Текст книги "Окутанная тьмой (СИ)"

Автор книги: Имилис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 56 страниц)

«Я помню не так ясно, как ты, сестра, но все же, в тот день ты была очень красивой – насколько я помню платье у тебя было голубое, с такой пышной юбкой, что я легко могла прятаться за тобой и оставаться незамеченной; туфли на небольшом каблучке, я помню, мама впервые позволила тебе обуть их, и ты светилась от счастья. А я, глупая, завидовала, уже ненавидя всем сердцем эту дурацкие розовые туфельки с этими противными бантиками. Вот волосы не помню, то ли они были завиты, то ли собраны в какую-то прическу, хорошо я запомнила только диадему с голубыми камнями, как и твое платье. В тот вечер ты была слишком боевой, а я была слишком боязливой»

«А танцы? Ты помнишь, как мы танцевали, начинали уже второй круг вальса, который я так и не научилась танцевать, и меня тут же пригласил какой-то мальчик, немного старше, чем я, помнишь? Он так застенчиво улыбался, краснел, словно превращаясь в спелый помидор, что-то неразборчиво бормотал, пытаясь позвать меня танцевать, что, в конце концов, я, не выдержав мучений этой мямли, сама потянула его к другим парам, даже забыв, что для начала неплохо было бы и поклониться. Все были, мягко говоря, в шоке от моего поведения, даже сам мальчишка наверняка пожалел, что вообще подошел ко мне, ведь я его тогда так закружила, что до конца вечера не видела.

А ты ревела под столом, помнишь, мелкий – так тихо, беззвучно, что я удивилась, тогда помню, все столы на коленях облазила, пока нашла тебя, рева. Ты плакала, потому что умела и любила танцевать, но тебя никто так и не пригласил, потому что такой маленькой была. А ты ведь так хотела, мелкий, я помню, как успокаивала тебя и как потом, через какие-то пять минут, мы, опять сидя под столом, ели желе. Оно ведь было клубничным, ты всегда любила клубнику, я это знала и помнила всегда, мы ведь еще ложками дрались за последний кусочек, который в итоге поделили поровну. Тогда было весело.

Помнишь, как потом мы, передвигаясь под столами, сбежали смотреть на звезды? Ты тогда была такой счастливой, мелкий, такой миленькой, хорошенькой, искренней и самой родной для меня, мне хотелось обнять тебя и защищать, никогда не отпускать, ни на секунду, но я не поступила так. Помнишь, как ты кричала, точнее сказать, визжала, пищала – так громко, радостно, забавно – когда увидела падающую звезду? Все гости тогда переполошились, выбежали на улицу, думая, что что-то случилось, а мы, подобрав подолы платьев, с громкими воплями и смехом бежали от слуг по саду. Тот день запал глубоко в мою душу, это был самый лучший день…»

«Лия?»

«Что такое, мелкий, неужели мой рассказ пробудил в тебе что-то и теперь тебе есть, что сказать мне?»

«Это ведь был просто отвлекающий маневр, да, лиса? Заговорила мне зубы нашим счастливым, солнечным детством, а сама нагло лечишь меня, думаешь, что не чувствую, как осколок отошел от легкого? Ошибаешься, сестра, и не смей, никогда больше не смей так поступать со мной! Я же сказала, что мне не нужна твоя помощь, уходи…»

«Ни за ч…»

Тихий голос Лии, до этого настойчиво разрушавший хрупкую, столь дорогую для Люси тишину в ее сознании, разом умолк и затих, оставив здесь место только внеземному спокойствию, никак не приходившему после такого разговора и уже порядком надоевшему ей одиночеству. В некоторых моментах Лия была действительно права как никогда, и спорить с этим казалось просто глупо, ведь все эти воспоминания, поднимающие в горле ком, были по-настоящему дорогими для Хартфилии. Они напоминали ей о тех счастливых, радостных днях, когда все было таким простым, легким, волшебным до невозможного. Вся их дружная, крепкая семья была в сборе – мама, папа, Лия и она – больше никого им и не нужно было. Была только необходимость знать, что все они рядом, что все здоровы, что с ними все хорошо, что вот-вот, и они вновь соберутся за одним столом. Папа отложит все свои важные дела ради этого, мама снова улыбнется, так чисто и искренне, увидев двух дочерей вместе, Лия вернется из своего очередного путешествия, принеся с собой запах лесов, ветхих домиков, где пахнет уютом и камином, кучу сказок, историй и песен, а она – Люси – будет просто радоваться, как и полагается маленькому ребенку. Их детство было счастливым до того момента как эта самая счастливая нить, которую так усердно пряла Судьба, не оборвалась и не началась черная полоса, забирая из жизни девушек семьи Хартфилии, одну за другой, пока не остался один лишь Джудо наедине со своим горем. А ведь он так и не знает всей правды, не знает, что его жена – безмолвная кукла в саду бывшего Жнеца, что его старшая дочь – Смерть, что его младшенькая, самая любимая дочь мертва, хотя и бродит по миру, боясь показаться ему на глаза, ведь в этом нет никакого смысла.

Рукой Люси медленно, стараясь не упустить ничего, ни единой мелочи, проводит по ребрам, именно там, в том месте, где они были сломаны одно за другим. Но сейчас они стоят ровно, аккуратными дугами, выпирая из-под кожи и нет ни единого нарушения, где была бы какая-то неровность и недостающая часть. Хотя Люси и сама не сразу заметила, что сестра начала ее в наглую лечить, только когда ощущение пустоты и холода внутри начало исчезать, а дыра начала заполняться чем-то теплым, приятным и знакомым – ее самыми светлыми, самыми трепетными воспоминаниями, девушка обратила свое внимание на раны, которых теперь просто не было. Все же она наивно поддалась этим легким, ненавязчивым словам, уносящим ее единым порывом в ту беззаботность и легкость, которая была только в детстве. И это чувство более чем понравилось Люси, оно было безумно знакомым, близким, родным, оно настолько было необходимо ей сейчас, что отпускать его и не хотелось вовсе…

Дышать стало намного проще, впрочем, как и двигаться, вот только заменяя слабость, вновь начал пробуждаться голод, который ранее был так незаметно проигнорирован и забыт. Конечно, не мешало бы сказать Лии отдельное спасибо, прежде чем вести себя так и закатывать истерику, но вот хорошая мысль всегда приходит позже, и Люси искренне сожалеет о содеянном. Хотя внутри и есть чувство удовлетворенности, ведь Хартфилия в который раз показала свой характер, опять подчеркивая жирной красной полосой, что ей не нужна жалость, помощь и она сама справиться, вот только этот разговор и ее просьбы вряд ли помогут. Синдром старшей сестры неизлечим и сколько хочешь, сколько тебе угодно, гони надоедливую сестру, прогоняй ее – она все равно останется и, по мере своих возможностей, всегда будет рядом. Так было и есть с Лией – она бросает многие важные дела, которых у нее, как у Смерти, наверняка полно и идет к Люси, разговаривает с ней, когда не может быть рядом, пытается загладить, заровнять все ямы и пропасти, ставшие между ними за долгое время разлуки. И она, конечно же, не успокоится, пока сама не убедиться, что их отношения на том же уровне доверия и понимания, как и в детстве, когда у них была идеальная, счастливая семья…

Оттолкнувшись от пола руками, Люси кое-как поднялась на ноги, придерживаясь за колонну. Раны залечены, после них и следов не осталось, но вот вновь появившаяся слабость и голод, нарастающий с каждой минутой, опять превращают ее в ничего не могущего демона. Сознание и явное непонимание происходящего, в который раз уходят в пустоту, в полнейшее небытие. Перед глазами темнеет, хотя Хартфилия все еще стоит и крепко держится за полуобгоревшее дерево. Она и сама ничего не могла понять и осознать, как сверху что-то треснуло, посыпался бледно-искрящийся красными крапинками пепел, падая на пол, совсем рядом. Но Люси так и не слышит этого, в ушах стоит тот же назойливый звон, доходящий до безумия. Ничего не поняла она и тогда, когда рядом прямо перед ее глазами с тем потухшим, но все еще живым огоньком упал небольшой обломок деревянной балки.

Все же они не до конца успели, не совсем все потушили и в самом верху здания огонь тихо и мирно тлел. Почему-то совершенно никто не заметил его там, медленно перерезающего балку пополам. И теперь их невнимательность может стоить много и в первую очередь это их жизни. На волосы Люси осел легкий пепел, который она будто бы и не почувствовала, только обессилено склонила голову, оперевшись лбом о колонну, не понимая той явной опасности, которая вновь появилась перед ней. Доски, одна за другой, начали падать вниз, отцепляясь от балок, и кто-то должен был сыграть роль героя Хартфилии, да и всей гильдии, храбро бросившись туда, вытягивая ее из этой западни, но все стояли слишком далеко. Никто из них – ни Нацу, ни Грей, ни Адриана, даже ни ее сестра – не были в состоянии спасти ее. И все это легко могло закончиться трагедией, это была бы самая глупая, нелепая смерть, которая только могла настигнуть Люси, но нашелся не совсем герой для нее, наоборот, скорее ее предатель – Райто.

Почему именно он – тот, кто был заклеймен предателем – оказался ближе всех, было неясно, он то ли ожидал этого, то ли предчувствовал, но, тем не менее, без раздумий, без промедлений бросился к ней. Просто он понимал, что обязан сделать это, чтобы вернуть ее доверие, понимал, что это его обязанность, его ответственность, его вина, пускай Хартфилия и ненавидит его, но он не говорил ей таких слов. Да, Райто и сам в полной мере не понимал, почему, как решился на такое, зачем он так быстро, ловко, перепрыгивая, обходя все доски, добрался до нее, ради чего оттолкнул ее в сторону, туда, где более безопасно с таким остервенением и силой, чтобы ее здесь, в этом месте, точно не было.

И почему именно сейчас, когда сама балка с грохотом, с треском, с пеплом и едким дымом, с маленькими огоньками, отражающимися в его испуганных глазах, начала падать? И он наверняка мог бы уйти, отбежать в сторону, броситься назад или вслед за Люси, но сейчас, видя быстро приближающуюся балку, он впервые с ужасом осознал, просто вспомнил, что боится огня и из-за этого, казалось, нелепого страха просто не может двигаться…

Комментарий к Все на своих местах, часть 4: Самопожертвование, 2… Опять я творю невозможное – 10 страниц за один день, чувствую себя настоящей волшебницей. В общем, я подумала, что если не успею написать за сегодня, то весь мой график уйдет в пустоту и потому кое-как, собравшись со своими силами и возможностями, я написала новую главу. Спасибо большое, что не забываете и терпеливо ждете, мирясь с моими капризами.

Следующие две главы, возможно, будут бонусами, дополнениями к жизни некоторых героев. Только тогда я вновь вернусь к продолжению.

Написано с трудом и потому, скорее всего, тут есть ошибки, не поленитесь, укажите на них, за искреннее спасибо, конечно ^_

====== Бонус 2. Райто: почему я так боюсь огня... ======

– Давай, выбирай, Анастейша, ну же, смелее, посмотри какие они хорошенькие. Какой тебе нравится больше всех: этот с ярко-синими глазками или этот с такой пушистой, вьющейся шерсткой? Ну?

– Нет, я не хочу такого, – Райто тогда еще толком не понимал и не знал, сколько ему было отроду, когда тяжелые двери со скрипом отворились и их уютное гнездышко, где он, еще слабый и маленький, мирно ползал вокруг, проверяя свои силы, грелся у горячего живота матери бок о бок с такой же маленькой сестренкой и другими, подкинутыми к ним, щенками, разворошили. Тот идеальный и чистый мир, созданный его мамой, которая была защитой, опорой для него, просто разрушился, привычный полумрак рассеялся, освещаемый яркими огоньками свечей, а тишину постоянно разрезали чьи-то голоса, вгоняя маленького, ничего не могущего щенка в дрожь. Райто помнил незнакомую бледную чуть костлявую руку, обтянутую белой кожей, помнил, как эта рука одного за другим вытягивала его названных братьев и сестричек. Сверху доносились непонятные для него тогда слова, но он, не будучи храбрым и любопытным, только выглядывал из-за хвоста матери. Щенков, пищащих то ли от недовольства, что их потревожили, то ли от боли, когда тонкие пальцы с темными ногтями поднимали их за шкирку, вытягивая на свет, но после вновь возвращали сюда в их дом, мир. Вскоре пришла очередь его сестры – ее Райто хорошо отличал по запаху и по глазам – голубыми они были только у него и у нее, остальные щенки были другими, отличными от них. Он до сих пор помнил как сестру, тихо пискнувшую от неожиданности и страха, схватили, поднимая куда-то вверх за пределы его видимости, но тут же опустили, а после подняли и его. Райто промолчал, ни визгнув, ни пискнув, только с испугом вглядываясь в полумрак, в огоньки свечей и темно-карие глаза, появившиеся, будто из ниоткуда, глядевшие не на него, а в его глаза и, видимо, нашедшие там то, что так усердно искалось ими. – Он мой! – твердо, но по-детски забавно прозвучал тонкий звонкий голосок, и Райто только и сумел, что рассмотреть овально личико десятилетней девочки, которая бережно приняла его из рук рядом стоящей женщины. Райто видел, в какой довольной, удовлетворенной улыбке растянулись ее губы, обнажая еле заметные клыки, она крепко прижала его к своей груди, что-то проговаривая на ушко, касаясь тонкими пальчиками его головы, влажного носа, хрупкой спины, неподвластно дрожащей, как и все тело, от этого страха и полнейшей неизвестности. В тот момент Райто хотел быть сильным, храбрым, чтобы мама гордилась им, чтобы сестра никогда не отворачивалась, не отрекалась от него, он хотел быть тем, кем никогда не был – героем.

– Идем, Анастейша, теперь его нужно омыть кровью твоей жертвы, ему нужна еда, идем, деточка, идем, – дальше темная и уже совсем не страшная, непроглядная темнота застлала по-детски чистые, ясные, тогда еще невинные глаза Райто, не видевшие ничего плохого, гнилого, порочного. И душа его была такая же светлая, не знающая, не чувствующая ни вины, ни ненависти, ни сожаления о содеянном ранее.

Райто помнил как спустя несколько минут плутаний в темноте, его глаза ярко и беспощадно слепил свет множества зажжённых свечей, их фитили, охваченные ярко-красным пламенем, отражались в его испуганных глазах – но все равно он не мог оторваться, пускай оно и было неизвестным для него, оно было таким чарующим, волшебным. Помнил он и неподвижное тело, лежащее на каком-то столе, на бардовой шелковой простыне, вокруг него – у самой головы и у ног – стояли золотые подсвечники с резными ножками, освещая бледное лицо, закрытые глаза и плотно сжатые в одну тонкую линию губы. В этот момент единственной верной защитой и опорой Райто была эта девочка, но и она на мгновение исчезла, усадив его рядом с головой мужчины. Райто помнил, как хотел, надеялся укрыться и согреться теплом этого человека, но тепла как такого и не было – он был холоден как лед, и Райто показалось, что мужчина нуждается в спасении и защите куда больше.

– Райтик, ты готов? Сейчас ты увидишь все это впервые, но не думай плохо обо мне и не бойся – я не убийца, все так, как и должно быть, я ведь демон. Этот мужчина грешник и его черная, насквозь прогнившая душа с таким количеством лжи и боли – моя еда, чтобы не умереть и жить вечно, а вот его черное сердце – твоя, – Райто хорошо помнил, как затрясся, испуганно поджал хвост, прижал уши к голове, сжавшись в маленький беспомощный комок. Он смотрел на эту девочку, назвавшую убийцей и себя, и его, исподлобья, не веря, выжидающе – а в ее карих глазах плясали черти. Бледно-алые губы тронула едва заметная ухмылка, в свете многочисленных огней, теперь слишком пугающих Райто, мгновенно блеснуло острое лезвие кинжала с драгоценными камнями на рукояти.

Райто чувствовал себя беспомощным, одиноким, вовсе незащищенным – ее рука слишком уверенно держала кинжал острием вниз, а сама девочка слишком зловеще и непредсказуемо ухмыляясь. Она занесла руку для удара, целясь куда-то рядом с сердцем, и Райто видел, как она тонким пальчиком проводила между ребер, будто примеряясь, уточняя куда лучше. И все это лишь для того, чтобы насытиться, получить выбранную ее тетушкой душу и посвятить дьявольского пса во все закрытые от него ранее дела, тем самым, призывая его верой и правдой служить той, которая показала ему эту сторону до скончания веков. Огоньки свеч дрогнули и лезвие, рассекая воздух, опустилось, Райто испуганно выглянул из-за плеча мужчины и тут же кинжал вонзился в кожу, брызнула кровь, попав и на самого щенка, неприятно стекая вниз по маленькой мордочке, навсегда запятнав его светлую душу кровавым клеймом. Маленькие ручки девочки ловко, быстро, остервенело продолжали разрезать, как оказалось, тонкую кожу, грубо кромсая кости – и Райто слышал каждый звук, каждый хруст сломанного ребра, он видел и кровь, беспрерывно стекающую вниз по простыне.

– Не бойся, Райтик, я уже выпила его черную душу и кровь – она была на удивление поганой, мерзкой, тошнотворной, обычно чувствуется только легкая горечь, но, видимо, его количество грехов было намного больше обычного. А сейчас, мой хороший, твоя очередь – ужин подан, – с улыбкой проговорила Анастейша, хотя на ее бледных щеках в свете огоньков блестели алые капли и руки, по локти перепачканные в крови, предавали ей еще более ужасный вид. Теперь перед маленьким Райто лежало сердце, еще минуту назад снабжавшее все похолодевшее тело кровью, с обрывками тканей, когда-то связывающих его с телом мужчины, со свежей стекающей вниз на простынь кровью, сейчас слишком желанной и манящей. – Давай, Райтик, не упрямься и не бойся, пойми, что перед тобой демон, а этот падший человек наша еда. Не бойся крови, не бойся моей ухмылки, не бойся огня и темноты – они неотделимые составляющие нас, – Райто осторожно приблизился к окровавленному органу, оглядывая его любопытным взглядом со всех сторон – непонятное и незнакомое ранее чувство подсказывало, подталкивало, нашептывало ему разные мерзости, гадости, пробуждающие желание вцепиться в сердце зубами и рвать, грызть, как только можно, но он не знал с чего начать, просто боялся. Все эти мысли и желания были вовсе несвойственными ему – милому, ранимому мальчику, который так любил свою маму и сестру, который раньше не видел ничего подобного, но теперь жаждал всего и сразу, он просто поддался, сломался, меняясь в корне.

Райто помнил как спустя долгую, мучительную минуту, с помутневшими от ярости и злости глазами, с необъяснимым даже самому себе наслаждением, вгрызался в эти маленькие кусочки, которые один за другим подавала Анастейша. И содержание лжи, о которой так много говорила девочка, было просто колоссальным для него, Райто помнил, как с каждым кусочком пробуждалось желание съесть еще больше, убить еще больше, увидеть крови еще больше. Это будто был и вовсе не он, потому как все детские, невинные мечты, мысли разбились об скалу правды, которую ему слишком рано открыла девочка, но чем раньше, тем лучше, она придерживалась этого правила. Райто помнил, как задорно и довольно рассмеялась девочка, теперь уже его хозяйка – Анастейша – усаживая его почти спящего, уставшего, опустошенного и убитого морально к себе на плечо, не боясь, что он весь измазанный в крови замарает ее платье. Тогда Райто понял только одно – с этого момента он связан с этой жестокой, незнающей пощады девочкой, показавшей ему другую взрослую, лживую сторону жизни, и с ней он теперь был связан нерушимыми узами до самого конца.

– Стой! Анастейша, вернись немедленно, ты слышишь меня?! – злостно, пугающе, но пока только предупреждающе звучал недовольный женский голос, быстро разлетаясь по лабиринту темных длинных коридоров, настигая свою цель, жертву – десятилетнюю девочку, которая быстро, с отчаянием и надеждой, с несвойственными ей слезами на щеках, бежала к высокой расписной двери, ведущей прямиком в мир людей.

– Райто, быстрее! Мы должны! Мы должны успеть! – с дрожью в голосе прокричала она, хватаясь рукой за холодную железную ручку, на мгновение отрезвляющую своим холодом разум и мысли девочки. Вот только желание сбежать, быстрее покинуть это ужасное, прогнившее изнутри место, покрытое мраком, ложью, болью, не отступало, не оставляя детские мысли и оскорбленные, обманутые чувства, в миг овладевшие, взявшие контроль над маленькой демонессой. За считанные секунды собравшись с мыслями, Анастейша дрожащей от волнения и страха погони рукой решительно дернула ручку вниз, но дверь оказалась заперта.

– Стой, девочка моя, остановись, моя родная, куда же ты собралась? – на тонкую детскую руку, судорожно и безрезультатно дергающую ручку двери, легла женская рука, крепко обхватив тонкими пальцами запястье девочки, болезненно стиснув его. – Идем назад! – грозно прикрикнула женщина легко, без каких-либо усилий дернула Анастейшу на себя и та, будучи не в силах противостоять, потеряв всякую веру и опору, подалась вперед. Опустив голову, девочка замерла, будто собираясь с мыслями, чувствами, так некстати овладевшими ею, подняла глаза – по-детски наивные, лишенные азарта, жестокости, но полные боли от предательства, правды. В них блестели слезы – невинные и чистые, как и у всех детей.

– Пусти! Ненавижу тебя, отпусти меня, это ты, ты убила папу, ты, чертова ведьма, отпусти и сгинь! – девочка дернулась назад, со всей злостью и яростью глядя в удивленные глаза женщины. В воздухе повис запах крови, быстро вернувший Райто серьезный, решительный вид, а Анастейша, не меняя выражение лица, зажимала пальцами царапины на запястье.

– Тише, глупая, разве тебе было плохо с твоей любимой тетушкой? Я была идеальной матерью для тебя, думаешь, что с моим братом, твоим папашей, тебе было бы лучше? Я вырастила тебя, я воспитала, ты моя, только моя, ты принадлежишь, только мне и никуда не пойдешь! – глаза девочки вновь предательски заслезились от боли и той прочитанной книги, где все было подробно описано, во всех деталях, как в записях сумасшедших. Описано слишком подробно, все эти воспоминания разом, будто лезвие, шаркнули по хрупкому детскому сознанию, добивая демонессу окончательно.

– Райто, Райтик, пожалуйста, прошу тебя, Райто, пожалуйста, убей ее! – детский лепет стремительно перерос в серьезную угрозу, от которой женщина вздрогнула, отшатнулась, переводя взволнованный, испуганный взгляд на Райто – но тот молчал, даже не шевельнувшись. Он застыл, ждал, будто надеялся и думал, что ему послышалось или что еще секунда и Анастейша изменит свое решение, ведь эта женщина, пускай и долго, мучительно врала, но вырастила ее с пеленок. Так неужели, узнав всю горькую правду можно так просто и бесповоротно взять и возненавидеть близкого, родного демона, своего родственника? Вот только ответа на этот вопрос Райто не знал и просто ждал, пока Анастейша вновь не заговорила, теперь уже серьезно, не находясь под порывом своих чувств. – Райто, ты слышишь, что я говорю? Убей ее, это приказ.

Райто было противно, оттого что он так детально, слишком хорошо помнил тот момент – душераздирающий, пронзительный женский крик, больно режущий своим звоном по слуху, темно-алая кровь, окрасившая стену позади, когда его клыки сильно и глубоко впились в мягкую, свежую плоть. Он стоял над женщиной, не отпуская ее плечо, но, следя за ее лицом – ртом, открытом к немом крике, но теперь оттуда вырывались лишь беспомощные хрипы, дрожащие тонкие руки, побелевшие еще сильнее, они тянулись к нему, к его шее, будто желая задушить. Но только ее силы уходили быстро, вместе с кровью, уже образовавшей под ней лужу, вместе с закатившимися глазами и тонкой струйкой крови, стекающей из уголка губ вниз по щеке. Райто корил себя за то, что так хорошо запомнил ее лицо, ее руки, ее крики, глаза и вкус крови, который до сих пор казался ему отвратительным.

Анастейша же даже не отвернулась и смотрела за всем внимательно – она не боялась крови и смертей, не боялась закатывающихся глаз и лиц, искривлённых в агонии, она просто желала убедиться, что эта женщина поплатилась за все, что сделала. Анастейше была по душе эта картина, но она не вызывала улыбки или насмешки – темная кровь, худое, костлявое тело в черном кружевном платье, ее любимый, верный Райто весь перемазанный в крови, в этой поганой, тошнотворной крови. Она не боялась, не сожалела, по красней мере, сейчас, когда была здесь и видела все своими глазами. Чувство злости, ненависти, презрения к тете быстро закрыли ей глаза, не давая подумать, найти правильный ответ на вопрос, так сильно терзающий ее душу – «Зачем она так поступила с отцом?». Вот только вспыльчивый характер маленькой демонессы тут же загорелся ярко-красным огнем, не угасая, а наоборот, полыхая с новой силой, еще яростнее, сильнее, подпитывая ее злобу и ненависть.

– Идем, Райто, уже скоро они найдут ее, а после и нас, – тихо проговорила она и, легко дернув за темную нитку на шее тети, вытащила из-под платья резной ключ, тут же засовывая его в замочную скважину, проворачивая несколько раз. – Он не простит мне этого никогда, ты защитишь меня, Райто? – все, что овладевало ее сознанием, затуманив его, отступало, приводя Анастейшу в чувства, возвращая ей тот детский, невинный вид.

– Конечно, моя маленькая госпожа, – Райто твердо знал, что защищать ее – этого маленького, глупого, вспыльчивого ребенка его обязанность. Он связан с ней, он ее опора, ее защита, ее непробиваемая стена, щит, который должен всегда идти впереди, принимая все удары судьбы на себя. Он знал, что раз дал ей слово, пообещал, то обязан выполнить, сдержать его, и в тот момент Райто был уверен, что сможет, что ему одному это будет по силам. Райто знал, что придется нелегко, знал, что их будут преследовать, пытаться убить, он знал, кто не простит им смерти тети. Знал и понимал, что их беззаботное существование здесь, в родовом замке Анастейши, закончилось и теперь он, и его маленькая госпожа – беглецы-убийцы. И есть только два варианта их наказания – либо их прикажут убить за смерть тети, либо привести сюда и разом забыть обо всем, как о страшном сне, ведь Анастейша дочь Дьявола, пускай и мертвого. Вот только Райто и Анастейша выбрали третий вариант – побег.

– Райто, мне очень холодно, – вздрогнув всем телом, Анастейша обхватила безудержно дрожащие плечи руками, еще сильнее пытаясь укутаться в плед, найденный в доме-музее, где они благополучно спрятались у доброй и слишком доверчивой женщины-смотрительницы, которая с радостью и непонятным для них обоих восторгом приютила и маленькую девочку, и ее пса, не зная всей правды – кто они, что сделали и от кого прячутся. Анастейша ближе подползла к Райто, который мирно, но с серьезным видом, будто думая о чем-то важном, сидел напротив горящего камина, увлеченно, не отрывая взгляда смотря за танцем ярко-рыжего огня, охватывающего сухие щепки – пламя, как и раньше, влекло его, завораживало, и он ничего не мог с этим поделать. – Я обниму тебя, хорошо, Райтик? Ты такой теплый, как я тебя люблю, мой хороший, ты никогда меня не предашь, никогда не оставишь. Ты лучшее и самое дорогое, что у меня есть, мой Райтик, – с детской наивностью она заглянула ему прямо в глаза, улыбаясь уголками губ, будто боясь показаться чересчур милой и доброй для дочери Дьявола, но Райто к этому привык и знал ее внутренний мир, знал ее взгляд, знал ее голос и просто любил. В этот раз она улыбалась через силу, будто ей действительно было больно отчего-то, но скорее всего это ее переживания, нервы и чувство сожаления, которое еще не знал сам Райто, но о котором много слышал. С не озвученной насмешкой над ее искренностью и наивностью, Райто уложил ей свою голову с теплой пушистой шерстью на плечо. Тонкие детские ручки обняли его за шею, зарываясь в шерсть и она, приткнувшись холодным бледным личиком к нему, облегченно выдохнула. – Не дай погаснуть этому огню, Райто, иначе я действительно замерзну. Хорошо? – уже сонно пробормотала она, не открывая глаз, зная, что ответ на этот вопрос не изменится никогда.

– Да, моя маленькая госпожа, – в тот раз, бросая это обещание, не подумав как следует, Райто еще не знал, что из этого выйдет.

Райто хорошо помнил как встревоженно, с каким-то непонятным волнением проснулся ночью – вокруг было темно, ничего не видно, камин давно потух и, видимо, Райто, пригревшись рядом с девочкой, просто уснул, не уследив, но еще больше пугал его и настораживал едкий запах дыма. Он легко проходил, просачивался сквозь щелки под дверью и над, шел и откуда-то с третьего этажа – этот запах, теперь какой-то страшный и пугающий, разбудил Райто, заставил открыть глаза, осмотреться и не зря. Райто легко различил черные клубы дыма, которые быстро заполняли комнату, поднимаясь к потолку. Анастейша сидела рядом, так же обнимая его во сне, полностью полагаясь на него – свою главную защиту и опору, но и Райто не сумел ничего заметить вовремя.

– Госпожа, вставайте быстрее! – Анастейша лениво открыла глаза, огляделась, что-то неразборчиво, сонно бормоча, но, увидев беспокойство Райто и почувствовав что-то неладное, резко распахнула глаза, подняв голову, смотря прямо над собой в потолок – и ее глаза расширились от страха и ужаса, вспыхнувшего в ее душе. Бежать к двери и пытаться выбраться через нее, было бессмысленно, и потому Райто, не тратя ни секунды, бросился к окну, выглядывая на улицу – все было тихо и пусто, даже слишком тихо, но в тот момент он не обратил на это никакого внимания. Это был второй этаж, но что им была эта высота, они легко и просто выберутся отсюда, всего секунда – две и все будет в полном порядке, и Анастейша будет в безопасности, как ей и обещал Райто. Девочка, испуганно, не отрывая взгляд, смотрела на черное пламя, плавно граничащее с ярко-рыжим, таким, к которому девочка привыкла. Но вот черный огонь – она догадывалась, знала, кому принадлежит он, различала силу, узнавала ее, чувствовала и понимала, что он пришел за ней, чтобы отомстить. Поддавшись страху, Анастейша не видела и не слышала ничего, что происходило вокруг – ни треск досок над головой, под ногами и за дверью, не слышала звон разбитого окна, не слышала крики Райто – она просто осознавала, что это конец, ему не нужен Райто, ему нужна только она. Кое-как девочка пришла в себя, только когда Райто потянул ее за край платья, проговаривая что-то вслух, наверное, успокаивая, обещая вытащить отсюда, вот только Анастейша понимала, что ничего не выйдет, но к окну подошла, заранее зная, что сделает и как поступит, ведь кто-то из них должен выжить.

– Мне очень страшно, Райто, это он, он пришел за мной, и он заберет меня, мою жизнь, он – Дьявол, – лицо Анастейши побелело еще сильнее, и девочка обессиленно разжала пальцы, отпуская плед, который тут же упал у ее ног.

– Неважно, госпожа, я ведь обещал защитить вас, так? Я защищу вас, давайте, моя маленькая госпожа, прыгайте. Я сдержу свое слово, верьте мне, – Райто в отличие от маленькой демонессы думал не о своей смерти, он думал о том, как бы выбраться из этой ловушки, как бы спастись и вытащить отсюда свою хозяйку. Потому он и торопил ее, зная, что еще немного и все здание просто сгорит, им нельзя быть здесь.