355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Жуков » Тайны Кремля
Сталин, Молотов, Берия, Маленков
» Текст книги (страница 5)
Тайны Кремля Сталин, Молотов, Берия, Маленков
  • Текст добавлен: 9 мая 2017, 08:30

Текст книги "Тайны Кремля
Сталин, Молотов, Берия, Маленков
"


Автор книги: Юрий Жуков


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 50 страниц)

Наконец, еще одно немаловажное событие, происшедшее уже в конце лета 1938 года, только на этот раз на противоположной стороне земного шара, в 130 км к юго – юго-западу от Владивостока, должно было усилить вполне оправданные опасения, тревогу советского руководства. Показать, что СССР в условиях международной изоляции может подвергнуться агрессии одновременно и с запада, и с востока.

Напряженные отношения с Японией, возникшие еще в начале века и обострившиеся после начала японо-китайской войны, внезапно вылились в вооруженный конфликт. 29 июля, без какого бы то ни было, даже надуманного повода, японские войска вторглись в пределы Советского Союза. Попытались захватить и аннексировать небольшую по площади территорию между границей, проходящей вблизи реки Тумень-ула, и озером Хасан. Две недели пограничники, сразу же поддержанные частями Первой (Приморской) армии только что созданного Дальневосточного фронта, вели упорные бои за контроль над стратегическими высотами, сопками Заозерной (Чанкуфын) и Безымянной. И все это время, за которое инцидент разросся до необычных масштабов – в нем с обеих сторон участвовало уже несколько дивизий, Токио хранил молчание. Демонстративно делал вид, что не происходит чего-либо необычного, требующего консультаций, разъяснений, переговоров, если не считать трех встреч посла Японии Сигемцу с Литвиновым, 4, 7 и 10 августа. Полностью игнорировал нормы международного права, нормальных отношений сопредельных стран. Только слишком очевидная, внушительная победа Красной Армии – полный разгром вторгшихся на советскую землю войск агрессора к полдню 11 августа, вынудил японцев отказаться от продолжения конфликта, отвести свои части назад, в Манчжоу-го.

Происходившее неумолимо подтверждало страшную правду. Во вполне обозримом, самом близком будущем СССР может, скорее всего, оказаться в одиночестве перед лицом сразу двух грозных сильных противников, и тогда «интервенция и реставрация», по словам Сталина, неминуема. Потому-то Кремлю и пришлось пойти на решительную смену внутриполитического курса. Несмотря на все еще имевшиеся, весьма ощутимые и серьезнейшие разногласия в высшем руководстве не столько о путях, сколько о самой необходимости реформ, ускорить проведение всех тех многообразных мер, которые и должны были обеспечить обороноспособность страны. А для того – прекратить вакханалию массовых репрессий, сплотить на принципиально новой основе не только обновлявшуюся партию, но и все население, радикально изменить структуру управления народным хозяйством.

В самом начале года, 29 марта, ЦК утвердил текст постановления «О проведении выборов руководящих партийных органов», предусматривавшего, наконец, возвращение к уставным нормам во всех парторганизациях – от первичной ячейки до компартии союзной республики[46]46
  Правда. 1938. 30 марта.


[Закрыть]
. Тем самым все же было сломлено сопротивление старой ортодоксальной партократии, ее упорный саботаж выполнения решения февральского Пленума 1937 года, принятого по докладу Жданова. Перевыборы должны были вместе с тем послужить репетицией назначенных на лето – осень того же года выборов в верховные Советы союзных республик, а также и подготовкой намеченного на начало следующего года съезда ВКП(б).

Как партийные, так и советские выборы прошли в далеко не благоприятной для свободного волеизъявления обстановке. Страшная по своим результатам, своеобразная гражданская война, шедшая с нарастающей силой с убийства Кирова, не утихала. Наоборот, достигла своей кульминации, захлестывая все больше и больше не только партию, но и все население страны. Рядовых ее граждан и весьма высокие персоны. Всего через три месяца после утверждения на сессии ВС сняли с занимаемых должностей, арестовали и вскоре расстреляли четырех членов правительства СССР: С. В. Косиора, зампреда СНК и члена ПБ; Р. И. Эйхе, наркома земледелия и кандидата в члены ПБ; наркомов путей сообщения А. В. Бакулина и водного транспорта Н. И. Пахомова.

С таким положением, да еще в минуту крайней для страны опасности, больше мириться было никак нельзя. И потому та часть высшего партийно-государственного руководства (среди них, вне всякого сомнения, Сталин, Молотов, Маленков), которая, наконец, осознала всю гибельность продолжения массовых репрессий, попыталась ограничить полномочия чувствовавшего себя всесильным Н. И. Ежова. А для того добилась утверждения его 8 апреля, «по совместительству», наркомом и водного транспорта, что должно было стать серьезным и недвусмысленным предупреждением. Но не ограничивалась тем, пошла и на более действенную меру.

Практически одновременно к Ежову первым заместителем по НКВД назначили М. П. Фриновского. Человека, из сорока лет жизни ровно половину отдавшего службе в «органах» и достигшего там значительных высот. В 1930 году он возглавил ГПУ Азербайджана, в марте 1933 – управление пограничных войск и внутренней охраны ОГПУ, а в конце 1934, сохранив за собою контроль над этой структурой, стал одним из замнаркомов только что образованного НКВД СССР. Теперь же, весной 1938 года, Фриновский оказался не просто первым заместителем Ежова, но и начальником Главного управления государственной безопасности (ГУГБ). Того самого управления, которое и осуществляло массовые репрессии. Проводило без каких-либо иных оснований аресты всех исключенных из ВКП(б), а кроме того, и само инициировало «дела». Вскрывало все новые и новые «контрреволюционные», «террористические» и «диверсионные» организации, рано или поздно приводившие к людям, стоявшим на вершине власти.

Можно полагать, что утверждая на важнейший в НКВД пост Фриновского, прежде далекого от прямого участия в политической борьбе в ее самой крайней, карательной форме, ПБ намеревалось добиться стабилизации. Прекратить, наконец, безудержный разгул массовых репрессий, к чему призывал Г. М. Маленков на январском Пленуме. Но если подобные надежды и были, то, как вскоре выяснилось, они не оправдались. Более того, последовавшие новые аресты показали всю непрочность положения самой власти, оказавшейся по сути беззащитной перед созданным ею же и наделенным неограниченными полномочиями НКВД. Уже летом арестовали не только очередных наркомов, заготовок – М. В. Попова, машиностроения – А. Д. Брускина, пищевой промышленности – А. Л. Гилинского, но и еще одного зампреда СНК СССР, члена ПБ В. Я. Чубаря, входившего к тому же в узкое руководство, сложившееся относительно недавно.

Испытывавшее острейшую нужду в стабилизации хотя бы высших структур, в твердой основе отнюдь не теневой, не закулисной, а вполне законной по понятиям тех лет власти, наделенной всеми необходимыми официальными полномочиями, 14 апреля 1937 года ПБ сформировал узкую группу, которой предстояло взять на себя решение всех оперативных проблем и ответственность за них. Закрытое постановление «О подготовке вопросов для Политбюро ЦК ВКП(б)» четко регламентировало: «В целях подготовки для Политбюро, а в случае особой срочности – и для разрешения (выделено мною. – Ю. Ж.) вопросов секретного характера, в том числе и вопросов внешней политики, создать при Политбюро ЦК ВКП(б) постоянную комиссию в составе тт. Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича Л. и Ежова. 2. В целях успешной подготовки для Политбюро срочных текущих вопросов хозяйственного характера создать при Политбюро ЦК ВКП(б) постоянную комиссию в составе тт. Молотова, Сталина, Чубаря, Микояна и Кагановича Л.». Одновременно Иосиф Виссарионович, сознательно пренебрегая даже формальной необходимостью утверждения членами ЦК хотя бы таким своеобразным способом, как «опрос», фактически ввел в секретариат тех же Молотова и Ворошилова[47]47
  Сталинское политбюро, с. 55; Хлевнюк О. В. Политбюро. Механизм политической власти в 30-е годы. М., 1996, с. 238.


[Закрыть]
.

Тем самым внутри ПБ, насчитывающего тогда 15 человек, возникла неуставная группа семерых, узурпировавшая всю власть как в партии, так и в высшем исполнительном органе, ибо включала преимущественно членов правительства: председателя СНК СССР, двух его заместителей, трех глав важнейших ведомств – наркомов обороны, внутренних дел и тяжелой промышленности. Взяла на себя право решать все жизненно важные вопросы – внешней политики, обороны, государственной безопасности, экономики. И продемонстрировала явное смещение центра власти из партийных в советские органы, а также сохранение лидерского положения Сталина и Молотова.

Арест Чубаря не просто нарушил сложившуюся систему, баланс сил. Посягнул, что оказалось более значимым, на святое святых, на саму власть. На именно ее исключительное право проводить все важнейшие кадровые перестановки, одновременно карая и милуя других. Посягнул на тех, кто возомнил себя стоящими над бурями моря житейского, неприкасаемыми. Но с июня, с ареста Чубаря, уже никто из узкого руководства, превратившегося из «семерки» в «шестерку», больше не чувствовал себя в безопасности, не был застрахован от подобного внезапного устранения. Над всеми ними нависла, подобно дамоклову мечу, опасность попасть на плаху. Но так как никто не желал себе такого будущего, участь Ежова, вне зависимости от того, действовал ли он в деле Чубаря самостоятельно, по собственной инициативе, либо только служил исполнителем воли Сталина, оказалась предрешенной.

Но пока еще ничто не могло остановить машину массовых репрессий, продолжавшую неумолимо уничтожать среди прочих и высших руководителей. В конце лета новыми безвинными жертвами пали наркомы: связи – М. Д. Берман, торговли – М. П. Смирнов, здравоохранения – М. Ф. Болдырев, легкой промышленности – В. И. Шестаков. Тем самым, возникла угроза того, что прекратится нормальное функционирование всего государственного механизма, возможность обеспечения деятельности важнейших отраслей экономики, и, в конечном итоге, бесперебойного развития оборонной промышленности. Создания и производства столь остро необходимых новых типов самолетов, танков, артиллерийских орудий, стрелкового вооружения, боеприпасов, отвечающих самым последним требованиям, так как опыт войны, в Испании продемонстрировал полное превосходство германского оружия.

Потребности жизни, потребности страны, оказавшейся перед лицом смертельной опасности, и привели к давно назревшему. К тому, к чему в весьма осторожной и деликатной форме, но вместе с тем и достаточно твердо призывал Маленков. Еще в январе, обращаясь к тем самым непременным членам карательных «троек» – к первым секретарям крайкомов, обкомов, ЦК компартий союзных республик, которые и подписывали списки не только исключаемых из партии даже без указания фамилий обреченных, но и по сути тех же людей, переходивших в разряд «врагов», «шпионов», а потому подлежавших расстрелу либо заключению в лагеря на многие годы, если не десятилетия. Обращался к тем, кто с немыслимым, необъяснимым мазохистским сладострастием занимался самоуничтожением, ибо не мог не понимать, сколь тонка грань, отделявшая тогда палача от жертвы. Например, к Ю. М. Кагановичу, первому секретарю Горьковского обкома, уже в феврале потребовавшему в очередной раз разрешить «дополнительно» осудить никому не ведомых, абстрактных 5 тысяч человек. Или к Н. С. Хрущеву, сразу же по приезде в Киев и вступлении в должность первого секретаря ЦК компартии Украины попросившего дать «своему» наркому внутренних дел, А. И. Успенскому, перед тем – начальнику управления НКВД по Московской области, возможность репрессировать…30 тысяч человек[48]48
  Совершенно секретно, 1993, № 7, с. 4–5.


[Закрыть]
.

Но все, с чем можно было хоть как-то мириться до обострения международной обстановки – до аншлюса и майского кризиса, после событий у озера Хасан оказалось совершенно неприемлемым.

Вторую, на этот раз более решительную попытку ограничить ставшее слишком опасным всесилие Ежова предприняли практически сразу же после ликвидации вооруженного конфликта на Дальнем Востоке, чреватого отнюдь не надуманной, а вполне реальной войною. Непосредственным же поводом для активных действий по обузданию НКВД, явно вышедшего из-под контроля кого бы то ни было, явился, несомненно, арест В. Я. Чубаря. В создавшейся ситуации уже нельзя было исключить то, что следующими жертвами репрессий могут стать и остальные члены узкого руководства. Но прежде всего – Г. М. Маленков. Ведь ему как заведующему ОРПО по логике событий давно следовало предъявить традиционное обвинение в «протаскивании врагов народа» на ключевые посты в партийном и государственном аппарате. Затем обвиненным в том же мог оказаться и В. М. Молотов, «окруживший» себя «врагами народа», формировавший именно из них СНК СССР. А потом и К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, в чьих наркоматах были вскрыты «разветвленные заговоры». Наконец, подобная неуправляемая реакция вполне могла рано или поздно привести к тому, что конечной жертвой в данном ряду стал бы и…сам Сталин.

Сегодня есть достаточно оснований предполагать и иное. Узкое руководство, за исключением, разумеется Ежова, а также Андреев, Жданов, Маленков в то время должны были серьезно опасаться уже не столько самого НКВД, сколько его тесной консолидации с партократией регионального уровня. С первыми секретарями крайкомов, обкомов, составлявшими основу ЦК и входившими в пресловутые «тройки», играя в них далеко не вторые роли. Со всеми теми, кто вполне обоснованно не желал прекращения массовых репрессий, ибо в случае отказа от них неминуемо должен был бы ответить за содеянное. Повторить хорошо им известную роковую судьбу П. П. Постышева.

…Поздним вечером 20 августа у Сталина состоялась конфиденциальная встреча, продолжавшаяся почти четыре часа, с Молотовым и Ежовым[49]49
  Посетители кремлевского кабинета И. В. Сталина (далее – Посетители…)/Исторический архив. 1995, № 5–6, с. 17.


[Закрыть]
. На ней Иосиф Виссарионович и Вячеслав Михайлович отважились, наконец, на решительный шаг. Заставили Николая Ивановича согласиться с заменой М. П. Фриновского на посту первого заместителя наркома – начальника ГУГБ Лаврентием Павловичем Берия, человеком для центрального аппарата НКВД явно «со стороны». Тем самым попытались поставить ГУГБ под жесткий контроль всего узкого руководства. Ну, а выбор же на Берии остановили только в тот самый вечер, перебирая, видимо, не одну возможную кандидатуру. Утверждать это позволяет следующее.

Всего полторы недели назад, 11 августа, узкое руководство, избавившись от тяжкого бремени забот, связанных с боями у озера Хасан, среди прочего утвердило и бюро ЦК грузинской компартии. Его персональный состав, согласованный, безусловно, в ОРПО своевременно, еще до открытия 15 июня 1938 года очередного, XI съезда КП(б) Грузии и включавший одиннадцать членов и четырех кандидатов, а среди них – первого секретаря Л. П. Берия, зампреда СНК ГССР и наркома пищевой промышленности В. Г. Деканозова, наркома внутренних дел С. А. Гоглидзе, заведующих отделами республиканского ЦК, промышленно-транспортного – В. Н. Меркулова, сельскохозяйственного – С. С. Мамулова, пропаганды и агитации – П. А. Шария[50]50
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 1001, л. 18.


[Закрыть]
. Словом, такой состав, в котором трети членов пришлось в первых числах сентября оставить свои посты в Тбилиси для того, чтобы занять руководящие посты в НКВД СССР.

И вот теперь, откровенно игнорируя прежнее решение, что означало неизбежные сложные кадровые перетряски, Сталин и Молотов все же остановили свой выбор на Берии. Поначалу зафиксировали, как решение ПБ, самое основное, суть задуманного: «Утвердить первым заместителем народного комиссара внутренних дел СССР т. Берия». Но тут же от столь явно выраженного недоверия Ежову и Фриновскому отказались. Дополнили единственный пункт, превращенный во второй, еще двумя, и создавшими впечатление основательных перестановок не в одном, а в двух наркоматах – внутренних дел и военно-морского флота: «1. Утвердить народным комиссаром военно-морского флота т. Фриновского с освобождением его от обязанностей первого заместителя наркома внутренних дел СССР. 3. Вопрос о первом секретаре ЦК КП(б) Грузии решить в трехдневный срок и предложить т. Берия представить кандидата для утверждения ЦК ВКП(б)». Затем в текст внесли единственное исправление. В первом пункте, относящемся только к Фриновскому, слово «утвердить» заменили на «предрешить назначение». Столь своеобразная, практически больше не встречающаяся в решениях ПБ формулировка, видимо, отражала неуверенность Сталина и Молотова в том, что их предложение одобрят и остальные члены узкого руководства. Выражала явное желание предоставить последним возможность выбора, да к тому же не сразу, а потом. Однако все опасения оказались напрасными. На следующий день за такое решение высказались Ворошилов, Каганович, Ежов, Калинин, Жданов и Микоян[51]51
  Там же, л. 26; оп. 163, д. 1198, л. 9.


[Закрыть]
.

Проголосовав вместе со всеми «за», Ежов, скорее всего, так и не осознал, или не захотел осознать, что получил уже второе предупреждение, понятное любому искушенному в аппаратных играх чиновнику. Более своеобразным оказался секретарь Ежова. Поняв происходящее, легко разгадав смысл знака – скорое и неизбежное повторение шефом судьбы Г. Г. Ягоды, он покончил с собой[52]52
  Судоплатов П. Разведка и Кремль. М., 1996, с. 65.


[Закрыть]
.

В те дни Л. П. Берия находился в Москве, на сессии ВС СССР, и даже выступил 21 августа с большой речью. Именно это обстоятельство и убеждает лишний раз в том, что решение о переводе его замнаркомом внутренних дел приняли импульсивно. Ведь в противном случае отпали бы сами по себе и необходимость утверждать первый вариант состава бюро ЦК компартии Грузии, и давать Берии время на подыскание себе замены. Имей Лаврентий Павлович хотя бы двое суток, он успел бы не только назвать требуемую кандидатуру, но и согласовать ее в ОРПО. Между тем Берия шифровку из Тбилиси о намеченных им перестановках направил в Москву со значительным опозданием – только 29 августа, да еще и не утром, а днем, в 15.30. Предложил утвердить не одного, а четырех человек, призванных образовать основу новой властной конструкции для республики. Первым секретарем – К. Н. Чарквиани, до того третьего секретаря; К. Н. Шерозия и М. И. Джаши, прежде не входивших в бюро – вторым и третьим секретарями. И. Д. Кочламазашвили, намечавшегося ранее вторым секретарем – председателем Тбилисского горсовета. И уведомил, что в случае одобрения такого состава тот будет официально оформлен Пленумом ЦК КП(б) Грузии, созыв которого намечен на 31 августа[53]53
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 163, д. 1198, л. 119.


[Закрыть]
.

Получив испрошенное одобрение, Л. П. Берия провел в намеченный день Пленум и только после этого отбыл в Москву, для вступления в новую должность. Но потратил на знакомство с организацией аппарата НКВД СССР, с функциями структурных частей ГУГБ почти неделю, ибо формальное назначение М. П. Фриновского руководителем НКВМФ, а его предшественника на том посту, А. П. Смирнова всего лишь первым замом наркома, последовало лишь 7 сентября[54]54
  Там же, оп. 3, д. 1001, л. 43.


[Закрыть]
. Еще неделя ушла у Берии, судя по всему, на детальное знакомство с подчиненными, «полученными в наследство», обдумывание, кого и кем следует заменить прежде всего. Наконец, 13 сентября Лаврентий Павлович был приглашен к Сталину и в присутствии Молотова, Жданова и Ежова изложил свои предложения, тут же утвержденные. Б. 3. Кобулова, начальника управления НКВД по Ростовской области, назначили руководителем важнейшего, более других связанного с массовыми репрессиями, IV секретно-политического отдела ГУГБ, а в Ростов-на-Дону направили Д. Д. Гречухина, до того начальника особого отдела Киевского военного округа. А. С. Журбенко, снятого с IV отдела, назначили (как вскоре выяснилось, только на два месяца) начальником управления НКВД по Московской области, переведя занимавшего эту должность Цесарского всего лишь начальником Ухто-Ижемского лагеря, то есть в систему ГУЛАГа[55]55
  Там же, д. 1002, л.7; Посетители… с. 18.


[Закрыть]
. Тогда же В. Н. Меркулов и В. Г. Деканозов стали заместителями Берия.

Тем временем Г. М. Маленков занимался обеспечением юридического обоснования кардинальной смены внутриполитического курса. Для начала подготовил весьма важный документ, который должен был создать возможность для тотальной кадровой чистки, не только в подведомственных Ежову НКВД и КПК, но и ведомствах Ворошилова, Кагановича, Литвинова. Поставить эту акцию под контроль не только ПБ и секретариата ЦК, но прежде всего ОРПО и лично Георгия Максимилиановича.

Проект постановления «Об учете, проверке и утверждении в ЦК ВКП(б) ответственных работников наркомвнудела, наркомата обороны, наркомата военно-морского флота, наркоминдела, наркомата оборонной промышленности, комиссии партийного контроля и комиссии советского контроля» устанавливал строгую обязательность утверждения в ПБ, ОБ и секретариате ЦК всех без исключения ответственных сотрудников центральных аппаратов поименованных выше наркоматов и комиссий. «От высших должностей и руководителей отделов и их заместителей» до начальников отделений – в НКВД, руководителей групп и их заместителей – в КСК и КПК. «По местным органам» в НКВД – от наркомов союзных и автономных республик, их заместителей, начальников краевых, областных, окружных управлений и их заместителей, начальников отделов до начальников городских и районных отделов; по НКО и НКВМФ – до командиров бригад, линкоров и крейсеров, начальников академий, военпредов на оборонных предприятиях; по НКИД – до полпредов, советников, первых и вторых секретарей, генеральных консулов, уполномоченных наркомата в союзных республиках и Дальневосточном крае; по КПК и КСК – до уполномоченных по республикам, краям, областям, их замов.

Предусматривал проект постановления и то, что ОРПО должен был: «а) в первую очередь учесть, проверить, завести личные дела и внести на утверждение ЦК ВКП(б) ответственных работников наркомвнудела, прежде всего – центрального аппарата НКВД, управлений НКВД по Московской и Ленинградской областям, закончив эту работу в трехнедельный срок. Учет, проверку и утверждение остальных работников наркомвнудела провести в месячный срок; б) учет, проверку и утверждение ответственных работников по другим наркоматам закончить к 1 декабря 1938 года». Намечен был, естественно, и конкретный механизм для проведения задуманной тотальной кадровой чистки. Им должны были стать четыре новых сектора ОРПО – работников наркомвнудела и судебно-прокурорских, военно-морского флота, оборонной промышленности, КПК и КСК.

Проект не скрывал той генеральной задачи, которую с его помощью и предстояло решить: чистка, притом основательная, НКВД и его местных органов. В то же время в логичном, достаточно продуманном тексте недоумение могло вызвать лишь одно – отсутствие намерения создать в ОРПО сектор работников наркомата обороны. Однако это, связанное, скорее всего, с сохранявшейся особой ролью К. Б. Ворошилова в узком руководстве, не привлекло внимания членов ПБ. Зато с общего согласия они решили расширить круг ведомств, подлежащих чистке. Дополнили его Комитетом обороны, военными отделами наркоматов машиностроения и тяжелой промышленности СССР, местной промышленности РСФСР. Именно в таком виде 20 сентября проект и был утвержден ПБ[56]56
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 163, д. 1199, л. 103–109; Сталинское политбюро… с. 42–44.


[Закрыть]
.

Тем самым Г. М. Маленков не побоялся взять на себя всю ответственность – и партийную, и юридическую, за все предстоящие назначения. Кроме того, как это обнаружилось лишь несколько месяцев спустя, и за восстановление в должностях прежнего уровня всех тех, кто после незаконного ареста был освобожден и полностью реабилитирован. Наконец, резко и значительно повысив свою роль, получив столь огромные права, Маленков создал возможность и проводить вскоре свою, принципиально новую кадровую политику.

…Провозглашая в мае, что Германия не намерена подвергать Чехословакию агрессии, Гитлер просто вел игру по тем правилам, которые ему предложил Чемберлен. Британский премьер, пославший 3 августа в Прагу лорда Ренсимена с задачей подыскать приемлемое для него и фюрера решение судетской проблемы, просто выгадывал время. Ведь решение было уже известно и изложено еще 6 августа Гендерсоном германскому МИДу: «Англия не станет рисковать ни единым моряком или летчиком из-за Чехословакии. Обо всем возможно договориться, если не применять грубую силу»[57]57
  Ширер У. Указ. соч., с. 417.


[Закрыть]
.

Пока Ренсимен изыскивал наиболее удобный способ передать Германии даже без плебисцита Судетскую область, советское руководство пыталось предотвратить еще не казавшуюся неминуемой агрессию. По его поручению Литвинов пригласил 22 августа германского посла Шуленбурга и от имени правительства уведомил его о взгляде Кремля на возможное развитие событий: «чехословацкий народ как один человек будет бороться за свою независимость, что Франция в случае нападения на Чехословакию выступит против Германии, что Англия, хочет ли того Чемберлен, или нет, не сможет оставить Францию без помощи и что мы также выполним свои обязательства перед Чехословакией»[58]58
  История внешней политики СССР, т. 1, с. 345.


[Закрыть]
. Нарком не знал, не мог и предположить, что все уже решено. Менее чем неделю спустя Чемберлен вызвал Гендерсона и поручил ему срочно подготовить встречу с Гитлером для совершения закулисной сделки. Не ведая о том, Литвинов пытался сдвинуть дело защиты маленькой европейской страны с мертвой точки. 2 сентября во время беседы с временным поверенным в делах Франции Пайяром не только в который раз подтвердил готовность СССР выполнить взятые на себя обязательства, но и просил немедленно оказать все необходимое воздействие на Польшу и Румынию для того, чтобы те дали разрешение на проход частей Красной Армии.

Между тем президент Чехословакии Эдуард Бенеш, достаточно осведомленный о настоящей позиции Великобритании и Франции, попытался ценой максимальных уступок избавить свой народ от неравной борьбы с вермахтом. 5 сентября предупредил лидеров судетских немцев Кундта и Себековского о своей готовности принять любые их требования. Но фюреру компромисс, даже самый благоприятный для него, не был нужен. Необходим был повод, который вскоре он и получил. Всего два дня спустя Генлейн запретил своим подручным любые переговоры с пражским правительством и возглавил путч, сразу же до предела обостривший ситуацию. Приведший к задуманному – объявлению в Судетской области чрезвычайного положения, вводу войск и разоружению мятежников.

Германия отреагировала незамедлительно. Выступая 10 сентября в Нюрнберге, Геринг обрушил бурю показного гнева на маленькую соседнюю страну. Оказываемое ею сопротивление предусмотрительно связал только с СССР да непременным для таких случаев мировым сионизмом. «Жалкая раса пигмеев-чехов, – грубо подстрекал он соратников по НСДАП, – угнетает культурный народ, а за всем этим стоит Москва и вечная маска еврейского дьявола»[59]59
  Ширер У. Указ. соч., с. 420.


[Закрыть]
.

Далее события развивались крайне стремительно. 15 сентября Чемберлен встретился с Гитлером в Берхтесгадене. Заранее выразив готовность удовлетворить все его претензии, попросил о незначительной отсрочке – для одобрения своих действий британским правительством. 18 сентября получил поддержку не только от членов кабинета, но и от французского министра иностранных дел Бонне, специально прилетавшего в Лондон. 19 сентября послы Великобритании и Франции потребовали от Чехословакии безоговорочно принять условия, выдвинутые Гитлером. Однако Бенеш отклонил недвусмысленный ультиматум. Все еще сохраняя надежду на поддержку Парижа, обратился к СССР с запросом, окажет ли он военную помощь в соответствии с договором при столь очевидной позиции Чемберлена. И тут же получил ответ, что 30 дивизий Красной Армии сосредоточены у западных границ, ожидая приказа о выступлении.

21 сентября, пытаясь оказать моральное воздействие на Францию, Литвинов заявил в Лиге наций: «Наше военное руководство готово немедленно принять участие в совещании с представителями французского и чехословацкого военных ведомств для мероприятий, диктуемых моментом». Однако очередной советский демарш оказался безрезультатным. В тот день в Праге получили новый ультиматум Лондона и Парижа, совершенно открыто мотивированный стремлением избежать ситуации, «за которую Франция и Англия не могут взять на себя ответственность»[60]60
  Черчилль У. Вторая мировая война. М., 1991, т. 1, с. 139–140.


[Закрыть]
. 21 сентября и Польша поторопилась занять прогерманскую сторону. Объявила о своих претензиях на часть чехословацкой территории – Тешинскую область. Вынудила правительство СССР выступить с заявлением – оно будет рассматривать вторжение польских войск в Чехословакию актом агрессии.

Тем временем Чемберлен вторично встретился с фюрером, окончательно согласовав с ним процедуру расчленения суверенного государства. Поставил лишь одно условие – войны не объявлять, военных действий не вести. 25 сентября с таким решением согласился французский премьер Да-ладье, а 28 сентября – и Муссолини. Следующие два дня лидеры четырех стран, собравшись в Мюнхене, официально и документально зафиксировали свой сговор. 30 сентября Бенешу пришлось капитулировать. Но не желая связывать себя с позорной сделкой, он сложил с себя 5 октября полномочия президента, передав их генералу Сыровы, командовавшему чешским легионом в России в годы гражданской войны.

Спустя несколько лет, оценивая Мюнхенское соглашение, Черчилль признал: «Советские предложения фактически игнорировали. Эти предложения не были использованы для влияния на Гитлера, к ним отнеслись с равнодушием, чтобы не сказать с презрением, которое запомнилось Сталину. События шли своим чередом так, как будто Советской России не существовало. Впоследствии мы дорого поплатились за это»[61]61
  Там же, с. 141.


[Закрыть]
.

В те же самые дни не менее драматические события происходили и в Советском Союзе. Правда, под покровом тайны.

Чистку НКВД, вернее, пока лишь, для начала – смену его высшего руководства в намеченный срок, к 20 октября, что предусматривало постановление ЦК, провести так и не удалось. За три недели Маленков и Берия смогли утвердить на ПБ только троих: В. Д. Филаретова, до того наркома местной промышленности РСФСР – замнаркома по хозяйству, Н. Н. Федорова – начальником 2-го управления, М. А. Петрова – начальником секретариата наркомата. За следующий месяц также троих, но уже лишь по ГУГБ: В. Г. Деканозова, по совместительству – начальником ИНО (5-й, иностранный отдел, т. е. внешняя разведка), М. М. Гвишиани – начальником 3-го специального (оперативного) отдела, П. А. Шария – начальником секретариата[62]62
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 1002, л. 34, 51; д. 1003, л. 14.


[Закрыть]
.

Столь значительная задержка была вызвана необходимостью скрупулезно проверить кандидатов для работы в НКВД. Их сначала просто отбирали – тех, кто не был запятнан участием в репрессиях, на кого можно было твердо положиться, не определяя для них еще конкретные должности, и проводили списками через ПБ. Так, 5 ноября утвердили перевод четырех сотрудников ОРПО в отдел кадров НКВД СССР и 32 молодых офицеров наркомата, преимущественно недавних выпускников различных институтов, для работы в центральном аппарате и территориальных управлениях. В середине ноября – еще 32-х, 26 ноября ПБ приняло решение об организации месячных курсов при НКВД для тех партийных и комсомольских функционеров, кто будет переведен туда[63]63
  Там же, д.1003, л. 11, 29, 32; д. 1004, л. 1.


[Закрыть]
.

Размеренную четкую кадровую работу внезапно нарушили несколько чрезвычайных происшествий, заставивших пойти на экстраординарные меры. 12 ноября неожиданно застрелился начальник управления НКВД по Ленинградской области М. И. Литвин. Долгое время он являлся преуспевающим партфункционером. С 1930 года возглавлял распредотдел (предшественник ОРПО) Среднеазиатского бюро; в 1931 стал заместителем заведующего распредотдела уже ЦК ВКП(б); с марта 1933 заведовал отделом кадров ЦК КП(б) Украины; в 1936 году получил пост второго секретаря Харьковского обкома. Только в 1937 году его направили в НКВД СССР, начальником отдела кадров, а в начале 1938 перевели в Ленинград. Именно такая биография и должна была настораживать. Ведь Литвин, представитель старой партийной гвардии, в прошлом был связан со слишком многими руководителями, не только уже оказывавшимися «врагами народа» – Косиором, Чубарем, Постышевым, но и все еще остававшимися на своих постах. Например, со Ждановым. Все это и создавало неразрешимую проблему. Вынуждало трактовать самоубийство многозначно: и как возможное раскаяние в содеянном, страх перед грядущим наказанием, и как вполне вероятный поступок честного человека, опасавшегося стать очередной невинной жертвой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю