Текст книги "Окутанная тьмой (СИ)"

Автор книги: Имилис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 56 страниц)

========== Часть 1. Пролог: Тьма, забравшаяся в самое сердце... ======

– Нацу, нам ещё далеко идти? – Люси, одевшись по-летнему тепло в короткие шорты и светлую майку, устало шагала следом за своим энергичным товарищем, отставая уже на достаточно большое расстояние. Солнце только недавно поднялось, зажигаясь ярким огнём на горизонте, и от ещё прохладного, утреннего воздуха девушка куталась в лёгкую куртку, которую в самом начале намеревалась повязать на поясе. Дорога вверх на необычайных красот водопад казалась опасной, но задание, наспех схваченное бесстрашным огненным волшебником, требовало, чтобы они поднялись туда. Каменная дорожка под ногами рушилась, после каждого шага осыпаясь мелкими камнями, выглядела непрочной, не вызывала доверия, но маги, взявшиеся за это задание, были из знаменитой в Королевстве гильдии – Фейри Теил. Эти волшебники не боятся трудностей, они бросают вызов опасностям и собственным страхам, уничтожая их, искореняя из собственных душ. Сердца, отданные навсегда родному городу, родной гильдии яро пылают негасимым огнём – все они борются за справедливость, за светлый мир.

Еле переставляя гудевшие от усталости ноги, Люси поднялась на узкий, крошащийся выступ, дабы постоять здесь немного, перевести дух и с упоением насладиться красотой города в тусклых, нежных лучах солнца. Магнолия полюбилась юной волшебницей давно, как только она приехала сюда, оставшись без квартиры, связей и средств к существованию. Тогда ей, грустной, опечаленной девушке, перебиравшей связку золотых и серебряных ключей, протянули руку помощи, предложили работу, дав совершенно всё. Награду за первое задание, всю без остатка, напарник отдал ей, даже не заикнувшись об её разделении, – Нацу знал, что ей, сбежавшей из дома, они были нужнее. Люси отплатила ему такой же добротой: впускала в дом, готовила теперь не только на себя, но и на добрых товарищей, всегда была рада гостям.

За минуту радостных воспоминаний перед глазами пронеслось многое, связывающее сердце Люси с этим городом, этой гильдией и её волшебниками, самыми разными, непохожими ничем кроме чувств. Но вспоминать и дальше не вышло – Нацу, не дожидаясь её, поднялся ещё выше, только нежно-розового цвета волосы заметно мелькали среди зелёной листвы. Люси всегда поражалась его упорности, уверенности, силе воли, целеустремлённости, которые уже много раз на памяти девушки приводили его к желаемому. И сегодняшнее задание забраться на эту вершину, где царит холодный, свободный ветер, не будет исключением из правил.

– Нацу, а ты можешь сказать хотя бы, что именно мы ищем здесь? – по дороге вверх они шли более часа, но за всё это время выдернутая из собственного дома девушка понятия не имела, зачем они здесь. От напарника, всё время находящегося впереди, раздавались только фырканье и радостные вскрики, когда ему удавалась найти что-то важное на помятой, потрескавшейся от времени карте. Поддерживать Люси, идущую позади, вызвался иксид, расправив белоснежные крылья за спиной, – он, часто зевая, прикрывая маленькой лапкой рот, держал за узкий ремешок коричневую сумку девушки, где, как всегда, было собрано самое необходимое. Как правило, подъёмы в горы и спуски под землю никогда не заканчивались хорошо, и, если в лучшем случае появлялись только синяки и лёгкие вывихи, то в худшем переломы, глубокие, рваные порезы. И Люси, прикрывая спину напарника, взявшего на себя роль штурмовика, научилась латать самые серьёзные раны, даже позабыв, что когда-то дрожала и теряла сознание от вида крови.

Вдалеке, разрушая утреннюю тишину сонного города, раздался пронзительный гудок поезда, оповещая округу о новоприбывших гостях и возвратившихся домой, в родные края, жильцах. Люси мельком оглянулась, но, сунув замёрзшие руки в карманы куртки, направилась дальше; Хэппи с трудом удерживал выскальзывающий из лап ремешок, но о помощи не просил, хотя сумка была тяжела для него.

– Хэппи, а ты знаешь, что за задание он взял? – девушка заинтересованно обернулась, но блестящие, чёрные глаза иксида, невзирая на его попытки, всё равно закрывались, – его, как и саму Люси, вытащил сюда неутомимый Нацу. Но в чём-то он был и прав, вытянув их сюда рано утром, например, Люси ещё никогда прежде не видела настолько яркого рассвета, не то, что из окон квартиры, здесь они будто наравне.

– Ага, – коротко мурлычет кот себе под нос, перетягивая себе сумку через плечо, надеясь, что так будет немного проще и удобнее. – И Мира говорила быть аккуратнее, – сонно добавляет тот, боком обходя широкое дерево, ненароком сойдя с дороги. Люси только качает головой, за ремешок вытягивая его обратно, ставя в шаге от себя, – всё же, как бы надоедливы и назойливы не были эти двое, Люси ценила их и по мере своих сил оберегала, пускай и от обычного столкновения с деревом.

– Ты как будто не знаешь Миру. Она за всех волнуется, каждого просит быть осторожным и внимательным. Заботлива, как старшая сестра, и все к этому привыкли, – Люси с улыбкой припоминает, как несколько дней назад Мира провожала их на предыдущее задание – за улыбкой, ясной и светлой, всегда пряталась тревога. Кто бы ни шёл в путь, какой бы силой не обладал в тот момент, она просила вернуться целыми и здоровыми, ведь награда не главнее самого себя. И у каждого волшебника, переступающего порог гильдии с заданием в руках, появлялся нерушимый мотив вернуться и доказать, в первую очередь Мире, что тревожиться за них не имеет смысла. – Так что за задание, Хэппи? – шелестя зелёной листвой, сверху на них осыпаются переломанные ветки, и Люси с обыкновением предполагает, что Нацу просто пытался забраться на дерево, чтобы оглядеться вокруг с высоты. Напарника она знала уже давно, знала всю его подноготную, и поэтому такой вариант не казался странным или глупым, наоборот, он ещё обнадёживал. Ускорив шаг, Люси поднялась выше, взволнованно оглядываясь в поиске Нацу, – вдруг этот непутёвый снова ногу подвернул или, того хуже, сломал? Но между деревьями, между оторванными зелёными листьями мелькает чёрная куртка, и Люси спокойно выдыхает, заметно сбавляя шаг. Хэппи рядом сонно зевает, крепко зажмурив глаза, но проснуться окончательно и присоединиться к поискам неведомо чего ему продолжает что-то мешать, всё сильнее и дальше утаскивая вглубь цветного сна, кажущегося куда лучше реальности.

– Нужно найти какой-то очень важный камень, – сонно растягивая «очень», рассказывает кот и, как-то хитро улыбнувшись на секунду, догоняет девушку, удобно устраиваясь на её голове, подложив сумку как подушку. Ему, как и Люси, хотелось бы ещё немного понежиться в тёплой кровати, ведь сегодня выходной, да и с предыдущего задания они вернулись только вчера вечером, но Нацу не даёт покоя ни ей, ни ему. Они ведь команда и должны всё делать вместе, – единственное, что сглаживало нерадостное утро, это водопад, поглотивший такие нежные лучи восходящего солнца.

– Хэппи, – недовольно протягивает Хартфилия, но, услышав в ответ только тихое, счастливое сопение кота, спокойно выдыхает; повысить голос, вновь поднять его в воздух не дала совесть и тёплые дружеские чувства. – Это нечестно, – с улыбкой добавляет Люси, легко погладив кота по мягкой голубой шёрстке, и вздохнув, вытягивает свою сумку из-под его головы, ловко перекидывая её через плечо. Рядом, действуя как-то успокаивающе, шумит вода, одним непрерывным потоком падая вниз, и Люси с детским наивным блеском в глазах подставляет ладонь под мелкие струйки сбоку, – холодная и ободряющая своей свежестью.

– Люси, ну, где ты там? – недовольно слышится откуда-то сверху, и Хартфилия, подняв голову, различает на фоне ясного неба лицо напарника. Он строго смотрит на неё, будто устав ждать, но Люси знает, что злиться по-настоящему Нацу просто на просто не умеет, особенно на своих друзей. За них он всегда готов стать горой, принимая удары на себя, – сейчас же ему просто скучно и одиноко там одному ходить, а она, как всегда, позади. Это единственный человек на памяти Люси, который всей душой боится остаться один, – улыбается шире всех, постоянно находится в центре внимания и каждый день остаётся у неё дома, находя тысячу аргументов. Но Люси уже давно не интересуется причиной, не кричит, не читает нотации о личном пространстве, она понимает, что это такой же сильный страх, как и боязнь темноты, поэтому она – всегда рядом с ним.

– Уже иду. Пойми, я не могу так быстро как ты, – дорога вверх становится всё круче и опаснее, из-за чего Люси, боясь оступиться и упасть, крепко хватается за ветви деревьев, при их помощи забираясь выше. Воздух становится всё холоднее и свежее, пробегая по голым рукам и ногам, трепля светлые волосы, подвязанные тёмной лентой в высокий хвост. И Люси с небывалой радостью, наслаждением подставляет лицо под ветер, и почему-то именно сейчас, не обращая внимания на сонных людей, хочется закричать о своей любви к этому городу, к этому миру, к своей гильдии и друзьям. Так громко, чтобы услышал каждый.

– Тяжело, – выдохнула Люси, устало присев на потёртый временем и ветром камень, смахивая со лба прилипшую чёлку. Хэппи невинно, будто не чувствуя и не слыша ничего из окружающего мира, продолжал спать, изредка махая своим пушистым хвостом, попадая по лопаткам Хартфилии, и та не могла сдержать улыбки. Всё-таки она уже давно привыкла к этой гильдии с её не понятными другим традициями и обрядами, привыкла к волшебникам со своими особенностями, привыкла быть для них не счастливицей Люси из рода Хартфилиев, а просто Люси.

Нацу, присев, закрыв глаза, прислушивался к окружающим его звукам: где-то совсем рядом заливисто прочирикали ранние птицы, знаменуя начало нового дня; вдали, у железной дороги, отчётливо звучал людской гомон и счастливый плач от радостной долгожданной встречи; в нескольких шагах приятно журчала вода; шелестя листьями на вершинах деревьев, пробежала белка. Нацу радостно улыбнулся, понимая, какой разный и по-своему прекрасный мир окружает его со всех сторон, и он – часть этого всего, неотделимая и важная.

– Люси, ты чего сидишь? Помогай искать, – бойко командует Нацу, ероша растрёпанные волосы, и все цветы, листья и колючки, запутавшиеся там, медленно осыпаются вниз. Он уже и не помнил, откуда взялись эти голубые цветы или эти зубчатые листья, – слишком многие места он уже обошёл в поиске важного артефакта, за который они получал не просто собственную награду, а уважение для всей гильдии. Поэтому он так серьёзно отнёсся к этому заданию, решив, что начать лучше всего с самого утра, – Нацу сделает всё, чтобы об их гильдии знали все, чтобы не смели насмехаться, чтобы узнавали эту особую красную метку на его плече, восхищаясь. Об Фейри Теил будут ходить легенды, и они не раз покажут, что у фей есть хвосты.

– Хорошо, – Люси тяжело вздыхает понимая, что пока они не найдут этот камень, Нацу не отпустит ни её, ни Хэппи домой, поэтому становится на колени с интересом и тайным страхом заглядывая под округлые широкие листья какого-то растения. Жизнь и горький опыт показали, что даже в таких, казалось, непримечательных местах могут скрываться страшные и не менее опасные существа, – в прошлый раз Люси лечила укус ядовитого паука. И не очень ей хотелось опять бредить, чувствуя себя словно ненастоящей, словно не из этого мира, словно чужая, – она не помнила ничего, никого не узнавала, беспомощно мотая головой в разные стороны. Не слышала собственных криков, не слышала, как ей что-то тихо и заботливо говорила Полюшка, не слышала извинения напарника, но помнила их размытые силуэты, сохранившиеся в памяти с того времени. И вспоминать об этом уже было страшно, да и то место на руке начинало болезненно ныть, отдаваясь прежней слабостью по всему телу.

– Люси, нашла? – издалека слышен голос Нацу, а следом глухой треск веток под его ногами и его тяжёлый вздох, – Хартфилия молча поднимается с колен, идя на звук, и, найдя напарника за соседними деревьями, подаёт ему руку, помогая подняться, стать на ноги. Нацу смотрит благодарно и в тоже время виновато, прикрыв правый глаз, Люси в ответ лишь заботливо отряхивает его спину и волосы, убирая ненужный мусор. Вот только сделать даже шаг вперёд парень теперь не в состоянии, – отдаваясь неприятной волной вверх, колет лодыжка, заставляя его морщиться и почти беспомощно опираться на дерево.

– Непутёвый, – коротко и обиженно протягивает Люси, и, позволяя ему опереться на своё плечо, помогает выйти на дорожку, где всё на том же камне сладко спит Хэппи. – Посиди здесь пока, я сама поищу, потом к Полюшке зайдём, пусть она посмотрит. Может серьёзное что-то или как обычно, – Хартфилия пожимает плечами, коротко и беззлобно усмехается, когда Нацу при одном лишь упоминании о Целительнице бледнеет, покрываясь мелкой испариной. Она знает, что отношения у него с этой женщиной, как и у многих, просто не сложились, однако её знания в медицине не настолько велики, и нужно обратиться к человеку знающему. А самым надёжным и проверенным временем и обстоятельствами была эта пожилая женщина, что так сильно невзлюбила людей. Вот только зла на неё не было, потому как именно она столько раз выручала их, и пускай лекарства, как жаловался больной Нацу, были горькими и невкусными, это действительно помогало, за несколько дней поставив того на ноги.

Люси сходит с дорожки, уверенно продвигаясь к сильно выделяющемуся, привлёкшему её внимание дереву, где одна половина цветёт пышными молодыми цветами, распространяя такой лёгкий приятный аромат, а другая умирает, покрываясь чёрной непробиваемой корой, дыша замогильным холодом, обдавая девушку необъяснимым страхом. Обняв себя руками за дрожащие плечи, Люси боязливо отступает подальше от этого странного места и, обернувшись, щурит глаза, когда дальше, в шагах десяти от неё, ярко сверкнув на солнце, появляется что-то слепящее и круглое. Плотно закрытое от посторонних тугим переплетением толстых корней, и Люси, боязливо оглядываясь вокруг, ступает туда, почему-то будучи уверенной, что ей следует идти именно в этом направлении, на этот таинственный блеск, неприятно режущий глаза.

– Это он? Странный какой-то. И что в нём такого особенного? – Люси с трудом вытащила тонкими пальцами камень, который легко помещался в её ладони, – ясно-голубой с расплывающимися грязными кляксами чёрными пятнами по кругу. Он таинственно переливался, невольно крепко приковав к себе взгляд девушки, и оторваться Люси была уже не в силах, глядя внутрь в небесную даль как заворожённая, видя то, что не хотелось. Но заставляя её оторваться, слышен взволнованный голос Нацу, что она слишком далеко отошла, он слабо чует и слышит её, и что он тревожится за неё. Внутри, как рубильник, что-то переключается, и Люси, крепко сжав камень в ладони, быстро бежит на этот знакомый, ставший совершенно родным голос, и появляется лишь одно желание – попросить прощения за свою глупость. Они ведь друзья, а она так нелепо поддаётся каким-то сверкающим камням, позволяя подавлять всю свою силу и волю, – сама открывается перед врагом. – Прости, Нацу, я не заметила, как далеко ушла. Посмотри, это он? – присев перед Нацу, Хартфилия разжала ладонь, внимательно наблюдая, как на виноватом лице напарника медленно расплывается довольная улыбка, и сомнений у неё не остаётся.

– Люси, ты нашла его! – радостно и по-детски довольно звучит его голос, а Люси просто счастлива, садится рядом с ним, закрывая глаза, благодаря его нетерпеливость за то, что вытащил из очередной западни, сам того не зная. Люси знает, что камень волшебный, он магический и, без сомнений, он обладает какой-то силой, – и это её оплошность, то, что не предусмотрела этого, была неподготовленной и не осмотрительной. – Кстати, говорят, что он – Дьявольский, и, глядя в него, можно увидеть и узнать своё будущее. Посмотрим? – Нацу с горящими интересом глазами тянется к руке девушки, желая просто проверить: правда ли это, но Люси, уже однажды чуть не увидев то, что не стоит, отводит руку в сторону.

– Лучше не надо. Так ведь веселее, правда? – улыбка на её лице выходит кривой, ведь губы дрожат, а сама Люси не хочет лгать, но и рассказать о своём промахе, своей ошибке не может. А Нацу верит ей, даже не чувствуя или просто делая вид, что не понимает, не может отличить правду ото лжи, сказанной ею. Скорее всего, отличил, но понял, что лезть туда не стоит, и это что-то личное, относящееся только к одной Люси, и ему стоит промолчать.

– Ну что? Пойдём спускаться, – Люси поднимается, пряча камень в сумку под замок, и, вновь протягивая руку помощи, помогает Нацу подняться, а тот уже более уверенно, твёрже ступает на повреждённую ногу, обнадёживая, что там просто растяжение или ушиб. Хэппи, открыв заспанные тёмные глаза, довольно зевает, и, раскрыв пушистые белые крылья, поднимается выше напарников, потягиваясь, приободряясь на весь день. У первого крутого спуска Люси останавливается, понимая, что вдвоём они никак не пройдут здесь, ещё и в таком положении. Поэтому Хартфилия поступает мудро, делая правильный выбор: – Хэппи, отнеси Нацу вниз, а я вас постараюсь быстро догнать, – Хэппи кивает, бодро подхватив парня за воротник куртки, а тот по-прежнему смотрит виновато, понимая, в какое положение поставил своей неуклюжестью хрупкую, беззащитную девушку. – Брось, Нацу, мы ведь выполнили задание, и всё хорошо, – ободряюще и искренне проговаривает Люси, и это работает, потому как на лице Нацу появляется ответная улыбка. Хэппи медленно и осторожно набирает высоту, плавно пронося напарника над кронами выросших на скалах деревьев, и вскоре Люси просто теряет обоих из виду, решительно начиная спускаться, чтобы тем не пришлось ждать слишком долго.

Аккуратно спускается, внимательно глядя вниз на камни, на которые ступает, держится обеими руками за ветки, проклиная ветер, который так жестоко и беспощадно обглодал, порушил когда-то ровную безопасную дорогу вверх. Мелкие камушки легко осыпаются из-под ног, Люси только тяжело вздыхает, чувствуя, как предательски слабеют руки, но отпустить надёжную крепкую ветку не может, – до ровной дорожки всего ничего, но ей просто страшно. Она боится рисковать и на выдохе опускает ногу на камень пониже, чувствуя, как опасно тот шатается, но всё равно становится, желая быстрее оказаться в самом низу. Ею движет желание удостовериться, что с Нацу всё хорошо и что они всё-таки нашли именно тот камень, чуть не затеяв смертельную игру с магией, заключённой внутри него.

Ветка скрипит, шелестя зелёной листвой, прогибается, грозясь вот-вот сломаться, и Люси отпускает её, крепко вцепившись ногтями в выступающий у плеча камень, – пальцы белеют, напрягаются. Хартфилия рвано выдыхает воздух, чувствуя тяжесть внутри, ей трудно даётся обратная дорога, но упорства в ней было более чем достаточно, дабы в первые же минуты не опустить руки, не сдаться, падая перед трудностями на колени. Их учили быть упорными, сильными, и это задание, этот спуск, как очередная жёсткая тренировка на пути к вершине, на которую так страстно желают забраться все. И Люси не исключение, – поэтому она преодолевает себя и, в конце концов, мягко ступает на более ровную дорогу, ведущую прямо вниз. Порушенные, пошедшие крупными и мелкими трещинами ступени, их углы безвозвратно крошатся, осыпаются камнями и сыпучим песком от каждого невесомого шага – главное не оступиться.

Для безопасности и собственного спокойствия Люси боязливо придерживается за деревья, которые плотной стеной растут вдоль ступеней, хватаясь пальцами за ветви, когда, пугая её ещё сильнее, глухо уходят из-под ног целые куски камня. Половина пути почти пройдена, и за листвой, мягко блестя на солнце, видится прозрачная вода, так манящая своей прохладой и свежестью, – Люси уже чувствовала этот холод колкими иглами отдающийся на дёснах и в горле. Хартфилия в очередной раз с опаской хватается за близ подвернувшуюся ветку, чтобы та не ударила её по щекам, но в это же мгновение цепенеет, не в силах отдёрнуть руку, ступить шаг вниз. По телу проходит предательская дрожь, пронзая всё сознание болезненными воспоминаниями, и по её руке живо вьётся что-то странное, живое, мерзкое, доводящее её до немого ужаса. В голове что-то щёлкает, неприятным звоном отдаваясь в ушах, и Хартфилия мгновенно оборачивается, с брезгливостью и остервенением стряхивая с себя пестрящую на солнце яркой чешуёй змею, что успела крепко обвиться вокруг запястья. Но та даже так успевает зловеще зашипеть и ощутимо больно вонзить острые клыки в кожу, – Люси не успевает ничего понять. Всей своей душой она ощущает лишь бескрайний страх, крепко окутавшийся больно сжавшееся в груди, трепещущее сердце. Она не боится змей, никогда не боялась, но множество книг, прочитанных ею после укуса того паука, зародили необъятный страх, который каждый день лишь рос, пакостным деревом оплетая всё своими почерневшими, сгнившими, склизкими корнями. Люси не боится змей, их устрашающего шипения и глаз, – она боится вновь стать беспомощной, вновь поддаться боли и в бреду вспоминать то, что не хотелось никак вытаскивать из бездонных глубин. Она не хочет опять чувствовать жар, когда перед глазами давно знакомая комната становится совершенно чужой, – она не может узнать даже саму себя в зеркале, видя смутный, бледный силуэт с потускневшими, затуманенными глазами. Знакомая боль пронзает всё тело, и то место, где едва заметно кровоточат две точки, начинает гадко ныть, – к горлу подкатывает тошнота, становясь поперёк, не давая возможности сказать и слова. Люси вспоминает тот момент, тот прошлый укус во всех красках, будто наяву чувствуя, как остро на всё это реагирует её тело, тут же теряя все силы, забываясь, теряясь в пространстве, становясь неконтролируемым и необъяснимо лёгким.

– Нацу, это Люси? – с сокрытой тревогой в по-детски писклявом голосе, тихо и боязливо, спрашивает Хэппи, растерянно приложив лапку ко рту. Он, словно зачарованный, не в силах отвести глаза, смотрит на девушку, что, как неживая, подобно сломанной безразличным человеком куклой, скатывается вниз, попутно часто ударяясь об острые края. Его маленькое сердечко болезненно сжимается, учащает свои удары, но сделать что-то, просто пошевелиться он не в силах, – по телу проходит крупная дрожь. И в один момент, когда глаза начинают неприятно щипать слёзы, он преодолевает себя и, не дождавшись ответа, бросается вперёд, вверх, вытянув обе лапки, будто собираясь подхватить её, предотвратить этот очередной душераздирающий глухой удар. Но не успевает, крылья несвойственно, из-за его растерянности, загибаются назад, ломая пушистые перья, отвлекают, заставляя сжимать до скрежета зубы и рваться изо всех сил вперёд, к ней, для неё, ради неё. Люси ещё раза три переворачивается, и за волосами, растрепавшихся при падении, Хэппи не видел, в сознании ли та была, понимала ли, что происходит, чувствовала ли что-либо. Она переворачивается ещё несколько раз, утопая в высокой траве и, наконец, останавливается, – Хэппи с ужасом, сквозь слёзы на глазах, видит идущие заметной дорожкой тёмно-багровые капли, которые грязными пятнами расползаются по ступеням.

– Люси, Люси, Люси! – пронзительно-звонко звучит этот голос, неприятным шумом отдаваясь в ушах у Нацу, и он поднимается, скрепя зубами, делает неуверенные шаги, каждый из которых острой раскалённой иглой впивается всё глубже. Но он не обращает внимания на боль, считает её мелочью, видя, как испуганно Хэппи бросается вниз, полностью исчезая в высокой траве, пытается ускорить шаг, но не может, бессильно падая на колено. Силы покидают тело вдвойне быстрее, и просто подняться, преодолеть это короткое расстояние между ними, уже становится непреодолимой из-за острой боли проблемой. Хэппи крепко цепляется маленькими коготками в руку Люси, почти неощутимо, насколько позволяла его сила, тряхнув её, не замечая тонкие светло-розовые полосы, что остаются на коже плавными линиями. Он смотрит на это лицо сквозь слёзы, не прекращает повторять её имя, всё ещё надеясь услышать в ответ такое привычное, почти обидное прозвище, данное ею при их первой встрече. Смотрит и не узнаёт: вместо привычного светлого румянца на щеках расплылись болезненно-бледные пятна, а губы стали бескровными, потеряли свой привычный светло-розовый оттенок, и помада, которую когда-то ей подарили они, сейчас смотрится тошнотворно-мерзко. Хэппи не в силах найти что-то прежнее в этой Люси и той, что всего несколько минут назад улыбалась ему, и, глотая тугой ком, ставший поперёк горла, продолжает дёргать её руку, вонзая когти в кожу. Он просит открыть глаза, посмотреть на него так же заботливо, с той же дружеской любовью и волнением или же недовольством, минутной злостью, которая в тоже мгновение исчезает, ведь она просто не умеет злиться. Внутри, необъяснимо ломая рёбра, что-то безумно важное и необходимое разбивается на части от осознания, что больше он никогда не сможет услышать этот звонкий, ставший совершено родным голос. Не сможет залететь к ней в дом через настежь открытое окно, не сможет уютно устроиться на мягкой подушке, не сможет попробовать обещанный ею торт на ближайший праздник.

– Хэппи, что там? – обеспокоенно доносится совсем рядом голос Нацу и он, наткнувшись взволнованным взглядом на побелевшее лицо напарницы останавливается, растерявшись, не зная, как реагировать, что делать и говорить. Мир перед ним будто останавливается, замирает, растягивая этот жгучий в груди момент на долгие мучительные минуты. Хэппи теряет самообладание, ведёт себя капризно, глотает слёзы, сцепив крепко зубы, – голос его хрипит, как во время тяжёлой болезни, и он продолжает трясти похолодевшую руку, где, тихо сливаясь с шумом листы, звенит маленькими фигурками браслет. Около запястья, становясь тёмно-синими, заметными на бледной коже пятнами, выделяется недавний укус. – Люси? – в неверии повторяет Нацу, делая неуверенный шаг вперёд и тут же то ли от слабости, то ли от боли, впившейся острыми клыками в сердце, падает. – Хэй, Люси, всё хорошо? – растерянно-глупо спрашивает он, собираясь приподнять её голову, убрать налетевшие на лицо волосы, но, останавливая его, заставляя сердце пропустить такой важный удар, по лбу и скулам тонкими линиями мягко спускается густая алая кровь. Она очерчивает форму молодого лица, разбавляя эту мертвецкую бледность, исказившую его так гадко и непривычно. Он больше не может ничего сказать, не может успокоить дрожащие руки, что так и замерли в сантиметрах от её щёк, – он не в состоянии теперь понимать всё правильно. В ушах неприятно, пронзительно звенит, разом заглушая все те звуки, которыми так искренне наслаждался он, которым радовался и улыбался. Перед ним только её смутный, неясный силуэт на этих каменных ступенях, та застывшая, впившаяся в воспоминания улыбка, последняя и тёплая, согревающая изнутри. Он хочет протянуть обе руки, схватить её, запомненную именно такой, прижать к своей груди и, не отпускать, слыша привычное «Непутёвый» и звонкий заразительный смех, видя эту взволнованно-радостную улыбку. Но образ рассеивается, стоит ему только дёрнуться, улетучивается белой дымкой, а перед ним, как доказательство жестокой реальности, всплывает это бледное лицо, эти тонкие губы и кровь.

– Она не дышит, – прерывисто выдыхает иксид, тут же глубоко вдыхая свежий воздух, но легче от этого не становится, – всё вокруг пахнет тошнотворно-сладко, заставляя его отворачиваться, прикрывать лапкой нос. Чтобы только не видеть, чтобы только не слышать, чтобы только не чувствовать, чтобы только убедить самого себя, что всё происходящее, – нереально.

Она не слышит ничего, потерявшись в темноте, которая мягко обволакивает её и снаружи, и тихо, незаметно пробирается в самые дальние уголки души, заполняя всё собой. Сердце единственным гулким ударом сжимается, принимая мрак в себя, пропуская его по тонким, вьющимся вокруг венам и сосудам. И только в сумке, напоминая о себе неясным, прерывистым светом горит тот самый камень, лишившись чёрных пятен, которые сейчас быстро и хаотично всплывают на остановившемся сердце…

Комментарий к Часть 1. Пролог: Тьма, забравшаяся в самое сердце... Переписано 15.10.2016.

7 страниц.

====== На грани, часть 1: Сожаление... ======

Хартфилия неподвижно лежала у подножья, ведущего на самый верх водопада, несвойственно выгнув руки, ноги, шею; только по её лбу и вискам тягуче, медленно лилась кровь, окрашивая выбившиеся светлые пряди в тёмно-бардовый, тошнотворный цвет. Нацу обессиленно рухнул на колени, невольно обеими руками пытаясь зажать нос, чтобы только не чувствовать, не вспоминать этот запах, таящий в себе столько боли и неприятных воспоминаний. Он отворачивается, пытаясь вдохнуть свежий утренний воздух, но этот приторно-сладкий запах, особенно чувствующийся сейчас, колит лёгкие изнутри, вновь и вновь заставляя оборачиваться, останавливаясь перепуганным взглядом на посиневших бескровных губах. И перед ним, как и сейчас, на расстоянии вытянутой руки появляется один образ за другим. Чёрное, взрытое сильными взрывами земля, и на ней уложенные, как безвольные игрушки, люди. Все лица одинаковы, пусты, кто-то едва заметно приоткрывает глаза, впиваясь, не желая отпускать этот родной образ насыщенно-синего вечернего неба, но приходится. Нацу, в непонимании отталкивая всё это от себя, хватается обеими руками за похолодевшую тонкую ладошку, где на запястье, как и у него, завязан чёрный шнурок, знаменующий их общую мечту, теперь будто разбитую надвое.

Хэппи тихо хныкает, подобно маленькому беззащитному ребёнку и, дрожа всем своим существом, тянется к сумке Люси, где, в отдельном кармашке под замком, всегда был белый платок. Сквозь слёзы, застлавшие глаза, он неясно видел склоненную на бок голову и глубокие раны с грубо сдёртой кожей, и к тому месту, которое пугало его в разы сильнее, он без раздумий приложил платок через тонкую ткань, ощущая обжигающе-горячую кровь, мгновенно впитавшуюся неровными пятнами. Ему становится дурно, в голове начинает шуметь, отрезая его от реального мира широкой непроницаемой стеной, от которой так глухо отражаются все его крики, замкнувшие его здесь, в собственном сознании. Сердце бьётся необычайно быстро. Хэппи слышит его взволнованный, частый стук, даже не держа лапки на груди, когда оно так мечется, как раненая птица в клетке. И единственным желанием, которое, не уходя пробивалось в глубины сознания, было то, чтобы Хартфилия просто открыла глаза... на мгновение, на мимолётную секунду, чтобы встретиться с тёплым карим цветом, где ещё отдалённо сверкает едва горящим огнём забота. Хэппи тихо всхлипывает, цепляясь коготками за платок; не может сказать и слова, все звуки становятся поперёк горла, и вырываются лишь глухие беспомощные хрипы.