Текст книги "Настоящее в будущем (СИ)"

Автор книги: Blitz-22

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

– Прости, Белль, – он потёрся щекой о её щеку, словно кот. – Завтра всё будет, как раньше. Как в лучшие дни.

И Белль поверила. Поверила, что он постарается сделать это правдой, но сомневалась, что сможет. Однажды наступит день, когда всё будет, как раньше, как в лучшие дни, но до этого нужно было дожить. Теперь, приникнув к его голой груди, спрятаться пыталась уже она.

***

Дэвид Нолан ненадолго потерял сознание, но очень скоро очнулся. Его сердце саднило, голова болела, будто от сильного удара. Руки были связаны толстой верёвкой из пеньки. Он постарался немного подвигать ими, но связан был чересчур крепко. Ничего, и не такое бывало с Прекрасным принцем! Просто нужно немного времени и упорства, чтобы выбраться отсюда. В соседнем помещении раздавались голоса, один из которых принадлежал его мучителю, а другой другу его сына, Томасу Хэйдену.

– Томми… – испугался Дэвид.

– Я не могу помогать тебе, Синдальт, – сказал Томми. – У меня будут проблемы. Тем более в свете последних событий. Мистер Нолан пропал и все думают на тебя.

– О, Томми, Томми, Томми! – иронично просюсюкал Синдальт. – Подумай сам. Зачем мне шериф?

– Верно…

– А теперь подожди меня здесь, – Синдальт собрался уходить, – пару минут. Никуда не уходи.

И он ушёл, а растерянный парень остался на месте, но совсем ненадолго. Дэвид молил про себя, чтобы Томми не входил в другую комнату и не видел его, но Томми конечно же не смог устоять на месте.

– Мистер Нолан? – спросил шокированный до глубины души мальчик, – мистер…

Больше Томми ничего не сказал и больше ничего никогда не скажет. Синдальт зашёл ему за спину, приставил нож к горлу и провёл. Парень упал на колени, хватаясь за шею, из которой хлестала кровь и очень быстро умер. Его распластанное тело ещё слегка подрагивало, а затуманенные глаза были обращены к Дэвиду, взывали о помощи.

– Сволочь! – Дэвид рванул вперёд и упал, потому что его ноги тоже были связаны. – Зачем ты это сделал?! Зачем?!

Он вдруг понял, что плачет.

– Потому что он нужен мне мёртвым, – спокойно ответил Синдальт, – Мне нужно его лицо.

– Зачем?

– Видите ли, мистер Нолан, – Синдальт, облизываясь, вытирал тряпицей нож, которым только что зарезал Томми. – Томас Хэйден весьма уважаемый молодой человек среди определённого слоя молодёжи. Среди девочек и мальчиков, которым чего-то не хватает: денег, любви, внимания родителей… Кажется, среди них и ваш сын Нил…

Дэвид скорбно закрыл глаза.

– И не только Нил, – усмехнулся Синдальт, – но ещё и Лео! Ух ты! А вам действительно стоило больше заниматься ими!

***

Белль-из-прошлого прожила в Форте Голдов вот уже почти три дня, и оставалось ещё пять. Видеть своё в общем-то светлое будущее прекрасно, но она безумно скучала по своему ребёнку, утешаясь лишь тем, что малышка пробудет без мамы меньше, чем мама без неё.

Одежду ей подобрали в первый же вечер. Белль-из-будущего велела ей идти за ней в её спальню, превышающую размерами гостевую раза в полтора. Цветовая палитра здесь ограничивалась белым, кремовым и золотым цветом. Вычурная, идеально подобранная мебель, множество дорогих вещиц, в стиле Румпеля, но не Румпель приложил к этому руку. Она почему-то была уверена в своем впечатлении и, как выяснилось позже, не ошибалась.

Однако вели её не в спальню, а в шкаф, который занимал отдельную смежную комнату и был

настоящим раем перфекциониста: множество одежды, аккуратно разложенной по полкам и развешенной длинными рядами на вешалках, сортированной по цветам и размерам, целые стеллажи с обувью, и ещё отдельное место, где хранилось совершенно новое бельём. Белль быстро выхватывала и кидала ей всё необходимое.

– Тебе это точно подойдёт, – улыбалась она, извлекая миленькое бежевое платье. – Держи, красавица.

– Зачем столько всего?

– Одежды много не бывает, – продолжала улыбаться та Белль. – Тем более мало ли что пригодится. Вот сейчас многое пригодилось.

Белль-из-прошлого бросила взгляд в сторону ящика с уймой разных галстуков.

– У меня очень плохая фантазия, – рассмеялась хозяйка. – Я совершенно не умею выбирать подарки.

Впрочем много было не только одежды. В этом доме всего было много, начиная с домашней утвари и заканчивая продуктами питания.

На следующий день Белль ездила в мэрию и брала её с собой, но она так и не поняла зачем. Ведь она просто полчаса просидела в машине, после чего её отвезли обратно в форт и оставили с тремя мальчиками, которые почти не обращали на нее внимания. Зато она смогла осмотреть этот большой и странный дом со сглаженными со всех сторон углами. На первом этаже располагались гостиная, столовая, мастерская, кухня и ботанический сад, на втором находились спальные комнаты, кабинет Голда, библиотека и игровая с выходом на верхнюю террасу, а нижняя располагалась за домом. Кухня была самой современной комнатой, и совершенно выбивалась из общего вида, но глаз резала разве что абсолютной чистотой и белизной. Здесь была панель со множеством кнопок, большинство из которых редко использовались, но одна точно открывала проход в погреб в кухонном полу. В сад, накрытый огромным стеклянным многоуровневым куполом, можно было пройти только через кухню, и сад, как и шкаф, был мечтой перфекциониста. Десятки растений произрастали на отведённых под них участках, сопровождаемых пластиковыми табличками с латинскими названиями и некоторыми уточняющими данными, вроде определённого сорта или опасности растения. Больше всего было цветов: одних роз было видов тридцать. Где-то в глубине сада произрастало нечто съедобное, но в таких малых количествах, что на семью из шести человек хватало с натяжкой, а значит хозяйка выращивала эти растения забавы ради. Все процессы в саду были автоматизированы. Белль внезапно полило вместе с каким-то растением, и это немного её развеселило. Ботанический сад определенно был очень интересным местом, но не таким интересным, как библиотека: она занимала роскошную округлую комнату, уставленную высокими стеллажами. На них был аккуратно расставлен весь фонд нынешней библиотеке Белль, кроме книг, содержащих информацию о магии. Фонд дополняло и множество новых книг на самых разных языках, учебников по самым разным дисциплинам. Отдельно стояли труды по философии: некоторые были сильно истрёпаны, явно прочитанные не раз и не два. Их теснили книги по шахматам, сборники головоломок и пособия по логике, напротив очень опрятные на вид, но все сплошь утыканные закладками. Игровая была малоинтересной, и внутренность её составляли антикварные предметы необычайной красоты, а на стенах висели карты. Карты Земли, карта Нью-Йорка, карта Сторибрука и две карты Зачарованного Леса: одна отражала положение вещей до наложения проклятия, другая была составлена недавно. В целом в этой комнате не было ничего, что могло бы увлечь детей, и это-то было самом забавным во всем доме: она нашла много настольных игр, головоломок, материалов для творчества и инструментов, но не нашла ни одной простой детской игрушки. Она не заходила в комнаты, но почему-то была уверена, что и там бы их нашла немного.

–Мои дети не играют в игрушки, – пояснила Белль из будущего, когда она робко заметила эту деталь. – Им просто неинтересно.

И это было справедливо. Дети действительно казались не совсем обычными, слишком взрослыми для своего возраста и чересчур серьёзными. Коль постоянно отсутствовала, а если показывалась, то ненадолго и как-то внезапно материализуясь из пустоты. Адам путешествовал по маршруту от собственной комнаты к холодильнику, исчезал за дверьми мастерской, потом вновь возвращался к холодильнику и шёл к себе в комнату. Альберт обитал в библиотеке, что-то постоянно писал в блокнотах, а их у него была целая стопка, разноцветных и разложенных согласно цветовому спектру. Кристофер был, пожалуй, самым странным, почти не разговаривал, очень тихо перемещался по дому, что пугало гостью, наравне с глазами, которые точно меняли цвет: должны были, а иначе Белль просто сходила с ума. Семейство редко собиралось в одной комнате, и по идее только за ужином, но шестого присутствовали лишь Адам, обе Белль и Крис. После Белль уснула, а потом уехала, и до следующего дня они не виделись. Голд вообще не показывался весь день, но его присутствие в доме необъяснимо ощущалось. Пару раз он пробегал где-то вдалеке, судя по тихим знакомым шагам и невнятному бормотанию.

Седьмого всё будто наладилось. Белль спустилась на кухню в поисках чая, где столкнулась с Белль-из-будущего.

– Доброе утро! – улыбнулась хозяйка. – Освоилась?

– Стараюсь, – робко улыбнулась Белль в ответ. – Это сложно. И я скучаю по ребёнку.

– О, да, – согласилась Белль-из-будущего, – это кошмар.

Она набрала в стаканчик таблеток, около шести штук.

– Зачем столько таблеток? – обеспокоенно спросила она.

– Да не бойся, – отмахнулась Белль. – В основном, это витамины. Карбамазепин. И противозачаточные.

– А карбамазепин от чего?

– В моём случае от диабета. У тебя ещё не проявился.

– Класс… – «обрадовалась» Белль-из-прошлого. – Отлично.

– Завтра пойдём в библиотеку, – сказала Белль-из-будущего, – а сегодня останемся тут.

Весь день Голды были дома, даже Румпель выполз из своего кабинета в гостиную и полдня болтал с Адамом и Коль. Альберт пропадал в библиотеке, а Белль из будущего и Крис с собакой были в саду. Она как раз осматривала розы, когда Белль-из-прошлого решила присоединиться к ним. С грустью Белль-из-будущего срезала один больной цветок и как-то обречённо посмотрела на весь куст.

– Боюсь, погибнет, Крис, – сказала она и отдала срезанную белую розу мальчику. – Осторожнее с шипами.

Синие глазёнки мальчика потемнели, приобрели коричневатый оттенок. Он осторожно сжал цветок и убрёл прочь, сопровождаемый псом, который был для него настоящей длинноухая четвероногой нянькой.

– Мне показалось, или его глаза и правда меняют цвет? – спросила Белль у Белль-из-будущего.

– Не показалось, – с улыбкой ответили ей. – Меняют. В цвет глаз собеседника, если он хочет произвести впечатление, и в зависимости от настроения. Золотой – он счастлив, тёмно-синий – встревожен, чёрный – зол или испуган. Крис соткан из магии, как и многие его ровесники. Дочь Киллиана покрасила папочке волосы в фиолетовый цвет, и никто не мог его расколдовать, пока она сама не решила, что раньше было лучше.

Сделав кружок по саду, Крис вернулся, подошёл именно к Белль-из-прошлого и протянул ей розу, но уже не белую, а ярко-синюю.

– Спасибо, – она благодарно приняла подарок и ласково ему улыбнулась, – большое спасибо.

И тут она увидела самое яркое подтверждение: глаза мальчика плавно поменяли цвет с синего на золотистый, словно одну краску медленно налили поверх другой.

– Как красиво, милый! – похвалила мама, и Крис, раскланявшись, кинулся обнимать её, а потом покинул сада, всё также сопровождаемый собакой.

Перед обедом Белль-из-будущего и Коль поцапались. Это уже было чётвертое столкновение за последние два дня. Они шипели друг на друга по-французски, так быстро, что невозможно было разобрать и слова.

– Знаешь, никто не решает, что мне делать, кроме меня! – крикнула в завершение Коль, оставив маму в гневе и замешательстве, и выскочила из дома, посильнее хлопнув дверью.

– Где же я это слышал?.. Хм… – в комнату с издевательским выражением лица вплыл Голд. – Никак не припомню!

– Нет! – резко оборвала его жена. – Заткнись!

Она засеменила прочь, а он с улыбкой последовал за ней.

– Белль, постой! – смеялся Румпель. – Я правда не помню!

И грустно, и смешно. Коль не приходила до самого вечера.

А вечером все, как ни в чем не бывало, собрались в гостиной, самой занятной и большой комнате, через которую можно было пройти куда угодно. Белль лично читала книжку, но часто отвлекалась, наблюдая за собравшимися. Адам и Альберт играли в шахматы, Белль-из-будущего сидела за лэптопом с крайне серьёзным видом, а Крис упрямо, без разрешения пытался снять галстук с уткнувшегося в газету Голда.

– Это кто меня тут душит?! – с притворной суровостью, сдерживая улыбку, нахмурился Голд. – Что это за мальчик такой?!

Крис виновато улыбнулся, а его глаза изменились в цвет отцовских.

– Подлиза, – весело фыркнул Голд и отдал ему галстук.

– А зачем ему галстук? – спросила она.

– Привязывает к дверке шкафа и закрывается изнутри, – не поднимая глаз, отозвалась Белль-из-будущего.

– Он не в шкафу, – улыбнулся Румпель, вновь исчезая за газетой.

– Что? – теперь она оторвалась от компьютера. – Опять под лестницей?

Она отправилась за сыном. Из коридора раздалось три очереди по четыре постукивания кулаком и три удара ногой по деревянному корпусу лестницы.

– Ещё раз, – кашлянул Румпель.

И ещё один удар ногой по деревянному корпусу. Послышался шум, что-то отодвинули в сторону, а Белль недовольно заворчала. Румпель вздохнул, пересел поближе к двум другимсыновьям и увлёкся игрой.

– Адам, он поставит тебе мат через два хода, – уверенно заявил он. – Ты никак не можешь уследить за всем полем одновременно.

– Просто у меня всегда есть несколько запасных вариантов, – ухмыльнулся Альберт.

– Хорошо, – довольно протянул Голд. – Отлично.

– Мне надоело, – сдался Адам.

– Можно с тобой, пап? – спросил Альберт.

– Почему нет? – согласился Румпель, меняясь местами с Адамом. – Давай.

Их руки быстро замелькали над доской, от фигур к счётчикам, пока Альберт не притих, погружённый в задумчивость. Голд скрестил руки на груди и прикусил губу, едва заметно улыбаясь.

– Я проиграл, – признал Альберт и улыбнулся.

– А почему?

– Я пожадничал.

– Верно, – согласился Голд. – Ты испортил хорошую позицию, цепляясь за ферзя, который в итоге стал тебе мешать. Алчность, стремление к безраздельному обладанию – самый страшный из пороков. Даёт иллюзию, что тебе всё позволено, а потом ты падаешь вниз.

Альберт согласно кивнул и предложил ещё кон. Белль-из-будущего возвратилась, а Адам ушёл к себе. Когда Коль вернулась, Голд тоже ушёл, и Альберт немного погодя ретировался.

Белль-из-прошлого нравилось то, что она видела, и она испытывала радость, что каким-то образом всему этому суждено случиться. Она устала от чтения, поднялась и принялась бродить по комнате под пристальным взглядом самой себя из этого будущего настоящего. Её внимание привлекли фотоальбомы в коричневых кожаных переплётах.

– Можно? – робко спросила она и получила одобрение.

Она взяла сразу несколько, разложила перед собой на кофейном столике и принялась увлечённо листать, знакомясь с семейной фотохроникой. Больше всего было фотографий детей, аккуратно отобранных и расставленных, чуть меньше самой Белль, и совсем мало – Голда.

– Он этого не любит, – пояснила ей Белль. – Вовек не заставишь. Но там есть удачные кадры.

Такие кадры действительно были: Голд в смокинге вместе с Белль на каком-то приёме, Голд в парке с сыновьями, Голд и Коль с загипсованной рукой.

– Коль ломала руку?

– Ага, – кивнула Белль-из-будущего. – Вот это забавная. Веришь или нет, но он здесь спит.

На фото у Румпеля даже глаза были открыты, а сам он сидел в какой-то неестественной позе.

– Спит? Вот так?

– Ага, – она перевернула страницу, – а вот здесь нет.

Теперь перед Белль-из-прошлого было фото определённо спящего человека, но сильнее её привлек необычный пейзаж, обилие зелени и яркие краски.

– Где это? – спросила она у Белль-из-будущего.

– Тоскана.

– Ты путешествовала?

– Да, – кивнула она. – Не очень много. Несколько раз была во Франции, но, в основном, одна. Проездом были в Англии, посмотрели парочку городов, но нам так и не удалось прогуляться по столице. Хуже всего было в Швейцарии, зимой. Была буря, линии электропередач оборвало… Хорошо что шале был старого типа, с настоящим камином. Я была беременна, и Румпель сильно доставал меня, жутко бесил. В итоге мы просидели почти всю ночь вчетвером у камина. А, знаешь, нет… Это было лучше всего. А Италия, Тоскана – официально наш самый удачный отпуск. Забавно, что я так и не научилась прилично разбираться в винах. Кстати, ты не хочешь вина?

Белль-из-прошлого неловко согласилась. Хозяйка сходила за бутылкой вина и парой бокалов и взяла с полки ещё один фотоальбом, потоньше, в синем переплёте.

– Мы его делали с Коль, – улыбнулась Белль-из-будущего, разливая вино. – Когда она была помладше и меньше выступала против меня, но всё проходит… Фотографии сделаны на плёнку. Помню, мы их сами и проявляли дома в ванной. Было весело.

Синий фотоальбом собирали с большой любовью. Здесь было мало стоящих снимков, некоторые совсем смазанные, но собирателю был дорог каждый. На парочке была изображена сама Коль, лет девяти, и один снимок был с Белль в джинсовом костюме, обнимающей Тьери в каком-то парке.

– Мы долго жили в Нью-Йорке, – сказала она. – Ну, может, недостаточно долго.

Дальше она принялась пить, очень быстро пить, и к первой бутылке присоединилась ещё парочка. Она оживленно рассказывала о своей жизни, поведала целую историю, и Белль-из-прошлого нравилась эта история, пусть она и выстраивала между ними неприступную стену.

– Ты счастлива? – спросила Белль-из-прошлого, воспользовавшись одной из долгих пауз.

– Не поняла вопроса, – улыбнулась другая Белль. – Мудрый бы сказал, что пока ты кому-то нужен и пока тебе есть, что делать, не требуется ярлык вроде счастья.

И рассказ продолжился, пока не достиг некоторого логического завершения. Несколько минут после они просто молчали.

– «На ложе своём искала я того, кого любит душа моя, искала его и не нашла его…» – задумчиво проговорила Белль-из-будущего.

– Что?

– Я люблю его.

– Я понимаю, – рассеянно ответила Белль-из-прошлого, глядя на её лицо, которое внезапно стало очень печальным.

– Не понимаешь. Ещё нет, – заговорила Белль. – Ты смотришь на мою жизнь и спрашиваешь, счастлива ли я. Ответ – конечно. Но счастье такое хрупкое. Я люблю своих детей и я безумно люблю его. Я не могу дать тебе ответ, потому что не ощущаю счастья и не могу наслаждаться жизнью, пока какой-то ублюдок угрожает моей семье, и моя любовь мертва где-то в параллельной вселенной, а в этой – сходит с ума. Мне больно. Намного больнее, чем тебе…

Послышались шаги, и в гостиную вернулся Румпель.

– Веселитесь? – шутливо спросил он, а потом обратил внимание на «слегка» перебравшую супругу, – А кто-то даже слишком…

– Здравствуй, мой хороший, – Белль-из-будущего поднялась ему навстречу, попыталась поцеловать в губы, но промахнулась.

– Пойдём-ка, – он легко подхватил её на руки, – отнесу тебя наверх.

– Не надо! Поставь! – возмутилась Белль. – Сама дойду.

– Рискнём в другой раз. Ладно?

– Ладно… – сдалась она и обняла его за шею, прижимаясь подбородком к плечу. – Мне нехорошо…

– Мммм! А как нехорошо тебе будет утром!

– Не будет…

– Поглядим, – рассмеялся он.

Румпель пожелал Белль-из-прошлого добрых снов и ушёл наверх со своей драгоценной одурманенной ношей, а она смотрела им вслед и улыбалась. Её уже сильно клонило в сон, но она решила ещё немного полистать альбом Коль. Вдруг из альбома вылетела странная бумажка, вся исписанная именем Румпельштильцхена, и в самой середине было написано несколько ёмких фраз, которые заставили её задуматься о том, что ей рассказала Белль-из-будущего.

Так что же рассказала Белль?

========== Глава 13. Книжный червь ==========

Ни для кого не секрет, что отношения Румпеля и Белль не ладились. Все разговоры постоянно сводились к взаимным упрёкам и ссорам, которые заканчивались тем, что кто-то из них, как ошпаренный, вылетал из комнаты, посильнее хлопнув дверью. И обычно этим кто-то была Белль. Во время их самой последней крупной ссоры она с ужасом поняла, что в спокойных тёмных глазах Голда не осталось больше ничего кроме усталости, сожаления и разочарования. Он не сказал ни слова, просто ушёл и всё, оставив Белль в непередаваемой атмосфере финала. Без лишних слов он просто поставил точку в конце очень длинного предложения, где не было места новым словам. Она выждала некоторое время, прежде чем позвонить, а он не брал трубку, но и не сбрасывал. Она представила, как он сидит в лавке, прислушивается к вибрации своего мобильника, зная, что это она, и никак не реагирует. Теперь уже никак. Кажется, в итоге она пересекла последний рубеж.

– Привет! – перед Белль волшебным образом материализовался Мо.

– Что тебе нужно? – устало спросила Белль.

– Ты не в духе…

– Это точно.

– Опять он? – осведомился Мо не без удовольствия, но постарался это удовольствие как-то замаскировать под притворно-сочувственным налётом.

– Почему сразу он?! – возмутилась Белль, а потом сдалась. – Мы поругались.

– Лежало на пороге, – Мо протянул ей конверт.

Белль открыла его и нашла в нём записку со следующим содержанием:

Белль.

Мне очень жаль, но кажется, что это конец. Возможно, сейчас ты думаешь иначе, но потом ты поймёшь, что я прав. Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя. Но, Белль, я больше так не могу. Не могу мучить ни тебя, ни себя. Я буду ждать тебя в лавке, чтобы обсудить развод и дальнейшую судьбу нашей дочери.

Искренне твой и et cetera.

– Что там? – спросил Мо, увидев, как Белль изменилась в лице.

– Да так… Ничего, – ответила Белль слегка дрогнувшим голосом. – Ты бы мог присмотреть пару минут за Колетт? Мне срочно нужно в лавку.

– Что там?

– Предложение развода, – уступила Белль.

– Согласись, – в энтузиазмом сказал Мо. – Согласись, и ты будешь свободна от него.

– Что?! Да никогда!

– Почему?

– Почему?! – Белль слегка повысила голос, но потом заставила себя успокоиться. – Потому что не хочу я быть свободной от него. Не хочу. Ещё скажи, что он заставлял меня!

– Ну…

– Что, правда? – Белль едва сдержалась, чтобы не засмеяться. – Ладно. Это неважно. Так присмотришь?

– Белль, послушай…

– Присмотришь?

– Да, ладно, хорошо, – сдался Мо Френч. И сдался почти навсегда, хотя ещё и не раз потом выражал своё неудовольствие.

В лавке Голд встретил её достаточно равнодушно.

– А… Ты…

– Ожидал кого-то ещё? Особенно после этой записки?! – выпалила Белль, размахивая письмецом у него перед носом, – Что это? Что?

– Предложение, – спокойно ответил Голд, – вполне разумное, на мой взгляд.

– Не интересует, – она демонстративно разорвала записку и бросила клочки на пол.

– Чего ты хочешь, Белль?

– То, что важно. Любовь, счастье, семью.

– Любовь, счастье, семью, – вдумчиво повторил он. – Ты хочешь любви? Ищи! Потому что меня ты не любишь. Меня ты не принимаешь. Ты хочешь счастья? А его без любви быть не может. Ты хочешь семью? Но семья без счастья – дело пропащее, поверь. Я не могу тебе этого дать. И не смогу, как бы ни старался.

– Чушь! Я люблю тебя, – убеждала Белль. – Как иначе?

– Мы постоянно ругаемся, – возразил Румпель, – постоянно. Ради тебя я выворачивался, как мог, но тебе всё не так. А большего, дорогуша, я сделать не могу.

– Да, у нас есть разногласия.

– Разногласия… Разногласия, – Голд рассмеялся, а потом очень строго добавил. – Белль, это не разногласия. Это катастрофа. Твои «разногласия» длятся уже год, Белль! Год!

– И что? Это конец? – Белль готова была расплакаться. – Вот так просто?

– Я не вижу других вариантов.

– Я люблю тебя…

– Да-да… – закивал Голд. – Поэтому мне пришлось продать целый город, чтобы разбудить тебя.

– Дело не в тебе, – согласилась Белль, – дело во мне. Я не принимала тебя, но не потому что я тебя не люблю. Я не принимала тебя, потому что и себя я тогда не принимала. Мой отец бы тоже не смог, если бы попытался.

– Ты этого не знаешь.

– Знаю! Слушай… – она взяла его за руку и прикоснулась к ней губами. – Прости меня. Я совершила ошибку. Мне очень, очень жаль.

– Белль… – он попытался отстраниться, но она не позволила.

– Чего ты хочешь, Румпель?

Голд не ответил, но ей стало понятно, что развода не будет, что он не хочет уходить от неё, но это всё же не означало, что он хочет быть с ней, хотя она и надеялась. Так или иначе, но в тот день старая фарфоровая чашка была найдена и склеена, а желание проверять её на прочность совершенно исчезло.

Следующий год, проведённый ими в Сторибруке, был по-настоящему безумным. Это безумие проявилось не в монстрах и не в каких-то внешних захватчиках, а совсем в ином. В городе стало слишком спокойно, и многие семьи, расслабленные и безмятежные, решили обзавестись наследниками. Родились дети Ноланов и Джонсов, и ещё уйма принцев и принцесс в семьях строителей, рыбаков и продавцов. И Голдов это безумие стороной не обошло. Однажды, холодным мартовским вечером, не покидая особняка, миссис Голд подарила мистеру Голду сына. Мальчика назвали Адамом Арчибальдом Голдом, по настоянию матери, и его долгое времяникому не показывали, по настоянию отца. Румпель отгородился от всех больше прежнего, и если бы он мог выстроить вокруг их особняка крепостные стены и вырыть рвы, то Белль была готова биться об заклад, что так оно бы и было.

Как-то утром в Сторибруке произошло небольшое землетрясение. Несколько сильных толчков. Повсюду раздавались звуки бьющихся стёкол и орущих машин. Из особняка Голда сложно было оценить ситуацию, представить всеобщую панику. Представить, как люди, сбиваясь в маленькие нервные кучки, требуют ответов у Реджины, Белоснежки и Дэвида, Эммы и Крюка. Было вопросом времени, когда те в свою очередь прибегут за объяснениями к Голду, который уже где-то месяц не покидал особняка и ни в чём криминальном замечен не был. И они пришли, ворвались без стука со всей присущей им бестактной прямотой.

– Мисс Свон, точнее, миссис Джонс! Чудесно, что вы заглянули, – протянул Голд, чьи слова нужно было расценивать как «убирайся отсюда, пока я не свернул тебе шею». – Не объясните мне, что происходит?

Белль при этом не присутствовала, только слышала разговор, сидя на лестнице, ведущей на второй этаж. Слова Голда заставили её напрячься. Внизу, в гостиной, явно разгорался конфликт, который мог привести к неприятным последствиям в будущем.

– Вот ты и объясни, – грубо сказала Эмма. – Что это было?

– Вы знаете, миссис Джонс, фамилия Свон вам шла куда больше, – невозмутимо продолжал Голд. – Не такая тривиальная, как Джонс. Подумайте об этом.

– Заканчивай, Крокодил! – прорычал Крюк. – Отвечай!

– Тьфу, как некрасиво, – усмехнулся Голд и, видимо, встал со стула, насколько Белль могла понять по звуку. – Пришли в чужой дом без спроса, без стука, выдвигаете непонятные беспочвенные обвинения.

– Не столь и беспочвенные, – раздался голос Реджины. – Не ты ли не так давно продал весь город?

– А тебе стоит вообще придержать язык, дорогуша, – голос Румпеля стал жёстким и злым. – Как продал, так и вернул. К данной ситуации, уверяю, я совершенно непричастен. А теперь, пока я не напомнил вам, почему и из-за кого мне пришлось продать целый город, покиньте мой дом. И больше сюда не приходите. Понятно?

Они ничего не сказали в ответ, но дом покинули. Один за другим они выходили из комнаты, проходили по коридору к парадной двери и за ней исчезали. Эмма вышла последней и, бросив мимолетный взгляд, заметила Белль. Глядя на Белль с сочувствием, смешанным со стыдом и смущением, Эмма махнула ей рукой, одновременно в качестве приветствия и прощания, и Белль сдержанно улыбнулась и кивнула в ответ. Она навсегда запомнила этот момент: будучи таким простым и незначительным, он всё же был чрезвычайно необычным. Перед своим отъездом из Сторибрука Белль простилась с немногими людьми: с отцом, бабушкой Лукас, с Лероем, но вот сейчас, спустя много лет, она не помнила, как прощалась с ними, а Эмму, остановившуюся на минутку посреди коридора ради этого лёгкого и многозначительного жеста в её сторону, помнила. Решение об отъезде было принято чуть позже тем же утром. Предложение уехать в Нью-Йорк просто слетело с губ Румпеля в виде шутки, хотя и было совершенно серьёзным, и Белль ухватилась за него, как утопающий за спасательный круг.

Нью-Йорк поразил её в самое сердце. Город был просто потрясающий. Идеальное сочетание красоты и безобразия, но первые полгода Белль видела только красоту: парки, фонтаны, библиотеки, музеи и театры. И только потом стала замечать грязь, бездомных на улицах, смерть и разрушения. Этот большой мир оказался очень жестоким и опасным, но однако для них он был безопаснее, чем Сторибрук. Половина проблем и неприятностей, с которыми сталкивались миллионы людей каждый день, обходили их стороной или казались не столь существенными. И пусть иногда Белль становилось неуютно от осознания собственного благополучия, ей всё же было хорошо здесь, хорошо со всем тем, что она имела. Иногда ей просто нравилось выходить из дома и смешиваться с суетливой безумной толпой.

В середине 2017 они арендовали огромную квартиру в Верхнем Вест-сайде и прожили в ней следующие семь лет. Квартира состояла из огромной гостиной, объединённой с кухней, четырёх спальных комнат и кабинета, который Голд моментально оккупировал и превратил в подобие своей лавки. К концу того же года Белль овладела жажда деятельности, и не без помощи Голда она открыла книжное кафе «Golden dust» в Мидтауне. Голд стал совладельцем, влил начальный капитал и помог оформить лицензию, а она сделала всё остальное: нашла и оформила помещение, подписала договора с поставщиками и наняла персонал. Первые два месяца она проводила там по десять часов в сутки, но усталости не чувствовала, и это принесло плоды. Её детище очень быстро окупилось и начало приносить стабильный доход. В нескольких газетах появились хвалебные отзывы. Голд прислал ей в кафе стопку тех газет с обведёнными заметками и одну белую розу с запиской: «Прекрасной жизни милое начало». Записку она до сих пор хранила, как напоминание о той нереально прекрасной жизни, невзирая на то, что это ощущение было сродни ностальгии, нежели истины. Румпель был бесконечно прав, называя это началом. Белль прочитала очень многое из того, что продавала в своём магазине, а ещё продавала книги она в основном не занятым своими повседневными проблемами людям, а студентам университетов, которые часто сидели в её заведении, споря о политике, религии, экономике, об истории и философии, об искусстве и литературе. Во время своей работы она часто прислушивалась к этим претенциозным раздутым речам, больше похожим на упражнения в красноречии, нежели на нечто серьёзное, но даже в них были недоступные её пониманию темы. Она записывала для себя все возникающие вопросы и потом упорно искала на них ответы. В итоге поверхностное общение со студентами, маленькие исследования и природное любопытство привели её к дверям Колумбийского университета. Она решила, что не скажет Румпелю, пока не получит письмо, подтверждающее факт её зачисления. Как-то утром, часов в шесть, она нашла в почтовом ящике большой увесистый конверт, где было письмо с поздравлениями и стопка документов и справок, которые необходимо было заполнить. Со всем этим она прошла в гостиную, где Голд проводил утренние часы в компании своих утренних друзей: газеты и чашки противного травяного чая.