Текст книги "Родной ребенок. Такие разные братья"
Автор книги: Владимир Яцкевич
Соавторы: Владимир Андреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 40 страниц)
– Ты умный, Ананд. Но только не говори такие слова, как «половой разврат», ладно? – наивно и вместе с тем серьезно попросила она.
Ананда подмывало немножко подразнить ее. Он наполнил бокалы шампанским. Но она отказалась.
– Наваб рос во дворцах, среди очаровательных куртизанок в Лакхнау, недалеко от Пенджаба. Они его воспитывали и, как он пишет в своих воспоминаниях, лишили его девственности в десять лет.
– Перестань, Ананд! Тебе не стыдно? – улыбаясь, сказала Деваки.
– Ну, хорошо, не буду. Но дело в том, что наваб придавал большое значение искусствам вообще, а искусству танца – особенно. Он построил дворец Перихана – Дворец фей, где лучшие учителя обучали девушек танцу, музыке, пению. И вот именно на основе народного индийского фольклора они создали особый вид танца «катхак».
– Вот это интересно! А вначале – не очень! – сказала Деваки и добавила: – Я хочу быть с тобой гетерой, но только говорить об этом, мне кажется, нехорошо.
Ананд рассмеялся. Деваки опустила свои маленькие ножки в атласные комнатные туфельки и отправилась в ванную.
Когда она сушила волосы, Ананд спросил ее:
– Скажи, а почему самого популярного из всех богов, Кришну, так любят женщины?
– Кришну называют иногда богом женщин, – ответила Деваки, – потому что все рассказы и песни о его детстве, а также фигурки Кришны в виде маленького голого ребенка-ползунка вызывают в сердцах индийских женщин прилив нежности и материнской любви. Поэтому и любят женщины Кришну.
– Да… он любил свою пастушку Радху. Отсюда возникла особая ветвь литературы, известная под названием религиозно-эротической.
– Ананд!
– Да, Деваки?!
– А виски вкусное? Дай мне попробовать!
– С удовольствием! – и он налил ей немного иностранного напитка.
– Ты читала книгу «Кама-сутра» древнего индийского мудреца?
– Нет. А там про любовь?
– Да. Это эротический трактат.
– Хорошо, Ананд. Мы с тобой где находимся?
– В отеле.
– Нет. Мы находимся в свадебном путешествии. И читать книги мне сейчас что-то не хочется, а особенно трактаты. Я хочу читать реальную книгу жизни, и тебя, и твою любовь. Ты лучше расскажи мне об этом трактате.
Ананд нежно сжал в своих объятьях упругое и гибкое тело Деваки. Ее кожа была гладкой, словно бамбук. Она закрыла его уста долгим и страстным поцелуем, от которого он едва не лишился чувств.
«При любовном наслаждении уста женщины всегда чисты» – вспомнились ему слова из «Махабхараты». Бессмыслен круговорот бытия, и единственная отрада в нем – газелеокие женщины. Ради них стремятся люди к богатству. Ведь если нет женщины, то и богатство ни к чему.
– О, моя лотосоокая, иди ко мне! – позвал Ананд, расположившись на широкой постели, покрытой голубоватым покрывалом. – Погиб я, Деваки!
– Почему?
– Потому, что я люблю тебя! – И он счастливо рассмеялся. – Кого не погубит женщина с тонкой талией, пышными бедрами, алыми губами, черными глазами, глубоким пупом и высокой грудью?
– Ну так ведь это всякие женщины, а я – твоя супруга, – серьезно сказала Деваки.
На следующий день Деваки встала с восходом солнца. Ананд еще отлеживался, нежась в постели.
– Где мы находимся, штурман? – смеясь, спросил он жену по-английски.
– В свадебном путешествии, шеф! – весело ответила она и, как пантера, бросилась ему на грудь…
День прошел также весело и увлекательно. Они побывали на площади Тин Мурти, где стоит старый дом, к которому по вечерам тянутся горожане. Много лет прожил в нем первый премьер-министр независимой Индии Джавахарлал Неру. Люди усаживаются на скамейках во дворе, и невидимый динамик рассказывает им о жизни патриота. Звучит голос Неру…
По дороге Ананд просвещал Деваки:
– Неру высказывался за сохранение каст.
Она очень внимательно слушала супруга, и он, вдохновленный этим, продолжал:
– Касту в течение многих веков определяла профессия, которая переходила от отца к сыну и не менялась зачастую на протяжении жизни десятков поколений. Профессиональное мастерство входило в плоть и кровь, всасывалось с молоком матери, становилось неотъемлемой частью каждой личности в среде подавляющего большинства членов кастового общества. Если деревня маленькая, то и горшечник там был один. И один кузнец, и ювелир, и ткач. А в больших селах и городах горшечники селятся целой улицей. И плотники, и красильщики тканей, и мусорщики, и брадобреи… Все те, без чьего ремесла не проживут ни брахманы, ни торговцы, ни учителя, ни воины, ни вайшьи – земледельцы, ни шудры, ни кшатрии – каста воинов, – остановил наконец Ананд свою лекцию. – Тебе не скучно?
– Что ты, дорогой, это так интересно! Я знаю об этом мало.
– Так вот, капитализм помаленьку разрушает эту основу жизни индийского общества. Капиталистический рынок не может считаться с кастовой принадлежностью поставщиков товаров. И ремесленники сел и городов получили возможность сбывать свою продукцию в обход древних, традиционных связей.
Ананд и Деваки сели на скамью под широким раскидистым банановым деревом.
– А вот мое мнение о кастах такое: когда-то философ Сенека сказал, что «беден не тот, кто мало имеет, а тот, кто хочет большего».
Деваки прижалась к Ананду.
– Любимый! Каждый новый день все больше открывает мне богатство твоей души и твои знания! Ты настоящий мужчина, сын Индии, ты – мой супруг. Ну когда бы мы еще смогли так поговорить, как в этом путешествии? – и ее глаза увлажнились.
После этой паузы Ананд продолжал:
– Психологически дхарма касты, ее уложение, успокаивает ум, не делает его разрушительным и революционным. Нет мятежности духа. Все предопределено отцами. Каждый знает свое, именно свое, место в обществе. Трудись честно и качественно – и ты уважаем и обеспечен. Член касты имеет ряд прав. Если кто-нибудь ущемляет его права, он может обратиться к кастовому панчаяту – и члены панчаята вступятся за него. Это своего рода древнейшие тред-юнионы – английские профсоюзы. Даже ислам – религия суровая и негибкая, даже он не одолел каст. Сикхи боролись против каст, но вновь вернулись к ним.
Ананд на минуту умолк.
– Кроме того, возьмем нашего Кришну. Чем он знаменит и за что почитаем?.. А тем, что, как тебе известно… – и он дотронулся до золотой серьги в мочке уха своей жены и улыбнулся. – Что, моя Радха, призадумалась?
– Я слушаю тебя. Говори, говори…
– Во время великой битвы братьев Пандавов с кауравами Кришна добровольно стал колесничим у Арджуны. И тут-то автор-народ вкладывает в его уста одну из главных мыслей великого эпоса. Наставляя Арджуну, который растерян, ибо в числе его противников оказываются его родственники, учителя, Кришна открывает ему «тайну тайн». Он призывает воина освободиться от колебаний, отрешиться от жизненных привязанностей и действовать, ибо только таким путем он сможет выполнить свой моральный долг. Зрение человека, как и все его ощущения, неполно. Человек не способен предвидеть все последствия своих деяний и потому должен быть предан идее, которая выведет его на верный путь. Полемизируя с педантами и начетчиками тех времен, которые в любой ситуации обращались к ведам, Кришна восклицает:
Нам веды нужны, лишь как воды колодца.
Через их глубину вечный дух познается!
– Это ли не смелость? Это не то, что играть на дуде и смущать бедных пастушек. И прятать их сари, когда они купаются! – засмеялся Ананд. – Иисус Христос тоже сказал: «Я пришел не нарушить закон, а я пришел возродить дух закона».
– Ты знаешь, не скрыта ли в рассказах о любовных похождениях Кришны вечная жажда женщины говорить о любви? – спросила Деваки. – В условиях индийской семьи о любви не поговоришь ни до брака, ни тем более после него. Вот и возник образ юного бога, возлюбленного каждой женщины, властно призывающего ее страстной мелодией флейты и безотказно стремящегося на зов любви.
– Да, в этом есть сермяжная правда, моя дорогая, но мы-то с тобой говорим о любви.
– Это сейчас. Ведь у нас с тобой медовый месяц. А вернемся домой опять работа, суета…
– Ничего, милая, мы молоды… все будет хорошо. Впереди вечность…
– А не пора ли нам пообедать, дорогой? – спросила Деваки.
– Конечно! Пойдем в ресторан?
– Нет. Мне бы хотелось в харчевню.
– Хорошо. В харчевню, так в харчевню! – согласился Ананд.
– И на автобусе.
– Я и на это согласен.
Они направились к остановке автобуса.
– А почему Кришну изображают синим? Ведь «кришна» – означает черный? – спросила Деваки.
– Кришна действительно был черным богом. Он появился в эпоху нашествия ариев, светлокожих кочевников – скифов, но они уже ему поклонялись. Они встретились с культом этого бога здесь. В пантеоне ариев он есть под именем Кришна… А посинел он после того, как его укусила кобра, от которой он спас людей.
– Интересно! – вздохнула Деваки.
Подъехал автобус, и они вошли в салон. Там было шумно и весело. Многие ехали на представление «Рамлилы».
После обеда они отправились на празднество. Во дворах и около домов на земле были нанесены цветными порошками особенные, традиционные узоры. Эти узоры широко известны под названием «ранголи» или «альпона».
– Меня тоже учили этому искусству. Я умею! – похвасталась Деваки.
– Как-нибудь раскрась у входа в наш дом, ладно? – попросил ее Ананд.
– Непременно, если тебе так хочется! Это магические рисунки.
На временных подмостках, возникших чуть ли не на каждом углу, разыгрывались «Рамлилы» – представления, повествующие о событиях, описанных «Рамаяной». Огромные толпы людей, собравшиеся у подмостков, наслаждались победой добра над силами зла.
Молодые, отдыхая в своем уютном номере отеля, слышали, что празднество продолжалось до самого утра. Заканчивалось оно торжественным сожжением чучел демона Раваны, его сына Мегхнада и брата Кумбхакарны.
В последующие дни Деваки и Ананд посетили исторические места, побывали в храмах Вишну и Шивы, были у Раджгхата – места кремации Махатмы Ганди и осмотрели новый памятник Ганди, где он в полный рост, в дхоти и с посохом в правой руке как бы шествует по постаменту.
Потом они съездили на экскурсионном автобусе в город-легенду Матхуру, который до такой степени насыщен легендами, что кажется, что их слова материализовались и образовали стены его домов и храмов. Матхура – город Кришны. Здесь он родился в темнице, куда была заточена его мать – Деваки. Но ее муж, Васудева, выкрал его, когда стража спала. Затем они поехали в Бриндабан, то есть «густой лес», где бродят павлины – птицы Кришны. Здесь и еще в деревне Варсаве, которая находится недалеко, проходят великолепные празднества в честь веселого бога. Там родилась его возлюбленная – Радха.
Неделя заканчивалась, и молодые супруги готовились продолжать путешествие дальше, на север, в Кашмир – родину Джавахарлала – дяди Ананда.
– Итак, Деваки, великий бог Вишну успел поселиться в умном, добром и смелом человеке – Кришне. То же самое Вишну проделал и с героем «Рамаяны» Рамой. И стали Кришна с Рамой его воплощением, сохранив при этом и удаль, и остроту восприятия жизни, и трезвый ум, и маленькие слабости, – закончил Ананд и сам удивился своим речам, произнесенным за последние дни.
«А все она, Деваки! Это она раскрыла во мне дремлющие знания и жажду знаний, отворила духовные кладовые моей души, и мне хочется отдать их ей, себе, Богу…»
Впереди их ждала «крыша» Индии – Кашмир.
Экспресс Дели – Калка мчался сквозь травянистое море саванны. Мелькали зонтичные акации, развалины храмов, озера, реки, блестевшие под солнцем, как сабли. И вот уже позади Матхура, где родился Кришна.
– Хорошо, что мы побывали в Матхуре! – глядя в окно, сказал Ананд.
– Да, можно прожить всю жизнь и не побывать там. Я очень довольна. Я просто счастлива, что судьба свела меня с тобой, – ответила Деваки, сжимая теплую руку мужа.
Ананду передалось ее полное нервной энергии пожатие, и он ответил ей тем же, нежно улыбаясь; затем наклонился и поцеловал выше запястья ее руку, на которой в такт колесному стуку позванивал серебряный браслет.
Их медовый месяц еще только начался. Деваки была счастлива, как никогда в жизни. Оставшись после смерти отца совсем одинокой, она внезапно обрела прекрасного заботливого спутника жизни – мужа, полюбила его и привязывалась к нему все сильнее и глубже.
То, что они видели, чем жили, они делили на двоих. Мир был общим, единым для них обоих. Эта неделя пронеслась незаметно, но ощущение себя в мире и мира в себе намного обогатило их души.
В минуты близости с Анандом страх и стыд покидали Деваки, не сковывая ее. От нежных ласк мужа она распускалась, словно бутон под солнцем, и, охваченная страстью, была готова к любовной игре. Все ее существо трепетало в высшем блаженстве, соски напрягались и жадно искали прикосновения.
Для Ананда она была подобна то виноградному соку, то – сахару, а чаще всего упоительно-утоляющей, словно сок манго. Она услаждала его, как гетера. Ананд в интимной обстановке с супругой отбрасывал прочь «суховатый стыд» и погружался в море наслаждений, пока не достигал желанного берега…
Небольшая станция Калка расположена у подножия гор.
– Деваки! Вот мы и приехали к подножию Гималаев! – радостно сообщил Ананд. – Отсюда нужно ехать по узкоколейке, которая пересекает горные реки и пропасти и преодолевает сто три туннеля. Представляешь?!
– Ах! Это страшно! Но, несомненно, красиво и интересно!
– Да. Но нам лучше взять напрокат автомобиль или же такси. Доедем до Симлы, побудем там денька два, а затем махнем в Сринагар – город красоты, прекрасную столицу Кашмира.
Шофер такси, сикх из Пенджаба, оказался очень общительным. Он вел машину легко и уверенно. Говорил на пенджаби. На его правой руке поблескивал стальной браслет.
– Здесь, говорят, есть тигры-людоеды? – с нотками тревоги в голосе спросила у него Деваки.
– Попадаются, но очень редко, – серьезно ответил тот. – Мой друг из нашей деревни в Пенджабе недавно случайно встретил тигра в тростниках и убил его кирпаном, ударив в живот. Когда тигр прыгает, живот его не защищен.
– А что такое кирпан?
– Это наше оружие. Мы, пенджабцы, всегда ходим с кирпаном, – и он вытащил из-за пояса небольшой меч, похожий на кинжал. – Сикхи всегда вооружены, таков у нас закон.
– Отличная вещь! – оживленно заметил Ананд.
– Да, неплохая, а главное – очень надежная. У нас было десять гуру. Одним из первых был Кабир.
– Да, я знаю, – сказала Деваки. – Он посадил баньян, самый древний в Индии. Но Кабир – все же в какой-то мере предтеча, а основоположником был Нанак – гуру и поэт. Он родился в Пенджабе в 1469 году.
– Вы хорошо осведомлены. Спасибо, – ответил водитель.
– Баньян размножается, как земляника, – заметил Ананд, – все его стволы принадлежат одному, главному.
– Этот баньян называется Кабирбар. Он растет на берегу Нарбады около деревни Сукал. Я там был, – с улыбкой знатока, сверкнув глазами, поведал сикх.
Машина шла на подъем. Крутые зигзаги серпантина вынуждали пассажиров крепко держаться за ручки, вделанные в спинки сидений. Им открылось потрясающее зрелище: огромные гималайские ели возвышались рядом с пальмами – смешение севера и тропиков.
– Удивительно! – изумлялась Деваки. – Кактусы растут рядом с соснами! Какое чудо, – не унималась она, раскрасневшись от восторга.
– Так вот, – продолжал водитель, очередной раз круто повернув руль. – Последний наш учитель, десятый гуру – Говинд Сингх предписал сикхам не стричь волосы, не брить бороды, чтобы отличаться от других, и носить на себе пять предметов, название которых начинается на «к» на пенджаби, то есть так называемые, «пять к» – тюрбан-чаита, закрывающая связанные в пучок волосы; круглый металлический гребень под чалмой; штаны особого покроя, заменяющие дхоти, которые были очень удобны в походах, но сейчас почему-то превратились, извините, в какие-то подштанники; меч – кирпан и стальной браслет на правой руке.
– А почему на правой? – поинтересовалась Деваки.
– Чтобы сикх, протянув руку к чужому, увидев его браслет, мог вовремя спохватиться, – закончил водитель свою небольшую справку о религии сикхов.
– А кому вы поклоняетесь? – робко спросила Деваки.
– Анонимному, так сказать, Богу, единому творцу, Создателю…
– Да, сикхизм – религия простая, четкая и общедоступная, – вставил Ананд.
– Благодарю вас, господин, – ответил шофер, – она, действительно, очень земная, реальная. Человек угоден Богу тогда, когда он, находясь среди людей, живет для людей, для их процветания и счастья.
Внезапно их беседу прервала редкая и не менее странная картина: по шоссе неспеша шел совершенно нагой мужчина. На его плечи падали седые, не совсем чистые космы. Он шел, что-то бормоча, возможно, молитвы…
– Это садху – отшельник, идущий на богомолье, – спокойно, как бы между прочим, объяснил сикх своим пассажирам.
– Да… это можно увидеть только в Индии, – вздохнул Ананд. – Человек неустанно ищет смысл жизни. Вот этот садху – одет в пространство. Это – его принцип, его миропонимание. Естество – и все тут.
Чем выше поднималась дорога в горы, тем холоднее становился воздух. Облака, которые еще недавно плыли над головой, теперь уже бежали внизу. Еще один поворот – и водитель произнес:
– Вот, перед нами Симла.
Внимательным и очарованным взорам путешественников представились взбегающие вверх зеленые улицы, обсаженные платанами, или, как их здесь называют, чинарами, завезенными в Кашмир могольскими правителями – навабами. Каждый дом располагался выше и ниже предыдущего.
– Вам в гостиницу, или… – начал водитель.
– В гостиницу, – прервал его Ананд.
– Дальше ехать нельзя. Проезд по улицам Симлы на автомобилях запрещен, – сказал таксист.
Ананд расплатился с ним и поблагодарил за услугу и интересную беседу.
Водитель, приложив ассигнацию ко лбу, ослепительно улыбнулся. Затем вышел из машины и выгрузил багаж пассажиров – два чемодана.
Ананд подозвал велорикшу и, погрузив в его тележку чемоданы, пошел пешком вместе с супругой, чем немало удивил его.
В отеле Ананд без всяких проблем заказал двухместный номер. Из окон большой угловой комнаты, обитой великолепными коврами, был виден весь город, отроги и вершины гор. Отдыхающие катались верхом на лошадях, играли в гольф и теннис. Из ресторана доносилась звучная ритмичная музыка…
Вдоль гималайской гряды, на высоте двух тысяч метров, расположены индийские курорты, или «горные станции», как их здесь называют. Они были созданы англичанами во времена их владычества. Это были прохладные убежища, куда удалялись на лето, прячась от сорокаградусной жары, чиновники, бизнесмены, офицеры… «Прохладно» в Индии считается тридцать-тридцать пять градусов по Цельсию. И до сих пор самым популярным местом отдыха является город Симла – бывшая летняя столица Индии.
Ананд и Деваки, прекрасно поужинав в ресторане, поднялись в свой номер. Над Симлой стояла полная луна. Деваки вышла на лоджию, чтобы полюбоваться полнолунием – лунный свет завораживал ее.
– Ананд, – негромко позвала она, – выйди на балкон! Посмотри на чудо! Здесь такой лунный свет, что можно, как в сказке, ткать из него сари.
– Да, я читал в сказках, – выходя на лоджию, произнес он, – что мать Луны из одной нитки лунного света делает сразу несколько сари. Сари из тонкого шелка самой природой прилажено к женскому телу. И ткать люди научились у природы, у Луны…
Они стояли, обнявшись. Весь город и его окрестности были залиты лунным светом. Ночь – огромная тень от земного шара. Лунный свет – это жидкий огонь, потерявший золото жара и возвращаемый Луной на землю в виде своеобразной «сдачи» – серебром. Оказывая таинственное влияние, остывший свет взвешен во мраке, в тени. И только здесь, в Индии, в сердце Востока, можно созерцать такой лунный свет, который бывает настолько густым, что кажется, будто его можно резать ножницами и кроить из него шали и сари. Все вокруг было насыщено им, этим белым светом, материальным в полном смысле этого слова. Даже тени от деревьев, людей, домов были видны сквозь слой лунного света, как сквозь мягкую белую пыль. Косяк журавлей показался под лунным диском. Деваки теснее прижалась к Ананду, а он обнял ее и глубоко вздохнул:
– Как жаль, что я не художник! А то нарисовал бы потрясающую картину «Лунная ночь в Симле».
– А ее можно спеть, – тихо сказала Деваки. – Или сыграть на ситаре, – добавила она.
Треугольник крупных птиц медленно перерезал ослепительный диск Луны и уплыл в океан лунного света, перемешанного со звездами. Картина была настолько впечатляющей, что Ананд и Деваки потом часто вспоминали эту ночь в Симле.
Утром молодые супруги отправились в ресторан, чтобы позавтракать и выпить кофе. Они уже привыкли к тому, что их появление в общественном месте или на улице вызывало любопытство и восхищение окружающих.
Ананд был одет в легкое шелковое ширвани, Деваки – в белое сари из тончайшей хлопчатобумажной ткани из деревни Чандери.
Прежде чем отправиться в Сринагар – восточную Венецию, – молодая пара решила совершить прогулку по Симле.
Излюбленное место прогулок в Симле – Джаку-хилл, гора, возвышающаяся над городом. По тропинкам, проложенным по лесистому склону, они вместе с многочисленными туристами наконец-то добрались до вершины. Прошло не больше часа. На вершине горы расположен храм, в котором стоит изображение бога Ханумана-священной обезьяны.
– По преданию, – начал экскурсовод, когда его окружили путешественники, – бог Рама, как написано в «Рамаяне», сражаясь на Цейлоне против короля демонов Раваны, послал верного Ханумана в Гималаи за целебными травами, которые были нужны для лечения брата Рамы – Лакшмана. Хануман не знал, какие именно травы нужны лекарю, и, схватив всю гору, водрузил ее на плечи и пустился в обратный путь. Вскоре он утомился, поставил гору на землю и сел отдохнуть. Место его отдыха и есть Джаку-хилл, где построен храм Ханумана.
Воздух был хрустально чист и напоен свежестью, исходящей от окружающего леса – слегка разогретая хвоя придавала ему целебный запах хвойной смолы. Лазурное небо сияло над заснеженными вершинами Гималаев.
По совету администратора отеля, узнавшего о намерении молодой четы отправиться на Джаку-хилл, Деваки предусмотрительно запаслась орешками. Внезапно ее окружили обезьяны, спрыгнувшие с развесистых ветвей платанов и кустарников. Деваки, отступая, бросала им пригоршни орехов. Обезьяны хватали их, кричали, дрались и вновь мчались к ней. Один крупный самец повис на корзинке, отгоняя остальное стадо мохнатой лапой и гортанно вскрикивая. С испугу Деваки бросила корзинку в кусты, и там началась настоящая свалка и драка. Молодой парень с пучком длинных волос на макушке обритой головы – чоти бросил на дорогу пригоршню орехов, в надежде отвлечь часть обезьян от пожертвованной корзинки. Но с деревьев, как чудовищные плоды, посыпались в большом количестве другие потомки Ханумана.
– Ты не ранена? – спросил Ананд, прижимая испуганную жену.
– Да нет! Они только на вид нахальные и дерзкие, а на самом деле они очень острожные и…
– Хитрые, – смеясь, добавил Ананд.
– Хитрость у них на грани простоты.
– Да, насколько может быть хитра природа, – задумчиво подчеркнул Ананд. – Хитрость как таковая в природе не существует. Существует лишь защита. Самая простая защита уйти, сбежать, скрыться от опасности…
Они стали медленно спускаться вниз, где был виден раскинувшийся ярусами город. По склонам гор сбегали плоскими ступенями террасные поля.
– Каким же трудолюбием нужно обладать, – заметила Деваки, – чтобы вручную превратить склон горы в систему взаимосвязанных террас и террасок и укрепить их стенки камнями, чтобы дождевые потоки не размыли и не унесли урожай.
Она умолкла. Ананд не ответил. Он смотрел на проходивших по дороге носильщиков – данди и местных кули. Незанятые носильщики сидели на земле, играли в карты и курили, смеялись. Их нехитрое снаряжение – клеенчатые кресла да глубокие полуцилиндрические корзины для переноски грузов – лежало около них на земле. Но вот два невысоких парня, коренастых и смуглых, взвалили на спины по корзине, полной каменного угля, а третий – огромный тюк весом килограммов в сто двадцать.
Привязав к грузу широкую ременную петлю, они надели ее на лоб и, согнувшись под углом почти девяносто градусов, начали мерно, ровным шагом подниматься в гору.
– Это главный заработок горцев, – негромко заметил Ананд.
– Они веселые и выносливые, – сказала Деваки.
– Да, им надо зарабатывать на жизнь, на богов, на жрецов, на налоги, на свадьбы подросших детей… – Обрати внимание на икры их ног, – кивнув головой в сторону носильщиков, сказал Ананд, – они так сильно развиты, что диву даешься…
– А мы с тобой пока наслаждаемся жизнью, – тихо, с виноватыми нотками в голосе произнесла Деваки.
– Что ж, всему свое время! – спокойно ответил на ее слова Ананд. – Счастье, милая, не бывает продолжительным, но об этом не стоит говорить. Зачем добавлять в бочку меда ложку дегтя? – с этими словами он взял жену за руку и они направились к утопающему в зелени белому зданию отеля.
– Во всей Индии так, Деваки, – сказал Ананд, чтобы закрыть «социальную тему», – труд, так труд, радость, так радость. Века смирения, тысячелетняя покорность судьбе, вера в бога создали в народе спокойное отношение к происходящему с ним в частной жизни. Европейцы этому удивляются. А спокойствие и жизнерадостность есть как бы новое детство, вернувшееся к народу, пройдя витки мудрости, страданий и бесконечной борьбы.
– В этом случае человек всегда ближе к Богу! – сказала Деваки.
– Разумеется, ведь во всех религиях мира порицается уныние, отчаяние, зависть, гордыня. Все это отдаляет от Бога, неугодно ни природе, ни жизни… Хотя рассуждать легко, а практически порой трудно справляться с собой, – добавил он.
Швейцар отеля в ливрее открыл перед прекрасной парой широкие стеклянные двери. Ананд дал ему на чай. Тот поклонился, поглаживая себя по густой бороде.
Рано утром следующего дня Ананд и Деваки покинули Симлу. Легкая «тойота» с открытым верхом несла их в город красоты – Сринагар…
Император Акбар был маленьким толстяком, но имя свое, в переводе с арабского означающее «великий», стремился оправдать каждым поступком. Он построил пятиэтажный дворец Пандж-Махал для своих многочисленных жен, которые рожали ему одних девочек. Печалило Великого Могола, что не было у него сыновей. Но однажды у двух деревень Фатехпур и Сикри, недалеко от Дели, поведал он об этой печали мулле Салиму. Он сотворил великую многочасовую молитву. Аллах услышал его; красавица Джодх Бан, индусская жена Акбара, понесла, и у императора родился сын. Назвал он его в честь шейха-провидца Салимом. Он согнал тысячи рабов, дабы построили они ему новую столицу в том месте, откуда дошла до Господа страстная молитва. Через несколько лет возникло чудо: дворцы из розово-красного песчаника, кружевная резьба, стройные колонны, арки, купола. В новой столице Фатехпур-Сикри император прожил около десяти лет.
Завоевав Кашмир, Великие Моголы высоко оценили Кашмирскую долину, раскинувшуюся между хребтом Пир-Панджал и Главным Гималайским хребтом. Река Джелам, когда-то вытекавшая из огромного озера, настолько углубила свое русло, что вода из озера вышла, в результате чего в русле этой реки образовалась Кашмирская долина. Остались только три прекрасных озера: Вулар, Анчар и Дал. На берегах этих озер навабы разбили сады, которые и ныне, спустя более чем три века, поражают своим великолепием.
Первый из них заложил император Акбар на западном берегу. Он называется Насим-Багх – Сад утренней свежести.
На восточном берегу, у подножия горы, по указу императора Джахангира в семнадцатом веке был разбит красивейший сад, поднимающийся рт воды в гору террасами, с фонтанами, мраморными павильонами, с поэтическим названием Шалимар-Багх – Сад любви.
Одни только эти названия говорят о красоте, роскоши и необыкновенном чувстве гармонии их создателей.
Столь же прекрасен и расположенный ближе к Сринагару сад Нишат-Багх – Сад удовольствия.
У каскада фонтанов, на лужайке рядом с белокаменной воздушной колоннадой, Викас и Ешода сели на широкую мраморную скамью.
– Я получил величайшее отдохновение и удовольствие в этом Саду удовольствий, – сказал Викас.
– Да, Великие Моголы обладали тончайшим вкусом, – заметила Ешода.
– Возможно, – сказал Викас, закуривая сигарету, – но, мне кажется, от них исходили только стратегические планы, – он закинул ногу за ногу и продолжил – а строили великие умельцы: архитекторы, строители, каменотесы, садовники… словом, народ.
– Так было, есть и будет, – резюмировала Ешода.
– Вот какая у меня умная жена, просто кладезь знаний! – пошутил Викас и рассмеялся так громко, что прохожие оглянулись на них.
Заметив, что жена была уже готова одернуть его, как школьника, он успокоил ее:
– Ничего, я у себя дома! Ешода, едем домой, я хочу есть.
– А что тебе приготовить? Твой любимые кюфты?
– Нет. На этот раз мне хотелось бы куриного плова «Между двух огней».
– Хорошо, милый, но предупреждаю: это блюдо готовится не за пять минут.
– Ну что ж, я пока отдохну и почитаю немного.
Они встали и пешком направились к своему дому. По дороге Викас напевал полюбившуюся ему песню времен войны.
Завтра в аэропорту у меня немного работы. Полет пока отменяется, – сообщил он жене, – поэтому можно будет и выпить.
Викас ускорил шаг. Ешода едва поспевала за ним, но не перечила мужу, зная его характер.
«Покорность – неплохая черта у женщины», – думал он, шагая уверенной походкой.
– А к нам никто не придет сегодня? – спросил он, прервав свой излюбленный напев.
– Возможно, приедут отец и мать, – тихо ответила Ешода.
– Тем более! Обед нужен основательный!
Немолодой слуга с козьей бородкой, сильно смахивающий на Хо Ши Мина, церемонно поливал на руки Викаса воду.
– Я, хозяин, приготовил божественный пан, бетель! – сказал слуга, сощурив глаза так, что они исчезли с его лица, а на их месте остались только две дополнительные морщины. – Я знаю, вы небольшой любитель этого освежающего, в какой-то мере, наркотика, но вдруг гости… И я подумал, что…
– Очень хорошо, что ты такой предусмотрительный. Спасибо, – ответил Викас. – И если у тебя больше нет дел, можешь идти домой. Или оставайся у нас, выпей…
– Что вы, господин, мне выпить? Да я отродясь кроме соков и воды ничего не пил.
– А молоко? – усмехнувшись, спросил Викас.
– Да, молоко пил, козье, в детстве.
– Козье молоко надо пить и сейчас, в твоем возрасте. Махатма Ганди питался в основном козьим молоком.
– Куда мне до Великого и божественного гуру! Я пожевал бы бетеля.
– Так в чем вопрос? Где он? Пойдем!
Они вошли в столовую. На столе, покрытом белоснежной скатертью, в фарфоровом кувшине благоухали розы. На низкой табуреточке блестел начищенный пандан – серебряная коробочка для листьев бетеля и компонентов для приготовления пана: мелких колотых орешков арековой пальмы, табака, кардамона с гвоздикой и белой липкой извести. Для сплевывания бетелевой жвачки были приготовлены чеканные тхукданы – серебряные и медные плевательницы в форме больших чаш.
