Текст книги "Перстень Агируса"

Автор книги: Виктория Левченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

– Я даже рад, моя любовь, что ты прочитала дневник Мэри. Мне было трудно заговорить с тобой на эту тему и мы с Альфредом решили, что он сам расскажет тебе трагическую историю, когда сочтет, что для этого пришло время. Но события опережают нас...

Молодой ученый замолчал.

Я набралась терпения и сидела в ожидании. Было непонятно, чем вызвано волнение парня, почему этот разговор так труден и неприятен для него. Что связывает его со смертью моих родителей?

Мне стало не по себе. Марк вел себя так, словно что-то тревожило его совесть. Я подняла глаза и поймала взгляд парня. Думаю, он увидел все, что я испытывала в тот миг – тени неясных подозрений, смятение, недоумение... Мое терпение закончилось.

– Рассказывай!, – коротко и веско приказала я.

– Окей, – Марк встал с дивана и пересел в кресло, стоящее напротив, видимо, чтобы удобнее было смотреть на меня и наблюдать за моей реакцией. Поскольку он все еще молчал, я нетерпеливо заерзала, начиная волноваться не на шутку и голосом с капризными нотками сказала:

– Марк, ну давай уже, не тяни время!

Он обреченно посмотрел перед собой и начал рассказ:

– В прошлом году в начале июля мне удалось прикрепить жучок на машине Бакли и мы стали прослушивать его разговоры в автомобиле. Таким способом мне и Альфреду удалось получить немало информации о действиях и планах этого сумасшедшего ученого.

Спустя несколько дней, утром пятого июля мы были в дороге и находились за сто двадцать миль от Белдорфа. Планшетник, на который я получал звук с прослушки в машине Бакли, внезапно «проснулся» и мы стали внимательно слушать. Сначала наш враг и его подручный просто болтали о том, о сем, но затем разговор принял опасный оборот:

– «Их машина выехала из Грейхолла», – сказал Бакли, – «езжай за ними, но так, чтобы они не заметили слежки», – приказал он Мюллеру, который сидел за рулем.

Через короткое время последовал приказ:

– «Обгони их, Курт, я знаю куда они направляются, надо опередить Греев на несколько минут».

Следующие четверть часа из планшетника звучал голос Бакли, который поторапливал Мюллера:

– «Что ты тащишься, как черепаха, дави на газ!», – в ответ слуга что-то оправдательно мычал, после чего слышался вой двигателя, увеличивающего обороты.

– «Поворачивай на эту лесную дорогу, проедь метров сто и остановись там, а я выйду здесь, на развилке, и остановлю машину Греев. Постараюсь уговорить их свернуть на лесной проселок, скажу им, что водитель гелендвагена, виднеющегося вдалеке на тропе, потерял сознание и ему нужна помощь. Для пущей убедительности растянись на траве возле машины – сыграй жертву инфаркта!», – Бакли ядовито рассмеялся, а Мюллер захихикал в ответ.

Стало понятно что происходит, ведь нам было известно о редких растениях, которыми занимается семья Грей – твоя семья, Энни...

Марк взглянул на меня сочувственно и снова отвел глаза в сторону, продолжив рассказ:

– И хотя мы были далеко от Белдорфа, но все же решили поспешить на выручку твоим родителям. В тот момент ягуар вел Альфред, но я сменил его за рулем, так как езжу быстрее. На карте я отследил, где находится электронный жучок, установленный в гелендвагене Бакли, и мы ринулись туда с сумасшедшей скоростью, нарушая все мыслимые правила.

Когда мы нашли твоих родителей, они были мертвы. Их убили прямо в машине – окровавленные тела так и остались сидеть на своих местах...

Марк почти не смотрел на меня все то время, что описывал случившееся. Однако теперь он перестал избегать моего взгляда. В его печальных глазах отразились сожаление и боль. Я не могла произнести ни слова, но слушала, закусив губу так сильно, что почувствовала вкус крови.

– Мы с Альфредом быстро вытащили тела из автомобиля и отнесли на поляну, скрытую от дороги густыми зарослями кустарника. Они были еще совсем теплыми и дядя закричал:

– «Марк, неси скорее саквояж, попробуем спасти этих людей».

Альфред сделал все необходимые процедуры перед оживлением и ввел в кровь твоих родителей состав «Спиритус». Ножевые раны начали затягиваться, но как-то неправильно, медленнее, чем должны были при нормальном оживлении. Кроме того, поверхности ран пенились от выделяющихся пузырьков газа. Нехороший признак. Мы переглянулись, дядя попросил:

– «Посмотри в планшетнике, Марк, в какое время Бакли вышел из гелендвагена у развилки и приказал Мюллеру разыграть представление с мнимым инфарктом на лесной дороге».

Я сделал это и сообщил, что с того момента минуло час и двадцать пять минут. То есть – критические пятьдесят минут плюс еще тридцать пять. Дядя стал рассуждать вслух:

– «Положим, преступники не в тот же миг убили супругов Грей. Бакли должен был остановить их машину, поговорить с ними, убедить свернуть на лесную тропу и проехать по ней до стоящего внедорожника. Но там, скорее всего, нападение произошло немедленно, раз никто из супругов не успел покинуть машину».

Я согласился с Альфредом и сказал:

– «Стало быть, супруги Грей умерли больше часа назад. Мы не можем продолжать оживление!»

Альфред заколебался:

– «Может рискнем?»

– «В случае неудачи, которая наверняка ожидает нас при таком позднем оживлении, мы получим бессмысленные, поврежденные существа – нам придется убить их обоих. Меня не привлекает такая перспектива. Они умерли, дядя, мы опоздали».

Если бы мы собирались закончить процесс оживления, то следовало сделать искусственное дыхание и запустить сердце. Но ничего этого ни я, ни Альфред делать не стали. Под действием «Спиритуса» в телах супругов Грей исчезли все раны и повреждения, но жизнь покинула их навсегда.

Это все, Энни.

В гостиной воцарилась тишина. Я беззвучно плакала – слезы сами собой лились из глаз. В душе нарастало чувство досады:

– «Почему Марк не позволил профессору рискнуть и оживить моих родителей?!»

Когда поток слез иссяк, я так и спросила его, добавив:

– Отчего было не попробовать, терять-то уже нечего...

– Именно этого упрека я и опасался, Энни. Однако существует правило – после пятидесяти минут смерти не оживляем и точка! Поверь, дорогая, это обосновано и проверено много раз. В то время я еще не был влюблен в тебя, даже знаком с тобою не был. Но если бы подобный выбор встал предо мною сейчас, то я поступил бы точно так же, как и тогда, несмотря ни на что.

Марк встал с кресла и взглянул на меня, его лицо приобрело строгое выражение.

– У меня нет чувства вины и поэтому я не прошу у тебя прощения, Анна. Мне просто очень жаль, что все так вышло.

Я понимала, что молодой ученый прав, но чувство досады не покидало меня. Я постаралась разобраться и, наконец, поняла, что именно так раздражает меня во всей этой истории, за что я продолжаю злиться на моего парня. Чтобы успокоиться я прошлась по комнате взад-вперед, остановилась перед ним лицом к лицу и спросила:

– А нет ли у тебя, Марк, чувства вины за то, что вы, все агирусы, зная о намерениях Бакли, понимая, что он из себя представляет, не остановили его вовремя и, тем самым, позволили ему совершить злодеяния, убить такое множество людей прямо и косвенно – одна эта эпидемия унесла десятки, а то и сотни жизней. А что будет если ее не получится остановить? – теперь я злилась на всех этих суперлюдей – агирусов.

– Тебе известно, любовь моя, что мы ездили в Нью Йорк на Совет Агирусов. Он был созван, чтобы решить проблему – Бакли. Совет пришел к выводу, что ученого-преступника нужно остановить. Мне поручено поймать Дастина и передать его на Суд Агирусов. Но если не удастся схватить Бакли живьем, то я имею полномочия убить его.

– У меня нет жалости к этому чудовищу, забравшему жизни моих родителей. Наоборот, я спрашиваю, почему такое решение не было принято раньше, ведь это спасло бы многих людей!

– На Дастина работает группа высококлассных хакеров, они находятся в одной из азиатских стран. Им удалось взломать главный компьютер Совета Агирусов в Нью Йорке и Бакли получил списки агирусов, все их личные данные с подробностями и другие важные сведения, например, имена политиков, которые лоббируют наши интересы. Дастин шантажирует Совет Агирусов, заявляя, что если он будет убит, то его доверенное лицо немедленно обнародует украденные секретные документы. Это – катастрофа. Такова главная причина нашего бездействия в отношении Бакли. Однако теперь, в случае неудачи с поимкой Дастина Бакли живьем, я убью его, несмотря на риск рассекречивания. Правда, есть слабая надежда, что преступник блефует.

Марк покачал головой и добавил:

– Физическое уничтожение человека – это очень трудное дело для меня в нравственном отношении.

– Но ведь речь идет о страшном преступнике...

– Я не собираюсь, Энни, читать тебе морали, но вынужден объясниться. Когда живешь так долго, то начинаешь лучше определять истинные ценности. В нашей земной жизни самая большая драгоценность – это человеческая жизнь. Не нужно быть агирусом, чтобы осознавать это теоретически, спроси любого и тебе ответят теми же словами. Но у долгоживущих понимание наполнено гораздо более глубоким смыслом. Мы трепетно относимся к любой жизни, а особенно – к человеческой.

Есть только один способ, чтобы получился человек – надо его зачать и выносить, родить, вскормить, сберечь, воспитать и научить миллиону вещей, для этого требуется очень много трудов, усилий, времени и ресурсов. И любви. А вот для того, чтобы жизнь оборвалась, есть тьма тьмущая способов и бывает достаточно доли секунды.

Марк горестно вздохнул. А я села на диван и подтянула колени к подбородку, обхватив ноги руками. Глядя на ковер, я анализировала слова молодого ученого. Все правильно, но из любого правила существуют исключения.

– Марк, дорогой, – сказала я, не поднимая глаз и продолжая смотреть вниз, – ты так хорошо все объяснил, что с этим трудно спорить, но я осмелюсь. Скажи, а разве те люди, которых Бакли уже убил и те, кто еще жив, но скоро умрут по его вине, менее ценны, чем этот преступник?

– Вот именно, преступник!, – вскричал Марк, – Он и ведет себя, как полагается злодею. Но мы ведь не должны уподобляться ему.

Решение о его устранении невозможно было принять быстрее.

Во-первых, получение согласия членов Совета Агирусов заняло время. Многие из них не соглашались на крайние меры до тех пор, пока не была доказана чрезвычайная опасность Дастина Бакли. Во-вторых, агирусы не мстители, чтобы вершить суд над каждым банальным злодеем. Мы вступаем в действие, лишь когда случается нечто из ряда вон выходящее.

Понимаешь, Энни, агирусы малоуязвимы и сильны, у нас есть большое преимущество перед обычными людьми. К тому же, за долгую жизнь приходится встречать много негодяев и преступников. И если всякий раз с легкостью позволять себе убивать, то можно забыть о желании прожить жизнь без угрызений совести.

Женщина, мужчина, ребенок – каждый из них – это целый мир! Поэтому убийца человека в моих глазах не столько злодей, сколько тупица, презренный глупец, неспособный понять, что он уничтожает огромную и подлинную ценность.

Но ведь и Бакли – человек...

Тем не менее, решено остановить его. К сожалению, иногда нет выбора... И мне уже приходилось...

Как должны быть счастливы люди, дожившие до глубокой старости с чистой совестью и без крови на руках.

Не могу сказать этого о себе.

Глава 32. Ева

… Я шла по улице и решила зайти в то самое кафе, где мы были с Марком в день нашего первого свидания. У входа я заметила девушку странного вида и когда приблизилась, то поняла, что это не человек, а мамбул. Она увидела меня и, пошатываясь, направилась ко мне. Я попятилась и хотела броситься наутек, но не тут-то было! Со всех сторон, по одному-по два, стали сбредаться мамбулы. В страхе я заметалась, боясь очутиться в ловушке, из которой уже не выбраться.

Свободным оставалось только одно направление, туда я и побежала – в сторону библиотеки. Из переулка вывалилась целая толпа ходячих мертвецов. Я запаниковала, дыхание стало судорожным – грудь стиснуло от ужаса – я не вдыхала воздух, а втягивала его в себя с негромким, сдавленным звуком, все тело дрожало, а ноги ослабли.

Мне пришлось петлять на бегу, уворачиваясь от цепких рук. В одном из магазинов дверь была распахнута настежь и оттуда слышался отчаянный женский крик. Я кинулась в ту сторону и увидела через окно, что небольшое помещение магазина заполнено мамбулами, сгрудившимися вокруг чего-то или кого-то. Через мгновение крик стих. Я ничем не могла помочь...

Пробираться вдоль улицы становилось все труднее и труднее. И тут случилось кое-что пострашней. На противоположной стороне я увидела овчарку. Она была похожа на старое, облезлое чучело, а не на живую собаку. Наполовину откушенный, серый язык безвольно свисал из пасти. Без эмоций и без звуков мертвый пес побежал ко мне. И хотя у собаки заплетались лапы, двигалась она быстрее, чем люди-мамбулы.

Я заметалась в поисках спасения. И слева, и справа путь для бегства был закрыт – там шатались целые толпы ходячих мертвецов. Передо мной оказалась дверь библиотеки, больше бежать было некуда. Я дернула за ручку, но безуспешно – заперто!

– Что мне делать?!, – закричала я и ударила кулаком в дверь, не надеясь, что это поможет. Потом повернулась лицом к улице, лихорадочно придумывая способы обороны от мертвой собаки, которая была уже в паре ярдов от меня.

– «Надо изловчиться, быстро схватить овчарку за шею – так она не дотянется зубами до моих рук – поднять ее и отбросить подальше, насколько хватит сил», – ничего более разумного в голову не приходило. Но как спастись от целых толп людей-мамбулов? Я не знала ответа и не думала об этом сейчас, а готовилась дать бой мертвой четвероногой твари.

Собака-мамбул настигла меня и уже обдала вонючим дыханием из пасти, как вдруг дверь за моей спиной сама раскрылась, чья-то рука втащила меня в библиотеку и захлопнула дверь прямо перед носом у жуткого существа.

Моей спасительницей оказалась мисс Тэтчер.

В этот момент, во сне или в дремоте, как ни странно, я поняла, что сплю и вижу сон.

Мисс Тэтчер предстала передо мной не в мертвецком обличье, как в прежних сновидениях, а такой, какой она была при жизни – высокая, худощавая женщина с коротко остриженными седеющими волосами, одетая в юбку и жакет серого цвета. Она села на один из стульев и начала говорить, а я слушала ее, стоя посреди комнаты.

– Ребекка – сестра моя – так плакала, так жалела меня, когда я умерла. Она считала, что вся моя жизнь – одно сплошное невезение, а смерть нелепа и жестока. Я и сама, бывало, подумывала так же. Да вот ведь как вышло...

В той толпе на улице, бродит моя Ребекка, и соседи, и подруги мои. Они уж теперь не живые, а мертвые, хоть могут есть и ходить. Вчера утром моя сестра убила человека. А позавчера она съела собственную кошку. Участь, постигшая ее, хуже, чем то, что случилось со мной.

Эпидемия, которая сейчас в самом разгаре – это то, о чем я много раз пыталась предупредить. Это если и помогло, то не слишком заметно. А сейчас мне нужно сообщить тебе кое-что важное. Слушай!

Мэри Тэтчер встала со стула, подошла ко мне, приблизившись почти вплотную. Она наклонилась к моему уху, будто собиралась сказать мне что-то по-секрету:

– Дастин Бакли хочет получить доступ к результатам исследований Альфреда и Марка. Это восполнит пробел в его знаниях и он обретет огромную тайную власть. Негодяй понимает, что Марк ни при каких обстоятельствах не станет сотрудничать с ним и поэтому является помехой. А вот Альфреда, по мнению Бакли, можно сломить и заставить подчиняться... Я уверена, что злодей ошибается и сильно недооценивает профессора Мейсена.

Мисс Тэтчер печально усмехнулась.

– Скажи Альфреду, что его племяннику грозит смертельная опасность. Марк безрассудно смел, он думает, что все предусмотрел и поэтому неуязвим, но враг нашел его ахиллесову пяту ⁶⁰. Ты должна сделать одну вещь, Анна, иначе твой парень умрет.

Запомни все, что я скажу. У Марка есть только одна ахиллесова пята – это ты, Анна! Поэтому необходимо...

В дверь моей комнаты постучали и я проснулась, так и не услышав что именно нужно сделать для спасения Марка. В ушах звучали странные слова мертвой библиотекарши:

– «У Марка есть только одна ахиллесова пята – это ты, Анна!»

Стук в дверь повторился.

– Просыпайся, соня, – услышала я голос Эми, – мы с Диком ждем тебя в кухне, даю тебе на сборы пятнадцать минут, поторопись!

И она умчалась. А я быстро почистила зубы, приняла душ, натянула на влажное тело джинсы и футболку и явилась на завтрак вовремя. Дик уже покормил птиц в оранжерее, а также собаку и котов и теперь допивал свой кофе. Эми завтракала корнфлексом и молоком, а меня ожидала тарелка с омлетом.

Сегодня пошел четвертый день, как санитарные отряды прочесывают закрытую зону и уничтожают мамбулов – людей (бывших) и животных. Все эти дни Марк и Дик уходили и сражались вместе со своим отрядом.

После того ужина вдвоем, в среду, когда мы немного поссорились, молодой ученый пожелал ночевать у нас в усадьбе, на диване в библиотеке. И с того дня все три ночи мой парень проводил в Грейхолле, поэтому сегодня я рассчитывала увидеть его за завтраком.

– Доброе утро!, – поздоровалась я с друзьями, – а где Марк?

– Он осматривает забор по периметру усадьбы. Через десять минут мы с ним выезжаем – наш отряд сегодня будет прочесывать лес в районе замка, но сначала мы отвезем Эми и тебя в Мейсен Мэнор, – пояснил Дикки и добавил:

– Кстати, не забудьте надеть ваши пояса с пистолетами. Ситуация нешуточная и вы, девушки, должны быть вооружены.

За время короткой поездки в поместье нам попались четыре мамбула. Марк убил их из обычного пистолета.

В Мейсен Мэноре Эми получила задание сделать базу данных по результатам анализов Евы Фостер и запустить новую компьютерную программу, написанную Диком, для обработки этих данных.

А мне надо было срочно поговорить с профессором Мейсеном. Нашла я его в палате Евы. С порога поздоровавшись, я хотела пересказать ему свой тревожный сон, но замерла на полуслове, увидев лежащую без сознания Еву. Такого зрелища никто не мог ожидать. Я была готова к тому, что миссис Фостер, примет еще более жуткий вид. Как-никак пошел уже седьмой день с даты ее превращения в зомби...

– Что все это значит, профессор?, – моему удивлению не было предела!

– Это значит, мисс Грей, что эксперимент продолжается и дает результаты, только и всего, – ответил Альфред Мейсен, ни капельки не прояснив ситуацию.

– Когда это случилось, сэр?

– Вчера.

Я снова посмотрела на Еву и стала подходить к ней ближе, чтобы убедиться, что я в своем уме и глаза не обманывают меня.

– Осторожно!, – закричал профессор и, схватив мою руку, резко оттащил меня назад.

Ева открыла глаза. Я заметила, что теперь она прикована к кровати не наручниками, как это было раньше, а какими-то массивными металлическими приспособлениями.

– Здравствуй, Анна, я так рада тебя видеть, – раздался невыразимо приятный, мелодичный голос, – ко мне обращалась миссис Фостер!

Но изумлял не только голос. Вместо омерзительного мамбула на кровати лежала самая прекрасная женщина из всех, кого я видела в жизни. У нее были черты лица Евы Фостер, но теперь она стала во много раз красивее. От мамбульской вони не осталось и следа, наоборот, какой-то едва заметный аромат витал в воздухе и слегка пьянил меня.

Вопрос Альфреда Мейсена застал врасплох:

– Вы никогда не видели вампира, мисс Грей?

– Что?

– Поздравляю, теперь увидели!

Даже не знаю, сколько времени продолжалась немая сцена, а потом профессор решительно заявил:

– Поговорим об этом, когда вернутся Марк и Дикки. Им еще не известно, что случилось с Евой. А пока пойдемте в мой кабинет и там вы расскажете мне то, что собирались, когда вошли в палату.

– Ей нечем тебя порадовать, Альфред, – снова раздался прекрасный голос Евы, – готовься услышать плохие новости. Боюсь, что они касаются твоего дорогого племянника.

Профессор Мейсен резко повернулся ко мне:

– Что случилось?

Я замялась, не зная с чего начать, да к тому же мне не хотелось говорить при Еве, или как ее теперь называть.

– Да говорите же! – крикнул профессор.

– Ничего особенного не случилось, сэр, но я должна поговорить с вами и будет лучше, если мы, и в самом деле, пройдем в ваш кабинет.

Пока мы шли по коридору я спросила:

– Она прочитала мои мысли, сэр?!

– Ну что вы, Анна, скажете тоже. Просто вампиры превосходно умеют наблюдать. Они видят движения глаз и рук, суетливость или спокойствие, следят за расширением и сужением зрачков, обращают внимание на частоту моргания, дыхания; съежился ли испытуемый человек или наоборот – поднял голову и широко развернул плечи... и так далее и тому подобное. И вот, по результатам наблюдения, приплюсовав к сему знания о характере и обстоятельствах данного человека – делается правильный вывод о его мыслях.

– А-а-а, понятно.

Я впервые оказалась в большой комнате, где работал профессор Мейсен. Внимание привлек старый, массивный письменный стол. Почти такой же стоял в кабинете моих родителей, он был родом из Франции середины девятнадцатого века. Сделанный из розового дерева, тяжелый двухтумбовый стол имел можество ящиков и ящичков. Я знала, что в нем есть, как минимум, шесть потайных мест, четыре из которых можно было отыскать, если повозиться и проявить изобретательность, но два были так хорошо спрятаны, что не зная секрета, найти их было невозможно.

По всей поверхности стола были разбросаны напечатанные на принтере научные статьи из многих журналов. Я увидела «Nature», «Science», «Chem Phys Letters», «Optical Mater...» и так далее, и тому подобное – статьи были по медицине-биологии, нанотехнологиям и по оптике. Монитор компьютера ютился как-то сбоку, давая место небольшому низкому ящику, обтянутому коричневой кожей и богато инкрустированному серебром. Этот предмет казался неуместным среди статей, бумаг, ручек, карандашей и каких-то невообразимых линеек неизвестного мне назначения. При этом кожаный ящик выглядел единственной незыблемой вещью на столешнице ученого.

На одной из стен была закреплена доска с нарисованной мелом сложной схемой, с буквами, смысла которой я не поняла, ясно было лишь, что она как-то связана с генетикой.

В книжных шкафах стояли множество научных изданий, а один из шкафов был заполнен очень старыми фолиантами, содержащими труды ученых из далекого прошлого. Я заметила даже тома по алхимии.

Огромные окна выходили на лужайку перед научным корпусом, стекла в нижней части окон были разноцветными – я узнала солнечные концентраторы, дающие энергию дому.

Меня беспокоили слова профессора о Еве. Он дал понять, что миссис Фостер – вампир? Или ученые так шутят? Но видя нетерпение Альфреда Мейсена, я не стала отвлекаться, а сразу же рассказала о предупреждении мисс Тэтчер. Учитывая эмоциональность профессора, я постаралась как можно спокойней передать содержание моего сна, но он все равно занервничал, вскочил со своего кресла и стал ходить взад-вперед вдоль окна.

Я спросила:

– Вы принимаете это всерьез, профессор?

– Не могу сказать, что я верю в сны, нет, конечно. По большей части они – это игры сознания и ничего не значат. Однако, на протяжении жизни я изредка сталкивался с правдивыми снами, некоторые из них – ваши сны, Анна. Поэтому я не стану пренебрегать информацией, которую вы сообщили.

– Никогда бы не подумала, что услышу такие слова из уст крупного ученого, сэр..., – вырвалось у меня невольно.

– А что вас удивляет, мисс Грей?, – Альфред Мейсен обиженно хмыкнул и объяснил:

– Возьмите в пример простой компьютер. Он записывает, хранит, обрабатывает, передает как угодно далеко уйму информации. Но ведь еще совсем недавно мы даже не мечтали, что появятся такие возможности, а довольствовались для этих целей бумагой, пером, чернилами и обычной бумажной почтой, а всю обработку данных производили в голове.

Вполне допускаю, что есть способ, нам пока не известный, позволяющий передавать послания прямым ходом в чье-то сознание. Что же касается того факта, что уважаемая мисс Тэтчер мертва, то меня это не смущает. Я верю, что люди не умирают окончательно, а продолжают существовать в том или ином качестве.

Или возьмем привидения. Понятно, что они – это проекция чьего-то разума и тоже передают информацию, а сами являются обычным 3D изображением. Жуть им придает лишь то обстоятельство, что они приходят в образе умерших людей... Но я отвлекся..., – профессор взъерошил и без того пышные волосы и попросил:

– Мисс Грей, помогите мне разобраться, какая именно опасность, связанная с вами, может угрожать Марку.

– Я и сама раздумываю над этим, сэр, но пока в голову ничего не приходит, – удрученно ответила я и добавила:

– Может быть мне снова приснится мисс Тэтчер...

Парни вернулись в Мейсен Мэнор, когда стемнело. Поужинав, мы все отправились пить кофе в зимний сад – там, в окружении растений, беседовать приятней, чем в комнатах. В этот раз с нами были трое Слейтеров. Самым большим сюрпризом оказалось появление Сони Складовски. Она вошла последней и остановилась, смущенно улыбаясь. Я подбежала к подруге и обняла ее:

– Соня, привет, я очень рада!

– Я тоже, у меня голова идет кругом от всего, что происходит в последние дни. Со мной занимается Рэйчел, рассказывает кто мы такие, как надо себя вести.

– Ты ведь теперь агирус, Соня? Замечаешь в себе что-нибудь необычное?

– Я еще не поняла, просто очень хорошо себя чувствую и сил прибавилось. Мне нравится.

 К нам подошел Джереми. Он управлял делами на ферме Фостеров и ему было о чем поговорить с Соней. Дик и Эми стояли поодаль и переговаривались. Моя подруга не выглядела веселой.

Марк усадил меня рядом с собой на скамейку у маленького бассейна с голубыми лотосами и подал мне чашку кофе. Все собравшиеся в зимнем саду семь человек казались то ли уставшими, то ли встревоженными.

Профессор погладил сонного ручного попугая – тот сидел на спинке садового стула и задумчиво чесал лапой клюв. Птица была крупная – размером чуть ли не с курицу. Когда профессор уселся на этот же стул, попугай принялся ласково теребить его за ухо. Альфред Мейсен отмахнулся от птичьих нежностей, пересел на другой стул, который стоял возле высокого куста вьющейся розы и сказал:

– Некоторым из вас уже известна новость, касающаяся Евы Фостер.

Он замолчал, оглядел слушателей, потом поднял глаза вверх и, увидев свисающий цветок розы, усмехнулся:

– Это я удачно сел именно здесь. Сказанное под розой считается страшной тайной, которую нельзя никому выдавать. Итак, помните – Sub rosa dictum ⁶¹– и слушайте!

У меня для вас есть хорошие новости и плохие. И те, и другие касаются Евы Фостер. Вам известно, что семь дней назад она выпила зараженную воду, которую ей подсунула темная лошадка Эллинор, и превратилась в мамбула. К счастью для Евы, первыми ее жертвами стали овцы, а, как известно, кровь живой овцы является снотворным для всех видов зомби, к тому же она замедляет разрушительные процессы в обреченном зомби-организме.

Мы нашли Еву спящей, перевезли ее в Мейсен Мэнор и немедленно принялись за лечение. Я заменил ужасную мамбульскую кровь на искусственную жидкость, мне помогла в этом Анна, – легкий поклон в мою сторону, – что также позволило затормозить губительные процессы. В тот же день мы ввели в тело бедной женщины наш состав «Спиритус» и лекарство Анны против смертельной лихорадки. Соня, укушенная матерью, получила точно такое же лечение и благополучно превратилась в агируса (как и кот Питкин). Но миссис Фостер оставалась мамбулом.

Разница между этими случаями заключалась во времени. Соня приняла лечение сразу же после заражения, мозг не пострадал – все было сделано быстро и она избежала превращения в мамбула. А Еву мы получили уже в прискорбнейшем состоянии...

Что было делать? Для спасения мозга бедной женщины пришлось погрузить ее в искусственную кому, а я, тем временем, использовал все мыслимые средства, чтобы вернуть пациентку в человеческую сущность.

Но Ева лежала в коме и ничего не помогало, она оставалась мамбулом, а я не собирался сдаваться, решив бороться за нее до конца и призвав на помощь Марка. Нам пришла в голову интересная идея.

Мы заставили мозг Евы воспалиться, надеясь на то, что залечивая его, организм восстановит разрушенные участки. Добиться воспаления мозга у мамбула оказалось трудным делом, что только не пошло в ход! И химические препараты, и воздействие на голову жаром и холодом, и сотрясения...

Я вдруг представила гротескную картину, как ученые делали это: совали голову Евы то в печку, то в холодильник, трясли ее и били по ней деревянным молотком, мне почему-то стало смешно, я не сдержалась и захихикала, отвернувшись и поднеся руки к лицу.

Профессор возмущенно посмотрел на меня – я, содрогаясь от смеха, выдавила из себя:

– Простите, сэр..., – и снова рассмеялась.

Альфред Мейсен, подняв брови, ожидал когда у меня закончится неуместный приступ нервного веселья, а затем, сделав паузу, продолжил:

– ...наконец я добился своего. Но это не привело ни к каким положительным изменениям и я понял, что Ева просто вскоре умрет.

И тогда я решился на крайнее средство – ввел ей кровь вампира, взяв немного из флакона, подаренного Марку Серебряным Старцем.

И вот, под действием вампирской крови, воспаленный мозг Евы начал быстро выздоравливать и восстанавливать утраченные функции. Вскоре процесс успешно завершился, но вместе с этим произошло кое-что другое...

Ева стала вампиром.

Вздох изумления прошелестел по саду, Эми громко вскрикнула, а Соня заплакала:

– Она теперь не моя мама, а кто-то другой, да? Ответьте мне, профессор!

Альфред Мейсен виновато посмотрел на девушку и сказал:

– Я не знаю, Соня, понятия не имею испытывает ли вампир родительские чувства. Но на всякий случай приготовься к... ммм... к плохому развитию событий.

– Я хочу увидеть маму!, – твердо заявила девушка, глотая слезы – она не виновата в том, что с ней случилось, я буду любить и уважать ее, несмотря ни на что.

Марк сказал Соне:

– Придется подождать несколько дней. Сейчас рабочие готовят специальное помещение в старом Мейсенхаузе, где Ева будет жить. Как только они закончат, ты сможешь повидаться с матерью.

Молодой ученый добавил, обращаясь ко всем:

– Это касается не только Сони. Вероятно, многие из вас захотят увидеть настоящего вампира, но знайте, что это существо лукавее самого хитрого человека и очаровательнее любой соблазнительницы. Ева пленит вас, вы можете потерять голову и влюбиться в нее. Мозги выключатся и она заставит вас сделать для нее что угодно – выпустить на свободу, например. Поэтому посещать Еву я позволю только группой в несколько человек – так сила ее воздействия будет уменьшена.

Раздался телефонный звонок, профессор ответил, а затем отошел в сторону, разговаривая с кем-то.