Текст книги "Геологическая поэма"
Автор книги: Владимир Митыпов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 42 страниц)
– Да! Прости – я, кажется, совсем одичал на своих приисках. У тебя ведь сын, правильно? Как он сейчас?
– Спасибо. Растет. Сейчас живет у моей сестры.
– Да… – Стрелецкий вздохнул, устало потирая ладонями осунувшееся лицо. – Я ведь до сего дня кляну себя… казню… хотя кто мог знать… Да и был-то я тогда аж в Иркутске… И все же… все же тяжко на душе… тяжко…
Последние слова вырвались у него с искренней болью. Да, возможно, так все и есть. Может быть, он ни при чем. Честно или не совсем честно, но он пытался в меру своего разумения спасти дело, коллектив, составившийся вокруг Бруевича, и даже старого профессора от него же самого. И не его, Стрелецкого, вина, что при этом погибла Маша, а месяц спустя от сердечного приступа скончался и Бруевич. Роковые стечения обстоятельств…
Я чувствовал, что мне, видимо, полагается что-то сделать. Возможно, молча подняться и уйти. Или сказать ему нечто короткое и убийственное. А может быть, просто-напросто ударить по лицу. Ничего этого я не стал делать. Во-первых, он в чем-то, кажется, был прав. А во-вторых… во-вторых…
Помнится, как Бруевич, только что с увлечением рассуждавший о грандиозных процессах миллионнолетней протяженности, мановением руки воздымавший горы и двигавший континенты, вдруг умолк, погрустнел и со вздохом закончил так: «Впрочем, кому в эпоху социальных революций интересны революции тектонические…»
«Именно в эпоху социальных революций и именно деятелям социальной революции более, чем кому бы то ни было, интересны и близки революции тектонические, кардинальным образом меняющие устарелый лик планеты», – нет, я не сказал тогда этого. Чтобы сказать так, нужно было, наверно, быть человеком, имеющим смелость сметь. Человеком, не получившим ни единого рентгена облучения нищетой, неуверенностью, страхом, рабскими предрассудками. То есть человеком иного поколения, иной дерзости. Вот Валька мой мог бы это сказать. У него отец не был, как у меня, безграмотным старателем-неудачником, калекой, скитавшимся после увечья по дворам читинских богачей, чистя выгребные ямы. Валя, скорее всего, и в глаза-то не видел живого предпринимателя, а мне пришлось с одиннадцати лет пойти работать на прииски, и даже еще при Советской власти я, пока не сбежал на учебу, ломал хребет на кровожадных, как слепни перед грозой, арендаторов-частников, которые в золотопромышленности держались до начала тридцатых годов…
Стрелецкий, экономно и точно орудуя ножом и вилкой, поглощал отбивную котлету, и в движении его жующих челюстей было что-то от шатунов паровоза, берущего трудный подъем.
– Слушай, а… что с рукописью Бруевича? – почему-то вдруг вспомнилось мне. – Ну, той самой, помнишь…
Он мгновенно вскинул голову, и взгляд его стал колюч.
– Еще бы! Я как раз собирался спросить об этом тебя.
– А что, разве она…
– Да. Во всяком случае, мы ее так и не нашли, – Стрелецкий задумался. – Впрочем, при его-то образе мышления вряд ли сей труд был бы нынче так уж необходим и полезен…
– Напрасно ты… Все же он наш учитель…
– Кто же спорит! Но именно потому на нас лежит обязанность разобраться в его научном наследии и, так сказать, отделить э-э… жупелы от плевел, – переиначивая известное выражение, мрачно пошутил Стрелецкий. – Ну, об этом как-нибудь в другой раз. Кажется, мне пора уже на посадку.
Разумеется, ни он, ни я не подозревали тогда, что никакого «другого раза» у нас уже не будет, – через триста семьдесят пять дней начнется война, и с этого момента жизнь всех нас пойдет по иным законам, иным путям. И вообще мы с ним больше уже не встретимся…
Приметив нас издали, давешний старик швейцар засуетился. Со сладчайшей улыбкой распахнул дверь, предупредительно придержал ее. Стрелецкий, не глядя, сунул ему на ходу пару бумажек. Очередь была за мной. Швейцар выжидательно помаргивал.
– Папаша, папаша! – вырвалось у меня. – Уж в ваши-то годы надо бы блюсти достоинство.
Старик доверительно хихикнул в ответ.
– Эх, золотнишничек, достоинство-то, оно вроде шубы из бобёра – вещь, конечно, хорошая, да вот горе: не каждому по карману.
Эта философия меня доконала, так что не оставалось ничего иного, как полезть в карман за чаевыми.
Прощаясь со Стрелецким возле подножки ярко-синего международного вагона, я неожиданно для самого себя спросил:
– Слушай, а ты хоть на миг не допускаешь, что они могут… плавать?
– Кто? – не понял он.
– Да материки же…
– О господи! – Стрелецкий глянул на меня с усталым сожалением и понизил голос. – Слушай, мне вот скажут, что солнце обращается вокруг Земли – и я соглашусь, потому что на моих месторождениях это никак не отражается. Ты понял меня? Что будет потом – посмотрим. А пока что… пока что выбрось ты из головы все эти плывущие материки…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЗЕМЛЯ ДИНОЗАВРОВ
1
Валентин вполне мог бы зайти к начальнику экспедиции один, но, дабы избежать начальственного скрипа, взял с собой «личного представителя профессора Стрелецкого». Расчет оправдался. Ревякин встретил было не обещающим ничего хорошего приветствием: «А-а, явился, голубчик!..»– но присутствие столичного человека, кандидата наук, удержало его от дальнейшего проявления волевого стиля руководства. Разговор свелся к общим фразам, и лишь на прощанье Ревякин, не удержавшись, многозначительно пообещал: «А что касается э-э… всего остального, то об этом будем говорить осенью, на ПТС[27]27
ПТС – производственно-техническое совещание.
[Закрыть]».
Изнывающая от любопытства Шурочка, секретарь начальника, встретила Валентина задыхающимся шепотом:
– Ну что? Ну как?
В ответ он сумрачно уставился ей куда-то в переносицу, с секунду молчал, потом проговорил вполголоса, с вполне правдоподобными нотками озлобления:
– Ну и пусть увольняют! Все равно предстоят большие сокращения штатов.
– Сокращения?! – ахнула Шурочка. – У нас?
– Везде, во всех экспедициях.
– Господи, но почему, почему?
– Потому! В управление прибыла большая группа собак.
– К-как собак? – прошептала секретарша, и в красивых ее глазах отобразились крайний испуг и крайнее изумление. – Каких собак?
– Немецких овчарок, – зловеще процедил Валентин. – Сугубо специальных. Из Академии наук. Они чутьем находят месторождения сульфидных руд. Газеты читать надо – в Финляндии одна собака премию за это отхватила, семь тысяч марок. Ларри зовут. Теперь две трети геологов-поисковиков становятся лишними, понятно?
– Боже мой, дожили!.. – Шурочка бессильно рухнула на свой стул, снабженный, возможно, как раз для таких вот случаев мягкой подушечкой.
А Валентин все с тем же мрачным видом направился к выходу из приемной, за порогом которой его, ухмыляясь, поджидал представитель профессора Стрелецкого.
– Ну, так жить еще можно, – облегченно вздохнул Валентин, идя по коридору.
– Что, мог быть втык? – деловито осведомился шагающий следом Роман.
– В жизни все может быть, – философски ответствовал Валентин.
Следующий визит был к старшему радисту экспедиции Суханову, который, встретившись давеча, предупредил, что у него лежит для Валентина эрдэ от Субботина.
В тесной комнатушке, где размещалась радиорубка, было сумрачно, прохладно, витала сложная смесь запахов подпаленной краски, канифоли, резины и пластмасс. Суханов был один. Зажав в углу рта изжеванную папиросу, он орудовал электропаяльником и негромко чертыхался.
– Держи! – буркнул он, подавая Валентину листок с текстом радиограммы. – Что, сам-то свиреп или обошлось?
– Вот она, общая беда всех стационарных экспедиций, – пожаловался Валентин Роману. – Всегда все всё знают. Никакой личной жизни.
– А ты думал! – ухмыльнулся Суханов. – Шурочка пустила слух, что ты жениться полетел.
– В следующий раз, – заверил Валентин, пробегая текст эрдэ.
Начальник партии просил на обратном пути захватить с собой «оша», «кадэ» и пять пар белых носков.
– Вот видишь, что делается! – он с досадой обернулся к Свиблову. – Сегодня уже не улетим. Не одно, так другое!
– Не догоняю, лобик узенький, – москвич дважды перечитал радиограмму, хмыкнул. – Шифровка, идешь ты пляшешь?
– А! – Валентин раздраженно махнул рукой. – Все перестраховывается мой начальник. Десять бутылок водки-белоголовки – вот что это такое. Ну, а остальное – это огнепроводный шнур и капсюли-детонаторы.
– Ладно, детонаторы – это я еще догоняю. А носки, да еще белые, – тут-то зачем темнить? – веселясь, изумлялся Роман.
– Как зачем? – оживился Суханов. – А иностранный радиолюбитель? Вот он подслушает и скажет: ага, а русские геологи хлещут водку!..
– В рабочее время, – добавил Валентин. – Теперь, хочешь не хочешь, надо клянчить машину, без нее не обойтись. Придется идти кланяться зампохозу…
– Слышь, Валя! Если не улетишь сегодня, приходи вечерком вместе с товарищем! – крикнул вдогонку Суханов. – Сиговый пирог будет! И уха из язя!
– Язя ись незя, – «деревенским» голосом отозвался Валентин.
К концу дня, когда он уже съездил на склад ВВ, к черту на кулички, за «оша» и «кадэ», заглянул в сберкассу за деньгами для Лиханова и только собрался было на продовольственные склады за остальным, его вдруг вызвали к Акимову, главному геологу экспедиции.
Акимов, желчный и острый на язык человек, в своем прокуренном кабинетике, увешанном геологическими разрезами и картами района, редко бывал один. Вот и сейчас у входа, на самом крайнем из ряда стоящих вдоль стены стульев, скромно притулилась белокурая девушка в красной рубашке с короткими рукавами и потертых вельветовых брюках.
– Садись, – кивнул Акимов. – Давеча, как только ты ушел, звонил из города главный геолог управления. Насчет тебя…
Валентин насторожился.
– Рассказывал, как ты вдруг появился там, этакий, знаешь ли…
– Луч мрака в светлом царстве, – подсказал Валентин.
– Ну, до луча нам с тобой, допустим, далеко. А вот наводить тень…
Акимов раскурил погасшую папиросу и внушительно помолчал, глядя на пламя спички, пока она не догорела.
Валентин понимал, что, как ни крути, а вина за ним есть, и потому в ответ на неизбежный скрип начальства следует смиренно безмолвствовать.
– Главный геолог управления интересовался нашим мнением… – Акимов задумчиво пожевал губами. – Как прикажете отвечать?.. Я сказал, что для посла профессора Стрелецкого необходимые условия мы создадим… Ну, а более конкретно… Снять часть буровых станков с Гулакочи? Извините, говорю, но это мы делать не станем. Не имеем права…
Из телефонного разговора с управлением Акимов заключил, что труднодоказуемые идеи Валентина там почему-то намерены взять под контроль. Гулакочи после первых блистательных успехов пока что ничего нового не показывало. Рудопроявление ртути, засеченное в конце прошлого полевого сезона и стоившее лично ему, Акимову, немалых трудов, в нынешнем году играло с поисковиками в прятки. Все это, вместе взятое, никак не способствовало хорошему настроению главного геолога экспедиции.
– Я тебя, собственно, для чего позвал-то… – он снова обратил к Валентину хмурое лицо. – Вот… студентка из Воронежа. На практику прибыла. Опоздала, правда, почти на полсезона… Направляем ее в вашу партию.
– Хорошо, Лаврентий Афанасьевич, – Валентин встал. – Можно идти?
– Ступай. Летишь-то завтра? Во сколько?
– В семь утра.
– До Гирамдокана… А дальше? – Акимов неожиданно улыбнулся и подмигнул – Вертолет не собираешься заказать?
– Доберемся как-нибудь. Лиханов поможет.
– Ну-ну… Привет передать Субботину не забудь. Желаю удачи!
Последнее относилось также и к студентке, которая шагнула к выходу вслед за Валентином.
В узком коридорчике, дожидаясь, расхаживал Роман, «посол» профессора Стрелецкого, как выразился Акимов.
– Что ж, товарищи, будем знакомиться, – сказал Валентин. – Мое имя…
– …Валентин Данилович, вы старший геолог партии. Мне уже сказали, – во взгляде студентки была легкая настороженность, словно она ожидала не то какого-нибудь подвоха со стороны, не то опасалась сама сделать что-то не так. – А меня зовут Асей. Каковы будут мои обязанности?
– Обязанности? – озадаченно переспросил Валентин и тут же сообразил: «Ах да, это же первая производственная практика! Она думает, что на нее вот прямо сейчас же возьмут и возложат бог знает какие обязанности».
– Вот что, Ася. Обязанность сейчас у всех нас одна: пойти на склад и получить… гм… словом, кое-что получить.
Неся впереди себя свои непомерно длинные вечерние тени, они не спеша направлялись на экспедиционный хоздвор, глухой дощатый забор которого высился впереди слева. Справа же тянулось летное поле, всегда казавшееся Валентину каким-то очень свойским, почти домашним, – вероятно, из-за жердевой ограды, при виде которой из глубины памяти непременно выплывало памятное с детства слово «поскотина». Между хоздвором и летным полем пролегла широченная, плотно укатанная щебнистая дорога, ведущая в аэропорт. Сейчас она розовато дымилась пылью после недавно проехавшего автомобиля и была пустынна: пассажиры, кому повезло, давно улетели, а кому нет – те разошлись по домам. Заночевавшие самолеты стояли вдали, на краю поля, какие-то дремотно-тусклые, погрузневшие, неуловимо утратившие свою крылатую устремленность ввысь. Только единственный здесь вертолет продолжал еще буйствовать на ближнем конце взлетной полосы. Рассерженно взревывая, он совершал какие-то непонятные эволюции, то поднимаясь и опускаясь, то скользя поперек поля. Потом он стал аккуратно, бочком подбираться к полагающемуся этому аристократу малой авиации настилу со стороной квадрата десять метров. Взревел напоследок и умолк, только, тяжко шелестя, бежали лопасти несущего винта, но и они замедлялись, теряли вихревую слитность, все яснее и четче отрисовываясь каждая сама по себе.
– Насчет обязанностей, – заговорил в наступившей тишине Валентин. – Помню, тоже после третьего курса приехали мы с другом на практику. Оформились в съемочную партию, и друг мой спрашивает у начальника, какие, мол, у нас обязанности. А тот с таким воодушевлением: «О, вас ждут большие дела! Вы возглавите металлометрическое опробование! Вы возглавите шлиховое опробование! Гидрохимию!..» Представляете восторг третьекурсника: он будет что-то возглавлять! А на деле получилось так: геолог идет маршрутом, а ты его сопровождаешь, вроде бобика, и через каждые сто – двести метров выколупываешь комочек земли, кладешь его в мешочек с этикеткой, завязываешь и – в рюкзак. Больше ничего. И так вот «возглавляешь» день, неделю, месяц…
– Что говорить, обезьяний труд! – хмыкнул Роман. – Однако так открывались месторождения, причем крупные. А начиналось все с презренного комочка грязи… С этим делом был у нас такой случай, кошмарная жуть! Прислали в партию студентку… Нет, вы, Асенька, не подумайте чего, я без всякой там задней мысли. Что было, то было… Поручили ей отбор этих самых металлометрических проб. Местность там открытая, обжитая, так что она часто ходила одна, только покажут ей, откуда и куда идти… А через полгода, уже во время камеральных работ, сенсация: по результатам анализа проб на картах отрисовывается огромный ореол олова, содержание – что вам сказать! Антык марэ с гвоздикой! Шум, ажиотаж, кинулись проверять. Местность облазили в полный рост, Денег угробили тьму. А результат не то чтоб хотя бы слабенький, а вообще нониус! В чем дело? Разыскали студентку: а ну, рассказывай! Рассказала. Оказывается, в один прекрасный день ей, видите ли, не захотелось топать в маршрут, так она все пробы наковыряла в одной точке, а на плане разнесла их на пять километров. И все бы ей до поясницы, не набери она эти пробы рядом с железной дорогой…
Валентин фыркнул.
– Нет, это ж подумать только: всю малину и таким, извиняюсь, жидким! – Роман с заново переживаемым возмущением оглядел слушателей. – Честно, попадись она тогда, мы б ее… как Герасим свою Муму!..
– Надеетесь, извлеку урок? – студентка уязвленно вздернула нос. – Спасибо, учту! Но откуда в пробах взялось олово? И при чем здесь железная дорога?
– Геохимицкие процессы, батеньки мои! – отвечал Роман занудливым, назидательным голосом маститого старца. – Да будет вам известно, консервные банки, кои десятилетиями выбрасывались пассажирами из окон вагонов, были лужены и паяны оловом, а оно со временем перешло в почву в виде химических соединений. Что и было установлено спектральным анализом тех злополучных проб. Вам двойка, пожалуйте вашу зачетку!
– Сжальтесь, профессор! – засмеялся Валентин. – Может, нам еще не читали курс геохимии.
– А вот и читали! – с вызовом сказала Ася. – А что было со студенткой?
– Р-расстреляли! – кровожадно прорычал Роман. – Из самого большого пистолета!
Они чуть-чуть не опоздали – кладовщик Глеб, заперев склад, уже собирался накладывать пломбы. Это был внешне простодушный, а в действительности же чрезвычайно ушлый толстяк, о котором кто-то из экспедиционных остряков сочинил довольно-таки ядовитые стишки, начинавшиеся так: «Округлился Глебушка, растолстел у хлебушка…»
– Заходите, – он, пыхтя, отвалил капитальную дверь склада. – Говоришь, десять бутылок белоголовки? Оно, конечно, в поле-то спирт бы лучше, да нет его сейчас… А в чем повезешь – прямо в этом рюкзаке? Ой, смотри, побьешь ты их на вьюках-то…
– Какие вьюки? – Валентин, деловито озираясь, двинулся вдоль складских полок. – На самолете я.
– Ага, на сброс, значит?
– Что? Какой еще сброс? – невнятно отозвался Валентин.
Опустившись на корточки, он пытался разобрать надписи на каких-то ящиках.
– Ну… сверху, с самолета, значит, – растолковал Глеб.
– Это ты нас, дяденька, с кем-то путаешь. Заработался. Просись скорее в отпуск.
– Тогда еще ладно, если не на сброс, – продолжал словоохотливый кладовщик, обращаясь к Роману и студентке, скромно стоящим у входа. – А то мы в марте месяце на Гулакочи продукт сбрасывали. И ведь низко, кажись, летели – самолет едва крыши не задевал колесами, а все равно несколько кулей так жахнули, что, поверишь, на полгектара вокруг – все в муке. Вроде как в той частушке: «Весь в муке, куль в руке, морда в кислом молоке…» Хе-хе… И заметь, при глубоком снеге дело было. А вот спирт, тот ничего, ни одна бутылочка не пострадала. Мы их в валенки, прямо в голенища, запихивали и так и сбрасывали, прямо в валенках…
– Вот-вот! – хмыкнул Валентин. – Спирт у нас в валенках ходит, уважаем мы его. Глеб, вот у тебя кругом стоят борщи, солянки, всякие овощные консервы, и все в стеклянной таре. Я хотел бы показать тебе, что из них получается, когда в тайге конь ударяет вьюком о дерево.
– Да-а, – кладовщик задумчиво сдвинул на затылок блинообразную кепку. – Конечно, их в валенки не попихаешь…
– Тонко подмечено! – Валентин обернулся к Роману. – А как снабжают вас, столичных геологов?
– В общем-то почти так же, – чуть помешкав, отвечал тот.
– Интересно девки пляшут. Я как-то слышал, что специально для экспедиций выпускают какие-то бульонные кубики, обезвоженные фрукты и всякое такое, а заглянешь к Глебу – все та же вареная свекла в стеклянной таре.
– Ну, эти кубики и я не видел, – заметил Роман.
– А у нас еще макароны есть! – радостно объявил вдруг Глеб. – Гляди сколько!
Валентин окинул взглядом указанные Глебом штабеля картонных ящиков и засмеялся.
– Живем! Если перевести в погонные метры, можно по экватору обернуть и землю, и кое-кого еще.
Студентка покосилась на шарообразную фигуру кладовщика и фыркнула.
– Скажи спасибо, что хоть это есть, – пробурчал Глеб.
– Да? – весело удивился Валентин. – А кому надо сказать спасибо?
Кладовщик в ответ пошевелил пальцами, подумал и туманно-глубокомысленно изрек:
– Ну… известно кому…
– А что, я могу! Как в тот раз, помнишь, из-за спальных мешков, – и Валентин, обратясь к своим спутникам, объяснил – С год назад поступили спальные мешки из верблюжьей шерсти. Для поля вещь отличная. А эти друзья, – он потрепал Глеба по плечу, – нет чтоб выдать их женщинам, которые в поле ездят, – все по начальству распределили. Дошло до смешного – главбуху, который дальше аэропорта вообще нигде тут не был!
– Валечка! – Глеб умоляюще сложил перед грудью пухлые ладони. – Ну ведь врезал же ты тогда всем под самую завязочку, зачем же старое вспоминать!
– Видишь ли… – Валентин вдруг встрепенулся, повел носом. – Мыши, что ли, завелись у тебя?
– Что ты, что ты! – всполошился Глеб. – У меня тут кот имеется, даже целых три. Посменно дежурят. У меня ни-ни…
И он проворно укатился в глубь склада, покрикивая: «Кис-кис! Где ты там, холера тебя побери!» Чуть погодя, откуда-то из-за стеллажей донеслось:
– Валя! Данилыч! Вспомнил, у меня ведь запас образовался – один верблюжий мешок. Может, вашей девушке нужно, а?
– Вернись – я все прощу! – гаркнул Валентин.
– Это про меня, да? – шепотом спросила Ася. – Ой, зачем же! Я вовсе…
– Тихо! Такое раз в сто лет бывает. – И, ухмыльнувшись, Валентин добавил – Если с ними правильно обращаться, они тебе подводную лодку достанут.
Забрав из соседнего, промтоварного склада спальный мешок, они направились в общежитие ИТР, и там выяснилось, что все комнаты, в том числе и та, в которой жил Валентин, на ремонте. Печи везде были разобраны, оконные рамы вынуты, кругом все заляпано известкой и раствором глины, полы усеяны кирпичным крошевом. Разгром этот не затронул пока лишь помещения красного уголка, где зимой играли в настольный теннис, биллиард, проводили праздничные вечера и иные мероприятия.
– Так, – сказал Валентин, оглядывая обширную пустую комнату, в разных концах которой стояло несколько кроватей с голыми сетками. – Ночевать все будем здесь. Столовая рядом… Кстати, Ася, у вас деньги есть?
– Да-да, сейчас достану, они у меня в куртке, – с готовностью отозвалась та.
– Не спешите, – остановил ее Валентин. – Я это на тот случай, если вы поиздержались дорогой. Студент есть студент… Да, о чем я говорил-то? Ага, значит, товарищи, так: сейчас я ухожу по делам и оставляю под вашу ответственность огнепроводный шнур – вот он, в рюкзаке, а главное – полевую сумку с капсюлями-детонаторами. Поэтому ужинать вам придется по очереди, чтобы кто-нибудь находился при этих штуках. Все ясно?
– Ясно, – дружно отвечали студентка и «посол».
– Ну, тогда не скучайте. Адью, коллеги!..
