадно усмехнуться, оборачиваясь, предчувствуя расправу, такую скорую и желанную для него, как резкая боль в груди нарушила всё, принуждая послушно упасть на колени. К горлу подступил ком, Жнец не мог вымолвить и слова, хватаясь пальцами за рубашку, с силой сжимая её, желая избавиться от боли, которая так сильно пронзает его сердце, не давая вздохнуть. Боль не отступала, ни на секунду не покидая сознание Кина, он сам, так же тщетно хватаясь рукой за горло, едва смог обернуться, ненавидящим взглядом, полным ярости, злости, глядя на виновника этого. Дьявол, тот самый, которого столько раз Кин клялся убить, вырвав сердце, теперь чуть ли не вырывал его собственное, довольно улыбаясь, легко, будто ничего не произошло, откидывая переломанную надвое косу в противоположные стороны. В этот момент земля ушла из-под ног Кина, который, находясь в том же наивном неверии, продолжал задыхаться, чувствуя только невыносимую боль, жжение и беспомощность, разом охвативших его тело. Лишиться косы для Жнеца – то же самое, что лишиться сердца, без предупреждения вырвав, пока демон ещё жив, ещё в сознании. Больно, невыносимо, неконтролируемо – сталь слишком легко поддалась этим грязным рукам, а сердце Кина будто разорвалось на мелкие части. Он не верил, отказывался верить в то, что он теперь ровным счётом никто, такой же падший, как и все они – тот, кто разом лишился своей силы, тот, кто поддаётся своим детским страхам и неудержимому внутри гневу.

– Кин! – не долетая до уже затуманенного сознания Кина, раздавался голос Акихико, надеясь привести Жнеца в чувства, вернуть в реальность и банально успокоить. Слишком гадко, слишком тяжело, слишком невыносимо – эта боль, осознание, что он теперь никто сводили Кина с ума, заставляя сжимать кулаки, даже не замечая, как вытянувшиеся когти впиваются в кожу, глубоко и рвано. Гнев, злость, ярость вновь взяли контроль над всем сознанием Кина, превращая его в настоящего демона, кровожадного и жесткого, того, кто не пощадит, не оставит в живых, не поймёт, когда будет нужно, не простит, слушая глупые молитвы. Чернота в глазах расплылась, уступая место ярко-красному, безумному цвету, который для Кина был сравним только со свежей кровью. На руке, крепко стиснувшей рубашку в районе сердца, загорелся огонь, чёрный огонь, который был неподвластен, неудержим, даже для своего владельца. – Кин! – Акихико как мог, хотел и пытался, не обращая внимания на падших, подойти ближе, достучаться до Жнеца, но этот огонь пугал его. Акихико так же ясно, как и Таро, помнил, как яро пылал особняк, как это пламя отражалось в безжалостных, полубезумных, чёрных глазах, как на детском, фарфоровом как у куклы, лице играла сумасшедшая, гадкая ухмылка.

Кин не помнил сам себя, не помнил и толком не понимал, что творится вокруг, что делает он, чьи голоса так далеко и невнятно слышаться ему, на короткое мгновение разрезая непроглядную темноту, поглотившую его. В её невесомых объятиях Кин, не защищаясь, не противясь, утопал, не пытался выбраться, чувствуя неподдельную лёгкость во всём теле, и лишь одно желание, заставляющее глаза пылать ярко-красным, требуя чужой крови. Отдалённо, напрягаясь, он ещё различал чьи-то крики, слова, едва долетающие до сюда, но в реальности он не мог поделать ничего – Кин был спокоен среди этой тишины, ему нравилась эта лёгкость, он твёрдо знал, чего хочет. Внутри он был более чем спокоен, его душа не болела, будто все раны на время зажили, но снаружи его тело было покрыто огнём, показывая его ярость, ненависть, злость – этот огонь убивал, забирал жизни, не знал пощады. Кин ясно видел только того, кого должен убить, это была словно команда, записанная в его голове, так назойливо повторяющаяся, призывающая расправить крылья и взлететь. Кин не чувствовал практически ничего, с горечью отбросив все мысли о собственном падении, он потерял свою гордость, честь, титул, позволив уничтожить косу. Он теперь не Жнец, не обычный демон – он падший, тот, кто потерял возможность взлетать вверх, хотя крылья его были на месте.

Кин в полной мере не помнил и не понял, с какой целью расправил крылья, ради чего, но с неописуемой лёгкостью взмыв в небо, чувствуя, как приятно ветер перебирает волосы, он уже не хотел думать ни о чём серьёзном, болезненном. Крылья его были так же черны, как и глаза, они рассекали воздух, поднимая его ещё выше, к этому бескрайнему небу, туда, куда он больше не попадёт. И больше его не волновала боль, было только желание убивать – Кин твёрдо следовал ему, не задумываясь, собираясь применить заклинание Хартфилии – Распятие и Сожжение в чёрном огне, отпустив все грехи падшего. Кин не чувствовал ничего: ни сожаления, ни страха, он был готов, был готов убить, даже и не зная об этом, крепко уснув, погрузившись в темноту, полностью отдаваясь тьме, которая подчинила его, которая управляла им.

– Твою мать! В небе ты ему не соперник, Кин, – злостно процедил Акихико, став спиной к спине Таро, нужно было что-то делать, пока не стало слишком поздно. Таро почти уставший, почти измотанный этой глупой дракой, но он не показывал этого, пускай и трудно, и тяжело, но он превозмогал это, из-за чего на лице его постоянно отражалось полное безразличие. Но видя, что Кин теперь окончательно потерял контроль над собственным телом, Таро хмыкнул в строну, в сердцах видя именно себя, ведь стоило послушать Акихико немногим позже, спровадив мальчишку домой. Силой или нет – неважно, нужно было просто убрать его, но Таро глупо и наивно понадеялся на несуществующее чудо. – Знаешь, ты давай здесь сам немного побегай с ними, а я пойду молого спасать, – на выдохе произнёс Акихико, сплёвывая в сторону кровь с разбитой губы.

– А ты в курсе, что все они вообще-то слышали, что ты собираешься делать? – Таро с лёгким укором взглянул на Жнеца, ведь все же Дьяволы, пускай и падшие, и забывшие про честь, гордость, были умны и по-своему хитры, и сомнений на счёт этого не было. Если бы они были обычными куклами в умелых руках кукловода, то давно бы уже пали замертво, но нет, эти сами по себе, они самостоятельно решают, что делать, а значит расслабляться с ними нельзя ни на секунду.

– Конечно, знаю. Так что давай старайся отвлечь их, а я пошёл, – самоуверенность и лёгкая беззаботность Акихико поражала Таро уже в который раз, заставляя, как и прежде, только беззлобно усмехаться. Таро ценил своих родственников, таких глупых, самоуверенных, давно привязанных к кому-то, познавших большинство людских чувств, но он ценил их так же сильно, хотя порой и желал некоторым смерти – демон остаётся демоном в любом случае, и мысли иногда под стать статусу. С новой порцией уверенности и храбрости сжав рукоять меча, Таро послушно отбросил небольшое сборище падших в сторону на несколько шагов, заставляя переключить всё внимание на него одного, в то время как Акихико, надеясь только на себя, стремился высоко вверх, чтобы спустить Кина на землю. В небе они не были соперниками Дьяволам, там, на таком просторе, они будут слишком уязвимы, даже Акихико это понимал.

Кин был полностью недосягаемым для этого мира там, в мёртвой тишине, кромешной темноте – ему было легко, комфортно и тепло. Он не хотел выбираться оттуда, даже не совершал глупых попыток, поддавшись этим чувствам, он не ощущал и не осознавал, что его тело давно движется само по себе, что им управляет кто-то другой, лишив его такого права. Только когда грудь повторно пронзила острая боль, заставив вскрикнуть, жадно хватать воздух, Кин распахнул глаза, усиленно вглядываясь во мрак и теперь видя то, что не хотел, то, чего боялся и отрицал. Рукоять косы, один из обломков, сломавших его изнутри, на половину торчала из его насквозь пробитой груди – рёбра, расколотые на мелкие части, задетое сердце, кровь, всё это Кин чувствовал ясно, возвращаясь в такую болезненную для него реальность. Огонь, до этого пылающий вокруг него, бережно охватывающий всё пространство, идущий прямо из горящего ненавистью и яростью сердца, стал тухнуть, растворяясь – Кин больше не злился, он просто боялся, просто плакал, в полной мере осознав произошедшее. Он не мог произнести и слова, когда в груди всё так же болезненно сжалось, а чья-то рука, уверенно и без малейших колебаний, выдернула кровавый обломок из него.

Кин почти ничего не чувствовал, только полнейшая пустота, которая медленно пожирала его изнутри, как тогда, когда он лишился всех чувств Нацу, теперь это было в разы больнее. Всё, что было у него так давно, просто выскребли, вырвали когтями, оставляя только дыру, поселяя в его душе страх – Кин ничего не успел, ничего не смог сделать, готовясь камнем упасть вниз, он заслужил. Но Акихико, вовремя оказавшись рядом, только горько улыбнулся, видя перед собой такой пустой, безжизненный взгляд Кина, его полнейшую безразличность, потерянность, только прижал его к себе крепче, придерживая за плечи. Акихико не знал и не мог представить, что сейчас испытывает он – этот глупый импульсивный мальчишка, вновь поддавшийся своим чувствам, позволивший тьме поглотить себя. Акихико не собирался судить его, упрекать в чём-то, больше всего Кина просто хотелось обнять, успокоить, по-семейному поцеловать в лоб, обещая, что всё наладиться, что когда он откроет глаза, всё будет иначе. Хотелось вытереть эти слёзы, так несвойственные ему, которые Кин наверняка даже и не замечал, Акихико, как и раньше, видел в нём только ребёнка. Кина нужно защитить, нужно поддержать, поднять, когда у него не будет сил, когда он сдастся и будет падать вниз, становясь на колени – он был силён, по-своему, но всё же. Кин был чересчур ранимым, точно тот пятилетний ребёнок, которого когда-то давно за этой маской разглядел Акихико, позволяя войти в свою жизнь и остаться здесь надолго.

– Смотри за ним в оба, Драгнил. За моего малого головой отвечаешь, – серьёзно, как никогда прежде, процедил сквозь плотно сжатые зубы Акихико, усаживая Кина у стены арены. Ему было безмерно жаль, что всё вышло так, что у них уже четверо пострадавших, которые уже не смогут продолжить бой, и двое Дьяволов с несколькими десятками обычных падших. Глядя на эту картину, Акихико искренне не мог понять лишь одного – в чём он просчитался?

Таро глупо, без малейшего азарта отмахивался от противников, упрямо ожидая, что на всё это, произошедшее вокруг, скажет Акихико, который, похоже, так же, как и Кин ранее, начал стремительно поддаваться своему гневу, ненависти, злости. Вот только этого Таро искренне и ждал, – когда Кин поддаётся чувствам, то слабеет, бьёт без разбора, становится слишком уязвимым для простых ударов, но когда чувствам поддаётся Акихико, он становится ещё быстрее, расчётливее, кровожаднее, сильнее. Сейчас Таро нуждался именно в безумном Акихико с сумасшедшей ухмылкой и пустыми глазами, где был только животный азарт, желание разорвать и убить. Таро радовался этому, пускай и не показывал, теперь их осталось только двое против всего этого сброда, и они не могут проиграть, у них нет такого права.

Когда мимо, прямо перед глазами, пролетает коса Акихико, насквозь пронзая одного из Дьяволом, Таро ухмыляется – всё-таки Жнец рехнулся, поддался, решился стать таким жестоким, как и прежде, поняв, что правильность и достойность здесь не нужны. Акихико стал таким, пускай и не навсегда, пускай он потом, быть может, и будет сожалеть о содеянном, но таким он был нужнее – он должен убивать, резать, кромсать, рвать, не чувствуя жалости и сострадания. Таро прекрасно знает, что перед глазами Акихико сейчас только Кин – мальчик, к которому Жнец привязался слишком сильно – он будет убивать за него, обходясь так же жестоко, как обходились и с Кином, и с Венди, и с Локи, и с Люси. И в какой-то мере это было хорошо, теперь Таро лишний раз убедился, что сдаваться они не будут, точно так же, как и глупо отступать, они должны победить любой ценой, оставляя за собой только свежий, кровавый след.