Текст книги "Тайны Кремля
Сталин, Молотов, Берия, Маленков"

Автор книги: Юрий Жуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 50 страниц)

Поступая таким образом, Вознесенский, скорее всего, исходил из собственного прогноза о неизбежности, да и к тому же в самом скором времени, очередного раунда схватки на вершине власти. Основанием же тому могло послужить появление 9 июня 1947 года указа ПВС СССР «О разглашении государственной тайны». Акта, органически связанного с деятельностью судов чести, уточнявшего их сущность, цели и задачи, направленного прежде всего против тех, кто занимал высокие посты в партийных и государственных структурах. Ведь никто иной, как они, и являлись основными носителями настоящих тайн, а потому и могли стать обвиняемыми в соответствии с новым карательным указом.

Еще более неоспоримым свидетельством близкого усиления борьбы в узком руководстве стало решение ПБ от 23 сентября 1947 года, признавшего «необходимым иметь в аппарате ЦК ВКП(б) Суд чести»[607]607
  Там же, д. 2196, л. 53.


[Закрыть]. Сделано же это было далеко не случайно, ибо на рассмотрение последнего одновременно выносились «антигосударственные поступки» уже снятых со своих постов заместителя начальника УПиА К. С. Кузакова и заведующего отделом печати УК М. И. Щербакова[608]608
  Там же.


[Закрыть]. Им обоим инкриминировалось одно и то же. «Покровительство» только что «разоблаченного» как британского шпиона Б. Л. Сучкова. «Протаскивание» его сначала на должность заместителя заведующего отделом издательств УПиА, а 23 апреля 1947 года – директором Издательства иностранной литературы.

«Дело» Сучкова, павшего одним из первых в обострявшейся с каждым днем борьбе Кузнецова со Ждановым, послужило формальным предлогом для проведения чистки УПиА. Для устранения из него, вскоре пониженного в статусе, реорганизованного в отдел, самостоятельно мыслящих сотрудников, ориентировавшихся на Александрова и Жданова, для полного подчинения оставленных там новым руководителям, Суслову и Шепилову. Вскоре аналогичные методы использовали и в Министерстве Вооруженных Сил (МВС), где Булганин столь же своеобразно утверждал себя в новой роли.

8 ноября в Москву вызвали тех, кто возглавлял в прошлом НКВМФ, адмиралов Н. Г. Кузнецова – наркома в 1939–1946 годах, М. М. Галлера – замнаркома в 1940–1946 годах, В. А. Алафузова – начальника главного морского штаба в 1942–1943 и 1944–1945 годах, Г. А. Степанова – начальника главного морского штаба в 1943–1944 годах. Уведомили, что их обвиняют в незаконной передаче союзникам в годы войны секретной документации по парашютной торпеде. 11 декабря, на совещании у Булганина, их дело решено было передать на рассмотрение суда чести министерства, что на следующий день подкрепило соответствующее постановление СМ СССР. Состоявшееся месяц спустя, 12–15 января 1948 года, заседание суда чести МВС, как и предусматривало положение о нем, передало дело четырех адмиралов в военную коллегию Верховного суда СССР, а та 3 февраля и приговорила Алафузова и Степанова к десяти годам лишения свободы, Галлера – к четырем, неожиданно милостиво отнесясь к Кузнецову. Его только понизили в звании до контр-адмирала, но уже 10 июня частично реабилитировали. Назначили заместителем главнокомандующего войсками на Дальнем Востоке по Военно-Морским Силам[609]609
  Кузнецов Н. Г. Указ. соч., с. 11–12; 230–231; РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 2201, л. 10.


[Закрыть].

Столь сокрушительная деятельность судов чести, как можно догадываться, породила у некоторых членов узкого руководства серьезные опасения за свое положение, свою судьбу. Возможно, вызвала предчувствие, что ситуация весьма легко может выйти из-под их контроля. Перерасти в новую волну массовых репрессий, неизбежно приведя к полной дезорганизации всего государственного аппарата, совершенно недопустимой в условиях конфронтации с Западом. Только потому, как можно совершенно уверенно утверждать, 15 марта 1948 года ПБ сочло необходимым установить: «Запретить впредь министрам организовывать суды чести над работниками министерств без санкции Политбюро ЦК». Более того, данное решение не скрывало, прямо упоминало тех, кто в тот момент и представлял явную угрозу для большинства членов узкого руководства. Как повод использовало достаточно второстепенный инцидент: «Считать неправильным, что т. Абакумов организовал суд чести над двумя работниками министерства без ведома и согласия политбюро, что и поставить т. Абакумову на вид. Указать секретарю ЦК т. Кузнецову, что он поступил неправильно, дав т. Абакумову единолично (выделено мною. – Ю. Ж.) согласие на организацию суда чести над двумя работниками. Решение суда чести министерства государственной безопасности в отношении тт. Бородина и Надежкина приостановить до разбора дела секретариатом ЦК»[610]610
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 2199, л. 28.


[Закрыть].

Скорее всего, данное решение вышло из-под пера тех, кто не только не желал потворствовать подобным репрессивным акциям, но и попытался использовать представившуюся возможность для существенного ограничения слишком возросших прав Кузнецова, действовавшего совместно с Абакумовым, с его грозным министерством. Кто попытался и в какой-то мере добился желаемого. Во всяком случае с весны 1948 года суды чести проводились все реже и реже, а затем и просто прекратили существование. Но еще до того обозначилась иная, более «мягкая» методика, позволявшая дискредитировать, устранять с политической сцены лиц, по той или иной причине нежелательных или неугодных власть предержащим. Именно так поступили с Г. К. Жуковым, отказавшись и от политических обвинений, и от использования суда чести. Нашли выглядевший более веским, понятным генералитету и офицерскому корпусу повод.

20 января 1948 года ПБ приняло постановление «О т. Жукове Г. К., маршале Советского Союза»:

«ЦК ВКП(б), заслушав сообщение комиссии в составе тт. Жданова, Булганина, Кузнецова, Суслова и Шкирятова, выделенной для рассмотрения поступивших в ЦК материалов о недостойном поведении командующего Одесским военным округом Жукова Г. К., установил следующее.

Тов. Жуков, в бытность главнокомом группы советских оккупационных войск в Германии, допустил поступки, позорящие высокое звание члена ВКП(б) и честь командира Советской Армии. Будучи полностью обеспечен со стороны государства всем необходимым, тов. Жуков злоупотреблял своим служебным положением, встал на путь мародерства, занявшись присвоением и вывозом из Германии для личных нужд большого количества различных ценностей.

В этих целях т. Жуков, давши волю безудержной тяге к стяжательству, использовал своих подчиненных, которые, угодничая перед ним, шли на явные преступления, забирали картины и другие ценные вещи во дворцах и особняках, взломали сейф в ювелирном магазине в г. Лодзи, изъяв находящиеся в нем ценности, и т. д.

В итоге всего этого Жуковым было присвоено до 70 ценных золотых предметов (кулоны и кольца с драгоценными камнями, часы, серьги с бриллиантами, браслеты, броши и т. д.), до 740 предметов столового серебра и серебряной посуды и сверх того еще до 30 килограмм разных серебряных изделий, до 50 дорогостоящих ковров и гобеленов, более 600 картин, представляющих большую художественную ценность, около 3700 метров шелка, шерсти, парчи, бархата и др. тканей, свыше 320 шкурок ценных мехов и т. д.

Будучи вызван в комиссию для дачи объяснений, т. Жуков вел себя неподобающим для члена партии и командира Советской Армии образом, в объяснениях был неискренним и пытался всячески скрыть и замазать факты своего антипартийного поведения.

Указанные выше поступки и поведение Жукова на комиссии характеризуют его как человека, опустившегося в политическом и моральном отношении.

Учитывая все изложенное, ЦК ВКП(б) постановляет:

1. Признавая, что т. Жуков Г. К. за свои поступки заслуживает исключения из рядов партии и предания суду, сделать т. Жукову последнее предупреждение, предоставив ему в последний раз возможность исправиться и стать честным членом партии, достойным командирского звания.

2. Освободить т. Жукова с поста командующего Одесским военным округом, назначив его командующим одним из меньших округов.

3. Обязать т. Жукова немедленно сдать в госфонд все незаконно присвоенные им драгоценности и вещи»[611]611
  Там же, д. 2198, л. 28–29; Г. К. Жуков: неизвестные страницы биографии//Военные архивы России. Вып. 1. М., 1993, с. 184–207.


[Закрыть].

13 февраля маршал Г. К. Жуков вступил в должность командующего Уральским военным округом. Не только меньшим по территории, но и просто захолустным, не имевшим стратегического значения, тыловым.

…О вполне вероятных переменах на вершине власти свидетельствовали не одни только карательные акции, но и столь же симптоматичные кадровые перемещения. Те, что начались с реорганизации долгие десятилетия всемогущего Госплана СССР. С выделения из него 13 декабря 1947 года как полностью самостоятельных учреждений общесоюзного масштаба двух новых государственных комитетов – по материально-техническому снабжению народного хозяйства (Госснаб) и по внедрению новой техники в народное хозяйство (Гостехника). Руководителем сравнительно ослабленного в своей значимости Госплана (вскоре из-под его подчинения вывели еще и Центральное статистическое управление) оставили Н. А. Вознесенского. Пост председателя Госснаба получил возвращенный решением ПБ от 15 декабря в Москву скорее всего по иным мотивам Л. М. Каганович, а Гостехники – В. А. Малышев. Для последнего, несмотря на сохраненную за ним курацию министерства транспортного машиностроения, которое он возглавлял перед тем, такое перемещение означало существенное понижение уровня и места в широком руководстве.

То же, что и с Малышевым, произошло с еще одним, уже не молодым «капитаном индустрии», М. Г. Первухиным. Его еще 29 ноября также освободили от обязанностей министра химической промышленности, утвердили – всего лишь – первым заместителем начальника ПГУ, поставив тем самым под прямой и непосредственный контроль Берии. А 26 января 1948 года сняли с поста председателя комитета по делам искусств М. Б. Храпченко. «Как не обеспечившего правильного руководства». Допустившего, что лишь отчасти курируемый им «оргкомитет Союза советских композиторов проводил в корне неправильную линию в области советской музыки… Превратился в рассадник осужденного партией формалистического, антинародного направления в советской музыке, чем нанес серьезный ущерб ее развитию»[612]612
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 2197, л. 3, 7; д. 2198, л. 4; д. 2199, л. 3.


[Закрыть].

Некоторое понижение в должностях Малышева и Первухина, с момента появления во властной элите наиболее близких к Маленкову, можно чисто предположительно рассматривать как своеобразный удар по Георгию Максимилиановичу. Снятие же Храпченко столь же условно следует оценить как попытку дискредитировать работу уже Жданова, и отвечавшего на самом деле за деятельность всех творческих союзов, в том числе композиторов, и имевшего прямое отношение к формированию первого его оргкомитета.

Только после этих, как бы подготовительных кадровых перестановок, последовали три решения ПБ, уже напрямую менявшие положение в узком руководстве, баланс сил в нем. Решение от 16 февраля 1948 года: «Ввиду того, что Политбюро в своей работе трудно обойтись без министра Вооруженных Сил, Политбюро считает необходимым поставить на голосование членов ЦК предложение о переводе т. Булганина Н. А. из состава кандидатов в состав членов Политбюро ЦК»[613]613
  Там же, д. 2199, л. 16.


[Закрыть]. (Разумеется, необходимое согласие было получено незамедлительно.) От 25 марта: «Признать неправильным, что т. Молотов не согласовал с Политбюро ЦК вопрос о выступлении посла (СССР в Вашингтоне. – Ю. Ж.) т. Панюшкина на митинге в США и о тексте этого выступления»[614]614
  Там же, л. 33.


[Закрыть]. И от 29 марта: «В связи с перегруженностью, удовлетворить просьбу т. Молотова об освобождении его от участия в заседаниях Бюро Совета Министров СССР с тем, чтобы т. Молотов мог заняться главным образом делами по внешней политике. Председательствовать на заседаниях Бюро Совета Министров СССР возложить поочередно на заместителей председателя Совета Министров СССР тт. Вознесенского, Берия и Маленкова»[615]615
  Там же, д. 2200, л. 2.


[Закрыть].

Все три решения ПБ в совокупности означали фиксацию внезапного передела власти. Второй человек в стране, Вячеслав Михайлович Молотов, как и в мае 1941 года, практически отстранялся от своих важнейших обязанностей фактического главы правительства страны. Оставался – но надолго ли? – лишь министром иностранных дел. Его место в Совмине вновь занял Н. А. Вознесенский, правда вынужденный до поры до времени делить обретенную власть с Л. П. Берия и Г. М. Маленковым. Берия лишний раз продемонстрировал незыблемость своего положения напрямую зависевшего от важности создания Советским Союзом собственного ядерного оружия и средств его доставки. Более того, частично вернул утраченное – возможность воздействовать на деятельность госбезопасности. 17 апреля ПБ поручило именно ему возглавить особую комиссию, включившую Кагановича, Маленкова, Вознесенского, Абакумова, Власика, но почему-то без Кузнецова, призванную принять или отвергнуть представленный МГБ проект «обеспечения полной секретности телефонной связи между членами девятки»[616]616
  Там же, л. 21, 23.


[Закрыть]. Маленков же сумел доказать всем не только то, что у него не ослабла воля к власти, но и сохранилась способность, умение неуклонно возвращать себе потерянные вроде бы позиции.

Одновременно начало 1948 года показало и иное. Утверждение, закрепление жесткого внутриполитического курса. Тех его черт, которые казалось бы остались навсегда в далеких 30-х годах. Неоспоримым же свидетельством тому стали явно не случайно совпавшие по времени до дня еще два постановления ПБ – принятые 5 апреля. В соответствии с первым из них (по регистрации), М. Б. Храпченко и его уже бывшим подчиненным по комитету предъявлялись обвинения в «систематических нарушениях финансово-бюджетной дисциплины в расходовании государственных средств»[617]617
  Там же, л. 6–9.


[Закрыть]. Обвинения в преступлении, которое могло при желании рассматриваться и как просто административное упущение, и как уголовно наказуемое деяние.

Второе постановление из-за своей сути сразу же приобретало характер дамоклова меча, снова повисшего над всей властной элитой за исключением узкого руководства. Оказывалось таковым, ибо им создавался очередной неконституционный карательный орган, общий для обеих ветвей власти страны: «В интересах укрепления партийной и государственной дисциплины, – гласил этот документ, – борьбы с проявлением разложения и антигосударственными проступками, роняющими честь и достоинство руководящих советских и партийных работников, организовать при Совете Министров СССР и Центральном Комитете ВКП(б) суд чести. На суд чести при Совете Министров СССР и Центральном Комитете ВКП(б) возлагается рассмотрение антигосударственных и антиобщественных поступков, совершенных министрами союзных министерств и их заместителями, председателями комитетов Совета Министров СССР и их заместителями, начальниками главных управлений при Совете Министров СССР и их заместителями, секретарями ЦК компартий союзных республик, председателями советов министров союзных республик и министрами союзных республик…» И как это уже было при создании суда чести для ЦК ВКП(б), сразу же, но только другим пунктом протокола, определили первую, оказавшуюся и единственной, жертву. Решили: «Дело об антигосударственных поступках т. Ковалева передать на рассмотрение суда чести при Совете Министров СССР и ЦК ВКП(б) с освобождением его от обязанностей министра путей сообщения. Обязать первого заместителя путей сообщения т. Бещева немедля приступить к исполнению обязанностей министра путей сообщения»[618]618
  Там же, л. 9—11.


[Закрыть].

Широкому руководству следовало насторожиться, возможно, даже и испугаться. И не только из-за этих двух постановлений ПБ, но и из-за того, что сопровождало их. Ставшего слишком уж нарочитым снятия со своих постов министров, которым вроде бы не следовало ничего опасаться. Ведь они не только прошли беспримерно суровую школу подчинения и управления, но и выдержали успешно своеобразный экзамен в годы войны. Доказали конкретной работой, умением справляться с любыми, самыми сложными поручениями. Тем не менее именно их и затронула необычная чистка. Привела только за три месяца к освобождению по различным причинам девяти членов правительства. Уже упоминавшихся В. А. Малышева, М. Г. Первухина, И. В. Ковалева, М. Б. Храпченко, а кроме того еще и министров юстиции – Н. М. Рычкова, финансов – А. Г. Зверева, связи – К. Я. Сергейчука, морского флота – П. П. Ширшова, председателя комитета по делам физкультуры и спорта – Н. Н. Романова[619]619
  Там же, д. 2199, л. 5, 32; д. 2200, л. 3–5.


[Закрыть].

Лишь одно могло послужить некоторым утешением для всех, и затронутых чисткой, и тех, кого она не коснулась. Никому не предъявляли обвинений политического характера, никого – даже тех, кого снимали, включая и Ковалева, не отдавали под суд, не приговаривали к лишению свободы, тем более – к расстрелу. Даже Храпченко, хотя его «дело» и сопровождалось идеологическими акциями, по своим масштабам более значительными, нежели в августе – сентябре 1946 года. «Дело», оказавшееся напрямую связанным с принятием ПБ 10 февраля суровым по тону постановлением «Об опере „Великая дружба“ В. Мурадели», а до того – с проведением 10–13 января необычного, в ЦК ВКП(б), широкого совещания «деятелей» советской музыки. Совещания, где Жданов сыграл ведущую роль, но почему-то сидел в президиуме вместе с другими секретарями ЦК – М. А. Сусловым, А. А. Кузнецовым, Г. М. Поповым. Совещании, как бы естественно перешедшим в 1-й съезд Союза советских композиторов, заседавшим с 19 по 25 апреля. И на совещании, и на съезде практически все участники, поддерживая в том Жданова, пытались связать пресловутую давнюю «правдинскую» статью «Сумбур вместо музыки» с днем настоящим. Дружно осуждали творчество выведенных из оргкомитета Арама Хачатуряна, Вано Мурадели, Левона Атовмьяна, а также Дмитрия Шостаковича, Сергея Прокофьева, Виссариона Шебалина, Юрия Шапорина, Николая Мясковского.

Именно отсутствие политических мотивов, судебных наказаний при освобождениях от должности или признании серьезных «идеологических» ошибок, и создавало ощущение странной, «аппаратной» игры, которую вели те, кто скрывался за кулисами, оставался в тени. Игры во имя достижения непонятной остальным цели, остающейся загадочной и поныне. Даже сегодня нельзя дать однозначное, обоснованное объяснение происходившему тогда во власти. Нельзя прежде всего потому, что ужесточение отношения к высшим государственным служащим в равной степени подрывали позиции и А. А. Кузнецова, возглавлявшего УК, и Г. М. Маленкова, до своего ухода с этого поста выдвигавшего на руководящие посты тех, кто и подвергался опале. Мало того, жесткий кадровый курс оказывался выгодным все тем же двум членам узкого руководства, а вместе с тем еще и Сталину. Ведь именно в то время Иосиф Виссарионович вновь начал проявлять прежнюю активность, усиливая свое положение единоличного лидера, укрепляя его. Не довольствуясь тем, что с помощью Кузнецова – Абакумова и Булганина полностью контролировал силовые структуры, госбезопасность и армию, напрямую подчинил себе еще одно столь же значимое, только с точки зрения экономики, ведомство. Косыгиным заменил 23 марта Зверева, пониженного до уровня первого заместителя, на посту министра финансов, сразу же приняв «наблюдение и контроль за работой» этого министерства на себя. А 12 апреля весьма странным образом преобразовал еще и валютный комитет ПБ. Включил в его состав А. Н. Косыгина, Л. 3. Мехлиса и В. Ф. Попова[620]620
  Там же, д. 2192, л. 15, 32, д. 2200, л. 14.


[Закрыть].

Но все же массовые репрессии, непременный атрибут жесткого курса, все же возобновились, и именно в то самое время. Правда, на весьма ограниченной территории – лишь в республиках Прибалтики, западных областях Украины; в ограниченных размерах – затронули исключительно сельское население, невольно служившее опорной базой не ослабевавшего вооруженного сопротивления сепаратистов, в столь же узких рамках формы наказания по большей части свелись к высылке населения из западных областей Украины в центральные и восточные.

Как уже отмечалось выше, 15 декабря 1947 года по решению ПБ первого секретаря ЦК КП(б) Украины Л. М. Кагановича отозвали в Москву. На освободившуюся должность утвердили единственного возможного кандидата – члена ПБ Н. С. Хрущева, а для сохранения разделения полномочий назначили главой республиканского правительства Д. С. Коротченко. В силу возвращенного высокого положения Никите Сергеевичу теперь в несоизмеримо большей степени, нежели прежде – как председателю СМ УССР, приходилось отвечать за положение в западных областях, где продолжали сопротивление всем органам власти, и советским, и партийным, ОУН и ее «военное крыло» – УПА. Мало того, необходимо было Хрущеву и как-то оправдать свои четырехлетней давности шапкозакидательские заявления. Утверждения донельзя оптимистические – мол, ликвидация вооруженного подполья произойдет в самое ближайшее время, став простой операцией.

21 марта 1944 года Н. С. Хрущев в сообщении на имя Сталина писал: «Что касается вопроса об украинско-немецких националистических бандах, то надо сказать, что разговоры об их действиях сильно преувеличены… Я уверен, что мы скоро наведем в этих районах порядок». Правда, мимоходом отмечал – для восстановления спокойствия уже используются кавалерийская дивизия, двадцать броневиков, восемь легких танков да ожидается прибытие частей НКВД. Однако даже с такими силами решить проблему не удалось. Хотя лишь с 19 февраля по 20 сентября того же 1944 года было уничтожено 13442 националистов-экстремистов, а 7456 захвачено в плен, борьба с ними не завершилась, и конца ей не было видно. Боевые действия не спадали, а возрастали по мере продвижения Красной Армии на запад. Усилились настолько, что вызвали после одобрения узким руководством появление совместного приказа по НКВД и НКГБ от 9 октября «О мероприятиях по усилению борьбы с оуновским подпольем и ликвидации банд ОУН в западных областях Украинской ССР». В начале следующего, 1945 года, аналогичное постановление вынуждено было принять и ЦК КП(б) Украины[621]621
  Хрущев и Украина. Киев, 1995, с. 48–49, 163; Плотников Н. Д. Смертоносцы // Военно-исторический журнал. 1991, № 3, с. 53–61; Каптелов Б. К. ОУН на службе у фашизма//Военно-исторический журнал. 1991, № 5, с. 45–57.


[Закрыть].

Даже после окончания войны вооруженное сопротивление украинских экстремистов на Волыни, во Львовской, Тернопольской, Дрогобычской, Станиславской областях не только не было сломлено, но даже усилилось. Перекинулось за границу, охватив территорию юго-восточной Польши и Словакии. Потребовало скоординированных усилий органов госбезопасности трех стран, мощных армейских группировок только для того, чтобы ликвидировать отряды бандеровцев за пределами СССР, да и то лишь к началу 1949 года. Тем временем не утихавшая в западных районах УССР борьба приобрела, в конце концов, политический характер. Отрицательно повлияла на стремление Киева быстро провести коллективизацию. Вынуждала крестьян, уже смирившихся с неизбежным, как они понимали, вступлением в колхозы, все же не делать этого из-за вполне реальной угрозы погибнуть после такого поступка от пуль бандеровцев.

Поставленный перед жестким и суровым долгом любой ценою провести коллективизацию, Хрущев нашел видавшийся ему, судя по всему, единственно приемлемым выход. Внес 10 февраля 1948 года на рассмотрение ПБ предложение, носившее поначалу чисто региональное значение – о необходимости применения упрощенной процедуры высылки всех тех, кто отказывался вступать в колхозы, а также в той или иной степени был связан с сепаратистским подпольем.

ПБ поддержало инициативу Никиты Сергеевича и сформировало особую комиссию в составе зампреда СМ СССР Л. П. Берия, первого секретаря ЦК КП(б) Украины Н. С. Хрущева, секретарей ЦК М. А. Суслова, А. А. Кузнецова, министров: госбезопасности – В. С. Абакумова, внутренних дел – С. Н. Круглова, юстиции – К. П. Горшенина, генерального прокурора Г. Н. Сафонова. Поручило им подготовить документ совершенно иного рода, направленный на разработку «вопросов о переселенцах, административно-ссыльных и высланных, об организации специальных тюрем и лагерей для особо опасных преступников, в том числе шпионов, а также вопроса о высылке из Украины вредных элементов в деревне с предоставлением предложений в Бюро Совета Министров»[622]622
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 2199, л. 11; «Неизвестная инициатива Н. С. Хрущева» // Отечественные архивы. 1993, № 2, с. 31–36.


[Закрыть].

Спустя всего десять дней, 21 февраля, Н. М. Шверник подписал указы ПВС СССР «О выселении из Украинской ССР лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный и паразитический образ жизни» – то есть тех, кто отказывался вступать в колхозы, и «О направлении особо опасных государственных преступников по отбытии наказания в ссылку на поселение в отдаленные местности СССР»[623]623
  Источник. 1994, № 2, с. 92–93.


[Закрыть]. Последний юридический акт означал уже бессрочную высылку на Колыму, в Красноярский край и Северный Казахстан всех тех, кто отбыл или должен был вскоре отбыть заключение по 58 статье Уголовного кодекса. Означал возобновление в Советском Союзе репрессий, возможно – массовых.

7 мая ПБ, не довольствуясь масштабами новых карательных мер, поручило еще одной комиссии, теперь уже в составе Г. М. Маленкова (председатель), А. А. Жданова, Н. С. Хрущева, М. А. Суслова, Родионова и С. Н. Круглова «выработать на основе опыта Украины проект постановления Совета Министров СССР и проект указа президиума Верховного Совета СССР о мерах высылки в отдаленные районы антисоциальных элементов по решениям колхозных собраний»[624]624
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 2200, л. 31.


[Закрыть]. И снова требуемый юридический акт не заставил себя ждать. Указ ПВС СССР «О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный, паразитический образ жизни», был утвержден 2 июня 1948 года и тотчас распространен на республики Прибалтики, западные области Белоруссии, Молдавию. На ту территорию, где и следовало в кратчайший срок завершить коллективизацию, унифицировав тем самым аграрную сферу народного хозяйства страны.

Чтобы усилить действенность новых юридических актов, 24 августа ПБ за проявление «мягкости» и «нерешительности» освободило от занимаемых должностей председателя Верховного суда СССР И. Т. Голякова и его заместителя, председателя военной коллегии В. В. Ульриха. Заменило их на более покладистых, «управляемых» – А. А. Волина и А. А. Чепцова[625]625
  Там же, д. 2202, л. 23.


[Закрыть]. А 26 октября оформление возрожденной карательной системы завершилось появлением «директивы» МГБ и Генеральной прокуратуры СССР, установившей, что аресты и направление в бессрочную ссылку всех освобождаемых из тюрем и лагерей по отбытию наказания производятся без суда. Лишь по решению пресловутого особого совещания при МГБ[626]626
  ЦХСД. Коллекция, ф. 89, перечень 60, док. 26, л. 2.


[Закрыть]. И, как можно уверенно предположить, при одобрении куратора этого ведомства, А. А. Кузнецова.

Но все же наиболее отчетливо ужесточение курса узкого руководства проявилось не столько во внутренней, сколько во внешней политике. Выразилось во вступлении, если так можно выразиться, Советского Союза в холодную войну. Правда, поначалу действия на международной арене еще не стали однозначными. Отражали мучительные колебания, предшествовавшие окончательному выбору, имевшуюся достаточно длительный период неуверенность в том, следует ли открыто, на государственном уровне, вполне официально вступить в конфронтацию с США и их союзниками.

С завершением 15 декабря 1947 года в Лондоне работы пятой сессии прекратил существование основной координационный орган четырех стран, СМИД, созданный по решению Потсдамской конференции. А с его крахом уже нечего было и думать о подготовке, подписании в скором будущем мирного договора с Германией. О правовом обеспечении демилитаризации этого самого опасного противника, дважды за полстолетие угрожавшего самому существованию страны. О всеобщем юридическом признании включения в состав СССР части Восточной Пруссии (будущей Калининградской области), а также западных территорий Белоруссии и Украины, компенсированных Польше так никем еще не одобренной границей по Одеру и Нейсе. Утверждало же в самых пессимистических прогнозах и еще одно значительное событие. 17 марта 1948 года представители Великобритании, Франции, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга осуществили давно задуманное Черчиллем. Подписали в Брюсселе договор о создании Западного союза, оказавшегося своеобразным эмбрионом НАТО.

До этого колебания при выборе окончательного курса пока продолжались. Особенно ярко они выразились в ходе возникновения и развития советско-югославского конфликта, его метаморфоз, надежно скрывших истинную причину, и породившую его.

Разногласия между Москвой и Белградом наметились весной 1947 года, а суть же их сводилась к оценке Кремлем инициативы Тито и Димитрова. Их попытки решить национальный вопрос и связанные с ним территориальные взаимные претензии всех стран давней «пороховой бочки Европы» в полном соответствии с учением Ленина и Сталина, путем создания Балканской федерации. Государственного образования, включившего бы поначалу Югославию, Болгарию, Албанию, а впоследствии и Грецию. Ликвидацию именно таким образом проблем, связанных с будущим Косово и Македонии.

19 апреля 1947 года Кардель в беседе со Сталиным твердо заверил, что югославская сторона не намерена ратифицировать задуманный договор с Болгарией до того, как отпадут все ограничения, связанные с условиями мирного договора, подписанного в Париже и вступавшего в силу только 15 сентября. Однако 1 августа это обещание было нарушено. Тито и Димитров объявили, что ими окончательно согласован бессрочный договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи двух стран, к которому могут присоединиться и другие балканские государства.

Обеспокоенный таким развитием событий, Сталин 12 августа направил Тито письмо, в котором отметил: «Советское правительство считает, что своей торопливостью оба правительства облегчили дело реакционных англо-американских элементов, дав им лишний повод усилить военную интервенцию в греческие и турецкие дела против Югославии и Болгарии»[627]627
  Гиренко Ю. С. Сталин – Тито. М., 1991, с. 325–326.


[Закрыть]. Два балканских лидера вняли рекомендации Кремля. 27 ноября подписали в Евксинограде (неподалеку от Варны) задуманный договор уже не бессрочный, а на 20 лет. Пошли на то несмотря на принятую незадолго перед тем Второй генеральной ассамблеей ООН резолюцию, осудившую Белград, Софию и Тирану за вмешательство во внутренние дела Греции, военную помощь партизанам-коммунистам.

Советское руководство все еще не меняло своей позиции по данному вопросу. Загодя одобрило подписание договора, что вполне ясно выразил Молотов: «это не должно препятствовать проведению мер в деле объединения Югославии и Болгарии так, как руководство этих стран сочтет нужным»[628]628
  Там же, с. 327.


[Закрыть]. Одобрило и иное. 9 января 1948 года, во время беседы с прибывшим в Москву Джиласом, Сталин заявил: «Мы согласны, чтобы Югославия проглотила Албанию… чем скорее, тем лучше»[629]629
  Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992, с. 103.


[Закрыть].

Подход узкого руководства к проблеме стал меняться только после получения достоверной информации о предстоящем заключении Брюссельского договора. Поводом же для выражения новой позиции Кремля послужило интервью Димитрова, данное им 17 января в Софии по поводу будущей Балканской федерации. Бывший номинальный глава Коминтерна заявил, что видит в ее составе не только Югославию, Болгарию, Албанию, но и дунайские страны – Венгрию и Румынию, даже Чехословакию и Польшу в настоящем, в будущем же еще и Грецию. Неделю спустя Сталин сообщил Димитрову, что такое предложение «наносит ущерб странам новой демократии и облегчает борьбу англо-американцев против этих стран»[630]630
  Гиренко. Указ. соч., с. 333.


[Закрыть]. А 28 января «Правда» опубликовала откровенно официозный комментарий по поводу интервью болгарского премьера, осудивший безоговорочно идею создания Балканской федерации, квалифицировав ее как «проблематичную» и «надуманную».