Текст книги "Родной ребенок. Такие разные братья"
Автор книги: Владимир Яцкевич
Соавторы: Владимир Андреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц)
«Да, дорого ему придется заплатить за ремонт», – подумал Ананд.
Наконец, он попал в объездной ручеек, и ему удалось выбраться на свободную полосу. Через десять минут он уже загонял машину в свой гараж. Сегодня ему не хотелось больше ни о чем думать, хотелось только сразу же лечь спать.
Утро следующего дня было солнечным, но в полдень небо нахмурилось. Ананд вышел из ворот фабрики, оставив Раджа одного разбираться в сетевом графике. Как только он сел в машину, по крыше забарабанил дождь.
«Что делать? Съездить к Кишену и объясниться с отцом Викаса? Но ведь меня, собственно, выставили за дверь. Нужно искать выход. Может быть, поговорить с Ешодой? Но она может не понять», – размышлял он по дороге домой.
У светофора он затормозил. Вода уже катилась по дороге, и брызги от проезжающих мимо машин крыльями расходились по сторонам. Ананд старался держаться ближе к тротуару. Блеснула молния, осветив величественный храм Вишну и прилегающие к нему дома, построенные в Викторианском стиле.
«Да, Бомбей все-таки не такой уж плохой город в архитектурном плане», – подумал Ананд.
Дорога стала свободной, но он не увеличивал скорости, боясь, что машину может занести: было очень скользко.
Когда он сбавлял скорость перед светофором, который через секунду-другую должен был дать зеленый свет, то случайно поглядел на тротуар, и его глаза встретились с глазами сына.
– Дядя! – радостно закричал Кишен.
Ананд нажал на тормоз. Посмотрев, нет ли сзади машин, он дал задний ход и поравнялся с Ешодой и Кишеном. Дождь лил, не переставая. Новый разряд потряс улицу. Ананд вышел из машины.
– Откуда вы?
– Мы покупали игрушки, – смущенно ответила Ешода.
– А теперь не можем поймать такси! – сообщил мальчик.
– Вам придется очень долго ждать! Улицы залиты водой. А мой дом недалеко отсюда. Вызовем такси от меня, – предложил Ананд разумный вариант.
– Нет, нам лучше постоять здесь! – отказалась Ешода.
Ананд догадался, почему она поступает так.
«Наверное, свекровь отчитала и ее тоже», – решил он.
– Но ведь вы совсем промокли! И мальчик тоже, – искренне забеспокоился Ананд.
– Мамочка! Поедем, – просил Кишен. Его сандалии промокли, а майка прилипла к телу. Правда, было не холодно.
– Нет, милый! – отрезала Ешода.
– Он может простудиться, – взволнованно сказал Ананд, решительно взял Кишена за руку и усадил его на переднее сидение. Затем открыл заднюю дверь и помог сесть Ешоде.
– Быстрей, быстрей, мама! А то совсем промокнешь! – весело кричал Кишен, явно довольный, что «дядя» настоял на своем, а маме ничего не оставалось, как согласиться.
Минут через пять Ананд подрулил к подъезду своего дома.
На пороге сразу же появился Раму с зонтом в руках. Увидев гостей, он раскрыл зонт и подошел к даме.
– Раму, проводи даму и мальчика в холл, а я пока загоню машину в гараж.
Ананд вернулся быстро. По его лицу скатывались бусинки дождя.
– Они насквозь промокли! – сказал он. – Раму, отнеси мальчика в ванную и вытри голову досуха.
– Хорошо, – ответил Раму, схватив в охапку Кишена, который был чрезвычайно доволен всем происходящим, и скрылся за дверью.
Послышался страшный удар грома, сопровождаемый треском. За окнами, окруженными деревьями, висела густая зеленоватая кисея дождя. Было уютно и тепло. Ананд принес горячий чай и кофе. Он суетился вокруг гостей. В его глазах светилась радость: его сын, его Кишен – у него в доме, в своем родном доме!
Вошел Раму с Кишеном на руках, который покорно прижался к старому слуге.
– Вот хорошо. А теперь заверни его в одеяло. Пусть согреется, – приговаривал Ананд.
– Все понятно, господин, не беспокойтесь.
От нового удара грома слегка задребезжали стекла и еще больше потемнело.
– О! – воскликнул Ананд, посмотрев на Ешоду.
Тонкое сари прилипло к ее округлой, но все еще изящной фигуре. Ее грудь была невелика. Соски, темнея, выделялись сквозь тонкую ткань.
– И вы промокли насквозь?
– Нет, не очень, – смущенно улыбнулась ему в ответ Ешода и отвела глаза в сторону.
– Минутку! – сказал хозяин дома. – Я что-нибудь придумаю.
– Не нужно, ничего не нужно! – запротестовала она.
– Ну как же? Подождите! – настоял на своем Ананд и вышел.
Дождь усиливался. Кишен сидел на диване, укрытый одеялом и вертел в руках игрушки. Вошел Ананд со свертком в руках и протянул его гостье.
– Вот, вы можете переодеться, – вежливо предложил он.
– Зачем? – окончательно смутилась Ешода.
– Пока ваше сари высушится. А то вы можете заболеть, – он посмотрел Ешоде в глаза и затем взглянул на сына, весь вид которого говорил, что он доволен. Ему было тепло и уютно. Над его головкой нависала огромная голова винторогой антилопы, и Кишен с любопытством и восхищением разглядывал ее.
– Это сари любила Деваки, – задумчиво и грустно сказал Ананд и отпил немного кофе, сев в кресло. – Его подарил ей я…
Ешода, посмотрев на роскошное, золотистое сари тонкой работы, ахнула, и ее женское сердце не выдержало. Она встала с кресла и вопросительно посмотрела на хозяина дома.
– Туда, прошу вас! – и он открыл дверь в комнату, прилегающую к холлу, где гостья могла переодеться.
– Ну как, согрелся? – весело спросил он мальчика.
– Да.
Блеснула молния, за ней последовал громовой удар. Ананд подошел к сыну, взял за руку и повел его в детскую комнату.
– Ты можешь здесь играть, а я скоро вернусь, ладно?
– Хорошо, дядя! Сколько здесь игрушек! Все так красиво, и все для маленького?
– Да, да, Кишен, для тебя… – Ананд поспешно вышел, прикрыв за собой дверь, и вернулся в холл.
Раму принес соки, фрукты и сладости.
– А вот и я! – услышал он голос Ешоды.
– Это сари вам очень идет! – сказал Ананд, и в его глазах возник образ Деваки. Он взглянул на ее портрет.
«Деваки – это море обаяния и необыкновенной красоты, присущей именно ей…» – подумал он.
– Садитесь, выпейте чаю! – и Ананд сделал попытку налить ей в чашку, но она кротко остановила его:
– Я налью… сама, – и с благодарностью посмотрела на Ананда.
Обстановка была уютной, словно на волшебном острове или ковчеге среди ливней и гроз. За окнами проливной дождь, а здесь – тепло и уютно, свободно и экзотично. Ешода посмотрела на шкуру зебры и на несколько секунд забыла, кто она и где находится. Ей было хорошо. Ананд – сама деликатность, человечность, воспитанность и галантность. «Такой необыкновенный человек», – подумала она и посмотрела ему в глаза.
– А вы сейчас вспомнили о Деваки? – тихо спросила Ешода.
– Да! – со вздохом ответил Ананд. – Вы угадали.
Ешода налила себе чаю.
– Берите сладости, фрукты и все, что есть на столе, прошу вас…
Гостья неспеша разрезала яблоко.
– А можно мне… – она сделала паузу, взглянув на хозяина, – можно мне задать вам один вопрос?
– Конечно! – с готовностью ответил тот.
– А почему вы не женитесь во второй раз?
– Что?! – недоумевающе переспросил он и вздрогнул.
– Я имею в виду, почему вы совсем одиноки? У вас нет детей… – попыталась Ешода «зайти» с другой стороны.
Ананд минуту помолчал, допил кофе, резко отодвинул чашку и посмотрел на женщину, которой он, может быть, спас жизнь.
– Хорошо. Я вам отвечу. Да, я действительно одинок по воле судьбы… И в том, что я потерял все, что у меня было, винить могу только себя… – он откинулся на спинку кресла и посмотрел в окно на струи дождя, застилавшие свет.
Гроза не унималась.
– Теперь моя жизнь пуста!
Ешода допила чай и сложила руки на коленях.
– Я вас понимаю, – тихо сказала она, – вы глубоко страдаете! – и добавила: – Но разве невозможно утешение?..
– Нет! – твердо и решительно отрезал Ананд. – Свой удел я избрал сознательно, – с горечью сказал он. – Единственное, что меня радовало – встречи с Кишеном! Но теперь я потерял и это! Мне запрещено бывать у вас.
Ешода посмотрела на него недоумевающе, и Ананд объяснил:
– Мне запретила ваша свекровь! Но это несправедливо! – почти закричал он и встал с кресла. Сделав несколько шагов, Ананд подошел к Ешоде и, наклонившись к ней, негромко сказал умоляющим тоном:
– Позвольте мне хоть иногда видеться с ним, Ешода! Неужели это так трудно? Я знаю ваше доброе сердце и умоляю… – он отвернулся и произнес, словно в пустоту: – У меня ведь действительно больше совсем никого нет.
Ешода настолько разволновалась, что у нее на глазах появились слезы.
– Я сама не понимаю, почему, но я боюсь, боюсь за Кишена! – и она заплакала; слезы ручьями покатились по ее лицу.
Ананд хорошо понимал ее. Он знал, какие устои царят в индийских семьях и каково положение снохи в доме мужа, тем более покойного.
Из детской выбежал Кишен.
– Мама! – кричал он в восторге, захлебываясь словами, – у дяди много игрушек, целая большая комната! Можно я еще поиграю?
– Кишен, – всхлипывая, сказала Ешода, – нам пора ехать! Нам пора домой! – твердила она, глядя в одну точку.
– Мама! – стал успокаивать ее мальчик. – Ты не бойся грозы, не плачь! Дождемся такси и сразу поедем домой!
– Ах, Кишен! – воскликнула она, не переставая плакать.
Раздался удар грома. Молния осветила лица Ананда и Ешоды.
Вошел Раму, держа в руках высушенное сари гостьи и положил его на свободное кресло.
Ешода поблагодарила его, встала и пошла переодеваться. А Кишен в это время играл в детской. Ананд сидел в оцепенении.
– Господин! – раздался негромкий голос слуги.
– Да?
– Такси у подъезда.
– Спасибо, добрый Раму.
* * *
Такси, рассекая бегущие потоки дождя, медленно «причалило» к подъезду дома.
Ешода и Кишен вошли в гостиную, где, словно белое изваяние, стояла свекровь.
– Почему вы так поздно? – строго спросила она.
– Мы попали под дождь, и нам пришлось его переждать, – попыталась Ешода отделаться от нее, дав минимум информации.
Однако святая простота младенца, устами которого глаголет, как известно, истина, информацию расширила.
– Но нам повезло! – весело прозвенел он своим детским голоском. – Дядя посадил нас в свою машину и привез к себе.
– Вы были у дяди, Кишен? – кашляя, уточнила свекровь.
Ешода, поняв, куда может зайти разговор, и чтобы ее молчание не было истолковано превратно, сказала:
– Господин Ананд увидел нас на улице, и мы переждали у него дождь.
Но Кишен, не долго думая, присовокупил к ее объяснению довольно ассоциативное дополнение, которое потрясло самолюбие его «бабушки»:
– А то я замерз! А мама… – он посмотрел на грустное лицо матери, – мама совсем промокла! А дядя дал ей такое красивое сари! И мама переоделась!
Чистый и ясный голос Кишена еще долго дрожал в большом холле.
Свекровь, круто развернувшись и хлопнув дверью, вышла из комнаты. Ешода упала на оттоманку и зарыдала. Ее плечи вздрагивали. Кишен бросился к ней.
Утро было солнечное, жаркое и влажное после прошедшего дождя. Деревья благоухали. От мостовых шел пар.
По дороге на службу Ананд решил заехать к Ешоде и Кишену, чтобы вернуть забытые ими игрушки. У него была уважительная причина.
Миновав дорожку, выложенную смесью песка и гравия, он поднялся по белым мраморным ступеням и вошел в гостиную, где убиралась Ешода. В этот момент она протирала большое овальное зеркало в резной оправе из красного сандала.
– Добрый день! – негромко сказал он, слегка заикаясь. Когда Ешода обернулась и ответила на приветствие, он сказал:
– Здесь… игрушки Кишена. Вы их забыли… – В его руках был большой целлофановый пакет.
– Вам не следует ходить сюда! – негромко ответила Ешода и тревожно посмотрела на дверь.
«Видимо, вечером состоялось невеселое объяснение со свекровью», – догадался Ананд.
– Я же вас просила.
– Понятно! – с обидой в голосе произнес он и поставил пакет на низкий, обтянутый бархатом табурет. – А я и не знал, что и вы меня гоните!
– Я не могу объяснить! – отвечала она, чуть не плача. – Но сейчас я…
Ананд, не дав ей договорить, выпалил:
– Объяснять не надо. Вы меня ненавидите, как… и все в этом доме. Разве я давал повод подозревать меня в подлых намерениях? – в отчаянии спросил он.
Ананд был обижен до глубины души.
«Неужели добро бывает наказуемо? – пронеслось у него в голове. – Дядя, милый, дорогой, умный мой и жесткий дядя? Почему я не такой, как ты?!»
Ешода тихо плакала.
– Разве я хоть однажды вел себя недостойно?
– Вы правы, все так! – сквозь слезы проговорила она. – Но пожалейте меня и Кишена! – В ее голосе звучала тревога и мольба.
Сдержанность в чувствах, присущая распространенному в Индии воспитанию, не давала возможность Ешоде сказать Ананду все откровенно. Но он понимал: она может оказаться на улице и без сына.
– В нашем доме был покой! – продолжала она, всхлипывая. – А сейчас все меня осуждают! Я боюсь позора! Пощадите меня! – и она подняла на него большие глаза, полные страха и страдания. – Не приходите сюда больше никогда!
Грозы не было. Синева неба сияла в проеме окна, но Ананду показалось, что ударил гром. В глазах у него потемнело.
«Получил! Спасибо!» – подумал он и, медленно повернувшись, вышел из дома, где жил его родной сын.
«Деваки! Где ты?» – закричал в нем какой-то внутренний голос, и он испугался.
– Умоляю вас! – слышался голос Ешоды.
Но Ананду было уже все равно.
«Я всем мешаю. Я отвержен. За что, Господи?!» – мысленно спрашивал он.
Он сел в машину. В его душе звучала песня:
Где же сын твой?
Любимый сын…
Снится ему не твое лицо,
А той, что качала его колыбель.
Не назовет он тебя отцом.
И отдыха нет в пути,
И цели нет впереди.
Подъехав к набережной, он спустился к морю. Долго бродил по берегу, слушая говор волн, который вторил его разбитому сердцу…
«Деваки, где ты?» – звучало из глубины его души, словно из морской пучины.
Часть III
Глава перваяПуна. Золотой город. Его невозможно забыть. В далеком прошлом здесь побывал русский негоциант Афанасий Никитин и восторженно отозвался о нем. Это столица маратхов. Стоит он на горах и в окружении гор. От Бомбея, от побережья, дорога идет в глубь штата Махараштра пересекая рощи и поля, к городу Пуна, чистому, зеленому, городу чудесной погоды.
Цыганский табор расположился в небольшой живописной долине. Седовласый цыган, старый мудрец, сидел у остывших углей костра. Он поправил сбившуюся набок хлопчатобумажную ангочху, которой была повязана его седая голова, и в это время услышал знакомый и певучий голос.
– Добрый день, дядя Чопра! – поприветствовала его молодая и красивая цыганка.
– О, моя милая плясунья и певунья! Садись рядком, поговорим ладком. Поешь рису. Небось, изголодалась за длинную дорогу!
– Спасибо, дядя Чопра! – весело ответила та, мигнув бархатными ресницами. – Я только что поела.
– Поела, вот и хорошо, дитятко мое. Сейчас, наверное, тебя позовут. Город Пуна богат. Здесь любят танцы и песни. Заработаете хорошо. Удачи тебе, дочка! – Девушка легкой походкой пошла на зов своих подруг.
На небольшой площади собрались толпы местных жителей, туристов, прохожих, дервишей, богомольцев, бездомных, безработных, детей, стариков, молодежи и подростков.
Исполнялся танец катхакали. Барабанная дробь, стуча, сыпалась на мостовую. «Цыганка плясала, и монисто бренчало…» Но к этому следует добавить ритмично позванивающие браслеты. Картина была завораживающей на фоне светлой зелени бананов, темных листьев кокосовых и стройных арековых пальм. Вокруг дома, выстроенные в итальянском стиле, горный воздух благоухал, напоенный тропической растительностью, солнцем и музыкой.
Песни цыганки были так плачевны и дики, грустны и игривы, движения ее были так сладострастны, плавны и живы, что передать словами это вряд ли возможно. Публика, внутренне сопереживая, хранила глубокое молчание.
Танец окончился. Посыпались деньги. Молодые сикхи бросали внушительные банкноты в плавающую в толпе корзину. Шум, смех, шутки… Вокруг группы цыган образовались толчея…
Вечером, за ужином у костра, Чопра сказал своей любимице:
– Завтра утром, чуть свет, пойдем в Бомбей, – он улыбнулся. Молодая цыганка опустила большие черные глаза. По ее щекам покатились слезы. В небе мерцали крупные звезды. Темная теплая ночь держала в своих объятиях великолепные горы и уютный город.
Луч солнца, словно стрела, влетел в плохо опущенные жалюзи и задрожал на щеке Ананда. Он проснулся. Послышался стук в дверь. «Неужели снова началось? – в испуге подумал он. – Почти пять лет, как оставило меня наваждение! Господи!» Ананд встал. Спустился вниз. Раму нес на небольшом подносе два стакана сока.
– Раму! Ты разве не слышишь, что стучат в дверь?
– Что вы, господин, все тихо и спокойно.
Резко зазвонил звонок. Ананд вздрогнул, словно его задел диск бензопилы. Он открыл дверь.
Перед ним стояла Деваки… Большие черные глаза, не мигая, смотрели на него.
Если бы Ананд был христианином, то наверняка осенил бы себя честным и животворящим крестом.
– Деваки! – услышал он свой изменившийся голос.
И если бы слуга не поддержал его, то он лишился бы чувств.
– Госпожа?! – хрипло воскликнул Раму. – С того света?!. – Он упал на колени.
Ананд на мгновение оцепенел.
– Деваки! – повторил он и задохнулся.
Она упала ему на грудь и зашлась в рыданиях. Слезы ручьями текли на его белую рубашку.
– Ананд! Ананд! – повторяла Деваки. – Ты жив и здоров! Где ты был все это время? Почему не искал меня?..
– Я искал тебя все эти долгие годы, моя любимая! Я искал… Ты была со мной! Ты стучала мне! И вот… достучалась… – Ананд почувствовал, что слезы, желанные слезы облегчения, потекли по его лицу, потекла «живая вода»… Он смотрел на свою жену и не верил глазам, но сердце его чувствовало ее, дух его видел ее и осязал. Птицы кружились в небе. Кружилась голова Ананда.
– Боже мой, Боже мой! – причитал он. – Входи же, Деваки! Входи, моя госпожа! Твой дом ждет тебя! Здесь все ждет тебя!..
Вдруг он заметил седого старца с клетчатой ангочхой на голове, с густой серебряной бородой. Ананд поклонился ему, сложив руки у лица. Старец совершил пронам.
Раму без приказа хозяина ставил на стол еду и напитки…
– Садитесь, госпожа! Какая радость, госпожа… – приговаривал он. – То-то будет рад господин Джавахарлал!..
Ананд разлил по рюмкам виски.
– Давайте выпьем! Раму, садись с нами! – пригласил он.
Все выпили и немного помолчали. Потом заговорил старец.
– Никто не может избежать того, что ему предназначено судьбой.
Старый цыган очистил банан и тщательно разжевал его. Это была единственная закуска, которую он употребил. Обведя присутствующих проницательным взглядом, он продолжал:
– Наш табор, в тот день катастрофы под Агрой, прошел довольно много, и мы устали. Мы разбили палатку у самого берега реки. Вдруг кто-то увидел в воде женщину без всяких признаков жизни. Но кому суждено жить, тот не умрет! – многозначительно изрек мудрец и поднял вверх палец. – И нам удалось спасти ее… Но Всевышний лишил ее, несчастную, памяти. Она забыла, кто она и откуда… Ничего не помогало: никакие молитвы, никакие заклинания, ни врачи, ни вайдьи. Бедная женщина блуждала между нами, словно тень, безмолвная, бесчувственная…
Ананд так глубоко понимал и чувствовал эти слова! Он с горечью смотрел на свою драгоценную жену, которая пережила еще более жуткую трагедию, чем он сам. Ее мозг блокировал память, что произошло от сильного потрясения, и ключ был потерян.
Деваки пила сок. Ее глаза были сухими. Вообще она не выглядела подавленной, а наоборот, в ней было много жизни, она светилась огнем. Ананд снова наполнил рюмки и, не дожидаясь остальных, выпил свою.
Цыган пригубил виски и улыбнулся Ананду. Раму тут же вновь наполнил его рюмку.
– И вдруг однажды она увидела проходящий поезд, и закричала: «Нет, нет! Сынок!» – и все вспомнила. Бедняжка долго приходила в себя от потрясения, нанесенного вернувшейся памятью. Потом она понемногу, видимо, из благодарности к нам, стала принимать участие в нашей общей работе – зарабатывать деньги песнями и танцами. Это у нее хорошо получалось.
Ананд внутренне, хоть и с грустью, улыбнулся при этих словах старика.
– Мне очень жаль расставаться с ней, – добавил цыган. Он встал и поклонился. – Я исполнил свой долг и удаляюсь, господин, – сказал он Ананду. – Спасибо за угощение. Любите свою супругу! И дай вам Бог счастья, которого вы заслуживаете на этом жизненном пути… Да, чуть не забыл! – спохватился цыган. – Возьмите газету. Она нам очень помогла.
Ананд взял протянутую ему «Таймс оф Индиа» и узнал тот номер, в котором была статья о его дяде.
Цыган направился к двери.
Ананд окликнул Раму.
– Слушаю, господин!
– Сумей как-нибудь вручить ему деньги, – он вытащил бумажник и протянул его Раму. – И заверни ему бутылку виски.
– Хорошо, хозяин!
Раму быстро догнал старца и исполнил поручение своего молодого господина.
После ухода цыгана Деваки овладел страх. Ей казалось, что все случившееся произошло совсем недавно. И она почему-то была уверена, что ее ребенок жив. Это до крайности осложнило ситуацию, и Ананд снова впал в то беспокойное состояние, которое лишь недавно покинуло его.
– Ананд! А где наш сыночек? Извини, – сказала она, и, не дождавшись ответа, поднялась с кресла.
Ананд понял, что она направляется в детскую.
– Деваки! – остановил он ее и взял за руку. В этот момент он особенно сильно ощутил жестокую реальность.
Она вскрикнула:
– Где он?.. Мой сын? Он большой уже? – и она повела слегка обезумевшим взглядом. – Да? – с глубокой надеждой и болезненным нетерпением продолжала она. – Позови же его! Ну ответь, где… где мой сын? Ананд! Почему ты медлишь?
Собрав все свои духовные силы, все свое умение сосредотачиваться, Ананд ответил:
– Его… судьбе не было угодно… чтобы я сохранил его! Я потерял его. У нас с тобой, Деваки, нет больше сына, – сказал он, словно опустил топор на шею приговоренного.
Деваки снова залилась слезами. Потом подошла к дивану и села на валик.
– Нет, нет! Это неправда! – истерично восклицала она.
Ее травмированная психика, видимо, обладала вторым зрением. Она чувствовала, что ее сын жив. Но вместе с тем, следуя логике и реальным доводам, ее сознание должно было подчиниться той правде, которую ей сообщил муж.
В этой борьбе Деваки изнемогала. Ананду эти обстоятельства тоже причиняли тяжелейшие страдания.
– Верни мне моего мальчика! – закричала она, глядя на Ананда и не узнавая его. – Верни мне моего сына! – словно обезумев, требовала она. – Он же с тобой оставался! Ты держал его на руках!
Ананду стало плохо от напора материнского прозорливого инстинкта. Он был почти что сокрушен.
«Если я признаюсь, может возникнуть трагедия, победителей в ней не будет, а пострадают все, и в первую очередь Кишен. Что же делать?» – лихорадочно думал он, задавая себе этот древний, как мир, вопрос.
– Деваки! Успокойся! У нас еще будут дети. Мы молоды!
– Верни, верни мне сына! – молила она, ломая руки.
Ананд обнял ее, повторяя ее имя и не зная, что делать и как быть.
Раму стоял за дверью и по его старческой щеке бежала слеза.
– Деваки! Приляг на диван! Вот так… – Ананд уложил ее и накрыл пледом. Потом подошел к столу и отхлебнул бренди прямо из горлышка – по-европейски…
На следующий день Деваки пошла в храм Вишну. Она вновь, как несколько лет назад после смерти отца, молилась, стоя на коленях перед Богиней, на том самом месте, где Ананд нашел ее, чтобы назвать своей невестой. Тот же брахман, который совершал их свадебный обряд – вивадху, тенором распевал мантры.
– О Великая Мать! Где мой сын? – громко молилась Деваки. – О Сита и Рама, аватара Вишну! Скажите, где мой сын? – она положила горсть риса и розовых лепестков. Зажгла агарбатти и молилась искренно, истово, самозабвенно. – Он умер! Ты подарила мне его, а потом отняла… – слезы, тихие, святые и чистые, струились из ее глаз, словно со дна души. Как мне жить? Я не могу забыть его!.. Верни мне моего сына или отними память о нем… – с глухим рыданием вырвалось из груди матери, этого вечного корня жизни, дающего жизнь…
Она поднялась с колен и вышла на паперть, где, как обычно, оставляют обувь перед входом в храм. Мальчик лет пяти примерял ее сандалии. Она остановилась и с изумлением стала следить за ним. Мальчик надел их и попытался пройтись. На шейке у него блистало дорогое ожерелье тонкой работы с медальоном.
– Мальчик! – нежно и ласково обратилась она к нему. – Ты ошибся! Это мои сандалии.
– Они правда ваши? – звонко спросил он и поглядел на Деваки внимательными черными глазами.
– Конечно! – ответила она. – Они ведь велики тебе, сам видишь.
– Они на каблуках, я в них сразу вырасту! – ответил он.
– Ну, хорошо, – усмехнулась Деваки. – А что же мне теперь делать?
– Как это что? – удивился мальчик. – Взять мои сандалеты.
– Я возьму свои, ладно? – мягко попросила она его.
– Ладно! – согласился малыш, снимая ее сандалии. – Поменяемся!
– Ты добрый мальчик! Как тебя зовут? – поинтересовалась Деваки и, присев перед ним на корточки, взяла его за подбородок.
Мальчик не успел ей ответить. Подошла его мать – молодая женщина и позвала его:
– Кишен!
Деваки удивленно взглянула на молодую даму и тотчас же узнала ее.
– Ешода! Ты?
– Деваки? – в свою очередь поразилась Ешода. – Неужели?! Деваки!
– Да. Я. Деваки.
– Ты жива? – спросила она, и круглое металлическое блюдце дрогнуло в ее руке.
– Да!.. Меня спасло чудо.
– Послушай! Ты очень изменилась! – сказала Ешода. – А мой Вики погиб, так что… сейчас у меня в жизни остался только мой Кишен, – горестно сообщила она и опустила голову, с нежностью заглянув в глаза сыну.
– Очень милый мальчик! – заметила Деваки. – Тебе можно только позавидовать! Ты мать… – с грустью в голосе произнесла Деваки это светлое слово.
– Ах, Деваки! Я думаю, у вас с Анандом еще будут дети… – сказала Ешода. – Кишен! Пора в школу.
– До встречи, хорошо? Ты зайдешь?
– Да, непременно, – ответила ей Деваки, – и в ближайшее время.
– Попрощайся с тетей, Кишен!
– До свидания! – сказал тот.
– До свидания! – ответила ему «тетя» и посмотрела им вслед. Она завязала в узелок круглую тарелочку для жертвоприношений и медленно направилась домой.
В саду было прохладно и свежо. Пели птицы. На ветвях манго прыгала обезьянка, трещал пестрый попугай. Павлин важно прохаживался по аллее, слегка распустив хвост.
Ананд и Деваки сидели на террасе.
– Как разросся мой розовый куст! – тихо сказала Деваки. – Я видела Ешоду! У нее такой милый сын! – И заплакала. – Наш сыночек был бы сейчас в таком же возрасте.
Ананду стало не по себе…
«Теперь у меня, вроде бы, все хорошо. Жива Деваки – моя любовь. Столько перенесла, бедняжка! Мученица! Сын наш жив, но он чужой. Чужой ребенок! Но ведь он наш… Что ж, пусть растет. Изменить ничего нельзя. Когда-нибудь…» – громкие рыдания жены прервали его мысли. Ананд вздрогнул.
– Теперь слезами ничему не поможешь и ничего не вернешь! Не мучай себя, милая, успокойся! – умолял он супругу.
– Я не могу, Ананд! И днем и ночью он передо мной! – причитала Деваки. – Я не могу забыть!
– Не плачь! – пытался успокоить ее Ананд. – Я тебя очень люблю, и ты еще будешь самой счастливой матерью! Вот увидишь!
Но Деваки была безутешна.
«Да, мать чувствует, что ее ребенок где-то рядом, оттого и не может, видимо, смириться… Господи, что я наделал?!» – корил себя Ананд.
Жизнь в доме, где воспитывался Кишен, вернулась в свое привычное русло. Свекор и свекровь Ешоды узнав, что супруга Ананда нашлась живой и невредимой, успокоились и теперь позволяли снохе приглашать их к себе, как старых друзей погибшего сына.
Однажды Ешода читала сказку Кишену перед сном. Мальчик очень любил сказки и готов был слушать их часами. У Ешоды уже пересохло в горле, она закашлялась, но сын просил еще и еще:
– Мама, читай!
Вскоре послышалось его ровное дыхание. Кишен спал. На его лице блуждала улыбка. Счастливое детство! Счастливый сон! Мать запела ему колыбельную:
На часах пробило десять,
Ночь в окне…
Все заботы позабудешь
Ты во сне…
Откуда волшебные сны?
И звезды в росе?
Из дальней страны, из чудесной страны,
Где счастливы все.
Где добрые звери гуляют в полях,
А люди не знают про горе и страх…
Кишену снились высокие Гималаи, снег на вершинах и чудесные зверьки на лыжах, солнце, цветы, снег, зеленые лужайки и волки – добрые и улыбающиеся. Медвежата в коротких штанишках пили чай за столиками, которые он видел у дяди Ананда… сказочная волшебная страна Шамбала, о которой рассказывают в Индии детям из поколения в поколение через песни, сказки и притчи…
Прошло два месяца с тех пор, как Деваки вернулась наконец-то с Божьей помощью домой, к мужу. Ананд уже несколько раз звонил дяде. Джавар был вне себя от радости. Он порывался приехать, но врач запретил ему частые перелеты.
– Я обязательно приеду, Деваки! – говорил он ей по телефону. – Невестушка моя! Счастья тебе!
И каждый раз после разговора с дядей Деваки заливалась слезами. А в общем, она уже пришла в себя. Они с Анандом, как прежде, любили друг друга без памяти. Надежда окрыляла их.
Однажды утром, когда все анализы были готовы, доктор осмотрел Деваки и спустился в гостиную, чтобы поговорить с ее мужем.
– Господин Ананд! – начал доктор официально. – Мне придется вас огорчить! Ваша жена, судя по всему, не сможет иметь детей.
– Как?! – опешил Ананд.
– Да. Мне очень жаль, то травма во время катастрофы, потом болезнь – амнезия подорвали ее здоровье.
– Но, может быть, есть… хоть капля надежды?! – Ананд посмотрел на доктора, как на Бога.
– Видите ли, как врач, я не имею права вас обнадеживать, но в жизни бывает множество чудес… Хотя бы спасение вашей жены!
– Верно, доктор! – подтвердил Ананд.
– Но здесь нам трудно рассчитывать на чудо.
Деваки в это время сидела в детской и до нее долетали слова доктора. Она плакала от безнадежности.
– Вам все понятно? – спросил доктор, поднимаясь с кресла.
– Все понятно! Счастливым отцом мне быть не суждено! – с отчаянием сказал Ананд. – Но, доктор, очень вас прошу, ничего не говорите об этом Деваки! Я очень боюсь за нее! Она не вынесет нового удара.
Они распрощались. Ананд проводил доктора до машины. Вернувшись, он застал плачущую жену.
– Деваки, что случилось? – встревоженно спросил он.
– У меня… у меня не может быть детей!
– Что ты выдумываешь! – возмутился супруг.
– Можешь не скрывать, – сквозь слезы ответила она. – Я все знаю! Мне незачем жить! – И она снова зарыдала.
– Я больше уже не буду матерью, Ананд! Мне не суждено заботиться о своем ребенке! У меня все отнято. Почему я не умерла вместе с ним…
Кишен и Ешода сидели за широким столом. Они были заняты серьезным делом: мальчик вырезал из цветной бумаги фигурки и при помощи Ешоды склеивал их. Попутно она писала приглашения на день рождения Кишена.
– А дядю Ананда мы пригласим? – спросил мальчик.
– Конечно, пригласим, – сказала свекровь, подходя к ним. – Мы с дедушкой сейчас заедем к нему и пригласим, – и она удалилась.
Мать и отец Викаса поднялись на лифте в его офис.
– Добрый день, господин Ананд!
– Добрый день, входите, пожалуйста.
Свекровь Ешоды сразу же объяснила причину их визита следующими словами:
– Мы просим вас прийти к нам сегодня! Забудем прошлое! – улыбнулась она. – У Кишена день рождения.
