Текст книги "Перстень Агируса"
Автор книги: Виктория Левченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)
Я решила, что утром расскажу профессору и Марку об увиденном. Пилот, тем временем, улегся возле кровати, так ему не было страшно. Да и мне, по правде сказать, присутствие собаки помогло преодолеть последствия испуга, пережитого во сне и разбудившего меня. Свернувшись калачиком и укрывшись по самые уши мягким одеялом, я уснула, и опять, к сожалению, не избежала страшного сновидения:
Как-будто я иду по лесной дороге и вижу машину своего папы, стоящую на обочине. Дорога впереди перекрыта большим бревном. Подхожу ближе и замечаю внутри автомобиля своих родителей, неподвижно сидящих на передних сидениях. Какой-то человек с маминым чемоданчиком в руках отошел от машины, оттащил бревно в сторону и исчез. Я его не рассмотрела, как следует, заметила лишь, что он худой и среднего роста.
Подойдя к машине, я заглянула внутрь и с ужасом увидела, что в голове моего отца зияет страшная рана, а у мамы из груди торчит кинжал – они оба мертвы. Я заплакала и закричала, и хотела открыть дверь машины, но не успела. Кто-то схватил меня за плечо, я обернулась и увидела Джеймса Фостера с мертвым и позеленевшим лицом. Он, скабрезно улыбаясь, тянул меня к себе, а за его спиной противно хихикала мисс Тэтчер, которая выглядела еще хуже, чем в моем прошлом сне. Лицо раздутое, с темными пятнами, вытаращенные глаза сизые и мутные. Растянутые в улыбке почерневшие губы открывают серо-желтые зубы. Воздух наполнило зловоние.
– Ну что, подружка, – сказал мертвый фермер, – очень скоро к нам с Мэри присоединится еще кое-кто.
– И мы станем приходить к тебе втроем, – сквозь клокочущий смех добавила мисс Тэтчер, – твои родители тоже могли бы посетить тебя, их ведь постигла та же участь, что и нас с Джеймсом, но они не хотят пугать свою дорогую доченьку.
Я безуспешно вырывалась из цепких объятий Джеймса Фостера, как вдруг увидела, что к нам приближается моя Персона, очертания которой были туманными и размытыми. Она виновато посмотрела на меня, села возле машины и слабо заскулила...
Громкий стук в дверь разбудил меня и я услышала голос Дикки:
– Энни, вставай, сработала сигнализация, кто-то проник в твой дом!
Было три часа пополуночи.
– Минутку, Дикки, я только оденусь!, – крикнула я возбужденно, натягивая на себя джинсы и свитер. Пилот у двери нетерпеливо залаял, требуя, чтобы его выпустили из комнаты.
В коридоре меня ждали Эмили и Ричард, со стороны лестницы к нам бежал Марк. В холле к нашей группе присоединились также профессор и Слейтеры – Рэйчел, Джек с ружьем в руках и их сын Джереми. Дикки объяснил на ходу:
– Я установил сигнализацию и соединил ее с моим мобильным телефоном. Пять минут назад она сработала. А это значит, что некто проник в Грейхолл.
– Ясно, – сказал Марк, – надо срочно ехать туда!
– Поехали, – ответил ему профессор, – только я на всякий случай возьму свой саквояж – вдруг кому-нибудь понадобится помощь.
Все разместились в двух машинах и помчались к моему дому. Эми, Ричард, Марк и я поехали на шкоде. А профессор и семейство Слейтеров следовали за нами на старом и надежном лендровере дефендере.
– Знаешь, Марк, в последнее время я вижу странные и довольно страшные сны. А потом многое из того, что приснилось, сбывается. Как это можно объяснить? Сразу хочу сказать, что в мистику я не верю!
– Дело не в мистике, а в том, что знания человечества ограничены. Когда-то Исаак Ньютон сравнил себя с мальчиком, который на берегу моря находит красивые камешки. Под камешками Ньютон подразумевал свои научные открытия, а безбрежный океан в его поэтической аналогии изображал огромный объем непознанного, то есть неведомых знаний. С тех давних пор ситуация улучшилась. Современные ученые отыскали множество красивых камешков познания и мудрости, однако перед нами, по-прежнему, расстилается неисследованный океан истины.
Марк смущенно усмехнулся, устыдившись внезапной патетики своего лирического отступления и продолжил короче и суше:
– Наверняка существует вполне естественное объяснение тому, что происходит в твоих снах, но нам пока оно неизвестно. Это как с привидениями. Уж казалось бы – чистой воды мистика! Однако они существуют и какие-то законы природы руководят их жизнедеятельностью.
– Но, Марк, я считала, что приведения – это сказка и вымысел!
– Энни, я видел их десятки раз. И Альфред, и все Слейтеры видели...
– Ооо..., – только и смогла сказать я.
Помолчав немного, я вспомнила одну деталь из моего сна:
– Марк, но если верить сегодняшнему сну, то что-то случилось с Персоной...
Подъехав к воротам усадьбы, Дикки направил на них брелок и они отворились. Все вместе мы взбежали на крыльцо и увидели, что дверь открыта. Дикки был прав – кто-то взломал замок. В холле на полу лежала Персона, под которой растеклась лужа крови. Я бросилась к своей недавно вновь обретенной собаке и безуспешно попыталась нащупать пульс, но он отсутствовал – Персона была мертва. Ее безжизненные глаза были открыты и уже остекленели. Я села на пол, не в силах справиться с хлынувшими из глаз горькими слезами.
Профессор опустился на колени рядом с Персоной и спросил Дикки:
– Мистер Милфорд, сколько минут назад прозвучала тревога?
Дикки взглянул на телефон и ответил:
– Двадцать семь минут назад, сэр.
Профессор твердым голосом начал отдавать приказы:
– Джек, осмотри дом, может быть преступник еще здесь. Марк, подай мой саквояж, прошло не более двадцати семи минут с момента смерти Патриции, то есть, я хотел сказать Персоны. Думаю, что смогу безопасно вернуть ее к жизни, так как до роковых пятидесяти минут еще далеко.
Марк раскрыл и подал саквояж профессору. А тот надел медицинские перчатки, осмотрел Персону, нашел три раны и быстро вытащил из них пули. Я содрогнулась от этого зрелища – Альфред Мейсен трижды делал большой разрез скальпелем и, запустив палец в рану ковырялся там в поисках пули, а найдя, вытаскивал и бросал ее просто на пол. (Выходит, что в Персону стреляли!). Потом профессор поменял перчатки, извлек из недр саквояжа пузырек с малиновой жидкостью, достал из упаковки шприц, набрал в него немного малинового раствора и сделал укол Персоне в плечо.
Эмили, Дикки и я, застыв на месте, следили во все глаза за манипуляциями профессора. А тот сказал, обращаясь к миссис Слейтер:
– Рэйчел, дорогая, вытри, пожалуйста, кровь с пола и промой шерсть Персоны, постарайся успеть за десять минут, чтобы все тут было чисто, когда я начну оживлять собаку!
Женщина кивнула и ледяным тоном обратилась ко мне:
– Дайте мне бумажных полотенец и тряпок и покажите, где взять воду, пожалуйста.
– Что вы, миссис Слейтер, не нужно, я сама уберу...
– Вы же слышали, что сэр Альфред сказал сделать это мне!, – в ее тоне сквозили нотки возмущения тем, что я осмелилась оспаривать распоряжение профессора.
Я пожала плечами и выполнила просьбу Рэйчел, не понимая за что она так недолюбливает меня. Миссис Слейтер быстро и ловко все убрала, промыла шерсть Персоны. И как только она закончила, профессор начал делать Персоне искусственное дыхание, используя специальную помпу из саквояжа, а также массаж сердца. Буквально через полминуты этих действий Персона приподняла голову и закашлялась, как кашляют собаки. Потом она попыталась подняться, но профессор удержал ее со словами:
– Нет-нет, дорогая, полежи немного, если встанешь сейчас, то упадешь.
Услышав голос профессора, Персона слабо замахала хвостом, приветствуя своего спасителя. Альфред Мейсен удовлетворенно проговорил:
– Отлично, времени с ее смерти прошло не слишком много и мозг полностью восстановился, узнаю приветливый нрав этого прекрасного ньюфаундленда!
Вернулся Джек Слейтер и сказал, обращаясь к профессору:
– Сэр Альфред, я обошел весь дом. Кажется, преступник уже покинул его.
Я решила осмотреть дом лично. Начала с библиотеки и сразу же обнаружила пропажу. На столе, где я показывала Эмили и Дику старинный портрет и рукописную книгу, сейчас остался лежать лишь портрет. Книга пропала. В гостиной все вещи были на своих местах. В холле на полу, по-прежнему, лежали пакеты с бумагами мисс Тэтчер – вор не взял их. Я бросилась в подвал, чтобы проверить цветную комнату. Ключ от нее находился теперь в новом тайнике – в фальшивой электрической розетке.
Нужно было поддеть ногтем левую сторону пластиковой крышки розетки и она открывалась, как маленькая дверца, под которой не было никакой электрической начинки, а только круглое отверстие в камне. Там и лежал ключ от цветной комнаты.
С волнением я открыла дверь, вошла и огляделась. Белый верхний свет сейчас не горел. Светились лишь многочисленные цветные лампы, превращая царство редких растений в подобие рождественской елки. Я прошла вдоль стеллажей, взглянула на лабораторию – все в порядке.
Далее я быстро осмотрела второй этаж, ничего не указывало на то, что преступник побывал здесь. Мне оставалось проверить только оранжерею. Абитц встретил меня привычным «к-р-ру» и безмятежно захлопал крыльями, разминая их после ночного сна.
– Какое счастье, что Абитц крепко спит по ночам!, – подумала я, – Иначе он непременно ввязался бы в драку с грабителем и мог, как и Персона, быть убитым.
В оранжерее все оказалось в порядке.
Большие напольные часы в холле как раз отбили половину пятого утра, когда я спустилась в гостиную, где находились Эми, Дик и все наши гости. Персона тоже была здесь, она лежала теперь на ковре посреди комнаты, положив голову на лапы, а Марк прослушивал ее сердце, прижимая мембрану стетоскопа к бокам собаки.
Увидев меня, Персона поднялась на ноги и подошла, радостно махая хвостом. Больших трудов стоило снова уложить ее на ковер – ей требовался отдых.
– Я проверила весь дом, – мои слова были обращены ко всем, но смотрела я на профессора, – и обнаружила одну пропажу. Из библиотеки была похищена старинная рукописная книга, которую мы вместе с Марком получили вчера от Ребекки Джонсон. Раньше эта книга принадлежала убитой Мэри Тэтчер.
– Я догадываюсь, о какой книге идет речь, Марк рассказал мне о ней, – ответил Альфред Мейсен.
– Ее автором был уже известный вам викарий Томас Эйкенсайд. Он рассказывал, что записывает все, что происходит в приходе и в деревне – своеобразные местные хроники. Возможно, в книге были описаны подробности поисков шкатулки с чудесным средством или даже указано ее местонахождение. Так что, совершенно понятно, кто и почему украл книгу.
Я кивнула, Марк сказал: – да, – а Дикки возразил:
– Для нас с Эми как раз наоборот, совершенно непонятно кто украл книгу, почему и что вообще происходит!
Вместо ответа профессор заявил:
– Давайте вернемся в Мейсен Мэнор и продолжим наш вчерашний разговор. Вряд ли стоит укладываться спать, ведь уже наступило утро.
– А если кто-нибудь опять заберется в Грейхолл?, – спросила Эмили.
Профессор ответил, смеясь:
– Тогда снова сработает сигнализация и все повторится сначала.
Но потом он заявил серьезно:
– Не думаю, что преступнику понадобится вернуться в Грейхолл. Сейчас зоны его интереса сконцентрированы на Мейсен Мэноре и на местной церкви с прилегающей территорией. Позже я поясню, почему так думаю.
Я обратила внимание на то, что нигде не видно Питкина. Котенок Перси завтракал на кухне, а взрослый кот исчез. Я обратилась к подруге:
– Эми, ты видела Питкина?
– Нет, я не видела его со вчерашнего дня, – и она спросила, обращаясь ко всем:
– Кто-нибудь видел взрослого белого кота?
Его не видел никто. Я подумала, что Питкин мог выйти во двор усадьбы, ведь дверь была открыта, когда мы приехали, поэтому спустилась с крыльца и принялась звать его. Было тихо и уже довольно светло. Ко мне присоединился Марк, мы обошли дом вокруг и снова стали звать кота. Со стороны теплицы послышалось «мяу».
Мой парень взял меня за руку и повлек за собой в ту часть сада. Питкин лежал под кустом крыжовника и не пошевелился при виде нас, а только слабо мяукнул, жалобно глядя своими разноцветными глазами, похожими на драгоценные камни: один – на изумруд, а другой – на сапфир. Марк присел к животному и стал осматривать его, в какой-то момент он причинил боль Питкину и тот строго зашипел на него.
Мой парень взял кота на руки, мы вернулись в дом и там он объяснил:
– Питкин получил ушиб грудной клетки и у него сломано ребро. Похоже на то, что преступник сильным ударом ноги отшвырнул кота от себя и, таким образом, нанес ему травмы.
Я немедленно сбегала в цветную комнату и принесла составы для лечения своего любимца, обработала место ушиба и добавила лекарство в еду Питкина.
Профессор постарался восстановить картину происшествия:
– Думаю, дело было так. Грабитель взломал замок и едва успел проникнуть в дом, как на него бросилась Персона. Собака очень крупная – семьдесят пять килограммов веса! Не удивительно, что преступник запаниковал и трижды выстрелив в Персону, убил ее. Питкин оказался отнюдь не робким и со своими слабыми силами попытался противостоять негодяю, вцепившись ему в ногу когтями и зубами. Но преступник сильно ударил кота ногой и тот понял, что ничего не может сделать, поэтому выскользнул за дверь и затаился в саду. К тому же поломанное ребро причиняло сильную боль и бедное животное лежало, боясь пошевелиться.
– Похоже, что все произошло именно так, – сказал Дикки, – я хочу проверить записи с камер наблюдения, может быть мы сумеем рассмотреть лицо преступника, – и парень отправился к главному компьютеру, который находился в библиотеке.
– А я приготовлю чай, – предложила Эмили и пошла в кухню.
– Я помогу вам, – заявила Рэйчел Слейтер и направилась вслед за Эми.
– Ну, а мы с Джеком починим замок на входной двери, – проговорил профессор Мейсен.
Марк посмотрел на меня и предложил:
– Давай тоже займемся делом и просмотрим бумаги мисс Тэтчер.
Но буквально через несколько минут Дикки созвал всех в библиотеку, чтобы показать видео с камеры наблюдения. Он пояснил:
– Преступник влез в усадьбу через забор, так как камера у ворот ничего не зафиксировала. Движение засекла только камера у входа в дом. Я сейчас покажу вам этот фильм.
На мониторе возникло изображение пространства в районе главного входа в дом. Появилась фигура человека, слегка сутулящегося. Он был одет в черную куртку с капюшоном, натянутым на голову. Лицо его разобрать было невозможно, так как он надвинул капюшон на глаза и отвернулся, проходя перед камерой. Тем не менее, я узнала его фигуру – это был тот самый человек, который украл из моей теплицы саженец карликового кепела и которого я видела ночью из окна своей комнаты.
– Это Дастин Бакли, – спокойно заявил Марк, – что и требовалось доказать...
Грабитель несколько минут повозился с замком, открыл дверь и вошел в дом, пропав из поля зрения камеры. Поскольку устройство наблюдения записывало только движение, мы сразу же увидели преступника, выходящим из двери. В руках он держал рукописную книгу.
– Вот и все, – сказал Дикки, – больше ничего интересного камеры не зафиксировали. Похоже, что установленная мной система не слишком помогла...
– Это не так, мистер Милфорд!, – возразил профессор.
– Если бы не сработала ваша сигнализация, то нам не удалось бы спасти Персону. Время, в течение которого можно оживить умершего, зависит от температуры среды. При двадцати (плюс-минус пять) градусах, как сейчас в холле, оно составляет пятьдесят минут. Охлаждение тела удлиняет время для оживления, а нагревание – укорачивает. Значит, если бы убитую собаку обнаружили утром, то не спасли бы ее.
– А что было бы, если бы вы оживили Персону после пятидесяти минут?, – спросила я.
– Я бы не стал этого делать!, – резко ответил Альфред Мейсен, – вы же не хотите получить собаку-зомби, не так ли?
Глава 18. Тайна старого надгробия
После завтрака профессор предложил осмотреть коллекцию автомобилей в гараже, который внутри оказался очень большим. Там находилась дюжина машин. Некоторые из них были старинными, но выглядели так, словно их изготовили совсем недавно. Альфред объяснил, что за сто с лишним лет через его руки прошли десятки автомобилей и постепенно коллекция составилась сама собой из тех машин, с которыми он не захотел расстаться.
Экскурсию проводил Джек Слейтер. Это был светловолосый, подтянутый человек средних лет. Он подошел к автомобилю, стоящему у входа и положил ладонь на... я затруднилась определить название той части машины, которую Джек почтил своим прикосновением. Может быть капот?
Старинный автомобиль цвета спелой вишни спереди походил на паровозик, стоящий на колесах со спицами, как у моего велосипеда, а сзади – на муравья – эта часть кузова напоминала муравьиное брюшко.
Паровозик-муравей посверкивал никелированными деталями, назначение которых осталось для меня загадкой. Отполированный деревянный руль был снабжен какими-то градуированными дугами и рычажками на них – видимо управлять этим чудом техники нужно было, поминутно сверяясь со справочными таблицами.
– Вы видите первый автомобиль коллекции профессора Мейсена, – начал свой рассказ Джек Слейтер, поведя рукой в сторону симпатичного «муравья», – он называется изотта фраскини и был выпущен в 1911 году. Пусть вас не вводит в заблуждение почтенный возраст этого прадедушки нынешних автомобилей. Под его капотом находится оригинальный мощный мотор, который легко разгоняет машину до восьмидесяти миль в час!
Дик восхищенно вздохнул и попросил разрешения посидеть за рулем. Получив его, парень запрыгнул и устроился на сидении, поглаживая руками гладкий руль, выточенный из красного дерева.
– Вот бы проехаться на этой машине хоть сто метров, – мечтательно произнес он.
– Это можно без труда устроить, мистер Милфорд, – отозвался профессор, глядя на Дика с симпатией, – все машины на ходу. Если хотите, то можете в следующий уикэнд покататься в пределах поместья на любой из них, только сначала Джек проинструктирует вас об особенностях такого вождения и о правилах безопасности – это старые машины, они имеют персональные свойства.
– Спасибо, сэр, – улыбнулся Дикки в ответ.
При взгляде на некоторые экземпляры захватывало дух. Это в полной мере относилось к спортивному альфа-ромео монца цвета слоновой кости 1931 года выпуска. Пока Джек рассказывал о славной истории этого чистокровного отпрыска итальянского автопрома, я смотрела, наслаждаясь благородными линиями и чувствуя, что в этой машине есть все необходимое и нет ничего лишнего.
Экскурсия продолжалась и следующей машиной оказалась феррари интер гиа 1952 года, с расцветкой, как у осы – то есть желто-черной. Пропустив мимо ушей неинтересные для меня технические подробности, я обратила внимание на то, что фары, решетка радиатора и бампер образовали кроткое и наивное «лицо» модели. Машина будто взирала на меня, немного смущаясь от внимания.
Затем шла альфа-ромео того же 1952 года по «прозвищу» пининфарина. И была эта белая урожденная итальянка поразительно английской на вид! А футуристический фиат 1953 года с цифрой восемь и буквой «V» на радиаторе почему-то заставил меня вспомнить о моем любимом кошачьем семействе ягуаров.
Черную феррари 1961 мне представил Марк, пообещав, что мы с ним обязательно проедемся на ней.
– Мне нравится эта машина, – признался он.
Наибольшее мое удивление вызвала еще одна феррари пининфарина 1966 года. Этот серебристый трехместный автомобиль производил впечатление красивой, стремительной молнии, даже стоя на приколе в гараже. Все три места располагались в один ряд, а самое необычное было то, что место водителя находилось не справа и не слева, а посредине, между пассажирами! И руль торчал из центра приборной панели. Эта машина одинаково хорошо подходила и для «правостороннего» континента, и для «левосторонней» Англии.
Завершал коллекцию уже знакомый мне синий триумф спитфайр, на котором любит ездить профессор.
– А лендровер дефендер и новый ягуар мы держим не здесь, а во дворе под навесом, – дополнил рассказ Альфред Мейсен.
Нетерпеливая Эми, наконец, решилась подтолкнуть профессора к продолжению вчерашнего повествования:
– Можно попросить вас, сэр, рассказать, что же случилось после того, как Марка ранили в грудь?
Профессор вздохнул:
– Хорошо, я предлагаю расположиться в беседке у озера, что возле Мейсенхауза. Пойдемте же, друзья!
Мы двинулись в обход жилого дома и очутились на той самой живописной дорожке, где однажды уже были. Впереди шли профессор и Дик с Эмили. А Марк и я следовали за ними. Тенистая аллея была наполнена зеленым светом утренних лучей, прошедших сквозь густой лиственный покров. Под деревьями стелилась туманная дымка, она быстро расползалась и рассеивалась, уступая напору своего могущественного врага – солнца. Лишь кое-где в сырых низинках, в густом сумраке, клубились нежные облачка.
На правой стороне дорожки лежал большой валун, покрытый зеленым и мягким, как бархат, мхом. Профессор остановился возле него.
– Этим камнем я отметил место, где в 1755 году на нас напали бандиты. Вот тут, слева от валуна, лежал истекая кровью Марк, раненый кинжалом в грудь.
Профессор указал рукой на заросшее травой место.
– Напомню вам, что на нас напали трое бандитов. Двоим удалось бежать, но третьего Иоганн поймал и запер в одной из маленьких комнат подвала. А раненого Марка мы с Людвигом принесли в Мейсенхауз. В комнате, где в период эпидемии находился наш маленький госпиталь, был операционный стол – туда мы положили моего племянника и я приступил к осмотру. Состояние его было тяжелым, изо рта пузырилась пенистая кровь, из чего я заключил, что задето легкое. Мне удалось аккуратно извлечь кинжал из раны...
Профессор говорил на ходу и мы, тем временем, вышли на широкую поляну, в противоположном конце которой высился старый Мейсенхауз, а справа простиралось озеро. На его берегу находилась открытая круглая беседка, выкрашенная в белый цвет – к ней-то мы и направились. Внутри беседки по кругу вдоль стен располагалась деревянная скамья. Я села лицом к озеру и стала рассматривать его. На воде вдоль берегов густо росли белые водные лилии. Посреди озера – точно в центре – лежал маленький, зеленый островок с одиноко стоящим деревом. По ту сторону водоема был виден темный лес.
– Чтобы не загружать вас специальными подробностями, скажу, что я сделал все необходимые манипуляции для спасения моего племянника, – возобновил рассказ Альфред Мейсен, плюхнувшись на скамью.
– Я раздумывал применять или нет состав со средством викария, внимательно наблюдая за состоянием Марка. Оно не ухудшалось, более того – началось улучшение. Пока все шло неплохо, но, опасаясь осложнений, я не отходил от своего племянника, будучи готовым при любой угрозе его жизни применить чудесное средство. Этого не понадобилось. Но, тем не менее... Марк был объявлен умершим.
Все слушатели удивленно уставились на рассказчика, а тот удовлетворенно усмехнулся – профессор любил театральные эффекты. Сделав паузу и насладившись нашим изумлением, Альфред Мейсен принялся объяснять:
– Случилось следующее. Вы уже знаете, что у нас в подвале находился пленник из числа бандитов, покушавшихся на жизнь моего племянника. При его обыске Джек обнаружил портрет Марка, написанный на листе бумаги.
Профессор посмотрел на племянника и спросил его:
– Мог бы ты, мой мальчик, коротко рассказать историю этого портрета?
Парень, сидевший рядом со мной, молча кивнул, поднялся и прошел к выходу из беседки. Выбрав в качестве кафедры арочный вход в беседку, Марк обратился к слушателям:
– Речь пойдет о том портрете, который был обнаружен вчера между страницами рукописной книги. Я расскажу вам при каких обстоятельствах он был написан. Итак, зимой, в начале 1755 года, между дядей и мной произошел такой разговор:
Альфред сказал:
– «Меня давно беспокоит то, что ты, Марк, отпрыск августейших родителей, скрываешься в изгнании. Твое место занял самозванец, в этом виновата его мать – распутная Грета. А твои родные отец и мать обмануты и имеют право, наконец, узнать правду».
Я спросил:
– «И что же ты хочешь предпринять для этого?».
– «Я пригласил художника, чтобы он написал твой портрет на листе бумаги. С завтрашнего дня ты будешь ему позировать. Когда портрет будет готов, я отправлю его моему брату – твоему отцу, курфюрсту Генриху».
– «Что это даст?», – спросил я.
– «Видишь ли, Марк, ты вырос очень похожим и на отца, и на мать. Увидев твой портрет, сопровожденный моим письмом, Генрих узнает правду. В письме я подробно опишу всю историю подмены младенцев. Я очень надеюсь, что мой брат восстановит справедливость, а Грета, ее муж и их помощники получат возмездие по заслугам».
В разговор снова вступил профессор, прервав воспоминания Марка:
– Как выяснилось позже, я просчитался. Портрет и письмо перехватили люди Греты, которая не только сохранила свое влияние, но и упрочила его. Допросив пленника, мы узнали, что за год до этих событий умерла Мария – жена Генриха. В замке прошел слух, что она была отравлена. Похоже, что Грета подготавливала почву для того, чтобы стать женой курфюрста. Вскоре после смерти Марии, куда-то исчез советник – муж Греты. Пленнику не было известно куда тот делся.
– Возможно советник почувствовал угрозу своей жизни и сам решил спастись бегством. Много лет он был верным помощником своей преступной супруги, но когда при странных обстоятельствах умерла Мария, советник понял, что Грета прокладывает себе путь к положению законной жены курфюрста. И, стало быть, теперь, когда Генрих превратился во вдовца, сам советник становился помехой для Греты. Ей нужно было избавиться от мужа, чтобы выйти замуж за курфюрста, – добавил Марк.
А профессор продолжил:
– И как раз в это время Грета перехватывает мое письмо с портретом Марка. Несмотря на то, что влияние фаворитки на курфюрста было достаточно сильным, она понимала, что в случае, если Генрих увидит портрет и прочтет письмо, ее ожидает эшафот. Поэтому она срочно снарядила в дорогу троих убийц и отправила их в Англию. Грета дала наемникам перехваченный портрет Марка, чтобы они знали, как выглядит тот, кого им надлежит убить.
Профессор замолчал и стал смотреть на озеро. Марк снова сел рядом со мной, обнял за плечо и прошептал на ушко:
– Дядя Альфред скоро закончит рассказ. После этого приглашаю пойти со мной в одно тайное место. Хочешь?
Я согласилась.
Профессор, тем временем, продолжал смотреть на озеро и я обратила свой взгляд туда же. По водной глади плыли два белых лебедя. Только теперь я заметила, что слева от острова, прямо посреди воды, находился плавучий деревянный домик с прилегающей площадкой из дерева, величиной примерно в пятнадцать квадратных футов. Один из лебедей выбрался из воды на площадку перед домиком и удобно устроился там.
Эми и Дик тоже увидели прекрасных птиц и какое-то время мы все любовались. Марк пояснил:
– Эта пара лебедей живет здесь на озере уже семь лет. Мы устроили для них этот домик, где они в положенное время каждый год вьют гнездо и выводят птенцов. Сейчас там внутри есть трое малышей. Надеюсь, вы их увидите. Когда птенцы вырастают, то они улетают, чтобы начать самостоятельную жизнь, а их родители остаются здесь.
– Как чудесно!, – восхищенно выдохнула Эмили.
А профессор, удовлетворенно крякнув, хотел продолжить повествование. Однако у Дика появился вопрос и он не замедлил его задать:
– Но вы ведь вернулись в Мейсен Мэнор только полтора года назад, а до этого, как я понимаю, долгое время жили где-то в другом месте. Кто же тогда устроил домик для лебедей семь лет назад и наблюдал за выводками птенцов? Откуда вы знаете все это?
Профессор одобрительно взглянул на Дика:
– Очень правильный вопрос, мистер Милфорд! Я отвечу коротко, а подробности вы узнаете постепенно, ведь если я стану сейчас в деталях описывать всю нашу жизнь, то понадобится год, чтобы довести историю до конца, – он засмеялся, гордо вскинув породистую голову.
– Мы с племянником выработали технологию жизни для таких как мы – агирусов, долгоживущих людей. На одном месте можно оставаться пятнадцать-восемнадцать лет – больше нельзя, иначе люди заметят, что мы не стареем. Потом надо переехать достаточно далеко, приобрести новые документы и немного сменить внешность. Я имею в виду прическу, стиль одежды, но не пластические операции – к ним мы не прибегали ни разу.
Профессор Мейсен покачал головой.
– В Мейсен Мэноре в прошлый раз мы жили с 1930 по 1946 год. Тем не менее, это поместье является нашим домом – настоящим, единственным домом. Другими словами, для нас это точка притяжения на всей земле. Когда мы здесь не жили, то управляли поместьем издалека, нанимая для этого людей в Англии. Время от времени, довольно часто, Марк и я тайно приезжали сюда. Так мы и узнали про наших лебедей, а также распорядились соорудить для них удобный домик на озере.
– Спасибо, сэр, понятно, – Дикки удовлетворенно кивнул и спросил:
– Как же случилось, сэр, что вы объявили Марка умершим, зачем это было сделано? И что стало с вашим пленником?
– Бандит, запертый в камере подвала, назвался Гансом. Держался он дерзко и нагло, утверждая, что его хозяйка Грета все равно погубит Марка. Это были не пустые угрозы. Я понял, что совершил ошибку, написав письмо и, тем самым, подверг страшной опасности самого дорогого человека. В моей голове созрел некий план. Возмездие преступной любовнице курфюрста я предоставил Провидению, а сам решил, в первую очередь, обезопасить Марка. Он хоть и выздоравливал после ранения, но был еще слаб и уязвим.
– А почему, сэр, вы не использовали лекарство со средством викария?, – спросила я.
– Да потому что я не знал, как будет действовать чудесный состав, введенный повторно. Если бы выбора не оставалось и была угроза жизни, я бы воспользовался им, но поскольку Марк справился сам, я решил не рисковать. К тому же мне было ясно, что средство викария, которое я ввел Марку еще во время эпидемии, продолжает оказывать действие. Будучи врачом, я понимал, что состояние Марка улучшилось чудесным образом. Никаких осложнений, воспалений не было, а ведь мой племянник получил смертельное ранение.
– И какой же план вы задумали, сэр?, – спросила Эмили.
– Зная Грету, я понимал, что мы не будем в безопасности. Очень трудно защититься от столь подлого человеческого существа, имеющего власть, деньги и наделенного адским лукавством. Мы с Марком должны были исчезнуть на время.
Я пригласил в Мейсен Мэнор викария Томаса Эйкенсайда. Посвятив его в историю нашего бегства из Саксонии и рассказав о недавнем покушении, я попросил моего друга викария о помощи, которую никто, кроме него, не мог бы мне оказать. Я не ошибся в этом человеке. Томас Эйкенсайд сделал все, о чем я его просил. И сохранил нашу тайну навсегда.
Взгляд Альфреда Мейсена, устремленный вдаль, потеплел, словно, пронзив более двух столетий, он увидел верного друга, который дважды помог ему спасти племянника.
