Текст книги "Родной ребенок. Такие разные братья"
Автор книги: Владимир Яцкевич
Соавторы: Владимир Андреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 40 страниц)
Глава пятидесятая
Молодой инспектор Рабан, которому Апу предпочел сдаться, проявил себя с самой лучшей стороны, позволив всем, кто хотел, проститься с клоуном. Цирковые артисты пришли обнять его и пожелать, чтобы разлука не была долгой. Столько объятий, слез, ласковых слов досталось ему в этот день, что с трудом верилось, что для закона он убийца, преступник, заслуживающий суровой кары. Даже строгие индуисты, для которых любое соприкосновение с чем-либо, что несет на себе хотя бы отдаленный отблеск порока, грязи, мирского зла, – страшное несчастье, после которого приходится совершать длительный путь очищения, омовения плоти и духа, не побоялись выразить ему свое участие, пожать руку.
Растроганный Апу, в котором сейчас было больше умиления, чем естественного в его положении страха тюрьмы и неизвестности, в последний раз обошел цирк, прощаясь с людьми, животными и даже манежем, в котором ползал на коленях инспектор Ананд, пытаясь как-нибудь приспособить дедукцию к обобщению того, что здесь произошло.
– Эй, Апу, возвращайся поскорей в свой вагончик и кончай дела с Рабаном, пока он там протокол оформляет, а то неровен час Ананд спохватится, – предупредил брата Радж, ходивший за ним следом.
Он как в воду глядел – не успели они войти в дом, как туда ворвался разобравшийся с трупом Ананд.
– Это еще что! – закричал он, увидев рядом с уже намеченной новой жертвой Рабана. – Как вы смеете? Дело веду я!
– Он будет передан вам в участке, если господин полковник отдаст мне такое распоряжение, – спокойно ответил молодой инспектор. – Апу имеет право сдаться тому, кому сочтет нужным.
Ананд даже затрясся, услыхав такие слова. Что себе позволяет этот выскочка, мальчишка, который неделю как из Полицейской школы, а уже с такой наглостью дерзит заслуженным, всеми уважаемым профессионалам – инспектор казался себе именно таким в эту минуту. Однако возразить на сказанное было нечего, и Ананд привычно пошел с козырного туза:
– Я думаю, – язвительно проговорил он, – городским властям будет очень неприятно узнать о том, что делается на нашем участке, и все замешанные в этой истории понесут суровое наказание!
– Господину мэру не понравится ссориться с отцом инспектора Рабана, – громким шепотом сообщил своему шефу Нирали, не особенно делающий вид, что разделяет его чувства. – Тот большая шишка в министерстве внутренних дел, – закатив глаза, добавил он.
– Ах, так! Использование семейных связей в служебной карьере? Я немедленно напишу об этом рапорт! – закричал воспылавший праведным гневом борец с протекционизмом и выскочил во двор.
Нирали задержался на минуту и подмигнул Рабану.
– Ловко я пристроил на хорошее место твоего отца-сапожника? – весело сказал он, прежде чем последовать за своим командиром.
Все рассмеялись, включая Рабана, отец которого действительно всю жизнь чинил обувь, сидя прямо на улице.
– Обидно будет, если Апу достанется все-таки этому сумасброду, – покачал головой Радж. – Я с ним хорошо знаком. Он приправит бедняжку смесью из дедукции и тщеславия и охотно слопает на завтрак.
– Подавится, – пообещал инспектор. – Папаша из министерства – это не совсем фикция. Только он принадлежит не мне, а той девчонке, в чьей машине ты сегодня раскатывал.
– Что-о-о? – с интересом спросила Джанеки, мгновенно выйдя из оцепенения, в котором пребывала все это время. – Я не ослышалась?
– Если бы ты знала, дорогая, как она меня крыла за то, что я вскочил в ее автомобиль, ты не стала бы так беспокоиться, – уверил ее Радж.
Рабан подтвердил ее слова – девушка действительно отзывалась о непрошеном госте не слишком лестно. Но все это было ничто в сравнении с тем, что она собирается предпринять в отношении человека, открывшего стрельбу по ее машине. А возможности здесь немалые, потому что именно ее отец и есть та «очень большая шишка», о которой говорил Нирали.
– Так что завтра неприятности будут не только у здесь присутствующих, но и еще у кое-кого, – заключил Рабан. – Кстати, всем вам придется стать свидетелями на процессе Апу, так что готовьтесь.
Инспектор встал, подавая этим знак другим. Пришло время прощаться.
Они вышли во двор к полицейскому «джипу», который должен был увезти от них Апу. На улице к ним присоединились еще несколько любящих его созданий – попугай, укоризненно качающий хохолком, сидя на заборе, и две маленькие белые болонки, с дружным лаем бросившиеся к хозяину.
Рабан занял свое место и отвернулся, не желая мешать людям сказать друг другу самое важное в эти последние минуты.
Сначала Апу подошел к Нирмале, которая тоже была здесь, несмотря на свою слабость и прописанный доктором строгий постельный режим. Он низко поклонился ей, коснувшись пальцами стоп пожилой женщины.
– Благодарю вас за то, что вы сделали для моего брата, а значит, и для моей матери, и для меня. Вы самый родной нам человек, – нежно глядя на нее, произнес Апу.
Нирмала тут же принялась плакать в три ручья и уткнулась лицом в плечо Раджа.
– А ты, Джанеки, прости меня, если сможешь, – тихо сказал Апу не поднимающей головы девушке. – Ты должна знать, я не убивал твоего отца. Он сделал это сам, думая, что стреляет в меня. Правда, должен признать, что я предвидел это и подсунул ему пистолет, который карает задумавшего зло.
– Что мне сказать тебе? – отозвалась Джанеки, глядя в сторону. – У меня нет к тебе ненависти. Просто слишком много встало между мной и Раджем. Ведь… папа, – она с трудом выговорила это слово, – папа причинил вам всем так много горя… Я и не знаю, как нам теперь быть…
– Уверен, что вы справитесь, – улыбнулся Апу, ласково беря ее руку. – Правда, Радж? Ты не должна отвечать за поступки отца, так же, как и твой жених – за поступки своего неразумного брата.
Он подвел Джанеки к Раджу, чтобы тот мог обнять ее свободной рукой, не отстраняя от себя при этом плачущей Нирмалы. Тот прижал девушку к себе и, вздохнув, спросил у Апу:
– Продержишься в камере до утра один, не загрустишь слишком уж сильно? Завтра я туда наведаюсь – место знакомое, сам там сидел.
– Не беспокойся, теперь мне ничто не страшно – у меня есть вы, моя большая – наконец-то большая – семья, – ответил Апу, с любовью вглядываясь в каждое лицо из тех, что светились сейчас навстречу ему преданностью и заботой.
– У тебя будет самый лучший адвокат, даже если мне придется продать мастерскую! – пообещал Радж. – Я уверен, что ты проведешь в тюрьме не слишком много времени.
– Не говори глупостей, – замахал на него руками Апу. Я как твой старший брат запрещаю тебе и думать о продаже мастерской. Адвоката мне даст государство, а тебе придется одному заботиться о трех женщинах, которых я на тебя оставляю.
Он решился, наконец, и подошел к матери, все это время молчавшей, не сводя с сына полного отчаяния взгляда.
– Мама, мама! – пробормотал он, кусая губы, чтобы не плакать. – Как я виноват перед тобой! И как мне вымолить прощение? Что мне сделать, чтоб ты поверила, что я не такое уж низкое, жестокое, грубое существо! И это неправда, что у меня в душе совсем нет веры, – она вернется в нее, я знаю, я очищу душу так, что боги вновь примут меня в число своих детей. Я обещаю тебе, что сделаю это, чего бы мне ни стоило!
– Ты не можешь быть виноват передо мной – ты мой сын, Апу, – сказала Кавери, гладя его лицо дрожащими пальцами. – Иди и сделай то, о чем говорил сейчас. И если для этого моему сыну нужно пройти через тюрьму что ж, я согласна.
Кавери прижала его напоследок к себе и тут же оттолкнула едва заметным движением, опасаясь, что еще минута – и у нее не хватит сил расстаться с ним. Апу послушно отступил, поняв причину, и пошел к машине.
– Я оставляю тебя не одну, ведь правда? – проговорил он, обернувшись у самой двери и мучительно стараясь улыбнуться. – С тобой твой сын, твой Радж, да?
– Да, – твердо сказала мать. – Со мной мой сын Радж, и Нирмала, и Джанеки. И ты со мной, мой мальчик, и так будет всегда, пока я жива.
Апу посмотрел на нее прощальным взглядом и уже собирался сесть в машину, когда к нему жалобно скуля, бросились болонки и принялись тереться о его ноги. Он погладил их по шелковой шерстке и знаком приказал вернуться в дом, а попугаю, тут же слетевшему на его плечо, что-то неслышно зашептал.
– Радж, подойди-ка, – позвал он брата.
Тот осторожно отстранил от себя мать, поручая ее Джанеки, и поспешил к Апу.
– Он будет жить с тобой, он обещал мне, – сказал тот, передавая ему загрустившую птицу.
Радж подставил ладонь, и попугай, печально вздохнув, уселся на нее.
Апу поднял руку на прощанье и забрался в машину. Из нее высунулся инспектор Рабан, который тоже захотел попрощаться со своими новыми знакомыми. Наконец автомобиль тронулся и, поднимая тучи пыли, медленно поехал по двору.
– Апу! Апу! – жалобно захныкал попугай, окончательно понявший теперь, что его хозяин покидает его.
– Научи его говорить «Радж!» – прокричал Апу из уже отъехавшей машины.
– Нет, – ответил брат. – Он будет ждать тебя, Апу. Так же, как и мы…
Но Апу этого уже не слышал.