Текст книги "Григорий Шелихов"
Автор книги: Владимир Григорьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 36 страниц)
прививки присланной из России вакциной.)
Черноглазая Анка и шустрый Николка, зная родной язык русского
отца, с величайшим рвением научали Александра Андреевича и
материнскому своему, индейскому языку.
Баранов учил их русской грамоте, арифметике, развертывал перед
жадным умственным взором лесных жителей правду чудесной науки
географии.
К урокам этим, наполнившим его дом весельем и уютом молодости,
правитель относился с большим прилежанием и шутливой серьезностью.
В суровую, одинокую жизнь Баранова, человека пожилых лет и
трезвого рассудка, с Анкой вошло что-то новое и непонятное, в чем
решительный и строгий правитель не хотел признаваться себе самому. В
молодости Александр Андреевич потерпел какое-то никому неведомое
крушение и разочарование в семейной жизни, оставил жену с двумя детьми
в Каргополе и, посылая им время от времени деньги, никогда о них в
разговоре не вспоминал. В дальнейшей жизни Баранова интерес к женскому
полу был навсегда, казалось, исключен.
Готовясь к завтрашней встрече со свирепым наемником Швеции, в
которой русские люди того времени видели едва ли не главного
противника своим стремлениям к выходу на морские просторы вселенной,
Баранов решил поручить выполнение опаснейшей и самой трудной части
своего плана Куликалову. Правитель крепко верил, что хищная акула
Кокс, а его, если судить по письму Шелихова, знают и в Петербурге, не
уйдет на этот раз безнаказанным. Славу же и награду за поимку Кокса он
предоставит Куликалову.
"Обелится человек от всего начисто, – рассуждал мысленно Баранов.
– Все недоимки сложат с Демида. Выйдет из беглых крепостных в вольные
люди, и не нужно будет в американских лесах хорониться. Дети Николка и
Анка вольными станут, никто их не обидит. И мне сподручнее будет..." И
тут же, отгоняя все чаще закрадывавшуюся в его душу неясную мысль о
своей и Анкиной судьбе, правитель встал и решительно закончил вслух:
– Пошли, начальники? Утро вечера мудренее, а нам еще немало чего
изготовить нужно...
3
Когда правитель с Демидом и Пуртовым в поздних сумерках подходили
к лагерю, огни костров, к великому удовольствию Баранова, оказались
потушены. В темноте ночи нельзя было догадаться о присутствии людей на
берегу.
– Кто же так ко времени догадлив был? – невольно вырвалось у
Баранова.
– Я присоветовал, Александр Андреевич, когда мы с тобой вчера на
льдяную реку уходили, не жечь без нас костров, не манить случайных, -
скромно отозвался Куликалов.
Баранов облегченно вздохнул: он боялся, что ночные костры на
берегу усилят подозрения и осторожность пирата.
В лагере их окружили промышленные, в большинстве алеуты с Кадьяка
и дальних островов. Люди были чем-то взволнованы и встревожены. Все
объяснилось, когда из толпы выступил кадьяцкий тойон, толстый, почти
квадратный, заплывший жиром человек с острыми и хитрыми глазами. За
постоянную удачу в охоте на китов и сивучей и обжорство, в чем тойон
не имел себе равных, он носил среди соплеменников почетное имя
Лур-кай-ю – Большое Брюхо, но охотно откликался и на русское имя
Лаврентий.
– Чужая байдара, инглич байдара под большими парусами идет в
Нучек! – размахивая руками и приседая до земли от волнения, сообщил
тойон правителю. – Я первый ее увидел, – я получаю за это бутылку...
Баранов еще раз подивился зрению своих морских охотников,
увидевших с низкого берега корабль на горизонте, который он видел с
ледяного мыса Тауансы через подзорную трубу. Но великому тойону
русских не пристало выказывать удивление.
– Я давно ждал эту байдару, Лаврентий, и Демид нашел ее в море,
когда солнце стояло в головах у нас, но ты тоже ее увидел, и ты
получишь штоф водки за то, что увидел врага! – спокойно ответил
правитель и добавил: – Это англинец Кокс. Он три раза был на Уналашке,
три раза обманывал вас и отнимал меха и пищу, отнимал самых красивых
девок... Завтра мы на него клепцы* поставим и отнимем, что у вас
пограбил, я помочь дам! (* Капкан.)
– Отнимем! Очень хорошо! Спасибо, Александр Андреевич! – радостно
закивал головой Лур-кай-ю, а за ним все его сородичи. – Но... это не
Кокс... байдару Кокса мы запомнили навсегда, мы узнаем ее даже в снах,
если встречаем. Но это такой же инглич, как и Кокс, пусть этот инглич
заплатит за Кокса!
– Завтра разберемся, – подумав немного, решительно сказал
правитель. – С Кокса все спросим, если же не он – пальцем не
трогать... Когда твои родичи, Лаврентий, убили на островах двух
русских, разве я заставил тебя платить? Я разыскал чакутов* и наказал
их. Мы наказываем того, кто преступает законы! А сейчас собери
десятников и приходи с ними ко мне. (* Убийц (алеут.).)
Большое Брюхо недаром носил на груди полуфунтовую блестящую
медную медаль "Союзный русским", – он знал, что приказание Баранова
можно только исполнять, но не оспаривать.
Всю ночь в лагере кипело бесшумное движение. На плечах людей
байдары легко уплыли в лес, но перенести большой парусный бот
правителя стоило немалых усилий. Избы в центре лагеря были
непроницаемо замаскированы срубленными деревьями и ветками. В
отдаленном от берега узком ущелье между нависших над ручьем скал за
ночь выросло "селение" анкау Куликало, в которое предстояло заманить
Кокса. В камнях среди кустарника были установлены заряженные на
картечь два единорога и залегли люди засады, там же находился и
наблюдательный пост правителя. Если Кокс будет взят, а его головорезы
откажутся сложить оружие – командиром засады был оставлен Пуртов, -
пушчонки и ружья откроют перекрестный огонь.
Наступившее утро принесло радость и одновременно разочарование. В
двадцати примерно кабельтовых от берега на якорях стоял, убрав паруса,
стройный фрегат. Он развернулся бортом по берегу, на борту зияли
черными зевами пушки, но блестящей медной обшивки, бросавшейся в глаза
на коксовском "Меркурии", борт этого фрегата не имел. Фок-мачта на
носу корабля наполовину была снесена.
– Видишь теперь, я говорил, что это не Коксова байдара? – шептал
Лур-кай-ю правителю, наблюдавшему из зарослей прибрежного леса чужой
корабль в подзорную трубу. – А где голый человек, которого Кокс
подвесил под кормой? Я вчера видел, что его нет у брата Кокса, -
хвастал своим зрением и сообразительностью Большое Брюхо.
– Вот ты и поедешь на корабль спросить о здоровье Коксова брата,
– отмахнулся от него правитель, как от звенящего над ухом комара.
Плыть первым на неизвестный корабль Лур-кай-ю вовсе не хотел и поэтому
не замедлил исчезнуть из поля зрения правителя.
Из своего зеленого укрытия Баранов видел через подзорную трубу,
что люди на корабле через такие же подзорные трубы наблюдают за
берегом. Уверившись наконец, не без чувства досады, что судьба в этот
раз не дала ему помериться силами с шведским капером, правитель решил
узнать, кто стоит перед ним: друг или враг.
– Глядел бычок на пенек, думал – волк... Придется, однако, Демид
Софроныч, тебе на корабль сплавать, разведать, кто и с чем к нам в
гости пожаловал. Возьми белый флажок, махай флажком и возьми с собой
из наших, кто русским обличьем повиднее, да этого рыжего, Джима
Ларкина, что с китобоя у нас остался, ирландца. Он англицев страсть не
любит, а лопотать по-ихнему и по-нашенски может. Этот не продаст нас,
чаю, но ты смекай... Ежели честный купецкий корабль, про меня
объявишь: здесь, мол, главный управитель российской Америки обретается
и с добрыми людьми рад будет встретиться.
– Соображу, Александр Андреевич! – коротко заключил Куликалов
пространную инструкцию правителя.
Баранов появился на берегу вместе с людьми, вынесшими бот и
несколько байдар из лесу. Усевшись с подзорной трубой на камне, он
наблюдал, с каким интересом отнеслись к их появлению на берегу люди
корабля. Видел, как, размахивая шляпами, они приветствовали
остановившиеся у трапа байдары Демида. У трапа появился высокий
человек в черном камзоле и тоже помахал снятой шляпой. После недолгого
и, надо думать, дружеского разговора барановские посланцы, все до
одного, привязав байдары к концам трапа, взобрались на корабль и
стояли на палубе, окруженные толпой чужеземцев: Куликалов, бородатый
Медведкин, рыжий ирландец Ларкин, рядом с ним смелый кадьяцкий креол -
гарпунщик и толмач Кашеваров.
Потом все исчезли. "В каюту к капитану или в трюм сошли на
угощение", – с некоторой тревогой, но ничем не выдавая ее, подумал
Александр Андреевич. Правитель сидел на камне, окруженный, сам того не
замечая, толпой вышедших из лесу людей. Наконец, после часа
томительного ожидания, барановские посланцы снова показались на палубе
корабля, спустились по трапу в байдары и, отплыв чуть-чуть,
остановились как будто в ожидании.
Через минуту с борта фрегата была спущена шлюпка, в нее соскочило
несколько человек матросов, и по трапу спустился человек в черном
камзоле, очевидно капитан корабля.
Правитель стоял у кромки воды, встречая прибывших гостей.
– О'Мор, арматор энд кептэн "Феникса"! – назвал себя человек в
черном камзоле, крепко пожимая руку Баранова. – О, я много слышал о
вас, мистер Баранов, и рад случаю пожать вашу руку.
– Ларкин, переведи все, что говорит господин арматор, и не отходи
от нас. Спроси, как здоровье, как плавание протекало, в чем нуждаются
славные мореходцы, долго ли пробыть у нас намерены, – откинув
привычную сдержанность, радушно говорил правитель.
О'Мор сразу понравился Баранову. Отвага, открытое лицо и прямой
взгляд ирландца, съехавшего на берег по доверию к имени и репутации
Баранова, подкупили правителя, обычно сурового и осторожного в
сношениях с иностранцами. Ирландец, не таясь, открыл причину своего
появления в водах Аляски: Ост-Индская компания решила конкурировать с
"гудзонцами", найти собственные области китобойного промысла и добычи
мехов. О'Мор со своим судном стал на службу компании и прибыл на
Аляску для разведки. Он надеется, что места здесь хватит на всех...
– Ларкин, передай господину арматору, что до острова Нутка
простираются земли российского владения и промыслы иностранцам в
прилегающих водах без дозволения российского правительства запрещены!
– соблюдая отечественный интерес, твердо объявил правитель ирландцу.
Баранов не кривил душой. Как раз весной этого, 1793 года, недели
за две до выхода байдарочного флота на летние промыслы, он, исполняя
распоряжение Шелихова, выслал судно на разведку и занятие побережья
Америки к югу, по возможности до острова Нутки под 48 – 50o северной
широты. Александр Андреевич твердо верил, что "Св. Симеон" с опытным и
удачливым шкипером Измайловым выполнит возложенную на него задачу, а
ему, если приведется когда-либо еще встретиться с Мором, не придется
краснеть за неудачное предвосхищение событий.
– О, мы не поссоримся с вами, господин Баранов. Наши компании
найдут общий язык и договорятся о взаимной выгоде, – без раздражения и
вызова принял ирландец предупреждение правителя. – Я не принадлежу к
таким людям, как Кокс... Он, правда, англичанин, а ирландцы и
англичане по-разному относятся к правам народов. Кстати, могу сообщить
вам еще одну новость: Кокс умер месяц назад в Макао от желтой
лихорадки, в разгаре приготовлений к какой-то большой экспедиции.
Доверенный Ост-Индской компании достопочтенный Макинтош был удивлен
количеством понадобившихся Коксу огнестрельных запасов и ядер и взял с
меня слово...
– Умер? – скрывая радость миновавшей опасности, перебил
собеседника правитель. – Сподобил господь и Кокса сделать доброе дело.
В сих местах... Однако соловья баснями не кормят – прошу, господин
арматор, препожаловать на лоне земли российских владений откушать чем
бог послал.
Правитель с прибывшими гостями и своими ближайшими помощниками
расположился у подножия нескольких чуть ли не к самому берегу океана
вырвавшихся из лесной чащи исполинских лиственниц. Люди возлежали на
медвежьих, оленьих и котиковых шкурах. На огне костров жарилось оленье
и медвежье мясо, пеклась рыба и готовилась традиционная русская уха, в
которую было брошено целиком несколько тушек жирной чавычи.* (* Рыба
из породы лососевых.)
– Егорушка! – скомандовал Баранов и, как бы подсчитывая что-то в
уме, оглядел гостей. – Принеси самогонной бочонка три и с ромом
ямайским анкерок махонький для гостей... Все, видно, во здоровье их
выпить хотят!
Через полчаса, с трудом пробравшись через густую толпу алеутов и
индейцев, окруживших стан правителя, – О'Мор насчитал их около пятисот
человек, – появился Пуртов с четырьмя промышленными, несшими на дюжих
плечах три бочонка живительной влаги собственного, Александра
Андреевича, курения, ведра на четыре-пять каждый, и такой же бочонок
ямайского рома, предназначенный для гостей.
Лица алеутов и индейцев, раскрашенные в ожидании боя черной и
голубой краской, казались вдвое свирепее и страшнее от чудовищных
гримас радости, возбужденной предстоящим угощением. О'Мор и его люди
разглядывали их с любопытством и скрытой опаской.
Бочонки с водкой были установлены на мгновенно связанных козлах.
Рядом на камнях разложили зажаренные туши оленей и горных баранов. У
мяса стоял Куликалов с ножом в руке. Пуртов с оловянной кружкой
вместимостью в четверть кварты встал у бочонка, держа в руке
наполненное водкой ведро.
– Здоровье наших друзей и на погибель врагам! – вставая,
провозгласил правитель тост, осушил единым духом кружку рому и,
наполнив ее снова, передал О'Мору, пуская в круговую. – А вы, братцы,
пейте, закусите и по местам, за работу, чтоб до вечера шалаши были на
месте, байдары на берегу!
Алеуты и индейцы целым родом или семьей двигались цепочкой, в
затылок друг другу, задерживаясь лишь на мгновение перед Пуртовым,
чтобы опорожнить кружку драгоценной влаги и подхватить на ходу закуску
– кусок мяса из рук Демида, с непостижимой быстротой работавшего
ножом. Выпив водку, они рвали зубами жесткое, недожаренное мясо и
уходили в сторону, уступая место у бочонка другим.
– Поспешай! Поспешай! – поторапливал Большое Брюхо
соотечественников, важно сидя на шкуре вблизи правителя – Лур-кай-ю
всегда в почете! – с несколькими другими индейскими и алеутскими
старшинами. – Байдары осторожно несите, не распорите кожу сучками! – И
косился, слышит ли его заботу правитель.
За двадцать пять лет скитаний по морям вселенной Мор не видел
ничего подобного: среди нескольких сот проходивших перед ним
американских дикарей, вооруженных копьями, а иногда и ружьями, он
насчитал не более тридцати русских.
– Я много раз бывал у источников богатств Британии и Португалии,
– не замедлил высказать ирландец Баранову свое удивление, – на
Перцовом, Слоновом, Золотом и Невольничьем берегах африканской
Гвинеи... Нет, нет, я приходил туда не за неграми! – поспешил он
добавить, заметив внимательный взгляд Баранова. – Но негров я видел
там только в цепях рабства. Я, как пять своих пальцев, знаю острова
Нидерландской Ост-Индии, где голые даяки, скованные единой цепью,
обрабатывают плантации сахарного тростника голландцев. Я трижды
посетил славный город Бостон, столицу американской республики. В нем
пять типографий, и они день и ночь печатают книги, но там... там, кто
проведет индейца внутрь Коннектикута, платит штраф в сто фунтов
стерлингов, кто даст индейцу приют у себя – за каждый час вносит по
четыре шиллинга, продавший краснокожему ружье штрафуется на десять
фунтов, за меру же водки – сорок шиллингов...
– Бостонцы служат единому Маммоне, – ответил Баранов, угадывая в
ирландце фанатичного католика и человека, недовольного квакерской
нетерпимостью граждан американской республики. – Они, слыхал я,
выгоняют из города католицких духовных, а ежели изгнанный еще
появится, – смертью карают.
– Бостонцы – те же англичане! – с горечью заключил О'Мор. -
Свобода и права существуют только для них, другим они не нужны...
Позволю себе надеяться, господин губернатор, что вы поможете мне
заменить сломанную мачту, запастись водой и провизией на обратный путь
хотя бы до Макао? На судне есть много товаров – вы посетите меня
завтра? – что-нибудь из них пригодится и вам...
– Ладно, господин арматор, придумаем, как помочь вам! – просто
ответил правитель, который и сам испытывал немалые затруднения в
прокормлении своего отряда. – Пока суд да дело, я дам свежей рыбы...
Запасы пресной воды на парусных судах были всегда предметом
больших забот капитана, а запастись провизией у безлюдных берегов
американского северо-запада случайно попавшему туда кораблю было и
того труднее, почти невозможно из-за враждебности воинственных и
свирепых индейцев, живших на побережье. Помочь храброму и честному
мореходу правитель считал для себя делом чести и немалых выгод для
русских интересов, когда завяжутся торговые связи с могущественной
Ост-Индской компанией.
Перед закатом солнца О'Мор направился на свое судно. Его
провожало несколько байдар, груженных мясом и рыбой. На судне,
стоявшем в заливе без единого огня, и в затихшем русском лагере на
берегу люди долго следили за беспокойными яркими сполохами зарниц на
далеком севере. Но ночь, американская дикая ночь, прошла спокойно,
ничем не выдав затаившейся в ее мраке вражды к самоуверенным
пришельцам.
Подымаясь с востока, солнце поздно появилось из-за высоких гор
побережья. С первыми лучами, упавшими на воды океана, Баранов стал
собираться с ответным визитом на "Феникс".
Перед отъездом он подозвал Куликалова и поручил ему с отрядом
стрелков, обслуживавших питание флотилии, набить десятка два-три
оленей и горных баранов, заготовить солонину для отправки на корабль.
Лур-кай-ю получил приказание наловить и завялить пудов сто палтусины.
Пуртов был оставлен начальником лагеря. Он должен был найти, срубить и
доставить на берег дерево для мачты.
Когда бот правителя подплывал к "Фениксу", двадцать четыре пушки
с обоих бортов фрегата дали залп... "Измена! Чище Кокса сработал!" -
подумал ошеломленный неожиданностью Баранов и тут же до замешательства
устыдился своей мысли, когда увидел на шканцах знакомую фигуру в
черном камзоле. О'Мор приветливо махал шляпой. С кормы на бизань
побежал, разворачиваясь по ветру, большой флаг Ост-Индской компании, а
следом серебристый вымпел с родовым гербом владельца судна эсквайра
О'Мор.
– Господин губернатор, вы у себя дома! – приветствовал
поднявшегося на палубу Баранова ирландец. – Через год кончается мой
контракт с Ост-Индской компанией, и я, если пожелаете, в вашем
распоряжении...
– Франц Лефорт и Патрик Гордон были первыми генералами у великого
государя Петра Алексеевича, Витус Беринг справедливо разделяет славу
открывателя сих мест совместно с Алексеем Чириковым. Вам найдется
много дела, господин арматор, на службе российской, – уверенно ответил
на приветствия Баранов, мгновенно оценив выгоды привлечения на службу
российской купеческой компании такого смелого и знающего морехода.
Черный пес ростом с доброго теленка, с курчавой короткой шерстью,
стоял около О'Мора и своими желтыми дикими глазами недружелюбно глядел
на появившихся незнакомых людей. Когда кто-нибудь из них слишком
близко подходил к хозяину, пес в беззвучном оскале клыков порывался
вперед.
– Аши, Саргач! – каждый раз останавливал пса О'Мор.
– Свирепый барбос, вот бы мне такого, – сказал Баранов и, поймав
настороженный взгляд желтых глаз собаки, подошел к ней и положил руку
на широкую голову. Собака отодвинулась, оскалив зубы, но не укусила
протянутой руки.
– О-о! – удивленно воскликнул О'Мор. – Первый раз вижу, чтобы
Саргач безнаказанно позволил чужому человеку погладить себя... Я готов
с радостью презентовать его вам, господин губернатор! Он плохо
переносит море и не ладит на судне ни с кем, кроме меня и Чандры.
– Приму с охотой, – отвечал через Ларкина Баранов. – В моей жизни
такой друг сгодится!
После осмотра судна, блиставшего чистотой и порядком, откушав в
каюте арматора черного кофе с ромом, Баранов съехал на берег.
Куликалов, уходя со своими индейцами, предупредил правителя о
необходимости соблюдать осторожность, так как охотники, ходившие
накануне в лес за мясом для партии, заметили следы большого отряда
немирных индейцев колошей, пробравшихся, возможно, от Якутата, но
обнаружить их не смогли. У чугачей были старые счеты с колошами, и они
имели все основания опасаться нечаянной встречи с кровными врагами.
Отсутствие Измайлова, отправленного на юг вдоль побережья, также
тревожило Баранова: по его расчетам "Симеон" давно должен был прибыть
к условленной встрече в заливе Нучек.
Старый компанейский шкипер Измайлов юношей, лет двадцать пять
назад, участвовал в камчатском мятеже Беньовского, и когда Беньовский,
напористый авантюрист восемнадцатого века, добравшись до Мадагаскара,
бросил соблазненных им людей ради того, чтобы стать царьком какого-то
туземного племени, Измайлов пробрался во Францию. Во Франции через
русского посланника князя Куракина выпросил себе помилование и
вернулся в Россию. В России его простили, но отправили выслуживать
прощение на Камчатку. На Камчатке Измайлов встретился с Шелиховым, а
тот принял постаревшего морского волка на службу компании. Баранов
ценил опыт Измайлова, но неустанно корил его за приобретенную в былых
скитаниях страсть к пьянству и, посылая в экспедиции, всегда
побаивался новых "авантюр" беспокойного моряка.
По возвращении в лагерь, из которого в этот день высылали людей
только на рыбную ловлю, – правитель не хотел обнаруживать пред
иностранцами пушные богатства Нучека и его окрестностей: "не
соблазняй, да не соблазнится", – Баранов выставил на ночь усиленные
караулы и дважды до рассвета самолично проверял их. Но и эта ночь
прошла спокойно. Стоявшим в караулах американцам казалось, что они
слишком часто слышат хриплое карканье ворона и зловещее подвывание
аляскинского волка. Однако правитель не склонен был поощрять мрачные
опасения островитян, боявшихся и не любивших леса.
Глава вторая
1
Весь следующий день на фрегат доставляли воду. Набирать воду
приходилось из ручья в полуверсте от лагеря, где она собиралась в
естественном гранитном водоеме. Поэтому набирать и доставлять воду к
берегу можно было только в небольших бочонках. На берегу ее переливали
в тяжелые морские бочки корабля, бочки, укрепленные на байдарах,
попарно связанных толстыми шестами, подвозили к "Фениксу" и там,
поднимая талями на палубу, скатывали в трюм. Алеуты, которые
выдерживали без еды и питья по двое суток беспрерывной гребли на
байдарах в открытом океане, оказались совсем не приспособленными к
такому труду. Приставленные к этому делу, они выполняли его медленно и
неохотно.
– Скажите проворней капитану, что я приехал кофе пить! – весело
кричал Баранов наблюдавшему за приемкой воды боцману, поднимаясь с
неотлучным при нем Ларкиным на палубу по трапу. – За барбоса калым
привез! – улыбнулся он вышедшему навстречу О'Мору, передавая ему
связку превосходных шкур морских котов. – А песика заберу перед уходом
вашим в море, чтоб не скучал по старому хозяину.
– О, зачем же, господин губернатор... Вы слишком по-царски
отдарили меня – собака хороша, но цены этих мехов не стоит! -
благодарил Мор и увел правителя в каюту пить кофе.
Аравийское кофе, напиток по тем временам редкий, а на диком
американском побережье и совсем неожиданный, подавал бесшумно
двигавшийся высокий смуглый слуга в белом тюрбане.
– Вы колдун, господин губернатор, – сказал О'Мор, пододвигая
Баранову замысловатую китайскую, в виде раскрытого лотоса, чашку с
кофе и тонкогорлый медный малайский кувшин с густым пахучим ромом. -
Живете среди вооруженных дикарей как будто у себя дома, покорили
Саргача и приворожили Риг-Чандру... Чандра сказал мне, что он даже
завидует доле Саргача. Чандра служит мне три года и едва ли три раза
был наказан. Чандра порядочно говорит по-английски, отличный охотник,
превосходно владеет парусами, но он – шудра и на своей родине, в
знойной Бенгалии, принадлежит к касте неприкасаемых, самых несчастных
и презираемых париев... У вас он надеется найти свободу и богатство, а
золото везде дает возможность человеку возвыситься. Чандре – был
случай – я обязан жизнью и, если он пожелает остаться у вас, не могу
отказать...
– Вот-вот, расскажите, господин арматор, про случаи занятные из
жизни вашей, про чудеса натуры виденные. Ничего бы не хотел – только
читать и слушать всякое от мореходцев и открывателей бывалых! – с
живостью отозвался Баранов и поудобнее уселся в кресле, готовясь
слушать долгую повесть.
Любимым чтением Баранова были путешествия и приключения.
Хозяйственная трезвость и житейский практицизм никогда не смогли
заглушить в душе Александра Андреевича манящий голос легендарной птицы
Феникс, увлекавший тех, до кого голос этот хоть раз доходил из
безвестной дали. Поддавшись ее голосу, Баранов заскучал среди своих
больших и расстроенных дел в России и, бросив все на произвол судьбы,
перебрался по предложению Шелихова в туманную и незнаемую Америку.
– Русские купцы сидеть дома не любили! – никогда не упускал
Баранов случая напомнить спесивым иностранцам "Хождение за три моря"
тверского купца Афанасия Никитина. – С Волги поднявшись, без малого за
полвека до португалов русские в Индии побывали и европейским людям про
нее первые открыли... И когда? За сто лет до того, как Ермак на Сибирь
пошел!
Во всех "хождениях", древних и новых, вроде зачитанной им до дыр
книги "Жизнь и приключения Робинзона Крузо, природного англичанина"
Даниэля Дефо, выдержавшей в России к концу восемнадцатого века
несколько изданий, Баранов искал не только развлечения, но знаний и
сведений на случай.
Перебравшись в Америку, "на край света", как многие тогда думали,
Александр Баранов почувствовал себя как бы на вершине горы, с которой
во все стороны видно: выбирай, матушка Русь, любой радужный берег для
приложения сил и трудов своих. Особенно заманчивы были бесчисленные и
малоизвестные острова великого Малайского архипелага. Жемчужные
отмели, сандаловые и коричные леса, перцовые заросли и плантации
сахарного тростника этих островов в течение веков обогащали
Португалию, а позже вытеснивших ее от гуда голландцев. Голландцы
ревниво оберегали источник своих богатств и никого не допускали в
страну. Малайские и голландские пираты стерегли все выходы островного
лабиринта Больших и Малых Зондов. За роскошным Борнео, Целебесом,
Молукками лежит – Баранов знал это – необъятная Полинезия, где в
просторах океана без счету рассыпаны, как звезды на небе, райские
безыменные и никому не принадлежащие острова.
Благоухание аравийского кофе, смешанное с острым и пряным запахом
рома, наполняло каюту. Закатное солнце, с трудом пробиваясь через ее
узкие оконца, причудливо освещало собранные Мором диковинки заморских
стран – оружие, посуду, ткани.
В дверях, подпирая тюрбаном низкий потолок, застыла высокая
фигура Чандры.
– ..."Феникс" стоял на якоре в Бомбее. Огромный город гудел, как
улей раздраженных пчел, – рассказывал О'Мор Баранову последнее
приключение на службе Ост-Индской компании. – В княжестве Биджапур, из
сказочных храмов Джамханди близ Голконды, земли которой засеяны
алмазами, была похищена величайшая святыня древнего Декана – статуя
Шакиа-Муни* со светящимися во тьме глазами. Брахманская стража,
чудовищные змеи боа и прирученные гепарды, охраняющие храмы Джамханди,
не устрашили похитителей. Статуя исчезла... "Сквайр О'Мор, – сказал
мне генерал-губернатор Индии сэр Уоррен Гастингс, когда я, спустя
месяц после этой нашумевшей истории, был вызван в его дворец в Бомбее,
– на вас пал мой выбор. Вы доставите тидорскому султану Майсору на
остров Серанг, главнейший из Островов Пряностей, мы называем их
Молукками, мое письмо и с ним тысячу кувшинов священной воды Ганга
и... – сэр Гастингс мельком взглянул на меня, – статую Шакиа-Муни из
храма Джамханди. Мне, полагаю, не нужно говорить о доверии, которое
вам оказывают компания и я! Этот забавный идол должен открыть Британии
доступ к захваченной голландцами сокровищнице пряностей...
Несправедливость должна быть исправлена! Весь груз гвоздики, корицы,
перцу, все, чем отдарит вас султан Майсор, с чем вы пойдете в обратный
рейс, предоставляю в вознаграждение ваших трудов и смелости. Будьте
осторожны, моря голландской Индии кишат акулами и пиратами! Подарок
компании султану – воду и идола – примите в Калькутте, там вас
ждут"... (* Индийское наименование Будды.)
Все проходило как в сказке, господин губернатор, но, клянусь
спасением души, здесь нет ни одного слова вымысла! – воскликнул Мор. -
На набережной Калькутты, куда я прибыл две недели спустя, ко мне
подошел древний, ровесник праотцу нашему Мафусаилу, брахман... И той
же ночью в трюм "Феникса" были погружены огромный ящик сандалового
дерева с идолом и тысяча кувшинов с водой Ганга, наполненных у стен
Бенареса, за тысячу миль от дельты священной реки...
– Всей Англии и несметного войска гастингсов не стало бы на то,
чтобы вывезти Иверскую чудотворную из Москвы! – думая о чем-то своем,
вслух проронил Баранов, но Мор не понял правителя и продолжал без
смущения говорить об английском умении использовать в своих интересах
самые невероятные в мире вещи и обстоятельства.
– Из бомбейского арсенала компании, – припоминал Мор
сопутствующие обстоятельства своего приключения, – я получил восемь
тяжелых бомбических пушек, с полумили пробивавших борт любого корабля,
и доплыл до острова Серанг... В пути я не искал боя, но пришлось
потопить полтора десятка раскрашенных джонок малайских пиратов и два
брига, капитанами которых, я готов поклясться в том, были краснорожие
голландцы с бородами, растущими от шеи. Моя цель – двор султана
тидорского Майсора – не была достигнута. Султан Майсор находился
внутри острова в походе против диких альфуров – охотников за черепами
и похитителей людей... Даже тигр уступает в кровожадности туземцам! За
черепами они охотятся со страшным оружием – беззвучным духовым ружьем
сумпитана: из непроходимой тропической чащи вылетает крохотная стрела
– и готово! Кровь ящерицы ядозуба, которой стрелы смочены, убивает
человека. Помощниками альфуров в охоте и похищении людей служат
молуккские доги... На Молукках этих собак, завезенных китайскими
купцами из Тибета, – из их породы ваш Саргач! – любезно поклонился Мор
Баранову, – на Молукках для воспитания в собаках злобы, говорили мне,
их часто кормят человеческим мясом... Вообще страшнее альфуров в тех
местах только "лесной человек", скрывающийся в сумраке тропических
джунглей, его называют там орангутанг. От человека он отличим только
густой рыжей шерстью. Он и даяки ненавидят друг друга. У даяков с ним
особые счеты: всему на свете орангутанг предпочитает даякских женщин,
которых он похищает и уносит в лес, где, натешившись и растерзав,
сбрасывает с вершины деревьев. Подстерегши во мраке леса своего
