Текст книги "Перстень Агируса"

Автор книги: Виктория Левченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

Когда моя мама успешно вылечила больное и, как думали, обреченное сердце Питера Н., то как раз одной из составляющих того чудодейственного рецепта была эмульсия из застывшей смолы янтарного дерева.

Я принялась собирать ароматные шарики и складывать их в широкую стеклянную банку с плотной крышкой. Несколько штук я опустила в карман, чтобы потом положить в вазу в гостиной и обеспечить этим превосходный аромат в комнате.

В дверь постучали.

– Войдите, – отозвалась я.

– Это я, Энни, – сказал Дикки, входя в цветную комнату, – мне нужно проверить связь компьютера, находящегося здесь, с сетью.

– Конечно, Дикки, – сказала я и вернулась к своему делу.

Парень моей подруги включил компьютер, повозился с ним немного и я увидела на мониторе изображение прекрасного качества, разделенное на четыре части – с четырех камер наблюдения.

– Ну вот, – удовлетворенно проговорил Ричард, – с изображением порядок. Теперь позанимаюсь звуком.

– Звук тоже будет?, – удивилась я.

– Конечно!, – уверенно заявил парень, открыв дверь и выходя из цветной комнаты, – это несложно устроить, так почему бы и нет?

К полудню я закончила запланированную работу и покинула подвал, тщательно все заперев. В холле меня перехватила миссис Картер:

– Энни, хорошо, что ты вышла, я уже хотела звать тебя. Мне удалось на скорую руку приготовить отличную запеканку из брокколи и овечьего сыра, пора перекусить.

– Не сейчас, мэм, у меня нет ни минуты лишней, – запротестовала я.

– Хорошо, раз ты спешишь, то я накрою стол прямо в кухне. Съешь кусочек запеканки и выпьешь чашку чаю, только и всего. Дикки уже поел и ему понравилось, – удовлетворенно заметила Сьюзан Картер.

В устах строгой домоправительницы «мистер Милфорд» превратился в «Дикки» – это знак теплого климата в доме.

Я подчинилась. Запеканка, и в самом деле, была очень вкусная и таяла во рту. Вместо чая мне захотелось кофе и я получила чашку растворимого, чтобы приготовить настоящий времени не было.

Стрелой я помчалась принимать душ и чистить зубы, потом быстро натянула черные джинсы и бежевую блузку. Пригладив влажные волосы щеткой и оставив их распущенными, я взглянула на часы – время неумолимо приближалось к половине первого. Тем не менее, помятуя слова подруги о том, что чуть-чуть косметики делают девушку женственнее, я взяла в руки коробочку рассыпчатой пудры и легко провела по коже лица и шеи пушистым аппликатором, похожим на заячий хвостик.

Времени почти не оставалось и я чуточку подкрасила ресницы тушью, сочтя, что этого вполне достаточно, схватила сумочку и бегом направилась на встречу с Марком. Ходить по дому мне кажется медленно и скучно, поэтому обычно я перемещаюсь в пространстве усадьбы бегом.

Марк ждал за воротами, стоя возле машины. После трехсекундного объятия и короткого поцелуя, он усадил меня в машину и мы отправились к Соне.

– Ты представляешь, Энни, дядя Альфред, услышав, что мы собираемся посетить ферму Фостеров, хотел поехать со мной, я с трудом уговорил его остаться дома, объяснив, что это неуместно. Похоже, что из-за Евы он просто потерял голову. Никогда не видел дядю таким!

– А как самочувствие профессора?, – поинтересовалась я, помня о его вчерашнем приступе.

– Температура уже нормальная, осталась некоторая эмоциональная неустойчивость, но это должно пройти через пару дней.

Проехав Белдорф, мы повернули на север, миновали место вчерашней аварии – никакие внешние признаки о ней уже не напоминали. Вблизи фермы дорога сделалась хуже и заметно грязнее – это из-за тракторов и другой аграрной техники.

Ферма Фостеров занималась разведением овец. Земли для выпаса стада и выращивания кормов принадлежали покойному мистеру Фостеру. Три года назад Джеймс также устроил небольшую птицефабрику по производству куриного мяса. Фермер работал по двенадцать и больше часов в сутки, у него были постоянные и сезонные работники. Как теперь станет управляться со всем хозяйством одна Ева было для меня загадкой.

Мы пересекли узкую речку, проехав по горбатому каменному мостику. Вдоль речных берегов росли низенькие, кустарниковые ивы, отвалившиеся ветки которых местами загромождали русло речки, создавая неряшливые запруды – рай для лягушек. Глядя с мостика на воду оливкового цвета, я заметила какое-то движение, присмотрелась и поняла что это такое – горделиво приподняв над водой точеную головку с двумя оранжевыми пятнышками, плыл уж, оставляя за собой зигзагообразный след на водной глади.

Машину несколько раз ощутимо качнуло на выбоинах все ухудшающейся дороги. Наконец, из-за поворота вынырнули длинные хозяйственные постройки, тянущиеся слева, а по правую сторону, рядом с рощицей, находились гаражи и навесы для техники. Вскоре мы подъехали к жилому дому, спрятавшемуся среди густых деревьев. Это было старое двухэтажное здание из бурого камня с одноэтажной пристройкой.

Вместо звонка к двери было приделано массивное кольцо, с помощью которого я постучала. Мне открыла та самая девушка, которая была вместе с Соней Складовски в кафе. Она узнала меня и Марка и пригласила войти, а сама отправилась звать Соню и через минуту вернулась вместе с ней. Мисс Складовски пригласила всех пройти в гостиную и принялась нас знакомить:

– Эллинор, познакомься, пожалуйста, это Анна Грей и Марк...

– Веттингер, – подсказал парень.

– А это моя хорошая подруга Эллинор Яансен, – Соня повела рукой в сторону девушки, – она норвежка и живет здесь полтора года в прибрежной деревне Уэйкфилд. Вообще-то по-норвежски ее имя звучит Эллинурь, но в Англии моя подруга предпочитает зваться Эллинор.

Наша новая знакомая была красивой девушкой, что неудивительно – многие молодые норвежки, которых мне приходилось видеть, казались мне настоящими красавицами. Мисс Яансен обладала необычным цветом кожи, который часто встречается у скандинавов – слегка бронзовато-оливковый, но вовсе не смуглый (какая же может быть смуглость у натуральной блондинки Эллинор?)

Мисс Яансен, тем временем, пристально рассматривала Марка. А я подумала:

– «Ну что ж, мне придется привыкнуть к тому, что девушки буквально поедают глазами моего парня».

– Я видела тебя несколько дней назад на рассвете, – вдруг сказала Эллинор, – поэтому и запомнила. В тот день я очень рано вышла из дома, а ты стоял возле черного ягуара как раз напротив моей машины. Мне нужно было на этюды – рисовать море ранним утром – и на улице в тот час никого, кроме тебя, не было.

– Да, я стоял там, – признался Марк, – ожидал одного человека, тебя я тоже заметил.

Я догадалась, что речь идет о том случае, когда Марк проследил Бакли до маленького домика его предполагаемой подруги на побережье.

Тут в разговор вступила Соня:

– Эллинор хочет стать художницей, она учится в колледже в Ньюкасле. А в Уэйкфилде живет ее тетя с мужем и моя подруга занимает одну комнату в их коттедже.

Марк заинтересованно посмотрел на Эллинор и сказал:

– Ты говоришь, Эллинор, что я был один на улице, но это не совсем так. Как раз перед тем, как ты появилась, я видел невысокого, немного сутулого человека, который вышел из маленького домика, что расположен ближе к морю, сел в машину и уехал. Мне он показался смутно знакомым, не знаешь ли ты кто это?

Я поняла, что Марк хочет разузнать о Бакли. Ведь Эллинор, будучи соседкой подруги преступника, могла заметить что-нибудь важное.

– Я, кажется, знаю, о ком ты говоришь, Марк, – в раздумье произнесла норвежка, – этот человек часто приезжает на черном внедорожнике к моей соседке Вайолет Мортон. Она переехала в Уэйкфилд из Южной Африки, купила этот домик и живет здесь около полутора лет. Насколько мне известно, мисс Мортон нигде не работает, с соседями почти не общается. Мы ничего не знаем о ней. Кроме господина, у которого сутулая осанка, мою соседку посещает еще один джентльмен.

Я предоставила Марку возможность расспросить Эллинор о чем он считает нужным, а сама решила поговорить с Соней. Мы уселись на диванчик у окна и я спросила:

– Как твои дела, Соня? Могу я что-нибудь сделать для тебя?

– Спасибо, Энни, я в порядке, а вот мама очень тяжело переживает, никого не хочет видеть, кроме меня и Алекса. Понимаешь, она любила Джеймса...

Соня тяжело вздохнула:

– Спасибо, Энни, что предлагаешь помощь, но мы справляемся. Приехали родственники из Польши и оказывают нам большую поддержку. Похороны Джеймса назначены на понедельник, ты придешь?

– Что за вопрос, конечно приду, – и я обняла Соню, потом спросила ее:

– Скажи, пожалуйста, а мистер Фостер не описывал вам с мамой внешность того человека, которого он видел в ночь убийства Мэри Тэтчер?

– Да, описывал. Это был мужчина среднего роста, около сорока лет, шатен, черты лица довольно правильные, но ничем не примечательные. А почему ты спрашиваешь, Энни?

– Марк думает, что твоего отчима убили, чтобы не допустить его встречи с полицией и не дать составить фоторобот убийцы. На похоронах мисс Тэтчер Джеймс увидел того человека в толпе. Надо думать, что преступник подслушал разговор твоего отчима с миссис Картер и решил действовать. Мой парень считает, что машину Джеймса кто-то специально толкнул в сторону деревьев. Некто до такой степени боялся появления этого фоторобота на свет Б-жий, что пошел на убийство, а значит мистер Фостер, действительно, видел убийцу Мэри Тэтчер. Именно поэтому надо немедленно сообщить полиции обо всем, что Джеймс успел вам сказать.

К нам подошел Марк, Соня продолжила:

– Мы уже сообщили. Видишь ли, Энни, наш местный констебль Чарльз Уингейт почти сразу сказал нам, что Джеймс был убит. Оказывается, его смертельная рана на лбу получилась не от удара о стекло, а была нанесена каким-то тяжелым предметом, скорее всего кастетом, но может быть и камнем– эксперты вскоре это выяснят. А стекло было испачкано кровью из раны Джеймса для отвода глаз.

Я ахнула от ужаса, а Соня подвела итог:

– Полиция представляет себе картину происшествие так. Какая-то очень мощная машина спихнула пикап Джеймса с дороги в сторону деревьев. Ты помнишь, Энни, там дорога как раз делает поворот вправо, машину моего отчима сильно толкнули сзади, она вылетела с дороги и столкнулась с деревом. Но Джеймс тормозил и удар о дерево вышел несильным, к тому же он, по всей видимости, был пристегнут ремнем безопасности (всегда ведь пристегивался!) и не пострадал. Тогда Джеймс, отстегнув ремень, выбрался из пикапа, но в этот момент к нему подошел убийца и нанес моему отчиму смертельный удар по голове. Потом преступник усадил Джеймса за руль, измазал кровью стекло, будто бы мой отчим умер, разбив об него голову, и скрылся.

– Полиция очень хорошо работает, – заметил Марк, – можно надеяться, что вскоре преступник будет найден.

– Да, Марк, надеюсь так и будет, ведь в помощь Чарльзу Уингейту приехал инспектор с группой из полиции графства, тут были и дорожная полиция, и эксперты – это ведь второе убийство в Белдорфе за три дня.

– А если его поймают, – добавила я, – то станет известно, почему была убита Мэри Тэтчер, ведь эти два убийства связаны, я почти уверена в этом.

– Я тоже, – добавил Марк.

***

Ребекка Джонсон быстрым шагом, чуть запыхавшись, подошла к своему дому ровно в три часа, как мы и договаривались. Марк и я вышли ей навстречу из машины, где сидели в ожидании – мы приехали раньше назначенного времени. Я представила Ребекке своего спутника и мы все вместе вошли в ее коттедж.

– У меня есть всего несколько минут, мои дорогие, сегодня много работы и я должна побыстрее вернуться на почту, – объяснила миссис Джонсон, суетливо запихивая коробки с записями Мэри Тэтчер в пакеты, чтобы нам было удобнее их нести. После этого она, встав на цыпочки, достала с верхней полки шкафа какой-то старый фолиант в коричневом кожаном переплете с металлическими уголками и застежкой, и с золотым обрезом.

– Это очень ценная книга и Мэри в последнее время работала именно с ней. Представляешь, Энни, моей сестре удалось купить ее в соседней деревне на распродаже старых вещей. В той деревне очень долго продавалась одна запущенная усадьба, наконец, нашелся покупатель, который выгреб все старое имущество из дома, чердака и подвалов, а потом прямо во дворе устроил распродажу этого хлама.

Фолиант был грязным и запыленным, но Мэри с моей помощью привела его в порядок. Это рукописная книга и в ней изложены события, происходившие в наших краях в прошлом. Ее автором был какой-то местный приходской священник. Прошу тебя, Энни, обращайся с книгой осторожно и верни мне ее, когда закончишь работу, – попросила Ребекка, протягивая увесистый том.

– О да, конечно, мэм, – ответила я, принимая книгу, а сама, тем временем, лихорадочно вспоминала свой первый кошмар, в котором мертвая Мэри Тэтчер, требуя разобраться в тайне ее убийства, хлопнула рукой по старой книге в кожаном переплете, странным образом похожей на фолиант, оказавшийся в моих руках. Что это – знак? Я почувствовала озноб в руках и ногах, и этот холод стремился разлиться по всему телу, подбираясь к сердцу, чтобы сковать его морозом суеверного ужаса.

Усилием воли я взяла себя в руки, стараясь перевести ход мыслей в рациональное русло. Ничего странного нет в том, что Мэри Тэтчер приснилась мне со старинной книгой – это было логично, так как всем в деревне известно про ее увлечение историей и старыми документами. По этой же причине вполне логичным было и то, что похожая книга, действительно, оказалась среди исторических материалов, собранных мисс Тэтчер, – таким вот образом, уже в который раз за эти сумасшедшие дни, мне доводилось призывать на помощь здравый смысл, чтобы не погрязнуть в первобытном, невежественном страхе.

Погрузив на заднее сидение материалы, Марк завел машину, а я села рядом с ним, не выпуская из рук старинную книгу. Любопытство переполняло меня и я, расцепив замочек, открыла фолиант. По салону автомобиля разнесся аромат, какой бывает в архивах со старыми книгами и рукописями. Я вдыхала этот необычный и тревожащий душу запах, пришедший ко мне из неизвестного, скрытого от меня времени. Марк с интересом поглядывал на книгу, отрывая на мгновение взгляд от дороги. Мы проехали деревню и двигались по живописной лесистой местности. Мои пальцы бережно переворачивали пожелтевшие листы, как вдруг между страницами что-то мелькнуло и упало мне на колени.

Это оказался переложенный с обеих сторон какой-то полупрозрачной и тонкой тканью, листок, размером чуть меньше листа обычной писчей бумаги. Марк очень заинтересовался, остановил машину на обочине дороги и мы склонились над листком.

Бумага, а это был именно лист старой бумаги, пожелтела на полях, кое-где, опять же на полях, виднелись коричневатые пятна и разводы. Края обтрепались и выглядели темнее. А вот изображение было в хорошем состоянии. Оно занимало почти весь лист, исключая по одному дюйму полей с каждого края. Наверное краски были очень качественные и сохранились как сами по себе, так и сберегли бумагу, которую покрывали.

Это был портрет красивого молодого мужчины, с очень знакомыми чертами благородного лица. Он был изображен на фоне замка, в рыцарских доспехах, но с непокрытой головой. Длинные и густые светлые волосы парика, собраны в пучок на затылке и слегка развеваются на ветру. Высокий, чистый лоб открыт. Неведомый прекрасный рыцарь на портрете изображен вполоборота, голова и взгляд обращены к смотрящему на портрет. Казалось, что он смотрит прямо на меня!

На меня же смотрело и другое, но совершенно идентичное лицо – Марк не сводил с меня встревоженного взгляда.

Рыцарь, изображенный на портрете из старинной рукописи был копией моего парня, если не брать во внимание прическу и доспехи! Онемев от изумления, я взирала на своего спутника.

– Ну вот и пришло время поговорить откровенно обо всем, да я, собственно, и так уже был готов к этому. Чему быть – того не миновать, – вздохнул Марк.

Он съехал с обочины, свернул на дорожку, ведущую вглубь леса, проехал ярдов сто, остановил машину и вышел из нее. Я вложила рисунок в книгу, а книгу спрятала под сидение и последовала за ним – мы углубились в тенистую дубраву. Где-то совсем рядом был слышен неутомимый дятел и звук его дроби, словно ксилофон, играющий на одной ноте, разносился по лесу.

– Я не знаю, как ты воспримешь то, что вскоре услышишь. Позволь мне поцеловать тебя сейчас – это придаст мне уверенности.

Я не произнесла ни слова, но мои глаза ответили Марку, что я совсем не возражаю.

Парень поцеловал меня страстно, жарко. Он шептал ласковые слова обнимая и прижимая меня к себе, но потом выпустил из объятий и отступив на два шага, неожиданно спросил:

– Как ты думаешь, Энни, сколько мне лет?

– Тебе примерно двадцать пять лет...

– Нет, больше!, – Марк хмыкнул.

– Двадцать шесть?, – предположила я.

– Больше!!, – на лице не было ни тени улыбки, мне даже показалось, что он скрипнул зубами.

– Тебе двадцать восемь лет, – я продолжала упрямо отгадывать.

Нет, мне не показалось.

Марк снова скрипнул зубами и на его прекрасном и обычно сдержанном лице отразилась настоящая мука! Я не осмелилась продолжать свои догадки, видя, что мой парень испытывает сильнейшее душевное волнение. Никогда не видела Марка таким встревоженным, расстроенным и колеблющимся одновременно. Как будто он принимал важное и болезненное решение.

Я застыла, как безмолвная статуя, а Марк стоял в двух шагах напротив, скрестив руки на груди. Он смотрел мимо меня, красивые брови строго сведены, по лицу пробегает тень сомнения, грудь резко вздымается из-за учащенного дыхания. Весь его вид мгновенно стал суровым и даже устрашающим, а ведь еще несколько минут назад Марк был так нежен, так жарко обнимал меня, что я до сих пор чувствую горячую пульсацию в животе.

А что я так удивляюсь? Разве я не знала, что у Марка есть тайна, большая, давняя и серьезная тайна! Может быть сейчас он приоткроет ее для меня? Возможно любимый думает в это мгновение: «Сказать ей или не сказать?», – и мучается в сомнениях?

Наконец, Марк вздохнул, его волшебные глаза обратились на меня, взгляд потеплел и я услышала тихие слова:

– Любовь моя...

Я чуть не упала, кровь бросилась мне в голову, Марк еще не признавался мне в любви, и вдруг это нежное, словно выдох, и страстное «любовь моя». Я едва не заплакала от вихря чувств внутри меня.

– Иди ко мне, – прошептал он, взял меня за руку, мягко притянул к себе и обнял за талию.

Я робко подняла глаза на любимого, сохраняя молчание, а он не смотрел на меня, а только крепче прижал к себе. Я слышала, как стучит его сердце и всем телом осязала учащенное дыхание Марка.

Его губы почти коснулись моего уха, когда Марк Веттингер прошептал:

– Анна, я люблю тебя, я потерял сон и душевный покой, впервые увидев тебя. И еще знай, что за всю мою долгую жизнь я никогда так не любил.

Я молчала. Во-первых, из-за того, что задыхалась от желания, и не было воздуха, чтобы говорить. Близость тела Марка, его чуть заметный, тонкий, но такой явно мужской запах вскружил мне голову, а мое сердце странным образом билось мощными толчками одновременно в двух местах тела: где-то в районе шеи и внизу живота. А, во-вторых, я боялась спугнуть этот момент неосторожным словом, боялась разрушить волшебное состояние счастья.

Кроме того, перед моим мысленным взором возник виртуальный образ Эмили, строго грозящей мне пальчиком и говорящей: «Не будь доступной, Энни, не показывай Марку, как сильно он тебе нравится. Когда парень борется за девушку, он сильнее любит ее! А легкая добыча менее ценна для мужчины».

Я попыталась было сдержать свое тяжелое дыхание, мне стало неловко. Как же я могу скрыть от Марка свои чувства к нему, если начинаю пыхтеть, как паровоз, от его объятий! Он же слышит и чувствует!

Тщетные попытки. Пока я старалась контролировать свое дыхание, Марк заглянул мне в глаза и легко коснулся губами моих губ – словно сорвал маленький поцелуй. Ну вот, все старания насмарку, я запыхтела еще сильней и даже прижалась к нему сама, почувствовав животом его тело, в горле защекотало, а по затылку поползли мурашки. Кажется, я пропала!

Но тут Марк невольно пришел мне на помощь. Видимо, он принял решение и хотел мне что-то рассказать. Парень посмотрел на меня и это возымело отрезвляющий эффект. Я увидела, что лицо его снова стало суровым, а глаза просто потемнели от печали.

– Так ты хочешь знать сколько мне лет, Анна?, – голос Марка прерывался и звучал глухо.

– Да..., – только и смогла выдавить я из себя.

– Ты помнишь свое последнее предположение, относительно моего возраста?

– Помню – двадцать восемь лет, – я вдруг ощутила огромное напряжение, которым было пронизано все вокруг и сам Марк, зрачки которого внезапно расширились, наверное от выброса адреналина, что показывало колоссальную силу терзающих его эмоций! Даже воздух между нами, казалось, был натянут, как тетива арбалета– тронь – выстрелит!

– В десять раз больше.

– Что в десять раз больше?, – не поняла я.

– В десять раз больше лет, Анна, мне двести восемьдесят лет.

Мои ноги внезапно подкосились. Я не упала, нет, просто осела на траву. Почему-то я сразу поверила, что Марк говорит правду. Да, я совершенно уверена, что он не лжет. К чему была бы столь нелепая ложь? Не такой Марк человек, чтобы устраивать подобный балаган. И сила его переживаний, сомнений перед признанием указывала на правдивость этого невероятного факта.

Да, я поверила, что это правда, … вот только сознание мое не могло вместить, понять ее, мышление вдруг парализовалось и моя голова стала похожа на компьютер, который «завис» от непомерной нагрузки.

Марк сорвался с места и устремился к своей машине.

– Куда он?, – подумала я и захотела встать, но слабость и апатия, охватившие меня не позволили сдвинуться с места.

А мой парень (ха, парень, подумаешь, двести восемьдесят лет!) уже бегом возвращался ко мне, неся бутылку с водой и стакан. Он сел рядом на траву и дал мне попить. А я отрешенно думала. Итак, Марку двести восемьдесят лет, а выглядит он на двадцать пять. Кто же он? Инопланетянин, вампир? Ну уж нет, что за бред!

– Кто ты?, – спросила я.

– Я – агирус ²⁶– человек, у которого, в силу действия одного препарата, генный механизм старения работает таким образом, что я, если и старею, то не больше, чем на один год за столетие. Нам с тобой, Анна, нужно поговорить, поехали ко мне домой, это длинный разговор.

– Прости, Марк, не сегодня. Я не очень хорошо себя чувствую.

– Я напугал тебя?

– Нет, мне не страшно, просто слишком многое случилось за эту неполную неделю. Я думаю, что мне надо отдохнуть, поспать.

Хорошо, Энни, я отвезу тебя домой.

Глава 15. Принц-беглец

Стоя у ворот усадьбы Грейхолл Марк сказал:

– Я уверен, что ты и сама понимаешь всю опасность моего положения, но все же хочу попросить тебя, Энни, пожалуйста, не говори никому о том, что мне двести восемьдесят лет – звучит как-то по-дурацки, – добавил он, ухмыляясь.

– Мне несложно хранить тайны, я и не собиралась никому рассказывать об этом. Но объясни мне, в чем заключается опасность для тебя.

– Если говорить коротко, то есть огромный риск навсегда потерять свободу – сделаться объектом медицинских опытов и исследований. Если некоторые сильные и богатые люди узнают, что существует человек, живущий так долго и сохраняющий молодость, силу и здоровье, они захотят получить то же самое для себя, изучая мой феномен. Меня могут заключить в лаборатории без надежды выйти оттуда. Однажды со мной случилось нечто подобное, но в тот раз мне удалось выбраться. Я не хочу, чтобы это повторилось.

– Но у тебя есть права, мы ведь живем в цивилизованной стране!

– Какие у меня есть права? Никаких! Я не существую для государства. Человек, родившийся двести восемьдесят лет назад, давно должен быть мертв. Цивилизованная страна обращается со своими жителями в соответствии с законами. Но, как ты понимаешь, ни в одном законе не прописаны права двухсотвосьмидесятилетнего человека, меняющего свои документы каждые пятнадцать лет. Мои документы получены через третьи страны, сложным способом, за большие деньги. Они лишь частично легальны.

Нет закона, защищающего меня! Значит у нечистоплотных людей совершенно развязаны руки в отношении таких, как я.... Кстати, цивилизованность нашей страны тоже не стоит идеализировать. Предлагаю тебе, Энни, снять «розовые очки» и тогда ты поймешь, что и государство в лице чиновников способно лишить меня свободы и подвергнуть исследованиям. При этом они станут говорить красивые слова об общественной пользе и тому подобное.

– Я понимаю...

– Но я привык к опасности и умею себя защитить. Куда больше меня сейчас волнует твое отношение ко всему, что я рассказал о себе. Захочешь ли ты встречаться со мной после того, что узнала?, – спросил Марк.

Прежде чем ответить, я задумалась, глядя на моего собеседника, пытаясь разобраться в своих чувствах и спросила себя: «Хочу ли я, чтобы Марк ушел и больше не появлялся в моей жизни?», – и даже содрогнулась от такой перспективы!, – «Нет, мне не хочется терять его!».

Я, наверное, странная девушка, но Марк привлекал меня сейчас ничуть не меньше, чем до признания. Однако, я не успела сказать ему об этом – в динамике на воротах раздался шорох и мы услышали голос Ричарда:

– Я и Эми случайно услышали ваш разговор, Марк, думаю, тебе стоит войти в дом.

Несмотря на столь драматические события, Марк Веттингер не забыл взять из машины материалы мисс Тэтчер, мне оставалось лишь забрать из-под сидения рукописную книгу.

В холле нас встретили изумленные друзья, их лица ясно выражали надежду на то, что вот сейчас Марк скажет:

– Шутка!, – и все весело рассмеются.

Но мой парень – я упрямо продолжала называть его именно так – произнес совсем другие слова:

– Кто хочет жить вечно...

Это прозвучало без вопросительной интонации, хоть и таило в себе вопрос.

– Только тот, кто не испытал, что это означает на практике.

Марк Веттингер обвел глазами присутствующих:

– Тайна вырвалась наружу, как пробка из бутылки и назад ее уже не затолкать. Вы слышали, что я говорил Анне, но я не стану вас, как ее, просить о молчании, – он обращался к Эмили и Дику.

– Почему?, – спросил Дикки.

– Я поступлю по-другому. Мисс Грей («Как официально!» – подумала я) поручилась за вас, но мне неприятно снова и снова просить о сохранении моей тайны... В конце концов, вы ничего мне не должны и ничем мне не обязаны, поэтому вольны поступать, как пожелаете. Единственное, о чем я вас попрошу – это сообщить мне заранее, если вы намерены раскрыть кому-либо мой секрет и дать время и возможность мне и дяде покинуть эти места.

Эмили возмущенно подняла голову:

– За кого ты нас принимаешь, Марк? Мы никому и никогда ничего не скажем, в отношении себя самой я могу поклясться в этом! Ты можешь не сомневаться, я не скажу ни слова. И, кстати, просить меня об этом было бы даже излишне – я не дитя и сама понимаю, что о таких вещах нельзя говорить никому.

– Я тоже никому и никогда не скажу о том, что услышал сегодня, – спокойно пообещал Ричард, – все это странно звучит, но не важно, речь идет о том, что ни при каких обстоятельствах я не нарушу данного тебе, Марк, слова.

– Спасибо, – мой парень пожал руки Эмили и Дику.

– Сегодня я обрел настоящих друзей. Вы, наверняка, заинтригованы и хотите узнать подробности моей истории. Давайте сделаем так. Я поеду к себе домой прямо сейчас, успокою и подготовлю Альфреда. Он и сам предполагал, что тайна будет раскрыта, но события развиваются слишком быстро, к такой стремительности дядя не готов. А вы все приезжайте к нам в поместье через час.

– Ну ничего себе!, – потрясенно сказала Эмили, когда Марк ушел, – Анна, может быть все это розыгрыш?

– Не думаю, Эми, похоже, что Марк говорит то, во что верит сам.

Мой взгляд упал на пакеты с материалами мисс Тэтчер, стоящие на полу в холле, где их оставил Марк. Рукописная книга была у меня в руках. Я попросила друзей пройти со мной в библиотеку. Там, аккуратно положив фолиант на стол, я достала из него вложенный лист, развернула тонкую ткань и показала его Эми и Дику со словами:

– Марк поведал мне о своем возрасте после того, как увидел этот портрет в книге, которую я получила от Ребекки Джонсон.

Пролистнув случайно пару страниц, мы наткнулись на карандашный или чернильный рисунок, изображающий того же молодого человека, что и на портрете, но в профиль.  Видимо, художник делал эскизы. Эмили наклонилась над рисунком и удивленно пробормотала:

– Слушайте, но это же вылитый Марк!

– Сходство полное, – подтвердил Дикки, – но откуда мы знаем, что это старый портрет, а не современная подделка? Девушки, я не понимаю, вы что, всерьез восприняли слова Марка?! А мне видится в его «признании» всего две возможности: это либо обман, либо безумие, простите, но третьего не дано!, – возмущенно выкрикнул Ричард, а потом, спокойнее, добавил:

– Тем не менее, данное Марку обещание о сохранении «тайны» я сдержу.

Я пожала плечами, а Эмили предложила:

– Давайте займемся делами, а через час отправимся в Мейсен Мэнор и, возможно, узнаем что-то интересное.

***

Ворота поместья были закрыты и я, выйдя из машины, позвонила в звонок, укрепленный на кирпичной колонне. Секунд через двадцать ворота открылись и мы смогли въехать вовнутрь.

На этот раз нас встретил не Марк а мужчина средних лет в черных брюках и темно-синей рубашке. Он представился как Джек Слейтер, помощник профессора Мейсена и проводил нас в столовую, где уже был накрыт стол для чая. Возле окна стояли Марк и профессор Мейсен. Они повернулись в нашу сторону и профессор, сдержанно поздоровавшись, предложил всем сесть за стол.

– Как случилось, мистер Милфорд, что вы услышали разговор моего племянника с мисс Грей?, – спросил Альфред Мейсен, буравя ледяными глазами Дика.

– Случайно, сэр. Я тестировал работу камер наблюдения и проверял звук на полную громкость, когда мы услышали слова Марка о том, что ему двести восемьдесят лет.

– Сначала мы оторопели, – подхватила нить разговора Эмили, – но через пару секунд решили, что Марк шутит, однако он с полной серьезностью объяснял Энни в чем заключается опасность разоблачения.

Снова заговорил Дикки:

– Тогда я по громкой связи предупредил вашего племянника, сэр, что мы слышали разговор и предложил ему войти.

– Понятно, спасибо, – сухо сказал профессор и, обернувшись к Марку, с упреком заявил:

– Ты мог все обратить в шутку, но почему-то не воспользовался возможностью...

– Да, я подумал, что в сложившейся опасной ситуации друзья Энни должны знать правду, иначе, не понимая что происходит, они могли бы подвергнуться неоправданному риску.

– Ну да, ну да... подвергнуться риску... а так получилось гораздо лучше – мы всего лишь рискуем стать подопытными кроликами, но нам-то не привыкать, – издал язвительную реплику профессор.