Текст книги "Перстень Агируса"

Автор книги: Виктория Левченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

– Ты все равно узнаешь, Энни, так уж лучше сейчас. Но должен предупредить, что стану говорить о таких... э-э-э... вещах..., – Марк запнулся и, тревожно оглядевшись по сторонам, сказал, – надеюсь, что ты не будешь шокирована моей откровенностью.

Последовал тяжелый вздох.

– Чтобы ты поняла, что происходит с моим дядей, я должен раскрыть тебе еще одну тайну, Альфред позволил мне сделать это.

– «О, еще одна тайна?», – подумала я, но не удивилась. После всего, что я узнала за эту неделю, мои чувства притупились и огрубели немного.

А Марк продолжал:

– Это не последний секрет, о котором ты услышишь. Кроме него остается еще один, самый важный, но о нем тебе расскажет Альфред, когда будет готов к этому.

Мы медленно шли по лесной дороге и уже преодолели половину пути до деревни. Погода была пасмурной, безветренной.

– Тема, касающаяся дядиной проблемы, очень деликатна и болезненна. О ней трудно рассуждать вслух. Однако проблема существует столь давно, что эмоции улеглись. В своем рассказе я должен вернуться в тот самый 1755 год – год эпидемии потной болезни. Препарат со средством викария «Элонгавита» круто изменил нашу жизнь. Но, как ты помнишь, я ввел дяде состав, приготовленный собственноручно, когда он уже умирал, его температура и давление были много меньше нормы, тогда как я сам и семейство Слейтеров получили это лекарство на пике болезни и при высокой температуре.

– Да, Марк, я хорошо помню. И этим вызваны ежемесячные приступы лихорадки и депрессии профессора.

– К сожалению, эти приступы не единственный побочный эффект, есть еще один, гораздо более тяжелый. Альфред Мейсен не способен к физической любви, хоть и желает ее.

– Что это значит?, – успела я спросить прежде, чем догадалась, что Марк имеет в виду. Я покраснела от смущения, тема и вправду оказалась в высшей степени деликатной.

– Это значит именно то, что я сказал. Альфред способен влюбиться в женщину, желать ее и страдать, не спать по ночам, петь серенады – он может все, кроме физической близости. Поэтому дядя давно перестал интересоваться делами сердечными, которые могут принести ему лишь страдания и горькое разочарование.

Мне подумалось, что, возможно, и сам Марк страдает чем-то подобным и если это так, то становится понятной сдержанность парня по отношению ко мне. Когда начинаются любовные отношения между парнем и девушкой, то часто именно девушка слегка притормаживает пылкого возлюбленного, чтобы период романтического ухаживания не протекал слишком быстро. А парень не прочь получить все и сразу. Но у нас с Марком наоборот...

Я неосмотрительно бросила быстрый взгляд на любимого и он заметил в моих глазах тень посетившего меня подозрения.

– О, … ты подумала,... о, нет!

Парень покачал головой:

– Энни, этого не случилось ни со мной, ни со Слейтерами.

Марк выпрямился и его лицо приняло горделиво-отстраненное выражение:

– Так вот, после нескольких неудачных попыток мой дядя потерял надежду найти любовь. Последняя попытка случилась около ста пятидесяти лет назад. И с тех пор ни одной женщине не удавалось увлечь сэра Альфреда Мейсена. Его сердце сделалось холодным, как лед и нерушимым, как скала. И вот, наконец, он увидел Еву Фостер и влюбился, как мальчишка!

– Значит нужно позаботиться о безопасности Евы, – сказала я.

– Да.

– Но проблема профессора может снова помешать ему достигнуть счастья в любви...

Я не успела сдержаться и выпалила эту бестактную реплику. И пока Марк обдумывал ответ на мою выходку, я занялась самобичеванием и сказала:

– Столько людей занимались моим воспитанием и дома, и в школе, а я продолжаю быть несдержанной и дохожу до бестактности, прости меня Марк!, – и я посмотрела на него глазами полными раскаяния.

Парень остановился, обнял меня, его лицо приблизилось и он тихо стал говорить, целуя меня время от времени:

– Энни, любимая, ничего страшного и бестактного ты не сказала. Ты, моя девочка, просто пылкая и страстная натура, тебе сложно держать в себе чувства и мысли. Но зато в этом есть большой плюс – открытость и честность. И поверь мне, что ты достаточно сдержанная девушка. Мне нравится в тебе абсолютно все!

Я чуть не расплакалась. Марк говорит про мою открытость, а я ведь утаиваю от него информацию о секретных добавках. И это после всех удивительных тайн, которые я узнала от моего парня и его дяди! И я решила поведать Марку о секретных добавках, но не прямо сейчас, а немного позже. Меня оправдывало то обстоятельство, что Марк раскрывал свои семейные тайны с согласия профессора. А я пока что не получила такового от моей бабушки Маргарет, и не получу, потому, что и спрашивать не буду. Иначе пришлось бы пересказывать ей тайну Марка и его дяди, чего я сделать не могу.

А Марк продолжал целовать меня, из-за этого мысли мои запутались и исчезли. Я поднялась на цыпочки и обвила руками шею парня, прижимаясь к нему всем телом...

Ну вот опять!! Марк Веттингер прервал поцелуй, отстранился немного и, чуть задыхаясь, сказал:

– Надо спешить, Энни, а то мы рискуем не застать мистера Эриксона, он может уехать сразу после службы.

Я промолчала в ответ, подумав с досадой, что уж в следующий-то раз я непременно первая прерву наши с Марком объятия. Надеюсь...

***

Недалеко от дороги, по которой мы с Марком шли в деревню, лежал большой валун из желтого песчаника. В центре его плоской поверхности была почти круглая выемка, в которую когда-то попал грунт и теперь там росли неизвестные мне цветы – вот диво-то! Я ведь знаю все растения нашего края, а такие вижу впервые. Да и дорогой этой хожу постоянно, и валун этот мне известен, но растений в природной клумбочке на этом большом камне никогда прежде не замечала.

А цветы были удивительные. Желтые, с перламутровым или, скорее, металлическим блеском, они выглядели золотыми звездами. Иллюзия того, что они сделаны из золота была настолько велика, что я потрогала лепесток и ощутила свежее, прохладное и упругое прикосновение живого растения.

Марк сказал:

– Я никогда в жизни не видел таких цветов.

– Я тоже, и в ботанической литературе мне не попадалось их описание.

Я принялась подробнее рассматривать живую находку.

Размером они походили на дикие анемоны. Раскрытые венчики золотых цветков напоминали щит царя Давида. Поэтому я, на всякий случай, тут же придумала диковинному растению имя – я так и назвала его Scutum Aureum ³⁴. В отличие от нежных анемонов, стебли золотых цветков были крепенькими и прочными. А нежно-зеленые листья в форме вытянутых сердечек бодро торчали вверх, демонстрируя мощную жизненную силу.

– Как бы мне хотелось добавить это растение в мою коллекцию!

– Почему бы и нет, Энни? Смотри, тут их больше десятка.

– Пожалуй, я возьму пару цветков на обратном пути. Я уверена, что это очень редкий вид. Здесь у дороги они могут случайно погибнуть. А я сумею сохранить их и размножить.

Марк и я продолжили свой путь и вскоре показались первые дома деревни. Тут было развернуто строительство коттеджей, которые образовали новую улицу, получившую название – Лесная. Дюжина новостроек расположилась широкой дугой вдоль леса и дома были почти готовы принять жильцов. Бульдозер сгребал на дороге кучу песка, грузовик привез свернутые кольцом черные пластиковые трубы и водитель сгружал их, покрикивая на нерасторопного помощника. Из-за строительной суматохи мы решили пойти в обход и повернули налево, чтобы, пройдя между рядами молодых сосен, выйти на параллельную улицу.

Марк оказался прав, предлагая мне поторопиться. Когда мы, наконец, приблизились к церкви, то увидели, что викарий Джозеф Эриксон уже уселся в свой старенький, цвета морской волны, моррис майнор с задком, отделанным деревянными балками, и даже завел мотор. Марку пришлось ускорить шаг и постучать в окошко автомобиля.

Оттуда выглянул викарий и принялся опускать стекло, энергично крутя ручкой.

– Здравствуйте, мистер Эриксон, – произнес Марк, – простите, что задерживаю вас. Не могли бы мисс Грей и я поговорить с вами немного?

– Конечно-конечно, с удовольствием, – проговорил викарий, торопливо и неловко вылезая из своего видавшего виды автомобиля.

Джозеф Эриксон был высоким и худым человеком лет тридцати пяти. Лицо его с крупными чертами могло показаться некрасивым – длинный, с большой горбинкой нос, широкий рот, оттопыренные уши, близко посаженные светлые глаза навыкате, кустистые короткие брови. Беспрестанно улыбаясь, мистер Эриксон открывал крупные зубы, которые не прилегали плотно, а слегка отстояли один от другого. Тем не менее, викарий, при явной своей некрасивости, притягивал взгляд и очаровывал. Этому способствовала богатая и выразительная мимика, а также глубокий, хорошо поставленный баритон мистера Эриксона.

– Я слушаю вас, – сказал викарий, вытащил из кармана салфетку и стал тщательно протирать очки с толстыми стеклами, потом водрузил их на свой крупный нос, поморгав при этом светлыми ресницами.

Я заранее приготовилась к разговору, найдя благовидный предлог для объяснения весьма странной просьбы:

– Мистер Эриксон, нам нужна ваша помощь. Ребекка Джонсон предложила мне сделать страничку на деревенском интернет сайте об истории Белдорфа, посвященную памяти ее погибшей сестры. Марк помогает мне в этом деле. Мы хотели бы попросить вас, сэр, дать нам список старых могил на деревенском кладбище с указанием времени захоронения.

Викарий удивленно приподнял брови:

– Как интересно! Совсем недавно ко мне обратился с такой же просьбой один из новых жителей нашей деревни и я составил для него список старых могил с прилагаемой к нему схемой их расположения. Поэтому я с легкостью помогу вам, молодые люди.

Марк спросил:

– А можно узнать, сэр, для чего понадобился этому человеку список старых могил?, – и чтобы объяснить причину своего интереса, он добавил:

– Мне просто любопытно.

Викарий внимательно посмотрел на моего парня, наверное, вопрос показался ему несколько смелым, и ответил:

– Да, вы можете узнать... не вижу причин делать из этого тайну. С просьбой о списке старых захоронений ко мне обратился доктор Бакли, который в прошлом году купил тот огромный особняк на южной окраине Белдорфа и поселился там. Он сказал мне, что отошел от дел в Лондоне, потому что страшно устал и хочет отдохнуть. Доктор Бакли богат и может позволить себе расслабиться и заняться своим хобби – неторопливо проводить исследования в частной лаборатории, которую он устроил в новоприобретенном доме. Этот уважаемый господин поведал мне также, что корни его семьи происходят из наших краев, вот он и разыскивает возможных предков на кладбищах по всей округе.

– Спасибо, мистер Эриксон, – сказал Марк.

По приглашению викария мы отправились в его кабинет, который оказался небольшой комнатой при церкви. У стен стояли два шкафа с книгами, в двух других находились папки с бумагами. В кабинете имелись также картотека и письменный стол с компьютером. К нему-то и направился викарий, попросив нас присесть – для этой цели возле письменного стола стояли несколько стульев.

Джозеф Эриксон включил компьютер и уже через несколько минут мы получили четыре отпечатанных листа. Два из них содержали перечень пронумерованных старых захоронений. Каждый пункт включал в себя имя погребенного, титул (если таковой был), звание или другие подробности о его общественном положении и роде занятий, годы жизни (если были известны), или только год захоронения. На двух других листах была отпечатана схема кладбища с расставленными номерами, соответствующими таковым в списке.

– Желаю вам успеха в создании исторической интернет странички, это нужное дело, – сказал на прощание викарий, усаживаясь в свой моррис майнор, помахал нам рукой и уехал.

Марк провел пальцем по перечню и остановился на номере восемнадцать.

– Взгляни сюда, Энни!

Я увидела следующую запись:

18) Барон Маркус Альберт Джозеф Сас (1733-1755)

– О, Марк, это твое имя...

– Да, я знаю, – пошутил парень, – кстати, интересное совпадение, – заметил он, – если перевести слово «живой» на древний язык Священных Писаний, а затем представить это слово в виде чисел, то мы как раз получим число восемнадцать. Стало быть, в списке можно прочитать: «Живой барон Маркус Альберт Ксавьер Сас», что соответствует истине. Вот так-то.

– Поразительно!, – восхитилась я, – хотя, знаешь, меня почти перестали удивлять совпадения, потому что недавние дни были просто заполнены ими. Это не случайно. Теперь я уже не исключаю того, что грядут опасные времена и от меня, от тебя и от всех, кто замешан в этой истории требуются большие усилия по предотвращению катастрофы, грозящей человечеству.

Сказав эти слова и прокрутив их снова и снова в голове, я вдруг осознала, как напыщенно и безумно это звучит! Украдкой взглянув на Марка, я ожидала увидеть удивление или даже насмешку, но не было ничего подобного, а напротив – в его лице читалась усталая озабоченность. Брови Марка сошлись к переносице и я услышала сдержанный вздох.

На обратном пути, остановившись около каменного валуна с природной клумбой, мы решили взять несколько чудесных цветов. Я осторожно извлекла четыре великолепных экземпляра золотого щита вместе с корнями и небольшим количеством их родного грунта, смочила водой из бутылки несколько салфеток, обернула ими растения и положила их в пластиковый пакет.

Глава 20. Ночь на кладбище, полная приключений

Принесенные растения я высадила в большой ящик в оранжерее на третьем этаже, ибо я не знаю как относятся золотые щиты к освещению в цветной комнате. Полюбовавшись красивыми цветками, которые сверкали металлическим блеском, создавая иллюзию, что они отлиты из благородного металла, я села за компьютер и составила план ухода за ними. На листе бумаги я распечатала табличку, которую надо будет ежедневно заполнять данными о жизни растений, состоянии листьев и цветков, об изменениях в почве, о реакции на полив, удобрения и на освещенность, об образовании семян и сроках их созревания.

Далее я завела специальную папку, чтобы заносить туда рассуждения о золотом щите. Мне надлежало собрать полную информацию для детального описания неизвестного вида. А пока нужно было помочь растениям выжить, проявляя максимальную осторожность, так как не было никаких рекомендаций по их содержанию. Мне предстояло все это выяснить самой.

Пока я работала, за мной во все глаза следил Абитц. А точнее, он не сводил взгляда с прекрасных золотых цветов. Тогда я вспомнила о пристрастии воронов к блестящим предметам и испугалась за сохранность новых растений. Я начала было говорить с вороном:

– Послушай, Абитц, не вздумай трогать эти цветы, они очень редкие...

Абитц рассеянно взглянул на меня и снова уставился на золотые щиты. Я поняла, что рисковать не стоит и перенесла уникальные растения в цветную комнату, установив для них освещение лишь белыми лампами.

***

Ужин начался довольно молчаливо, общий разговор не клеился. Я думала о Марке и о том, что через два часа мы все отправимся на кладбище разыскивать тайник с порошком викария. Эми волновалась из-за того, что завтра ей предстоит начать работу в магазине на первой дороге, Дик обдумывал способы совершенствования компьютерной сети в Мейсен Мэноре. К тому же, профессор попросил его изменить пару научных программ. Но те программы, которыми пользовались наши ученые соседи, не имели открытого кода и Дик задумал предложить им использование открытого софта, тогда он сможет изменить и усовершенствовать необходимые программы.

Мы поели и я достала из холодильника клубнику на десерт. Пока я раскладывала ягоды в широкие хрустальные бокалы, делая три порции, Эми взбила низкокалорийные сливки и принялась покрывать плотной белоснежной пеной горки ароматных ягод. Закончив работу, мы отошли на шаг, чтобы полюбоваться. На белой скатерти стояли три сверкающие хрустальными гранями бокала, чуть запотевшие, с алыми ягодами, покрытыми сливками, словно самым чистым снегом. Как это не странно, но красивого вида десерта и прекрасного аромата клубники оказалось достаточно, чтобы все немного взбодрились, развеселились и начался совместный разговор. Ко мне обратилась Эмили:

– Ты знаешь, Энни, когда я на днях заехала в магазин, чтобы поговорить перед началом работы с мистером Тао Тань – и менеджером, и продавцом в одном лице...

– Прости, что перебиваю, Эми, – неожиданно вставил Ричард, – но не знаешь ли ты, что в имени «Тао Тань» имя собственное, а что – фамилия?

– Да, я знаю, Дикки, – ответила Эми, – у моего будущего начальника Тао – это имя собственное и означает оно – гончар, – заулыбалась Эми, – он еще пошутил, что работает в гончарном магазине и всю свою жизнь занимается керамикой, а виною тому является его «гончарное» имя. Соответственно, Тань – это фамилия.

– Спасибо, Эми, продолжай пожалуйста, – отозвался Дик.

Эми кивнула и сказала:

– Ну так вот, когда я была в магазине, туда нагрянула хозяйка – Глэдис Флойд. Она очень строго разговаривала со мной. Предупредила, что не потерпит опозданий. Сказала, что если я разобью что-нибудь из товара, то она высчитает его стоимость из моей зарплаты. Глэдис также объяснила, что мне нужно будет делать уборку в магазине – мыть пол и вытирать пыль на полках. По утрам я должна буду выносить из магазина кружки, чашки, сувениры и прочее и расставлять их на уличных стеллажах, что стоят у дороги, а в конце дня заносить все это в магазин, промыв тщательно от пыли и высушив.

Эмили вздохнула и, взглянув на меня, заключила:

– Мне кажется я ей не нравлюсь...

Я покачала головой и ответила:

– Глэдис Флойд не нравится никто, Эми, поэтому не слишком старайся в этом направлении, все равно не преуспеешь! Если станет невмоготу, то лучше оставить это место и найти что-нибудь другое.

– Я так и сделаю, Энни. Мистер Тань рассказал мне, что за пару лет в магазине поменялась дюжина продавцов.

***

В десять часов вечера Эми, Дикки и я вышли из ворот Грейхолла. Быстро темнело. Роща на другой стороне дороги уже погрузилась в сумрак. Внизу, между деревьями, колыхался зыбкий покров-туман. Мрачный и таинственный лес порождал тревожное настроение, когда вздрагиваешь от каждого шороха и в темноте начинает мерещиться ужас. Прямо над нами пронзительно и резко закричала ночная птица – ее хохот разнесся по округе и затих на высокой ноте.

На обочине дороги стоял знакомый черный ягуар. У меня сладко заныло сердце, когда я увидела Марка. Он подошел, взял мою руку и поцеловал внутреннюю сторону ладони, глубоко вдохнув носом воздух. Это невинное действие вызвало во мне чувственный отклик– сердце забилось сильнее, дыхание стало исходить из глубины моего тела. Я встретила взгляд Марка и что же? Он смотрел на меня как-то обреченно, грустно, но в его сверкнувших глазах можно было прочитать и страсть, и желание.

Это сбило меня с толку. Отчего Марк так печален? Я ведь отвечаю взаимностью на его чувства! Но раздумывать над тем, что означал этот грустно-влюбленный взгляд не было возможности – из ягуара выглянул профессор Мейсен и попросил нашу компанию быстрее усаживаться в машину, пора было отправляться на старое кладбище Белдорфа.

Прибыв на место и с удовлетворением отметив, что улица пуста и нас никто не видит, профессор вместе с Диком принялись выгружать из багажника фонари и веревки, ломик, небольшую лопатку и целую сумку, набитую чем-то, мне неизвестным.

Мужчины пошли вперед, а ко мне подбежала Эми. Сопя от возбуждения и понизив голос чуть ли не до шепота, она затараторила:

– Энни, это просто класс, я и не мечтала о таких приключениях! Мы идем на кладбище искать старинный клад в могилах! У-у-у-у, – Эми постаралась передать завывания привидений из мультфильмов и тут же засмеялась, – удивительно, но мне ни чуточку не страшно, а тебе?

Я совсем не была уверена, что мне не страшно. Пришлось признаться в этом:

– Я боюсь, Эми...

– Чего же ты боишься?

– Не знаю. Просто мне жутко немного.

Эми притихла и обняла меня за плечо.

– Это все из-за твоих кошмаров, дорогая. Раньше ты была бесстрашной. Помнишь как мы с тобой в школе ходили ночью в угловую башню, в которой, по слухам, водились привидения и ты уговаривала меня быть храброй. Вспомни еще, как ты и я пробрались в полночь в учительскую комнату, чтобы взять оттуда твоего игрушечного зайца, которого учительница забрала на уроке. Энни, в то время тебя было очень трудно испугать.

Моя подруга ободряюще посмотрела на меня и заключила:

– Не стоит бояться, что нам может угрожать?

Мне удалось взять себя в руки и я ответила шутливым тоном:

– Не знаю, дорогая, что угрожает мне, а вот тебя подстерегает серьезная опасность – ты не выспишься, а ведь завтра – твой первый рабочий день.

Эмили легкомысленно хмыкнула и махнула рукой:

– Да ладно, отосплюсь потом, приключения стоят того, чтобы пожертвовать сном!

Профессор шел впереди, время от времени сверяясь со схемой, полученной от викария Джозефа Эриксона. Он привел нас в дальний конец кладбища, тот, что слева от входа в церковь. У самой ограды находился маленький склеп, очень старый. На схеме это захоронение было датировано 1702 годом.

Профессор Мейсен обернулся и объяснил:

– Я бы начал наши поиски с этого склепа. Из рассказа Томаса Эйкенсайда можно заключить следующее. Таинственный естествоиспытатель гостил в нашем приходе лет за пятьдесят до того, как чудесный порошок в кубке был подарен мне, а это, как вы помните, произошло в 1755 году. Следовательно, ученый гость мог находиться здесь в промежутке времени между 1700 и 1710 годами. Этот натуралист принес в дар тогдашнему викарию прихода Белдорфа большую шкатулку со снадобьем.

Профессор снова взглянул на перечень старых захоронений, который держал в руках, подсвечивая его фонарем и продолжил объяснять свой выбор:

– Тот давний викарий, имени которого я не знаю, испробовал снадобье на его больной жене и та выздоровела. После чего окрыленный успехом священник насыпал часть порошка в серебряный кубок и торжественно поместил его в шкаф подле алтаря. А основную часть чудесного порошка в шкатулке где-то спрятал. Логично было бы предположить, что он использовал для этого одно из современных ему захоронений.

Альфред Мейсен огляделся и, указав рукой на склеп, возле которого мы остановились, сказал:

– Это единственный склеп, который был сооружен в означенный период между 1700 и 1710 годами. Хорошо было бы найти клад именно здесь, меня не привлекает перспектива копаться в могилах, – профессор содрогнулся.

– Давайте приступим, – заключил он и потянулся рукой к двери склепа.

Мы направили свет фонарей на современный висячий замок, запиравший низенькую дверь. Профессор взял его в руки и скоба неожиданно раскрылась.

– О нет!, – застонал Альфред Мейсен, – скажите мне, что это не то, о чем я подумал...

Но все молчали. Нас снова опередили? Или замок просто не был заперт?

Дикки потянул за старую, позеленевшую бронзовую ручку и дверь, с пронзительным скрипом изъеденных ржавчиной петель, открылась. Марк стал светить мощным фонарем в проем и я увидела, что сразу от входа начинаются ступеньки – узенькая лестница уводила вниз, в кромешную темноту.

Первым начал спускаться Марк, за ним пошел Дикки, потом я и Эми, а замыкал процессию профессор Мейсен. Всем пришлось хорошенько наклониться, низкая дверь и нависающий потолок лестницы не позволяли выпрямиться даже мне и Эмили.

– Фу, какой здесь тяжелый и сырой запах, – пискнула Эми.

Со свода, уходящего вниз, свисали клочья паутины и плесени. А стены серебрились в свете фонарей таким же плесенно-паутинным покровом, блестевшим мелкими капельками влаги. Марк медленно продвигался вниз по крутым и осыпающимся ступеням, осматривая попутно стены. Было заметно, что недавно здесь уже спускались – об этом свидетельствовала порванная паутина и смазанная то тут, то там плесень.

– Довольно глубокий склеп, – заметил Дикки, когда спуск был закончен – мы оказались метра на полтора ниже поверхности.

Помещение, куда привела лестница, было квадратным, длина каждой стены составляла футов пятнадцать. Всего два каменных гроба стояли рядом посреди мрачной подземной комнаты. На стенах что-то было изображено и написано, но разобрать что именно не было возможности. Время и сырость почти уничтожили настенную роспись.

Мужчины занялись осмотром гробов. Дикки ломиком сдвинул крышку того, что стоял слева. От колебания воздуха над открывшимся пространством поднялось облачко пыли. Меня слегка замутило от осознания того, что эта пыль является частицами человеческого праха. Затхлый, удушливый запах повис и наполнил ограниченное пространство склепа. Пришлось дышать запыленным воздухом, от которого щекотало в носу и першило в горле. Я не удержалась и заглянула внутрь – там лежал покрытый слоем пыли человеческий скелет. Эмили, стоявшая рядом, внезапно звонко чихнула, и серые, невесомые лохмотья, кое-где лежащие на костях, зашевелились – они были так легки, что оказалось достаточно малейшего колебания воздуха, чтобы привести их в движение. Показалось, что скелет зашевелился.

Эмили пошатнулась, прикрыв лицо руками, Дикки поддержал ее за плечи.

– Вывести тебя на воздух?, – спросил он.

Но моя подруга покачала головой и ответила:

– Спасибо, не нужно, я почти в норме... хм... не думала, что это так подействует на меня!

Было жутковато смотреть на скелет. Нижняя челюсть отвалилась и лежала, покосившись в сторону. На пальце левой руки мертвеца Дикки заметил перстень и салфеткой смахнул с него пыль. Красный камень заблестел на желтой кости. Присмотревшись, мы увидели бусины, рассыпавшиеся между торчащих ребер.

– Это женщина, – сказал Марк. Ее похоронили в ожерелье. За три с лишним столетия нить, на которую были нанизаны бусины, истлела, как и тело его владелицы.

Марк наклонился ниже, присматриваясь и подсвечивая белым, неживым фонарным светом:

– Посмотрите!, – вскричал он удивленно, указывая на что-то.

Мы все пятеро склонились над истлевшим телом и увидели, что вдоль ног женского скелета протянулся другой скелет – змеиный, фута три в длину.

– Что за странная идея – похоронить вместе с покойницей змею!, – поразилась я.

– О, я слышал эту историю!, – оживился профессор, – мне рассказал ее один деревенский житель, которого я лечил. Это было в ту давнюю пору, когда я с маленьким Марком поселился тут после побега из Саксонии. Суть истории такова: задолго до нашего появления в Белдорфе местный землевладелец удачно женил своего сына на богатой девушке из хорошей семьи. Через несколько дней после свадьбы молодая жена гуляла в лесу, как вдруг увидела на траве череп благородного оленя.

Профессор Мейсен заглянул в каменный гроб, сочувственно вздохнул и поспешил закончить историю:

– Девушка перевернула ногой олений череп, как вдруг из него взметнулась атакующая змея и ужалила бедняжку. Она умерла на месте. А жителей деревни охватил суеверный ужас. Странная смерть поразила девушку, в этих краях люди не умирали от укуса змеи. Кто-то решил, что у жертвы была соперница, которая отомстила, наколдовав змеиную атаку. Иные думали, что, наоборот, магическую месть совершил отвергнутый жених. Люди винили неизвестные темные силы, олицетворением которых стала крупная ядовитая змея, змея-убийца. Пресмыкающееся отловили, убили и зачем-то похоронили вместе с жертвой. Ума не приложу, для чего это было сделано!

Профессор насмешливо хмыкнул:

– Впрочем, суеверие толкает людей на гораздо более странные поступки, чем этот... Однако, давайте посмотрим кто и что покоится во втором гробе. Не думаю, что там молодой вдовец, ибо он навсегда покинул эти места вскоре после трагического случая со змеей.

Дик снова применил ломик. Каменная крышка второго гроба оказалась значительно тяжелее первой, она словно приросла и было трудно сдвинуть ее. Понадобилась помощь Марка и лишь в результате совместных усилий каменная плита дрогнула и поползла в сторону. Гроб открылся лишь на несколько дюймов, когда плита вновь застряла. Дик сильнее взялся за ломик, а Марк уперся ладонями и толкал что есть силы. Камень поддался и массивная крышка вдруг заскользила и упала на бок, расколовшись на две части.

– Ну надо же!, – профессор удрученно всплеснул ладонями, – вовсе не хотелось выступать в роли кладбищенских вандалов!

Все склонились над зияющим отверстием каменного саркофага и в тишине пыльного склепа раздался общий возглас изумления...

Гроб был пуст.

Повисло недоуменное молчание, пять человек, стоявшие вокруг пустого каменного гроба удивленно переглянулись. Немая сцена продолжалась недолго. Эмили, глядевшая внутрь, что-то заметила и пробормотала:

– Смотрите, тут, в центре нижней части что-то есть, надо бы стереть этот жуткий слой пыли, вот только не знаю чем это сделать...

– О, мисс Стоуэрс, это не проблема, – ответил Альфред Мейсен.

Он раскрыл сумку, которую принес с собой, достал оттуда кисть – такими кистями пользуются археологи – и протянул ее девушке.

– Спасибо, сэр, – ответила Эми и держась одной рукой за край каменного гроба, перегнулась и принялась осторожными движениями кисти очищать место в середине днища пустого саркофага. Из-под пыли стало проявляться металлическое кольцо, вделанное в камень.

– Молодец, Эми!, – обрадовался Дикки, – если есть кольцо, то за него надо потянуть!

И, не медля ни секунды, парень ухватился за толстую металлическую окружность, крякнул от усилия, пытаясь поднять каменную плиту. Она слегка поддалась, пыль стала просачиваться куда-то вниз и проявились очертания каменной крышки-люка размером приблизительно два на два фута. Дикки дергал и тянул кольцо что было силы, Марк помог ему и вместе им удалось поднять тяжелую крышку.

Профессор, вытягивая голову, вглядывался в открывшийся темный проем, а потом залез внутрь гроба, присел на корточки на краю зияющего отверстия и, опустив туда мощный фонарь, старался рассмотреть, что находится внизу.

– Лестницы здесь нет, – наконец сообщил он, но я вижу, что пол этого подземелья не слишком глубоко, до него менее десяти футов. Стен не видно отсюда.

– Я могу спрыгнуть туда, – задорно предложил Дикки.

– Ни в коем случае, Ричард!, – строго заметил профессор, – к чему такой риск? А если вы подвернете ногу или ударитесь при падении? У нас есть веревки и я предлагаю спуститься с их помощью.

Это предложение прозвучало категорично. Марк поискал к чему бы прикрепить веревку и решил обвязать ею соседний каменный гроб. Свободный конец был спущен в черный проем. Первым вызвался пойти Дик.

– Хорошо, – ответил Марк, а я спущусь сразу за тобой. Дядя Альфред и девушки могут оставаться здесь, пока мы разведаем обстановку внизу.

– Я спущусь с вами, твердо ответил профессор.

Эмили округлила глаза и обиженно спросила:

– Вы хотите оставить нас одних в этом жутком склепе наедине со скелетом?!