Текст книги "Родной ребенок. Такие разные братья"
Автор книги: Владимир Яцкевич
Соавторы: Владимир Андреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)
Глава восемнадцатая
– Первый раз в жизни попал в такое шикарное место, – шепнул Крипал Начче, с восхищением рассматривая интерьер французского кафе «Паризьен». – Всегда обходился чайной или пирожками с лотков. Как ты думаешь, хватит Раджу денег, чтобы заплатить за ланч?
Начча принялся озабоченно шарить по карманам.
– Только десять рупий. Надо ему сунуть на случай, если не хватит.
– А у меня вообще только три, – покачал головой Крипал.
– Вообще-то стоимость этого ланча надо бы вычесть из твоей зарплаты. Я подам Раджу такую мысль, не сомневайся, – мстительно пообещал Начча.
– Чего это вдруг! – вскинулся тот. – Я вас, что ли, сюда тащил? Я как раз предлагал купить лепешек или, на крайний случай, заглянуть в английскую кондитерскую, раз уж с нами такая красивая леди.
– Затащила нас сюда, конечно, Джанеки, но кто тому виной? – не согласился Начча. – Кто ей внушил, что Радж миллионер? Девчонка и думает, что перехватить завтрак на сотню рупий в «Паризьен» – это для Раджа скромное начало дня: не все ему питаться в «Хилтоне» или «Эксцельсиоре». Удружил ты парню, ничего не скажешь! И как он выпутается?!
– А ты думаешь, если бы не это, видал бы он свою Джанеки? – возмутился Крипал. – Я ему, можно сказать, судьбу устроил. Глядишь, привыкнет она к нему, а там уж никуда не денется – и за автомеханика выйдет. А узнала бы сразу, что мать Раджа имя свое подписать не умеет, что сам он в машинном масле по уши весь день, кроме тех часов, что с ней милуется, – только бы он ее и видел. И в голову бы ей, избалованной адвокатской дочке, не пришло, что в такого можно влюбиться!
– Ох, не знаю, – покачал головой Начча. – Может, лучше бы им вообще не встречаться. Что из этого выйдет, даже если она простит ему обман? Как дело к свадьбе подойдет, сразу начнут родственники выяснять, кто, что, какой касты… Все равно ее родня никогда не допустит такого брака.
– Погоди, эта сумасшедшая девчонка у своего папаши и не спросит – убежит с Раджем, и все!
– И что хорошего? Только позор и загубленная жизнь. Будто не знаешь, каково живется таким парам! – раздраженно оборвал приятеля Начча.
– О, Кришна, заступись за меня перед этими занудами! Крипал воздел руки к небу. Сидит в роскошном кафе, любуется, как его друг воркует на террасе с чудесной девушкой, – и недоволен! Накажи их, Кришна, ибо не умеют радоваться сегодняшнему дню, не верят в провидение и сокрушаются о том, что решать только тебе, о Всемогущий, и никому другому!
Официант, по виду иностранец, принес им поднос с блюдами, заказанными самой Джанеки и, поклонившись, сказал что-то на непонятном языке. Крипал переглянулся с Наччей, не зная, что отвечать.
– Он спрашивает, не угодно ли вам вина, – подоспела на выручку Джанеки. – Вы что, не говорите по-французски?
– Мы нет, а Радж говорит немного, – гнул свою линию Крипал.
– Ну так что ему сказать о вине? – переспросила Джанеки.
– Нет-нет! – в один голос выпалили друзья, ощупывая свою тощую наличность. – Мы за рулем.
– Жаль, – вздохнула девушка. – Вино здесь отличное, из Бордо.
– А тебе, злостная нарушительница движения, вообще стыдно и спрашивать про такие вещи! – пристыдил ее Начча.
– А, – махнула она рукой. – Одной аварией больше, одной меньше!
Подошел Радж, тоже слегка подавленный новизной окружающей обстановки, и, усаживаясь за стол, с ужасом спросил:
– А как мы будем есть все эти штуки? Их что, в лепешку засовывают – так тут одни тосты, ни одной лепешки нам не принесли.
– Ха-ха-ха! – рассмеялась Джанеки его остроумной шутке. – Точно мой дядюшка Рама, который всю жизнь в горах прожил! Ты, Радж, отличный актер!
Она принялась с аппетитом уплетать все подряд, а парни внимательно следили за каждым ее движением, чтобы повторить все как можно ближе к оригиналу. И так как они изрядно проголодались, то это им удавалось довольно сносно – Джанеки, во всяком случае, и не заметила их проблем.
– А ничего здесь кормят, – констатировал Радж, когда с ланчем было покончено.
– Мы с девчонками всегда сюда приходили, когда убегали с лекций, – призналась Джанеки. – Пирожных набирали – по пять штук!
– А по мне, так ничего нет лучше, чем париба таркари, которую готовит мать Раджа, – закатил глаза Крипал. – Она так вкусно это делает: сварит рис, потом смешает с гороховой похлебкой, потом туда соус из специй, потом овощи… Ух, сейчас бы побежал бегом, если бы только запах услышал!
– Эй, – осадил его Начча. – Ты же только что поел!
– Радж, – удивленно спросила Джанеки. – Твоя мама сама готовит? Это хобби или она не доверяет своей кухарке?
Радж забегал глазами, лихорадочно придумывая, что бы ей ответить, но Крипал пришел на выручку другу.
– Ты не знаешь тетю Нирмалу, Джанеки, – улыбнулся он, – его мама никому не доверит приготовление еды для своего ненаглядного Раджика, а заодно и для его лучших друзей.
Официант принес счет.
– Платить буду я, – решительно заявила Джанеки.
– Ну нет, этому не бывать, – возмутился Радж.
– Послушай, ты не можешь мне запретить – у меня день рождения послезавтра, и можно считать, что я давала маленький завтрак для друзей по этому поводу. Жаль только, что они так решительно отказались от вина.
– Кто это празднует день рождения заранее? Давай доживем до него, тогда и отпразднуем! – растерянно предложил Радж.
– Отлично! – обрадовалась Джанеки. – Давайте все вместе пойдем в отель «Палас». Мы там были с папой в прошлом году – там так здорово! Ну, не дуйся, в «Паласе» будешь платить сам! – утешила она Раджа, полагая, что лицо у него так вытянулось из-за ее упрямого желания выложить собственные деньги.
Джанеки весело вспорхнула и, что-то напевая, отправилась в женскую комнату, а за столом воцарилось мрачное молчание.
– Доигрались, – сказал наконец Радж, не отводя взгляда от висящего на стене пейзажа «Париж ночью». – Вечеринка в пятизвездочном отеле… Мастерскую, что ли, продавать?
– Ты что, с ума сошел? Придумаем что-нибудь, – обнадежил его неунывающий Крипал.
– Ты-то придумаешь, в этом я не сомневаюсь, – накинулся на него Радж. – Не видишь, что ли, она тянется ко мне, потому что думает, что я богат. Честно с ней так поступать? Какая я ей пара?
– Машина только начинает набирать ход, зачем же так резко тормозить! – гнул свое приятель.
– Дело пахнет судом, ребята, – вмешался Начча. – Забыли о папочке-адвокате?
– Слушай, Радж, я что-то не пойму, – не унимался Крипал. – Она тебе не нравится?
– В том то и дело, что нравится. Потому-то я ей сейчас и скажу всю правду.
– Твердо решил? Ну, тогда делай как знаешь, – махнул рукой любитель мистификаций.
Он встал и, громыхнув стулом, пошел к выходу.
– Что-то он подозрительно быстро сдался, – с сомнением произнес Начча.
– А ну его! – устало отвернулся Радж. – Надоели мне его вечные шуточки…
Выйдя из зала, Крипал не стал торопиться на улицу, а остановился у телефона, делая вид, что собирается куда-то позвонить. Через пару минут мимо него прошла Джанеки, разглядывая свое отражение во всех попадавшихся по дороге зеркалах. Крипал поманил ее и приложил палец к губам.
– Мисс, важное дело.
Мисс сделала большие глаза, радуясь, как ребенок, что ей доверят какой-то секрет.
– Радж любит вас, – выпалил Крипал без всякой подготовки.
– Да-а? – Джанеки от радости проглотила жевательную резинку и тяжело закашлялась.
«Ну и ну, – с досадой подумала она, – даже в такой важный момент моей жизни я не сумела выглядеть достойно».
– Вам что, неприятно? – спросил Крипал, никогда в жизни не наблюдавший такой реакции на сообщение о любви.
– Нет, просто неожиданно, – ответила девушка, стараясь подавить приступ кашля.
– Так вот: он хочет проверить, что вам больше нравится – он сам или его деньги.
– Деньги?! Вот нахал! – возмутилась Джанеки и решительно повернулась в сторону зала.
– Не оглядывайтесь и слушайте меня! – приказал ей парень. – Сейчас он скажет вам: я не богат, я просто беден, я мойщик машин или, скажем, шофер – он как раз придумывает, кто именно. Надеюсь, вы не так глупы, чтобы ему поверить? – Крипал насмешливо сощурил глаза.
– Да уж будьте уверены, я не такая дурочка, – выпалила Джанеки, изрядно раздосадованная, что над ней собираются проделывать такие штуки. – Он увидит, кто из нас притворяется лучше!
– Не сомневаюсь в вас, – Крипал пожал ее руку и быстро исчез в дверях.
И вовремя, потому что в холл вышел Начча, решивший оставить влюбленных наедине для тяжелого объяснения.
Джанеки вернулась за столик и, усевшись на свое место, как ни в чем не бывало улыбнулась Раджу.
– Вымыла руки? – спросил он.
– Можешь проверить, – Джанеки протянула ему ладони. – Ты, как моя няня, – та тоже все контролировала.
– Это я потому, что не люблю пощечин грязными руками.
– Пощечин? Что ты тут без меня натворил?
Радж водил взглядом по потолку, не решаясь взглянуть ей в глаза.
– Хочу сказать тебе важную вещь, – наконец решился он.
Джанеки сделала таинственное лицо.
– Нет, постой, давай я угадаю, о чем ты хочешь мне сказать. Мне кажется, я сумею понять твои мысли. Итак… – она прикрыла веки, делая вид, что погружается в область таинственного. – Слышу… Слышу… Ты не богат, даже беден, так? А, ты мойщик машин! Нет, шофер!
– Автомеханик, – прошептал пораженный Радж.
– Да, точно – автомеханик, – подтвердила Джанеки. – Хотя какая разница?
– Есть кое-какая, – не согласился парень. – Но как ты догадалась?
– А ты еще не понял? У нас родство душ, – не открывая глаз, сказала Джанеки таким таинственным, низким голосом, что Радж вздрогнул.
– Пожалуй, – охнул он. – Ну и что ты скажешь?
– О чем? – не поняла девушка, слишком глубоко погрузившаяся в пучину потустороннего.
– Ты так высоко, – с горечью сказал Радж. – Мне ни одна лестница не поможет.
Это прозвучало так искренне, что Джанеки не удержалась и посмотрела на него, забыв о спектакле. Отличный актер, признала она. Но и сама она не хуже.
– Я девушка без предрассудков, – сказала недавняя Кассандра, вложив в его ладонь свою руку. – Для меня не имеет никакого значения богат ты или беден. Главное – твои душа и сердце. Какое у тебя сердце? – спросила она, улыбаясь.
– Золотое, – правдиво ответил Радж.
Глава девятнадцатая
Утренняя репетиция в цирке не состоялась. С тех пор, как Мано вернулась в отцовские объятья, господин Шарма лишился покоя. Ссорились они с дочерью каждый день по десять раз, но чтобы артисты не могли упражняться – это случилось впервые.
Ко всему привычный цирковой народ не стал бы так просто покидать манеж и толпиться у входа в брезентовую палатку бухгалтера, если бы из нее неслись только крики хозяина и плач Мано. Однако выстрел, пробивший брезентовую крышу, – это серьезный повод для любопытства. Голуби предпочли убраться подальше от опасного места, а люди, напротив, открыли рты в ожидании продолжения.
– Следующая пуля будет прямо в твое глупое сердце, – кипятился в палатке господин Шарма.
– Мое сердце умеет любить и не хочет страдать всю жизнь, – отвечал плачущий голос Мано.
Апу пробился сквозь толпу и спросил у фокусника Дари, в чем дело. Информатор был выбран безошибочно – Дари всегда знал больше других о том, что происходило в цирке и в каждом жилом вагончике. Возможно, помогала профессия, но и личного энтузиазма тут было тоже немало.
– Хозяин собирается убить свою дочь! – шепотом сообщил Дари. – То есть он хочет выдать ее замуж, но так как она отказывается, то ему остается только это.
– Вот как! – улыбнулся Апу и пошел к палатке.
– Хочешь умереть вместе с ней? – на плечах у него повисли Джай и Рама, лилипуты из номера «Человечки на Луне», в котором они выступали вместе с Апу. – Лучше тебе туда не соваться!
Он легко сбросил их и, прижав палец к губам в знак того, что уговоры бесполезны, решительно откинул полог, закрывавший вход в палатку.
Картина, которая предстала его взору, могла бы с успехом войти в киномелодраму о жестоком отце и преступной дочери. Хозяин, держа в одной руке двустволку, другой сжимал шею Мано и при этом кричал:
– Лучше я задушу тебя, непокорная дочь!
Почему он решил, что задушить лучше, Апу не знал.
– Так что, душить будете или все-таки застрелите? – с интересом осведомился он.
– Что?! – отпрянул хозяин.
– Да нет, я просто о том, что если уж решили душить, так давайте я ружье подержу, чтобы не мешало.
Очевидно, хозяин все еще не сделал окончательного выбора ни на одном из способов лишения жизни своей дочери, потому что он прижал к груди ружье, не желая с ним расставаться.
– Ты здесь зачем? – закричал он на Апу, а затем, увидев за откинутым пологом остальную братию, напустился на них: – Чего вы собрались здесь? Все пошли прочь!
– Слышали, что хозяин сказал? – поддержал его Апу тоном подобострастного надсмотрщика, выслуживающегося перед господином.
Однако сердце господина Шармы не смягчилось.
– Тебя это тоже касается, жестко заявил он преданному слуге, по-клоунски сыгранному сейчас Апу.
– Хорошо, я уйду, – кивнул тот. – Только на прощание задам один вопрос. Разве может любящий отец сказать дочери, что он ее застрелит?
– Я имею право! – взвился Шарма. – Ее мать умерла, когда ей было несколько дней. Разве я женился снова? Ради нее прожил всю жизнь вдовцом, все только для нее, родной доченьки. И чем все кончилось? Я нахожу ей жениха, сговариваюсь с его родителями, все готово к свадьбе – так нет, ей, видите ли, не нравится парень, которого я ей выбрал!
Шарма схватил со стола фотографию и помахал ею перед носом Апу.
– Только и всего! – насмешливо протянул клоун. – Я-то думал, она проиграла в карты наш цирк или отравила декана в университете! И за это вы собираетесь отправить девушку на тот свет?
– Этого мало? Она ослушалась воли отца, она желает сама выбрать себе мужа! Где это видано, я тебя спрашиваю? Что я скажу почтенным родителям парня? Они думают, что имеют дело с маништа – людьми, умеющими беречь свою честь и держать слово. А кто я буду теперь? Меня звери больше уважают, чем родная дочь!
– Кто же виноват? – развел руками Апу. – Держали бы ее с самого детства в клетке, кормили сырым мясом – глядишь, она не только за вашего жениха, а за прокаженного вышла бы по первому отцовскому слову. А если уж любили, считали человеком, учили, в университет послали – будьте последовательны. Пусть и ведет себя, как человек: сама решает, с кем ей жизнь прожить. Это ваш жених? – Апу взял у хозяина изрядно помятую фотографию и, поглядев на нее, скорчил кислую мину.
– Что, разве не хорош? – возмутился Шарма.
Апу не мог бы ответить точно, потому что жениху на снимке было лет десять-двенадцать, позже сходить в фотографию, наверное, времени не было.
– Даже я бы за него не вышел! – убежденно ответил он. – И знаете почему?
Апу осторожно протянул руку к двустволке, рассчитывая, что задумавшийся о причинах его недовольства женихом Шарма пропустит решающий момент, но не тут-то было. Хозяин вдруг подскочил и изо всех сил дернул ружье к себе, не желая с ним расставаться.
– Что ты несешь! Не хочу больше слушать эту галиматью! – закричал он. – Или она выходит за него замуж, или через минуту здесь будет труп!
Апу, изловчившись, вырвал у него двустволку и прижал холодную сталь к своему горлу, а палец положил на курок.
– И этот труп будет мой. Давайте, жмите поскорее на курок. Я хочу умереть раньше, чем увижу, что вы, такой близкий мне человек, причините боль собственной дочери.
– Апу, не смей! Апу, мой мальчик, не надо, – застонал хозяин. – Ты же наследник моего цирка.
– Конечно, – усмехнулся клоун, – когда от меня что-нибудь надо, вы говорите, что я наследник, а когда речь идет о каких-то глупых предрассудках, вы готовы меня пристрелить.
Шарма смотрел на него глазами полными слез.
– Апу, мальчик, как ты можешь так говорить, – зарыдал он, падая на колени рядом с ним. – Разве я не отношусь к тебе, как к сыну? Разве не я научил тебя всему, даже принимать роды у слоних? Как ты мог сказать такое, как у тебя язык-то повернулся?
Не проронившая до сих пор ни слова, Мано вдруг вышла при этих словах из оцепенения и, схватившись за сердце, заплакала тоже.
– Не надо плакать, ну не надо, – забормотал Апу, обнимая Шарму. – Все уладится, если мы спокойно поговорим, правда?
Он сделал Мано знак уйти, и она, утирая рукавом слезы, выскользнула из палатки.
Господин Шарма поднялся, отводя глаза и шмыгая носом.
– Никто и не плакал, – буркнул он и внезапно обнаружил пропажу главного действующего лица. – Где она?! – взвизгнул он, опять впадая в ярость.
– Я отпустил ее, – вздохнул Апу. – Пусть немного отдохнет.
– Ты! Ты! Ты обвел меня вокруг пальца! – взревел обманутый в лучших чувствах Шарма, снова хватая ружье.
– Стрелять собрались? – поинтересовался Апу. – Зря стараетесь.
– Думаешь, промахнусь?
– Да я патроны вынул, – небрежно сказал Апу, доставая их из кармана.
– Дай сюда! – протянул Шарма руку.
– Чтобы вы меня застрелили? – усмехнулся клоун. – Вот это здорово. Вы что, босс, считаете меня сумасшедшим?
Шарма со злостью отшвырнул ружье в угол и бросился из палатки, посылая проклятья всем, кто попадался на пути.
Апу оглядел оставшееся за ним поле битвы и, подобрав брошенную фотографию, надолго уставился на лицо изображенного на ней мальчика.
– В его возрасте я был не хуже, – пробормотал он. – Но все изменилось. Хотя и этому парню ничего не светит – у Мано всегда был твердый характер, и она никому не позволит распоряжаться своей судьбой. Так что ищи себе другую невесту, парень, полагаю, у тебя не будет с этим проблем.
Глава двадцатая
Цирк сиял огнями, похорошев к вечеру, как принарядившаяся к приходу гостей хозяйка дома. Оркестр старался вовсю, занимая зрителей до начала первого номера. Звуки бравурных маршей, которые цирковой дирижер предпочитал всем остальным музыкальным произведениям, наполнили всю округу, и тем, кто оставался сегодня дома, не позаботившись о билете, поневоле становилось грустно при мысли, что совсем рядом царит совсем иная атмосфера – атмосфера веселья, риска и восхищения.
Апу сегодня выходил вторым, сразу за «шаривари» – веселым калейдоскопом групповых акробатических прыжков, которым цирк господина Шармы но праву гордился. Он надел свой белый в горошек костюм и длинноносые ботинки, натянул парик, загримировал лицо. Теперь в зеркало смотрел уже не Апу – несчастный карлик, человек без будущего, а смеющаяся маска радости. Все, что происходило с ним вне манежа, он оставлял здесь, в своей гримерной. Там, на арене, нет места для страданий, боли, неудач. Там только то, что может принести смех и счастье, удивить и развеселить людей, – ведь они пришли сюда за этим.
«Как мне все-таки повезло, – подумал Апу, дорисовывая тонкой кистью уголок огромного смеющегося рта. Для такого меланхолика, как я, просто счастье, что есть место, куда нельзя прийти не в настроении, что я должен быть веселым хотя бы двадцать минут каждый день. Что стало бы со мной, если бы не это? Кто еще может двадцать минут каждый день улыбаться и развлекать всех вокруг?»
Он подмигнул своему отражению и решил посмотреть, как работают акробаты. Но в репетиционном зале его остановила Мано. Похоже, она давно уже его дожидалась – с таким нетерпением бросилась ему навстречу. Сейчас она была еще лучше, чем утром, потому что сменила футболку и юбку на золотистое сари и распустила по плечам волосы. Они блестели так, что рядом с ними померк бы наряд канатоходки Ратхи, сплошь расшитый стразами.
– От тебя не отвести глаз, Мано, – улыбнулся Апу.
Но она, казалось, не была расположена выслушивать комплименты и нетерпеливо поманила его рукой, на которой тихонько звенели серебряные браслеты.
– Спасибо тебе, Апу, – нежно сказала она. – Ты сделал для меня очень много.
– О чем ты? – удивился он.
– Ты помог мне принять важное решение, очень важное, – вдруг заговорила она так быстро и горячо, с таким волнением, что Апу растерялся. – Только не говори «нет», не отказывай мне, Апу. От тебя сейчас зависит моя жизнь.
– Ты можешь не сомневаться во мне, но в чем дело, Мано? Объясни же, что от меня требуется.
– Завтра утром будь готов к девяти, – зашептала девушка, низко склонившись к нему. – Поедем с тобой в мэрию.
От нее так волшебно пахло, что у Апу закружилась голова. Он не слышал, что шептали ее губы, а только наслаждался чудесным ощущением ее близости, необыкновенным ароматом духов, шелестом шелковой материи. «Вот так и сходят люди с ума, – вдруг подумал клоун, – вдохнут тонкий запах любимой девушки, почувствуют ее дыхание – и нет человека, только еще одним облаком прибавилось в небе, и это облако – он, его смятенная душа».
– Апу, Апу, ты не слушаешь меня! – Мано тянула его за рукав. – Ты понял, ровно в девять едем в мэрию.
– Зачем? – опомнился клоун.
– Чтобы зарегистрироваться! Мы поженимся!
– Поженимся? – охнул Апу, не веря своим ушам.
– Не кричи! – Мано замахала на него руками.
Они и впрямь привлекали к себе внимание толпившихся в зале в ожидании своего выхода артистов. Всем было любопытно, о чем это так горячо толкует с Апу дочка директора. Уж не придумала ли она что-нибудь, чтоб избежать свадьбы с отцовским избранником. Мано бросила на них неприязненный взгляд и отвернулась от Апу, делая вид, что поглощена чтением иллюстрированного журнала, который держала в руках.
Но Апу не мог притворяться, что их беседа не содержала ничего важного и особенного. Он стоял перед Мано, глядя на нее снизу вверх, как смотрит щенок на хозяина: ожидая всего, от ласки до пинка, и все принимая с восторгом. Земля уходила у него из-под ног. Он вспоминал ее слова и не мог поверить им. Смысл знакомых с детства фраз терялся, таял, потому что то, что они означали, было совершенно невозможно.
Нет, здесь какая-то ошибка, чувствовал Апу, но слова, выстраиваясь одно за другим, настаивали на безусловности своего значения, манили его, обещали так много, что сама жизнь казалась ничем в сравнении с их обещаниями.
– На чем мы остановились? – повернулась к нему Мано, так и не дождавшись, когда иссякнет любопытство окружающих. – Времени очень мало. Так на чем?
– На свадьбе, – произнес Апу, ожидая, что она сейчас удивленно распахнет глаза и скажет: какая свадьба, о чем ты?
Но Мано и не думала отказываться от своих слов.
– Мы поженимся тайно, так что держи все в секрете, – зашептала она, оглядываясь вокруг.
– Это правда? – задыхаясь, спросил Апу.
– Теперь все зависит от тебя, – ответила девушка.
– Апу, ты почему здесь? – раздался откуда-то зычный голос хозяина, а через мгновение и сам господин Шарма появился из темноты. – Сейчас твой выход.
– Все, иди! – махнула рукой Мано, отпуская клоуна.
И он пошел на подкашивающихся ногах туда, где гремела музыка и сиял свет, не представляя себе, что он здесь делает и зачем ему выходить на манеж.
– Апу! – раздался голос Мано откуда-то сбоку, и она опять поманила его. – Вот возьми, пусть будет у тебя.
– Что это? – пробормотал он, ощутив в руке маленькую коробочку.
– Кольца, – шепнула девушка. – Спрячь их. Не подведи меня.
Что она имеет в виду? Как может он подвести ее? Да вели она ему умереть сейчас, не сходя с этого места, и он был бы мертв через мгновение, лишь благодаря ее за это счастье – выполнить ее желание, благословляя ее имя и прося богов о счастье для нее. Неужели она не понимает, что он чувствует теперь? Она, так легко сделавшая из него великана – посмотрите, ведь он великан, карлик умер, умер в то мгновение, когда поверил, что она хочет стать его женой! Человек, живший внутри этого жалкого тела, не помещавшийся, мучившийся, томившийся в нем, наконец-то разорвал свои оковы, и душа, жаждавшая истинного воплощения, обрела новую оболочку.
Где они, ноги лилипута, приставленные к телу мужчины, куда они подевались? Он больше не замечал их, не чувствовал, как тянут они его вниз, сгибая спину, клоня гордую голову, принижая разум. Кто думает о ногах, когда за спиною развернулись огромные, белые, сильные крылья, способные поднять так высоко: выше города, гор и неба?!
– Теперь и я могу сказать: я люблю, – Апу произнес это, не поднимая взгляда, а когда решился все же поднять, то не нашел Мано рядом.
Она не слышала? Неважно! Он скажет ей это завтра! Послезавтра! Он будет говорить ей эти слова каждый день из всех, отпущенных ему судьбой. Рядом с ним она будет королевой мира – он сумеет своей любовью вознести ее на эту высоту. Смогла же она в одно мгновение сделать из него такое счастливое и готовое к полету создание!
– Апу! Апу! Вот ты где! – бросились к нему, опережая друг друга, Рама и Джай. – Тебе вот-вот выходить, а мы никак не можем найти тебя. Что с тобой, ты заболел? Может быть, позвать Кавери?
Апу обнял их и прижал к себе. Если бы они знали, что с ним творится! Сердце его внезапно сжалось от жалости к ним, не испытавшим чудесного превращения и оставшимся игрушечными человечками в мире больших людей. Вот бы и им, обиженным, обделенным, пережить это пугающее блаженство любви, исправляющее все жестокости мира, все ошибки природы! Вот бы им понять, что прочитанный над ними еще в колыбели приговор не окончателен и можно надеяться на милость!
– Ты можешь работать? – участливо спросил Рама. – Ты весь горишь.
Апу улыбнулся ему и, оттолкнувшись, как мячик, в невероятном кульбите вылетел на арену, встреченный радостными криками узнавших своего любимца зрителей.
– Я люблю, я люблю! – кричал он каждый раз, когда руки его на мгновение касались манежа, чтобы отправить тело в новый прыжок.
Но голос тонул в аплодисментах, и никто в зале не слышал слов, которые срывались с губ клоуна, никто, кроме Рамы и Джая, замерших в проходе. Должно быть, люди слышат лучше, когда они ближе к земле.