Текст книги "Перстень Агируса"

Автор книги: Виктория Левченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

Когда профессор перевернул Еву с живота на спину, то оказалось, что женщина превратилась в такое же отвратительное существо, каким была Вайолетт Мортон в моей спальне. Лицо ее было вымазано кровью – и рот, и щеки. Даже пышная грудь Евы покрылась красным цветом. Миссис Фостер громко посапывала и причмокивала губами – она спала.

Соня села на землю рядом с матерью и беспомощно посмотрела на профессора. Альфред Мейсен в это время сосчитал пульс на руке Евы, потормошил ее немного, но она не проснулась. Потом профессор оттянул ей веки и осмотрел глазные яблоки. Зрачков не было видно – они закатились вверх, а белки глаз стали розовыми.

Профессор решительно выпрямился и сказал Соне:

– Мисс Складовски, я попытаюсь помочь вашей маме, но сделать это я смогу только в поместье. Мы сейчас же перевезем миссис Фостер в Мейсен Мэнор.

– Да вы что? С мамой произошло что-то неладное, вы же видите – она заболела! Мне придется сейчас же вызвать скорую помощь.

– Если вы сделаете это, то больше никогда не увидите вашу маму.

– Я не понимаю...,  –  Соня уставилась на профессора, потом с мольбой в глазах посмотрела на меня.

Не успела я открыть рот, как меня опередили – прозвучал голос Эллинор:

– Тебе нужно послушаться профессора Мейсена, Соня.

Я была такого же мнения:

– Да, Соня, другого выхода нет. Если кто-то и может помочь Еве, то только профессор Мейсен и Марк.

– Но я не понимаю, что случилось с мамой. Она что, пила овечью кровь? Это и правда сумасшествие какое-то!

Соня заплакала и села на землю, закрыв лицо руками. Потом девушка затихла и подозрительно посмотрела на меня.

– Энни, по телефону ты спрашивала меня о бутылке с водой. Позже я нашла ее. Она лежала под комодом и была пуста. Скажи, Энни, моя мама заболела из-за той воды? Объясни мне, как в мамину комнату попала чертова бутылка, и откуда ты об этом знаешь?

Марк пришел мне на помощь:

– Соня, все это сейчас не важно. Мы теряем время, а твоей маме нужна срочная помощь. Чем позже мы начнем, тем меньше шансов вернуть ее к нормальной жизни.... Если это вообще возможно сделать..., – добавил он тихо, отвернувшись, чтобы девушка не услышала его.

Но Соня продолжала смотреть на меня с выжидательным выражением, требуя объяснений. Мне ничего не оставалось, как переадресовать вопрос Эллинор.

– Не могла бы ты сама...,  –  начала я, но меня перебил профессор:

– Мисс Складовски, произошла страшная ошибка и ваша мама, по всей вероятности, случайно приняла экспериментальное лекарство, которое сейчас проходит самые первые проверки и тесты. Это препарат нового типа и его побочные эффекты очень опасны – они влияют на психику человека. Это пока все, что я могу сказать.

Альфред Мейсен снова склонился над Евой, а Марк сказал Соне:

– Должен добавить, что Энни никак не связана с этим делом. Про бутылку с экспериментальным препаратом она узнала лишь за миг до того, как позвонила тебе.

Движением глаз Марк дал мне понять, что хочет поговорить со мной наедине. Мы отошли в сторону и он объяснил:

– Не подумай, Энни, что мы с Альфредом покрываем поступки Эллинор из симпатии к ней.

– «Именно так это и выглядит»,  –  мелькнула у меня мысль, но я не решилась ее озвучить.

– Подумай сама, любимая, можно ли рассказать Соне правдивую историю про бутылку со средством, созданным Бакли? Это означало бы раскрытие чуть ли не всех наших тайн,  –  Марк подумал и уточнил,  –  Соня – это не тот человек, кому я готов доверить важные сведения.

Я обернулась и увидела, что Эллинор обняла за плечи Соню Складовски, что-то внушает ей, глядя девушке в глаза и энергично кивая головой.

– Что же будет с Алексом?, – вспомнила я вслух о младшем ребенке Евы, – придется помочь Соне заботиться о братике.

– Дядя уже прояснил этот вопрос, – ответил Марк, – после похорон Джеймса Фостера родственники Евы забрали мальчика с собой в Польшу. Там он пробудет до конца летних каникул, а к началу учебного года вернется в Белдорф.

– Это хорошо.

– Пора ехать!, – громко объявил профессор, взял на руки спящую Еву и быстрым шагом пошел назад к машинам.

В лабораторном корпусе Мейсен Мэнора пришлось обустроить нечто вроде больничной палаты для миссис Фостер, которая все еще спала. Профессор подключил к ней приборы, взял кровь у нее из вены и ушел делать анализ. Марк привязал руки и ноги Евы ремнями к раме кровати.

– Зачем ты это делаешь?, – возмутилась Соня.

– На всякий случай, – неопределенно ответил молодой ученый.

– Я не согласна!, – упрямо заявила Соня и, схватив со столика ножницы, попыталась разрезать путы.

Марк, не церемонясь, отнял ножницы и отбросил их.

– Даже не думай делать этого!, – прикрикнул он на на упрямицу.

– Что же теперь будет?, – причитала вслух испуганная Соня. Она почти непрерывно плакала, а мы уже не утешали ее, сообразив, что девушка должна выплакаться и успокоиться сама.

Альфред Мейсен вернулся из лаборатории мрачный, как туча . Он едва слышно поговорил со своим племянником, после чего Марк подошел ко мне и тихо попросил:

– Милая, ты можешь выйти со мной в коридор?

Я выполнила его просьбу. Профессор, Дик, Эмили и Эллинор последовали за нами. Соня не захотела покидать комнату и осталась сидеть у изголовья Евы.

– Я не могу надолго оставлять дочь наедине с матерью, – сказал мой парень, – если верить показаниям приборов, Ева должна очнуться с минуты на минуту и боюсь, что находиться рядом с ней опасно. Поэтому надо быстро договориться кто и что будет делать.

– Я и Джереми можем остаться здесь в качестве охраны, – предложил Джек Слейтер.

– Мне нужно вернуться в Уэйкфилд, – сказала Эллинор, – доктор Бакли может хватиться меня и начать выяснять чем я занималась. Не хотелось бы говорить ему о том, что я была в Мейсен Мэноре.

И она быстро ушла, будто испарилась в воздухе.

Профессор недовольным тоном пробурчал что-то под нос. Из его неразборчивой тирады я поняла лишь слово «...проблема...».

Эми растерянно посмотрела на Дика и обратилась к Марку:

– Поручи нам какое-нибудь дело, не знаю, что именно – тебе виднее.

Дик согласно кивнул.

– В таком случае, ты, Дикки, проследи за безопасностью по всему периметру имения – решил Марк, – а ты, Эмили, отвези Соню домой и успокой ее, пожалуйста. Скажи ей, что завтра она сможет посетить свою маму. К тому времени мы придумаем правдоподобное объяснение происходящим событиям. А пока, Эми, убеди Соню в том, что рассказывать о состоянии Евы нельзя никому, ни одной живой душе! Это в ее же интересах.

Молодой ученый повернулся ко мне и хотел что-то сказать, но в это самое мгновение из палаты, где находились спящая Ева и ее дочь раздался грохот, будто что-то упало и разбилось. Вслед за этим послышался крик Сони и чье-то громкое ворчание. Дверь толчком распахнулась, из палаты с визгом выскочила Соня. Она прижимала к себе окровавленную руку, из которой струйкой вытекала кровь. За девушкой гналась Ева и выглядела она, как живой мертвец, как зомби.

В одно мгновение Марк оказался рядом с чудовищем, в которое превратилась миссис Фостер, и молниеносно заломил ей руки за спину. Зомби-Ева сопротивлялась и ворчала немыслимым голосом невнятные слова. Ей удалось высвободить одну руку и Дик бросился Марку на помощь. Зомби клацала зубами, открывая ставший черным рот. Как только Дик приблизился, она толкнула его свободной рукой – парень отлетел к противоположной стене и упал. Тут же Дикки быстро поднялся на ноги и снова ринулся на помощь, но Марк прокричал:

– Не подходи, я справлюсь! Она может укусить тебя, не приближайся!

Но Дик упрямо пошел к ним, говоря:

– Но ты-то не боишься, почему же я должен струсить?

Марк удвоил усилия и повалил зомби на пол. Профессор успел взять мощные наручники и защелкнул руки Евы за спиной, опустившись на колени. Джек Слейтер передал ему рулон широкой липкой ленты и Альфред Мейсен ловко заклеил ею рот зомби-женщины, после чего легко поднял ее и отнес обратно в палату. Там он с помощью своего племянника зафиксировал пациентку на кровати, пристегнув не ремнями, а наручниками ее руки и ноги к надежной стальной раме. Напоследок, профессор ловким движением сорвал липкую ленту со рта прикованной женщины и она попыталась цапнуть зубами его за руку, но ученый оказался быстрее. Та, что раньше была красавицей Евой Фостер, сейчас представляла собой жуткое и мерзкое существо.

Я подумала, что теперь профессор исцелится от своей страсти. Редкая любовь может выдержать такое испытание. Страшно было смотреть на Еву, объект романтических чувств Альфреда Мейсена – кожа бледная, синюшная, кое-где по телу расплылись серые и багрово-желтые синяки, были они и вокруг глаз, которые выглядели мутными, неживыми. Прекрасные в недавнем прошлом волосы представляли собой слипшиеся, тусклые космы. Зубы стали серыми, рот внутри почернел. От нее исходил тошнотворный запах, который усиливался, если Ева-зомби впадала в бешенство, рычала и трясла кровать.

Я заметила кое-что еще в облике Евы, делавшее ее сходство с мертвецами особенно сильным – запавшие глаза – кожа вокруг них натянулась и обрисовала глазные впадины черепа. Также и щеки, которые потеряли свою здоровую упругость и скулы неестественно выделились. При этом тело Евы не выглядело похудевшим.

Когда Марк и профессор вернулись в коридор, мой парень обратился к Дику:

– Будет лучше, если ты станешь прислушиваться к моим словам. Дело тут вовсе не в храбрости. Видишь ли, Дикки, укус зомби для агирусов не опасен, а ты можешь заразиться и сам превратиться в такое же чудовище. Кроме того, ты мог заметить, какой сильной стала Ева, превратившись в зомби. Обычному человеку, даже такому крепкому, как ты, трудно справиться с подобным созданием.

В суматохе никто не подумал о том, что Соня все слышит. Когда Марк осознал это – было уже поздно – девушка успела узнать, что ее мать – зомби, а Марк – это агирус, что агирусы не боятся укусов зомби, тогда как для неагируса рана, нанесенная зубами ходячей нежити, может стать фатальной, превратив его в зомби. И вот, вместо того, чтобы озаботиться, что же будет с ней самой, она ведь укушена матерью-зомби, Соня дрожащим голосом спросила, обращаясь ко всем сразу:

– А кто такие агирусы?

Ответа девушка не получила. Профессор выразительно посмотрел на Марка, потом на меня и сокрушенно покачал головой. Весь его вид выражал досаду и без слов давал понять ход мыслей ученого:

– «Я так и знал, что произойдет нечто подобное! И что же теперь нам делать?!» – сквозило в его взгляде, полном горького сарказма.

Марк взял инициативу в свои руки и принялся отдавать распоряжения:

– Дик, Эми, все изменилось, прошу вас быть с Альфредом, ему понадобится ваша помощь.

Затем он попросил Джека Слейтера срочно позвать в лабораторный корпус его жену Рэйчел.

– Нужно устроить еще одну палату – на сей раз для Сони, – объяснил молодой ученый.

– Что вы хотите со мной сделать?, – испуганно закричала девушка.

– Нужно забинтовать ей руку, – сказала я и собралась сбегать за бинтом, но профессор остановил мой порыв:

– Нельзя бинтовать!, – веско заявил он и удалился в палату Евы, сокрушенно качая головой.

Я подошла к Соне и обняла ее, она расплакалась, уткнувшись в мое плечо, а я гладила ее по густым рыжим волосам и пыталась утешить. Мне было очень жаль, что все так вышло. За последнее время на долю Сони Складовски выпало много испытаний. Сначала смерть отчима, приведшая ее маму в депрессию. Девушке пришлось поддерживать мать в трудное время, да и работы у нее прибавилось, Ева ослабла после потери мужа и не могла трудиться в полную силу. На хрупкую девушку навалилось столько забот, что она просто могла не выдержать. А тут еще и этот кошмар наяву.

– Если бы мне рассказали такую историю, я бы нипочем не поверила!, – всхлипывала Соня, – о какой такой палате толковал тут Марк? Я не могу здесь остаться, мне нужно домой. Мама заболела и я должна заменить ее на ферме, буду работать и ждать когда она выздоровеет.

– Соня, дорогая, послушай меня, – принялась я уговаривать бедную девушку, – ты можешь довериться профессору Мейсену и Марку. Они сделают все возможное, чтобы помочь тебе и твоей маме. Ты должна остаться здесь на какое-то время...

Марк стоял неподалеку и говорил по телефону, он слышал мой разговор с подругой. Закрыв телефон, парень обратился к мисс Складовски:

– Соня, я договорился с Джереми, он поработает вместо тебя на ферме, пока вы с мамой будете находиться в Мейсен Мэноре. Джереми хорошо разбирается в этом деле, тебе не нужно волноваться – он справится.

– Маме нужна ваша помощь, я согласна, но мне-то зачем оставаться здесь?, – протестовала Соня.

– А затем, что ты укушена. Прости, я не буду деликатным. Думаю, что ты заразилась и нужно быстрее принять меры, чтобы ты не превратилась в зомби. Пожалуйста, Соня, позволь нам помочь тебе! Доверься и слушайся – это все, что ты можешь сделать. И молись.

Появилась Рэйчел, она кивнула мне, ласково обняла Соню и увела ее в другой конец коридора – там, в одной из лабораторий, спешно устраивали еще одну временную палату.

Марк вздохнул и взял мою руку:

– Прости меня, Энни. Вместо того, чтобы сделать мою любимую счастливой, я все больше погружаю тебя в кошмар собственных проблем.

– Ты ни в чем не виноват, за что тебе извиняться?

– Если бы мы не появились здесь, то не случилось бы всех этих несчастий.

– Это все из-за Бакли, он один в ответе за беды, свалившиеся на Белдорф.

– Да, но приехал он сюда вслед за Альфредом и мною. А мы не смогли помешать ему.

– Вы делаете все, что возможно, я горжусь тобой, Марк, – мне хотелось назвать его как-нибудь ласково, моя любовь искала выхода в словах, но что-то сдерживало мой порыв.

Марк растроганно посмотрел на меня, обнял, крепко прижимая к себе и горячо зашептал:

– Я соскучился по тебе, моя любовь. Видеть, обнимать тебя – это и счастье, и мучение.

В моей груди бушевали те же самые чувства, но счастье преобладало, особенно сейчас, когда он был так близко и так сладко прижимал меня к себе. Я закрыла глаза, голова закружилась, теплая волна прокатилась по всему телу. Наслаждаясь, я понимала, что еще немного и все прекратится, поэтому ловила каждое мгновение.

Так и есть. Марк выпустил меня из объятий, глаза его были такими печальными, что я готова была многим пожертвовать, лишь бы дать ему чуточку счастья, чтобы этот прекрасный взор засветился радостью. Однако, пока что моя любовь не сделала Марка Веттингера счастливей. С каждым днем он становился все грустнее.

Парень виновато улыбнулся и неожиданно задал странный вопрос:

– Как сегодня утром чувствовал себя твой кот?

– Который из двух?, – не поняла я, думая о своем.

– Тот, который укусил зомби-Вайолет и потом заболел.

– Это храбрый Питкин. Он все еще прячется в темных углах и шипит на всех, но есть признаки того, что кот идет на поправку.

– Какие?

– Питкин начал есть и пить. Шерсть снова побелела и блестит. Да и шипит кот вовсе не так остервенело, как вчера, а понемногу и лениво.

– Он проявляет агрессию?

– Нет, нападать не пытается, а шипит, я думаю, чтобы его не трогали.

– Очень хорошо, Энни. Чем ты лечила кота?

– Одним из наших семейных средств – это снадобье для лечения смертельной лихорадки, Комитет частенько заказывает его.

Марк взволнованно взял меня за руку и спросил:

– Энни, у тебя есть это средство в запасе?

– Да.

– Тогда давай прямо сейчас поедем и возьмем его.

– Конечно, Марк. Ты думаешь, что кот был заражен от зомби, а мое лекарство помогло ему?

– Да. Если укусить зомби, то можно заразиться, что и произошло с котом. Твое лечение кажется эффективным. Стоит попробовать его для Евы и Сони в дополнение к нашему препарату. А пока Альфред назначил вливать им в кровь другое средство, которое мы применяли для крыс-зомби.

– Думаешь поможет?

– Надеюсь, любимая. По крайней мере у Сони есть большие шансы.

– А у Евы?

– Не знаю. Попробуем. Хотя надежды мало. Изменения успели проявиться... крыс мы излечивали только в том случае, если вводили лекарство немедленно. Со времени заражения Евы – когда она выпила средство Бакли – прошло несколько часов. Вероятно, сначала она почувствовала себя плохо, потом умерла и полежала, как мертвая. Затем встала и ее охватил голод. Она нашла овец – это вышло удачно. Кровь живой овцы действует на зомби, как снотворное. Я мог бы объяснить все подробнее, но сейчас надо поспешить и привезти твое средство.

Ягуар Марка уже вернули из ремонта и он сиял, как новенький. Мы немедленно выехали и парень, держа руль одной рукой и, потянувшись назад, достал с заднего сидения большую коробку и подал ее мне.

– Это подарок тебе от Сары и Мосэ Кацобашвили из Грузии. Когда они узнали, что у меня появилась любимая девушка, то обрадовались, как родные. Я сообщил им, что ты – их коллега – специалист по редким растениям. Пошептавшись минутку, эти превосходные супруги решили подарить тебе сияющую зеленую розу ⁴¹.

– О, спасибо!, – я аккуратно открыла коробку и замерла от счастья.

В моей семье считалось, что сияющая зеленая роза – это выдумки, так как никто не видел ее ни разу. В среде людей, знакомых с редкими растениями, существовала легенда о зеленой розе...

И вот я держу ее в руках!

Стоит описать чудесное растение. Это кустик около двадцати дюймов как в высоту, так и в ширину. Форма листьев и цветов совершенно такая же, как и у обычной розы, а побеги растения снабжены столь же крупными шипами. На этом внешнее сходство заканчивается и начинаются различия. Стебли окрашены в самый нежный розовый цвет. А листья – белые с розовыми прожилками. Лишь несколько самых старых листьев куста имеют небольшие зеленые пятна, похожие на камуфляжные.

Цветы крупные, обычной для розы формы, но они, как и бутоны, окрашены в светло-зеленый цвет, какой бывает у молодых листьев салата. И только в самом сердце цветка – у основания лепестков – цвет сгущается и становится бархатно-темно-зеленым.

Но самое замечательное свойство растения – это, конечно, сияние. Оно выглядит, как мягкое мерцание холодного биолюминесцентного ⁴²света. В темноте коробки, однако, растение сияло довольно ярко. Розовые части кустика светились розовым светом, зеленые – зеленым, белые – белым. Сияющая зеленая роза не изучена, поэтому я не знаю, что именно вызывает свечение, то ли это химические реакции в самом растении, как в светящихся медузах или в светлячках, то ли другие причины породили такой эффект.

– Марк, любимый, ты хоть представляешь себе, сколько стоит это растение? Как я могу принять такой невозможно дорогой подарок!?

– Не волнуйся, Энни, и не отказывайся от розы. Видишь ли, в Грузии люди гостеприимны, с открытой душой, друзья для них – это почти родственники. Сара и Мосэ любят меня и Альфреда, а значит и тебя тоже. Этот цветок – дар от их чистого сердца и выбирали они его, думая не о стоимости, а о том, чем порадовать тебя.

– Передай им большое спасибо!

– Конечно. Когда-нибудь я надеюсь поехать туда вместе с тобой, чтобы ты познакомилась с моими грузинскими друзьями и увидела их великолепную коллекцию редких растений.

– О, мне бы очень этого хотелось!

Марк улыбнулся и сказал:

– Я тоже приготовил подарок для тебя, но позволь мне вручить его в более спокойной обстановке, когда мы хоть немного уладим возникшие проблемы.

– Разумеется, милый.

Пока я собирала лекарства по старинным рецептам в чемоданчик, Марк отыскал Питкина и сделал ему укол.

– Что это?, – спросила я.

– Инъекция «Спиритуса».

– Зачем, он же идет на поправку?

– На всякий случай, для твоей безопасности.

Сюзан Картер впервые увидела Марка Веттингера, хотя уже была наслышана о нем. Парень ей очень понравился. Его красота и хорошие манеры мгновенно породили в ней симпатию. Когда мы выезжали из Грейхолла, увозя с собою чемоданчик, миссис Картер пошла к воротам, чтобы проводить нас и долго махала рукой вслед удаляющемуся ягуару.

Вернувшись в Мейсен Мэнор, Марк отправился в лабораторию, чтобы помочь профессору, а мне надлежало дать Соне привезенное средство от смертельной лихорадки.

Я нашла ее лежащей под капельницей. Она была обессилена и ужасно бледна. Кисти рук девушки подрагивали и без конца теребили одеяло. Дыхание было коротким и поверхностным. Я очень испугалась, потому что подруга выглядела умирающей.

– Соня, – обратилась я к ней.

Никакой реакции. Я тормошила ее, звала по имени, гладила по волосам. В ответ на все эти усилия девушка попыталась открыть глаза, заморгала часто-часто, стало видно, что зрачки скрыты под верхними веками, показались лишь белки и глаза снова закрылись. Соня промычала что-то слабым голосом и обмякла, вытянувшись на кровати.

В панике я принялась искать пульс, нашла с трудом, он был слаб, будто подрагивающая ниточка. Положение было крайне опасным.

Вошла Рэйчел, она толкала перед собой тележку с какими-то приборами и прозрачными трубками. Увидев, в каком состоянии оказалась Соня, женщина всплеснула руками, охнула и нажала красную кнопку тревоги на пульте, укрепленном позади кровати. Я подбежала к ней со словами:

– Как же вы оставили Соню одну, миссис Слейтер? Она может умереть!

– Я выполняю все распоряжения сэра Альфреда, мисс Грей, – строго глядя мне в глаза, ответила Рэйчел, – эта девушка была в одиночестве не больше пяти минут, я всего лишь вышла за приборами.

Она еще говорила, когда в палату, как ураган, ворвался профессор с криком:

– Что случилось!?

Ученый прибежал по тревоге, Марка с ним не было.

– Соня умирает!, – мой голос был каким-то чужим, прерывающимся от волнения и страха за подругу.

– Странно! Я не заметил никакой опасности. В моей лаборатории я вижу на мониторе жизненные показания мисс Складовски. У нее все протекает так, как и должно в этой ситуации.

Профессор подошел к лежащей девушке, взглянул на светящиеся цифры и символы приборов, но, все-таки, по старинке, приложил ладонь к ее лбу и нащупал пульс. Выпрямившись, он с усмешкой сообщил:

– Ложная тревога, дамы. Пациентка не умирает, она превращается. Сейчас самое время дать ей ваше лекарство, мисс Грей. Можете по каплям влить его в рот, но осторожно, чтобы Соня вас не укусила, рефлекторно сцепив зубы.

Я немедленно приступила к выполнению этого задания. Через полчаса мне удалось завершить свое дело. Все это время Рэйчел находилась поблизости. Дружеского расположения ко мне она не выказывала, но и враждебности не демонстрировала. Меня это вполне устраивало.

Пора было ехать домой и я стала искать Марка, чтобы попрощаться. Его лаборатория оказалась запертой. В коридоре дежурил Джек Слейтер, он сообщил, что Марк куда-то уехал, а профессор пошел в палату к миссис Фостер. Я отправилась туда же.

Альфред Мейсен сидел в стороне от кровати Евы, чтобы не провоцировать попытку нападения. Рядом с ним стояла такая же тележка с приборами и трубками, какую я видела в палате у Сони. Альфред Мейсен поднял на меня угрюмый взгляд и сказал:

– Хорошо, что вы пришли, мисс Грей, поможете мне немного?

– Конечно, сэр, – с охотой согласилась я.

– Мы будем переливать Еве искусственную кровь, вытесняя тот страшный коктейль, в который превратилась ее собственная кровь в результате инфекции.

– А что это такое – искусственная кровь, сэр?

– Это изобретение Марка, – с гордостью ответил профессор, – он создал заменитель крови путем сложного синтеза, используя морские водоросли.

– А почему, сэр, нельзя перелить донорскую человеческую кровь?

– Сейчас это не поможет. Вирус быстро испортит донорскую кровь. А в искусственной крови эта инфекция не живет и не размножается. Заменитель можно использовать не более трех дней, а потом все же придется перелить Еве донорскую кровь. Но эти три дня дают нам запас времени, чтобы попытаться изгнать вирус из клеток тела Евы, где он «гнездится».

– Спасибо за объяснение, сэр, а где Марк?

– Недавно позвонила Эллинор и попросила его срочно приехать, сказала, что это очень важно.

– Где у них встреча, сэр?

– В Белдорфе.

Не могу сказать, что меня порадовало повышенное внимание Эллинор к моему парню и его готовность помогать ей. Но я прогнала посторонние мысли, облачилась в халат, тщательно вымыла руки, натянула перчатки и шапочку, а лицо закрыла маской и защитными очками.

– Командуйте, профессор Мейсен, – сказала я, и мы приступили к переливанию крови.

Когда я вернулась в палату Сони, то увидела у ее кровати плачущую Рэйчел.

– Она все-таки умерла, – всхлипывала женщина.

В моей груди все сжалось и похолодело, со страхом я приблизилась к лежащей подруге и склонилась над ней. Девушка была страшно бледной, лицо изменилось – стало похудевшим, черты заострились.

Рэйчел показала рукой на прибор, регистрирующий работу органов:

– Видишь, Энни, сердце не бьется.

Я стала искать пульс на запястье девушки, но так и не нашла его.

– Рэйчел, срочно вызовите сюда профессора, пожалуйста!

– Я уже сделала это, – женщина выглядела испуганной и расстроенной.

Альфред Мейсен появился в палате через минуту. Он был спокоен и деловит. Посмотрев на приборы, ученый удивленно заметил:

– Хмм..., я думал сердечная деятельность сохранится – ну хотя бы один толчок в минуту. Она и в самом деле похожа на умершую.

– Что делать?!, – я лихорадочно искала способ помочь подруге, мысленно перебирая собственные лекарства.

В этот момент на мониторе прибора с писком появился какой-то символ и исчез.

– Она не мертва!, – радостно выпалил профессор, – ее сердце только что совершило одно сокращение, – он изучил запись показаний и удивленно пробормотал:

– Сердце Сони не двигалось почти три минуты до этого толчка – никогда не видел ничего подобного!, – Альфред Мейсен прищурил глаза и задумался, потом произнес:

– Подождем немного, понаблюдаем, время еще есть. Если больше ничего не произойдет, я стану оживлять Соню препаратом «Спиритус». Она уже получила одну дозу этого средства. Не знаю, как он подействует повторно в этом трудном случае, но выбора, похоже, нет – мы должны испробовать все средства и попытаться сохранить Соне жизнь.

– Да, … да, ... да, – нервно повторяла Рэйчел.

Время, по своему обыкновению, капризно тянулось, пока мы трое ждали, не отрывая взгляда от монитора. Через две минуты пятьдесят три секунды сердце Сони Складовски совершило толчок, потом еще, и еще – через тот же промежуток времени. Пока что оно работало в этом ненормально медленном ритме, но это лучше, чем если бы не билось совсем.

Глава 26. Анатомия и физиология зомби

Прошло три дня. За это время я встретилась с Марком лишь раз, да и то на минутку. Он был занят в лаборатории, почти не спал – глаза его были уставшими, под ними залегли темные тени. Это ничуть не повредило его красоте – она даже стала еще пронзительней! А у меня все наоборот – если я сильно устану, то глаза мои потускнеют, лицо поблекнет, и получится унылое зрелище. Как раз сейчас дела обстояли именно так.

В каждый из этих трех сумасшедших дней мне удавалось поспать часов пять, или даже меньше, точно мне неизвестно, ибо, отправляясь в кровать, я малодушно не смотрела на часы, чтобы не расстраиваться и не жалеть себя, просыпаясь рано утром – в четыре часа. Мой рабочий день был разбит на три части: до полудня я занималась редкими растениями; потом ехала в Мейсен Мэнор, где помогала ухаживать за Соней (она медленно превращалась в агируса) и за Евой, погруженной в искусственную кому; к восьми часам вечера мы с Эми и Диком возвращались в Грейхолл, здесь после ужина я трудилась над материалами убитой библиотекарши, благодаря чему страничка для деревенского сайта была почти готова.

Миссис Картер теперь приезжала не позже половины шестого. Сегодня экономка накормила нас средиземноморским завтраком – она где-то прочитала, что это очень полезно, поэтому мы ели шакшуку ⁴³и хумус с оливковым маслом и лимонным соком, а к чаю Сюзан Картер предложила нам творожную запеканку с корицей и душистыми травами.

После завтрака, в половине седьмого утра, Эми с Диком умчались на работу в поместье, а я собралась вернуться в цветную комнату и уже выходила из кухни (ввиду спешки мы завтракали тут), когда миссис Картер задержала меня вопросом:

– Анна, милая, у тебя все в порядке? Последние дни ты ходишь, словно в воду опущенная – грустная, рассеянная. Могу я помочь тебе?

– Не волнуйтесь, мэм, все в порядке, просто я не высыпаюсь. Сейчас много работы, но вскоре мой распорядок дня придет в норму, – ответила я и поспешно спросила экономку о ее муже, чтобы поменять тему.

– Джон в порядке, – охотно ответила она, – только тревожится немного. А все из-за этой книги. Я теперь и спрашивать его боюсь про «Робинзона Крузо». Уж который день он как ни откроет книгу, так и попадается отрывок то про каннибалов, то про мертвые кости, то снова про мертвые кости, то опять про каннибалов. Что бы это значило?

Сюзан Картер причмокнула, сокрушенно покачала головой и, вздохнув, сама заключила:

– Одно из двух. Либо книга лжет и эта забава лишь морочит нам голову, либо всех ждут большие неприятности. Да.

– «Пожалуй, стоит перечитать «Робинзона Крузо»»..., – подумала я.

В кухню вошел Питкин, за ним по пятам семенил котенок Перси. Они прибыли на завтрак и направились каждый к своей мисочке. Питкин выглядел абсолютно здоровым и нормальным котом, но теперь было точно известно, что он сделался котом-агирусом – вчера профессор попросил у меня кровь Питкина для анализа и вечером сообщил результат. Таким образом у меня в доме жили уже двое животных-агирусов – собака и кот.

В цветной комнате меня ожидали рутинные обязанности – полив, подкормка, наблюдения, записи. Но сначала я полюбовалась сияющей зеленой розой, мечтая размножить ценнейший экземпляр, а в юго-западном углу цветной комнаты проверила золотые щиты. Позавчера одно из этих растений я пересадила в прозрачный контейнер для изучения и экспериментов.

Не успела я начать работу, как в дверь постучали.

– Войдите!, – крикнула я, думая, что пришла миссис Картер.

Дверь отворилась и вошел Марк. Мое сердце подпрыгнуло от радости, я подбежала к парню. Он обнял меня и поцеловал:

– Я соскучился, – сказал он, продолжая прижимать меня к себе, – ты могла бы сейчас поехать со мной в Мейсен Мэнор? Дядя Альфред сказал, что пришло время объяснить некоторые важные вещи и он подготовил нечто вроде лекции. Начало через полчаса.

Я кивнула и побежала переодеваться.

***

Зал заседаний располагался в торце лабораторного корпуса. Когда мы вошли, то увидели, что Эми и Дик уже устроились в креслах, расставленных рядами, как в студенческой аудитории. Большой овальный стол теперь был сдвинут в дальний конец помещения. На стене, справа от входа, висела доска, по старинке исчерченая мелом – там были формулы, химические структуры и какие-то расчеты. А над доской располагался огромный светодиодный экран, видимо, для демонстрации слайдов.