Текст книги "Тайны Кремля
Сталин, Молотов, Берия, Маленков"

Автор книги: Юрий Жуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 50 страниц)

4. Заседания бюро президиума Совета Министров СССР проводить два раза в неделю, заседания президиума Совета Министров СССР – один раз в десять дней.

5. Председательствование на заседаниях бюро и президиума Совета Министров СССР в случае отсутствия тов. Сталина осуществлять первому заместителю председателя Совета Министров СССР тов. Булганину Н. А.»[710]710
  Там же, д. 2211, л. 81.


[Закрыть].

Данная реорганизация стала не только выражением открытого вмешательства Сталина в борьбу внутри узкого руководства. Продемонстрировала она и более значимое – формирование ядра правительства из явных приверженцев жесткого курса и из тех, кто напрямую отвечал за армию, военно-промышленный комплекс. Именно поэтому новым фактическим главою кабинета и стал Булганин, ко всему прочему всего лишь безропотный, вроде Вознесенского, проводник взглядов Иосифа Виссарионовича. А среди четырех заместителей Булганина оказались, как то было в годы войны, Берия, продолжавший курировать ядерный и ракетный проекты, Молотов и Микоян, получившие в ведение вопросы внешней политики и снабжения. Каганович же, как в ГКО Ворошилов, должен был служить только одному – своим присутствием, своим голосом всемерно подкреплять лидерскую роль Сталина, подстраховывать его в случае резкого расхождения во мнениях.

Вывод из ядра правительства Маленкова вместе с его союзником Сабуровым скорее всего стал реакцией Сталина на слишком уж заметное стремление Георгия Максимилиановича настаивать на собственной оценке происходившего, попытке навязать узкому руководству мягкий курс – переход от конфронтации к разрядке, борьбу с партократией несмотря на сохранение самостоятельности союзных республик. И все же, как оказалось, у Сталина уже не достало прежних сил, чтобы настоять на беспрекословном исполнении своей воли.

Всего неделю спустя, 15 апреля, та же «семерка» вынуждена была согласиться с весьма настойчивым желанием (или требованием) Маленкова войти в состав БП СМ СССР, ибо он не мог себе позволить при сложившихся обстоятельствах довольствоваться положением второго лица только в партии. ПБ приняло, по сути корректируя предыдущее, еще одно постановление: «Ввести в состав членов бюро президиума Совета Министров СССР тов. Маленкова Г. М.»[711]711
  Там же, л. 93.


[Закрыть].

Закрепление теперь уже более чем прочных позиций Маленков завершил проведенной очередной сменой заведующих важнейшими функциональными структурами аппарата ЦК ВКП(б). За короткий период – с 30 мая по 13 июня, поставил во главе отделов: дипломатических и внешнеторговых органов – Ф. И. Бараненкова, тяжелой промышленности – В. И. Алексеева, машиностроения – И. Д. Сербина, планово-финансово-торговых органов – Н. Н. Шаталина, партийных, профсоюзных и комсомольских органов – Г. П. Громова, административного – В. Е. Макарова[712]712
  Там же, д. 2213, л, 6–7, 14, 32


[Закрыть]. Несколько ранее аппарат ЦК обрел и собственную, уже нисколько не зависящую от МГБ, систему закрытой связи. Шифровки и дешифровки, передачи, доставки секретных материалов, чем призвано было заниматься Главное управление специальной службы при ЦК ВКП(б), образованное 19 октября 1949 года[713]713
  Там же, д. 2208, л. 75


[Закрыть].

Следующим шагом Маленкова, но уже как секретаря, курировавшего вопросы сельского хозяйства, стала подготовка и утверждение пяти постановлений ЦК ВКП(б): «Об укреплении мелких колхозов» – 30 мая, «О постановке дела пропаганды и внедрения достижений науки и передового опыта» – 19 июня, «О неотложных мерах по обеспечению колхозов собственными высококачественными сортовыми семенами» – 29 июня, «О дальнейшем укреплении состава председателей и других руководящих работников колхозов» – 9 июля, «О некоторых ошибочных положениях в учении В. Р. Вильямса о травопольной системе земледелия и недостатках в практическом ее применении» – 14 июля. Все в совокупности, они призваны были по замыслу сдвинуть с мертвой точки сельское хозяйство, вывести его из того кризисного состояния, в котором оно находилось не один уже год. Постановления предполагали широкое использование появившейся, наконец, техники – тракторов, комбайнов. Для оптимального же использования машинного парка следовало значительно расширить посевные площади путем слияния небольших по размерам, давно числящихся в «отстающих», не вылезавших из нищеты колхозов. Не ограничиваясь лишь этими мерами, постановления требовали радикально перестроить всю работу аграрного сектора. Выдвигать на руководящие посты только людей, обладающих высшим или средним специальным образованием. Опираясь на достижения агротехнической науки, добиваться существенного повышения урожайности всех культур, но прежде всего зерновых, а также значительного роста поголовья скота.

Тогда же начал обретать конкретные черты и 10-летний план электрификации, разрабатывавшийся под общим руководством Сабурова. 15 июля ПБ утвердило постановление о строительстве Сталинградской и Уральской ГЭС; в августе, но уже СМ СССР – Куйбышевской, что было намечено еще 3-м пятилетним планом; в сентябре – Каховской. Одновременно последовала и серия правительственных постановлений о развитии ирригации в засушливых районах страны: в июле – о начале работ по прокладке Главного туркменского канала, в сентябре – Южноукраинского и Северокрымского, в декабре – Волго-Донского.

Их созданием предстояло решить одновременно две задачи. Прежде всего, надежно защитить наиболее важные сельскохозяйственные регионы от любых природных случайностей, главным образом засухи. Завершить то, что было начато еще в 1948 году работами по созданию полезащитных лесонасаждений. А вместе с тем, насытить в необходимых, гигантских размерах электроэнергией всю экономику страны. Обеспечить, наряду с прочим, нужды ядерной промышленности.

Пропагандой все эти постановления в совокупности были названы «Великими стройками коммунизма». Как и в годы первой пятилетки, должны были породить безграничный энтузиазм масс, внушить населению представление о том, что от прекрасного светлого будущего их отделяет уже весьма непродолжительный период. А осуществив планы, удастся не только догнать, но и перегнать развитые страны Запада, и не по общим, валовым показателям, но и по более существенным – по производству на душу населения. Однако в который уж раз этим планам, обещаниям пришлось стать всего лишь благими пожеланиями.

Именно тогда, летом 1950 года, холодная война неожиданно вступила в самую опасную фазу. Опять вынудила Советский Союз все свои силы бросить на очередную гонку вооружений.

Глава двадцать пятая

Новое ядро СМ СССР, оно же – узкое руководство практически в полною составе, лишь без Косыгина, начало менять пространственную ориентацию своей внешней политики. Переносить центр тяжести в ней с Западной Европы на Дальний Восток. Туда, где, как казалось, победа революции в Китае создавала возможность для активного и широкого проникновения. Позволяла закрепиться в обширном регионе мира. Вроде бы подтверждало такое восприятие многое. Обретение незадолго перед тем независимости Индией и Пакистаном, Бирмой. Успешная победа в декабре 1949 года индонезийского народа над войсками Нидерландов и поддерживавшей их Великобританией. Провозглашение в январе 1950 года независимости Вьетнама – после четырехлетней борьбы с французскими колонизаторами. Гражданская война, шедшая на Филиппинах, в Малайе.

12 января 1950 года Дин Ачесон, только что сменивший Маршалла на посту Государственного секретаря США, выступая в национальном клубе печати в Вашингтоне, объявил Японию с островами Рю-Кю и Филиппины «оборонительной линией» своей страны. Заявил о готовности администрации Трумэна предоставить народам Азии ту помощь, в которой они будут нуждаться. Но заявил и иное. Мол, в полном соответствии с давней, традиционной российской политикой, СССР стремится отделить северные территории Китая, присоединив их. Так якобы он уже поступил с Монголией, собирается – с Маньчжурией и Синьцзяном.

Усугубило, без сомнения, подозрительность американцев подписание 14 февраля в Москве советско-китайского договора о дружбе, союзе и взаимной помощи. Договора, носившего откровенно антияпонскую направленность. Ведь в нем прямо отмечалось: «В случае, если одна из договаривающихся сторон подвергнется нападению Японии или союзных с ней государств, и она окажется, таким образом, в состоянии войны, то другая сторона немедленно окажет военную и иную помощь всеми (выделено мною. – Ю. Ж.) имеющимися в ее распоряжении средствами». Тем самым, не отрицалась возможность применения ядерного оружия, хотя об этом прямо не говорилось.

Но не менее важное значение для оценки подлинной ситуации, возникшей в Азии, для оценки новых отношений Москвы с Пекином играло и подписанное в тот же день соглашение о КВЖД, теперь называемой Китайской Чанчуньской железной дорогой, о Порт-Артуре и Дальнем – по сути, о военных базах СССР и транспортной коммуникации, связывающей их с советской территорией. Они должны были быть переданы КНР после подписания мирного договора с Японией, но не позднее конца 1952 года. До этого срока они оказывались под совместным, советско-китайским управлением[714]714
  Внешняя политика Советского Союза. 1950 год. М., 1953, с. 58–63.


[Закрыть].

Положение, складывавшееся теперь в мире, члены узкого руководства оценивали довольно схоже. Маленков, выступая всего за три месяца до начала Корейской войны – 9 марта, перед избирателями, сказал: «Советское правительство, верное делу всеобщего мира, не откажется от дальнейших усилий, направленных на всемерное обеспечение мира, и готово быть активным участником всех честных планов, мероприятий и действий по предотвращению новой войны, по сохранению мира во всем мире». То же самое, только в более жестком, суровом тоне, высказал уже на следующий день и Молотов. «Мы, – весьма осторожно выразил он свое видение проблемы, – всецело стоим за ленинско-сталинские принципы мирного сосуществования двух систем и за их мирное экономическое соревнование.

Но нам хорошо известна та истина, что пока существует империализм, существует и опасность новой агрессии…»[715]715
  Правда. 1950, 10 и 11 марта.


[Закрыть]. Только Сталин и весной, и летом 1950 года хранил необычное молчание. Ни разу не высказался по вопросам внешней политики. Даже в наиболее простой форме – интервью. Потому-то ничто и не предвещало того, что произошло 25 июня. Вторжения северокорейских войск на территорию Южной Кореи.

Почему же началась Корейская война? До сих пор, несмотря на более чем настойчивые поиски, так и не удалось обнаружить никаких документов, которые подтвердили бы предварительное одобрение ее Кремлем. Ни согласия Сталина или Молотова, кого-либо другого из узкого руководства, даже устного, но непременно зафиксированного официальной протокольной записью. Ни некоего секретного пакта СССР – КНДР, заключенного во время встречи Ким Ир Сена 10 апреля 1950 года со Сталиным, Маленковым, Молотовым и Вышинским. Сегодня можно считать уже, что такого рода договоренностей просто не существовало. Скорее всего, инициатором войны на Корейском полуострове являлся Пхеньян – с благословения на то Пекина, обезопасившего себя на случай прямого столкновения обязательной поддержкой Москвы. Советский Союз – его узкое руководство, судя по всему, просто было поставлено в известность о том, что вскоре должно произойти. А потому вынуждено было ограничиться лишь одним. Принятием данного факта к сведению и расчетом на то, что США, его союзники не станут вмешиваться в этот локальный конфликт либо просто не успеют сделать того. Смирятся со свершившимся.

Прямым подтверждением тому служит «Директива» послу СССР в Пхеньяне Т. Ф. Штыкову, утвержденная Маленковым, Молотовым и Громыко 24 сентября 1949 года, ровно за девять месяцев до начала Корейской войны. Документ, до предела откровенно выражавший подлинную позицию советского руководства:

«Тов. Штыкову поручается встретиться с Ким Ир Сеном и Пак Хе Пеном и, строго придерживаясь приведенного ниже текста, заявить следующее:

В связи с поставленными Вами вопросами в беседе со мной 12 августа с. г. я получил указание передать Вам мнение Москвы по затронутым Вами вопросам.

Ваше предложение начать наступление корейской народной армии на юг вызывает необходимость дать точную оценку как военной, так и политической стороны этого вопроса.

С военной стороны нельзя считать, что корейская народная армия подготовлена к такому наступлению. Не подготовленное должным образом наступление может превратиться в затяжные военные операции, которые не только не приведут к поражению противника, но и создадут значительные политические и экономические затруднения для Северной Кореи, чего, конечно, нельзя допустить (выделено мною. – Ю. Ж.). Поскольку в настоящее время Северная Корея не имеет необходимого превосходства вооруженных сил по сравнению с Южной Кореей, нельзя не признать, что военное наступление на юг является сейчас совершенно неподготовленным и поэтому с военной точки зрения оно недопустимо (выделено мною. – Ю. Ж.).

С политической стороны военное наступление на юг Вами также не подготовлено. Мы, конечно, согласны с Вами, что народ жаждет объединения страны, а на юге он, кроме того, ждет освобождения от гнета реакционного режима. Однако до сих пор сдельно еще очень мало для того, чтобы поднять широкие народные массы Южной Кореи на активную борьбу, развернуть партизанское движение по всей Южной Корее, создать там освобожденные районы и организовать силы для общенародного восстания. Между тем только в условиях начавшегося и действительно развертывающегося народного восстания, подрывающего основы реакционного режима, военное наступление на юг могло бы сыграть решающую роль в деле свержения южно-корейских реакционеров и обеспечить осуществление задачи объединения всей Кореи в единое демократическое государство. Поскольку в настоящее время сделано еще очень мало для развертывания партизанского движения и подготовки общенародного восстания в Южной Корее, нельзя не признать, что и с политической стороны предложенное Вами наступление на юг также не подготовлено (выделено мною. – Ю. Ж.).

Что касается частной операции по захвату Ондинского полуострова и района Кайдзио, в результате которой границы Северной Кореи продвинулись бы почти к самому Сеулу, то эту операцию нельзя рассматривать иначе, как начало войны между Северной и Южной Кореей, к которой Северная Корея не подготовлена ни с военной, ни с политической стороны, как это указано выше.

Кроме того, необходимо учитывать, что если военные действия начнутся по инициативе Севера и примут затяжной характер, то это может дать американцам повод ко всякого рода вмешательствам в корейские дела (выделено мною. – Ю.Ж.).

Ввиду всего сказанного следует признать, что в настоящее время задачи борьбы за объединение Кореи требуют сосредоточения максимума сил, во-первых, на развертывании партизанского движения, создания освобожденных районов и подготовки всенародного вооруженного восстания в Южной Корее с целью свержения реакционного режима и успешного решения объединения всей Кореи и, во-вторых, дальнейшего и всемерного укрепления корейской народной армии»[716]716
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 162, д. 41, л. 140–141.


[Закрыть].

Именно так, предельно откровенно и ясно, советское руководство стремилось объяснить, доказать Пхеньяну, что задуманная тем война просто невозможна, а потому в случае ее начала сразу же превратится в безрассудную авантюру. Более того, директива содержала и удивительно точный, безошибочный прогноз возможного развития событий на полуострове. Военные действия обязательно примут затяжной характер, дадут США основание для прямого вмешательства, породят непременно политический и экономический кризис в КНДР. Трудно представить, что столь взвешенная оценка ситуации могла существенно измениться за последующие девять месяцев. Ведь Пхеньян так и не сумел решить ни одну из тех задач, которые Москва устанавливала как обязательные, хотя и сугубо предварительные.

Подтверждает, но лишь до некоторой степени, такое предположение и более чем странное необъяснимое поведение представителя СССР в Совете безопасности Я. А. Малика. Вернее, его демонстративное отсутствие на заседании, состоявшемся 27 июня, вместо того чтобы использовать право вето и отклонить решение, рекомендовавшее членам ООН предоставить «Корейской республике такую помощь, какая может быть необходима для того, чтобы отразить вооруженное нападение и восстановить международный мир и безопасность в этом районе»[717]717
  Внешняя политика… 1950 год, с. 189.


[Закрыть]. А затем, 7 июля, еще одно – о создании объединенного командования сил ООН в Корее под руководством США. Вместе с тем советское правительство в официальном ответе генеральному секретарю ООН Трюгве Ли, МИД в заявлениях, нотах США и Великобритании, всячески уклонялись от однозначного ответа на прямо поставленный вопрос: «признает ли СССР ответственность за происходящее». Одновременно почему-то сосредотачивали внимание и свое, и оппонентов на другом – на отсутствии в ООН и Совете безопасности законного китайского делегата, представлявшего бы Пекин, а не Тайбей. На том, что приказ Трумэна 7-му флоту перебазироваться к берегам Тайваня «является прямой агрессией против Китая»[718]718
  Там же, с. 201, 208–209.


[Закрыть]. Не было ли все это попыткой узкого руководства намекнуть, кто же является действительно ответственным?..

Вашингтон, несомненно, воспринял события на Корейском полуострове как начало претворения в жизнь скрытных целей советско-китайского договора. Как переход «коммунизма» к открытому наступлению в Азии. Потому-то уже 27 июня Трумэн отдал приказ американским вооруженным силам оказать южнокорейской армии всю необходимую поддержку, а три дня спустя – об отправке в Корею войск США.

В течение следующего месяца узкое руководство, скорее всего, пыталось найти приемлемый для себя выход из сложного положения, в котором оно оказалось. Однако успех северян, стремительным наступлением занявших почти весь полуостров, помешал тогда занять достаточно твердую однозначную позицию. Внезапно вернувшийся 1 августа к исполнению своих обязанностей Я. А. Малик попытался, следуя директиве Москвы, использовать благоприятную для КНДР ситуацию. Предложил пригласить представителей и Пхеньяна, и Сеула на заседание Совета безопасности, чтобы с их участием и достигнуть прекращения боевых действий. Тогда же двумя нотами, врученными послу США в Москве, правительство СССР как бы дистанцировалось от конфликта. Своеобразно очертило зону его вне пределов Советского Союза: 4 сентября – в связи с обстрелом советского самолета в районе Порт-Артура, и 8 октября – зафиксировав нарушение американским самолетом воздушного пространства СССР неподалеку от Владивостока.

Между тем, войска США – ООН под командованием генерала Дугласа Макартура добились существенного перелома в ходе войны. Высадив 16 сентября в районе города Инчон 50-тысячный воздушный десант, не только вынудили северокорейские части к отходу с юга, но и создали мощный плацдарм для будущего контрнаступления.

Советское руководство, осознав серьезную угрозу для КНДР, попыталось спасти режим Ким Ир Сена от вполне возможного краха с помощью дипломатических мер. 20 сентября А. Я. Вышинский, выступая на сессии Генеральной ассамблеи ООН, повторил призыв Сталина к четырем великим державам «объединить свои мирные усилия и заключить между собой Пакт по укреплению мира», дополнил его призывом приступить уже в текущем, 1950 году, к сокращению численности своих вооруженных сил на треть. А 2 октября, остановившись, как он и обещал, в первом выступлении, на конкретных событиях, угрожающих стабильности во всем мире, предложил квалифицировать события в Корее «как внутреннюю борьбу, внутреннюю гражданскую войну между двумя правительственными лагерями», и потому рекомендовал распустить комиссию ООН по Корее, «способствовавшую… своими действиями разжиганию гражданской войны в Корее»[719]719
  Там же, с. 415, 437–439.


[Закрыть]. И не встретил, разумеется, поддержки.

Тем временем американские, они же ооновские, войска начали давно готовившееся контрнаступление. 19 октября заняли Пхеньян, а к концу месяца сумели продвинуться практически до реки Ялу, разделяющую КНДР и КНР. В создавшихся условиях Пекин, еще 20 августа телеграммой в ООН напомнивший всем, что Китай граничит о Кореей и потому будет поддерживать своего соседа, ввел на территорию Северной Кореи свои вооруженные силы, выступавшие как «добровольцы» (ЦРУ зафиксировало это 20 октября). А 4 ноября демократические партии КНР выступили с совместным заявлением. Указали в нем открыто: «Китайский народ не только в силу своего морального долга должен помочь корейскому народу в его борьбе против Америки. Оказание помощи Корее отвечает также интересам всего китайского народа и вызывается необходимостью самообороны. Спасти своего соседа – значит спасти себя. Чтобы защитить нашу родину, мы должны помочь корейскому народу»[720]720
  Цит. по: Перов Л. Американская агрессия в Корее. М., 1951, с. 69.


[Закрыть].

Появление китайских «добровольцев» не только весьма быстро и существенно изменило соотношение сил на полуострове в пользу северян, но и предрешило весь дальнейший ход боевых действий.

Однако Москва, не исключая самого худшего варианта развития событий, предпринимала все те необходимые меры, которые считала неотложными. Еще 16 августа ПБ утвердило состав научно-технического совета Специального комитета при СМ СССР для ускорения создания новейшей ракетной системы ПВО «Беркут». 8 сентября, ради предельно возможной координации усилий экономики всего восточного блока, Микояна утвердили представителем СССР в СЭВе, фактически – главой этой организации. 25 сентября тому же Микояну поручили, совместно с министром путей сообщения Вещевым и заместителем министра иностранных дел Громыко, «в суточный срок» представить в ПБ предложения о строительстве железной дороги от советской границы до станции Маньчжурия, призванной создать дополнительную линию доставки необходимого КНР и КНДР вооружения, топлива, продовольствия. Наконец, 24 октября, в разгар успешного американского наступления, ПБ приняло самое серьезное, рассчитанное на крайнюю ситуацию, постановление – «О сохранении и создании мобилизационных мощностей по производству военной техники»[721]721
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 2217, л. 10, 56; д. 2218, л. 5, 65.


[Закрыть]. И только в ноябре узкое руководство сочло должным, своевременным прямо вступить в конфликт, правда, сохраняя это в строжайшей тайне. Выделило для защиты КНДР с воздуха «корпус Лобова», как он именовался в протоколах ПБ – 64-й истребительный авиационный корпус советских ВВС[722]722
  Участие СССР в Корейской войне // Вопросы истории. 1994, № 11, с. 3-20; № 12, с. 30–45.


[Закрыть].

И все же Москва еще так и не смогла определиться. Не избрала окончательной линии поведения: сделать ли ставку на мирное разрешение конфликта или идти в конфронтации до конца. Конца логического, завершающегося третьей мировой войной. Причина же столь необычно длительного поиска решения, затянувшегося на более чем четыре месяца, объяснялась событием, ставшим самой важной государственной тайной СССР. Очередной тяжкой болезнью, обрушившейся на Сталина. Заболеванием, вынудившим его отойти на четыре с половиной месяца, со 2 августа по 21 декабря, от участия в работе узкого руководства. От принятия каких-либо решений, даже от высказываний по самым важным, принципиальным вопросам внешней и внутренней политики. Отойти от руководства страной в тот самый момент, когда мир оказался на грани ядерной войны.

Двойственность, неопределенность взглядов Кремля достаточно ясно продемонстрировал доклад, сделанный Булганиным 6 ноября. Перейдя по традиции к оценке международного положения, он вначале предложил как определяющую только мирную концепцию. Повторил, несколько расширив, предложение Сталина уже двухлетней давности – «о скорейшем заключении мирного договора с Германией, о выводе оккупационных войск и о создании общегерманского правительства», высказал требование «скорейшего заключения мирного договора с Японией, вывода из Японии оккупационных войск». Но одновременно продемонстрировал имевшиеся у узкого руководства два взаимоисключающих подхода к решению корейской проблемы. Поначалу заявил: «Советское правительство, верное своей неизменной политике мира, с самого начала событий в Корее настаивало на урегулировании конфликта мирными средствами… предлагало немедленно прекратить военные действия в Корее и одновременно вывести оттуда все иностранные войска, предоставив тем самым корейскому народу возможность решить свои внутренние дела без иностранного вмешательства». В конце же доклада позволил себе высказать и прямую угрозу, не исключив и того, что СССР может открыто вступить в войну в Корее. «Опыт истории говорит, – сказал Булганин, – что наша миролюбивая политика не является признаком слабости. Этим господам („поджигателям войны“. – Ю. Ж.) пора бы усвоить, что наш народ способен постоять за себя, постоять за интересы своей родины, если понадобится – с оружием в руках (выделено мною. – Ю. Ж.)»[723]723
  Правда. 1950, 7 ноября.


[Закрыть].

Подобные, крайне воинственные настроения стали проявляться и в США. После провала наступления, начатого 24 ноября и разрекламированного как завершающего войну непременно «к рождеству», после отступления американских войск назад к 38 параллели, командующий объединенными силами ООН в Корее Макартур предложил Трумэну начать бомбардировку территории Китая, а если потребуется, то и СССР. Применив и ядерное оружие. 30 ноября, отвечая на вопросы журналистов о дальнейших операциях в Корее, президент США вдруг заявил: «Мы предпримем все необходимое, что потребует военная ситуация». А когда его попросили уточнить – «Даже используя атомную бомбу?», добавил: «Включая все виды вооружения, которыми мы обладаем»[724]724
  Трумэн Г. Указ. соч., т. II, с. 383, 395.


[Закрыть]. Так и Трумэн оказался перед необходимостью выбора – победить во что бы то ни стало, даже подвергнув атомной бомбардировке Китай, СССР, и тем начать третью мировую войну, или смириться не с поражением, нет, а всего лишь с восстановлением существовавшего до 25 июня положения.

13 января 1951 года Трумэн выбор сделал. Заявил о нежелательности дальнейшего расширения масштабов и характера боевых действий. А через четыре месяца, после повторного предложения бомбардировать Китай, отправил генерала Макартура в отставку[725]725
  Там же, с. 435.


[Закрыть]. Недвусмысленное, хотя и предельно завуалированное предложение вернуться к положению, существовавшему до начала войны, в Кремле услышали. Более того, поняли, расценили как весьма возможный и желательный вариант выхода из тупика. Завершить же конфликт на именно такой стадии его развития без необходимости давать объяснения населению Советского Союза могла помочь особенность советской пропаганды, однозначно трактовавшей Корейскую войну как ничем не прикрытую агрессию США и сеульского режима. А потому восстановление границы по 38 параллели легко можно было преподнести как еще одну «убедительную победу сил мира». Но для этого прежде всего следовало отказаться от жесткого внешнеполитического курса, освободиться от тех членов узкого руководства, кто навязал его и вверг, тем самым, СССР в крайне опасное положение.

Первым признаком весьма возможных перемен стало опубликованное «Правдой» 17 февраля интервью со Сталиным. Следуя в деталях продуманной последовательности вопросов «корреспондента», Иосиф Виссарионович так построил новую внешнеполитическую концепцию: «…Не может ни одно государство, в том числе и Советское государство, развертывать вовсю гражданскую промышленность, начать великие стройки вроде гидростанций на Волге, Днепре, Амударье, требующие десятков миллиардов бюджетных расходов, продолжать политику систематического снижения цен на товары массового потребления, тоже требующего десятков миллиардов бюджетных расходов, вкладывать сотни миллиардов в дело восстановления разрушенного немецкими оккупантами народного хозяйства, и вместе с тем, одновременно с этим, умножать свои вооруженные силы, развернуть военную промышленность. Не трудно понять, что такая безрассудная политика привела бы к банкротству государства».

Затем Сталин напомнил о предложениях советской стороны немедленно заключить пакт мира пяти великих держав, начать сокращение вооружений, запретить атомное оружие. И только потом, в обычной для себя катехизисной форме, остановился на Корейской войне: «Что Вы думаете об интервенции в Корее, чем она может кончиться? Если Англия и Соединенные Штаты Америки окончательно отклонят мирные предложения народного правительства Китая, то война в Корее может кончиться лишь поражением интервентов. Почему? Разве американские и английские генералы и офицеры хуже китайских и корейских? Нет, не хуже… Трудно убедить солдат, что Соединенные Штаты Америки имеют право защищать свою безопасность на территории Кореи и у границ Китая, а Китай и Корея не имеют права защищать свою безопасность на своей собственной территорий или у границ своего государства. Отсюда непопулярность войны среди англо-американских солдат». А в заключение сказал главное: «Считаете ли новую мировую войну неизбежной? Нет. По крайней мере в настоящее время ее нельзя считать неизбежной… Что касается Советского Союза, то он будет и впредь непоколебимо проводить политику предотвращения войны и сохранения мира».

Накануне же, 16 февраля 1951 года, ПБ, собравшееся в составе: Сталин, Булганин, Берия, Маленков, Молотов, Микоян, Хрущев, при участии Сабурова, приняло три взаимосвязанных решения, и определивших более чем на два года судьбы страны. В соответствии с первым, Н. А. Булганина освободили от обязанностей председателя Координационного комитета, иными словами – верховного главнокомандования вооруженными силами страны в мирное время, «ввиду его занятости». Во главе комитета утвердили военного министра А. М. Василевского, а заместителем – начальника генерального штаба С. М. Штеменко. Вторым актом Булганину возвратили прежнее положение руководителя ВПК, отобранное у него с началом Корейской войны:

«Об образовании бюро по военно-промышленным и военным вопросам. Центральный Комитет ВКП(б) и Совет Министров Союза ССР постановляет: 1. Образовать при Совете Министров СССР бюро по военно-промышленным и военным вопросам. Возложить на бюро по военно-промышленным и военным вопросам руководство работой: а) министерства авиационной промышленности; б) министерства вооружения; в) военного министерства; г) военно-морского министерства. 3. Утвердить председателем бюро по военно-промышленным и военным вопросам тов. Булганина Н. А. и членами бюро тт. Хруничева М. В., Устинова Д. Ф., Василевского А. М., Юмашева И. С.».

Третье решение коренным образом меняло уже саму систему власти в охране.

«Вопрос президиума Совета Министров СССР. Председательствование на заседаниях президиума Совета министров СССР и бюро президиума Совета Министров СССР возложить поочередно на заместителей председателя Совета министров СССР тт. Булганина, Берия и Маленкова, поручив им также рассмотрение и решение текущих вопросов. Постановления и распоряжения Совета Министров СССР издавать за подписью председателя Совета Министров СССР тов. Сталина И. В. (выделено мною. – Ю. Ж.)»[726]726
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 2221, л. 56.


[Закрыть].