355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Жуков » Тайны Кремля
Сталин, Молотов, Берия, Маленков
» Текст книги (страница 44)
Тайны Кремля Сталин, Молотов, Берия, Маленков
  • Текст добавлен: 9 мая 2017, 08:30

Текст книги "Тайны Кремля
Сталин, Молотов, Берия, Маленков
"


Автор книги: Юрий Жуков


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 50 страниц)

Своеобразная борьба нового со старым в литературе и искусстве приняла поначалу форму уничижительного разноса тех пьес, авторы которых после разгрома театральных критиков – «космополитов» чувствовали себя хозяевами положения. Потому и стало для них полной неожиданностью выступление заведующего отделом пропаганды и агитации МГК Б. Родионова на страницах «Литературной газеты». Негативная оценка драматических произведений прежде «неприкасаемых» Софронова, Кожевникова, Михалкова, а заодно и Крона, Финна за «серость». И еще М. Белаховой, принявшей своеобразную эстафету, обрушившейся на новую пьесу Сурова «Рассвет над Москвой». Только затем появилась в «Правде» обобщающая статья, недвусмысленно названная «Преодолеть отставание в советской драматургии», впервые использовавшая термин «теория бесконфликтности», объявленной порочной.

Критическая позиция, не став еще господствующей тогда, оказалась присущей многим публикациям. Л. Кассиль резко высказался против «лакировки» в детской литературе. А. Анастасьев в статье «О творческой смелости режиссеров» осудил театры Малый, имени Вахтангова и Транспорта за то, что спектакли по поставленной в них пьесе Вирты «Заговор обреченных» «мало чем отличались друг от друга, во всяком случае, они не выражали эстетических позиций трех театров». Появившаяся позже статья Б. С. Рюрикова, бывшего заведующего сектором искусства Агитпрома, после «дела космополитов» пониженного в должности и направленного на работу в «Литературную газету», говорила о более серьезном. «Стремление к парадному благополучию, – писал Рюриков, – проникает и в литературу. И литераторы, которые не видят (или делают вид, что не видят) реальности влияния старого, не отражают правдиво жизненных конфликтов, которые изображают жизнь как голубую и идиллическую, нарушают суровую правду нашей эпохи – эпохи трудных, но прекрасных и героических дел… Бюрократические замашки, разумеется, не типичны для передовых людей страны, но сделать из этого вывод, что вообще в образе бюрократа нет типичного содержания, значит отрицать наличие и существенность отрицательных явлений в реальной жизни»[757]757
  См.: Литературная газета, 1952: Родионов Б. О работе партийной организации ССП. – 14 января; Беликова М. В жизни и книгах. – 2 марта; Кассиль Л. Возраст и поведение героя. – 3 апреля; Анастасьев А. О творческой смелости режиссера. – 9 августа; Рюриков Б. В жизни так не бывает. – 11 сентября.


[Закрыть]
.

На таком, весьма своеобразном и необычном, фоне 5 октября 1952 года открылся XIX съезд ВКП(б). Через тринадцать лет после предыдущего, что откровенно нарушало уставные нормы. Ему предстояло решить две основные задачи. Во-первых, опять же с почти двухлетним опозданием, утвердить очередной пятилетний план. План необычный, ибо предусматривал он почти равные темпы роста производства средств производства (группа А) и предметов потребления (группа Б) – 13 и 11 процентов соответственно. Отвергал тем самым обычную и безусловную приоритетность тяжелой промышленности. Во-вторых, съезд должен был дать обоснование этому. Охарактеризовать положение страны, наиболее возможную и необходимую перспективу ее дальнейшего развития.

Все это всегда делалось в отчетном докладе ЦК, с которым прежде – на XVI, XVII, XVIII съездах – выступал Сталин как первый секретарь. На этот раз традицию без объяснений нарушили. Важнейшая, даже чисто ритуальная роль впервые была доверена Маленкову, только этим существенно меняя его положение в иерархической структуре партии. Фактически делало при живом Сталине новым первым секретарем, а может быть и единоличным лидером в узком руководстве.

Маленков, как прежде и Сталин, разделил свой доклад на три части: международное положение СССР; внутреннее положение; партия. Предельно насытил первые две трафаретными, привычными для всех, не раз уже повторявшимися, ставшими потому стереотипом, оценками и характеристиками, основанными на далеких от реальности показателях, на сравнительных данных. Потому и сумел изобразить экономику США, капиталистических стран как находящуюся в застое, где рост присущ лишь военной промышленности. Вместе с тем, попытался показать народное хозяйство СССР и стран народной демократии, Китая, как бурно и неуклонно развивающихся, динамичных. Словом, повторил все то, что говорилось на трех предыдущих съездах, правда, применительно лишь к Советскому Союзу. Маленкову пришлось сделать то, что обязывало само название доклада – «отчет ЦК». Выразить усредненное мнение всех членов ПБ, триумвирата.

Вместе с тем Маленков все же сумел внести в доклад и сугубо свое. То, что, видимо, посчитал для себя принципиально важным, а потому и отстоял при «обкатке» проекта текста в узком руководстве. Прежде всего, выразил это новое, лично маленковское, в оценке международной ситуации, которую ему не удалось дать 6 ноября 1949 года. «Уже сейчас, – подчеркнул Георгий Максимилианович, – более трезвые и прогрессивные политики в европейских и других капиталистических странах, не ослепленные антисоветской враждой, отчетливо видят, в какую бездну тащат их зарвавшиеся американские авантюристы, и начинают выступать против войны. И надо полагать, что в странах, обрекаемых на роль послушных пешек американских диктаторов, найдутся подлинно миролюбивые демократические силы, которые будут проводить свою самостоятельную, мирную политику и найдут выход из того тупика, в который загнали их американские диктаторы. Встав на этот новый путь, европейские и другие страны встретят полное понимание со стороны всех миролюбивых стран».

Учитывая сказанное ранее Булганиным и Берия, постарался Маленков и успокоить лидеров, общественность западного блока. Говоря о поддерживаемом Советским Союзом движении сторонников мира, заметил: оно «не преследует цели ликвидации капитализма, так как оно является не социалистическим, а демократическим». Только так, в до предела завуалированной форме, смог дать понять конечные цели СССР на международной арене. И сразу же поспешил выразить оптимистическую уверенность в неминуемом торжестве политики мирного сосуществования. «Позиция СССР, – сказал Маленков, – в отношении США, Англии, Франции и других буржуазных государств ясна и об этой позиции было неоднократно заявлено с нашей стороны. СССР и сейчас готов к сотрудничеству с этими государствами, имея в виду соблюдение мирных международных норм и обеспечение длительного и прочного мира… Советская политика мира и безопасности народов исходит из того, что мирное сосуществование капитализма и коммунизма и сотрудничество вполне возможны». (Выделено мной. – Ю. Ж). При этом отметил, что основой таких отношений должны стать развитие взаимовыгодной торговли и сотрудничество.

Более того, Маленков четко указал, что третья мировая война, о неизбежности которой столь категорично заявляли Булганин и Берия, является всего лишь одной из двух возможностей развития событий. «Но существует, – пояснил Георгий Максимилианович, – другая перспектива, перспектива сохранения мира, перспектива мира между народами». А она более желательна для всех, и особенно для СССР, ибо «прекратит неслыханное расходование материальных ресурсов на вооружение и подготовку истребительной войны и даст возможность обратить их на пользу народов». Таким именно образом связал цели внешней политики страны с задачами внутренней, которые «состоят в том, чтобы на основе развития всего народного хозяйства обеспечить дальнейшее неуклонное повышение материального и культурного уровня жизни советских людей».

Весьма симптоматичным оказалось и обращение Маленкова к проблемам культуры. Он заметил, что «в литературе и искусстве появляется еще много посредственных, серых, а иногда и просто халтурных произведений, искажающих советскую действительность». Прямо заявил: «в своих произведениях наши писатели и художники должны бичевать пороки, недостатки, болезненные явления, имеющие распространение в обществе… Неправильно было бы думать, что наша советская действительность не дает материала для сатиры. Нам нужны советские Гоголи и Щедрины…» И вслед за тем, в последнем разделе доклада, посвященном партии, фактически и указал на то, что должно стать объектом разящей критики.

«Партия не могла не заметить, – отмечал Маленков, – что быстрый рост ее рядов имеет и свои минусы, ведет к некоторому снижению уровня политической сознательности партийных рядов, к известному ухудшению качественного состава партии». Увидел Георгий Максимилианович в партии и иное: «Создалась известная опасность отрыва партийных органов от масс и превращение их из органов политического руководства, из боевых и самодеятельных организаций в своеобразные административно-распорядительные учреждения (выделено мною. – Ю. Ж.), не способные противостоять всяким местническим, узковедомственным и иным антигосударственным устремлениям». И потому потребовал, ибо это право давал ему отчетный доклад, усилить «критику снизу» – «контроль масс за деятельностью организаций и учреждений», «повести не спадающую борьбу как со злейшими врагами партии с теми, кто препятствует развитию критики наших недостатков». Партии не нужны, в который раз возглашал Маленков, – «заскорузлые и равнодушные чиновники», которые полагают, «что им все позволено». «У руля руководства в промышленности и сельском хозяйстве, – продолжал Георгий Максимилианович, – в партийном и государственном аппарате должны стоять люди культурные, знатоки своего дела…»[758]758
  Маленков Г. Отчетный доклад XIX съезду партии о работе Центрального Комитета ВКП(б). М., 1952, с. 24–26, 29–32, 72–74, 82–86, 97.


[Закрыть]
.

7 октября со всего лишь речью выступил второй член триумвирата, Берия. Он говорил об ином и с иных позиций. Продолжал настаивать на том, что США «боятся мира больше, чем войны, хотя нет никакого сомнения в том, что развязав войну, они только ускорят свой крах и свою гибель». Призвал всех к повышению бдительности, так как американцы «засылают в нашу страну и в другие миролюбивые страны шпионов и диверсантов». Но главной, основной даже по объему, темой сделал все же иное – «передовые социалистические нации». Точнее, «советские национальные республики», но только союзные, которые якобы поднялись сами по себе на необычайно высокий уровень развития, уже достигли небывалых успехов в развитии экономики, науки, культуры. Разумеется, «национальной»[759]759
  Берия Л. Речь на XIX съезде партии. М., 1952.


[Закрыть]
.

На следующий день, соблюдая, видимо, иерархию триумвирата, выступил и Булганин. Вынужденно, вслед за Маленковым, признал основной целью экономического развития страны «неуклонный подъем материального и культурного уровня трудящихся». Но все же не удержался от выражения характерных для «ястребов» взглядов. Мол, США и НАТО готовят войну против СССР. И «если они ее развяжут, то это вызовет могучий отпор всех миролюбивых народов, которые не пожалеют своих сил, чтобы навсегда покончить с капитализмом». А для того, заявил Булганин, следует «всемерно укреплять нашу армию, авиацию и военно-морской флот. Постоянная боевая готовность наших вооруженных сил и вооруженных сил всего демократического лагеря – самая надежная гарантия от всяких случайностей»[760]760
  Булганин Н. Речь на XIX съезде партии. М., 1952.


[Закрыть]
.

Сталин же и до съезда, и во время его работы держался особняком. Летом, когда узкое руководство сотрясала борьба за лидерство, за определение линии поведения СССР на международной арене, за определение внутриполитического курса, неожиданно занялся сугубо теоретическими, чисто абстрактными вопросами. Принимая участие, начиная с апреля 1950 года, в дискуссии по проекту учебника политэкономии, встречаясь с Леонтьевым, Островитяновым, Шепиловым, Юдиным, Лаптевым, Пашковым, другими экономистами, углубился в весьма далекие от насущных проблем вопросы. Счел их для себя первостепенными. Однако поначалу противился раскрытию своего участия в такой работе. Заметил 15 февраля 1952 года:

«Публиковать „Замечания“ в печати не следует. Дискуссия по вопросам политической экономии была закрытой, о ней народ не знает. Выступления участников дискуссии не публиковались. Будет непонятно, если я выступлю в печати со своими „Замечаниями“. Публикация „Замечаний“ в печати не в ваших интересах. Поймут так, что все в учебнике заранее определено Сталиным. Я забочусь об авторитете учебника. Учебник должен пользоваться непререкаемым авторитетом. Правильно будет, если то, что имеется в „Замечаниях“, узнают впервые из учебника. Ссылаться в печати на „Замечания“ не следует. Как же можно ссылаться на документ, который не опубликован. Если вам нравятся мои „Замечания“, используйте их в учебнике. Можно использовать „Замечания“ в лекциях, на кафедрах, в политкружках, без ссылок на автора»[761]761
  РЦХИДНИ, ф. 83, оп. 1, д. 8, л. 103.


[Закрыть]
.

Затем Сталин с той же увлеченностью вопросами политэкономии написал ответы на письма к нему: А. И. Ноткину – 21 апреля, Л. Д. Ярошенко – 22 мая, А. В. Саниной и В. Г. Венжеру – 28 сентября. И вслед за тем сам ли, по настойчивым ли просьбам руководителя авторского коллектива учебника Д. Т. Шепилова, или бывшего шефа того, М. А. Суслова, а, быть может, и Маленкова, вдруг изменил первоначальное намерение не публиковать «Замечания». Они, вместе с тремя ответами, буквально в канун открытия съезда появились сначала в «Правде», а потом были изданы и отдельной брошюрой под общим названием «Экономические проблемы социализма в СССР». Вывели Сталина из тени, в которую он был погружен своим слишком уж длительным молчанием. Вынудили практически всех, выступавших на съезде, в той или иной форме обращаться к этой работе со словами восхищения. Но и заставили, тем самым, всех невольно подыгрывать Маленкову, ибо в «Замечаниях» Сталин так сформулировал то, что назвал «основным экономическим законом социализма»: «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники». Утверждал, что в СССР сохраняется товарное производство, действует закон стоимости, принцип рентабельности производства, а также и то, что «борьба капиталистических стран за рынки и желание уничтожить своих конкурентов оказались практически сильнее, чем противоречия между лагерем капитализма и лагерем социализма»[762]762
  Сталин И. В. Экономические проблемы социализма в СССР. М., 1952, с. 40–41.


[Закрыть]
. Сталин, хотел он того или нет, подкрепил позицию не Берия и Булганина, а Маленкова.

Не менее далекой от насущных забот, от реального положения страны, от борьбы в узком руководстве оказалась и речь Сталина, произнесенная в последний день работы съезда, 14 октября. Казалось бы, выступление после всех позволит подвести итог неявной, скрытной дискуссии, выразить свое мнение по основным проблемам, оказавшимся в центре внимания всех. Но Иосиф Виссарионович не воспользовался предоставившейся возможностью. Говорил «вообще», безотносительно к происходившему на съезде. О необходимости поддержки «нашей партии», «доверия и сочувствия к ней со стороны братских партий и братских народов за рубежом». О том, что «наша партия» не останется в долгу, в свою очередь должна «оказывать им поддержку, а также их народам в борьбе за сохранение мира». И обрушился на буржуазию. Уклонился, тем самым, от личного участия в борьбе за лидерство в узком руководстве, от поддержки своим авторитетом одной из двух противоборствующих групп.

Все происшедшее на съезде однозначно свидетельствовало: возможность заключения закулисных сделок окончательно исчерпала себя. Схватка – и за власть, и за определение курса для СССР, должна неизбежно, неминуемо и очень скоро прорваться наружу. Стать явной.

Глава двадцать седьмая

Первый Пленум нового состава ЦК, собравшийся 16 октября поспешил образовать непредусмотренное только что скорректированным уставом бюро президиума ЦК КПСС. Далеко не случайно повторил названием высший исполнительный орган государственных структур, но не внес ничего существенного в сложившийся баланс сил. Не повлиял решительно на приоритетность любой из двух позиций, которые без явного пока успеха отстаивали те, кто встал во главе страны полтора года назад. В бюро, очередное узкое руководство – «девятку», впервые созданную легально, вошли Сталин, Маленков, Берия, Булганин, Хрущев, Ворошилов, Каганович, Первухин и Сабуров[763]763
  ЦХСД, ф. 2, oп. 1, д. 21, л. 1.


[Закрыть]
.

В таком составе, при нормальной, с помощью голосования, процедуре решения вопросов, бюро могло распасться на несколько не имеющих явного преимущества групп: Маленков, Первухин, Сабуров; Берия, Булганин; Сталин, Ворошилов, Каганович. Следовательно, от Хрущева, от того, кого именно он поддержит, и стал зависеть баланс сил. Безусловно, при анализе расклада следовало учитывать и иное. Ни Сталин, судя по его поведению на съезде, ни «тени прошлого», Ворошилов и Каганович, в предстоящей схватке скорее всего участвовать не будут. Просто примут ее исход, каким бы он ни оказался.

Иным образом выглядел секретариат ЦК, на этот раз необычайно многочисленный. Он включал, во-первых, первого секретаря Челябинского обкома А. Б. Аристова, первого секретаря ЦК КП Молдавии Л. И. Брежнева, первого секретаря Краснодарского крайкома Н. Г. Игнатова – новичков на Старой площади. Во-вторых, Н. А. Михайлова, четырнадцать лет возглавлявшего комсомол, Н. М. Пегова, прошедшего недолгую школу заведующего отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов. В-третьих, Г. М. Маленкова, П. К. Пономаренко, И. В. Сталина, М. А. Суслова, Н. С. Хрущева, опытнейших аппаратчиков, которым и предстояло вершить здесь все дела.

Наконец, на следующем уровне власти, просто членами президиума ЦК, оказались С. Д. Игнатьев – министр госбезопасности, В. В. Кузнецов – председатель ВЦСПС, В. А. Малышев, А. И. Микоян, В. М. Молотов, Д. И. Чесноков – заведующий новым отделом философских и правовых наук, Н. М. Шверник, М. Ф. Шкирятов, ставший только теперь официально председателем КПК, руководители наиболее значительных парторганизаций – В. М. Андрианов (Ленинградская область), Л. Г. Мельников (Украина); и республиканских государственных структур – Д. С. Коротченко, председатель СМ УССР; О. В. Куусинен, председатель ПВС Карело-Финской ССР.

Однако новая, весьма сложная конструкция власти просуществовала недолго. Уже несколькими неделями позже ее пришлось изменить так, чтобы она более точно соответствовала реально сложившемуся балансу сил, определеннее разграничив сферы деятельности двух теперь бесспорных лидеров, Маленкова и Берии. Тех, кто оказался подлинными претендентами на полную, всеобъемлющую власть, на наследство вождя.

То, что Сталин больше не может, не в состоянии, да и, видимо, просто не хочет сохранять даже видимость своего былого величия для тех, кто постоянно общался с ним, с каждым днем становилось все более очевидным. И потому бюро президиума ЦК пришлось воспользоваться методом решения возникшей проблемы по образцу, выработанному еще 16 февраля 1951 года. Только на этот раз не ограничиваться Совмином, а распространить его и на высшие органы партии. Решением от 10 ноября устанавливалось; что председательствование поочередно возлагалось: на заседаниях президиума ЦК – на Маленкова, Хрущева, Булганина; Секретариата – на Маленкова, Пегова, Суслова; президиума Совета Министров – на Берию, Первухина, Сабурова. Правда, эти назначения пришлось сопроводить вполне естественной оговоркой: «в случае отсутствия тов. Сталина».

Подобное решение само по себе исключало возникновение очередного узкого руководства. Дробило высшую власть, что лишний раз свидетельствовало о достигшей пика неопределенности. Вместе с тем, оно содержало весьма многозначительное. Только Маленков оказался в составе сразу двух «троек». Ну а то, что обе они были партийными, делало Георгия Максимилиановича фактическим первым секретарем (кстати, именно так должность Маленкова в те месяцы и определяли Хрущев, Молотов, Каганович на январском 1955 года Пленуме). Взамен Берия получил возможность повседневно контролировать работу как Совмина в целом, так и отдельных министерств.

Разумеется, оба претендента на единоличное лидерство сделали все, чтобы предельно обезопасить, подстраховать себя в новых структурах. Добились включения в каждую «тройку» соперника – как своеобразный противовес – «своих» людей. Таковыми следует считать Хрущева и Суслова, оказавшихся тогда в силу большой политической игры сторонниками Берии, и Сабурова, без сомнения защищавшего интересы Маленкова. Ориентацию Булганина, Пегова, и Первухина однозначно определить пока весьма трудно.

Булганин, скорее всего, остался фигурой относительно нейтральной, самостоятельной и, быть может, являлся альтер эго Сталина, как то было в «триумвирате» 1951 года. Пегов, судя по его чисто партийной, аппаратной карьере, в большей степени должен был защищать позиции Маленкова, а Первухин, долгие годы связанный работой прежде всего с Берией, мог в то время рассматриваться сторонником прежнего шефа.

Именно такая структура власти и ее персональный состав, призванные привести к хотя бы временной стабилизации, на деле лишь осложнили ситуацию. Обострили скрытную, закулисную борьбу за ключевой пост – председателя Совета Министров СССР. Тот самый, который почти уже получил Берия, который он стремился удержать, но на который с не меньшим основанием претендовал и Маленков. Претендовал по нескольким причинам. Во-первых, он оставался не просто сторонником, но и основным борцом за изменение функций партии и ее аппарата – предельно возможного понижения их роли в жизни страны, ограничения их влияния на государственные структуры. Во-вторых, как и Берия, достаточно хорошо понимал, что пост главы правительства дает управлять министерствами иностранных дел, госбезопасности, обороны, внутренних дел, без чего проводить какую-либо самостоятельную политику невозможно. В-третьих, как и Берия, исходил из устоявшейся за десять лет традиции, что именно должность председателя СМ СССР свидетельствует о реальной полной власти. Ведь начиная с мая 1941 года Сталин подписывал документы только как глава правительства, а не первых секретарь ЦК. И как глава правительства председательствовал на заседаниях ПБ.

В сложившемся некоем подобии «двуумвирата» для Маленкова компромисс вроде бы на невыгодных условиях – согласие ограничиться постом первого секретаря партии, все же принес небольшой перевес. Сохранявшаяся «руководящая роль» партии, а, следовательно, и ее аппарата, позволяла Георгию Максимилиановичу надеяться, что в нужный момент он сумеет добиться желанного. Партийная должность и создаст потенциальную возможность занять, но уже вполне официально, гласно, пост главы правительства, сохранив за собою и контроль за партаппаратом. Наверное, чтобы гарантировать успех в задуманном, согласился с введением Булганина, продолжавшего как член президиума ЦК курировать министерство обороны, в одну из своих «троек». Исключал, тем самым, постоянные контакты и сговор Берии с Булганиным. Маленков надеялся, как можно догадываться, использовать армию как решающий инструмент борьбы за власть. Но только в будущем. Настоящее требовало иного.

Как можно предполагать, ни Маленков, ни Берия на поддержку кого-либо из вошедших в теперь лишь два рабочих органа партии особенно не рассчитывали. Ключевое значение придавали МГБ, стремясь всеми доступными способами добиться подчинения его аппарата только себе. Еще летом 1951 года, при отстранении Абакумова, Маленков попытался единственно возможным способом поставить госбезопасность под свой полный контроль. О том свидетельствовало не только утверждение министром Игнатьева, партфункционера, давно и прочно связанного с Георгием Максимилиановичем, но и более значимое. Выраженное в «Закрытом письме ЦК ВКП(б)» от 3 июля 1951 года, «О неблагополучном положении в министерстве государственной безопасности»:

«ЦК ВКП(б) надеется, что коммунисты, работающие в органах МГБ, не пожалеют сил для того, чтобы с полным сознанием своего долга и ответственности перед советским народом, партией и правительством, на основе большевистской критики, при помощи и под руководством ЦК компартий союзных республик, областных (краевых) и городских комитетов партии (выделено мною. – Ю. Ж.) быстро покончить с недостатками в работе органов МГБ, навести в них большевистский порядок, повысить партийность в работе чекистов, обеспечить неуклонное и точное выполнение органами МГБ законов нашего государства, директив партии, правительства»[764]764
  РЦХИДНИ, ф. 83, oп. 1, д. 3, л. 99.


[Закрыть]
.

В еще большей степени о том свидетельствовали и казавшиеся весьма странными события, связанные со старой, давно сложившейся службой охраны высших должностных лиц страны, являвшейся по сути самостоятельной структурой внутри МГБ. 22 апреля решением ПБ была образована комиссия под председательством Маленкова для расследования положения в Главном управлении охраны (ГУО) МГБ. 29 апреля 1952 года, еще до завершения ее работы, с должности начальника ГУО отстранили Н. С. Власика. Спустя одиннадцать дней арестовали его первого заместителя полковника В. С. Лынько. А 19 мая ПБ утвердило текст постановления ЦК КПСС. Власика, генерал-лейтенанта, назначили – что демонстрировало большее, нежели просто понижение, заместителем начальника небольшого исправительно-трудового лагеря для ссыльных «Баженовский» в городе Асбест Свердловской области. Само ГУО реорганизовали в управление, одновременно сократив штаты с 14 тысяч человек до 3 тысяч. При этом упразднили все хозяйственные структуры УО, включая автотранспортные (исключение составил лишь гараж особого назначения) и по снабжению боеприпасами, отделы, ведавшие обеспечением безопасности зданий ЦК ВКП(б), СМ СССР, Генштаба, МИД, правительственных залов на железнодорожных вокзалах, трасс – московских улиц и пригородных шоссе, по которым регулярно ездили члены узкого руководства, правительственной связью, управление по охране государственных дач на Черноморском побережье Кавказа. Последнее, кстати и объясняет, почему же Сталин в конце 1952 года впервые после войны провел отпуск под Москвой, на своей «Ближней».

28 июня в адмотдел ЦК поступила записка начальника управления МГБ по Львовской области Строкача. Ею автор уведомлял, что его коллеги по республиканскому министерству пытаются взять под свое наблюдение работу местных партийных органов. Документ призван был стать весомым доказательством того что Берия, оправившись от удара, нанесенного ему «мингрельским» и «грузинским» делами, перешел в контратаку. Маленков сумел использовать записку Строкача, правда, несколько своеобразно.

11 июля ПБ утвердило текст постановления ЦК «О неблагополучном положении в МГБ». Потребовало им от министра Игнатьева незамедлительно «вскрыть существующую среди врачей группу, проводящую вредительскую работу против руководителей партии и государства». Установить состав и ближайшие цели той самой «группы», на которую якобы вышел Абакумов при аресте профессора Этингера. Старому и, казалось, забытому «делу» дали ход, использовав поднятую из архива докладную записку врача Л. Ф. Тимашук.

Еще 28 августа 1948 года Тимашук, тогда заведовавшую кардиологическим кабинетом кремлевской поликлиники, самолетом доставили на Валдай, где проводил отпуск А. А. Жданов. Проведя обследование, Тимашук установила, что у Андрея Александровича инфаркт. Однако прибывшие вместе с нею начальник Лечсанупра Кремля П. И. Егоров, профессора В. Н. Виноградов и В. X. Василенко, а также постоянно находившийся при Жданове его лечащий врач Г. И. Майоров поставили иной диагноз – гипертоническая болезнь. 29 августа Тимашук снова сделала Жданову электрокардиограмму, укрепившись в прежнем заключении, но по требованию Егорова и Майорова вынуждена была письменно подтвердить не свой, а их диагноз. Тут же, дабы обезопасить свой авторитет, и написала докладную записку на имя Власика и передала ее начальнику охраны Жданова подполковнику А. М. Белову. Тот незамедлительно отвез ее в Москву и передал В. С. Лынько. Далее и произошло то самое, что впоследствии и породило «дело кремлевских врачей».

Лынько доложил о происшедшем Абакумову, но было уже поздно. 30 августа Жданов умер. И все же б сентября руководство Лечсанупра вынуждено было провести большой консилиум, в котором участвовали П. И. Егоров, В. Н. Виноградов, В. X. Василенко, Г. И. Майоров, A. Н. Федоров, некоторые иные. Отстаивая честь мундира, они вновь подтвердили, что смерть А. А. Жданова стала результатом именно гипертонической болезни. На следующий день дискредитированная Тимашук была уволена из Лечсанупра. А 22 сентября Власик совершил роковое для себя и многих других. На первом листе стенограммы консилиума сделал запись; «Министру доложено, что т. Поскребышев прочитал и считает, что диагноз правильный, а т. Тимашук не права». Тем определил круг тех, кто и стал спустя четыре года обвиняемыми по «делу кремлевских врачей».

…1 сентября 1952 года П. И. Егоров был снят с должности начальника Лечсанупра Кремля, а на его место по предложению Маленкова и Шкирятова назначили генерал-майора медицинской службы И. И. Крупина, до того возглавлявшего медицинско-санитарный отдел ХОЗУ МГБ СССР. 4 октября Лынько осудили на 10 лет «за злоупотребление служебным положением». 18 октября арестовали Егорова, а чуть позже – еще и его предшественника на посту начальника Лечсанупра А. А. Бусалова, четырех врачей – B. Н. Виноградова, В. X. Василенко, М. С. Вовси и Б. Б. Когана.

И хотя вскоре, 14 ноября, Берии удалось добиться не только отстранения Рюмина от ведения следствия по «делу кремлевских врачей», но изгнать его из МГБ, новый куратор следствия, заместитель министра генерал-лейтенант C. А. Гоглидзе поначалу вынужден был придерживаться все той же, первоначальной линии. 21 ноября, отозвав в Москву, начал допросы Власика, а 15 декабря подписал ордер на его арест, так сформулировав обвинение: «будучи начальником ГУО, злоупотреблял доверием партии и советского правительства, преступно отнесся к поступавшим к нему сигналам, чем нанес ущерб интересам советского государства». Уготовил ему и Лынько главную роль на готовящемся процессе, на котором руководителям ГУО и Лечсанупра Кремля должны были инкриминировать смерть Щербакова и Жданова, подготовку убийства других членов узкого руководства, в том числе и Сталина.

Дабы всемерно укрепить наметившуюся линию, Маленков провел через ПБ два документа. Постановление ЦК «О вредительстве в лечебном деле», концентрировавшем внимание на ответственности прежде всего руководства ГУО. Записку «О положении в МГБ», которая позволяла продолжить и даже усилить чистку органов госбезопасности, изгнанию всех, кто в той или иной степени когда-либо был связан с Берией или Абакумовым. Она в скупом, двухстраничном тексте многократно, настойчиво повторяла одну и ту же мысль:

«Партия слишком доверяла и плохо контролировала и проверяла работу министерства государственной безопасности и его органов. Обкомы, крайкомы партии и ЦК компартий союзных республик неправильно считают себя свободными от контроля за работой органов государственной безопасности и не вникают глубоко в существо работы этих органов. Многие первичные парторганизации и секретари парторганизаций органов МГБ в центре и на местах не вскрывают недостатков в работе органов МГБ зачастую поют дифирамбы руководству…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю