Текст книги "Геологическая поэма"

Автор книги: Владимир Митыпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 42 страниц)

– На колоде? На какой колоде? – уже с некоторым сомнением спросил Толя.

– На которой мясо рубят, – буркнул Роман. – Что, не веришь? Я тоже не верил, но… Как-то зашел к нему в магазин. Вижу, стоит за прилавком – ну, до того торговый, до того… В общем, рожа – а-ля вторая амнистия. А покупатель перед ним весь на цырлах. Тогда я поверил. Поверил, что наглость – второе счастье…

Роман умолк, и так, в молчании, они дошли до берега Гулакочи. Река, типично горная по своей стремительности, по обилию загромождающих русло валунов различного размера, выглядела свинцовой, как это бывает после дождя. Ее беспокойную серую поверхность оживляли мелькающие в волнах малиновые просверки – закат все еще кроваво пылал, но уже холодней и глуше, чем давеча.

У кромки воды Роман, нагнувшись, ополоснул лицо, пригладил мокрыми ладонями волосы. Недовольно помаргивая, оглядел речку. В покрасневших его глазах появилось нечто поросячье.

– Старики! – оживился он вдруг от некой внезапно пришедшей в голову мысли. – А где тут купаются?

– Вон там, – начал показывать Толя, – чуть повыше, там улово…

– Улово – это что, яма какая-то, глубокое место? – Роман решительно скинул куртку.

– Эй, друг, ты не искупаться ли надумал? – насторожился Толя. – Ты кончай это дело – простынешь запросто.

– Да будет вам известно, товарищи таежники, я купался на Кольском полуострове, за Полярным кругом! – с не совсем трезвым вызовом отвечал Роман, снимая рубашку. – Я купался в памирских речках, а они текут непосредственно из-под ледников, о! И ничего, сами видите, жив-здоров!..

– А, пусть, – махнул рукой Валентин. – В тайге простуды не бывает, по себе знаю. Вода после дождя теплее.

– Дождь не дождь – это не имеет значения, – Роман присел на береговую бровку и начал разуваться.

Валентин и Анатолий молча смотрели на него с видом людей, обязанных терпеливо сносить чудачества столичных гостей.

Стащив один сапог, Роман вдруг вскинул голову, точно что-то вспомнил.

– Нет, но Вовчик-то, Вовчик! – проговорил он и расхохотался. – Вот выдал: жрабельная вещь, а?

Валентин поморщился:

– Охота ж тебе было слушать его треп.

– Э, не скажи, не скажи! – Роман прищурился, помахал пальцем. – Вовчики, вадики – это, старик, общественное явление, а не хухры-мухры, о!.. Вот увидишь, во что они отожрутся лет ну… через десять – пятнадцать… если, конечно, не изменится среда обитания. Таких лопухов, как мы с тобой, они будут… иметь в виду!.. Р-рептилии р-рода человеческого… Но я надеюсь на ветер, злой и освежающий. Именно так: злой и освежающий! Я на этом настаиваю, граждане!.. Ладно, Вовчик – это еще примитив, одноклеточный организм: жрабельность! – все остальное ему до поясницы… Но есть масса других – помнишь из палеонтологии, какое было жуткое разнообразие этих рептилий? От таких вот, как мышь, и до громил в полета тонн весом… Ползающие, бегающие, плавающие… даже летающие, бож-же ты мой!.. Нет, вы конечно, извините, я немного поддал… ладно, не в этом дело!..

Валентин начал терять терпение.

– Если ты раздумал купаться – оделся бы, что ли. Сидишь голышом – глядеть на тебя холодно!

– Извиняюсь, айн момент!.. Помню, опять же в Средней Азии… В Самарканде, точнее… Осматриваю Регистан. Ну, что говорить, сказочный Восток в полный рост! Минареты, мечети, купола… И кругом это… изразцовая мозаика, майолика – лазурит, малахит, бирюза… Каменные ковры! – так я доложу. Секреты старых мастеров!.. И надписи арабской вязью, ювелирным шрифтом «цветущий куфи»: «Мудрый откажется от этого мира прежде, чем мир откажется от него»… «Земля – бремя людей, люди – бремя земли»… Изречения! Мудрость веков!.. И тут около меня возникает какой-то э-э… одноклеточый турист и вякает: «Гляди, во жили кучеряво – все стены в цветном кафеле!» Ид-дешь ты пляшешь! – Роман расхохотался.

Валентин со страдальческим видом обернулся к Толе.

– Я не могу! Давай оденем этого многоклеточного – неужели вдвоем не справимся?

– Все, шеф, молчу! – Роман живо скинул брюки и, оставшись в одних трусах, рысцой припустил по берегу к указанному месту.

– Вот возьмет и утонет по пьяной лавочке, – пошутил Толя и, становясь серьезным, продолжил – А знаешь, зря ты его привез.

– Кого – Романа? – опешил Валентин. – Как это зря? Почему?

– У нас уже было известно, что ты летал в город и вернулся с учеником Стрелецкого. Сам знаешь, в экспедиции новости расходятся мигом, а уж тем более такая… И вдруг – привет! – оба заявляетесь сюда…

– Ну и что?

– Вывод один: ты заручился поддержкой Стрелецкого и начинаешь копать под нас по-серьезному.

Донеслось молодецкое уханье – подняв фонтан брызг, Роман бултыхнулся с берега.

– Погоди, погоди… – медленно проговорил Валентин. – Чушь какая-то! Как это вообще можно – копать под целую разведочную партию?.. Я и не думал…

– Думал или не думал – дело десятое. Важен факт, а он – вот он, – Толя указал взглядом на шумно резвящегося в воде москвича. – Теперь Панцырев наверняка предпримет ответные шаги, предупреждаю по-дружески. Задеты его личные интересы.

– Личные интересы? Не понял…

– Ёшкин кот, ты что – младенец? – внезапно обозлился Толя. – Почему, думаешь, Панцырев в свое время бросил теплое место в управлении и срочно перевелся, так сказать, на низовую работу? Причем не на разведку известняков-глин, а именно сюда, на дефицитное сырье, имеющее отношение к ракетно-космической технике… Три года в должности старшего геолога партии, ведущий автор отчетов. Теперь его имя пойдет первым номером в любых списках на премии и награды. Сейчас начинается прикидка запасов – самое время «делать» месторождение. Можно поскромничать или, наоборот, размахнуться и показать товар лицом. Возможности в любом случае найдутся: способы подсчета, все эти категории «А», «Б», «Ц-один», «Ц-два»… балансовые запасы, забалансовые запасы, прогнозные ресурсы…

Пыхтя, как паровоз, подлетел Роман, синий, пупырчатый, с вытаращенными глазами. Ужом ввинтился в рубаху, накинул куртку, после чего, прыгая на одной ноге, начал поспешно натягивать брюки.

– Как водичка? – с ехидцей поинтересовался Валентин.

– Уф, блеск! – еле выдохнул Роман. – Полегчало, будто с родными повидался!..

Толя сочувственно оглядел его и, чуть поколебавшись, достал из внутреннего кармана бутылку водки.

– Хотел с вами по-людски посидеть, – как бы извиняясь, сказал он Валентину. – Но вижу, надо срочно согреть парня.

– О, то, что любит наша мама! – с зубовным лязгом проблеял Роман. – Только, пардон, из чего будем пить – из горла, что ли?

– Нет, я, конечно, не настаиваю… – Толя сделал движение спрятать водку.

– Абзац! – удержал его Роман. – Не пижонься! Забрав бутылку, он одним движением свернул с нее белую сургучную заливку, распечатал и вопросительно поглядел на Толю.

– Давай, давай! – кивнул тот.

– Видит бог, не пьем, а лечимся, – Роман глотнул из горлышка и весь передернулся. – Ф-фу, какая пакость!..

– Леченье леченьем, а ты все же обуйся, – заметил Валентин и обернулся к Толе – Ты не договорил…

– А что договаривать – и так все ясно, – хмуро отвечал тот. – Панцыреву любой ценой нужно месторождение – пусть не выдающееся, но достаточно солидное, вот он и наскребает запасы, как деньги на машину. Давит на всю катушку. И тут вдруг со стороны появляется какой-то, извини, молокосос и шварк по карте красным карандашом: глядите, вот вам плоскость сместителя! И все – корни у месторождения обрублены, перспектив на будущее никаких, и вообще все мы тут во главе с Панцыревым не геологи, а геолухи. Ёшкин кот, кому это понравится?

– О, то же самое и я хотел сказать! – подал голос Роман, который обувался, сидя в сторонке. – Вот ты, Валька, засучил штаны до локтей и прешь вкрест простирания всех структур. Кто так делает в наше время? – Он бодро вскочил, притопнул сапогами, как бы пробуя их на прочность, и подошел, продолжая начатое – Вот есть у тебя идея – приветствую, я уважаю людей с идеей. Но ты же не носись с ней, как тот умный человек с писаной торбой. Пару месяцев назад я был свидетелем одного разговора. Собрались мой шеф и еще пять-шесть китов аналогичного ранга. Ну, беседа у них, конечно, глобальная, о высоких материях: континенты и океаны, глубинное строение Земли, геологическая форма развития материи и прочая бодяга. И тут вдруг профессор Рутковский возьми и выдай – я, говорит, всю жизнь знал, что шарьяжи существуют… Привет! Сам же разработал классификацию основных типов вертикальных движений в земной коре, а в глубине души, оказывается, всю жизнь был горизонталистом.

– И что те, Стрелецкий и остальные? – вмиг загорелся интересом Толя.

– Да ничего. Замяли, не стали развивать эту тему, – сказал Роман и обернулся к Валентину – Нет, но ты усек? Сам Рутковский, не кто-нибудь! Корифей! Но старикан неспроста сейчас вылез с этими шарьяжами, сечешь? Так что терпи, казак. Война – фигня, главное – маневры!

Валентин поглядел на Романа – ишь, как оживило его холодное купанье: задирист сделался, напорист, уши торчком, кулаки зудятся. Глупо дискутировать с таким здесь, на пустынном берегу речки, да еще в час, когда под черным пологом облаков торжественно и мрачно дотлевает угасающая заря и в мир вступают тихие сумерки, настраивая все окружающее на мирный и вдумчивый лад. И все же…

– К черту твои маневры – так всю жизнь проманеврируешь на запасных путях, – отвечал он, стараясь говорить спокойно и по-дружески. – Я вот как-то читал воспоминания Ивана Михайловича Губкина. В конце двадцатых годов, будучи директором Московского отделения Геолкома, он начал работы по поискам уральской нефти. И вот – это он прямо так и пишет – консервативные ученые подняли невероятную возню: «Нефть на Урале? Это даже не утопия, это авантюра Губкина, как и его курское железо…»

– Ясно, ясно! – досадливо оборвал Роман. – Курская магнитная аномалия, нефть Второго Баку… Нашел пример – Губкин! Да он в конце двадцатых годов уже был на подступах к званию академика! И жил, между прочим, не в какой-то зачуханной Абчаде, а в Москве, шуровал в высших геологических сферах.

– И времена были другие, – вставил Толя.

– Вот именно! Был такой довоенный еще геолог Сергей.

Клунников, считается одним из отцов памирскои геологии. Так он, говорят, ходил в маршруты один. Уходил на недели, на месяц. И с ним только собака по кличке Памир. Здоровый был мужик – одних образцов килограммов по тридцать притаскивал. Кто в наше время захочет так работать?..

– Нынче один в поле не геолог, – хмуро усмехнулся Толя. – И не разрешат. Есть техника безопасности.

– Точно, не разрешат, – явно насмешничая, подхватил Роман. – Вот ты сделаешь большое – подчеркиваю: большое! – открытие и принесешь – так тебе скажут: «Кто разрешил? Закрывай свое открытие и неси назад – это откроют те, кому положено!» Субординация, старик! Что положено Стрельцу, то не положено нам с тобой. Техника безопасности!

– Слушай, смех смехом, а, в сущности, он прав, – медленно и как бы сожалея промолвил Толя. – Не хотел тебе говорить, но… В управлении я слышал такой разговор, отрывочно, краем уха: «Это, знаете, как-то даже странно. Ему вроде бы и по должности не положено, никто ему не поручал и прав никаких не давал…»

Валентин чувствовал поднимающееся раздражение и понимал, что, начни он сейчас говорить, непременно сморозит глупость, но сдержаться все же не сумел.

– Значит, поиск истины не более как в границах отведенных обязанностей… – вполголоса обронил он.

– Держите меня трое! – Роман буквально захлебнулся от возмущения. – Видали?! Какие слова! Тебе что – поручали истину искать? Или заниматься геологической съемкой? Зарплату тебе за что платят? Пижон! И вообще, знаешь, кто истину глаголит? То-то! Не ставь себя в положение младенца, не смеши людей. В мире есть неписаные правила. Все знают, отчего появляются дети, но никто ж об этом не кричит на улицах. Элементарных вещей не усвоил! И вообще, в каком мире ты живешь? С луны свалился? Правильно про таких говорят: ни в колхоз, ни в Красную Армию… Истина!..

Возбужденно дыша, он поднял стоявшую на земле бутылку и, как бы не замечая того, сделал глоток.

– Дай-ка и мне! – Толя в сердцах последовал его при меру, после чего сплюнул с отвращением и укоризненно сказал – Черт знает что приходится делать, и все из-за тебя!

Он снова стал порывист, с какими-то неоконченными движениями.

– Эй, эй! – послышлось вдруг сзади.

Обернулись: шагах в десяти, восседая на олене с ветвистыми рогами, весело скалил зубы неведомо откуда и как взявшийся человек.

– Мало-мало пьем? – дружелюбно спросил он. – Хо-рошо-о! Ссориться не надо, кричать не надо. Тайга не любит сердитого человека.

– Привет, Басаул! – помахал рукой Толя.

– Ругаться – плохо! – эвенк засмеялся и, понукнув оленя, поехал дальше.

Толя, насупясь, поглядел ему вслед, качнул головой.

– Н-да, верно сказал – устроили базар на всю тайгу. Вот он до таких визгов никогда не унизится. Если уж сильно припечет, всадит в тебя пулю, и дело с концом. Сын тайги!..

– Что, неужели убьет? – недоверчиво глянул Роман.

– Убить и я могу, если кровно обидишь, – ухмыльнулся Толя. – Ну что, пойдем обратно?

– Двинулись. Я не говорю «тронулись»– мы давно тронулись, – Роман засмеялся, поднял опорожненную бутылку и уже было замахнулся, но Валентин успел перехватить его руку.

– Дай сюда! Что за мода – всякую дрянь обязательно в речку. А потом ноги режем…

– Куда ж ее девать?

– Унесем в поселок, там кто-нибудь подберет, приспособит для дела.

– Нудный ты человек! – вздохнул Роман. Возвращались молча, как бы недовольные друг другом.

Стояли уже густые сумерки. Ярко сияли окна поселка. Кое-где на черном склоне и гребне хребта, который с темнотой как бы придвинулся вплотную к домам, горели огни буровых вышек.

Не доходя до общежития, Толя тронул Валентина за рукав:

– Кстати, Панцырев уверен, что ту скандальную телеграмму сочинил ты.

– Какую телеграмму? – не сообразил Валентин, размышлявший в эту минуту совсем о другом.

– Здравствуйте! Да ту хохмаческую телеграмму, которая… Ну, не помнишь, что ли?

– Да-да, что-то такое говорили… Но это ж давно было?

– Какая разница! Панцырев, он мужик злопамятный, и вообще…

– Сукин сын и очень себе на уме… Нет, это я в хорошем смысле, – Роман рассмеялся. – Старики, а что за телеграмма?

– А, глупость! – отмахнулся Валентин.

– Это как посмотреть, – не согласился Толя и, обращаясь к Роману, продолжал – Панцырев перевелся к нам, а через полгода, это уже осенью было, узнаем вдруг: какая-то комиссия должна приехать, в том числе люди из Москвы. И тут Панцырев засуетился – срочно затеял проверку документации, всей графики, то да се – ну, это в порядке вещей. Новая метла! Но ему вдруг стукни еще в голову, почему камеральные помещения не побелены? У нас, видишь, в камералках стены были бревенчатые – голое дерево, но аккуратно обтесанное. Приятные были стены. А Панцырев завелся: темно, мешает чертежным работам. Только начали белить – сразу дожди, дожди, а потом снег. Сырость, конечно, развели в камералках, женщины попростывали, но ничего, оклемались. И вдруг – дней через десять, наверно, – телеграмма из города: «Срочно побелите штольню, едет комиссия». А подпись такая: старший геолог Монголо-Охотского пояса<sup>[44]44
  Монголо-Охотский пояс – геолого-географическое понятие, сходное с такими, как, например, Курило-Камчатская дуга, Крымский перешеек, Марианская впадина.


[Закрыть]</sup>.

– Колоссально! – вскричал Роман. – Море удовольствия!.. Представляю, сколько было веселья…

– Да уж! – сдержанно хмыкнул Толя.

– А подозрение, значит, пало на тебя, мой скромный друг? – Роман хлопнул по плечу Валентина и снова залился хохотом.

15

Переступив вслед за Романом порог, Валентин с неудовольствием обнаружил, что веселье продолжается. Правда, в кухне, за чудовищно захламленным столом, никого не было, но из боковой комнаты доносились громкие, перебивающие друг друга голоса, топот и смех.

Неведомо куда запропавший было Гриша, к счастью, отыскался – он сидел на своей койке и, поставив на колени литровую банку, ложкой ел из нее варенье.

– Гигант! – рявкнул Роман. – Нашлась бабушкина пропажа!

– Где был? – спросил Валентин.

– А эта… ждать пришлось, – запинаясь, отвечал Гриша. – Там какой-то начальник пришел… серебрый мужик… шибко сердитый… Пошто, говорит, чужие кони… Я спрятался…

– Постой, ты выпил, что ли? – Валентин, нагнувшись, заглянул ему в лицо.

Гриша хихикнул. Щеки у него были перемазаны вареньем, глазки веселые и как бы запыленные.

– Ну? – настаивал Валентин.

– Угостили, – Гриша кивком указал за стенку, откуда доносился буйный неразборчивый галдеж. – Прихожу, а они сидят… и пей, говорят…

– Варнаки, мальчишку напоили! – обозлился Валентин, вгорячах упуская из виду, что «мальчишка» этот моложе его всего на каких-то пять-шесть лет.

– А теперь, значит, закусываем? – хохотнул Роман, пригляделся к Гришиной банке и ахнул – Варенье из лепестков розы!.. Да ты гурман, старик! Ты – жуир!

– Не, – отверг Гриша и, зажмурясь, облизал ложку. – Я люблю, когда сладко.

– Так это и я люблю! Но лепестки ложками не жру! – вполне натурально возмущался Роман. – Тем более после водки. На это никаких денег не хватит!..

– Брешешь, – добродушно возразил Гриша, продолжая орудовать ложкой. – Ты из Москвы, а там все начальники, и хорошо зарабатывают…

Тут содержательный разговор был прерван – черт принес неугомонного Вовчика. Он ввалился встрепанный, лицо набрякшее, глаза в красных прожилках.

– А-а! – стоя в дверях, он хитро ухмыльнулся и помахал пальцем. – Все п-понял!.. Мужики, отдайте, что взяли, и все будет по уму.

– Чего тебе надобно, старче? – засмеялся Роман.

– Отдайте! – хмуро озираясь, потребовал Вовчик. – Не вышло у вас и… не вышло… Все! Надо отдавать!.. Не хочешь по-доброму – будем по-худому!..

– Объясни толком, что тебе нужно? – Усилием воли Валентин сдержал раздражение.

– Ч-чемоданчик… маленький такой… Ладно, хрен с ним, берите… забирайте… Но там на дне одна вещь… дорогая память – вот ее отдайте!..

Роману все это казалось страшно забавным. Посмеиваясь, он подошел к насупленному Вовчику.

– Какой был чемоданчик? Какого цвета? – спросил он, явно намереваясь превратить все в шутку.

– А? Черный, а что? – Вовчик перекатил на него налитые злобой глаза.

– Черный? – осклабился Роман. – Ну, так он в бане. Отмывается.

– А-а! – взревел Вовчик и рванул на себе рубаху. – Смеешься, гад!..

Валентин мигом вклинился между ними и, действуя плечом, выдавил Вовчика в кухню. Сзади, дыша в самое ухо, напирал Роман, и раздалось его удивительно-веселое:

– Держите меня трое!..

– Тр-рое?! – зарычал Вовчик. – Да я один тебя! Как бог черепаху!

– Иди спать, – оттеснял его Валентин. – Завтра поговорим, завтра…

– Идешь ты пляшешь! – Роман ни в какую не желал оставаться в долгу.

– Послал! – взвился Вовчик. – Да я ж тебе хавальник порву!.. Ты у меня… бледный вид и тонкую шею!..

Видимо, коль уж человек привык «посылать» и быть «посылаемым», то до родственности знакомые выражения чудятся ему на каждом шагу. И вообще, бедный Вовчик жил, надо думать, в ужасном мире: куда ни глянешь – ни одного человеческого лица, а лишь «хавальники» да «хлеборезки».

Будто только и дожидавшаяся этого момента, в кухню мигом вывалилась вся остальная компания. Впереди, навесив на брови волосы – рыжий. Глаза как у бешеного бара на.

– Кто сказал на кума падла?!

– Я!.. Меня!.. – вытаращившись, Вовчик с неожиданным проворством кинулся на Романа.

Валентин еле успел оттолкнуть москвича в сторону и как бы ненароком подставил ногу – споткнувшись об нее, Вовчик боком врезался в стол и вместе с ним загремел куда-то в угол.

Действуя почти автоматически, Валентин впихнул Романа обратно в комнату, захлопнул дверь и снаружи навалился на нее спиной.

– Что ты мне дуру гонишь! – намеренно грубо заорал он на выбирающегося из-под стола Вовчика. – Какой тебе чемодан! Сказано – спи, завтра разберемся!

«Вот вляпались! – неслось между тем в голове. – Итээровцы устроили в общежитии драку с рабочими! Вот будет скрипу в экспедиции!»

Сзади начал ломиться Роман – не терпелось прийти на помощь. Его тут только не хватало! Пришлось изо всей силы упереться в дверь плечом.

Вовчик между тем поднялся. На него явно подействовал внезапный срыв ровного и спокойного до этого Валентина, и он заколебался. В довершение к нему подскочил Кузя, начал теребить за рукав, торопливо бормоча:

– Вовчик, кончай… слышь, кончай… Брось это дело, плюнь…

У Валентина уже появилась было надежда, что авось на этом дело кончится, но все сломал рыжий. «Сын» неведомого начальника управления кинулся, как тигр, умело выстреливая на лету кулак. Валентин, на стороне которого были все преимущества трезвого человека, без труда перехватил его за запястье и, резко выкручивая, развернул рыжего спиной к себе. Мгновеньем позже, беспорядочно молотя кулаками, навалился приободрившийся Вовчик, и вот тут рыжий весьма пригодился – Валентин ловко заслонился им, так что удары Вовчика не доходили или летели мимо. Роман же продолжал рваться наружу. Ему, видимо, взялся помогать Гриша, но теперь с этой стороны барахтались и всей тяжестью давили на дверь уже трое, за что Валентин мысленно возблагодарил судьбу. Он лихорадочно соображал, что же делать дальше – дать по сопаткам, чтобы долго не могли прочухаться, или утихомиривать расходившиеся страсти как-то иначе, – и в эту секунду уголком глаза засек вдруг давешнего брюнета. Тот подбирался бочком-бочком, обтирая спиной стену. Из-под улыбчиво кривящейся губы подмигивала фикса, в руке блестел нож. Какая-то особенная паскудная вкрадчивость проступала во всей его фигуре. Едва заметив его, Валентин мгновенно определил – этот будет резать, потому что в данной компании этот красавчик за какие-то свои тайные или явные позорные пороки находится на положении презираемого и давно ищет случая отличиться, утвердить себя чем-нибудь этаким. Подобные личности Валентину уже встречались. Как бы вмиг ощетинившейся кожей он ощутил тяжесть и, показалось, даже очертания укромно висящего под курткой нагана. Эх, выдернуть бы его да жахнуть в потолок, но это, конечно, не более чем сладкая мечта. «Придется бить ногой», – с сожалением подумал он. Заметил брюнета с его мясорезом и рыжий. Вне себя от ярости, он захрипел, мотая головой и брызжа слюнями:

– Мочи его, Витёк, мать-перемать!..

Напрягшись, Валентин кинул рыжего с Вовчиком в угол, на многострадальный стол, и снизу, выбросив на всю длину ногу, носком сапога ударил готового «мочить» брюнета по выставленной вперед руке. Нож вылетел, как пуля, пробил верхнюю стеклину окна и пропал в темноте. В следующий момент болезненный и мощный удар дверью отшвырнул Валентина к противоположной стене – в кухню вырвался пылающий боевым азартом Роман с иностранным геологическим молотком в руке, следом за ним вбежал Гриша все с той же банкой отечественного варенья. Одновременно распахнулась дверь с улицы, и на пороге возникла новая фигура – некто невысокий и широкий, будто шкаф.

– Ша! – прозвучал веселый голос. – Что за шум, а драки нет?

Едва глянув, Валентин сразу узнал его – Юра Махонин, тот самый малый, который сидел босой возле магазина в Гирамдокане и которому он подарил свои сапоги.

– Юра, падла буду… – заскрипел зубами рыжий, но тут Махонин тоже узнал Валентина.

– Кого я вижу! – радостно вскричал он. – Вот человек так человек! Вот кого я уважаю! – Косолапо ступая, он приблизился к Валентину, говоря – Хотел в твою партию, да в отделе кадров уперлись… – Он вдруг замолчал, стал озираться. – Ёхамор, а из-за чего бардак, а? Баб вроде нет, делить некого…

– А, кого ловить, Юра, дело прошлое! – Вовчик пренебрежительно махнул рукой и вразвалочку удалился к себе в боковушку.

Следом за ним попытался улизнуть и брюнет, но Валентин, шагнув, заступил ему дорогу.

– Вот что, – негромко и с расстановкой проговорил он. – Изметелить бы тебя до полусмерти, чтоб не вытаскивал нож…

– Ты что, начальник? – брюнет изумленно округлил глаза. – Сука буду, не было у меня никакого ножа! На хрена волку жилетка!..

– А это что? – Валентин указал взглядом на дыру в стекле.

– Это? Так это ж у меня портсигар был! Железный такой портсигарчик… Хочешь, сейчас сбегаю принесу, сам увидишь…

И он без промедления рванулся к двери.

– Не гони картину, – придержал его Юра, тихо-мирно спросил – Ты это на кого шерсть подымаешь, а?

– Сука буду… – завел было свое брюнет, но тут Юра, ни слова не говоря, совсем на вид легонько и как бы даже мимоходом стукнул его по скуле тыльной стороной ладони, и тот без звука рухнул на пол.

Это случилось до того неожиданно, что Валентин опешил, моргнул раз, другой, посмотрел на лежащего – не игра ли. Нет, брюнет не притворялся, он был вырублен по-настоящему.

– Давно просил, – буркнул Юра. – Не тебе первому нож показывает…

Больше говорить тут было не о чем. Валентин повернулся и молча пошел в свою комнату.

– Что получилось-то? Какой нож? – возбужденно спросил Роман, войдя следом за ним.

– Так… ерунда все это, – Валентин принялся раскатывать спальный мешок.

Роман обернулся к Грише:

– Видал? Ничего себе ерунда – чуть ножом не пырнули, а он… Нет, это не ерунда, и… короче говоря, дай сюда! – неожиданно закончил он и отобрал банку у ничего не понявшего Гриши. – У меня от переживаний зверский аппетит разыгрывается, – объяснил он и принялся поедать варенье.

За стеной с новой силой гудели голоса. Валентин снял с ремня кобуру с наганом, спрятал под изголовье и начал раздеваться.

– Э, а про пушку-то мы забыли! – с подъемом воскликнул Роман.

– И впредь не вспоминай, – посоветовал Валентин. – И вообще, ничего не было. Ложись лучше спать.

– Обчнись, шеф, какой тут сон! Придут среди ночи и зарежут…

Валентин безмолвно залез в мешок и отвернулся к стене. Одни после водки мрачнеют, других, наоборот, распирает веселье. Роман, видимо, относился ко вторым.

– Ништяк! – позевывая, отвечал Гриша. – Они дураки, что ль, резать-то?

– Можно? – послышался вдруг голос Юры.

Валентин повернул голову. Юра стоял в дверях, привалившись плечом к косяку. Одет он был в легкомысленную майку-сеточку. Бугристые голые руки, казавшиеся непомерно толстыми и рябые от татуировки, покойно сложены на груди. На курносом, по-детски пухловатом лице беспечная улыбка.

– Что, успокоились? – спросил Роман без тени враждебности.

Юра пренебрежительно повел массивным плечом.

– Полный порядочек. Поговорили, теперь спать ложатся, – он засмеялся. – Все путево, как у людей: чай пьем – разговор ведем, спать ложимся – материмся. – Оборвал смех и посмотрел на Валентина. – А ты зря с этим базарил, который с ножом. Надо было сразу врезать ему в пятак, чтоб пятый угол искал. Это ж такая мерзота – совести, как у лягушки шерсти… Утром извиняться прибежит, козел, вот увидишь.

– Ввек бы его не видеть, – буркнул Валентин.

– Точно… Ладно, спите, – Юра махнул рукой и уда лился.

За стеной продолжали бубнить, но уже значительно тише.

– Праздник кончился, грядут суровые будни, – вздохнул Роман, выключил свет и полез в мешок.

Гриша уже давно спал сном младенца с незамутненной душой.

Утром Валентин проснулся позже, чем рассчитывал. В доме стояла тишина, нарушаемая лишь негромкими шаркающими шагами за дверью вперемешку с монотонным ворчливым бормотаньем. Валентин быстро оделся и выглянул: в кухне пожилая женщина делала уборку, сердито разговаривая сама с собой:

– … а насвинячили-то, господи… Погибели на вас нет!.. И окно разбили, это надо же! А кто платить будет?.. Свиньи, ну чисто свиньи!..

Заметив Валентина, она разгневанно отвернулась и на его виноватое «здравствуйте» не ответила.

Когда он, умывшись из бренчащего рукомойника, вернулся с улицы, ее уже не было. Зато возле печки стоял босой, хмурый, взъерошенный Роман и цедил из чайника остатки чая.

– Вот же ч-черт, что с моей кружкой сделали? – пожаловался он при появлении Валентина. – Гляди!

Кружка эта, большая, яично-желтая, украшенная роскошным петухом, была выдана завхозом персонально Роману – «нашему дорогому гостю из самой Москвы». Сейчас она выглядела ужасно, словно ее коптили над горящей резиной.

Валентин едва глянул, и тотчас губы его брезгливо дрогнули:

– Блат-кашу варили, – сказал, точно сплюнул.

– Чего-чего варили? – не понял Роман.

– Чифир. Он же – «купеческий чай», он же – «жеребец»…

– Ну как же, знаю! – Роман хихикнул. – Допинг, по-научному говоря.

– Дерьмо, по-каковски ни говори. Наркотик!.. У меня предложение: не будем заводиться с консервами, а пойдем в столовую, ты как?

– Гениально, я думал то же самое!

В столовой, вопреки вчерашним жалобам Вовчика – «Каша манная, жизнь обманная!» – их накормили вкусными пышными блинами с топленым маслом и какао на сгущенном молоке, которое сладкоежку Гришу привело в восторг.

После завтрака Валентин с Романом отправились в кернохранилище, а Гриша – на хоздвор за лошадьми.

Кернохранилище располагалось недалеко за окраиной поселка. Там, в устье неглубокого распадка, стояли три длинных сарая, сколоченных без особых затей. В них хранились штабеля лотков с керном, говоря проще – носилок с уложенными в них каменными цилиндрами, выбуренными из глубин земли. Все это, разумеется, пронумеровано, снабжено ярлычками.

У Валентина создалось впечатление, что их ждали. Во всяком случае, когда они подошли, у распахнутых дверей крайнего склада стояла заведующая хранилищем, женщина неопределенного возраста, жилистая, курящая, из тех, чья жизнь прошла по разведкам. Тут же, разложив на земле лотки со свежим керном, занимались документацией юная девица в новеньком, еще не обмятом энцефалитном костюме, вероятно, недавняя выпускница техникума, и степенный пожилой рабочий. Заведующая или сделала вид, или действительно не узнала Валентина, приходившего сюда чуть больше месяца назад. Даже не дослушав просьбу, она непреклонно заявила:

– Нельзя! Панцырев строго наказал, чтоб без его разрешения чужим не давать.

– Кошмарная жуть, да разве мы чужие? – вкрадчиво подступил Роман. – Да вы взгляните, взгляните на него – он же свой в полный рост! А я при нем – друг, товарищ и брат. Можно сказать, правая рука…

Легко и весело выкладывая всю эту чушь, он вынул сигареты и попытался угостить суровую заведующую.

– Уймись! – оборвала она, закуривая собственную «беломорину». – Сказано «нельзя» – значит, нельзя. Вот принесешь разрешение, тогда хоть ложкой хлебай!

Начиная смекать, в чем дело, Валентин потянул Романа за рукав:

– Все правильно – без разрешения нельзя.

– Держите меня трое, в такой дыре – и такие строгости. Эрмитаж, а?! Алмазный фонд!.. – дурашливо гримасничал Роман, напрямую взывая к сочувствию миловидного существа в энцефалитном костюме, которое в ответ начинало поглядывать на него с явным интересом.

– Ты насчет дыры поосторожней! – Валентин, уже не церемонясь, поволок его прочь. – Вот мода у людей!.. «Передаем сводку погоды: в Москве сейчас тринадцать градусов тепла, на остальной территории страны – от плюс тридцати до минус сорока», – гнусаво прошепелявил он, передразнивая голос радиодиктора.