Текст книги "Геологическая поэма"

Автор книги: Владимир Митыпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 42 страниц)

– Может, пообедаем? – робко предложила студентка.

– Потом, потом, – почти раздраженно отмахнулся Валентин, продолжая строчить в дневнике.

Ася съежилась, точно за воротник ей попали капли холодного дождя. Потом тихонечко встала и, как-то бесприютно сгорбясь, побрела прочь по берегу.

«Да, о чем я думал-то? А, жилы. Кварцевые жилы. Обилие. Почему? Разумеется, тектоника. Система расколов, трещин – по ним поднимались расплавы, растворы…

Эти жилы ветвятся, как нервное волокно… Нервная система планеты… Но всё это лирика. Ближе к делу! Что я помню о кварце? Горный хрусталь, морион, аметист, цитрин, кошачий глаз, тигровый глаз, авантюрин… Нет, все эти штучки-дрючки надо освежить в памяти. Слава богу, «Минералогия» старика Бетехтина у нас имеется…»

В этот момент Валентин краем уха уловил вдруг приглушенный, но сильный всплеск. Вскинул глаза и увидел в отдалении: Ася, бултыхнувшись в воду, энергичным брассом движется от берега. Если в тот раз, когда Роман затеял свое дурацкое купанье, он не стал тревожиться, памятуя, что пьяных да сумасшедших сам бог бережет, то сейчас все обстояло совсем иначе. Валентин мигом оказался на ногах. Но не успел он сделать и десятка шагов, как студентка в темпе взяла назад. Надо думать, почувствовала: не климат!.. Вот она поспешно выбралась из воды и, наверняка клацая зубами, с маху, всем телом бросилась на песок. Замерла. Мгновением раньше, будто вдарился лбом о стенку, застыл Валентин. «Ид-д-ешь ты пляшешь, да она голая, что ли?.. Ну, шуточки… Нет, видимо, на ней что-то телесного цвета… Черт разберет эти женские тряпки!..» Вдруг ему показалось, что она, чуть приподняв голову, взглянула на него, и глаза ее блеснули насмешкой и вызовом. Впрочем, нет – с такого расстояния даже остроглазый Валентин ничего подобного не разглядел бы. Конечно же показалось… померещилось… Ноги сами собой сделали два-три шага вперед, но в следующую секунду, внезапно осердясь на себя, он повернул обратно. Однако течение мыслей было нарушено, да и вообще мудрствовать над дневником уже расхотелось.

Выбрав который покрепче из подвернувшихся сучьев, Валентин на скорую руку соорудил таган, развел под ним маленький костерчик. Затем вскрыл банку тушенки, вывалил ее содержимое в котелок, составляющий вместе с фляжкой единый походный комплект, добавил немного воды и повесил над огнем.

Тишина была разлита над озером; она же, как другое обличье душного оцепенелого воздуха, наполняла тайгу. Вероятно, вся лесная живность вкушала послеполуденный сон. Вся ли? Валентин прислушался. Нет, никуда, оказывается, не исчезло вызывающее кожный зуд тончайшее нытье комаров, а фоном ему была едва уловимая писклявая слитная разноголосица прочего таежного гнуса. Но что-то – может быть, прохлада, исходящая от воды, – не давало им приблизиться к берегу. В противном случае студентка долго не вылежала бы в позе черноморской курортницы. Она, кстати, по-прежнему была неподвижна, и Валентин решил, что задремала, попав под общий настрой окружающего.

«Бегут дни, ох бегут, – подумалось вдруг. – Через пару недель должна быть радиограмма от Машеренкова. К тому времени мне надо выйти на базу. Василий Палыч, конечно, начнет скрипеть. Теперь, когда нет Романа, уломать его будет сложно… Потом – Учумух-Кавоктинский водораздел. Подготовить там посадочную площадку и ждать Захара с его хваленой аппаратурой – дай-то бог, чтоб она не подвела…»

С сонной замедленностью потрескивал костерок. Лениво, почти усыпляюще шевелились языки слабого, блеклого при солнечном свете пламени. Наверно, от этого мысли Валентина меланхолически обратились вспять, чего обычно он в маршрутах себе не позволял.

В ту их встречу, когда они сидели в кабине вездехода, Валентин говорил Захару: «Я подозреваю… нет, я уверен, что мы, так сказать, чистые геологи, теряем колоссально много, не зная геофизики. Не умеем грамотно читать вашу графику, все эти кривые: гравика, сейсмика, Магнитка, электрометоды… Кстати, ты уверен, что сами-то вы, геофизики, умеете выжимать из них все на сто процентов?.. Скажу честно, ведь мы, поисковики-съемщики, как уверовали когда-то в свои молотки да компасы, так больше ничего признавать не хотим. Геологическое чванство… Знаешь анекдот: ночью, в дождь, в непогоду, стучится к бабусе геолог: «Пусти переночевать!» – «Входи, сынок, вот тебе топчан, ложись отдыхай». – «Да я не один, бабка, со мной геофизик». – «А ты привяжи его в сенях». Румяный здоровяк Захар хохотал долго и вкусно. Потом сказал: «Люблю самокритичных: геологическое чванство!.. Ты это своим парням не говорил?» – «Говорил». – «И не побили?» – «Зачем бить? Мы ж не тупари, понимаем: то, что нам дали в университете, явно недостаточно. Нужно четко изучить ваши методы. Самостоятельно. Но время – где время? Текучка заедает, быт…» Захар не без самодовольства хмыкнул: «Нельзя объять необъятного». – «Не такая уж она необъятная, ваша геофизика… А вообще, по идее, нынешнему геологу надо владеть всей клавиатурой наук о Земле. И не только. Бывает, нарвешься иногда на пласт – ну, уж до того он закручен… структура – рехнуться можно. Вот и думаешь себе: хоть бы математику, что ли, применить, царицу всех наук… какой-нибудь там топологический анализ. А что? Я ни капли не исключаю, что в природе пласт вполне может скрутить по типу ленты Мёбиуса<sup>[57]57
  Лента (лист) Мёбиуса, бутылка Клейна – односторонние фигуры, свойства которых рассматриваются разделом математики – топологией.


[Закрыть]</sup>. Или, допустим, в земной коре обнаружится структура в виде бутылки Клейна…» – «Бутылки Клейна! – хохот, насмешливый, но не обидный, буквально согнул Захара. – Го-го-го! А не лучше, если в виде бутылки портвейна, а?» – «Вот и ты тоже…» – «Что?» – «Геофизическое чванство, нет?» – «Пошел ты! – Захар увесисто хлопнул Валентина по плечу. – Старик, ты не представляешь себе, насколько кстати ты подвернулся с этим своим предложением! Мне уже давно хотелось опробовать нашу аппаратуру на чем-нибудь таком, серьезном…» – «Эксперимент? – нахмурился Валентин. – Ты экспериментируешь, я экспериментирую… Одно уравнение с двумя неизвестными решения не имеет, ты это знаешь?» – «Два уравнения, – толстыми пальцами Захар изобразил подобие козьих рогов. – Два: у тебя свое, у меня свое. И один икс – наше рудное тело».

Первые лучи едва выглянувшего солнца прошили стеклянный лоб вездехода. Внутренность кабины окрасилась в оптимистические тона. «Наше рудное тело! – Валентин засмеялся, признательно глядя на Захара. – Уже присоседился. Ловкач. А насчет уравнений и икса… ладно, будем считать, что я тебе поверил…»

Его вернуло к действительности отчаянное бульканье варева. Бездумно заспешив, Валентин схватился за дужку котелка, обжег пальцы, после чего окончательно пришел в себя.

– Ася Олеговна! – гаркнул он. – Пожалуйте к столу! Она не торопилась. Дожидаясь ее, Валентин успел умыться, достать из рюкзака хлеб и прочие припасы, затем снабдить этикетками и упаковать образцы.

За обедом оба помалкивали; раза два был обмен малозначащими фразами, но не разговор. Уже допивая чай, Валентин сказал как бы между прочим:

– В университете учился со мной парень. На производственную практику попал в Саяны. А зимой лег в больницу с гайморитом. Операцию ему делали – вот здесь продолбили, – Валентин указал меж бровей, – что-то там откачивали… А с чего началось? Он сам потом рассказывал. Жаркое лето, рельеф тяжелый, съемка-двухсотка. Двухсоттысячного масштаба. Идешь, говорит, маршрутом, на паришься, и как только увидел воду – сразу умываться. А ручьи там, известно, ледяные, питаются вечной мерзлотой, снежниками… Короче, парень доосвежался… Ну ладно, он дурной был по молодости, понятно, но геолог-то, с которым он ходил, – уж этому-то положено хоть чуточку соображать, черт возьми!.. Нет, видно редкостный был дуб, – со вздохом закончил он.

Ася самолюбиво вздернула нос, пооблупившийся на ветру и солнце и оттого забавно лиловатый.

– У вас вся экспедиция такая или мне просто повезло на партию?

– Не нравится, – в голосе Валентина было искреннее сочувствие. – Поучают. Надоели. Скорей бы от вас уехать.

Студентка молчала, глядя в сторону. Валентин миролюбиво засмеялся:

– Все правильно. Мне и самому не нравилось. А вот сейчас иногда думаешь: хоть поучил бы, что ли, кто-нибудь, нотацию прочитал.

– Надо же, какой старец!

– Я стар душой, Асенька, – шутка получилась неуклюжей, Валентин сам это почувствовал и, смутившись, резко поднялся. – Как говорит Пал Дмитрич, кончай ночевать! Потопали дальше.

Для равномерного и правильного охвата площади маршруты прокладываются на планшете заранее. Но пройти точно по карандашному абрису удается далеко не всегда – реальная местность способна преподнести такие сложности – порой непреодолимые, – которые ни на какой карте не значатся.

В сегодняшнем маршруте подобных сюрпризов не вылезло, и изящная петля, начертанная руководящей дланью Василия Павловича, изменению «в рабочем порядке» не подверглась.

Последняя точка наблюдения, по расчету, должна была находиться на склоне отрога, выглядевшего вполне заурядно и на карте, и в действительности. Валентин и Ася подошли к его подножью, когда солнце уже шло на снижение. Отрог был невелик, довольно крут, на две трети высоты покрыт кедровым стлаником.

С ожесточением преодолевая пружинную силу смолистых ветвей, густо переплетенных и будто наклонно парящих над землей, студентка увлеклась и сама не заметила, как миновала зону зарослей. Отдышалась. Влезла на скальный выступ, с довольной улыбкой оглядела сверху оставшееся позади препятствие. Склон, плотно закрытый темно-зеленой стланиковой шубой, резво убегал вниз и просматривался до самого подножья. Откуда-то оттуда раз-другой донесся чуть слышный стук молотка, после чего опять воцарилась умиротворенная вечерняя тишина.

Ася пригладила растрепавшиеся волосы, мимолетно подумала: «Наверно, выгляжу ужасно». Посмотрела на свои руки. От постоянной возни с металлометрическими пробами они стали похожи на птичьи лапы – кисти огрубели, потрескались, в кожу въелась грязь… Ощутив внезапную жалость к себе, она едва не всплакнула, но тут ее внимание привлекло движение в зарослях. Кто-то шел метров на двадцать ниже по склону и несколько правее. Разумеется, это поднимался Валентин. По раскачиванью длиннохвойных верхушек было видно, что идет он не торопясь, время от времени останавливается. Приложив к губам сложенные рупором ладони, Ася издала глухое хриплое рычанье. Движение стланика моментально прекратилось. «Ага, испугался!» – не без злорадства подумала она и пихнула вниз оказавшийся под ногой камень. Тот покатился, набрал скорость, нырнул в заросли и с удаляющимся шумом понесся сквозь них. Верхушки закачались снова, но уже с панической поспешностью. Студентка хихикнула. В следующий миг стланиковая чащоба беззвучно ахнула и метрах в пяти от нее выбросила из себя здоровенный бурый клубок. Дальнейшее Ася воспринимала сквозь некий туман. Запомнилось: клубок оказался существом, состоящим как бы из больших шаров, свободно упакованных в мохнатую шубу. Мельком глянув на Асю, оно боязливо хрюкнуло, шары быстро, мягко, волнообразно покатились под шкурой, и существо исчезло с той же внезапностью, с какой возникло.

Когда появился Валентин, студентка, с неестественно посеревшим лицом, сидела все на том же выступе.

– Ми… мишка, – растерянно-удивленно пролепетала она, тыча рукой куда-то вправо и с таким видом, будто указывала на стоявшего неподалеку этого самого мишку. Валентин деловито шагнул туда, вгляделся в следы и кивнул:

– Точно, медведь. Так ты его видела, что ли?

– Ну…

– Что ж, ничего страшного, – озираясь, проговорил он. – На то и тайга. Не знаю, как зимой, но летом в маршрутах я их перевидел уйму. Плохого о них сказать не могу. И вообще не знаю случая, чтоб медведь напал на геолога…

– На человека или на геолога? – Ася пришла в себя и тотчас взялась язвить; видимо, так у нее проявлялась нервная реакция после пережитого потрясения.

– На геолога, – с подчеркнутой серьезностью отвечал Валентин. – Правда, много лет назад одно чепе все же было, но случилось это с геологиней…

Студентка иронически усмехнулась:

– Все ясно, опять поучительная история.

– Именно поучительная. Поэтому… – Он снял рюкзак и с самого его дна, откуда-то из-под образцов, извлек кобуру с наганом.

Ася удивленно подняла брови – она совсем не подозревала, что Валентин носит с собой оружие.

– Тайга есть тайга, – пробурчал он, словно оправдываясь.

Валентин действительно ощущал неловкость за этот, как ему вдруг показалось, пижонский жест.

– Ну, а с той геологиней что? – после некоторого молчания спросила Ася; она уже не улыбалась.

– С геологиней? – повторил Валентин, вешая кобуру на свой широкий армейский ремень. – Подробностей не знаю, а рассказывали так: она столкнулась с медведем на узкой тропке, в горах где-то… Буквально носом к носу… И вроде бы со страху тяпнула его молотком по голове… Осталась жива, – внезапно обрубил он и вскинул на спину рюкзак. – Все, Олеговна, маршрут закончен, идем домой!..

Путь на табор получился скорым и простым. Сначала они поднялись на отрог, благо до его верха оставалось уже немного. Оттуда легко взошли на гребень основного хребта, после чего, идя все время по водоразделам, образующим единую ветвистую систему, менее чем за час оказались над тем озером в верховьях Кичер-Маскита, возле которого располагался табор.

– Дымком пахнет, – Валентин остановился, с удовольствием втянул в себя уже по-ночному посвежевший воздух. – Наши, наверно, уже все в сборе.

Ася лишь вздохнула, с родственной теплотой глядя вниз. В загустевших сумерках смутно белели прямоугольники палаток, трепетал красноватый огонек костра; людские голоса еле доносились, но лай собаки был неожиданно отчетлив и звонок.

Когда припозднившаяся маршрутная пара, гремя камнями на пологом спуске, приблизилась к табору, кто-то из сидевших возле костра взмахнул рукой и предельно омерзительным голосом завопил:

 
Вот кто-то с горочки спустился,
Наверно, милый мой идет!..
 

Роман!.. Валентин так и замер от неожиданности.

– Ой, Ромочка Свиблов! – радостно ахнула Ася и тоже остановилась.

– Ну что стоите, как неродные? – продолжал орать неугомонный москвич. – Не боись, не съедим – мы уже сытые и пьяные!

– И нос в табаке! – весело добавил прокуренный бас Самарина.

Валентин подошел к костру, не успев привести в порядок взбаламученные мысли.

– А, это ты… поросенок, – проговорил он как можно спокойней.

– Видали? – громогласно возмутился Роман. – Я же и поросенок! А где ваше здрасьте?

Присутствующие – а у костра наличествовал весь отряд – сочувственно загудели. Видимо, такое уж свойство было у москвича – как-то само собой делаться центром притяжения и душой общества.

Оказалось, «сытые и пьяные» было сказано Романом не просто красного словца ради – возле стойки тагана Валентин заметил опорожненную бутылку «Столичной». Усмехнулся.

– Что, опять двести лет русскому граненому стакану? Василий Павлович с благодушной ухмылкой объяснил:

– Гостинец. Роман принес, чтоб смыть недоразумение… В наброшенном на плечи ватнике он восседал рядом с москвичом и улыбался улыбкой ребенка, получившего самый большой в мире леденец.

– Ничего себе недоразумение, – проворчал Валентин, освобождаясь от маршрутной ноши.

Начальник пропустил это мимо ушей и продолжал:

– Мы тут разделили по символической дозе. Вам не оставили – ты не употребляешь, а студентке – ни-ни, ни в коем разе. – Тут он увидел, что Ася нацелилась идти умываться, и покровительственно махнул пальцами – Ладно, попустись – в тайге заразы не бывает. Лучше садись ужинать.

– Валентин, не делай морду ящиком, – напористо вступил Роман. – Как тогда получилось-то? Мы, значит, с Панцыревым пошли в контору, а ты остался возле хоздвора. Так? Я еще хотел тебе сделать ручкой – мол, не плачь, Маруся, мы поженимся, но где там: этот Панцырев своими разговорами моментом забил мне баки, и – от винта! А потом оглядываюсь – тебя уже нет. Через час бегу в общежитие – нониус! Где? Тут возникает хозяйка, делает топ ногой: твои, мол, собрали манатки и ускакали, а кто будет за разбитую стеклину платить?.. Я ей: не пульсируй, бабуля…

– Что еще за стеклина? – насторожился Субботин.

– А! – Роман пренебрежительно поморщился. – Под вернулись нам местные блатаки на выходе…

– На выхлопе, – машинально поправил Валентин.

– Научи свою бабушку щи варить! – отрезал москвич; обескуражить его было решительно невозможно. – Начали с ними выяснять отношения, ну и кто-то из них что-то кинул, попал в окно… В общем, шелуха все это, Василий Павлыч…

Настоящий серьезный разговор состоялся позже, в палатке начальника. Поставив посреди чайник горячего крепкого чая, на спальных мешках расположились Василий Павлович, Валентин, Роман, Павел Дмитриевич Самарин. Присутствовала и Ася – как будущий инженер-геолог и командир производства.

– …Информация из первых рук – вот что было важно для меня, – говорил Роман, оглядывая всех поочередно; в зрачках его колючими точками отражалось пламя свечи. – Валя, свою идею ты изложил мне в полный рост. А обратная сторона медали? Думаю, надо поглядеть и на нее, раз уже Стрелец навязал мне дурацкую роль своего представителя. Понял теперь? – отнесся он к Валентину. – Что вам сказать про Панцырева? Как геолога я его так и не узнал. Все делает аккуратно, от сих до сих. Согласно инструкциям и методикам. Лично своего ничего нет. Или же он не пожелал раскрываться… Но организатор – толковый. Ас. Что да, то да. А по совместительству еще и сволочь…

Василий Павлович даже крякнул от неожиданности. В явном замешательстве воззрился на Романа Валентин, подумал, потом качнул головой:

– Ну, это уж ты того… слишком загнул.

– А, что ты понимаешь в городской любви! – отмахнулся москвич; огоньки в его глазах заиграли ярче и злее. – Слушай сюда, тундра! Та комиссия – по несчастному случаю, помнишь? – улетела в тот же день, и меня поселяют в гостинице. Одного. В столовой кормят особо, сечешь ситуацию? Отличная колбаска. Домашние пельмени. Икра. Крабовые консервы, идешь ты пляшешь! – а я их видел-то в последний раз еще в те времена, когда папиросы «Север» назывались «Норд». Помню, красная такая этикетка, написано «АКО» и «СНАТКА»… Ну, «снатка»– это мы тогда так читали, в детстве, в действительности-то «чатка», крабы, по-английски. А вот «АКО»– тут я до сих пор не могу дорубить…

– Акционерное Камчатское общество, – солидно объяснил Самарин.

– А, теперь это без разницы!.. Ну, днем – скважины, керн, документация, графика. Дело ясное. Даже в штольню слазили. А вечером – светская жизнь, в полный рост… – Роман опять повернулся к Валентину. – Та кроха – помнишь, мы ее возле кернохранилища видели – была приставлена ко мне вроде как чертежница и вообще… Последним номером программы – охота. Убили дикого оленя…

– Одичавшего, скорее всего, – снова вклинился прораб. – Их по тайге немало бродит. Сбегают с ферм. Оленю одичать – раз плюнуть…

– Да я сам чуть не одичал! – закипятился Роман с негодующей веселостью. – Значит, оленя этого разделали там же, на месте. Деликатесные части – сразу в оборот. Естественно, появилась бутылочка, то да се – готова картина «Охотники на привале»… И тут – кошмарная жуть! – Панцырев пытается подарить мне ружье. Заказное, между прочим, штучной работы. Я ему леща кинул: вот это, говорю, ружьишко, держите меня трое! Он с ходу и на полном серьезе: «Но оно же ваше!»– и подает мне. Я слегка обалдел, а он смеется: «На Кавказе был обычай – если гостю понравилась какая-то вещь, ее тут же ему и дарят». Гротеск! Я в ответ: «Пардон за извинение, но вы же не черкес, и мы не на Кавказе. И нынче такие финты даже там не в моде»… Короче, море удовольствия!..

– Ну и взял бы, подумаешь! – прораб усмешливо хмыкнул. – Небось не обеднел бы твой Панцырев.

Тут подала голос молчавшая до сих пор Ася:

– Как можно брать! Ведь это же взятка, правда? Роман уставил на нее недоумевающие глаза, моргнул раз, другой, потом в полнейшем изнеможении вцепился в сидевшего рядом Самарина, уткнулся лицом в его плечо.

– Полный за… завал!.. – взвизгивал он сквозь душивший его смех. – Н-наливай!..

Субботин с отеческой укоризной покосился на весельчака, пожевал губами. «Сейчас что-нибудь из Гоголя выдаст», – подумал Валентин. И точно, после некоторой паузы Василий Павлович глубокомысленно промолвил:

– Да нет, это не взятка, это – борзой щенок… – И замолчал.

– Куры-гуси, вилы-грабли! – Роман наконец отдышался. – Пойду лягу… Валентин, забыл сказать: я приземлился в твоей палатке, не возражаешь?

– Еще как!

– Тогда попрошусь к девчатам, – спотыкаясь в полумраке, он пробрался к выходу и, прежде чем вылезти наружу, опять хихикнул – Помрешь с вами, ей-богу…

Он явно имел в виду «тундру» Валентина и, надо думать, не меньшую «тундру» Асю.

Внутренне посмеиваясь, Валентин поглядел на студентку – та сидела, хлопала глазами, и вообще вид у нее был довольно-таки обескураженный.

Василий Павлович проводил взглядом Романа, а когда за ним сомкнулись входные полы, уважительно поднял палец.

– Москвич! – И, отвечая на вопросительный взгляд прораба, пояснил – Молодой-то молодой, а в людях гляди, как разбирается. – Кашлянул, затем энергично приклеил ни к селу ни к городу – Идешь ты пляшешь!

Теперь уже Валентин, согнувшись от еле сдерживаемого хохота, поспешил к выходу. Вслед ему прозвучал ехидный вопрос начальства:

– Ты чего это, а? Медвежьей хворью заболел?.. Переход от базы до табора Роман сделал за один световой день. Правда, предусмотрительно вышел в путь еще до восхода солнца. Помня, с какими муками ему, еще не вошедшему в экспедиционную форму, дались тогда те маршруты, Валентин не мог не признать: москвич – ходок отменный. «Полевик», – уточнил он про себя.

Палатка встретила его тишиной и мраком, но полевик был тут – в темноте слышалось его посапыванье.

– Почему без света? – влезая внутрь, спросил Валентин.

– Комары налетят, – Роман зевнул, повозился в мешке. – Ложись… Завтра рано вставать. В маршрут иду, с Василий Палычем.

– Как твои ноги?

– Зажило, как на собаке. Теперь могу шпарить по тайгам до полного не хочу… Ты куда?

– Пойду к костру, – отвечал Валентин, пробираясь на четвереньках к выходу. – Надо выводы записать.

– Какие еще выводы – уж не насчет меня ли?

– По сегодняшнему маршруту. Так сказать, резюме. Роман удивленно присвистнул:

– Герой пустынных горизонтов!.. Слушай, а до завтра отложить нельзя? Я бы хоть посмотрел, как это делается. – И добавил невинным тоном – Или к утру все забудешь?

– Кто – я? – оскорбленно начал Валентин, но тут же, спохватившись, засмеялся. – Ладно, пораньше встанем и сделаем.

Он разулся, выглянул из палатки. Небо было ясное, звездный блеск от края до края ничем не замутнен. Нет, дождя не предвиделось, и Валентин со спокойной душой выставил сапоги наружу, под боковой козырек палатки.

– Ну, спрашивай, что ли, пока я не закемарил, – проговорил Роман. – Чувствую, у тебя есть вопросы.

– Есть, – Валентин разделся и скользнул в прохладные объятья мешка. – Вот ты посмотрел материалы по Гулакочи…

– …и не показалось ли тебе, что я прав? – смеясь, докончил за него Роман, вслед за этим послышался смачный шлепок. – Ч-черт, вот грызут!

– Какая тайга без комара…

– Знаем, слышали. Какой грузин без лимузина, какая свадьба без вина… Слушай, ты обижен? Есть немного, да? Да? Только честно!.. – Тут он, судя по звуку, рывком приподнялся в мешке. – Эх, тундра! Да я ж к тебе отношусь в два раза дороже – теперь, после знакомства с Панцыревым, усек? Лично к тебе! И к Василь Палычу! И к прорабу вашему, и к Асе!.. И дело вовсе не в твоей дурацкой идее, догоняешь?

– Ну…

Роман засмеялся.

– Ладушки, давай спать. – Он аппетитно зевнул, начал с шумом умащиваться, располагаясь поудобнее; потом сказал шершавым голосом – Конечно, есть там хорошие парни. Вот этот твой Толя, скажем… Но все-таки личность старшего геолога, она накладывает отпечаток. Довлеет… Короче, дерьмо пчелы, дерьмо мед, дерьмо и дед-пасечник… Начальник партии, сам знаешь, он администратор: бригадо-месяцы, станко-смены, кубаж-метраж. А вот старший – это идеолог… Да ты спишь, что ли?

– Пока нет.

– То-то же! – Роман вздохнул. – Все хорошо, вот только та кроха…

– Она после техникума?

– Угу… Неспетая песня моя. Девушка моей мечты. Ну, может, не в полной мере, но почти…

– Если почти, что ж ты ей… Кстати, ты женат?

– Не-а, – в голосе Романа пробежала усмешка. – И знаешь, это нашим институтским метрессам не дает спокойно жить. У них хобби – устраивать судьбу одиноких молодых людей. Да вот перед самым моим отъездом сюда одна из них говорит: «Ромочка, вам надо срочно жениться. Хотите, я вас познакомлю? Девушка из очень, очень видной семьи и собой вся такая, такая импозантная… Работает в музее Академии, в отделе доисторического человека». Я ей: «О, то, что любит наша мама!» – «Как вы сказали?» – «Кем, говорю, работает в музее – экспонатом?» Оскорбилась… хулиганом обозвала…

– С тобой не соскучишься.

В ответ Роман промурлыкал что-то неразборчивое, а немного спустя умиротворенно засопел.

Валентин закрыл глаза. Он уже начал дремать, когда опять послышался голос Романа. Сонно жуя слова, он спрашивал:

– Слышь… Почему Ася все время щурится?.. Глаза, что ли, болят?..

Смысл вопроса не сразу дошел до Валентина. Преодолевая дрему, он пробормотал в ответ:

– Разве?.. Это, наверно, от солнца… без привычки…

Через минуту они оба уже спали тем завидным, подобным живой воде, сном, какой бывает лишь в молодые годы.