Текст книги "Родной ребенок. Такие разные братья"
Автор книги: Владимир Яцкевич
Соавторы: Владимир Андреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 40 страниц)
Часть II
Глава перваяВертолет летел из Тибета в Сринагар. Эту насекомообразную машину Викас именовал сарангой, то есть стрекозой. Вести вертолет было хлопотно: машину то и дело раскачивало порывами ветра.
Викас, молодой и крепкий пенджабец, поглядывал через иллюминатор вниз на проплывающие внизу клубящиеся пеной потоки, глыбы камней, валуны и леса деодаров – гималайских кедров. В глубоких ущельях вертолет раскачивало, его обступали грозные стены и осыпи утесов, угрожая разбить хрупкое человеческое изобретение о скалы.
Через некоторое время Викас, подмигнув помощнику, посадил вертолет в аэропорту у хребта Пир-Панджал в шести милях от Сринагара.
Кашмирская долина расположена между Большими Гималаями и хребром Пир-Панджал. На языке урду «пир» – старшина, в переносном смысле – пустынник, святой, отшельник; «панджал» – горы. Исполинские серебристые ели, высотой до семидесяти метров, стройные, как свечи, стояли здесь в прозрачном воздухе наедине с небосводом.
Викас вылез из кабины и вразвалку направился в диспетчерскую. Заполнив журнал вылета и прилета и сдав соответствующие документы, накладные и счета на груз, он сел в машину и укатил в город.
Прошел всего лишь месяц с тех пор, как Викас женился, и потому торопился домой, к молодой жене.
Машина легко шла по прямой неширокой улице. На тротуарах, присев на корточки, располагались парикмахеры, которые тут же брили и стригли своих клиентов.
Мимо проходили красивые молодые женщины в длинных блузах и сборчатых юбках до щиколоток. Их головы были покрыты прямыми платками. Шею и грудь украшали вороха ярких бус, куски бирюзы величиной с грецкий орех, оправленной в старое темное серебро, сердолики дивного рисунка, агаты и неровно блестевшие аметисты. А в ушах – серьги, серебряные и золотые, в несколько ярусов. И в носу круглая большая серьга – булак.
От вида этих украшений на душе у Викаса стало весело.
Наконец он выехал на тихую и зеленую улицу, застроенную двухэтажными кирпичными коттеджами. А вот и его дом, где ждет его не дождется молодая жена. Еще бы: он не был дома целую вечность – неделю. Отворив ворота, он въехал во двор. На пороге стояла улыбающаяся Ешода. Теплая волна нежности и счастья разлилась в груди Викаса. Он быстро загнал машину в гараж. Ешода спешила ему навстречу. Викас обнял ее гибкое и упругое тело, прильнувшее к нему, как лиана к стволу расамала.
– Да, верно говорят кашмирцы, – весело воскликнул он, входя в дом вслед за женой, – пусть мы и бедны, но у нас есть чистая вода, чистый, воздух и красивые женщины!
– Это уже богатство! – в тон ему, мило улыбаясь, сказала Ешода на кашмири.
Ешода была уроженкой этих мест. Кашмирская долина – ее родина.
– Наконец-то я дома! – со вздохом произнес Викас.
– Ванна уже готова, дорогой! – ласково сообщила жена.
– Благодарю, милая, я пошел принимать водные процедуры! – и он, высокий и широкоплечий, тряхнув прекрасными русыми кудрявыми волосами, прошел в ванную комнату.
В большой гостиной было уютно. На стенах чудесные кашмирские ковры. Посередине круглый стол, над которым висела ажурная люстра. На полу – круглый узорчатый ковер с длинным ворсом, похожий на подстриженный гульмарг – цветочный луг. В углу на стене была распята тигровая шкура. Здесь любил отдыхать Викас. Рядом со шкурой висел пенджабский щит, лук и колчан со стрелами, двуствольное ружье, и крест-накрест, два кинжала изящной работы кашмирских мастеров. Все выдавало вкус и пристрастия хозяина дома.
– У меня, Ешода, как ты знаешь, потрясающая интуиция.
– Знаю, – ответила она. А что она тебе подсказывает на сей раз?
– Во-первых, то, что ты меня любишь.
Ешода зарделась и склонила голову на плечо мужа.
– А во-вторых, то, что к обеду ты приготовила мои любимые кюфты.
– У тебя удивительная интуиция, любимый! Можно подавать? Ты готов после принятия водных процедур принимать пищу?
– Не только. Готов даже выпить и… еще кое-что… – и он, потирая руки, сел в кресло в своем любимом углу, осеняемый древним и современным оружием. Он взял из вазы яблоко, и сочный плод захрустел под крепкими зубами Викаса.
Ешода накрыла на стол, и они сели обедать. Муж налил себе виски и залпом выпил.
– Ешода, – спросил он, немного помолчав, – как ты думаешь, кто у нас с тобой будет?
– У нас с тобой? – переспросила она, непонимающе глядя на супруга.
– Да, у нас с тобой!
– Гости, что ли?
– Ну, дорогая, слаба у тебя интуиция! У нас с тобой будет сын, мальчик! – радостно пояснил Викас.
– Ах вот ты о чем! Все в руках божьих, милый, – резонно заметила Ешода.
– Но у меня…
– Интуиция? – перебила она.
Молодожены дружно расхохотались.
Кюфты были необыкновенно вкусны, ароматны, сочны и питательны.
* * *
Первая неделя после бракосочетания пролетела незаметно и счастливо для Ананда и его ненаглядной Деваки. Они никак не могли наглядеться и нарадоваться друг на друга. В этом большом и светлом доме они жили одни. Слуга не докучал им. Он работал в саду, ходил на рынок и следил за домом. Еду готовила Деваки. Ей нравилось заниматься этим, нравилось угождать мужу, радовать его. Для него она красиво одевалась, ухаживала за кожей, окрашивала красной краской – синдуром пробор в волосах, надевала украшения. Для него она пела и танцевала.
Сдержанность в чувствах, манерах, разговоре очень характерны для индийцев. Так же, как характерна их удивительная естественность. Индия это страна, где женщины естественны, как цветы. Никаких кривляний и никакого кокетства.
С первых дней знакомства с Анандом Деваки, даже «играя роль» жены, настолько прочно замкнула кольцо своего внутреннего мира вокруг него, его жизни, его интересов, что для нее просто не существовало других мужчин.
Традиция говорит, что муж – это все, это – вся жизнь, это – бог на земле, это – та половина женщины, без которой она не человек, не личность, ничто.
Пусть нет у женщины украшений, муж – лучшее ее украшение.
Если прекрасная лишена мужа – нет у нее красоты.
В спальне, отделанной в мягких пастельных тонах, Деваки пела и аккомпанировала себе на сладкозвучной ситаре. Стояла осень, был месяц куар – самое чудесное в Индии время. Лазурное небо и море, казалось, составляют одно и то же естество, одну и ту же майю. И светло-зеленые леса туна и тика ясно видны на склонах Западных Гат. И мягкий ветер с берегов Годавари, смешиваясь с дыханием океана, томительно овевал все живое на Земле.
Ананд, обнаженный до пояса, в тонком хлопчатобумажном дхоти – набедренной повязке полулежал в плетеном бамбуковом кресле.
Деваки, в прозрачной юбке до щиколоток и такой же куфти – свободном лифе, с расплетенной косой, спадающей на округлые точеные плечи, словно водопад Герсоппа на реке Шаравати, держала в руках ситару, струны которой дрожали под ее пальцами, как золотистые, разбивающиеся в неосязаемую пыль солнечные лучи.
Она пела проникновенно, светлым, чистым голосом, полным откровения, чувства, неиссякаемой силы и благодарности жизни, любви, красоты и совершенства:
Я не знала, что можно вдруг
Потерять свое сердце.
Подойдешь ты, и сразу в груди
Замирает оно, мое сердце.
Ананд был опьянен любовью, прекрасной погодой. Он испытывал истинное счастье и, боясь, что оно вот-вот может кончиться, даже иногда вздрагивал. Пение очаровательной супруги и мягкие переборы струн действовали на него, как хмельной напиток чарас, и ему казалось, что он парит в небе, словно облако. Из его груди вышла и полилась ответная песня, растворяясь в густом баритоне его голоса:
Я не думал, что девичий взгляд
Околдует душу.
Клятву верности в любви
Вовек не нарушу.
И тончайшие нити любви обволакивали молодую пару, свивая вокруг них невидимый человеческому глазу таинственный кокон, ведомый одному Творцу.
Старый слуга Раму принес в холл два кожаных чемодана и с поклоном сообщил молодой хозяйке, что звонил Раджа и что он заедет за ними, чтобы отвезти их в аэропорт через два часа.
– Благодарю, добрый Раму, ответила Деваки, отбросив тяжелую косу за спину.
Спустился сияющий Ананд, приветствуя слугу:
– Рам, рам!
Раму улыбнулся и с живостью ответил тем же приветствием молодому хозяину.
– Я рад, хозяин, что вы отправляетесь в путешествие. Мне будет недоставать вас и вашей жены. Но я привык к одиночеству, – сказал он и принялся укладывать принесенные Деваки вещи: три легких мужских костюма и один спортивный, несколько брюк и рубашек.
Свою одежду и украшения Деваки укладывала сама.
Через полчаса все было готово. Два больших чемодана на маленьких колесиках стояли у входной двери.
– Так! Все прекрасно! – воскликнул Ананд.
На его слегка похудевшем лице светились живые, полные счастья глаза.
– Теперь легкий завтрак и чай! – Он с нежностью взглянул на супругу.
– Раму сказал мне, что скоро должен подъехать Раджа, – сообщила ему Деваки, подкатывая небольшой столик с завтраком.
– А вот и он! – сказал Ананд, увидев Раджа, который стремительно влетел в холл.
На нем была голубая спортивная куртка, синие холщовые брюки и новые сандалии из оленьей кожи. Он весь искрился радостью.
– Ананд! Ты себе представить не можешь, какую мы получили прибыль от продажи муслина и шалей из кашмирской шерсти! – воскликнул он.
– Меня, Раджа, не интересуют прибыли. Я в отпуске. Уезжаю в свадебное путешествие – вот моя прибыль, – с напускной серьезностью ответил он на сообщение друга.
– Как я тебе завидую, Ананд! – сказал тот, продемонстрировав свою способность быстро переключаться на другие темы и проблемы. – Везет тебе! С такой прекрасной женой, в путешествие! Свадебное! – подчеркнул он и сел за стол, приглашенный Деваки.
– А кто же, мой дорогой однокашник, друг и коллега, мешает вам испытать нечто подобное? – лукаво спросил Ананд и посмотрел на Раджа.
От этого вопроса тот сразу сник. Несколько минут все молчали. В душе Ананд упрекнул себя за эти слова. Погруженный в блаженное состояние, он совсем забыл, что у Раджа есть зазноба, неразделенная любовь. По своей натуре он был однолюбом, оттого все свое свободное время и переживания старался утопить в работе, которой отдавался со страстью.
После чая все вышли из-за стола.
Деваки и Ананд пошли переодеваться в дорожное платье.
Минут через сорок все тот же «премьер», на баранке которого лежали смугловатые тонкие руки Раджа, уносил их в аэропорт.
– Ананд! А сколько вы пробудете в Дели, прежде чем отправиться на север, в благословенный Кашмир? – спросил Раджа.
– Думаю, не более недели, брат, – спокойно и мечтательно ответил Ананд.
– Да… Кашмирская долина, говорят, лучшая в мире. Я был там всего один раз, – сказал Раджа, объезжая поток велосипедистов.
У Деваки сжалось сердце, когда они проезжали по ее родной улице. Она вспомнила об отце… Ананд уловил изменение в ее настроении и все понял.
– Раджа! Что ты так медленно и неумело ведешь машину?! – накинулся он на Раджа, чтобы отвлечь жену и себя от грустных мыслей.
– Он ведет машину уверенно и легко, – мягко возразила Деваки.
– Вот, слышишь, что говорит жена? Прислушивайся, мой дорогой, к жене и станешь человеком. А машина под моими руками плывет легко, как золотая рыбка! – понесло Раджа. И Ананд, довольный, замолчал, позволив другу открыть шлюзы словоохотливости.
Гул реактивных двигателей, наполненный свистом, визжащая детонация воздуха в соплах самолета создавали торжественно-тревожное ощущение предстоящего полета. Деваки никогда в жизни не летала на самолете. Сердце ее учащенно билось, а глаза изумленно и с некоторым испугом рассматривали вытянутые, похожие на акул, фюзеляжи воздушных кораблей.
Через полчаса они с Анандом поднялись на борт. Ей очень понравились предупредительность и вежливость бортпроводниц.
Корпус самолета и сиденье, на котором, пристегнувшись ремнем не без помощи Ананда и стюардессы, сидела Деваки, задрожали. Небесный корабль покатил с такой скоростью, что ей стало не по себе. Она прижалась к плечу мужа и сжала его руку. В иллюминаторе мелькала бетонная полоса, вытянувшись в жгут.
Деваки не успела заметить, как самолет, оторвавшись от земли, словно воздушный шар, повис в воздухе, и стало мягко и легко. Через минуту она почувствовала, что плохо слышит.
– Ананд! Я плохо слышу! Мне почему-то заложило уши.
– Ничего, милая, – успокоил ее супруг, – это всегда бывает при взлете и наборе высоты. Скоро пройдет.
В это время к ним подошла стюардесса с подносом и предложила мятные леденцы и минеральную воду. Ананд взял две конфеты. Одну он протянул Деваки.
– Пожуй конфету, и тебе станет лучше, – посоветовал он.
Потом принесли легкий завтрак.
Спустя полчаса самолет стал снижаться.
Авиапассажиры вновь пристегнули ремни. Деваки очень понравилось табло, на котором загорались слова: «Не курить» и «Пристегните ремни».
По радио молодой женский голос сообщил:
– Наш воздушный корабль прибыл в аэропорт столицы нашей страны, город Дели. Температура за бортом – тридцать градусов по Цельсию.
– Вот мы и прилетели! – облегченно вздохнул Ананд.
Они с Деваки направились к выходу, влившись в медленный поток пассажиров.
Индрапрастха, древнее название Дели – столицы семи империй, а ныне Республики Индия, расположенной по берегам священной реки Джамны. По свидетельству великого исторического и литературно-религиозного эпоса «Махабхарата», столицу первой империи, Пандавы, основали пять братьев-героев, сыновей царя Панду. Об этом Деваки и Ананд знали с детства, но увидеть предметно многое из «Махабхараты» и «Рамаяны», что в каждой семье поют и рассказывают бабки и матери по любому поводу, – дело иное. Океаном мудрости, красоты и сильных человеческих чувств называют в Индии эти книги. «Харе Кришна, Харе Рам!» – произносят в храме магическое заклинание двум воплощениям бога Вишну на земле – Раме и Кришне.
– Ты носишь великое имя, – сказал Ананд супруге.
– Да, я знаю, дорогой. Это имя матери Кришны, сестры Канса – правителя Матхуры, который находится недалеко от Дели, по пути в Агру.
– Мы обязательно туда съездим. Туристические автобусы ходят часто.
– Я с удовольствием, милый!
Молодые супруги остановились в дорогом отеле «Ашока» – красивом и современном здании в центре города.
Месяц куар лучшая пора для туристов. Жара в Дели спадает до тридцати градусов по Цельсию. Толпы путешественников заполняют улицы и парки, особенно Будда-парк, храмы и исторические памятники.
На следующее утро молодожены, легко позавтракав в кафе, вышли на шумные и зеленые улицы Дели.
– По сравнению с Бомбеем здесь курорт, – заметил Ананд.
– Да, мне не очень нравится скученность небоскребов в центре Бомбея, – согласилась Деваки.
– Пойдем пешком, Деваки? – предложил Ананд.
– Конечно, так мы сумеем подробнее рассмотреть эту столицу семи империй.
Тарахтели гонги, запряженные маленькими лошадками, мусульманские двухколесные экипажи – икки, стрекотали скутеры – небольшие мотоциклы с кабинками.
Деваки с восторгом любовалась разноцветной гаммой красок движущихся потоков, когда они вышли из отеля на широкую улицу.
Оглушительно сигналя, автомобили всех марок проталкивались в густом потоке, заполнившем улицу. В тени дерева мирно стояла корова, спокойно пережевывая кожуру от банана. Деваки дала ей яблоко. Ананд обратил внимание на многоцветные росписи колясок велорикш и кабин грузовиков.
– Ананд! – сказала Деваки. – Я никогда не видела ничего подобного! Посмотри вон на тот фургон, который стоит у светофора!
На фургоне была изображена в ярких и выразительных красках битва богов с демонами – подлинный шедевр изобразительного искусства.
Все было пестро, и все притягивало глаз. Каких только языков здесь не было слышно: основной язык – хинди, с присыпкой персидского – урду, смесь арабского, хинди и персидского – пенджаби, кашмири, тамили – южный язык, но все они были понятны.
– Кашмири – несколько гортанный в произношении, – сказал Ананд, уловив в толпе родной язык его дяди Джавахарлала. – Надо будет позвонить ему из отеля! – вспомнил он.
– Да, это было бы очень хорошо! – поддержала его жена. – Он такой добрый, но великий человек! Ты им гордишься? – спросила она.
– Еще бы! Я бесконечно благодарен ему. Если бы не он, – Ананд лукаво посмотрел на жену, – я бы не женился на тебе.
– Как?
– Но ведь все же он – причина того, что я узнал тебя поближе.
Деваки успокоилась и с улыбкой на счастливом лице крепко сжала руку мужа.
Мимо них проехала тонга, лошадь которой была украшена ярким орнаментом, и арба с флегматичными волами, у которых блестели позолоченные рога и вышитые шапочки, яркие бусы на шеях и красные пятнышки на лбу.
– Такое можно увидеть только в Индии! – весело засмеялся Ананд.
Они перешли улицу и направились к Будда-парку.
– Я покажу тебе замечательный зоопарк. Деваки.
Она с детским восхищением поблагодарила его, и они, ускорив шаг, пошли по тротуару, мощеному разноцветными мраморными плитами. Воздух был сухим. Дышать было легко. Вокруг было празднично, красиво, а главное, все дышало добротой, приветливостью и гостеприимством. Как говорится, воздух был «любовью растворен».
– Деваки, а ты знаешь, почему мы в Дели именно в это время? – хитро улыбаясь спросил Ананд.
– Потому что не жарко, – простодушно ответила она.
– Не только.
– А почему еще?
– Завтра начинается девятидневный праздник Дурга-пуджа. Он, как тебе известно, славит победу Бога-героя Рамы над коварным предводителем демонов-ракшасов Раваной.
– А почему же тогда Дурга-пуджа, а не Рама-пуджа? – спросила Деваки, поправляя мужу ворот рубашки. – Ведь богиня Дурга только помогла Раме победить Равану.
Когда они уселись за круглым столиком небольшого кафе под большим раскидистым манговым деревом, Ананд сказал:
– Деваки! Я буду твоим экскурсоводом и гидом в стратегическом плане, а потом мы примкнем к серьезным экскурсиям.
– Хорошо, милый, – ответила она.
Ей очень хотелось назвать его по имени и обнять, но традиция запрещает без нужды называть мужа по имени и тем более обнимать на улице. Но она набралась смелости и, когда официант в красном фраке, приняв заказ, ушел, сказала:
– Ананд, я люблю тебя!
С минуту он был несколько растерян, но, поглядев в большие и чистые глаза жены, ответил просто, сам себе удивившись:
– И я очень люблю тебя, Деваки. И буду любить всю жизнь и даже после жизни.
Официант принес шампанское в серебряном ведерке со льдом, соки и сладости.
Ананд наполнил бокалы. Молодая счастливая пара среди многих таких же, как они, людей с разными судьбами пила за свое счастье, за жизнь на земле, за своих родителей, которые дали им жизнь, родив их на свет божий…
* * *
Дели состоит из трех городов: Старый Дели – зеленый и тихий, где раньше жили англичане; Сити – шумный и грязный, где сосредоточено индийское население, и Новый Дели – специально построенный колониальной администрацией для себя, для «белых сагибов», управляющих страной, с круглыми площадями и радиально расходящимися от них улицами.
Ананд и Деваки долго ходили по улицам Нью-Дели, переполненные разноречивыми чувствами: восхищением и ощущением текучести времени, жизни и ее переменчивости. Некоторые особняки-коттеджи были построены из красного песчаника, который шел на Красный форт и мечеть Джама Масджид. Здесь не было ни магазинов, ни кинотеатров, ни ночных клубов, ни ресторанов, ни кафе – ОНИ любили тишину. Все было сосредоточено на площади Конноут-плейс, куда и добрели молодожены.
– Улицы здесь – скорее аллеи парка, чем улицы, – отметила Деваки, поглядывая по сторонам.
– Да. И дома роскошные. Но сады слишком строгие, – добавил Ананд в раздумье.
– Ананд, поехали в Старый город.
– Хорошо. Я и сам хотел предложить. Я думаю, – добавил он деловито, – нам следует взять такси, а то мы можем устать и тогда не хватит сил побродить по Старому городу. В автобусе жуткая теснота.
– Конечно, – покорно ответила она.
Они сели в такси. Водитель, живой, разговорчивый парень, быстро доставил их в Старый город по запруженным транспортом улицам, лихо обогнув круглую площадь Конноут-плейс, застроенную домами с белыми оштукатуренными колоннами.
– Здесь все очень дорого. Это мощная торговая держава, – как бы между прочим сказал водитель, окинув площадь блестящими глазами. – Публика, как видите, степенная, холеная… А вот вам – наша родная, индийская улица – Чадни-чоук.
Ананд поблагодарил водителя и щедро ему заплатил. Тот был настолько благодарен, что предложил подождать их, чтобы затем бесплатно доставить, куда они захотят.
– Спасибо, спасибо, – повторял он, выходя из машины и кланяясь.
Ананд с благодарностью отклонил его предложение, и они с Деваки окунулись в шумный и пестрый людской поток Чадни-чоук. Улица кричала, размахивала какими-то тряпками, гудела, тренькала, звонила в колокола, пестрела ярко разрисованными велоколясками, которых никогда не встретишь в Нью-Дели. Она дымила, шипела жареными пирожками, пахла свежей рыбой и сложной гаммой специй и была заполнена всевозможной босоногой, яростной и жизнерадостной толпой.
Ананду почему-то вспомнилось детство. Это соединение времен создало дивную майю объемности и глубины мировосприятия. Деваки сразу превратилась в наивную девчонку. Она, как ребенок, обращала внимание на любую мелочь и восторгалась ею.
По соседству с Гурудварой – сикхским храмом, на который Ананд смотрел с особенным чувством, любуясь сверкающей на солнце позолотой куполов, теснились сотни харчевен и лавок. Пряный аромат, исходивший от изысканных овощных блюд, возбуждал аппетит. Ананд увлек Деваки в одну из харчевен. Там он заказал две порции залитых кипящим сыром шампиньонов с жареной лапшой и набросился на блюдо так, словно не ел три дня. Деваки не отстала от мужа…
– Молодец, Деваки! Ты не посрамила меня! – пошутил он и добавил: – На здоровье!
– На здоровье! – ответила ему супруга.
Покончив с едой, они вышли из харчевни и отправились дальше.
Рядом с джайнским храмом расположен единственный в мире госпиталь для птиц. Он настолько растрогал Деваки, что у нее на глазах выступили слезы. Как объяснил молодой джайн, его создала группа меценатов, и они охотно принимают любые пожертвования. Деваки многозначительно посмотрела на Ананда, но тот уже успел пожертвовать сто одну рупию.
– Птиц здесь лечат бесплатно, – продолжал объяснять молодой человек, тряхнув голубой повязкой на голове, ангочхой, – но с условием, что после выздоровления им предоставляется возможность обрести полную свободу. И лишь те их них, которые предпочитают голодной свободе сытое существование в клетке, возвращаются к хозяину.
При его словах «голодная свобода» и «сытое существование в клетке» Ананд многозначительно улыбнулся и посмотрел на Деваки. Та сразу поняла его.
– А каким образом вы определяете «желание» птицы? – спросила Деваки.
– Для выяснения желания птицы, госпожа, – отвечал джайн, – выздоровевших пациентов по субботам приглашают на крышу, где они в присутствии хозяина должны сделать выбор.
– Изумительно и справедливо! – с восторгом согласилась она.
Они поблагодарили молодого человека и отправились дальше. Всего, конечно, было не охватить. Каждая мелочь несла в себе настолько глубокий смысл, что приходилось только диву даваться.
Восхищенные, полные энергии, которой их заряжала атмосфера улицы, молодые вышли к Красному форту, построенному могольским императором Шах-Джаханом. За его стенами и башнями возвышались сооружения из белого мрамора, когда-то инкрустированного драгоценными камнями. Деваки осторожно погладила оспины в мраморе, оставшиеся после того, как драгоценные камни были выщерблены и увезены английскими грабителями.
Делийская мечеть Джама Масджид по своей красоте и размерам не уступает другим, не менее величественным мусульманским храмам. Стройные минареты прекрасно гармонируют с серыми куполами, похожими на временно приземлившиеся воздушные шары.
Здесь официально заканчивается улица Чадни-чоук.
Вокруг великолепного Джама Масджид витали неприятные запахи от помоев. Многочисленные нищие в рубищах, расположившись вокруг мечети, просили подаяние. Чад от примусов и мангалов, которые топятся навозными лепешками, заполнял окрестности, щекоча ноздри. Здесь были лавки, торгующие сушеной рыбой, слоновой костью, сандаловым деревом, бронзой, каленым орехом и вязким, приторным сиропом.
Ананда удивил пожилой сикх с длинной густой бородой в синем тюрбане, который весело торговал на вес фигурками индусских богов. Бронзовые – по шестьдесят пять рупий за килограмм, а латунные – по сорок пять. Здессь были: Ганеша – слоноголовый сын Бога Шивы, задравший хобот; восхитительная Сарасвати Богиня красноречия, покровительница наук и искусств, играющая на лютне; темпераментная Апсара – небесная дева, танцовщица, нимфа.
Тонкие же отливки, обработанные напильником и резцом, а затем покрытые патиной, и старая работа продавались поштучно.
– Деваки, – обратился Ананд к жене, – ты извини, но давай совместим приятное с полезным. Для нашей фирмы меня интересует резьба по слоновой кости. Мне надо бы прицениться. Может быть, мы откроем заказ.
– Мне это интересно и нужно так же, как и тебе, – ответила она.
Они вошли в дом, примыкающий к мечети.
Ананд дружелюбно вступил с мастером в деловой разговор, предварительно познакомив его с Деваки. Художника звали Хар Даял.
– Вот этот бивень, господин Ананд, я режу более года, получая при этом ежемесячно около двух тысяч рупий, а хозяин продает бивень тысяч за сорок-пятьдесят.
А где у них основное производство? – поинтересовался Ананд.
– В большом эмпориуме, недалеко от минарета Кутб Минар в Нью-Дели.
Ананд поблагодарил мастера, и они с Деваки покинули мастерскую, взяли такси и спустя несколько минут подъезжали к эмпориуму.
У Деваки разбежались глаза. В больших залах было выставлено множество образцов резьбы и по слоновой кости, и по сандаловому дереву. Здесь были сандаловые скульптуры, уникальные фигурки из бронзы, серебра, драгоценных камней; женские украшения; мебель, инкрустированная слоновой костью, рогом, металлом. Вход в эмпориум, торговый центр, охранял огромный белокаменный слон. Во дворе разместились уменьшенная копия мавзолея в Агре, – Тадж Махал, и изваяние Будды «озаренного».
В мастерских сидели, поджав босые ноги, кудесники чеканки, горячей эмали, резьбы по камню…
Ананда познакомили с хозяином – Омом Пракашем.
– У меня работают и индусы, и мусульмане. Сейчас грань между мусульманским и индусским искусством постепенно стирается, – пояснил он.
Ананда заинтересовали некоторые работы, и они с хозяином обменялись визитными карточками и реквизитами фирм.
Когда они вышли из мастерских, Ананд сказал притихшей жене:
– На сегодня, я думаю, нам хватит? Как ты думаешь? А?
– По-моему, да. Столько впечатлений. Их надо осмыслить, – с улыбкой ответила Деваки.
Они отправились в отель. По дороге их такси обогнала пожилая женщина в золотистом сари, ехавшая на мотоцикле. Деваки от удивления вскрикнула. Мотоцикл резко повернул и помчал по прямой, как взлетно-посадочная полоса, улице Нью-Дели. У мусорного ящика старушка со священной коровой крюком разгребала отбросы. И тут же рядом – леди в модном сафари, садилась в шикарную белую японскую «тойоту».
– Завтра праздник, – улыбаясь, сказал водитель.
– Дурга-пуджа! Рам, Рам! – ответил ему Ананд.
Водитель, вспыхнув белозубой улыбкой, ответил ему тем же приветствием.
Ананд и Деваки ужинали в ресторане отеля. Они сидели в мраморных креслах за небольшим овальным столиком у бассейна с голубой водой. Официанты в малиновых фраках передвигались совершенно бесшумно.
Любопытные взгляды мужчин то и дело останавливались на Деваки. Она поражала их своей молодостью, красотой и всей сущностью индийской женщины.
Иногда до них доносились негромкие восклицания на английском языке:
– Блестящая молодая индийская пара! Это супруги!
Им подали ледяное шотландское виски, шампанское и воду. Затем фрукты и соки. Столики располагались друг от друга на почтительном расстоянии. Сосед слева, крупный мужчина с квадратным лицом и оттопыренными ушами, жевал бетель и смотрел на посетителей осоловевшим взглядом. Но чаще всего он поглядывал на Деваки. Это несколько раздражало Ананда. Толстый улыбался, обнажая крупные зубы, красные от бетеля. Перед ним на низкой мраморной подставке стояла латунная, с инкрустацией, плевательница.
Раздавалась легкая мелодичная музыка. Солнце, касаясь вершины огромного храма, клонилось к закату. Было удивительно спокойно, мирно, и тихая радость разливалась в душе Ананда.
Виски, охотно разделяя настроение молодого супруга, обретя вторую жизнь, мягкой хмельной волной будоражило чакры.
– Деваки, милая, – произнес Ананд, упиваясь музыкой ее имени, – я заказал кюфты, – и в его глазах блеснул загадочный огонек.
– Мне приятно, что ты в свое время оценил мой кулинарный подвиг. Но я не думаю, чтобы кюфты были здесь настоящими. Скорее всего, это европейские фрикадельки, – ответила она.
– Может быть. Вероятно, они стараются угодить европейским и американским вкусам, – согласился Ананд. – Но попробуем.
Ананд наполнил ее бокал шампанским. Себе он налил виски.
Принесли овощное блюдо из кабачков, помидоров, перца и моркови, зажаренных на подсолнечном масле, изрядно сдобренное пряностями и густо посыпанное порубленной зеленью.
После кюфт, которые оказались вполне сносными, специально для Деваки подали панди – изысканные индийские сладости и свежий сок манго.
Деваки, румяная, с сияющими глазами, все время говорила Ананду нежные и ласковые слова. Подозвав официанта, он расплатился и, нежно взяв супругу под руку, повел ее из роскошного ресторана к лифту. Они поднялись на восьмой этаж, в свой номер.
Ананд нажал кнопку, и через минуту, постучав, вошел слуга.
– Чего изволите, господин? – спросил он, почтительно поклонившись.
– Пожалуйста, шампанского и фруктов.
Через пять минут его заказ был выполнен. Получив на чай, слуга, не переставая кланяться и бормоча слова благодарности, удалился.
Ананд был весел: шутил, смеялся.
Деваки включила музыку и исполнила небольшой фрагмент катхака – религиозного танца, модернизированного во время правления наваба Ваджида Алишаха, жившего в роскоши и имевшего триста пятьдесят жен.
– Мой дядя Джавахарлал, – сказал Ананд, разоблачаясь и бросая одежды на тахту, – очень боялся, что моя холостяцкая жизнь развратит меня. И часто повторял это мне, ссылаясь на навабов.
Деваки, сняв сари, обернулась тонким дхоти и погрузилась в кресло.
– И что же? – спросила она.
– А то, что разврат меня не коснулся. Я не так воспитан. Да и натура не та. «Ничто нам так не сокращает жизнь, как сожительство с чужой женой». Человек, Деваки, тогда человек, когда соединяется с женщиной в основном в целях деторождения, а не культивируя этот богом данный инстинкт, не эксплуатируя его, не делая из него цель и примат наслаждения. Ведь все живое живет, как правило, за счет другого. И если человек предается этому, прямо скажем, половому разврату, организм, отдавая энергию сверх меры, очень и очень скоро изнашивается.
