Текст книги "Тайны Кремля
Сталин, Молотов, Берия, Маленков"

Автор книги: Юрий Жуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 50 страниц)

Лишь после такой серьезной и внушительной подготовки, во время которой до всеобщего сведения было доведено, чего же ждут от деятелей литературы и искусства, УПиА вовлекло тех в собственную, фактически цензорскую работу. Предложило для него давать оценку рукописей. Прежде всего – киносценариев для злободневного тогда улучшения качества художественных фильмов. И встретило полное понимание, готовность к сотрудничеству.

А. Толстой о сценарии В. Швейцера и А. Роу со стихами С. Городецкого «Кащей Бессмертный»: «Я считаю этот сценарий конъюнктурным, художественно лживым, патриотизм его квасным и посему – негодным для постановки».

А. Довженко о сценарии В. Кожевникова по собственной повести «Март-апрель»: «Мне этот сценарий не нравится. Не потому, что я нашел в нем что-либо антихудожественное или вредное. Мне он не нравится по незначительности хорошего»[374]374
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 125, д. 213, л. 21, 110.


[Закрыть].

Согласившись хоть раз написать для УПиА внутреннюю рецензию, практически всегда отрицательную, писатели, хотели они того, или нет, становились добровольными и прямыми соучастниками выработки новой, великорусской идеи. Не осознавали, что их конформизм рано или поздно может бумерангом ударить и по ним самим. Но зато показали, что сами они не очень-то уважают, ценят друг друга. Всегда готовы найти соринку в глазу ближнего.

Однако УПиА понимало, что меры такого рода, даже немедленное и безоговорочное принятие к исполнению всеми высказанных взглядов далеко не сразу найдут свое художественное воплощение. Очень хорошо знало и иное. Что из-за острейшей нехватки бумаги тиражи даже таких газет, как «Правда» и «Известия», пришлось сократить соответственно с 1,3 млн. до 1 млн., с 500 до 400 тысяч[375]375
  Там же, д. 1048, л. 32; Постановления… за июль 1943 г., с. 160.


[Закрыть]. Что радиофикацией, «точками» трансляции, охвачено менее половины городов, поселков, сел и деревень. Что все это весьма серьезно снижает возможности пропаганды. И потому решило усилить устную агитацию. Разумеется, в гораздо большем масштабе, нежели было доступно литературе и искусству. Охватить ею по возможности всю духовную сферу, включая и науку, и политику, и информацию о событиях в мире.

31 июля решением ПБ и постановлением СНК СССР[376]376
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 125, д. 213, л. 70.


[Закрыть] было создано Лекционное бюро при комитете по делам высшей школы. Руководителем его назначили А. Я. Вышинского, ответственным секретарем – заместителя начальника УПиА А. А. Лузина, членами – начальника УПиА Г. Ф. Александрова, председателя комитета по делам высшей школы С. В. Кафтанова, наркома просвещения РСФСР Б. П. Потемкина, академика-секретаря АН СССР Н. Г. Бруевича, директора института мирового хозяйства и мировой политики АН СССР Е. С. Варгу, видных пропагандистов – военных журналистов М. Р. Галактионова, Н. А. Таленского. Им предстояло в кратчайший срок разработать тематику наиболее актуальных и вместе с тем популярных, рассчитанных на самые необразованные слои населения, лекций, подобрать из преподавателей высших учебных заведений, а где такой возможности не представится, то из школьных учителей лекторов; сразу же начать работу.

Вместе с тем УПиА использовало создавшуюся ситуацию и для того, чтобы завершить установление контроля над всеми без исключения учреждениями и организациями, напрямую связанными с литературой и искусством. Говоря конкретно, подчинить последний из них, пока еще обладавший определенной автономией: комитет по делам кинематографии во главе с И. В. Большаковым. Использовав как формальный предлог выявленные недостатки в работе комитета, и объяснявшие, мол, сокращение числа фильмов, удостоенных Сталинской премии, с 7 в 1939 году до 3 в 1942 году[377]377
  Там же.


[Закрыть], УПиА 17 февраля 1943 года получило согласие секретариата ЦК на создание в своей структуре отдела кинематографии и назначение С. М. Ковалева его заведующим[378]378
  Там же, л. 66.


[Закрыть]. Тем самым на реорганизацию всего процесса подготовки прежде всего киносценариев, считавшихся тогда основой фильма. Теперь он выглядел следующим образом:

«Комитет направляет готовый литературный сценарий в ЦК ВКП(б). В ЦК ВКП(б) он попадает в управление пропаганды, где сейчас создан даже специальный киноотдел. Киноотдел рассылает сценарии на отзыв 15–20 консультантам. Каждый консультант считает необходимым дать свои замечания. Затем сценарий поступает к начальнику управления пропаганды, который тоже дает свои замечания. С этими замечаниями сценарий снова возвращается в комитет для переработки, а если по мнению управления пропаганды киносценарий подходящий, он представляется на прочтение секретарям ЦК ВКП(б). Вся эта процедура занимает 2–3 месяца»[379]379
  Там же, л. 10–11.


[Закрыть].

Сознательно усложненный, откровенно бюрократический вариант рассмотрения и принятия киносценариев и позволял проводить столь нужную селекцию. Отсеивать все то, что теперь не отвечало новым требованиям. Так, уже в марте 1943 года из запланированных 23 художественных фильмов УПиА сочло возможным безоговорочно разрешить производство только трех – «Кутузов» (реж. В. Петров, сц. В. Соловьева), «Радуга» (реж. М. Донской, сц. В. Василевской), второй серии «Георгий Саакадзе» (реж. М. Чиаурели, сц. А. Антоновской). Еще три приняли условно, потребовав внесения конкретных поправок – «Иван Грозный» (реж. и сц. С. Эйзенштейн), «Жди меня» (реж. А. Иванов, сц. К. Симонова), «Небо Москвы» (реж. Ю. Райзман, сц. Н. Мдивани)[380]380
  Там же, л. 7–8.


[Закрыть]. Наиболее откровенно изменившиеся идеологические установки выразились в рецензии УПиА на работу Эйзенштейна.

«В сценарии, – писал Александров, – имеются следующие недостатки: в качестве единственной причины борьбы Ивана IV за усиление централизации Русского государства выставляется необходимость еще большего объединения его перед лицом внешней опасности. Это одна из важных причин. Но не менее важной причиной усиления борьбы за централизацию Русского государства в XVI веке являлось внутреннее развитие Русского государства, особенно быстрый рост хозяйственных связей… В связи с этим выросли новые слои населения (купечество, торговый люд городов), которые вместе со значительным слоем дворян поддерживали Ивана IV в его борьбе против бояр. Все эти моменты можно показать введением одной новой сцены – сцены борьбы различных группировок в Москве после отъезда Ивана IV в Александровскую слободу. Без показа этой борьбы для советского зрителя будет непонятным, почему москвичи решили, что „нельзя без царя“ и пошли в Александровскую слободу просить Ивана IV вернуться на царство. Кроме того, в фильме нужно показать, что Иван IV в борьбе с боярством был недостаточно последователен»[381]381
  Там же, л. 156.


[Закрыть]. (Спустя четыре года последнее замечание Александрова Сталин повторит как одну из основных претензий ко второй серии фильма.)

Новые критерии и оценки, даваемые УПиА тем или иным сценарием, несколько месяцев оставались известными только их авторам. Даже летом 1943 года, когда изменения идеологического курса приобрели уже достаточно отчетливые очертания, Щербаков, и тем более Александров, не сочли возможным познакомить с ними деятелей кино. На совещании, созванном 31 июля на Старой площади, Щербаков сообщил писателям, драматургам, режиссерам не конкретные задания, не установки партии, а иное. Сценаристы, мол, обязаны сами осознать, что же ждут от них. Дал понять, что требуются не слепые исполнители чужой воли, а сознательные сторонники. Люди, самостоятельно пришедшие к необходимым взглядам, сами занявшие определенную твердую позицию. И предложил пока единственную форму помощи – «совет».

«В армии, – заметил Щербаков, – там вся жизнь определяется приказами, наставлениями, приказаниями. Казалось бы, где-где нет места для совета, а тем не менее в армии наше руководство – Ставка верховного главнокомандования – требует от людей, чтобы советовались. Учат там: до того, как приказ, допустим, написан, люди советуются, потому что могут появиться новые мысли, новые предложения, которые могут быть учтены в приказе. Вот пока приказ не издан, надо советоваться. Как только приказ принят, он подлежит неукоснительному выполнению. Берется под контроль, следят за его выполнением. Если в армии люди советуются, так, разумеется, в искусстве должны обязательно советоваться».

Иными словами, весьма прозрачно намекнул: очередной приказ по армии искусств пока не отдан. Лишь готовится. И все могут внести в него свою лепту. Ну, а если не захотят, да еще и не посоветуются, то пусть пеняют на себя. Напомнил, что для того существует критика:

«Как может развиваться искусство без критики? – добавил Щербаков. – Это невозможно. Это значит поставить искусство в тепличные условия, под стеклянный колпак. Критика должна быть, во-первых, вокруг Союза советских писателей и вокруг комитета по делам кинематографии. Они прежде всего должны организовать эту критику, критику товарищескую. Причем следует так разнести, чтобы камня на камне не осталось»[382]382
  Там же, д. 212, л, 67.


[Закрыть] (выделено мною. – Ю. Ж.).

Однако первый удар критика, и притом отнюдь не «товарищеская», коллег, а партийная – УПиА, нанесла не по киноискусству, как можно было бы предположить, а по литературе. Ведь, в конце концов, главное в фильме – сценарий, а его создают писатели, драматурги – члены ССП. И именно они на совещании 31 июля составляли большинство. Более того, присутствовал вместе с ними и генеральный секретарь Фадеев. Но ни он, ни никто другой не сделали должных выводов. Не «организовали» необходимой критики. Не кулуарной, в виде записок в ЦК, как прежде, а открытой, на заседаниях правления и секретариата союза, на страницах собственной газеты «Литература и искусство». Только потому УПиА и взяло на себя роль инициатора процесса.

В ноябре 1943 года управлением был подготовлен проект постановления «Об ошибках в творчестве И. Сельвинского». «ЦК ВКП(б), – отмечалось в нем, – считает, что в стихотворениях И. Сельвинского „Россия“, „Кого баюкала Россия“ и „Эпизод“ содержатся грубые политические ошибки. В стихотворении „Кого баюкала Россия“ Сельвинский клевещет на русский народ, утверждая, будто бы душа русского народа обладает какой-то „придурью“ и пригревает уродов. В халтурном стихотворении „Россия“ содержатся вздорные и пошлые рассуждения о нашей родине („Люблю тебя, люблю тебя до стона и до бормотанья“). В пошлейшем, враждебном духу советских людей стихотворении „Эпизод“ дается клеветнически-извращенное изображение войны.

ЦК ВКП(б) считает, что только отсутствием у Сельвинского сознания своей ответственности и забвением долга перед советским народом можно объяснить создание столь политически вредных и пошлых стихотворений. ЦК ВКП(б) предупреждает т. Сельвинского, что повторение подобных ошибок поставит его вне советской литературы»[383]383
  Там же, л. 141–152.


[Закрыть].

Но секретариат, точнее – Маленков и Щербаков, не поддержали инициативу Александрова. Сочли преждевременным высказывать столь откровенно взгляды, которые могли вызвать возражения со стороны наиболее убежденных, «твердолобых» членов ПБ и, тем самым, приостановить развитие нового идеологического курса. И потому Александрову, его заместителям по литературе Пузину и Еголину пришлось срочно готовить еще одну записку. Менее категоричную, более завуалированно выражавшую главную мысль – русский народ, его прошлое и культуру следует не осуждать, а только возвеличивать. Во втором документе нелицеприятной критике подвергались очень многие. Фадеев – за его выступление на встрече с молодыми писателями, Довженко – за повести «Победа» и «Украина в огне», Катаев – за водевиль «Синий платочек», Платонов – за рассказ «Оборона Семидворья», Сельвинский – за все те же стихотворения. Основное же внимание уделялось Зощенко, его повести «Перед восходом солнца», расцененной «клеветой на наш народ, опошлением его чувств и его жизни». Уделялось только этой повести пять страниц из двенадцати.

«Все русские писатели у него оказываются пессимистами и упадочниками». Новеллы, составляющие повесть, «натуралистические грубые». «Судя по повести, Зощенко не встречал в жизни ни одного порядочного человека. Весь мир кажется ему пошлым. Почти все, о ком пишет Зощенко, это пьяницы, жулики и развратники». «Зощенко говорит о людях нашего народа с нескрываемым презрением и брезгливостью, клевещет на наш народ, нарочито оглупляет его и извращает его быт». «Повесть Зощенко чужда чувствам и мыслям нашего народа…»[384]384
  Там же, оп. 116, д. 140, л. 15–16.


[Закрыть].

Именно такая форма – не «русский», а «наш» народ, «клевета» на него и позволяла обойти прежде слишком уж открытое, даже нарочитое. Кроме того, на этот раз сумел Александров и отыскать еще один важный объект критики – редакции литературно-художественных журналов, которые и публиковали «порочные» произведения. Подобный ход, как и в случае с кинокомитетом, позволял усилить контроль со стороны УПиА за деятельностью и самого Союза советских писателей, и за его органами – журналами.

2 декабря оргбюро утвердило проект постановления «О контроле над литературно-художественными журналами», установив тот самый порядок, который и должен был предотвратить появление политически-вредных произведений:

«Отметить, что Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) и его отдел печати плохо контролируют содержание журналов, особенно литературно-художественных. Только в результате слабого контроля могли проникнуть в журналы такие политически вредные и антихудожественные произведения, как „Перед восходом солнца“ Зощенко или стихи Сельвинского „Кого баюкала Россия“. Обязать тт. Александрова и Лузина организовать такой контроль за содержанием журналов, который исключил бы появление в печати политически сомнительных и антихудожественных произведений. Возложить внутри Управления пропаганды контроль за журналами – „Новый мир“ на т. Александрова, „Знамя“ на т. Лузина, „Октябрь“ на т. Федосеева. Установить, что наблюдающие за этими журналами несут перед ЦК ВКП(б) всю полноту ответственности за содержание журналов»[385]385
  Там же, л. 20–21.


[Закрыть].

А на следующий день было утверждено еще одно постановление, также подготовленное в УПиА и раскрывавшее, развивавшее негативную оценку работы редакций, в значительной степени перекладывавшее ответственность с партийных работников, – «О повышении ответственности секретарей литературно-художественных журналов». Оно гласило:

«ЦК ВКП(б) отмечает, что ответственные секретари литературно-художественных журналов „Октябрь“ (т. Юнович), „Знамя“ (т. Михайлов), „Новый мир“ (т. Щербина), назначенные Центральным Комитетом для улучшения работы литературно-художественных журналов, улучшения руководства редакционными коллегиями журналов и работы с авторским коллективом, плохо выполняют возложенные на них обязанности. Редакционные коллегии журналов не работают, поступающие в редакции рукописи не обсуждаются, работа с авторским коллективом поставлена неудовлетворительно. Ответственные секретари журналов некритически относятся к поступающим в редакции рукописям, не проявляют высокой требовательности к качеству публикуемых произведений, к их идейно-политическому содержанию. В результате безответственного отношения ответственных секретарей журналов к публикации художественных произведений, в печать проникают серые, недоработанные, а иногда и вредные произведения. В журнале „Октябрь“ опубликована антихудожественная, пошлая повесть Зощенко „Перед восходом солнца“. В журнале „Знамя“ опубликовано политически вредное стихотворение Сельвинского „Кого баюкала Россия“.

ЦК ВКП(б) постановляет:

1. Обязать ответственных секретарей всех литературно-художественных журналов повысить требовательность к качеству публикуемых в журналах произведений, установить такой порядок работы над поступающими в редакции рукописями, который бы полностью исключил появление в журналах антихудожественных и политически вредных произведений.

2. Предупредить ответственных секретарей литературно-художественных журналов, что они несут перед ЦК ВКП(б) персональную ответственность за руководство журналами, за их идейно-политическую направленность и содержание»[386]386
  Там же, оп. 125, д. 278, л. 1–6; оп. 116, д. 140, л. 61.


[Закрыть].

Но тем не менее оба постановления – казалось бы столь важные, должные отныне определять все дальнейшее развитие советской литературы, да и не только ее, но и искусства, в печать не попали. Даже в изложении – как редакционные либо авторские статьи. Ни тогда, ни позже. О них не вспомнили и в августе 1946 года, когда и Зощенко, и «толстые» журналы вновь подверглись нападкам, на этот раз жесточайшим. Стало известным содержание документов очень немногим. Лишь тем, кого касалось непосредственно: руководству ССП, членам редколлегий «Октября», «Нового мира», «Знамени», упоминавшимся в них писателям. Однако произошло это отнюдь не потому, что узкое руководство вознамерилось, как до войны, продолжать придерживаться прежнего правила – не раскрывать секретов идеологической «кухни». Причина того, что два таких столь важных партийных постановления оказались на деле засекреченными, крылась в ином. В том, что они так и не могли решить до конца те задачи, ради которых и замышлялись.

В конечном счете, постановления оказались паллиативом, вылившись в критику вообще. Обосновываясь различными по характеру промахами и ошибками ряда прозаиков, поэтов, так и не раскрыли главного – в чем же заключалось грехопадение Сельвинского, в чем именно крылся «политический вред» одного из его стихотворений. Мало того, далеко не случайно его имя вполне сознательно, преднамеренно уравновесили вторым – Зощенко, да еще дополнили определением «антихудожественная» откровенно фрейдистской повести последнего. Волею случая Зощенко оказался необычно подходящей фигурой для той сложной комбинации, в которую превратилась подготовка обоих постановлений. Имя писателя помогло надежно скрыть первоначальную идею. Он, всем хорошо известный ленинградский писатель, как бы подменил собою отсутствие даже как просто упоминание четвертого из четырех выходивших в то время литературно-художественных журналов, ленинградской «Звезды». Ведь даже малейший намек на хоть бы самые незначительные огрехи в работе ее редколлегии, работы в страшных условиях блокады оказался бы аморальным, неэтичным.

Выиграл от постановлений только Александров и возглавляемое им УПиА. Оба документа стали первой их серьезной акцией, весомым доказательством существования идеологического аппарата. Того, что он не дремлет, надзирает, принимает в необходимых случаях все надлежащие меры. Кроме того, благодаря именно изменению сути постановлений, их направленности, УПиА удалось укрепить свой повседневный и непосредственный контроль над ССП. Устранить уже 19 января 1944 года слишком самостоятельного в решениях, мало считавшегося с мнением, «советами» сотрудников управления Александра Фадеева. На состоявшемся в тот день срочном заседании расширенного правления ССП, тот был освобожден от поста генерального секретаря союза, заменен «управляемым» ленинградским поэтом и прозаиком Николаем Тихоновым. Такое назначение к тому же могло формально свидетельствовать о некоторой демократизации положения в ССП хотя бы в силу того, что в первой половине 20-х годов Тихонов входил, как и Зощенко, в литературное объединение «Серапионовы братья», а не в одиозный РАПП подобно Фадееву. Одновременно, также 19 января, Александрову удалось добиться введения в президиум ССП и своего прямого ставленника – Д. А. Поликарпова, «избранного» секретарем правления союза. А на освободившуюся должность последнего – первого заместителя председателя Радиокомитета, направил еще одного своего сотрудника – А. А. Пузина.

Так далеко идущие замыслы закрепить новые идеологические положения в официальном партийном документе оказались в конечном счете безуспешными. Обернулись заурядной аппаратной игрой, приведшей в свою очередь к более серьезным событиям.

Глава тринадцатая

Все решения, которые ПБ принимало по организационным вопросам и партийному строительству – начиная с отмены в октябре 1942 года института военных комиссаров и кончая упразднением в августе 1943 года должностей отраслевых секретарей ЦК компартий союзных республик, крайкомов, обкомов, мотивировались одним: необходимостью установления полного единоначалия. И потому рано или поздно все они в совокупности должны были привести к некоему итоговому постановлению. Тому, в котором и будет пересмотрено место, роль, реальное положение ВКП(б) в жизни общества и страны.

Повод для того нашелся довольно скоро. 27 декабря 1943 года, в связи с ухудшившимся состоянием здоровья Калинина, а также и тем, что один из его основных заместителей, А. Е. Бадаев – председатель ПВС РСФСР, был снят с должности за «беспробудное пьянство» и «разврат», ПБ решило заменить последнего Шверником. Такая процедура на уровне СССР находилась в компетенции союзного парламента, и потому его созыв наметили на 25 января 1944 года. А так как сессия оказывалась первой с начала войны, ее вознамерились использовать и для утверждения государственного бюджета[387]387
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 1047, л. 22–23; д. 1049, л. 58.


[Закрыть]. Тем самым, как бы восстанавливали действие законодательного органа власти, что должно было послужить в глазах населения признаком постепенного возвращения к нормальному мирному состоянию.

Воспользовавшись предоставившейся возможностью – традиционным проведением в канун сессии Пленума ЦК, опять же первого с начала войны, Маленков, скорее всего при активной помощи Шаталина, подготовил проект постановления ЦК ВКП(б) – «Об улучшении государственных органов на местах». Формально опиравшийся на суть постановления ПБ от 4 мая 1941 года, а фактически весьма значительно развивавший, дополнявший его. Сумел Георгий Максимилианович заручиться и поддержкой двух членов ПБ – Молотова, Хрущева, а 24 января 1944 года этот документ за тремя подписями направил Сталину. Проект был столь необычным, важным, беспрецедентным, что несмотря на значительный объем заслуживает того, чтобы привести его полностью:

I

«За время Отечественной войны против немецких захватчиков партийные и государственные органы на местах провели большую работу по организации тыла и мобилизации сил народа на отпор врагу. На полный ход пущены перебазированные на Восток заводы. Колхозы и совхозы снабжают без серьезных перебоев армию и страну продовольствием. Транспорт обеспечивает перевозки военных и народнохозяйственных грузов.

Осуществляя директивы партии и правительства по организации и укреплению тыла для нашего фронта, местные партийные и государственные органы добились серьезных улучшений в руководстве хозяйственным строительством и в основном успешно справились с задачей перевода хозяйства на военный лад, с задачей обеспечения Красной Армии всем необходимым для разгрома врага.

Вместе с тем нельзя не видеть и того, что в сложившейся практике руководства местных партийных и государственных органов хозяйственным и культурным строительством, как во время войны, так и в довоенный период, имелись и имеются крупные недостатки.

Наши местные партийные органы в значительной степени взяли на себя оперативную работу по управлению хозяйственными учреждениями, что неизбежно приводит к смешению функций партийных и государственных органов, к подмене и обезличиванию государственных органов, к подрыву их ответственности и к усилению бюрократизма в госаппарате. В результате смешения функций партийных и государственных органов беспартийные часто не знают, куда им следует обращаться за разрешением своих вопросов, так как руководящие работники исполкомов советских органов вместо самостоятельного решения вопросов оглядываются на обкомы, органы партии, ожидая по каждому случаю специальных указаний. Такое неправильное положение во взаимоотношениях партийных и советских органов порождает также некоторую безответственность местных партийных руководителей, поскольку они считают себя ответственными только перед коммунистами и партийными организациями, но не перед беспартийными массами.

В организационном отношении указанные недостатки в работе местных партийных и советских органов привели к неправильному распределению руководящих работников между ними. В партийных организациях сосредоточены наиболее авторитетные и опытные руководящие работники за счет ослабления руководящих кадров в советских органах, что неизбежно усиливает указанные выше недостатки работы государственных органов. Такая неправильная расстановка руководящих сил привела к тому, что в настоящее время без устранения этого серьезного организационного недостатка нельзя поднять работу советских органов на уровень современных задач советского государства.

II

В целях ликвидации указанных выше недостатков в работе партийных и государственных органов, Пленум ЦК ВКП(б) считает необходимым:

а) покончить с установившейся вредной практикой дублирования и параллелизма в руководстве хозяйственным и культурным строительством со стороны местных партийных и государственных органов, с неправильной практикой подмены и обезличивания государственных органов и полностью сосредоточить оперативное управление хозяйственным и культурным строительством в одном месте – в государственных органах. Такое сосредоточение оперативного руководства и сил в одном месте целиком себя оправдало в деле руководства предприятиями промышленности и транспорта, где вся полнота власти принадлежит руководителю предприятия, а также в военном деле, где на командиров возложена полная ответственность за работу в войсках;

б) укрепить государственные органы наиболее авторитетными и опытными кадрами, способными обеспечить дальнейший подъем работы государственных органов и сосредоточить в совнаркомах республик и исполкомах Советов дело руководства хозяйственным и культурным строительством;

в) повернуть внимание партийных организаций к всемерному укреплению государственных органов, поднятию их роли и авторитетности, освободив партийные органы от несвойственных им административно-хозяйственных функций и установить правильное разделение труда и разграничение обязанностей между партийными и государственными органами;

г) обязать руководящие партийные органы на местах, проводя перестройку взаимоотношений с советскими органами, осуществлять политическое руководство работой государственных органов и политический контроль за правильностью проведения ими директив партии и правительства; обеспечить правильный подбор и выдвижение кадров в государственном аппарате, неуклонно заботясь об их идейно-политическом росте; развернуть политико-просветительную работу в массах трудящихся, еще больше сплачивая массы вокруг Советов для поддержки проводимых ими мероприятий.

III

В качестве организационных мер, обеспечивающих перестройку и укрепление местных руководящих государственных органов, Пленум ЦК ВКП(б) считает необходимым:

1) признать целесообразным, чтобы первый секретарь ЦК коммунистической партии союзной республики, крайкома, обкома, окружкома, горкома, райкома партии был одновременно и председателем совнаркома союзной (автономной) республики, исполкома краевого, областного, окружного, городского, районного Совета депутатов трудящихся;

2) укрепить руководящие кадры и аппарат совнаркома союзных и автономных республик, исполкомов краевых, областных, окружных, городских и районных Советов, переведя для этой цели в советские органы из партийных органов руководящих работников, занятых в настоящее время вопросами хозяйственной работы;

3) упразднить в горкомах, окружкомах, обкомах, крайкомах, ЦК компартий союзных республик должности заместителей секретарей по отдельным отраслям промышленности, торговли, транспорта и сельского хозяйства, а также соответствующие отделы партийных органов;

4) поручить Политбюро ЦК определить порядок и сроки практического осуществления указаний, изложенных в пунктах 1, 2, 3 настоящего постановления»[388]388
  ЦХСД, ф. 2, оп. 1, д. 3, л. 26–32.


[Закрыть].

Сталин проект поддержал. Собственноручно начертал резолюцию: «За (с поправками в тексте). И. Сталин». Правку же внес не смысловую, принципиальную, а чисто стилистическую. Вычеркнул одну фразу (последнюю пункта «а» второго раздела) да еще шесть слов – явные повторы, и предложил свой вариант названия – «Об объединении руководства партийных и государственных органов на местах», по основному смыслу содержания третьего раздела.

После столь явно выраженного мнения Иосифа Виссарионовича к сторонникам проекта присоединился Андреев[389]389
  Там же, л. 26.


[Закрыть]. Казалось, теперь уже не будет никаких неожиданностей, сбоев. Документ безоговорочно одобрят все. Но именно этого и не произошло. 26 января вместо Пленума состоялось заседание узкого руководства, оно же – ПБ, на котором проект данного постановления не только категорически отвергли, но и вычеркнули вообще из повестки дня Пленума[390]390
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 1049, л. 75.


[Закрыть]. Почему же так произошло?

Ни каких-либо записей, ни протоколов, ни, тем более, стенограмм не только данного, но и всех вообще совещаний узкого руководства, оформлявшихся как заседания ПБ, тогда не велось. Поэтому мы никогда не узнаем, кто же именно и по каким формальным мотивам сумел отвергнуть проект постановления. Того, которое полностью соответствовало курсу XVIII партсъезда, но одновременно и развивало его, доводило до логического конца. Окончательно отстраняло партию от даже косвенного участия в повседневной деятельности государственного аппарата. Отстраняло партию от воздействия на развитие экономики, науки, культуры, образования, многого иного. По сути ликвидировало существовавшую четверть века партийную ветвь власти. Но можно попытаться реконструировать то, что произошло 26 января.

За проект выступали четыре члена ПБ – Сталин, Молотов, Андреев, Хрущев, и один кандидат – Маленков. Чтобы документ был отвергнут, требовалось, чтобы против него проголосовало по меньшей мере также четверо членов ПБ. На заседании в тот день присутствовали из членов ПБ, помимо названных, еще Каганович, Калинин, Микоян, Шверник, а также трое кандидатов – Берия, Вознесенский, Щербаков. Жданов и Ворошилов в Москве отсутствовали, потому в обсуждении участия принять не могли. Следовательно, против проекта, чтобы он не прошел, непременно должны были выступить Каганович, Калинин, Микоян, Шверник, а кроме того, как минимум, еще и Берия, или Вознесенский, или Щербаков. Однако последнего приходится сразу же исключить из числа потенциальных оппонентов, ибо только одному ему предстоящая реформа ни лично, ни по отношению к курируемой им сфере – пропаганде и агитации, ничем не грозила. Более того, весьма усиливала его позиции, его роль в партии. Именно поэтому нельзя исключить и то, что Маленков заранее поставил Александра Сергеевича в известность о содержании подготовленного документа и заручился его поддержкой, одобрением.

Если допустить как итог обсуждения простое равенство голосов «за» и «против», противником проекта должен был стать один из двух – Берия или Вознесенский. Зная о далеко не простых отношениях последнего с Молотовым и Маленковым, можно с практически полной уверенностью говорить о голосе «против» Вознесенского. Но по тем же мотивам никак нельзя исключить и того, что противником проекта выступил также и Берия. Выразил таким образом свое недовольство укреплением позиций Молотова и Маленкова отчасти за его счет. Наконец, возражать мог и Жданов, также потерявший прежнее положение в партийном руководстве. Ему, информированному кем-либо по телефону о происходившем, ничто не мешало проголосовать заочно.