Текст книги "Родной ребенок. Такие разные братья"
Автор книги: Владимир Яцкевич
Соавторы: Владимир Андреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 40 страниц)
Глава двадцать седьмая
Кавери казалось, что, если она уговорит сына выбросить из головы мысль о самоубийстве, их жизнь станет такой, как прежде. Апу будет репетировать и давать представления, а вернувшись в их вагончик – читать, болтать с ней или принимать гостей. Но нет, к старому не было возврата. Ее мальчика словно подменили.
На другой же день после того, как он узнал о судьбе своего отца, Апу отказался выйти на арену.
– С этим покончено. Думаю, навсегда, – твердо заявил он пораженному хозяину.
Шарма схватился за голову, просил, умолял, требовал разъяснений, но Апу отвечал только, что клоун умер, и как-то нехорошо улыбался. Хозяин, испуганный его словами, пытался выяснить у Кавери, что творится с сыном, но и она могла лишь догадываться об этом, не решаясь задавать ему вопросы.
Но однажды чуть-чуть приподнялась завеса над тем, что происходило в его душе. Он закричал во сне, и склонившаяся над ним мать стала утешать его, как бывало в детстве, прогоняя ночной кошмар.
– Ты думаешь, я их боюсь? – вдруг широко раскрыл глаза Апу, хватая ее за руку. – Чего мне теперь бояться? Я отомщу каждому! Пусть ждут смерти!
– Апу, мальчик, о чем ты? – отпрянула Кавери.
Она догадалась, о чем он говорит, но боялась поверить в это. Месть! Ее сыном овладела та же идея, которая мучила ее первые годы после трагедии. Сколько бессонных ночей провела она, обдумывая шаг за шагом свои хитроумные планы, фантастические замыслы, которые всегда заканчивались одинаково – смертью тех, кто сделал ее несчастной. Она представляла их себе поверженными, ползающими в пыли у ее ног, вымаливающими прощение так, как ни за что не стал бы ее муж и она сама. Нет, она не стала бы поить их жен ядом или продлевать муки мужчин, подвергая их пыткам. Но они бы умерли – все четверо, заплатив этой малой ценой за ее разрушенное счастье.
Ее спасла вера – та заложенная в ней идея высшей справедливости, которая не позволяет человеку переступить черту, взяв на себе роль судьи и палача. Но что спасет ее сына? Так ли глубоко его религиозное чувство, чтобы удержать от падения в пропасть?
Что ж, она сама впустила в их дом призраки смерти, пытаясь защитить жизнь сына. Новая ошибка? Или провидение? Может, пришел час, и ее карлик-сын – то самое страшное и неотвратимое орудие, которое избрали боги, чтобы обрушить свою кару на убийц?
Кавери изо всех сил пыталась отговорить сына от того, что, она чувствовала, зреет в нем. Но вести с ним разговоры на эту тему было почти невозможно.
– Месть разрушает душу, – говорила она. – Ты будешь новой жертвой этих людей, если убьешь хоть одного из них!
– Нет, – улыбался он своей обычной теперь холодной и почти страшной улыбкой. – Моя душа уже разрушена. Моя душа – дремлющий карлик. Она готова была умереть, и вот теперь ей совсем не до смерти, ты ведь этого хотела, мама? Теперь она жива и строит планы. Погоди, она еще встанет во весь рост перед теми, кто сделал меня таким уродом.
Кавери не знала, что отвечать на это, где брать доводы, способные поколебать его железную уверенность в том, что именно он прочтет над убийцами приговор судьбы.
– Смирись, все решено, – говорил он матери.
Глаза его горели, движения стали резкими и точными. Он с самого утра уходил к морю и возвращался только когда темнело, чтобы просидеть остаток вечера в углу вагончика, уставившись в одну точку и роняя время от времени обрывки неясных фраз:
– Теперь, когда я знаю свою фамилию… Они почувствуют, что их настиг рок… Загоню в угол.
– Не бойся, дорогая моя, – иногда вдруг кидался он к матери и начинал обнимать ее, утешать, утирать слезы. – Они ничего мне не сделают, я все продумаю, я все организую так, что они и не поймут. Ты просто не веришь в мои силы, но если бы ты знала, на что я способен…
Она дрожала, как в лихорадке, слушая его. Ее единственный сын вступал на самую страшную в мире дорогу, и не в ее власти остановить его!
Апу выспросил у матери мельчайшие детали, все подробности, сохранившиеся в ее памяти. Она помнила не так уж мало, но не знала некоторые фамилии, всех обстоятельств дела, раскрученного ее мужем. Он решил заняться этим сам, чтобы восстановить каждую мелочь, и внести все до последней запятой в свое досье, которое держал в голове, не нуждаясь в записях.
Однажды утром он отправился в публичную библиотеку периодики, надеясь отыскать там кое-что необходимое. Важнее всего ему было выяснить фамилии двоих из четверки – мать знала только Тхарма Лингама и Амбарасана. Может быть, удастся по газетам проследить и дальнейшую судьбу «видных ховринцев», вся жизнь которых протекала под благосклонным взором прессы.
– «Дейли Ховра» двадцатипятилетней давности? – охнул библиотекарь, услышав просьбу странного посетителя.
Зачем этому маленькому человечку такие древности? Надеется, что из этого торфа уже получился каменный уголь?
Но тот безжалостно подтвердил свою заявку, и служитель, тяжко вздыхая, полез на верхний ярус, под самый потолок, разыскивать старинную подшивку.
Апу прошел по залу, подыскивая себе что-нибудь уединенное, и остановился у покрытого зеленым сукном стола в самом углу. Недалеко от него щебетали две хорошенькие девушки, даже не собираясь заглядывать в толстые пачки журналов, лежащие перед ними. Одна из них, увидев Апу, фыркнула и показала на него пальцем. Другая, шепотом приказав ей немедленно перестать, проводила удивленным и сочувственным взглядом.
Для Апу в этой сценке не было ничего нового. Раньше он, правда, заметно ощутил бы мелкий укол своему самолюбию, но теперь его не трогали такие пустяки. Он забыл бы о девушках через минуту, если бы та из них, что повоспитанней, не подошла к его столу.
– Вы историк? – спросила она, дружелюбно улыбаясь. – Извините, что надоедаю, но я слышала ваш заказ. Вам нужна «Дейли Ховра». И именно это меня и заинтересовало. Видите ли, я выросла в Ховре, жила там лет до десяти. Мой папа – коренной ховринец. По-моему, это прекрасный городок с древней историей и замечательными традициями. Вы готовите о нем работу?
– В некотором роде, – пожал плечами Апу. – Меня интересуют главным образом люди.
– Правда? – обрадовалась девушка. – Как здорово! Надо бы вас познакомить с моим отцом – он знает немало. И еще с моим другом – вы на него чем-то похожи.
– Эй, Джанеки! – капризным голосом окликнула ее подружка. – Я ухожу.
– Сейчас иду! – махнула рукой Джанеки. – Вот папина визитная карточка, наша фамилия Сатья Мурти. А зовут меня Джанеки – вы уже слышали, – она улыбнулась Апу чудесной радостной улыбкой и погрозила на прощанье тоненьким пальчиком. – Только обязательно позвоните, мы будем очень рады.
– Спасибо, – поклонился Апу. – Возможно, мне это будет просто необходимо.
«Какая красивая и приятная девушка, – подумал Апу. – И есть же на свете счастливые люди, которые могут позволить себе влюбляться, ходить на свидания, мечтать о свадьбе! Все это не для меня, и, слава богам, я теперь уже не страдаю так от каждого женского взгляда. У меня есть нечто, что занимает все мысли, заполняет всю душу, не оставляя места для того, чтобы там могла поселиться тоска».
Библиотекарь уже тащил ему тяжелую пачку газет, беспрерывно кашляя при каждом шаге. Он бросил подшивку на зеленое сукно, тут же ставшее серым, и, едва видимый сквозь густое облако поднявшейся пыли, пробормотал в ответ приносящему свои извинения за беспокойство юноше:
– Не обращайте внимания, этот кашель у меня уже двадцать лет. Профессиональная болезнь, знаете ли. Я думаю, это даже не от пыли, а от той грязи, крови и преступлений, которые хранятся здесь, на этих страницах, среди которых я провел свою жизнь.
Он повернулся и ушел, шаркая туфлями, в свою крошечную каморку ждать, когда новому читателю понадобится что-нибудь из беспредельного разнообразия устаревших новостей, стражем которых он был.
Грязь, кровь и преступления… Именно то, что нужно сегодня отыскать Апу. Его руки дрожали, когда он раскрывал подшивку на тех страницах, что вышли в месяц его рождения. Поиски были не особенно трудными: первое, что он увидел, – это фотография похоронной процессии своего отца.
«На городском шмашане вчера состоялось предание огню тела доблестного полицейского инспектор Сету Пати, убитого известным преступником Гхошем, бежавшим из калькуттской тюрьмы. Погребальный костер был зажжен в присутствии виднейших граждан Ховры, пришедших отдать последний долг так много сделавшему для нашей общественности инспектору. Правда, в последнее время действия Сету Пати не отличались продуманностью, и он, к сожалению, совершил несколько непростительных промахов, доверившись клеветническим измышлениям, состряпанным на некоторых уважаемых горожан. Но весь его благородный труд в целом не оставляет сомнений в высоком чувстве ответственности, стремлении служить на благо Индии и приносить пользу Ховре, которые были так присущи покойному. Местонахождение его жены, ожидавшей ребенка, и преступника установить не удалось. Полицейское управление не исключает, что эти двое находились в сговоре с целью убийства инспектора Сету Пати»,
– прочел Апу текст статьи, помещенной на первой – какая честь для отца! – полосе газеты.
Неплохо придумано: его мать и какой-то мифический беглый заключенный сами убили отца и скрылись. Преступников не нашли, и все концы в воду!
А вот и фотография: арка массивных ворот, площадка наподобие веранды, на ней горит погребальный костер. Вокруг стоят люди и смотрят на языки пламени. Многие из них – в полицейских мундирах. Какой-то толстяк идет к огню с длинным бамбуковым шестом…
Апу прикрыл рукой глаза, заставляя ожить картинку из газеты двадцатипятилетней давности. Вот в этом огне пылает тело его отца, который так и не увидел своего несчастного сына! Нет, сейчас нельзя предаваться скорби, допускать в душу жалость и слезы! У него есть дело гораздо более важное, чем оплакивать мертвых!
Апу перевернул несколько газет, стараясь найти начало этой истории. Взгляд его наткнулся еще на одну фотографию: под конвоем молодого высокого парня в полицейской фуражке идут куда-то несколько мужчин в нижнем белье. Так и есть, это то, что ему нужно. Вот и подпись:
«Инспектор Сету Пати позволил себе пренебречь правилами приличия по отношению к самым влиятельным горожанам, выставив их на посмешище средь бела дня…»
Значит, это его отец! Какой красивый! Какой молодой!
Апу издал сдавленный стон, ощутив резкую боль от своего бессилия вызвать к жизни этого так необходимого ему человека, изменить что-либо в проклятой судьбе, уготовившей им всем только страдания и муки.
– Папа, папа! – первый раз в жизни произнес он дорогое для него слово шепотом, чтоб никто не слышал.
Его отец, почти ровесник своему сыну, смотрел на него гордо и независимо с пожелтевшей страницы. Я сделал свое дело, прочитал Апу в его взгляде, посмотрим, как справишься с этими людьми ты.
А вот и они, все четверо в ряд!
Апу быстро пробежал текст, отыскивая их имена.
«…обливая грязью безупречные репутации уважаемого землевладельца и президента Промышленного банка Ховры господина Тхарма Лингама; молодого, но уже снискавшего доверие клиентов адвоката Сатья Мурти; главы Земельного совета господина Налла Нингама; владельца ховринской мельницы и складов муки Френсиса Амбарасана…»
Вот и все, круг замкнулся, теперь он знает их имена, а значит, найдет и уничтожит. Апу довольно откинулся на стуле и улыбнулся. Но внезапно улыбка сползла с его лица. Сатья Мурти! Он ведь слышал сегодня это имя. Рука уже доставала из кармана визитную карточку, оставленную той симпатичной девушкой. Точно, он не ошибся, то же имя, та же профессия – адвокат.
А жаль, подумал он, что у такой славной девчонки такой отец. Ну что ж, раньше он серьезно расстроился бы из-за этого, а теперь… Теперь все равно, что она будет чувствовать, когда он исполнит свой приговор.
И все-таки как странно, что адрес и телефон одного из убийц лежал у него в кармане прежде, чем он выяснил его имя!
Апу слегка поежился: ему вдруг показалось, что он физически ощущает присутствие в этом зале самой судьбы, коснувшейся его своим холодным дыханием.
Глава двадцать восьмая
Мукомольный король Френсис Амбарасан устраивал по случаю своего дня рождения небольшую вечеринку для близких друзей. Ничего серьезного, так – скромный фуршет в японском стиле, жаровни с кипящим маслом, в которые каждый окунал все, что ему понравилось на тысяче тарелок со всякой снедью, которыми были уставлены несколько столов. Сияющие медью жаровни оказались в Калькутте в новинку, а потому от желающих что-нибудь в них окунуть не было отбоя.
Между столами на блестящем полированном паркете в бешеном ритме дергались руки, ноги, пышные бюсты и широкие спины любителей танцев, а те, кто всему предпочитал разговоры, слонялись из комнаты в комнату в поисках подходящего оратора или, наоборот, подходящей аудитории.
Хозяин сердечно приветствовал украшение сегодняшней вечеринки своего нового знакомого, модного писателя из Дели, который уже обзавелся десятком восторженных слушательниц, ловящих каждое его слово.
– Эта моя поездка по стране далеко не случайна, – вещал писатель, не забывая прикладываться к снеди, высокой горкой уложенной на его тарелке. – Дело в том, что я рассчитываю среди вас, мои юные друзья, отыскать новые сюжеты. Думаю написать что-нибудь о свободе личности…
– Вот так номер! – удивился пробегающий мимо с двумя бокалами режиссер – местная знаменитость. – Вы – и вдруг свобода личности…
– Вы в недоумении, я понимаю, – тонко улыбнулся писатель. – Новое время – новые люди, и я хочу быть одним из них. Свобода личности наиболее полно раскрывается в свободной любви. Герой моего рассказа – а им будет непременно литератор – тоже должен верить в свободную любовь. Я заставлю его бросить двух жен во имя свободы личности…
– Да что вы говорите? – охнул Налла Нингам, и, пробившись к нему сквозь стайку девушек с открытыми ртами, взял писателя под руку. – Вы знаете, я тоже разведен, мне есть что вам порассказать обо всем этом.
– Но… – пробовал сопротивляться тот, увлекаемый прочь от доверчивой аудитории ради сомнительной перспективы получения информации о жизни из уст такого ее знатока, как Налла Нингам.
Но из цепких пальцев ховринского властителя вырваться еще никому не удавалось, и жаждущему свободной любви литератору пришлось подчиниться.
– Бедняга! – рассмеялся Тхарма Лингам, глядя им вслед. – Сейчас Чандар вывалит на него все, что у него накопилось за эти годы. И то сказать: вдовство и два развода, как все это выдержать слабому человеку! То ли дело я – всю жизнь женат на одной женщине, и никогда она не мешала мне получать удовольствие от существования других.
Он опять расхохотался, кивая на своих спутниц, смазливых раскрашенных куколок, повисших на каждой руке старого ловеласа.
– И что лучше всего, – не унимался он, – ни одна из них не мечтает прибрать к рукам мое состояние, став госпожой Тхарма Лингам, потому что все знают, что таковая уже имеется. Правда, малышки?
– Да бросьте вы, – скривила губы одна. – Нам самим куда проще с женатыми – меньше проблем.
Вторая ограничилась тем, что пожала пышными плечами, вылезающими из ничего не скрывающего парчового платья, с блеском которого не могла бы соперничать даже огромная хрустальная люстра, свисающая с потолка.
– Ну-ка, мои милые, поздравьте хозяина с днем рождения! – приказал своей свите Тхарма Лингам. – Он отмечает это событие раза четыре в год.
– С днем рождения, Френсис! – заворковали они, одаривая мучного туза ослепительными улыбками. – Будь счастлив!
– Спасибо, красавицы! – расшаркался тот. – Принести еще чего-нибудь?
– Нет, спасибо, все отлично, – ответил за них Тхарма Лингам. – Прости за нескромный вопрос, сколько тебе стукнуло? Пятьдесят четыре?
– Прибавь единицу! – подмигнул именинник.
– Пятьсот сорок один? – сострил судовладелец, ни на минуту не сомневаясь в реакции своих подружек.
И точно, подружки не подвели их дружный хохот почти что заглушил музыку.
– Пятьдесят пять, – вставил Амбарасан, дождавшись, когда стихнет смех!
– Значит, ты на десять лет старше меня! – продолжал веселить друзей Тхарма Лингам, давно уже разменявший седьмой десяток.
Он широко развел руки и снова обхватил своих спутниц, взвизгнувших от неожиданной и бурной ласки.
– Все мы молодеем рядом с девчонками! – объявил Тхарма Лингам, чрезвычайно довольный собой и подружками.
– Ах ты проказник, – жеманно тянула одна из них, голую шею которой веселый старичок как раз щекотал седыми усами.
Френсис только собрался таким же образом пристроиться к другой, когда будто из-под земли выросшая секретарша сообщила ему, что его просят к телефону. Она старательно отводила взгляд от слишком вольных развлечений хозяйского гостя, но бессознательная брезгливая гримаса то и дело мелькала на ее лице. Это не укрылось от глаз Амбарасана, и, идя к аппарату, он думал о том, что придется уволить не умеющую себя вес ги как надо девушку, несмотря на все ее дипломы и хвалебные деловые качества.
– Алло, Френсис Амбарасан слушает, – сказал он властным тоном человека, привыкшего отдавать приказы. – Говорите.
– Я убью вас, – без всяких предисловий объявил некто на другом конце провода.
Толстяк тряхнул головой, полагая, что ему послышалась эта странная фраза.
– Алло, что вам нужно? – переспросил он.
– Я убью вас, – вежливо повторил некто, причем Френсис услышал в незнакомом голосе нотки истинного удовольствия.
– Что-о? – выкатил глаза Амбарасан.
– Не стоит волноваться, – успокоил его собеседник. – Мне еще надо подумать, как это сделать.
– Ах так! – именинник стремительно перешел на крик. – Да через мои руки прошли тысячи таких, как ты!
– Не сомневаюсь в этом ни одной минуты, – любезно согласился звонивший. – Ба-ай!
В трубке послышались короткие гудки, но Амбарасан никак не решался опустить ее на рычаг, ожидая продолжения. Наконец, сообразив, что его не последует, он в ярости закричал на секретаршу:
– Кто звонил? Откуда? Вы хоть знаете, с кем соединяете своего шефа?
– Но, мистер Амбарасан, – затараторила та, инстинктивно отступая назад, – он сказал, что дело срочное и вы в курсе… Вы всегда велели мне соединять вас по таким звонкам!
– Вы уволены! Завтра же расчет! – Хозяин испытывал сильное облегчение, изливая свой гнев криком. – Ничего не умеете!
Девушка всхлипнула и бросилась доставать из сумочки платок, а Амбарасан, переведя в коридоре дух, вернулся к гостям.
– Ты ничего не пьешь! – заметил он не слишком оживленному Сатья Мурти, весь вечер просидевшему в одиночестве у окна. – Чего тебе налить?
– Мне хватит на сегодня, – махнул тот рукой, указывая на свой стакан, на донышке которого плескалось немого джина.
– Господин Тхарма Лингам, можно попросить вас подойти к нам для конфиденциальной беседы? – крикнул хозяин вконец разошедшемуся гостю, решившему теперь потанцевать что-то вроде твиста.
– Ну что там еще, – с неохотой отозвался тот, оставляя свою пышную партнершу.
Слуга, повинуясь движению руки хозяина, принес Тхарма Лингаму кресло и поставил его рядом с тем, в котором сидел адвокат. Сам Амбарасан предпочел изложить суть дела стоя.
– Сейчас был очень странный звонок, – сказал он, сам до конца не уверенный, стоит ли придавать этому большое значение. – Мне угрожали.
– Что, в первый раз в жизни? – усмехнулся Тхарма Лингам.
– Нет, но это было совсем не так, как всегда, – с сомнением покачал головой хозяин. – Ничего не требовали, не просили, никаких условий не выдвигали, дел не упоминали… Спокойно предупредили, что убьют.
– Это Радж! – горячо воскликнул Сатья Мурти. – Это он, я же говорил…
– Ах, оставьте, адвокат, какой еще Радж! – с раздражением перебил его Тхарма Лингам и обернулся к хозяину. – Ты просто кому-то наступил на хвост, мой дорогой! Подумай, что там у тебя было в последнее время? Ну, а если это не разборки с конкурентами и не рэкет, то, значит, нашелся какой-то сумасшедший, которому не дает покоя твое благополучие! Если бы я обращал внимание на каждый такой звонок, то давно умер бы от инфаркта.
– Вы не слышали его голоса… – попробовал возразить Амбарасан. – Он не шутит…
– Ну вот и отлично, что парень такой серьезный. Придет к тебе, швырнешь ему десять рупий, и все будет в полном порядке! – отмахнулся от терзающих приятелей страхов Тхарма Лингам. – Эй, ты забыл, что мы у тебя в гостях? Лично я пришел сюда веселиться! Слушай, а кто эта девочка в розовых брюках? Познакомь, а?
Считая, что все выяснено и нет больше причин лишать себя маленьких радостей, он устремился опять в круг танцующей молодежи. Амбарасан сел на его место и завистливо поглядел ему вслед. Теперь он испытывал чувство неловкости за свое малодушие при появлении такой туманной опасности.
– Взбредет же в голову такая чушь! – с досадой произнес он. – А все вы, ваши штучки, адвокат, все эти разговоры про Раджа, про призраков…
– Не веришь мне? – Сатья Мурти встал и, наклонившись к самому лицу хозяина дома, близоруко уставился ему в глаза. – Погоди, ты еще узнаешь… Я чувствую, что это был сын Сету Пати, я чувствую!
Амбарасан заерзал в своем кресле, не зная, как отделаться от адвоката. На его счастье, посреди зала вдруг очутился успевший довести до кондиции делийского писателя Налла Нингам. Теперь у него было такое чувство, будто он отстал от поезда и, желая догнать далеко ушедшее вперед веселье, потребовал стакан виски, чтобы немедленно поднять его за здоровье именинника.
Френсис торопливо поднялся и пошел к нему, радуясь, что избавился от надоедливого безумца.
