Текст книги "Родной ребенок. Такие разные братья"

Автор книги: Владимир Яцкевич

Соавторы: Владимир Андреев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 40 страниц)

Глава двадцать первая

Апу не смог уснуть в эту ночь. Чтобы не тревожить мать, да и вообще поменьше попадаться ей сегодня на глаза – так тяжело было держать все от нее в секрете! – он отправился на берег и лег на до сих пор еще горячие камни, хранящие солнечное тепло. Словно потягиваясь после сладкой дремы, лениво поднялась из-за густых черных облаков луна.

 
Светило для влюбленных,
Светильник для сирот,
Никто тебя, родимая,
На рынок не снесет, —
 

напевал Апу, любуясь волшебным сиянием, проливающимся с неба на него одного.

Весь мир спал. Спали усталые от непосильных трудов; спали спокойные, достигшие согласия с собой; спали отчаявшиеся, утратившие надежду; спали дети, не ведающие о смерти, и старики, измученные борьбой с ее призраком. Все вокруг: море, луна, облака, шепот прибоя, крики чаек – существовало сейчас только для влюбленных, таких, как Апу, забывших о сне и покое в ожидании надвигающегося счастья.

Он достал из кармана кольцо, чтобы полюбоваться сиянием камня в лунном свете. Какой отменный вкус у Мано – она выбрала прекрасный сапфир. Он отражает лучи так же щедро, как море, умножая их своими гранями. Это кольцо завтра будет на пальце Мано, а то, побольше и потяжелее, – на его руке. Жаль, что не он купил эти прекрасные вещицы, так было бы гораздо лучше, но ведь Мано держала свой замысел в секрете. Удивительная девушка! Полюбить такого, как он, – это уже труднообъяснимый поступок. Но выйти замуж за лилипута?! Этот шаг требует большого мужества.

Завтра они скажут друг другу самые важные слова в своей жизни, поклянутся в вечной верности и наденут кольца. Потом, когда обо всем узнают мать и господин Шарма, когда они смирятся со случившимся и простят за ослушание и тайный брак, будет свадьба, гости, музыка. Он с цветочной гирляндой на шее обведет свою красавицу жену в свадебном наряде вокруг священного огня. А потом они останутся одни, и он подойдет к своей жене, чтобы обнять ее, вдохнуть аромат ее волос и тела и навсегда опьянеть от него!

Неужели это сбудется?

Апу вскочил, чувствуя, что он не может больше быть один, ему просто необходимо доверить кому-нибудь испепеляющее его счастье. Маме? Но она не допустит тайного брака ни за что на свете. Она умный человек широких взглядов, но она же и женщина, свято соблюдающая традиции и свою безукоризненную порядочность. Ей нельзя сказать, что он намерен обмануть Шарму, вступив в брак с его дочерью.

Тогда кому? Разве что Раме и Джаю, они любят его и сумеют сохранить тайну. Вот и свет в их вагончике горит, значит, не спят и будут рады ему.

Апу просидел с ними до утра. Говорил без умолку, хохотал, вспоминал истории из их общего с Мано детства. Рассуждал о ее красоте, уме, образованности – и отчаянной храбрости ее решения. Друзья слушали, кивали головами, удивлялись, всплескивали руками, радовались вместе с ним. Желали счастья. На рассвете они проводили Апу к домику на колесах, где спала его мать, а сами ушли к себе, чтобы провести остаток ночи без сна, думая и вздыхая о чем-то, чего не знал никто на белом свете.

Ровно в девять Апу ждал Мано у шоссе с букетом, который успел нарвать в соседнем парке. Он надел свой единственный пиджак, сшитый ко дню выпуска в школе, и галстук-бабочку, купленный неизвестно зачем несколько лет назад, – Апу и не думал, что в его жизни будет случай надеть такой галстук. Теперь он уже и не верил, что события вчерашнего вечера не приснились ему. Слишком все походило даже не на мечту – Апу никогда не позволил бы себе и мечтать о таком, – а просто на сон.

Но Мано пришла, не опоздав ни на минуту. Правда, вместо сари или нарядного платья на ней были джинсы и футболка, но, может быть, теперь принято жениться именно так, Апу не знал этого наверняка. Кроме того, это ведь тайная свадьба, все должно выглядеть, как обычно, так что и он зря так вырядился.

– Ты заказал такси? – спросила Мано вместо приветствия.

– Сейчас будет, – успокоил ее Апу и отдал букет. – Прости, он не слишком хорош. Все так неожиданно. Я вообще не уверен, на земле я или в раю.

Мано рассеянно улыбнулась и взяла цветы. Начался дождь, и Апу проклинал себя, что не догадался прихватить зонт. Но наконец пожаловал таксист, и они отправились в город.

– Мне надо было все-таки сказать матери, – сокрушенно произнес Апу, глядя, как струи ливня разбиваются о стекло машины. – Она отдала мне всю жизнь.

– Все родители похожи. Боюсь, она не согласилась бы молчать, и все дошло бы до моего отца, а тут уж свадьбы никакой бы и не было. Не грусти, это мой грех, я просила тебя не говорить ей, – успокаивала его девушка.

Но его мучило не только сознание своей вины перед матерью.

– Мано, ведь в мэрии заключаются только гражданские браки, – с сомнением спросил он. – А настоящая свадьба будет?

– Конечно, конечно, глупый, – рассмеялась она. – Я не выйду замуж без свадьбы.

– Но когда, когда? – не успокаивался Апу, которому каждый день промедления казался теперь вечностью.

– В любое время, когда захотим, – Мано убирала тонкой рукой без конца падавшие на лицо пряди распущенных волос, и этот ее жест сводил Апу с ума, так он был прекрасен.

Он закрыл глаза и положил голову ей на плечо, но Мано и не заметила этого.

– Ну, наконец-то, приехали! – закричала она и, спешно выпрыгнув из автомобиля, помчалась к подъезду мэрии, перепрыгивая через лужи.

– Двадцать рупий, сэр! – обернулся к Апу таксист. – И еще кое-что сверх счетчика.

– Еще чего! Я сам ниже счетчика! – привычно пошутил клоун.

– Поздравляю вас с законным браком, сэр! – таксист действовал наверняка.

Апу даже покраснел от удовольствия. Вот еще один человек, который знает теперь про самую большую радость его жизни и отчасти даже разделяет ее в эту минуту! Разве можно оплатить деньгами пожелание счастья?

– Ты подслушал? – покачал головой Апу, но глаза его говорили совсем другое. – Вот пятьдесят рупий, сдачи не надо.

Он махнул рукой таксисту и пошел к мэрии. Мано уже стояла на крыльце и оглядывалась, будто ждала кого-то. Апу хотел было крикнуть ей, что уже идет, но тут из вестибюля выбежал какой-то молодой человек и заключил Мано в свои объятья. Она запрыгала от радости и повисла у него на шее.

Апу так и остался стоять под дождем, не в силах оторвать взгляд от этой сцены. Казалось, они не могут наглядеться друг на друга. Мано нежно проводила рукой по лицу парня, он гладил ее волосы и прижимал девушку к своей груди. Что это, что за наваждение?!

– Винсент! Я так счастлива! Наконец-то мы будем вместе, – услышал Апу голос Мано, долетевший до него с другой планеты.

– Подожди, любимая, сначала давай зарегистрируемся, – отвечал ей другой голос.

Потом они оба спустились с крыльца, чтобы взять Апу за руки и увлечь за собой в здание.

– Винсент, ты первым делом должен поблагодарить Апу, – сказала Мано, стряхивая с волос клоуна дождевые капли. – Апу, это Винсент, мой жених. А это Апу, мой друг и свидетель.

Небеса содрогнулись и обрушились на землю. И вместе с ними низверглись с высоты облака, звезды, величие и красота мира, открывшиеся Апу этой счастливой ночью. Он стоял среди дымящихся руин, среди обломков, бесформенных и уродливых остатков разрушенного сновидения.

Винсент, тот самый юноша, который сопровождал Мано при ее возвращении домой, вежливо поклонился и, пожав Апу ватные пальцы, произнес:

– Мы оба благодарим вас за ваше согласие помочь нам и просим стать свидетелем нашего бракосочетания. А это, – он обернулся к румяному юноше в полосатом свитере, – мой свидетель, Канна. Знакомься, Канна!

– Эй, Мано, что это за шутки? – фыркнул парень. – Это твой свидетель? Где ты его откопала?

Мано набросилась на него чуть ли не с кулаками.

– Попридержи язык! – закричала она, покрываясь красными пятнами от гнева. – Я с интересом услышала бы, где Винсент откопал такого хама, как ты. Перед тобой джентльмен, а ты отпускаешь идиотские замечания в адрес человека, мизинца которого не стоишь весь, со всем твоим ростом.

Апу усмехнулся, слушая ее горячую речь. Она ставит его высоко, гораздо выше, чем заслуживают его размеры… Однако не так, как он надеялся взлететь. В этом небе нет для него места.

– Да что я такого сказал, – испугался Канна. – Брось, Мано! Я никого не хотел обидеть. Пошли, нас зовут!

– На свадьбе Апу будет посаженным отцом! – не могла остановиться Мано.

Винсент прошел вперед, увлекая ее за собой. Апу побрел следом. Они вошли в зал, где за столом восседал грузный старик. На самом кончике его носа еле держались очки. Он долго ковырялся в каких-то бумажках, не поднимая головы, потом оторвался от них, решив, наверное, что создал уже достойное впечатление о занятости делами чиновников мэрии, и скрипучим голосом объявил:

– Итак. Винсент и Мано. Как фамилия невесты, здесь не указано?

– Мано Шарма, – поклонилась девушка, сделав шаг вперед.

– Почему же это вам, Мано Шарма, понадобился тайный брак? – укоризненно произнес регистратор, качая головой. – Неужели совсем не уважаете отца с матерью, что так женитесь.

– Ее отец против нашего брака, – объяснил Винсент, сдерживая раздражение.

– Ясное дело… Ну так и не женились бы, если родители против, – посоветовал старик. – Без пары бы не остались, нашли бы вам обоим кого-нибудь.

– Нам не нужно «кого-нибудь», – повысив голос, заявил Винсент. – Мы хотели бы пожениться, а не слушать ваши советы.

– Вижу, вам ничьи советы не нужны, – обиделся старик. – Ну времена пошли! Что хотят, то и делают. Какое падение нравов!

– Мы не совершили никакого преступления, мы сюда жениться пришли, – почти закричал юноша, но Мано решительно взяла его за руку и сказала спокойно и тихо:

– Мы просим вас зарегистрировать наш брак немедленно.

Старик внимательно посмотрел на нее поверх очков и уткнулся в свой журнал.

– Где свидетели?

– Вот, господин регистратор, перед вами, – ответила Мано.

– А это чей мальчик? – удивился старик, разглядев Апу, который едва был виден из-за высокого стола.

– Сэр, не мальчик, а свидетель, – сказала Мано.

Апу услышал в ее тоне боль и страдание за него, за непрерывные унижения, которым его подвергали. Ему вдруг стало ее жаль, и он подумал: хорошо, что она выходит замуж за Винсента, а не за лилипута – постоянный объект насмешек всех, кому только не лень. Что бы была у нее за жизнь, ведь, смеясь над ним, они унижали бы его жену. Все в жизни справедливо, хотя и мучительно, эта мысль придала ему силы, и он улыбнулся регистратору, специально выползшему из-за стола, чтобы получше разглядеть пожаловавшее к нему диво.

– Сэр, мне двадцать семь лет, – сказал Апу, зачем-то прибавляя себе два года.

– Никогда бы не дал больше двадцати шести, – сострил старик, хлопая его по плечу. – Хорош мальчик. Как зовут?

– Апу, – подсказала Мано.

– И имя какое-то миниатюрное, под стать владельцу. Значит, никто, кроме него, не захотел стать вашим свидетелем. Вы думаете, это случайно? – опять принялся за свое регистратор.

– Я никого и не просила, – неприязненно ответила девушка.

– Гирлянды принесли? – буркнул старик, нехотя возвращаясь к своим обязанностям.

– У нас кольца. Апу, давай, – заторопилась Мано, надеясь покончить поскорее с доставляющей слишком мало радости церемонией.

Он достал из кармана коробочку и подал девушке, глядя в сторону.

– Но здесь только мое, – удивилась Мано, – а второе?

Он попытался поднять руку, на безымянном пальце которой нежным светом сиял сапфир. Но с каким трудом далось ему это движение. Тонкий золотой ободок сделал руку невероятно тяжелой – ни одна гиря не тянула ее к земле с такой силой, как эти несколько граммов золота и прозрачный камень.

Мано, не понимая причины промедления, сама взяла его ладонь с предназначенным другому даром.

– Ты надел, чтобы не потерять? – пробормотала она, пытаясь снять кольцо с пальца. Оно не слезало, будто не желая расставаться со своим недолгим владельцем, сумевшим оценить его.

Заметно нервничая, Мано буквально вцепилась в руку Апу, так что даже Винсент не выдержал и шепнул ей:

– Ты делаешь ему больно.

– Что? – рассеянно отозвалась девушка. – Он не боится никакой боли.

Но это было не так. Он не боялся только той боли, которую хорошо знал, к которой привык и сделал частью своей жизни, той, которая повторялась и не могла удивить. Но то, что испытывал Апу сейчас, стало для него совсем новым и незнакомым страданием, оставлявшим такие раны, что он не решился бы даже взглянуть на них со стороны. Мано, ставящая его очень высоко, преданная дружбе с ним, любящая по-своему, конечно, – топтала его в эту минуту и не подозревала об этом. Она просто, как умела, устраивала свою жизнь, и Апу должен был сыграть в этом спектакле свою роль – не слишком большую, но совершенно необходимую ей сегодня.

Она сняла, наконец, кольцо и торопливо надела его на палец своего избранника. Их руки встретились прямо перед глазами Апу, и оттого все происходящее стало для него таким невероятно огромным, что невозможно было разглядеть ни пальцев, ни колец. Вспыхнул только отраженный камнем луч, и в этом свете что-то теперь казалось Апу враждебным и насмешливым.

– Поставьте ваши подписи вот здесь, – почти дружелюбно сказал регистратор, уже смирившийся с тем, что здесь произошло.

– Апу, ты мешаешь, – шепнула Мано, и он испуганно шарахнулся прочь от стола, чтобы они с Винсентом могли подойти и расписаться под свидетельством о своем браке.

Апу надеялся, что церемония окончена, и он сможет остаться наконец один, но нет – теперь им понадобилась его подпись. Потом старик вдруг неожиданно разразился приветственной речью с цветистыми пожеланиями, хотя ни у кого не было сомнений в том, что его вряд ли переполняют радостные чувства по поводу этого события.

Апу выдержал все и даже не вздрогнул, когда, уже у машины, ему на плечо легла рука Мано с обручальным кольцом.

Глава двадцать вторая

Радж ждал Джанеки у кинотеатра уже полчаса, и ее отсутствие стало изрядно его беспокоить. Зная лихую манеру девушки водить машину, и впрямь можно было занервничать – с ней могло случиться все что угодно. Наконец она появилась – на этот раз так аккуратно припарковав свой автомобиль рядом с машиной Раджа, что он даже не сразу понял, что это она.

– Только не ругайся! – просительно проговорила Джанеки, пересаживаясь в «бентли». – Виновата, виновата! – добавила она в ответ на его красноречивый жест – Радж слегка постучал пальцем по циферблату часов.

– В кино мы уже опоздали, – пожал он плечами. – Что у тебя случилось, ведь ты так хотела посмотреть этот фильм?

– А, голливудская чушь! – отмахнулась Джанеки, еще вчера с жаром уговаривавшая его посмотреть «уморительную комедию». – Я купила себе такое платье, такое! – она закатила глаза и сжала у груди руки. – Хочешь, покажу?

– В другой раз! – быстро ответил Радж, видя, что она готова броситься к своей машине, чтобы тут же продемонстрировать ему покупки, которыми было завалено все заднее сиденье.

Он завел машину и влился в поток автомобилей, устремившихся к центру города.

– Куда мы едем? – спросила Джанеки.

– Куда прикажешь, – беспечно ответил Радж, но, заметив, как оживилось ее лицо, счел необходимым добавить: – Только не в магазины!

– И не думала тебя туда звать, – оскорбилась Джанеки. – Что за удовольствие ходить по магазинам с мужчиной! И потом, не думаешь ли ты, что я нигде, кроме как в них, не бываю?

– Отчего же, – усмехнулся Рад. – Еще в рестораны захаживаешь, к косметичке, в парикмахерскую…

– А сам-то? Ты что, все вечера проводишь в театре или на симфоническом концерте? Давай, вези меня немедленно на что-нибудь посерьезнее – душа моя жаждет Шекспира и Бетховена! – решительно заявила Джанеки и, устремив на парня испепеляющий взгляд, фыркнула сквозь зубы: – Сноб!

– Какой тебе Шекспир в такое время? – рассмеялся Радж. – А вот в ботанический сад я бы тебя свозил. Ты хоть знаешь, что в нашем саду самый крупный в мире баньян растет? Я его видел – настоящий лес!

– В ботанический сад? Чтобы я там изжарилась на солнце?

– Тогда в музей, там точно есть кондиционеры, – предложил парень. – Например, в «Виктория мемориал» Мурильо, Рубенс, Тициан… Устраивает?

– Я там была, – сердито ответила Джанеки, понимая, что культурного времяпрепровождения не избежать, и честно добавила: – В шестом классе.

– Храм богини Кали? Джайнистский храм? Мечеть Накхода? Мраморный дворец? – Радж наблюдал, потешаясь, как с каждой его фразой Джанеки становится все и мрачнее и мрачнее. – Неужели ни одна достопримечательность нашей бедной Бенгалии не удостоится твоего внимания?

– Подумаешь, какой бенгальский патриот! – откликнулась девушка, не поворачивая к нему головы.

– Конечно, – согласился парень. – Особенно мне нравятся бенгалки, среди которых ты – лучшая.

– Да? – сразу же оживилась Джанеки. – А мне уж казалось, что ты решил меня уморить архитектурными памятниками.

– Ладно уж, – примирительно заявил Радж. – Везу тебя туда, где точно есть кондиционеры.

– В ресторан? – с надеждой спросила девушка.

– В планетарий! – ответил ей Радж и свернул на проспект, ведущий к южной части города.

Джанеки тяжело вздохнула.

– В конце концов, смотреть на звезды ужасно романтично, – сказала она скорее себе, чем ему.

Через несколько минут они ехали по прекрасным улицам Южной Калькутты – самого респектабельного района города, где обитали не просто состоятельные, а очень богатые люди. Радж почти бессознательно сбросил скорость, чтобы насладиться ощущением близости к этой чудесной и недоступной жизни, которое всегда охватывало его здесь.

Роскошные виллы утопали в пышной зелени тропических садов. За изящными изгородями можно было разглядеть холеных дам, беседующих друг с другом, сидя в плетеных креслах у самого края огромного бассейна. Прекрасно выбритые мужчины играют в теннис или гольф на бархатных лужайках; или тянут что-то из запотевших бокалов, уставившись в газету. Вялые юноши с разочарованными глазами лениво обсуждают достоинства своих и чужих автомобилей, каждый из которых стоит целое состояние. Тут же бегают толстенькие крикливые дети, среди которых немало белокурых отпрысков владельцев английских фирм.

Даже запах здесь какой-то не такой, как в других районах Калькутты. Здесь не пахнет нищетой, грязью, болезнями. Жители южных кварталов вдыхают ароматы цветов, садовой свежести, хороших духов и напитков. И удивительно, Радж никогда не видел над этими местами сизой дымки калькуттского смога – настоящего бича города. Выхлопные газы машин, едкий дым кизяка, которым топятся очаги бедных лачуг, выбросы промышленных предприятий, смешиваясь во влажном воздухе, заставляют слезиться глаза и вызывают першение в горле. Может быть, миллионеры избавлены от этой напасти, или все-таки порывы ветра с океана не дают смогу опуститься поближе к гордым головам баловней фортуны?

Раджу нравилось здесь бывать. В его желании прикоснуться к недоступному миру не было зависти или самоуничижения. Преисполненный молодости и здоровья – физического и нравственного, – он не терзался сознанием собственной ущербности в сравнении с идеально вымытыми, одетыми по последней моде и прекрасно образованными юношами. Он совсем не хотел бы попасть сюда, если бы для этого ему пришлось совершить что-нибудь недостойное, ограбить, предать, завладеть чужими тайнами. Но образ человека, у ног которого лежат все сокровища мира, поневоле притягивал его, заставляя вновь поворачивать сюда машину, которая, собственно, ему не принадлежала.

– А кстати, твой дом где-то здесь? – прервала Джанеки непонятное молчание, воцарившееся, как только они въехали в квартал миллионеров. – Ты не хочешь мне его показать?

– Что? – оторопел Радж. – Опять ты за свое?

– Ладно-ладно! – прервала его девушка. – Я в курсе, что ты мойщик машин или водопроводчик…

– Автомеханик! – взревел Радж, не зная, как вбить в ее голову простую мысль, что он отнюдь не богач.

– И прекрасно! Так где же ты все-таки живешь?

– В Кхидирпуре, конечно, там же, где и ты! – недовольно ответил парень. – Иначе с чего бы я там целыми днями болтался, как думаешь?

– Стану я об этом думать! У меня есть вещи и посерьезнее, о которых можно поразмыслить, – надменно отозвалась Джанеки.

– О платьях, например, – вставил Радж и рассмеялся, заметив как ее охватывает бешенство. – Ладно, не сердись, мы уже приехали.

Он припарковал машину у высокого здания с белым сияющим на солнце куполом – городского планетария, подаренного Калькутте мультимиллионером Бирлой. Они вошли в дохнувший прохладой полумрак зала, и Джанеки вдруг почувствовала себя счастливой оттого, что попала сюда, пусть даже против своей воли. Увидеть звезды днем – есть в этом что-то таинственное и привлекательное, так созвучное с теперешним состоянием ее души, с переживаниями, которые открыла ей внезапная и сразу покорившая всю ее душу любовь.

Затаив дыхание, Джанеки поднималась по мраморной лестнице. Она испытывала почти детское волнение, как в лучшие минуты ожидания праздника. Радж, похоже, заметил это и, не говоря ничего, взял ее руку. Они шли смотреть ночное небо Калькутты, как идут в храм, чтобы там дать друг другу клятву любви на вечные времена.

Они уселись в темноте рядом, и небесный свод засиял над ними кротко мерцающими звездами. По залу проносился прохладный ветерок, тонкий луч света, как указка, скользил по небу, и голос диктора из динамика монотонно пояснял, какое созвездие луч сейчас выхватил.

Раджу казалось, что черный зонтик с золотыми блестками укрыл их с Джанеки от всего мира, спрятал от реальности и дал им наконец шанс, вырвавшись из хитросплетения опутывающих людей условностей – каст, состояния, положения в обществе, – стать самими собой – прекрасными и счастливыми принцем и принцессой, для которых не существует ничего, кроме прекрасной сказки со счастливым концом.

Как чудесно очутиться здесь, под причудливым узором созвездий, сулящих удачу и благополучие, – разве может быть по-другому в эти прекрасные мгновения, когда ее узкая ладонь лежит в его руке? Он так счастлив, что способен дотянуться до самого яркого украшения этого неба, чтобы подарить его Джанеки вместо алмазов и изумрудов, жалких даров тех, кто никогда не испытывал того, что творилось сейчас с ними обоими. И эта музыка, льющаяся непонятно откуда, может быть, от самих звезд!!!

Все так же держась за руки, они вышли из зала, когда сеанс окончился и зрителей попросили освободить планетарий. Сколько времени продолжалось чудо, они не знали, им казалось, что оно длилось часы или… несколько мгновений. Джанеки села на скамейку под обещавшим тень деревом и подняла глаза к небу. Солнце сияло ей с высоты, но не могло уже обмануть. Теперь девушка знала, что у этого бледного, выжженного неба есть скрытая, недоступная пустому взгляду суть, великая глубина, таящая множество миров.

 
Кто же может их взвесить, сосчитать, измерить?
И как велик должен быть этот счет, —
 

зашептала Джанеки слова утренней молитвы.

 
Как воспеть красоту создателя и силу?
Какой мере равна его щедрость?
Он изрек слово – и возникло все сущее,
И возникла природа и тысячи ее рек.
И как описать это диво природу?
продолжил за нее Радж.
 

Сердца обоих были полны благодарностью Богу за разлитую во всем, что их окружало, красоту, за дарованную радость жизни, но главное, за что они славили его сегодня, – за то, что он послал каждому из них другого – именно затем, чтобы одним удивительным днем они вдруг ощутили высокий смысл его творенья.