Текст книги "Родной ребенок. Такие разные братья"
Автор книги: Владимир Яцкевич
Соавторы: Владимир Андреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 40 страниц)
Индийская коллекция
РОДНОЙ РЕБЕНОК[1]1
Литературная версия Владимира Андреева.
[Закрыть]
Между ними такое же родство, как между месяцем и лотосом. Свет одной и той же любви заставил одного сиять в кромешной тьме, а другого – расцветать…
Часть I
Глава перваяОн полюбил Кению, эту маленькую страну, изумрудный лоскуток плато на обширном континенте Африки. Полюбил любовью, отпущенной ему временем, обстоятельствами, людьми, природой; но это была не любовь к Родине…
Сын Бхарата-Индии, страны тысячелетней культуры, он затуманенным взором посмотрел на полки с деловыми папками, на полированный стол с бумагами и ненавистным ему перекидным календарем – и его потянуло домой, в библиотеку, где он мог погладить корешки восемнадцати томов «Махабхараты», «Рамаяны» и самых любимых книг писателей мира…
Крупная муха жужжала над его головой. Джавар был в плохом настроении, что не соответствовало ни его воспитанию, ни его национальным устоям. Где там! Бизнес, производство, рынок! Сей трехглавый дракон, несмотря на то, что человечество якобы отошло от язычества, заставляет поклоняться себе так, что не жаль лба, а жаль жизни и суеты в ней…
Почему так? И почему этот человек, по имени Джавар, пребывает в плохом настроении? Отвечать на эти вопросы – дело социологов, психологов и философов. Но люди означенных профессий, которых он содержит на свои налоги, никогда в его краткой жизни толком не смогут сделать этого.
Он знал, что как капиталист он – ничтожный человек, и ничтожный человек как капиталист… Ибо здесь, в Найроби, и там, в Бомбее, тысячи людей ночуют на тротуарах.
Муха перестала жужжать. Наконец в нем победил рационализм. Джавар просмотрел принесенный ему отчет о прибылях и, выудив из сигарного ящика сигару, начал мерить шагами квадратный, немного неудачный по своему расположению кабинет… Он с трудом сдерживал гнев, который накатывался на него всесокрушающий волной.
Кондиционер мерно шумел. В приемной было тихо. И это его беспокоило. Он четко знал: кашмирская козья шерсть «пашми» гораздо качественнее и дешевле местной, но, памятуя о том, что «за морем телушка – полушка, да рубль перевоз», был в растерянности.
«Бомбейская коррупция меня по миру пустит!» – мысленно подосадовал он и вызвал по селектору секретаря.
«Хотя зачем раздражаться? Еще несколько лет, а мне уже за пятьдесят, – и прости-прощай тысячелетний национальный индийский характер – форпост спокойствия и терпения! Я стану плоским, как поднос: бей, ломай, дроби!..» – думал он, теряя самообладание.
Открылась дверь, и в кабинет вошла секретарша, приглашенная им из Кашмира. Немолодая женщина была одета в сари, а сей факт для шефа означал даже больше, чем простите, девственность… Кто из людей коренных наций был на чужбине, тот простит и поймет Джавара…
– Вы меня вызывали? – задала секретарша глупый вопрос.
– Кажется, да, – ответил он.
В общем-то Джавахарлал был человеком необычайно доброжелательным. За это его любили в деловом мире. Жесткость, глубокомысленный лиризм и нежность сочетались в нем столь же гармонично, как вспыльчивость и благоразумие…
В Бомбее он владел двумя текстильными фабриками. Это не так уж много. Он знал, что «лапа» Таты лежит на них. Но пусть лучше она, чем чья-либо другая. Он, как говорят, – парс. Они понимают друг друга, а это очень много значит. Тата никогда не отказывал ему в кредите, не откажет и в будущем. В этом Джавар был уверен.
– Я слушаю вас! – произнесла секретарша привычную фразу.
– Попросите шофера… хотя нет… Джавар, раскурив сигару, посмотрел на секретаршу большими серыми глазами кашмирца и вдруг спросил на кашмири:
– Я очень постарел, Сита?
– Что вы, господин Джавахарлал! Вы молоды и бесконечны, как боги Индии! – ответила Сита на хинди, улыбнувшись ему, как легкая волна озера Дал.
Джавар оценил ее ответ по достоинству, тем более что он был произнесен на хинди, так как она знала, что родился он в Кашмире, а годы его учебы, работы и семейной жизни прошли в Бомбее.
«Да, умеют индийские женщины заплести венок настроения», – подумал он, и гнев его поутих.
Резко дернув за шнур, он поднял латунные жалюзи, и предзакатные лучи солнца хлынули в помещение. Ровные квадратные застройки Найроби – столицы Республики Кения – белизной и зеленью наполнили глаза. Стало веселее. Но Джавар не поверил внешней реальности. Что-то внутри ломало, бушевало и тревожно натягивало невидимую струну сознания, выводя его из равновесия.
Вдали, справа, в легком мареве заката виднелся район «Матора вэлли» – поселок лачуг с глиняными полами, без электричества и воды, тысячи обитателей которых не имели постоянной работы.
Слева виднелось здание аэропорта Эмбакаси. Это вдохновляло.
«Разве можно восторгаться кольцом, рассматривая лишь вынутый из него драгоценный камень?» – говорят кушиты.
– Статс-секретаря и экономиста – ко мне, живо! – распорядился он и резко сел в кресло.
Секретарша исчезла.
Включенный кондиционер создавал нормальную атмосферу, хотя со стороны саванны несло жаром, как от раскаленного мангала.
«Кению европейцы называют самой прекрасной страной в мире», – почему-то пришло ему в голову, хотя в данный момент это было ни к чему.
Джавар тряхнул головой и пробежал пальцами по бороде, как по струнам ситары.
«В чем причина моего гнева, раздражения? А как можно быть спокойным, сам же себе отвечал, он, когда, может быть, две трети твоих братьев трудятся от зари до зари за кусок хлеба? Когда мои земляки, кашмирцы, горцы, переносят неимоверно тяжелые грузы на спине, упираясь горячим, потным лбом в ремень, и умирают, не дожив до сорока лет?! Мы не имеем права быть счастливыми! Мы не достигли еще этого, да и не получится из нас счастливых, пока рядом нищета, голод и преждевременная смерть. Счастлив только тот, кто забылся в работе, в любви или отрешении… пока…».
Сквозняк пробежал по столу, перелистав бумаги, лежавшие на нем.
Джавар вспомнил о своем племяннике Ананде, в котором не чаял души. Ананд – его опора и надежда в Бомбее. Именно ему он полностью доверил дела производства и управления кредитами, частью прибылей и внедрение их в расширение производства. Но почему его любимец молчит и не звонит?..
Итак, две причины гнева, кажется, выяснились…
Джавар вдовец. У него нет детей. Может пресечься род. А его любимый Ананд не женится! «Развратится, подлец, как последний наваб!» – подумал он, и на его лбу выступил холодный пот.
Но вот его взгляд остановился на двух вошедших фигурах, и он пришел в себя. Это были статс-секретарь и инженер-экономист.
– Я недоволен делами, – сказал, как в пустоту, Джавар и встал с кресла, предложив вошедшим сесть на диван.
– Зря беспокоитесь! – внушительно и тихо сказал тощий экономист и поправил ненужный галстук, давящий на шею.
– Сорвите эту змею! – рявкнул Джавар и подошел к нему.
Тот мигом сдернул с себя галстук.
– Выбросьте его! И больше не входите ко мне с петлей на шее! – строго бросил он.
– Все идет по плану, господин, и ваши волнения напрасны, – мягко продолжал, заполняя паузу, инженер-экономист.
– По какому «плану»? Я потерял миллион долларов за неделю! А вы говорите «план»!
– Это произошло из-за недопоставки шерсти. Но это временно. Все окупится и наверстается. Ведь вы сами спланировали запасной вариант, – настойчиво твердил экономист. По его виду можно было понять, что он даже очень «в курсе».
Блеснув белками глаз, экономист добавил:
– Шерсть из Сринагара – в порту. За простой мы не платим. За разгрузку отвечает поставщик.
– Я недоволен делами! – еще раз раздраженно повторил Джавар, хотя резон в словах экономиста его «достал» и успокоил.
– Вы все уволены с сегодняшнего дня. Все! – и Джавар резким движением раздавил в пепельнице сигару, как ящерицу.
– Скажите секретарше, что вы все уволены! И она тоже! – в гневе взвизгнул он и слегка покачнулся.
– Что с вами, хозяин? – спохватился статс-секретарь, искренне озабоченный.
– Ерунда. Где технолог? Ко мне его! – более спокойно, однако с нотой раздражения проговорил Джавар.
Инженер-экономист позвонил по внутреннему телефону.
– Он на производстве, господин Джавахарлал. Может быть, я смогу ответить? – спросил экономист.
– Меня интересует качество продукции… вернее, что выше на сегодняшний день ценится: кашмирское или кенийское сырье?
– Когда как. Но доминирует всегда кашмирское. И, я думаю, манипулировать излишне нет смысла. Надо сохранять постоянство, иногда обходя острые углы.
Раздался продолжительный отрывистый зуммер.
– Господин Джавахарлал! Вас спрашивает Бомбей! – раздался в приемнике мягкий голос секретарши.
Джавар встрепенулся и схватил телефонную трубку, словно седой беркут бедного зайца.
– Да, да! Ананд, мой дорогой! Я у телефона. Да, да… мальчик! Хороший процент прибыли?.. Так… неплохо. Завтра я тебе позвоню. У меня люди. Поклон. Целуй за меня землю Бхарата! Да будет она под твоими стопами благословенна!.. – С этими словами он положил трубку.
Несколько минут он легко, как олень, ходил по кабинету, сияя серыми с голубизной глазами.
– Так!.. А! Вы еще здесь? – удивленно уставился он на служащих. – Идите, идите, работайте, не забирайте мое драгоценное время! Кстати, в конце недели – всем премия. Процент вы определите в пределах разумного сами. Я благодарю вас за информацию. Господи! Что бы я делал без вас!? Господа! В следующий раз вам придется увольнять меня с работы.
Служащие улыбнулись. Джавар погладил бороду. Этот жест означал, что хозяин понял их и остался доволен.
Сотрудники направились к выходу.
– Постойте! – воскликнул промышленник. – Вы не возражаете, если я уеду по делам в Бомбей дней… на десять?
– О чем речь, хозяин?! – ответил статс-секретарь.
– Это только на пользу дела, – добавил инженер-экономист, сняв галстук и промокнув платком испарину ни лице. – Правда, без вас будет грустно, – добавил он с улыбкой.
Разговор происходил на английском языке. Джавар улыбнулся, посмотрел на своих подчиненных, из карманов пиджаков которых свисали пестрые концы галстуков, как сброшенные шкуры кобр.
– Вяжите узлы, вяжите! Это я так. Галстук есть галстук. Мои сотрудники должны быть элегантны и собранны. Но только никаких «гордиевых узлов»! – пошутил он.
Подойдя к столу он сел и закурил сигару.
– Во время моего отсутствия моя яхта на озере Виктория в вашем распоряжении, друзья!
Затем Джавар встал, поклонился служащим, сложив ладони у лица.
– Итак, может быть, через неделю, если ничто не помешает, я отбуду в Индию. Скажите шоферу, что я спускаюсь!
Служащие откланялись, как истые индийцы.
– Сита! – позвал Джавар секретаршу.
Вошла Сита и, прикрыв за собой дверь, внимательно взглянула на шефа. В ее глазах застыла готовность исполнить приказание.
– Передайте куратору магазинов, чтобы утром был здесь, в конторе.
Сита утвердительно кивнула и вышла из кабинета.
Сюда, в Найроби, Джавар пригласил из Кашмира, этой «крыши Индии», ремесленников-ткачей, вышивальщиков, гранильщиков камней, резчиков по слоновой кости, кожевников, горшечников. Они неплохо здесь зарабатывали по сравнению с Индией. Некоторые изделия он закупал в Сринагаре и Пенджабе. Для закупок у него были агенты и друзья в Кашмире. Здесь же он держал два магазина для сбыта этих товаров.
По своей натуре Джавар был жестким и в то же время лирически настроенным человеком, решительным и быстрым. Он воспламенялся так же быстро, как и остывал. Гнева и зла не держал. Рационализм и высокая духовная работа мысли сочетались в нем на редкость гармонично. В духовном смысле как социум он не был рабом, потребителем, был человеком талантливым, на уровне интуиции. Он вдовец. Свято хранит память о своей прекрасной Индире. Ее портрет, украшенный цветочными гирляндами, висит в холле его дома.
Тоска по Родине порою так наваливалась на него, что он был готов вплавь переплыть океан. В Африку он «сбежал» вскоре после смерти жены. Детей у них не было. Он воспитывал племянника, Ананда, сына своего старшего брата.
Кроме работы, его непреходящей страстью была охота. Благо для этого Кения была как нельзя лучшим местом. Это, пожалуй, единственная страна в Африке, где сказочное разнообразие и богатство животного мира еще сохранились в ее лесах, саваннах и буше, представляющем собой огромную территорию, поросшую дикорастущим кустарником с небольшим количеством деревьев, возвышающихся над ним.
Одних только диких животных – от карликовых антилоп размером с кролика до огромных канн весом до тонны – здесь свыше тридцати видов. Более тысячи видов птиц. Львы, леопарды, гепарды, шакалы, гиены и другие хищники. Можно увидеть своими глазами даже без бинокля пасущиеся стада антилоп, газелей, зебр, сотни буйволов, десятки слонов, носорогов, жирафов, страусов, резвящихся в воде бегемотов, греющихся на солнце крокодилов, парящих в небе грифов. Глядя на желтое травянистое море саванны, можно заметить и определить по рогам вытянувшееся в линейку и стремительно удаляющееся стадо антилоп или газелей.
Запыленный «фиат», бесшумно сорвавшись с места, выехал на широкую и прямую дорогу.
Водитель, сверкнув «слоновой костью» зубов, краем глаза уловил настроение шефа и, как бы невзначай, кинул:
– Хозяин, домой или…
– Разумеется, домой и побыстрее, – сказал Джавар и прикрыл глаза.
Машина пересекла центр, обогнула университет и здание парламента и повернула на восток. Миновав отели «Нью-Стенли» и «Найроби-Хилтон», шофер притормозил у светофора.
Джавар открыл глаза и, повернув голову, посмотрел на пешеходный переход. Его внимание привлекла женщина, с ног до головы закутанная в черную паранджу, и девушка в набедренной повязке из племени рендилле – вся в ожерельях, ниспадающих на груди, до блеска натертые верблюжьим жиром.
– Кого здесь только не увидишь! Смешение племен и лиц! – воскликнул он. Воистину, этнический Вавилон!
– Да, хозяин. Я вот, как вы знаете, кикуйю, потомок исконных земледельцев, сказал водитель на языке суахили и вздохнул.
– Мвеня-Ньяга из ничего сотворил мир. Это – ваш Бог, создавший вначале гору Кения, а затем все видимое и вас.
– Спасибо, хозяин, что вы знаете нашего Бога! Только теперь я шофер, а не земледелец, – с сожалением проговорил водитель.
– Важно, что ты хороший человек! – подбодрил его Джавар.
Машина остановилась у ворот небольшого двухэтажного кирпичного коттеджа с широкими террасами. Все окна выходили только на террасы. Уютный сад, обсаженный стройными изящными пальмами, представлял значительную часть флоры Индии. По саду расхаживали несколько великолепных павлинов, считающихся в Индии священными птицами.
Дверь машины открыл «черный Аполлон» – масай, рослый красавец с удлиненным лицом, тонким носом и мягко очерченным ртом.
Джавар окинул привычным взглядом плотного и черного, как эбеновая древесина, слугу и друга по охоте, который неподвижно застыл перед ним, слегка склонив голову. Его прическа представляла собой множество тонких, туго заплетенных косичек. В руках он держал копье.
– Мумба! Ты что, палку проглотил? Веди себя проще! – весело сказал ему хозяин, выходя из машины. – И зачем ты постоянно ходишь с этим копьем?
Масай одернул ярко-красную тунику, закрепленную на одном плече, и на его лице вспыхнула улыбка. Две золотые серьги в форме полумесяца дрогнули, а ожерелье из когтей льва – символ храбрости – слегка качнулось на плотной, как постамент, груди.
– Надо, бвана, мой господин! – серьезно ответил на суахили Мумба. – А щит из кожи буйвола я оставил в прихожей.
– Зачем? – смеясь, спросил хозяин, поднимаясь по ступенькам к парадной двери, у которой его встречал слуга, садовник, повар и домоправитель – его земляк и друг, сикх из Пенджаба Дараян. Его густая черная борода лежала на широкой груди, обтянутой белой хлопчатобумажной рубахой.
– Я не взял щит, потому что вы не любите его, бвана.
– Я люблю щит больше, чем копье.
– Нет, вы любите эти два оружия в совокупности!
Джавар улыбнулся. Ему стало весело.
– Мумба! – сказал водитель, обнажая ровные зубы. – Моя бабка пугала нас в детстве масаями. И мы читали молитву: «Господи, сделай так, чтобы ни один из нас не встретился с масаями, львами и слонами».
– Видит твой Бог, что ты встретился со мной на счастье! – захохотал Мумба.
– Наконец-то! – облегченно вздохнул Джавар, входя в прохладный холл. Он быстро разделся. Оставшись в одних плавках, вышел во двор, где с разбегу, как торпеда, нырнул в изумрудную воду бассейна. Немного поплавав, он, не дыша, полежал на поверхности воды с полминуты, и сразу же вышел из бассейна. Насухо вытеревшись мохнатым полотенцем, он облачился в шелковый халат, принесенный ему Дараяном, и прошел в свою спальню, которая служила ему помимо этого и библиотекой, и столовой. Он сел на шкуру черной пантеры – аджину – символ брахманизма, его предков ариев.
Мумба, словно Хануман – обезьяний бог, телохранитель бога Рамы, последовал за ним.
Джавар, скрестив ноги, посидел минут пятнадцать в позе «лотос», предавшись медитации… Напротив него, на стене, был закреплена огромная голова винторогой антилопы куду. Справа, над бархатной оттоманкой, висел ковер прекрасной работы, подаренный ему в Сринагаре его другом и однокашником, ныне владельцем ковровой и меховой фабрик. На ковре был изображен павлин, сидящий на дереве, склонившемся над голубым озером, берега которого заросли камышом и крупными лиловыми цветами. С двух сторон ковер обрамлял бордюр из зеленых блестящих листьев и прекрасных цветов. На оттоманке лежали большие овальные подушки, вышитые его женой.
Настроение Джавара пришло в норму. Он успокоился, стал уравновешенным и остро ощущал жизнь во времени.
«Старость не страшна, страшна немощность», – думал он, прохаживаясь по кабинету и разглядывая корешки книг: И. Тургенев – «Записки охотника», Э. Хемингуэй – «Зеленые холмы Африки», С. Аксаков – «Записки ружейного охотника» и восемнадцать томов «Махабхараты», «Воспоминания» Д. Неру…
Вот уже более десятка лет он в Кении, владеет двумя фабриками по изготовлению кашмирских шалей, трикотажа, шелка… Наиболее ценны шали ручной работы – амли. В такую шаль, которая легко пропускается сквозь кольцо, человек может закутаться с головы до ног. Они очень хорошо расходятся, и проблем их сбыта не существует.
В такие минуты он мысленным взором видел Малабарское побережье, Матхуру, Пуну, Бомбей с изящными и необыкновенно высокими арековыми пальмами на желтом песке… Затем – Кашмир, его Сринагар, Симлу, стада горных коз пашли шоколадного цвета, спускающихся в Кашмирскую долину, самую прекрасную в мире, со склонами Пир-Панджала – горного хребта, части Гималаев. Сринагар! Город красоты…
– Господин! – вежливо окликнул его Дараян, приложив руку к голубой чалме. – Пожалуйста, чай или каву?
– Дараян, дорогой, лучше каву! Эту таинственную смесь чая с орехами я люблю с детства. Ты же знаешь, это – любимый напиток кашмирцев, ответил он слуге и другу на пенджаби.
Дараян широко улыбнулся, и улыбка блеснула, словно молодой месяц среди темных туч, в его курчавой бороде. Он принес Джавару каву, а затем Мумба разжег хукку и подал своему господину.
Джавару представлялся Сринагар – город его детства и отрочества, озеро Дал, на берегу которого стоят, раскинув ветви, четыре грациозные чинары; белоснежная мечеть с тонким минаретом вдали; древний форт на холме, окруженный домами, гигантские террасы садов, разбитые могольскими правителями – навабами. Затем Нишат-Багх – сад удовольствий, поднимающийся от озера в гору десятью огромными партерами-ступенями, каскад водопадов, уложенных в каменные русла, сбегающие по террасам в озеро Дал. Поляны алых цветов… Там «на заре туманной юности» он познакомился с Индирой, своей будущей женой… Он вздрогнул и, спустившись с небес на землю, увидел Мумбу и Дараяна, сидящих в стороне от него. Они пили чай и тихо беседовали о чем-то на ломаном английском языке.
Мумбу он нанял еще в Момбасе, где когда-то останавливался жестокий Васко да Гама, – Мумба работал там портовым грузчиком. Их объединяли любовь к природе, страсть к охоте, храбрость и острое чувство справедливости.
– Мои соплеменники работают поденщиками на кофейных и чайных плантациях за гроши! – донесся до уха Джавара угрюмый гортанный голос Мумбы – Что осталось от воинственного народа!
– А ты отточи свое копье получше! – крикнул Джавар в сторону своих слуг.
– Буйвола нельзя ранить, говорят у нас охотники, господин, его необходимо убить, иначе он убьет тебя.
– Верно говорят охотники! – бросил ему в ответ хозяин. Идите сюда, садитесь, пейте чай, а я покурю. Ты прав, Мумба, многие знатоки охоты считают, что из «великолепной африканской пятерки» – слон, носорог, буйвол, лев и леопард, – буйвол – самый яростный и опасный. Это животное природа наделила, – Джавар сделал затяжку и выпустил дым в потолок, – огромными, раскинутыми на метр рогами, которые, утолщаясь и расплющиваясь на лбу, образуют сплошную «броню». Действуя ею, как тараном, буйвол в случае опасности, сметает не только охотника, а если тот сидит в «лендровере», то и машину.
– Да, господин, это очень коварное и сильное животное, – согласился Мумба. – Однажды мы первой пулей не уложили одного из этих гигантов весом около полутора тонн, и он устремился в заросли. Затаившись неподалеку от того места, где был подстрелен, он ждал нас. Мы шли по его следу. И вдруг, ломая кусты, на нас, словно снаряд, вылетел буйвол и поддел на рога моего друга. Я отскочил в сторону и упал. Друга нельзя было спасти. Буйвол стал топтать его. Я кое-как добрался до ружья и выстрелил три раза подряд.
– Сочетание неукротимой мощи с тупостью – суть этого животного. У него на редкость тупой взгляд, вы заметили? – добавил Джавар, оживившись.
– Еще бы! – подтвердил Мумба.
– Мумба! Возьми этот чертов кальян и почисти его. И вообще, убери его с глаз долой! – Джавар поднялся, подошел к оттоманке и прилег.
Слуга взял мудреную снасть для курения: щипцы, угли, кочергу, – и направился к двери.
– Подожди минутку, великий охотник и потомок египтян! – крикнул Джавар вслед Мумбе. – Завтра я хотел бы поохотиться, порыбачить.
– Если завтра, то сегодня надо готовиться, – ответил уроженец Африки, и его массивное гибко тело, выросшее на молоке с кровью, заслонило закатное солнце.
– Знаю. Через час все обсудим, потолкуем.
– А на кого будем охотиться?
– На дьявола! – пошутил хозяин.
– Хорошо! – в тон ему ответил слуга с улыбкой и, мягко ступая босыми ногами, удалился, освещаемый последними лучами уходящего дня. В комнате стало свободно и пусто.
Мумба наполнил вином бурдюк из шкуры жирафа, натерся верблюжьим жиром.
– Итак, завтра – сафари! – восторженно сказал он на суахили.
– Касадьян, Мумба! – поприветствовал его Дараян, что означало: как поживает ваш скот?
– Мой скот пасется мирно в саванне, – с достоинством ответил масай из нилотских племен.
Раннее тихое утро. Лучи солнца, словно красные стрелы, позолотили небо.
Джавар поднялся и сообщил Мумбе, что на охоту лучше выехать на ночь.
– Постарайся, дорогой Мумба, все подготовить к вечеру. «Джип-лендровер» я заказал. Просмотри три ружья и рыболовные снасти.
– Обижаете, господин! – проворчал слуга и оруженосец, друг и телохранитель Джавара и, сев в «фиат», тут же умчался.
Дня три назад Джавар послал Ананду в Бомбей письмо и приложил к нему фотографию юной девушки, дочери его коллеги, деды которого, приехав из Индии, работали на прокладке железной дороги из Момбасы в Кисуму, в результате чего и был основан город Найроби.
Джавар панически боялся, что его род может пресечься, поэтому жаждал скорей женить Ананда. С другой стороны, он обеспокоился, что племянник, не дай бог, предастся разврату и цинизму, как иные нувориши или могольский наваб. Или же, наоборот, закоснеет в делах, станет закоренелым бизнесменом, «компьютером».
Он заехал в «Маунт-Кения сафари клаб», который находился недалеко от города. Джавар не любил обстановку снобизма, царящего в сафари-клубе, где богатые туристы и местные нувориши коротают время, купаясь в бассейне с подогретой водой, играя в гольф и теннис и гуляя среди прудов с экзотическими рыбками. Здесь у него были назначены две деловые встречи, а третья – дружеская, с «будущим тестем» Ананда. После этого он завтракал в ресторане отеля «Нью-Стенли», куда еще с 1950 года был запрещен вход «собакам, неграм и азиатам». Но сейчас не 50-е годы! Кения – независимая республика, но «душок» сохранился. Джавар ходил туда, когда было время, «специально», чтобы показать, что он «азиат».
Встретившись в офисе с куратором магазинов, он сразу же отправился домой.
Больше всего Джавар любил Кению за то, что здесь можно остаться наедине с природой, сохранившейся в ее первозданном виде.
«Джип-лендровер» медленно ехал по грунтовой дороге, слегка поднимая коричневую пыль. Дорогу перешли два огромных слона, покрытые красной пылью. Саванна утопала в желто-зеленой траве. Редкие баобабы создавали причудливо-экзотический пейзаж этой местности. Слоновая трава, высотой в два метра, полностью скрывала «джип» зеленого цвета.
Джавар испытывал необычайный подъем. Глаза его жили в этой природе помимо его сознания, словно сами по себе.
Мумба сидел на заднем сидении и внимательно следил за аккуратно уложенной охотничьей амуницией и оружием. Копье и щит, два острых ножа были, как всегда, при нем. Большие глаза блестели в предчувствии охоты.
– Сколько травы здесь можно накосить! – протяжно и мечтательно произнес Джавар.
– Кочевники не привыкли, господин, запасать корм для скота, – в тон ему сказал Мумба на суахили.
На желтом травянистом поле показался вытянутый клин ветвистых рогов удаляющегося стада антилоп.
Джавар, Мумба и водитель обменялись понимающими взглядами. В данный момент они были не на природе, а в природе, которая пребывала в них.
– Это и есть одна из форм человеческого счастья! – безадресно, словно самому себе, промолвил Джавар и погладил свою небольшую пепельную бороду.
Он, как и многие – сыны гор Индии, был от природы рослым. Волосы – русые с проседью, серые большие глаза с длинными ресницами. Его можно было принять за европейца, но мягкие черты лица, тяжеловатые веки, да само осознание себя в мире, вековые религиозно-философские воззрения индийца отражались в его манере держаться, разговаривать и совершать поступки.
– Счастье – это когда хорошо? Да, господин? – спросил Мумба, пригнув голову под набегавшую на него ветку медоносной акации.
Водитель усмехнулся, не отрывая спокойного и довольного взгляда от узкой дороги.
– Верно, дорогой Мумба. Но счастье никогда не бывает всеобъемлющим. Как бы тебе это сказать… – Джавар вздрогнул от неожиданности: машина вильнула, пропуская стадо буйволов, которое галопом пронеслось мимо них с оглушительным топотом, расталкивая и сминая попадающихся им на пути газелей.
– Недалеко находится илистое озерцо. Видимо, там они и отлеживаются, – заметил водитель.
– Да, шерсти у буйволов маловато, и, чтобы уберечься хоть немного от слепней и оводов, они старательно вымазываются грязью, – дополнил замечание водителя Джавар. Вообще-то он сочувствовал любой живой твари на земле. Трудно всем жить и выживать, давать потомство и растить его. И снова ему вспомнился Ананд.
«Завтра же позвоню! Письмо и фотографию он уже, видимо, получил», – думал Джавар.
– Хозяин, так почему оно не бывает полным, это счастье? – возобновил прерванный буйволами разговор африканский Аполлон по имени Мумба.
– Видишь ли, счастье не может быть всеобъемлющим… пока. В будущем – не знаю. Оно предусматривает обязательное самоограничение. Например, как ты можешь быть счастлив, если кто-то из твоего племени страдает, болеет, умирает в нищете? Поэтому всеобщее счастье – это пока мечта человечества.
– А когда наши племена: скотоводы, кочевники и охотники, – жили своими законами, у нас было «всеобщее», как вы выразились, полное счастье. Пока не было европейцев.
– Да, никто не заставлял Адама есть яблоко добра и зла. Съел он это яблоко – и потерял рай. Счастье – это когда твое сознание, твои дела и обстоятельства согласованны, но обязательно в определенном круге, замкнутом, не выходящим за мир локальный. Стоит выйти в мир, «лежащий во зле», – и прощай твое счастье, Мумба! Вот пока мы здесь втроем в природе, среди нее, и она, ожившая в нас, соединилась с окружающим, мы счастливы все трое и любим друг друга, отсюда счастье – любовь, брат мой Мумба!
– Я – твой «брат»? – мягко улыбнулся Мумба.
– Конечно. Все люди братья перед Богом. И тогда, когда они счастливы, они чувствуют Бога в себе и любят друг друга, ибо Бог един, Мумба.
Вдали, пылая в закатных лучах солнца, высилась гора Кения, или Белая гора. Ее снежная вершина ослепительно сияла на фоне голубого неба.
– Останови, пожалуйста, на минуту, Джойс, – попросил шофера Джавар, – полюбуемся!
– Километров сто будет до горы? – спросил Мумба, задрав голову.
– Конечно, – ответил Джойс и почесал затылок, – красота-то какая!
Несколько минут охотники молчали.
– Когда человек человеку – враг, он никогда не бывает счастлив. Я это знаю, – сказал Мумба.
По нему было видно, что слова его хозяина, его брата и друга, глубоко затронули то потаенное, чего не может осознать и выразить человек.
Машина снова тронулась в путь. Солнце уже закатилось, и лишь Белая гора сияла в его уходящих на другую сторону планеты лучах, только она видела сейчас солнце.
«Джип» с ревом въехал в густую прохладу леса, наполненного криками зверей и птиц. Широкая река Тана неподвижно застыла среди могучих зарослей. На красноватом зеркале воды расходились круги от всплесков бегемотов и крупных рыб.
Охотники разбили брезентовое бунгало и вынесли из машины необходимые для ночлега вещи, ружья и продукты.
Протяжно ухали и фырчали бегемоты, разевая свои огромные пасти. На эти звуки откликались обезьяны, и лес, медленно тонущий в надвигающейся ночи, оглашался их недовольными криками.
Бесшумными тенями вышли из зарослей слоны. Они попили, облили друг друга водой из хоботов, полюбовались собственными отражениями в реке и снова бесшумно скрылись в лесу.
Джавар бросил огромную шкуру зебры на траву и сел на нее, довольно покрякивая.
Мумба приволок огромный бурдюк из шкуры жирафа.
– Да здравствует сафари! Даст Бог удачу!
– У нас три лицензии на отстрел крупных животных: газелей или антилоп, – напомнил Джавар, – смотрите у меня! Не нарушайте правил охоты, – и растянулся на полосатой, мягкой словно ковер, шкуре.
Сумерки мгновенно сменились кромешной тьмой, и над рекой воцарилась тишина. На темном бархате неба появились звезды. Ясно обозначилось созвездие Южного Креста. Сквозь ажурные ветви пальм и баобабов звезды казались яркими елочными украшениями.
Джавар раскурил трубку.
Джойс и Мумба расстелили дастархан и выложили съестные припасы, затем наполнили кружки вином, и все дружно принялись ужинать.
