355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Жуков » Тайны Кремля
Сталин, Молотов, Берия, Маленков
» Текст книги (страница 23)
Тайны Кремля Сталин, Молотов, Берия, Маленков
  • Текст добавлен: 9 мая 2017, 08:30

Текст книги "Тайны Кремля
Сталин, Молотов, Берия, Маленков
"


Автор книги: Юрий Жуков


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 50 страниц)

В связи с изложенным Политбюро ЦК ВКП(б) постановляет:

а) освободить от обязанностей заместителей предсовнаркома тт. Мехлиса, Булганина, Вышинского, Первухина, Сабурова, Малышева, Кагановича;

б) назначить заместителем предсовнаркома т. Маленкова;

в) утвердить Бюро Совнаркома в составе: Молотов (председатель), Микоян, Вознесенский, Шверник, Андреев, Косыгин;

г) утвердить Оперативное бюро Государственного комитета обороны в составе – Берия (председатель), Маленков, Микоян, Вознесенский, Ворошилов»[423]423
  Там же, д. 1050, л. 43.


[Закрыть]
.

18 мая еще одно постановление ПБ конкретизировало и даже расширило предыдущее:

«Об обязанностях заместителей председателя Совнаркома СССР и работе оперативного бюро ГОКО.

В связи с решением ЦК ВКП(б) от 15 мая сего года о заместителях председателя Совнаркома Союза ССР, Политбюро постановляет:

1. Возложить на т. Ворошилова контроль и наблюдение за работой наркомвоенморфлота, наркомсудпрома, наркомсвязи, наркомздрава, комитета по делам физической культуры и спорта, главного управления геодезии и картографии, Осоавиахима.

2. Возложить на члена Бюро СНК т. Шверника контроль и наблюдение за работой наркомтяжмаша, наркомсредмаша, наркомстанкостроения, главного управления трудрезервов, комитета стандартов, комитета по делам мер и измерительных приборов.

3. Поручить т. Молотову дополнительно к возложенным на него обязанностям контроль и наблюдение за работой наркомюста, прокуратуры, комитета по делам высшей школы, Академии наук, ТАССа, совета по делам Русской Православной Церкви.

4. Поручить т. Берия дополнительно к возложенным на него обязанностям контроль и наблюдение за работой наркомбумпрома, наркомрезинпрома и главгазтоппрома.

5. Поручить т. Маленкову дополнительно к возложенным на него обязанностям контроль и наблюдение за работой наркомэлектропрома и главкислорода.

6. Дополнительно к возложенным на т. Вознесенского обязанностям по контролю и наблюдению за работой наркомфина, госбанка и главвоенпромстроя, поручить т. Вознесенскому наблюдение за работой наркомстройматериалов и комитета по делам архитектуры.

7. Поручить т. Микояну дополнительно к возложенным на него обязанностям контроль и наблюдение за работой комитета по делам геологии.

8. Поручить т. Щербакову дополнительно к возложенным на него обязанностям контроль и наблюдение за работой комитета по делам искусств, комитета по делать кинематографии, комитета по делам радиофикации и радиовещания, управления по охране военных тайн в печати.

9. Отнести к ведению оперативного бюро ГОКО:

а) контроль и наблюдение за работой всех наркоматов оборонной промышленности (НКАП, НКТП, НКБ, НКВ, НКМВ, НКСП), железнодорожного и водного транспорта (НКПС, НКРФ, НКМФ и ГУСМП), черной и цветной металлургии, угольной, нефтяной, химической, резиновой, бумажно-целлюлозной, электротехнической промышленности и наркомата электростанций;

б) рассмотрение и внесение на рассмотрение председателя ГОКО проектов решений по отдельным вопросам, квартальных и месячных планов производства указанных выше наркоматов и квартальных планов снабжения народного хозяйства металлом, углем, нефтепродуктами, электроэнергией, а также осуществление контроля за исполнением этих планов и планов снабжения перечисленных выше наркоматов всеми материально-техническими средствами;

в) решение текущих вопросов, касающихся наркоматов, перечисленных в пункте „а“, и выпуск постановлений и распоряжений по этим вопросам.

10. Транспортный комитет при Государственном комитете обороны упразднить с возложением на оперативное бюро Государственного комитета обороны рассмотрения планов перевозок на железнодорожном, морском и речном транспорте.

11. Назначить т. Сабурова первым заместителем председателя Госплана СССР»[424]424
  Там же, л. 47–48.


[Закрыть]
.

А еще 16 мая последовало краткое, но многозначительное решение, также по кадровому вопросу: Л. П. Берия назначили заместителем председателя ГКО[425]425
  Там же, л. 45.


[Закрыть]
.

Как легко заметить, за переменами, внешне выглядевшими обоснованными исключительно заботой о деле, таилось нечто большее. Невысказанное прямо, потаенное. Прежде всего, официальное установление очередного персонального состава, числом одиннадцать (включая, разумеется, Сталина), узкого руководства. И явная очевидность компромисса, без которого не удалось обойтись и на этот раз.

Ради достижения собственных, сугубо личных целей, Иосиф Виссарионович вынужден был пожертвовать четырьмя своими креатурами – Булганиным, Вышинским, Кагановичем, Мехлисом. В свою очередь, членам «триумвирата», отныне переставшего практически существовать, пришлось согласиться на значительное понижение статуса их трех единомышленников – Малышева, Первухина, Сабурова. Однако в бесспорном выигрыше оказался все же Сталин. Ведь ему удалось не только ликвидировать даже намек на оппозицию себе в лице «триумвирата», но и внедрить в узкое руководство Н. А. Вознесенского, чему Молотов, Маленков, Берия противились достаточно долго и успешно. Теперь Николай Алексеевич оказывался в обоих высших исполнительных органах государственной власти, и в БСНК, и в ОБ ГКО. Тем самым ему возвращали то положение, которое он занимал до мая 1941 года, а всем, кому то следовало знать, показывали: Вознесенский если еще и не стал общепризнанным «наследником» вождя по Совнаркому, во всяком случае снова являлся его «правой рукой». К тому же всего кандидат в члены ПБ, он явно заменил Кагановича в кругу ближайших соратников Сталина.

Демонстрировали оба постановления и схожую до некоторой степени роль, отводимую А. И. Микояну. Единственному, если не считать Молотова, представителю старого сталинского окружения, ему удалось, несмотря на все перипетии, сохранить за собой, да еще и весьма прочно, место в узком руководстве. Удерживать его, блестяще справляясь со всеми обязанностями, сохраняя лояльность к вождю, не вступая в то же время в конфликт с «триумвиратом», не претендуя на большее, удовлетворяясь достигнутым.

В отличие от Анастаса Ивановича, А. А. Андреев и К. Е. Ворошилов не выдержали испытания. Остались в узком руководстве скорее всего номинально, как статисты, только из-за своих решающих на заседаниях ПБ голосов. Лишь до поры, до времени, пока еще были нужны Сталину и не допустили сверхвопиющих просчетов. Настолько серьезных, что исключили бы даже возможность в который раз выгородить, отстоять. Их теперь явно подпирали, обнаруживая предуготовленную роль своеобразных «запасных» на случай крайней необходимости, три новых для узкого руководства человека. А. С. Щербаков – получивший в дополнение к обязанностям секретаря ЦК, идеолога партии, еще и должность по Совнаркому. Н. М. Шверник – фактически сменивший тяжело заболевшего Калинина в повседневной работе в ПВС СССР. А. Н. Косыгин – сумевший оправдать оказанное ему четыре года назад высокое доверие напряженным трудом в самые тяжелые месяцы войны, показать, что может безукоризненно выполнять любые, самые ответственные поручения.

Наиболее разительными оказались перемены в положении бывших членов «триумвирата». Прежнюю их подчеркнутую паритетность, обусловленную, помимо прочего, довольно частым перераспределением обязанностей, и притом – только по личной договоренности, постановления от 15 и 18 мая свели на нет.

Молотова вновь, как и в мае 1941 года, начали оттеснять от участия в решении всех без исключения наиболее важных общих задач. Все больше и больше вынуждали заниматься ограниченной проблемой – внешней политикой, замыкаться на ней. Несомненным доказательством тому стало и лишение его поста председателя ОБ ГКО, и поручение, данное ему еще 27 декабря минувшего года. Курирование иностранного (позже переименованного в международный) отдела ЦК ВКП(б), образованного решением ПБ в тот день, на основе аппарата распущенного ИККИ, во главе с Георгием Димитровым.

Берия, утвержденный заместителем председателя ГКО и председателем ОБ ГКО, что полностью уравняло его в правах с Вячеславом Михайловичем, вынужден был полностью посвятить себя оборонной промышленности, транспорту, металлургии, многому другому, весьма далекому от специфических вопросов государственной безопасности. Да еще и с 20 июня, опять же по решению ПБ, обязанный «наблюдать за международными нефтяными делами», что вскоре неизбежно заставило Лаврентия Павловича заняться четко обозначившимся лишь год спустя решением судьбы Иранского (Южного) Азербайджана. В силу же всего этого он утратил возможность повседневно следить за работой НКВД и НКГБ, вникать в нее и, следовательно, направлять их деятельность.

Маленкову, занявшему помимо второго в партийной иерархии еще и достаточно высокий государственный пост, притом уже не в чрезвычайном, то есть временном, а в конституционном органе, пришлось заплатить за то весьма дорого. Принять новую, реально сложившуюся и предельно запутанную, противоречивую субординацию. Оказаться не только формально, но и на деле подчиненным Берии в руководстве оборонной промышленностью, примирившись тем самым с концом равенства между членами «триумвирата». Как председателю Комитета по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецкой оккупации, зависеть от решений, принимаемых вроде бы его подчиненными по данной структуре, Вознесенским и Микояном, но прежде всего – связанным планами и действиями БСНК. Потерять былые рычаги воздействия на Совнарком из-за вывода из числа зампредов Малышева, Первухина, Сабурова. Более того, смириться с тем, что его бесспорного протеже и сторонника, Сабурова, понизят столь вызывающе подчеркнуто. Не предоставят должности, равнозначной посту наркома. Назначат всего лишь заместителем, хотя и первым, все того же Вознесенского.

Вместе с тем постановления ПБ от 15 и 18 мая продемонстрировали и не менее важное. Во-первых, то, что государственные должности сохранили бесспорную приоритетность. Продолжали значить больше, нежели партийные, а потому и оставаться самыми притягательными, ибо теперь и делали их обладателей членами узкого руководства. Во-вторых, оба постановления ПБ, не повторенные, как то делалось прежде, соответствующими актами законодательной ветви власти, подчеркивали всю иррациональность, призрачность права, полное пренебрежение конституцией. Ведь утверждение на постах заместителей главы союзного правительства юридически оставалось исключительной прерогативой ВС СССР, компетенцией его сессий. Поэтому данные, оставшиеся только партийными, решения являли пример очевидного произвола. Отхода от прежнего, пусть чисто декоративного, но все же следования букве закона. Приобрели откровенный характер закулисных интриг, «аппаратных игр». Подтвердили далеко не случайное нежелание большинства членов ПБ принять в январе проект постановления пленума ЦК, подготовленный Молотовым, Маленковым и Хрущевым, об ограничении роли партии.

Глава пятнадцатая

Серьезные перестановки в узком руководстве, проведенные в конце весны 1944 года, хотя и привели к новому балансу сил, нисколько не повлияли на проводимую политику. Не заставили отказаться от комбинированного, военно-дипломатического, решения вопроса о выводе из войны Финляндии и Румынии, не предусматривавшего их советизации. Прежний курс твердо выдерживался и летом, не претерпев никакой корректировки. Единственным превходящим, но учитываемым фактором, оказавшим воздействие на ситуацию, явилась высадка 6 июня войск США, Великобритании и Канады в Нормандии. Открытие столь долго ожидавшегося Москвою второго, если не считать таковым итальянский, фронта.

10 июня соединения Ленинградского фронта, прервав четырехмесячную паузу, начали наступление по Карельскому перешейку. Десять дней спустя, не задержавшись на старой границе, заняли Выборг. И вновь перешли к обороне. 21 июня возобновились активные боевые действия на соседнем, Карельском фронте. Там Красная Армия, быстро продвинувшись на северо-запад, освободила столицу Карело-Финской ССР – Петрозаводск. Вышла 21 июля в районе города Куолисма на границу 1940 года и… закрепилась на достигнутом рубеже. Предоставила возможность далее действовать дипломатам.

Только теперь финское руководство окончательно осознало бессмысленность продолжения борьбы. Безотлагательность выхода из тупика, в котором оказалось, если по-прежнему не желало оккупации страны советскими войсками. Потому-то непримиримый сторонник войны, президент Рюти, вынужден бы подать в отставку, уступив пост главы государства оказавшемуся более покладистым маршалу Карлу Маннергейму. Тому, кто и отважился две с половиной недели спустя сообщить прибывшему в Хельсинки начальнику генерального штаба вермахта генерал-фельдмаршалу Кейтелю, что не считает больше себя связанным соглашением о военном союзе с Берлином. А еще неделей позже, теперь уже в Стокгольме, послы СССР – А. М. Коллонтай и Финляндии – фон Гриппенберг приступили к консультациям об условиях и процедуре выхода из войны северного соседа Советского Союза.

Финская сторона согласилась, наконец, принять полностью предложения, выдвинутые Москвой еще в марте. Настаивала только на одном – ее праве самостоятельно добиться эвакуации частей вермахта из южных районов страны до 15 сентября либо в тот же срок их интернировать. Пыталась тем самым исключить даже возможный предлог для ввода советских войск, оккупации. Получив же согласие на то, правительство Финляндии в ночь на 4 сентября объявило о прекращении военных действий.

7 сентября в Москву прибыла полномочная делегация, возглавлявшаяся сначала премьером К. Хакселем, а после того, как он заболел, министром иностранных дел К. Энкелем, который и подписал 14 сентября соглашение о перемирии. С советской стороны скрепил столь важный документ А. А. Жданов, что предшествовало скорому назначению его на полувоенный, полудипломатический пост главы союзной контрольной комиссии по Финляндии.

По точно такому же сценарию, только в необычайно быстром темпе, развивались события и на юго-западе. После длительного затишья 20 августа и там внезапно возобновилось наступление Красной Армии, развернувшееся в Ясско-Кишиневскую операцию. Разгром в ходе ее проведения мощной группировки противника, включавшей 2 немецких и 3 румынских армии, привел к полному освобождению Молдавской ССР, занятию значительной территории Румынии – до линии Плоешти-Констанца. Оказали и сама операция, и ее быстротечность – всего десять дней, решающее воздействие на румынские военные и политические круги.

В ночь на 23 августа в Бухаресте был совершен государственный переворот. Генералитет и офицерский корпус, поняв губительность дальнейшей ориентации на Берлин, вступили в союз с оппозиционными партиями и захватили власть. Диктатора с осени 1940 года маршала Антонеску арестовали, провозгласив главой государства, обладающим всеми необходимыми полномочиями – разумеется, лишь на словах, короля Михая. От его имени и появилась на следующее утро декларация о прекращении военных действий против объединенных наций. О готовности заключить с ними мир. И об образовании под председательством генерала Константина Сатанеску правительства национального единства, включающего представителей либеральной партии – К. Братиану, национал-царанистской – Ю. Маниу, социал-демократической – К. Петреску и коммунистической – Л. Патрашкану. В тот же день, как твердое подтверждение намерений, были интернированы члены германской военной миссии.

24 августа, уже от имени нового правительства, появилась еще одна декларация. Заявление о готовности сделать все необходимое для окончательного, официального вывода страны из войны. Одновременно посол Румынии в Анкаре, воспользовавшись возможностью, предоставляемой нейтралитетом Турции, информировал посла СССР С. А. Виноградова о происшедшем. Реакция НКИД последовала незамедлительно. 25 августа Москва подтвердила неизменность прежней, выраженной еще в марте, позиции СССР, сводившейся всего к нескольким пунктам. Среди них основными являлись: признание советско-румынской границы 1940 года; возвращение Бухаресту той части Трансильвании, которая была захвачена Венгрией в 1940 году; возмещение убытков, причиненных Советскому Союзу военными действиями; обеспечение Красной Армии свободы передвижения для разгрома германских сил.

Румынское правительство безоговорочно согласилось со всеми требованиями и для официального оформления их направило 30 августа в Москву полномочную делегацию. 12 сентября, после непродолжительного обсуждения, соглашение о перемирии было подписано министром юстиции Л. Патрашкану и маршалом Р. Я. Малиновским.

Тем временем, благодаря фактически совершившемуся выходу Румынии из войны, части Красной Армии практически не встречая сопротивления вышли 2 сентября к границе Болгарии и 6 сентября – Югославии. А после незначительных боев в Трансильвании, 22 сентября, к границе Венгрии.

Летом 1944 года вступило в решающую стадию решение и самого главного, принципиального для СССР польского вопроса. Узкому руководству удалось, наконец, найти самый оптимальный выход из выглядевшего безнадежным положения. Кремль как бы самоустранился, предоставив полякам вроде бы самим заниматься внутренними проблемами. И для того пошел на исключительную для всего периода войны меру. На вынужденное создание для Польши – как для Финляндии в 1939 году и республик Прибалтики в 1940 – откровенно промосковского органа власти. Но не правительства в полном смысле этого слова, ибо подобный шаг неизбежно привел бы к обострению конфликта с Черчиллем и Рузвельтом. Всего лишь национальной администрации для освобождаемой территории союзнической страны. Пока.

Именно такой вариант решения был найден во время переговоров советского руководства с КРН, начавшихся в конце мая и продолжавшихся два месяца. Завершившихся как нельзя кстати в те самые дни, когда Красная Армия, практически полностью освободившая Украину (под пятой оккупантов оставались лишь две области – Львовская и Станиславская), вышла на новую, остававшуюся с точки зрения международного права спорной, границу и ожидала приказа о наступлении на запад. На Варшаву. Находившаяся в Москве делегация КРН во главе с Э. Осубкой-Моравским, явно демонстрируя свое стремление к власти, 15 июля обратилась от своего и СПП имении к Сталину с меморандумом:

«I. …Положение вполне созрело для создания Временного польского правительства (далее ВПП. – Ю. Ж.), и что дальнейшее промедление может привести к серьезным осложнениям. Во-первых: вступление Красной Армии на территорию Польши при отсутствии ВПП будет немедленно использовано враждебными элементами как в Польше, так и за границей для представления прихода Красной Армии как начала „русской оккупации“. Во-вторых: создание ВПП подорвет основу тайной администрации польского эмиграционного правительства в Польше и его военных организаций… В-третьих: создание ВПП даст возможность обосновать отношения между Советским Союзом и Польшей на основе междугосударственных соглашений… В-четвертых: создание ВПП даст возможность объединить польские вооруженные силы в Польше и СССР под единым командованием…

II. Создание ВПП мы мыслим на основе Краевого национального совета, расширенного на первом этапе представителями других демократических организаций в стране и за границей. ВПП будет ответственно перед расширенной Краевой национальной радой, действующей вплоть до созыва Учредительного сейма как временного парламента, созданного польским народом в борьбе с гитлеризмом…»[426]426
  Материалы… Варшава, 1974, т. VIII, с. 131–132.


[Закрыть]
.

Ни КРН, ни СПП ничуть не смущала крайне узкая, до предела ограниченная политическая база того правительства, которое они намеревались образовать под эгидой Советского Союза. Действовать же так позволяло им важное обстоятельство. По сравнению с лондонскими кругами они обладали бесспорными преимуществами, надежно заменявшими им отсутствие даже намека на легитимность. Прежде всего тем, что в отличие от правительства Миколайчика, их ВПП предстояло находиться, действовать не в эмиграции, а на освобождаемой польской территории. Кроме того, их вооруженные силы будут сражаться не в далеких от родины странах вроде Италии, а в самой Польше, каждодневно участвуя в освобождении ее от оккупантов.

Однако не эти особенности возможного ВПП привлекли внимание Сталина и Молотова. Основой для их решения, ориентации отныне на КРН стало отношение последнего к польским границам. Высказанное Осубкой-Моравским 22 июня, а затем подтвержденное в ходе третьего раунда переговоров, шедшего с 18 по 22 июля, согласие на предлагаемый Москвою сдвиг рубежей как на востоке, так и на западе. Да еще потому, что намечаемая администрация должна была включить представителей трех партий – ППР, РППС и СЛ, что демонстрировало ее коалиционность и, тем самым, формальное следование демократическим принципам. Советское руководство одобрило создание нового органа власти, но все же – не как полноценного правительства, а его суррогата.

Под давлением Москвы КРН пришлось отказаться от планов немедленного создания ВПП. Действовать в строго предписанных рамках. 21 июля опубликовать якобы в еще не освобожденном Люблене – декларацию о принятии верховного командования над 1-й польской армией в СССР и АЛ в Польше, объединенных с этого момента в Войско польское. На следующий день, уже действительно в Хелме, первом крупном польском городе, из которого только что изгнали немцев, издать манифест об образовании Польского комитета национального освобождения (ПКНО) – центрального органа временной гражданской администрации, все же явно претендующего на роль государственной власти. Пост председателя и руководителя отдела иностранных дел в нем подучил Эдвард Осубка-Моравский (РППС), заместителей председателя – Анджей Витос (СЛ), наделенный также «портфелем» руководителя отдела земледелия и аграрной реформы, и Ванда Василевская (СПП). Отдел национальной обороны возглавил командующий АЛ Михал Роля-Жимерский.

Сталину больше не было нужды скрывать свои планы и решения, учитывавшие уроки прошлого. 23 июля он объяснил Черчиллю: «Мы не хотим и не будем создавать своей администрации на территории Польши, ибо мы не хотим вмешиваться во внутренние дела Польши. Это должны сделать сами поляки. Мы сочли поэтому нужным установить контакт с Польским комитетом национального освобождения… В Польше мы не нашли каких-либо других сил, которые могли бы создать польскую администрацию». И тут же сделал весьма важную оговорку – «Польский комитет я не могу считать правительством Польши, но возможно, что в дальнейшем он послужит ядром для образования Временного польского правительства из демократических сил»[427]427
  Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны. 1941–1945. М., 1983, т. 2, с. 132–133.


[Закрыть]
. Тем самым оставил возможность для переговоров в будущем, для отнюдь не исключаемого им слияния ПКНО и лондонского правительства на условиях, приемлемых Советскому Союзу.

Практически то же, но уже вполне официальное отношение СССР к ПКНО нашло выражение в еще одном документе. В заявлении НКИД от 26 июля, которое, в частности, отмечало: Советское правительство «рассматривает военные действия Красной Армии на территории суверенного, дружественного, союзного государства. В связи с этим советское правительство не намерено устанавливать на территории Польши органов своей администрации, считая это делом польского народа. Оно решило ввиду этого заключить с Польским комитетом национального освобождения соглашение…». А далее весьма настойчиво и многозначительно подчеркивалось новое, отнюдь не революционное, не коминтерновское отношение Кремля к государствам-соседям. То отношение, как это уже было при переговорах с Финляндией и Румынией, которое не только должно было успокоить поляков, избавить их от страха за будущее, но и дать понять всему миру, что СССР уже иной. «Советское правительство, – провозглашалось в этом документе НКИД, – заявляет, что оно не преследует цели приобретения какой-либо части польской территории или изменения в Польше общественного строя (выделено мною. – Ю. Ж.)[428]428
  Правда. 1944, 26 июля.


[Закрыть]
.

Подобная позиция, как тогда, судя по всему, представлялось советскому руководству, должна была полностью исключить всю ту сложность, неопределенность, которая и породила разрыв дипломатических отношений с эмигрантским правительством. Позволяла она вместе с тем и перехватить инициативу. Заставить, что возможно и предполагалось, Черчилля обратиться к Сталину с просьбой разрешить Миколайчику приехать в Москву. Принять тем самым новые правила игры, установленные на этот раз Кремлем. Руководство СССР не просчиталось. „Наше искреннее желание, – писал британский премьер 25 июля Сталину, – заключается в том, чтобы все поляки объединились в деле изгнания немцев из их страны и в деле создания той свободной, сильной и независимой, дружественным образом сотрудничающей с Россией Польши (выделено мною. – Ю. Ж.), которую Вы провозгласили в качестве Вашей цели“[429]429
  Советско-английские отношения… Т. 2, с. 133.


[Закрыть]
.

При сложившихся, достаточно определенных обстоятельствах у эмигрантского правительства оставалась только одна возможность удержаться у власти: самим освободить Варшаву и перебраться туда до прихода частей Красной Армии и Войска польского. Только таким образом оно могло стать хозяином положения и вынудить Москву к прямым переговорам лишь с ним. Именно поэтому 1 августа по приказу, поступившему из Лондона, возглавляемая генералами Бур-Коморовским и Монтером, АК начала в польской столице вооруженное восстание, поначалу развивавшееся успешно. Повстанцы обладали численным превосходством над противником – практически двойным. Использовали они и весьма выгодное в тот момент положение на фронте – советские войска еще 29 июля вышли к Висле всего в 90 км южнее Варшавы, создав тем угрозу обхода и окружения находившейся там немецкой группировки.

С. Миколайчик вместе с С. Грабским, председателем Национального совета (органа, заменявшего сейм), и Т. Ромером, министром иностранных дел, прибыли в Москву 29 июля. Надеялись, используя весьма благоприятную для себя ситуацию, добиться от советского руководства согласия на образование правительства национального единства на предлагаемой ими основе – с предоставлением в нем минимального числа мест представителям КРН. Но Сталин и Молотов не торопились со встречей. Приняли делегацию только 3 августа, заставив ее четыре дня томиться в бесцельном ожидании. Выслушали предложение Миколайчика и его первую, предельно оптимистическую информацию о Варшавском восстании. Иосиф Виссарионович выразил готовность отдать приказ о помощи варшавянам оружием и боеприпасами. Но достаточно твердо заявил, что говорить о новом правительстве, его составе следует не с ним, а с членами ПКНО[430]430
  Известия. 1944, 9 августа; Валихновский. Указ. соч., с. 103–105.


[Закрыть]
.

Миколайчику и его спутникам не оставалось ничего иного, как последовать данному совету. Переговоры с Осубкой-Моравским, Витосом, Жимерским и Василевской провели уже 6 и 7 августа, предложив политическим конкурентам 20 % мест в будущем правительстве. Ожидали лишь торга из-за количества министерских портфелей, но оказались втянутыми в дискуссию о том, на какую конституцию теперь следует опираться. На оценивавшуюся как демократическую – 1921 года, или на ту, что действовала с 1935 года, являлась юридической базой режима санации и рассматривалась оппозицией еще до войны как полуфашистская.

Осубка-Моравский настаивал на безусловном возврате к конституции 1921 года, гарантируя при согласии лондонцам пост премьера и еще три ключевых министерства. Миколайчик, понадеявшись на близкую победу АК в Варшаве, уклонился от прямого ответа, предложив продолжить контакты в самом скором времени.

Перед отъездом в Лондон, 9 августа, Миколайчика еще раз приняли Сталин и Молотов. О будущем правительстве не сказали ни слова, зато стали настойчиво убеждать в том, что для них оставалось важнейшим. На выгоде для Польши возврата ей западных земель с такими крупными промышленными городами, как Вроцлав (Бреслау) и Щецин (Штеттин), взамен уже утраченных де-факто восточных земель с Вильной и Львовом[431]431
  Переписка председателя Совета Министров СССР с президентом США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны. 1941–1945. М., 1957, т. И, с. 153–154.


[Закрыть]
. Убеждали в том, что само узкое руководство считало неоспоримой реальностью. В приказе верховного главнокомандования, подписанном Сталиным в тот самый день и затрагивавшем, на первый взгляд, частную проблему – сбор трофейного имущества, недвусмысленно отмечалось: территория независимой Польши начинается к западу от линии Керзона[432]432
  Материалы… т. VIII, с. 187–188.


[Закрыть]
.

Между тем положение повстанцев в Варшаве резко ухудшилось. Немцы не только не начали отход на запад, как предполагало командование АК, но и бросили на польскую столицу мощные силы, включавшие четыре танковых дивизии. Теперь судьбу города, его населения могли решить только действия Красной Армии, но она все еще находилась достаточно далеко. Расчеты правительства Миколайчика явно не оправдались и советское руководство поспешило сформулировать свою оценку происходящего, полностью отмежевавшись от него.

12 августа сообщение ТАСС отмечало: „Газеты и радио польского эмигрантского правительства в Лондоне… делают намеки на то, что будто бы повстанцы в Варшаве находились в контакте с советским командованием, а последнее не оказало им должной помощи. ТАСС уполномочен заявить, что эти утверждения и намеки иностранной печати являются либо плодом недоразумения, либо проявлением клеветы на советское командование. ТАССу известно, что со стороны польских лондонских кругов, ответственных за происходящее в Варшаве, не делалось никаких попыток заранее уведомить и согласовать с советским военным командованием какие-либо выступления в Варшаве. Ввиду этого ответственность за происходящее в Варшаве падает исключительно на польские эмигрантские круги“[433]433
  Известия, 1944, 13 августа.


[Закрыть]
.

16 августа Сталин писал Черчиллю: „Варшавская акция представляет безрассудную ужасную авантюру, стоящую населению больших жертв. Этого не было бы, если бы советское командование было информировано до начала варшавской акции и если бы поляки поддерживали бы с последним контакт“. И еще раз, 22 августа, Сталин – Черчиллю: „Рано или поздно, но правда о кучке преступников, затеявших ради захвата власти варшавскую авантюру, станет известна всем. Эти люди использовали доверчивость варшавян, бросив многих почти безоружных людей под немецкие пушки, танки, авиацию. Создалось положение, когда каждый новый день используется не поляками для освобождения Варшавы, а гитлеровцами, бесчеловечно истребляющими жителей Варшавы…“[434]434
  Переписка… т. I. М., 1957, с. 257–258.


[Закрыть]
.

И все же, несмотря на столь резкое осуждение лондонского правительства и командования АК, советское руководство попыталось сделать возможное для облегчения положения повстанцев. Когда соединения 1-го Белорусского фронта вышли, наконец, на ближние рубежи Варшавы, его командующий, К. К. Рокоссовский связался со Сталиным. „Я доложил, – вспоминал позднее Константин Константинович, – обстановку и обо всем, что связано с Варшавой. Сталин спросил, в состоянии ли войска фронта предпринять сейчас операцию по освобождению Варшавы. Получив от меня отрицательный ответ, он попросил оказать восставшим возможную помощь, облегчить их положение“[435]435
  Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М., 1972, с. 288.


[Закрыть]
.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю