Текст книги "Перстень Агируса"

Автор книги: Виктория Левченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

– Томас Эйкенсайд объявил в деревне о смерти Марка от руки убийцы и начал готовить похороны, а мы в поместье, тем временем, собирались в дальнюю дорогу. Было непонятно, что делать с пленником, но эта ситуация разрешилась сама собой. Утром следующего дня Людвиг принес Гансу завтрак. Отперев дверь ключом, он вошел и сразу подвергся нападению – Ганс со всей силы ударил парня крепким кулаком по голове. Оглушенный на мгновение Людвиг упал и Гансу хватило времени, чтобы покинуть подвал.

В этот момент утреннее солнце скрылось за тучей, подул прохладный ветерок, от которого я поежилась. По темной, вдруг ставшей черной, воде озера пробежала рябь. Второй лебедь тоже выбрался на плавучий помост и принялся чистить перья на своих белоснежных крыльях, причудливо изогнув грациозную шею. Профессор встал и, скрестив руки на груди, начал говорить быстрее:

– В холле Мейсенхауза на пути беглеца оказалась Ангелика. Она с криком бросилась наперерез преступнику, но тот сильным ударом оттолкнул ее и выскочил из дома. Начали сбегаться люди. Прибежал и я, мы стали окружать Ганса, отрезая ему путь к отступлению. Он бросился к озеру и вошел в воду.

Профессор ухмыльнулся и уточнил:

– Вы знаете, молодые люди, в те времена очень немногие умели плавать. Это сегодня плавают почти все, а тогда это было редким умением. Однако Ганс оказался хорошим пловцом. Он стал быстро пересекать озеро. Преследователи побежали вдоль берега, но этот водоем вытянут в ширину и беглец вполне мог ускользнуть, когда вдруг произошло невероятное событие...

Профессор пристально посмотрел на черные воды озера, будто вызывая в памяти видение.

– Это озеро очень глубокое. Мы с Марком измеряли его глубину и нашли места, где наш лот, длиной сто метров так и не достиг дна. В других же точках глубина его составляла восемьдесят метров и больше. Но максимальная глубина этого водоема нам неизвестна. На земле есть одно озеро глубиной более полутора километров ³², но оно очень большое, а наше-то, сами видите, маленькое.

Профессор состроил недоуменную гримасу и потом сообщил.

– Вон там, за домиком с лебедями, все это и случилось...

Альфред Мейсен, вытянув руку, указывал на место давнего происшествия.

– Удачный побег Ганса стал казаться неминуемым, когда вдруг он страшно закричал: «Помогите!», – и исчез под водой, через несколько секунд его голова снова показалась на поверхности, но лишь затем, чтобы спустя всего мгновение опять скрыться в глубине. Когда сомкнувшаяся вода успокоилась, мы с изумлением увидели, как быстро промелькнуло что-то большое, не выныривая из воды, а только подняв волну, и все стихло.

Мы с Эмили смотрели на черные воды с нескрываемым страхом.

– Что же там водится, сэр?, – дрожащим голосом спросила моя подруга, – а я хотела искупаться... Ни за что теперь не полезу в это озеро!, – решительно заявила она.

– Мы не знаем, что это было, но уже закуплено подводное оборудование и мы вскоре надеемся приступить к исследованию нашего водоема, – торжественно заявил Марк.

А я подумала, что буду всячески отговаривать моего парня от погружения в эти пугающие глубины, которые так обманчиво безобидно выглядят в обрамлении прекрасных водных лилий.

Черное озеро все еще занимало наши мысли, когда профессор будничным тоном произнес:

– Осталось рассказать совсем немного. Состоялись фальшивые похороны Марка, гроб, естественно, был пустым. Но зато на местном кладбище появилось надгробие, на нем выбито имя, под которым в те времена здесь жил Марк – барон Маркус Альберт Джозеф Сас...

Вот я и узнала тайну юноши семнадцатого века! История старинной плиты на деревенском кладбище, о которой я хотела расспросить мисс Тэтчер, была рассказана не ею, а профессором Мейсеном. И надо же, именно у этой пустой, как выяснилось, могилы я познакомилась с Марком. Чуть позже он, смеясь, заметил, что мой интерес к данному надгробию можно было бы посчитать знаком. Теперь мне стало понятно, что он имел в виду!

– В заключение позвольте мне сказать еще несколько слов, – церемонно обратился к слушателям профессор, – двое сбежавших бандитов вернулись в саксонский замок и доложили Грете об убийстве Марка. А Марк и я тайно уехали в Америку, туда, где можно было не опасаться за жизнь моего племянника после тяжелого ранения.

Повисла тишина, мы осмысливали услышанное. Спустя добрых три минуты, Эмили задала вопрос, ответ на который мы все еще не получили:

– Но как же вышло, сэр, что вы до сих пор живы?... Простите за прямоту... – сказала она, смутившись, и добавила:

– В общем, понятно, что так действует средство викария, однако, не могли бы вы, сэр, подробнее объяснить как это происходит? И в какой момент вы и Марк поняли, что стали бессмертными?

– Нет, мисс Стоуэрс, слово «бессмертный» нельзя применять в нашем случае, – профессор протестующе замахал руками, – мы долгоживущие и называем себя «агирусы». Но вы правы, мне следует объяснить этот аспект подробнее.

Профессор Мейсен устало опустился на скамью и потер лоб рукой. Он думал, что закончил рассказ, а выходило, что надо снова что-то объяснять. Собравшись с мыслями, ученый проговорил:

– Мы довольно быстро узнали о таком «побочном эффекте» средства викария, как продление жизни. Случилось это так. В историческом для нас 1755 году в моей лаборатории жила старая белая крыса. По крысиным меркам этот четырехлетний самец по имени Бин был долгожителем. В среднем же крысы живут около двух-трех лет. Сразу после эпидемии потной болезни, когда были выявлены чудесные свойства средства викария, я ввел Бину в кровь этот состав. Также средство получили группа мышей, кот и попугай.

Профессор обвел нас взглядом и проговорил, понизив голос чуть ли не до шепота:

– Когда Бин оставался в живых через год, после нашего переезда в Америку, у нас появились подозрения. По истечении трех лет подозрения превратились в догадку. Когда же минуло пять лет со дня, когда мы покинули Англию, а старая девятилетняя крыса Бин оставался живым, здоровым и полным сил, как и все остальные животные, получившие чудесный препарат, мы с Марком поняли, что состав со средством викария продлевает жизнь и назвали его «Элонгавита».

– Что же стало с вашими животными, сэр, сколько всего лет они прожили?, – спросил Дикки.

– Крыса Бин прожил сто двадцать лет. Он был очень умным и ласковым созданием. Мыши прожили, примерно, сто лет. Кот жив и сейчас, вы его видели – это наш веселый Пиркс. Ему двести шестьдесят лет отроду! Попугай живет в зимнем саду жилого дома, вы можете познакомиться с ним, когда пожелаете.

Меня вдруг поразила догадка:

– Ангелика – это Рэйчел Слейтер, Иоганн – это Джек, а Людвиг, их сын – это Джереми, я права?

Марк молча кивнул.

Дик возбужденно вскочил с места и заметался по беседке.

– Это же открывает поразительные возможности для человечества, профессор! Вы можете подарить людям способность жить долго и быть сильными и крепкими. Простите, сэр, но почему вы держите все это в тайне, только для себя?

– Не заставляйте меня жалеть о моей откровенности, юноша, – строго произнес профессор и добавил:

– Мы не держим средство для себя! Ведь для личных целей этот препарат был использован нами лишь однажды. А все остальное время мы просто изучали его и добились некоторых успехов. К тому же количество средства, подаренного викарием, мало. Пока еще мы не можем осчастливить человечество, но эксперименты в нашей лаборатории ведут именно к этой цели.

Глава 19. Волшебный ларец Пандоры ³³

– Закрой глаза и не вздумай подсматривать!, – приказал Марк шутливо-строгим голосом.

Я подчинилась – мне очень хотелось увидеть «тайное место», к которому вел меня парень. Он мягко увлекал вперед, поддерживая меня за талию и не давая оступиться. Сначала под ногами пружинила трава, но затем мы стали подниматься вверх и трава сменилась чем-то твердым и гулким.

– Можешь открыть глаза, – весело сказал Марк.

Я огляделась. Мы стояли на меленьком, ажурном мостике, который дугой перекинулся через прозрачный ручей, быстро текущий по камням. На берегах его густо росли высокие папоротники, чуть ли не с меня ростом! Вдалеке ручей впадал в озеро, то самое, с беседкой на берегу. Высокие деревья устремлялись в небо, чтобы обхватить их толстые стволы понадобилось бы три человека. По другую сторону мостика виднелась дорожка, петляющая между деревьями и ведущая к какому-то каменному сооружению. Туда мы и направились.

– Это природный грот, но, как видишь, здесь поработал и скульптор, – сказал Марк, когда мы приблизились.

Грот представлял собой три массивные каменные колонны, расположенные в углах правильного треугольника, на которые опирался каменный свод. Все сооружение было грубо вытесано из одной небольшой скалы. Оно выглядело вполне естественным, на его рукотворность указывало лишь абсолютно правильное расположение колонн, равноудаленных друг от друга, что редко встречается в природе.

– Это и есть мое тайное место, – с улыбкой проговорил Марк.

А я продолжала рассматривать чудесный грот, потеряв дар речи от восхищения. В центре, между колоннами, располагался маленький круглый бассейн. Он был диаметром футов пять, вода в нем отличалась прозрачностью и голубым цветом. Посредине бассейна стояла скульптура, вытесанная из того же камня, что и грот и изображавшая обнаженную женщину, прижимающую к себе кувшин. Из каменного кувшина струей вытекала вода и устремлялась в бассейн. Поза женщины была спокойной и грациозной, как у скульптур античных мастеров. Между колоннами стояли три каменные скамьи. На одну из них мы сели, вблизи наших ног плескалась вода, потревоженная струей из кувшина.

– Это настоящий родник, – пояснил Марк, – он бил из большого камня. Скульптор удалил все лишнее и вытесал эту женщину. Я часто прихожу сюда подумать. Когда меня одолевают проблемы и надо принять решение, я сажусь на эту скамью и смотрю на текущую воду.

– Как здесь красиво!, – сказала я.

Марк встал и протянул мне руку, я подала ему ладонь и он привлек меня к себе. В тот же миг я оказалась в объятиях парня, его руки крепко обвили мою талию. Не успела я опомниться, как поняла, что целуюсь с Марком, распаляясь все больше и больше! В животе возникла невесомость, в голове тоже, а горячие толчки указывали на то, что сердце мое билось с сумасшедшей силой. Я почувствовала его ладонь на своей груди и услышала странный звук, не поняв сразу, что у меня вырвался короткий, тихий стон!

– «Я все-таки очень несдержана...», – мелькнула мысль в глубине сознания и тут же исчезла, мое тело тянулось к Марку и он, не в силах сдерживаться, повлек меня на траву возле грота. Теперь мы целовались лежа. Марк, потеряв голову, начал расстегивать мою блузку...

В этот момент послышался голос Рэйчел Слейтер. Я не расслышала, что именно она прокричала, но Марк поднялся, подхватил меня, как пушинку, и поставил на ноги.

– Рэйчел зовет всех на ланч, – сказал он, немного задыхаясь, пойдем, любимая.

Я была в недоумении. Марк будто обрадовался тому, что нам помешали. И хоть я не планировала позволить парню дойти до конца в его ласках (надеюсь, что мне бы это удалось...), было обидно, что это не я, а он всякий раз прерывает наши объятия. Иногда Марк использует для этого предлог, как сейчас, а иногда просто уходит без всякой видимой причины...

***

Домой мы с друзьями вернулись уже под вечер. На пороге дома нас встретила Персона. Огромная собака вертелась вокруг Эмили, Дика и меня, я внимательно наблюдала за ней, но она вела себя так же, как всегда при встрече. Дик спросил:

– Энни, а сколько же лет теперь сможет прожить Персона? Профессор оживил ее, когда она уже полчаса была мертва. Надо бы спросить мистера Мейсена, что именно он ввел собаке – средство викария или что-то другое?

– Да, это стоит узнать, – согласились я, взяла телефон, вышла в холл и набрала номер Марка. Мне ответил знакомый красивый голос и я сразу же перешла к делу:

– Привет, Марк, скажи пожалуйста, какое вещество твой дядя ввел Персоне, когда оживил ее?

– Этот состав мы называем «Спиритус». Он представляет собой продукт долгих экспериментов и включает средство викария. Мы применяем его для оживления недавно умерших. В этом состоит его отличие от средства «Элонгавита», которое исцеляет живых. И «Спиритус», и «Элонгавита» многократно продлевают жизнь.

– И сколько же лет теперь сможет прожить Персона?

– Я не могу сказать точно, но очень долго, не одну сотню лет.

– Вот это да!, – только и могла сказать я в ответ.

– Когда мы увидимся?, – спросил Марк.

– Когда хочешь, – ответила я.

– Я хочу прямо сейчас, уже успел соскучиться, – засмеялся парень.

– Отлично, мы как раз хотим разобрать бумаги мисс Тэтчер, ты можешь присоединиться.

– Окей, через двадцать минут я буду в Грейхолле.

Голос Марка все еще звучал в моем сознании, хотя разговор был закончен. Я стояла в холле и думала о чувствах, которые я испытываю к своему двухсотвосьмидесятилетнему молодому человеку.

– «Я влюблена», – констатировала я почему-то вслух и тут же с опаской огляделась, к счастью, никто не слышал мое признание.

Дело совсем не в красоте Марка. Что же есть в нем? Весь его гордый облик и движения тела полны гармонии. Суровое спокойствие Марка опирается на разум, силу и мужество. Магнетизм его строгого взгляда лишает меня контроля над собой. Всего этого и без красоты было бы достаточно, чтобы девушки влюблялись в Марка без памяти. Но вдобавок он еще и красив, и благороден, и аристократичен, и добр....

Я уверена, что нравлюсь ему, тем не менее, существует барьер, который Марк водрузил между нами. Когда его чувства ко мне прорываются сквозь этот барьер, парень прилагает усилия к тому, чтобы мы не сближались и восстанавливает преграду, отделяющую нас друг от друга.

Появление Эмили прервало мои размышления.

– Я пойду готовить ужин, чего бы тебе хотелось?, – спросила меня подруга.

– Мне все равно, Эми, давай я помогу тебе. У меня есть двадцать минут до приезда Марка.

– Он приедет?!, – девушка удивленно округлила глаза, – вы же всего час назад расстались.

– Марк поможет разобраться с бумагами мисс Тэтчер, кроме того, он заявил, что уже соскучился, – улыбнулась я.

– А ты сама, Энни, хочешь видеть его? Что ты вообще думаешь обо всем, что узнала за последние дни?, – спросила Эми и добавила:

– У меня просто голова кругом идет от этих новостей!

– У меня тоже, но, знаешь, я потихоньку привыкаю к мысли о том, что Марк живет очень давно.

– Значит ты все-таки веришь тому, что мы услышали?

– Начинаю верить. Видишь ли, Эми, все это похоже на правду. Я не сильна в генетике, но понимаю, что при определенных условиях люди и животные могут жить долго, очень долго. Если говорить сильно упрощенно, примитивно, то большинство клеток живых организмов постоянно обновляются – прежние отмирают, а на их месте появляются почти такие же, но чуть-чуть измененные, слегка постаревшие, деградировавшие. Это запрограммировано в ДНК – я говорю о механизме старения. Представь, что ДНК изменилась и отныне больше не «приказывает» клеткам обновляться с небольшим старением, а четко воспроизводит их неизменными. Тогда и весь организм не будет стареть. К тому же, вероятно, этот вирус защищает ДНК от случайных повреждений, то есть закрепляет ее в постоянном виде, а может быть ремонтирует. Кстати, с клетками мозга все происходит как-то по-другому, но я не хочу вдаваться в подробности, так как не имею достаточных знаний для этого.

***

Мы вчетвером расположились в библиотеке на полу и разбирались с бумагами мисс Тэтчер. Эми раскрыла одну из пухлых папок – там оказались копии листов пропавшей рукописной книги. Марка охватил восторг, он принялся читать тексты, написанные устаревшим языком. Спустя полчаса он поднял голову и объявил:

– Тут написано, что шкатулка со средством, часть из которого подарил нам с дядей викарий Томас Эйкенсайд, спрятана в секретной подземной комнате, но автору неизвестно, где именно она находится.

– Скажи, Марк, а кто и когда спрятал шкатулку?, – спросил Дик.

– Это сделал один из предшественников Томаса Эйкенсайда, я не знаю когда это было, но ясно, что задолго до 1755 года.

– Может быть шкатулка спрятана в подвале церкви либо та подземная комната, о которой ты сейчас прочитал, находится на прилегающей территории. Да, но там расположено старое деревенское кладбище. Не в одной ли из могил надо искать ход, ведущий к секретной комнате?

– Да, это возможно. В таком случае выбор могил, где мы можем проводить поиски, ограничен теми, возраст которых составляет не менее двухсот шестидесяти лет. Надо поговорить с викарием, он может дать нам информацию о старых могилах.

Тут Марк замолчал и, встревоженно посмотрев на меня, произнес:

– Когда я следил за Бакли, то видел, как тот однажды выспрашивал что-то у Джозефа Эриксона, нашего викария. Интересно, что ему было нужно?

Я предложила:

– Давай завтра же после службы поговорим с викарием.

*** Воскресенье 21 июля

Ни дня без кошмара! Ночь на воскресенье не явилась исключением. Мне снилось будто я стою на деревенском кладбище. Время ночное, светит полная луна, поэтому довольно светло и все хорошо видно. Справа от меня, вблизи ограды, я вижу склеп. Стрельчатая дверь, ведущая в него, распахнута и от порывов ветерка противно и жутко поскрипывает. Замирая от страха, я все же приближаюсь ко входу в склеп. В метре от порога на меня пахнуло застарелой сыростью, к которой примешался отвратительный, тяжелый и сладковатый запах недавно начавшегося разложения.

– «Чей же это склеп?», – подумала я, – «такого склепа на кладбище нашей деревни нет».

Сделав еще шаг, я оказалась прямо у входа в печальное строение. В дверной проем было видно внутреннее пространство склепа, представляющее собой пыльное серое помещение без окон, с каменным полом и с углами, затянутыми паутиной. Лунный свет, проникающий в склеп через открытую дверь, осветил четыре каменных гроба. Плита, накрывающая один из них – ближний слева – была слегка сдвинута и продолжала двигаться с пронзительным звуком камня, трущегося о камень.

– «Кто двигает плиту?», – удивилась я, ведь склеп выглядел пустым.

Присмотревшись, я с ужасом увидела, что плиту отодвигает рука, высунувшаяся из каменного гроба! Это означало, что покойник, лежащий там, решил выйти наружу. Плита продолжала ползти со скрежетом и уже сдвинулась почти на треть, когда из зияющего черного проема показалась голова трупа. Я успела заметить длинные рыжие волосы – это была женщина. Лицо ее невозможно было рассмотреть – я видела лишь затылок. Труп приложил удвоенное усилие к плите, накрывавшей гроб, взявшись за нее уже двумя руками. Через пару секунд тяжелая каменная крышка покачнулась и с глухим стуком свалилась на пол. Труп уселся в гробу и стал поворачивать голову в мою сторону. Сердце у меня в груди заколотилось от страха. Я всегда думала, что в страшные моменты людям свойственно кричать и убегать, но вместо этого, я окаменела, ноги стали тяжелыми и я не могла сдвинуться с места.

– «Надо бежать отсюда!», – думала я, но, тем не менее, стояла, боясь пошевелиться.

Время будто затормозило свой ход и я наблюдала, как миллиметр за миллиметром поворачивается в мою сторону голова трупа, словно в замедленной съемке...

Вдруг сзади послышались шаркающие шаги. Этот звук выдернул меня из оцепенения и я обернулась. Ко мне, раскачиваясь и расставив в стороны руки, приближалась мертвая мисс Тэтчер. Можно бы уже и привыкнуть...

– Ну что?, – насмешливо обратилась ко мне Мэри Тэтчер, вид которой пугал не меньше, чем происходящее внутри склепа пробуждение мертвеца, – насколько мне известно ты и твои друзья не слишком далеко продвинулись в расследовании моего убийства!

Несмотря на испытываемый страх, меня начало охватывать раздражение:

– «Почему она навязывает мне это расследование? Я не имею никакого отношения к убийствам в деревне, а мертвая библиотекарша все приходит и приходит в мои сны, пугает меня до полусмерти! В конце концов – это дело полиции!», – думала я.

И, неожиданно для себя, впервые с тех пор, как начались мои кошмары, я вступила в диалог с призрачным мертвецом. Прежде мне приходилось лишь слушать, замирая от ужаса, но теперь я отважилась задать вопрос:

– Почему вы приходите с этой просьбой именно ко мне,... ммм... мисс Тэтчер?

Труп захихикал:

– О нет! Это не просьба, а приказ, у тебя просто нет выбора. Оглянись!, – вскричала мертвая мисс Тэтчер и указала почерневшей раздутой рукой на что-то в склепе позади меня.

Мне уж и без того было страшно. Физически это ощущалось так, будто что-то холодное надавило мне на грудь и было тяжело дышать, но увидев, что происходит внутри склепа, я испугалась еще сильнее, если это только возможно.

Рыжеволосая женщина выбралась из каменного гроба и шла прямо на меня. Не было никаких сомнений в том, что она мертва. Внешние признаки разложения еще не успели сильно исказить ее облик, однако глаза женщины выглядели остекленевшими и неживыми, движения были скованными, по лицу расползлись несколько неестественных синяков. А пышные волосы слежались и торчали в стороны сплющенной сзади копной. Мой живот скрутили спазмы тошноты, которые вызвал запах, исходящий от покойницы, именно этот удушающий признак тления я почувствовала, подходя к склепу. А самым ужасным было то, что в мертвой женщине я узнала... Еву Фостер – вдову убитого фермера и мать моей подруги Сони Складовски!

Я попятилась и наткнулась на мисс Тэтчер.

– Ты куда?, – зашипела она на меня, – посмотри хорошенько на труп! Если ты, Анна Грей, не сумеешь расследовать все обстоятельства моего убийства, то не только эта мертвая женщина, но и много других мертвецов встанут из могил. Страшно даже представить что будет после этого.

Привычный насмешливо-ехидный тон Мэри Тэтчер изменился, она заговорила серьезно и печально:

– Тебе ничего другого не остается, как докопаться до всех причин, которые привели к убийствам в нашей деревне. Когда ты выяснишь это, тебе станет понятно что делать дальше...

Мисс Тэтчер продолжала что-то говорить, удерживая меня двумя руками и повернув лицом к склепу, но я уже не слушала ее, потому что труп из каменного гроба подошел ко мне, глядя на меня стеклянными глазами, открыл рот и, обдав зловонием, издал низкий гортанный звук – нечто среднее между «э-э-э» и «у-у-у». Рука женщины из склепа протянулась, чтобы схватить меня – от страха я во сне потеряла сознание и упала. Но в реальности я проснулась.

***

– Твои сны, Энни, удивительным образом сопряжены с действительностью, – сделал вывод Марк, когда мы встретились поздним утром в воскресенье, и я, все еще находясь под впечатлением от кошмара, эмоционально поведала ему о том, что чуть не умерла от страха и даже потеряла сознание во сне, хотя раньше не думала, что такое возможно!

А Марк продолжал:

– Однажды Альфред упомянул об огромной опасности использования средств на основе нашего старого рецепта, помнишь?

– Да, он сказал тогда, что это средство можно применять для недавно умерших и заметил, что в этом кроется опасность. Можешь ли ты, Марк, объяснить мне, в чем именно состоит угроза?

Мы беседовали, идя от моего дома к воротам по липовой аллее. Нам предстояло отправиться в деревню, чтобы поговорить с викарием Джозефом Эриксоном. Я предложила Марку оставить его машину в Грейхолле, а в деревню сходить пешком, он с радостью согласился и принялся отвечать на мой вопрос:

– Ты помнишь, Энни, что Альфред перед оживлением Персоны уточнил время, в течение которого собака была мертва. Было важно, чтобы оно не превышало пятидесяти минут – максимального времени, когда можно начинать процесс оживления с помощью нашего средства «Спиритус». После истечения пятидесяти минут этого делать уже нельзя, из-за повреждений в мозге умершего.

– А вам с дядей приходилось оживлять кого-то, кто был мертв более, чем пятьдесят минут?, – поинтересовалась я.

– Да, приходилось... Время – пятьдесят минут – мы узнали опытным путем, оживляя животных, в основном крыс. Но однажды нам пришлось оживить человека, умершего за два часа до того, как мы ввели ему препарат «Спиритус». Когда-нибудь я расскажу тебе эту историю, а сейчас уточню лишь, что это случилось по ошибке и привело к большим неприятностям, мягко говоря, – печально усмехнулся Марк.

– Но в чем же именно состоит опасность в случае такого позднего оживления?, – не смогла я сдержать любопытства.

– Понимаешь, Энни, оживает не человек, а то, что можно назвать словом «зомби», хоть, строго говоря, настоящие зомби – это нечто другое. Когда тот человек, назовем его Зэт, пришел в себя, то стало понятно – он лишен личности, казалось, будто у него нет души. Зэт стал глуп, жесток и агрессивен. Говорить не мог, лишь мычал. Выглядел он, как мертвец и запах от него исходил соответствующий. Но Зэт был не заразен – просто «зомби» сам по себе.

Марк тяжело вздохнул и посмотрел виновато:

– Мы тогда жили в Южной Африке, где в феврале 1900 года и произошел тот случай с Зэт, который при жизни был солдатом королевской армии. Он погиб в бою, а мы оживили его, неправильно определив время смерти. В результате этого Зэт, по сути, оказался в положении, еще худшем, чем смерть. Он успел убить двоих человек, а потом чуть не убил меня. В конце концов Зэт был растерзан львом с коричневой отметиной, правда, потом пришлось спасать искусанного льва. Портрет этого животного ты могла видеть в моем кабинете.

Я кивнула, вспомнив старую фотографию крупного льва на стене. А Марк задумчиво глядя вдоль дороги, по которой мы шли, произнес:

– Проект, который задумал Бакли – очень опасен. Вначале он собирается приготовить средство по нашему рецепту, чтобы самому стать агирусом, а затем будет экспериментировать, соединяя вирус из средства викария с другими вирусами, например, гриппа (он надеется на некий обезьяний грипп) и вирусами, передающимися через кровь. Дастин Бакли – тоже ученый, но без намека на моральные принципы. На сегодняшний день у него есть все ингредиенты, кроме самого главного – порошка-средства викария.

– Так значит средство викария содержит вирус?, – взволнованно спросила я, впервые проведя некую параллель между средством викария и нашими секретными добавками.

– Ну да, конечно, что же еще может так действовать на гены внутри клеток?! Несомненно, что главная «рабочая» составляющая средства викария – это вирус! Все остальные ингредиенты нашего рецепта всего лишь пробуждают, изменяют вирус и направляют его действие.

Я задумалась о наших секретных добавках, тех, что перешли моей семье от предка Дэвида де Вольфа, и которые тоже содержали необыкновенный вирус. Но наши составы действовали просто как исцеляющие, тогда как препараты на основе средства викария давали долголетие, почти бессмертие, и даже были способны оживлять умерших!

– И что же получится, если соединить вирус гриппа, например, и вирус из средства викария?, – спросила я.

– Цель Бакли – сделать вирус очень заразным и способным превращать людей в зомби. То есть человек, заразившись таким комбинированным вирусом, быстро умирает, но вскоре после этого оживает, становясь зомби.

– Какой ужас! Но зачем это нужно Бакли?

– Могу лишь предположить, что он делает это из-за стремления к власти, а также из-за денег, хоть он и сейчас богат. Всегда можно найти покупателя для особо опасного вируса, который стоит чрезвычайно дорого. Это так же прибыльно, как торговля оружием и даже больше! К тому же Бакли может иметь какие-то другие планы по использованию вируса.

– Марк, дорогой, но кому нужен такой опасный вирус?

– Вирус – это биологическое оружие, а также – сильнейшее средство шантажа, причем шантажировать можно целые государства, имея в руках оружие, более опасное, чем ядерное.

– Но это же страшно..., – сказала я и добавила:

– Скажи, Марк, а эти люди, уже зараженные и ставшие зомби, смогут заразить зомбовирусом других людей?

– Зомбовирус..., – ты придумала удачное название, Энни..., – быстрый взгляд прекрасных глаз и Марк продолжил:

– Ты сама догадалась о главной опасности. Вирус, который хочет создать Бакли, сможет передаваться от человека к человеку и вызвать эпидемию и даже пандемию зомбовируса... Таким образом, будет открыт ларец Пандоры и человечеству может прийти конец.

Я была потрясена до глубины души и пробормотала:

– Когда мне доводилось смотреть ужастики о зомби, я и мысли не могла допустить, что такое возможно в реальной жизни!

В моей голове вихрем проносились мысли, но все их заслонял огромный, высотой до неба вопрос: «Что делать?!».

Марк добавил:

– Именно этого опасаемся мы с Альфредом. Похоже, что про такую угрозу говорила тебе во сне мертвая мисс Тэтчер. И не спрашивай, как это возможно без мистики – у меня нет ответа.

Слова Марка заставили меня снова вспомнить мой сон и я произнесла:

– Мы упустили одну важную деталь. Если относиться серьезно к моим сновидениям, то Ева Фостер в опасности. С одной стороны, я не верю ни в какую мистику, а с другой стороны..., – я замолчала, подбирая слова, – ...можно перечислить события, предсказанные в моих снах, которые потом сбылись.

И я принялась считать, отгибая пальцы:

– Сначала мертвая мисс Тэтчер хлопнула рукой по старинной книге, а мы потом получили точно такую же от ее сестры Ребекки Джонсон. Затем, – я отогнула второй палец, – библиотекарша предсказала последующие убийства – и в тот же день погиб Джеймс Фостер. Третьим попаданием «в десятку» было появление Персоны в компании умерших людей. Той же ночью моя собака и вправду была убита, но потом, к счастью, оживлена профессором. Вот, пожалуй, и все. Не так уж и много, и все это можно объяснить естественными причинами... Но все же я волнуюсь за Сонину маму.

Марк остановился и с тревогой взглянул на меня:

– Надо рассказать Альфреду обо всех твоих снах. И особенно о последнем, где Ева Фостер привиделась мертвой. Ты, Энни, заметила, конечно, какое впечатление на моего дядю произвела вдова фермера?

Я усмехнулась:

– Трудно было не заметить.

– Уже лет сто пятьдесят с ним не было ничего подобного.

– Знаешь, Марк, когда я впервые была в Мейсен Мэноре, то случайно слышала обрывки твоего разговора с профессором. Ты говорил, что виноват в его несчастье и что из-за тебя он не может любить и быть счастливым. Мне не дают покоя те слова, а сейчас ты сообщил, что уже сто пятьдесят лет твой дядя никого не любил. Расскажи мне, пожалуйста, что случилось с профессором Мейсеном. В чем твоя вина?

Марк остановился, удрученно потер лоб и посмотрел на меня, в его взгляде появились усталость и обреченность. Сердце мое сочувственно сжалось, от любознательности не осталось и следа:

– Если эта тема неприятна, то не нужно ничего рассказывать...