Текст книги "Возрождение (ЛП)"

Автор книги: Уильям Дюрант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 73 страниц)

КНИГА II. ФЛОРЕНТИЙСКИЙ РЕНЕССАНС 1378–1534

ГЛАВА III. Возвышение Медичи 1378–1464 гг.

I. МЕСТО

Итальянцы называли это наступление эпохи la Rinascita, то есть «Возрождение», потому что для них оно представлялось триумфальным воскрешением классического духа после тысячелетнего варварского перерыва.* Классический мир, считали итальянцы, погиб во время нашествий германцев и гуннов в третьем, четвертом и пятом веках; тяжелая рука готов раздавила увядающий, но все еще прекрасный цветок римского искусства и жизни; «готическое» искусство повторило нашествие, создав неустойчивую и декоративно причудливую архитектуру и грубую, грубую и мрачную скульптуру с унылыми пророками и истощенными святыми. Теперь, по милости времени, эти бородатые готы и эти «длиннобородые» лангобарды влились в доминирующую итальянскую кровь; по милости Витрувия и поучительных руин Римского форума классические колонны и архитравы снова возводили святыни и дворцы с трезвым достоинством; По милости Петрарки и сотни итальянских ученых заново открытые классики вернут литературе Италии чистоту и точность прозы Цицерона и плавную музыку стиха Вергилия. Солнечный свет итальянского духа прорвется сквозь северные туманы; мужчины и женщины вырвутся из тюрьмы средневекового страха; они будут поклоняться красоте во всех ее проявлениях и наполнят воздух радостью воскрешения. Италия снова станет молодой.

Люди, которые так говорили, были слишком близки к этому событию, чтобы увидеть «Возрождение» в исторической перспективе или в запутанном многообразии его составляющих. Но для того чтобы наступило Возрождение, потребовалось нечто большее, чем возрождение античности. Прежде всего, потребовались деньги – вонючие буржуазные деньги: прибыль умелых менеджеров и недоплаченный труд; опасные путешествия на Восток и трудоемкие переходы через Альпы, чтобы покупать товары дешево и продавать их дорого; тщательные расчеты, инвестиции и займы; проценты и дивиденды, накопленные, пока не появились излишки, которые можно было отвлечь от удовольствий плоти, от покупки сенатов, синьоров и любовниц, чтобы заплатить Микеланджело или Тициану, чтобы превратить богатство в красоту и одухотворить состояние дыханием искусства. Деньги – корень всей цивилизации. Средства купцов, банкиров и церкви оплачивали манускрипты, которые возродили античность. Не эти манускрипты освободили ум и чувства Ренессанса; это был секуляризм, возникший благодаря росту среднего класса; это был рост университетов, знаний и философии, реалистическое оттачивание ума изучением права, расширение кругозора за счет более широкого знакомства с миром. Сомневаясь в догмах церкви, не страшась больше ада и видя, что духовенство так же эпикурействует, как и миряне, образованный итальянец освободился от интеллектуальных и этических ограничений; его раскрепощенные чувства пришли в неописуемый восторг от всех воплощений красоты в женщине, мужчине и искусстве; новая свобода сделала его творческим на протяжении удивительного века (1434–1534), прежде чем уничтожить его моральным хаосом, дезинтегрирующим индивидуализмом и национальным рабством. Перерыв между двумя дисциплинами стал эпохой Возрождения.

Почему северная Италия первой ощутила это весеннее пробуждение? Там старый римский мир никогда не был полностью разрушен; города сохранили свою древнюю структуру и память, а теперь возобновили свои римские законы. Классическое искусство сохранилось в Риме, Вероне, Мантуе, Падуе; Пантеон Агриппы все еще функционировал как место поклонения, хотя ему было уже четырнадцать сотен лет; на Форуме можно было почти услышать, как Цицерон и Цезарь обсуждают судьбу Катилины. Латинский язык все еще был живым языком, а итальянский – лишь мелодичным вариантом. Языческие божества, мифы и обряды сохранялись в народной памяти или в христианских формах. Италия стояла на берегу Средиземного моря, являясь центром классической цивилизации и торговли. Северная Италия была более урбанизированной и промышленной, чем любой другой регион Европы, за исключением Фландрии. Здесь никогда не было полного феодализма, но дворяне подчинили себе города и купеческий класс. Через нее проходили торговые пути между остальной Италией и Трансальпийской Европой, а также между Западной Европой и Левантом; ее торговля и промышленность сделали ее самым богатым регионом христианства. Авантюрные торговцы были повсюду, от ярмарок Франции до самых дальних портов Черного моря. Привыкшие иметь дело с греками, арабами, евреями, египтянами, персами, индусами и китайцами, они утратили остроту своих догм и привнесли в грамотные слои Италии то самое безразличие к вероисповеданиям, которое в Европе XIX века возникло в результате расширения контактов с чуждыми конфессиями. Меркантильная мудрость, однако, вступила в сговор с национальными традициями, темпераментом и гордостью, чтобы сохранить Италию католической, даже когда она стала языческой. Папские сборы стекались в Рим по тысяче речушек из десятков христианских земель, а богатства курии переполняли всю Италию. Церковь вознаграждала итальянскую лояльность щедрым снисхождением к грехам плоти и благосклонной терпимостью (до Тридентского собора 1545 года) к еретикам-философам, которые воздерживались от подрыва благочестия народа. Так Италия продвинулась в богатстве, искусстве и мысли на столетие вперед по сравнению с остальной Европой; и только в XVI веке, когда Ренессанс угас в Италии, он расцвел во Франции, Германии, Голландии, Англии и Испании. Ренессанс был не периодом времени, а образом жизни и мышления, распространившимся из Италии по Европе вместе с ходом торговли, войн и идей.

Он стал первым домом во Флоренции по тем же причинам, что и в Северной Италии. Благодаря организации промышленности, расширению торговли и деятельности финансистов Фьоренца – Город цветов – в XIV веке стала самым богатым городом на полуострове, за исключением Венеции. Но если венецианцы в ту эпоху почти полностью отдавали свои силы погоне за удовольствиями и богатством, то флорентийцы, возможно, под влиянием бурной полудемократии, развили остроту ума и остроумие, а также мастерство во всех искусствах, что сделало их город, по общему мнению, культурной столицей Италии. Ссоры группировок повышали градус жизни и мысли, а соперничающие семьи боролись как за власть, так и за покровительство искусству. Последний, но не первый стимул был дан, когда Козимо Медичи предложил ресурсы своего и других состояний и дворцов для размещения и развлечения делегатов Флорентийского совета (1439). Греческие прелаты и ученые, прибывшие на это собрание для обсуждения вопроса о воссоединении восточного и западного христианства, знали греческую литературу гораздо лучше, чем любой флорентиец; некоторые из них читали лекции во Флоренции, и элита города собиралась, чтобы послушать их. Когда Константинополь пал под ударами турок, многие греки покинули его, чтобы поселиться в городе, где они нашли такое гостеприимство четырнадцать лет назад. Некоторые из них привезли с собой рукописи древних текстов; некоторые читали лекции по греческому языку или греческой поэзии и философии. Так, под влиянием многих потоков, во Флоренции сформировался Ренессанс, превративший ее в Афины Италии.

II. МАТЕРИАЛЬНАЯ ОСНОВА

В XV веке Флоренция была городом-государством, управлявшим не только Флоренцией, но и (с перерывами) Прато, Пистойей, Пизой, Вольтеррой, Кортоной, Ареццо и их сельскохозяйственной глубинкой. Крестьяне были не крепостными, а отчасти мелкими собственниками, в основном фермерами-арендаторами, которые жили в домах из грубого цементного камня, как и сегодня, и выбирали себе сельских чиновников, чтобы те управляли ими в местных делах. Макиавелли не гнушался беседовать и играть с этими выносливыми рыцарями поля, сада или виноградной лозы. Но городские магистраты регулировали продажи и, чтобы утихомирить беспокойный пролетариат, поддерживали слишком низкие цены на продукты для крестьянского счастья; поэтому древняя вражда деревни и города добавляла свое мрачное гоблигато к песням ненависти, которые поднимались из ссорящихся классов в городских стенах.

По данным Виллани, в 1343 году население Флоренции составляло около 91 500 человек; у нас нет столь же надежной оценки для более поздних лет эпохи Возрождения, но можно предположить, что население росло по мере расширения торговли и процветания промышленности. Около четверти горожан были промышленными рабочими; только на текстильных линиях в XIII веке было занято 30 000 мужчин и женщин на двухстах фабриках.1 В 1300 году Федериго Оричеллари получил свою фамилию, привезя с Востока секрет извлечения из лишайников фиолетового пигмента (orchella, archil). Эта техника произвела революцию в красильном деле и сделала некоторых производителей шерсти миллионерами. В текстильной промышленности Флоренция уже к 1300 году достигла капиталистической стадии: крупные инвестиции, централизованное снабжение материалами и машинами, систематическое разделение труда и контроль над производством со стороны поставщиков капитала. В 1407 году шерстяная одежда проходила через тридцать процессов, каждый из которых выполнялся рабочим, специализирующимся на этой операции.2

Для сбыта своей продукции Флоренция поощряла своих купцов вести торговлю со всеми портами Средиземноморья и вдоль Атлантики вплоть до Брюгге. В Италии, на Балеарах, во Фландрии, Египте, на Кипре, в Константинополе, Персии, Индии и Китае были размещены консулы для защиты и развития флорентийской торговли. Пиза была завоевана как необходимый выход флорентийских товаров к морю, а для их перевозки были наняты генуэзские торговые суда. Иностранные товары, конкурирующие с флорентийскими, не допускались на рынки Флоренции благодаря защитным тарифам, установленным правительством купцов и финансистов.

Чтобы финансировать эту промышленность и торговлю, а также многое другое, восемьдесят банковских домов Флоренции – в основном Барди, Перуцци, Строцци, Питти и Медичи – инвестировали сбережения своих вкладчиков. Они обналичивали чеки (polizze),3 выдавали аккредитивы (lettere di pagamenti),4 обменивали товары и кредиты,5 и снабжали правительства средствами для мира или войны. Некоторые флорентийские фирмы предоставили 1 365 000 флоринов (34 125 000 долларов?) Эдуарду III Английскому,6 и были разорены его дефолтом (1345). Несмотря на такие катастрофы, Флоренция стала финансовой столицей Европы с XIII по XV век; именно здесь были установлены обменные курсы для валют Европы.7 Уже в 1300 году система страхования защищала итальянские грузы во время их плавания – эта мера предосторожности не применялась в Англии до 1543 года.8 Бухгалтерия с двойной записью появляется во флорентийской бухгалтерской книге 1382 года; вероятно, во Флоренции, Венеции и Генуе она существовала уже столетие.9 В 1345 году флорентийское правительство выпустило оборотные облигации, погашаемые золотом, с низкой процентной ставкой в пять процентов – доказательство репутации города как коммерчески процветающего и честного. Доходы правительства в 1400 году были больше, чем в Англии в эпоху расцвета Елизаветы.

Банкиры, купцы, промышленники, профессионалы и квалифицированные рабочие Европы объединялись в гильдии. Во Флоренции семь гильдий (arti, arts, trades) были известны как arti maggiori, или большие гильдии: производители одежды, шерсти, шелка, меха, финансисты, врачи и фармацевты, а также смешанная гильдия купцов, судей и нотариусов. Остальные четырнадцать гильдий Флоренции представляли собой arti minori, или мелкие ремесла: суконщики, чулочники, мясники, пекари, виноградари, сапожники, шорники, оружейники, кузнецы, слесари, плотники, трактирщики, каменщики и каменотесы, а также пестрый конгломерат продавцов масла, мясников и канатчиков. Каждый избиратель должен был состоять в той или иной гильдии, а дворяне, лишенные избирательных прав в 1282 году в результате буржуазной революции, вступали в гильдии, чтобы вернуть себе право голоса. Ниже двадцати одной гильдии располагались семьдесят два союза безголосых рабочих; ниже них – тысячи поденщиков, которым запрещалось организовываться и которые жили в беспросветной нищете; ниже их – или выше их, поскольку хозяева лучше заботились о них, – находились несколько рабов. Члены больших гильдий составляли в политике popolo grasso, жирный или сытый народ; остальное население составляло popolo minuto, или маленький народ. Политическая история Флоренции, как и история современных государств, была сначала победой предпринимательского класса над старой землевладельческой аристократией (1293), а затем борьбой «рабочего класса» за политическую власть.

В 1345 году Чинто Брандини и еще девять человек были преданы смерти за организацию бедных рабочих шерстяной промышленности, а для разгона этих союзов были ввезены иностранные рабочие.10 В 1368 году «маленькие люди» предприняли попытку революции, но были подавлены. Десять лет спустя восстание кардочесальщиков шерсти – бунт деи Чомпи – привело к тому, что рабочие классы на головокружительный миг оказались под контролем коммуны. Возглавляемые босоногим рабочим Микеле ди Ландо, чесальщики ворвались в Палаццо Веккьо, разогнали Синьорию и установили диктатуру пролетариата (1378). Были отменены законы против объединения в профсоюзы, низшие профсоюзы получили право голоса, был объявлен мораторий на двенадцать лет на долги наемных работников, а процентные ставки были снижены, чтобы еще больше облегчить бремя класса должников. Предприниматели в ответ закрыли свои магазины и побудили землевладельцев сократить поставки продовольствия в город. Обиженные революционеры разделились на фракции – рабочую аристократию, состоящую из квалифицированных ремесленников, и «левое крыло», движимое коммунистическими идеями. В конце концов консерваторы привлекли сильных людей из сельской местности, вооружили их, свергли разделившееся правительство и вернули власть предпринимательскому классу (1382).

Победившая буржуазия пересмотрела конституцию, чтобы закрепить свою победу. Синьория, или муниципальный совет синьоров или джентльменов, состояла из восьми приоров искусств или лидеров гильдий, выбранных по жребию из мешков с именами тех, кто мог претендовать на должность. Они, в свою очередь, выбирали в качестве своего исполнительного главы гонфалоньера ди джустициа – «знаменосца правосудия» или исполнителя закона. Из восьми приоров четверо должны были быть представителями больших гильдий, хотя эти arti maggiori составляли лишь незначительное меньшинство взрослого мужского населения. Такая же пропорция требовалась и в совещательном Консильо дель Пополо, или Совете народа; под пополо, однако, понимались только члены двадцати одной гильдии. Консильо дель Комуне выбирался из членов любой гильдии, но его функции сводились к тому, чтобы собираться по призыву синьории и голосовать «за» или «против» по предложениям, выносимым на его рассмотрение приорами. В редких случаях приоры созывали собрание всех избирателей на площадь Синьории, звоня в большой колокол на башне Палаццо Веккьо. Обычно такое общее собрание выбирало балию или комиссию по реформам, наделяло ее верховной властью на определенный срок и расходилось.

Историки девятнадцатого столетия щедро заблуждались, приписывая домедицейской Флоренции степень демократии, совершенно неизвестную в этом плутократическом раю. Подвластные города, хотя сами были плодовиты на гений и гордились своим наследием, не имели права голоса в управляющей ими флорентийской синьории. Во Флоренции только 3200 мужчин могли голосовать; и в обоих советах представители делового класса составляли редко оспариваемое большинство.11 Высшие классы были убеждены, что неграмотные массы не могут вынести здравого и безопасного суждения о благе общества во внутренних кризисах или внешних делах. Флорентийцы любили свободу, но среди бедных она заключалась в том, чтобы ими командовали флорентийские господа, а среди богатых – в том, чтобы управлять городом и его зависимыми территориями без императорских, папских или феодальных препятствий.

Несомненными недостатками конституции были краткость сроков полномочий и частые изменения в самой конституции. Злыми результатами стали фракции, заговоры, насилие, неразбериха, некомпетентность и неспособность республики разрабатывать и проводить такую последовательную и долгосрочную политику, которая обеспечивала стабильность и могущество Венеции. Соответствующим хорошим результатом стала напряженная атмосфера конфликтов и дебатов, которая учащала пульс, обостряла чувство, ум и остроумие, будоражила воображение и на целое столетие вознесла Флоренцию в культурные лидеры мира.

III. КОЗИМО «PATER PATRIAE»

Политика во Флоренции представляла собой борьбу богатых семей и группировок – Риччи, Альбицци, Медичи, Ридольфи, Пацци, Питти, Строцци, Ручеллаи, Валори, Каппони, Содерини – за контроль над правительством. С 1381 по 1434 год, с некоторыми перерывами, Альбицци сохраняли свое господство в государстве и доблестно защищали богатых от бедных.

Род Медичи восходит к 1201 году, когда Кьяриссимо де Медичи был членом Совета коммуны.* Аверардо де Медичи, прапрадед Козимо, основал состояние семьи благодаря смелой торговле и разумному финансированию и был избран гонфалоньером в 1314 году. Внучатый племянник Аверардо, Сальвестро Медичи, ставший гонфалоньером в 1378 году, завоевал популярность семьи, выступая в защиту восставших бедняков. Внучатый племянник Сальвестро, Джованни ди Биччи Медичи, гонфалоньер в 1421 году, еще больше укрепил позиции семьи в народе, поддержав – хотя сам сильно страдал от этого – ежегодный налог (catasto) в размере половины одного процента на доход, который считался равным семи процентам от капитала человека (1427).12 Богатые люди, которые до этого пользовались налогом на подати или на голову, равным тому, что платили бедные, поклялись отомстить Медичи.

Джованни ди Биччи умер в 1428 году, завещав своему сыну Козимо доброе имя и самое большое состояние в Тоскане – 179 221 флорин ($4 480 525?).13 Козимо уже исполнилось тридцать девять лет, и он был полностью готов к осуществлению дальних замыслов фирмы. Они не ограничивались банковским делом: в них входило управление обширными фермами, производство шелка и шерстяных изделий, а также разнообразная торговля, связывавшая Россию и Испанию, Шотландию и Сирию, ислам и христианство. Козимо, строя церкви во Флоренции, не видел греха в том, чтобы заключать торговые соглашения и обмениваться дорогими подарками с турецкими султанами. Фирма специализировалась на импорте с Востока малогабаритных и дорогостоящих товаров, таких как специи, миндаль и сахар, и продавала их и другие товары в десятках европейских портов.

Козимо руководил всем этим со спокойным мастерством и находил время для политики. Как член Dieci, или Военного совета десяти, он вел Флоренцию к победе над Луккой, а как банкир финансировал войну, ссужая правительству крупные суммы. Его популярность вызывала зависть у других магнатов, и в 1433 году Ринальдо дельи Альбицци начал атаку на него как на планировавшего свергнуть республику и сделать себя диктатором. Ринальдо убедил Бернардо Гуаданьи, тогдашнего гонфалоньера, отдать приказ об аресте Козимо; Козимо сдался и был заключен в Палаццо Веккьо. Поскольку Ринальдо со своими вооруженными сторонниками господствовал в парламенте на площади Синьории, смертный приговор казался неминуемым. Но Козимо удалось передать тысячу дукатов (25 000 долларов?) Бернардо, который неожиданно стал более гуманным и пошел на компромисс, изгнав Козимо, его сыновей и главных сторонников на десять лет.14 Козимо поселился в Венеции, где благодаря своей скромности и средствам приобрел много друзей. Вскоре венецианское правительство стало использовать свое влияние, чтобы отозвать его. Синьория, избранная в 1434 году, была благосклонна к нему и отменила приговор о ссылке; Козимо вернулся с триумфом, а Ринальдо и его сыновья бежали.

Парламент назначал балию и наделял ее верховной властью. Отработав три коротких срока, Козимо отказался от всех политических должностей; «быть избранным на должность», – говорил он, – «часто вредно для тела и больно для души».15 Поскольку его враги покинули город, его друзья без труда стали доминировать в правительстве. Не нарушая республиканских форм, он сумел убеждением или деньгами добиться того, чтобы его приверженцы оставались на посту до конца его жизни. Его займы влиятельным семьям завоевывали или вынуждали их поддерживать его, его подарки духовенству вызывали их энтузиазм, а его общественные благотворительные акции, беспрецедентные по масштабу и щедрости, легко примиряли граждан с его правлением. Флорентийцы заметили, что конституция Республики не защищает их от аристократии богатства; поражение Чомпи впечатало этот урок в память общества. Если бы населению пришлось выбирать между Альбицци, которые благоволили богачам, и Медичи, которые благоволили средним классам и беднякам, оно не могло бы долго колебаться. Народ, угнетенный своими экономическими хозяевами и уставший от раздоров, приветствовал диктатуру во Флоренции в 1434 году, в Перудже в 1389 году, в Болонье в 1401 году, в Сиене в 1477 году, в Риме в 1347 и 1922 годах. «Медичи», – говорит Виллани, – «смогли достичь верховенства во имя свободы и при поддержке popolo и населения».16

Козимо использовал свою власть с проницательной умеренностью, иногда прибегая к насилию. Когда его друзья заподозрили, что Бальдаччо д'Ангиари готовит заговор с целью покончить с властью Козимо, они выбросили Бальдаччо из достаточно высокого окна, и Козимо не стал жаловаться; это было одно из его изречений, что «государствами не управляют с помощью заклятий». Он заменил фиксированный подоходный налог скользящей шкалой налогов на капитал, и его обвиняли в том, что он регулирует эти налоги, чтобы благоприятствовать своим друзьям и препятствовать своим врагам. За первые двадцать лет правления Козимо эти сборы составили 4 875 000 флоринов (121 875 000 долларов), а тех, кто уклонялся от их уплаты, бросали в тюрьму. Многие аристократы покинули город и вернулись к сельской жизни средневекового дворянства. Козимо принял их отъезд с невозмутимостью, заметив, что новых аристократов можно сделать из нескольких ярдов алой ткани.17

Народ одобрительно улыбался, отмечая, что сборы идут на управление и украшение Флоренции и что сам Козимо пожертвовал 400 000 флоринов (10 000 000 долларов?) на общественные работы и частные благотворительные организации;18 Это почти вдвое превышало сумму, которую он оставил своим наследникам.19 Он усердно трудился до конца своих семидесяти пяти лет, управляя одновременно и собственными владениями, и делами государства. Когда Эдуард IV Английский попросил о значительном займе, Козимо обязал его, не обращая внимания на неверность Эдуарда III, и король отплатил ему монетой и политической поддержкой. У Томмазо Парентучелли, епископа Болоньи, закончились средства, и он попросил помощи; Козимо оказал ему ее, а когда Парентучелли стал папой Николаем V, Козимо получил в управление все папские финансы. Чтобы разнообразные нити его деятельности не спутались, он вставал рано и почти каждый день отправлялся в свой офис, как американский миллионер. Дома он подрезал свои деревья и ухаживал за виноградниками. Он одевался просто, ел и пил умеренно и (после рождения незаконнорожденного сына от девушки-рабыни) вел тихую и упорядоченную семейную жизнь. Те, кто попадал в его дом, были поражены контрастом между домашней едой его личного стола и пышными пирами, которые он устраивал для иностранных сановников, чтобы привлечь их к общению и миру. Он был обычно гуманным, мягким, прощающим, сдержанным и в то же время известным своим сухим остроумием. Он был щедр к бедным, оплачивал налоги обедневших друзей и скрывал свою благотворительность, как и свою власть, в благородной анонимности. Боттичелли, Понтормо и Беноццо Гоццоли изобразили его: среднего роста, с оливковым цветом лица, с седыми редеющими волосами, длинным острым носом и серьезным, добродушным ликом, выражающим проницательную мудрость и спокойную силу.

Его внешняя политика была посвящена организации мира. Придя к власти после серии разорительных конфликтов, Козимо заметил, как война, фактическая или неминуемая, тормозит развитие торговли. Когда после смерти Филиппо Мария правление Висконти в Милане рухнуло в хаос, а Венеция угрожала поглотить герцогство и господствовать над всей Северной Италией до самых ворот Флоренции, Козимо послал Франческо Сфорца, чтобы тот утвердился в Милане и сдержал продвижение венецианцев. Когда Венеция и Неаполь заключили союз против Флоренции, Козимо призвал к такому количеству займов, сделанных их гражданам, что их правительства были вынуждены заключить мир.20 После этого Милан и Флоренция противостояли Венеции и Неаполю в таком равновесии сил, что ни одна из сторон не решалась рисковать войной. Эта политика равновесия сил, задуманная Козимо и продолженная Лоренцо, обеспечила Италии те десятилетия мира и порядка, с 1450 по 1492 год, в течение которых города разбогатели настолько, что смогли финансировать раннее Возрождение.

К счастью для Италии и всего человечества, Козимо заботился о литературе, учености, философии и искусстве не меньше, чем о богатстве и власти. Он был человеком образованным и со вкусом; он хорошо знал латынь, а также греческий, иврит и арабский; Он был достаточно широк, чтобы оценить благочестие и живопись Фра Анджелико, увлекательное плутовство Фра Филиппо Липпи, классический стиль рельефов Гиберти, смелую оригинальность скульптуры Донателло, грандиозные церкви Брунеллеско, сдержанная мощь архитектуры Микелоццо, языческий платонизм Гемистуса Плето, мистический платонизм Пико и Фичино, утонченность Альберти, ученая вульгарность Поджо, библиолатризм Никколо де' Никколи; И все эти люди испытали на себе его щедрость. Он привез во Флоренцию Иоаннеса Аргиропулоса, чтобы тот обучал молодежь языку и литературе Древней Греции, и в течение двенадцати лет изучал с Фичино классиков Греции и Рима. Значительную часть своего состояния он потратил на сбор классических текстов, так что самым дорогим грузом его кораблей во многих случаях были рукописи, привезенные из Греции или Александрии. Когда Никколо де Никколи разорился на покупке древних рукописей, Козимо открыл для него неограниченный кредит в банке Медичи и поддерживал его до самой смерти. Он нанял сорок пять переписчиков под руководством книготорговца-энтузиаста Веспасиано да Бистиччи для переписывания тех рукописей, которые нельзя было купить. Все эти «драгоценные миниатюры» он разместил в комнатах монастыря Сан-Марко, в аббатстве Фьезоле или в своей собственной библиотеке. Когда Никколи умер (1437), оставив восемьсот рукописей стоимостью 6000 флоринов (150 000 долларов), а также множество долгов и назначив шестнадцать доверенных лиц, которые должны были распорядиться книгами, Козимо предложил взять на себя долги, если он сможет распределить тома. Так и было решено, и Козимо разделил коллекцию между библиотекой Сан-Марко и своей собственной. Все эти коллекции были открыты для учителей и студентов без взимания платы. Флорентийский историк Варчи с патриотическим преувеличением сказал:

То, что греческие буквы не были полностью забыты, к огромному ущербу для человечества, и то, что латинские буквы были возрождены к безграничному благу людей, – этим вся Италия, да и весь мир, обязаны исключительно высокой мудрости и дружелюбию дома Медичи.21

Конечно, великая работа по возрождению была начата переводчиками в XII и XIII веках, арабскими комментаторами, Петраркой и Боккаччо. До Козимо его продолжали такие ученые и коллекционеры, как Салутати, Траверсари, Бруни и Валла; независимо от него его продолжали Никколи, Поджо, Филельфо, король Неаполя Альфонсо Великодушный и сотни других современников Козимо, даже его изгнанный соперник, Палла Строцци. Но если мы включим в наше суждение не только Козимо-патриция, но и его потомков Лоренцо Великолепного, Льва X и Климента VII, мы можем признать, что в покровительстве образованию и искусству Медичи не было равных ни одной другой семье за всю известную историю человечества.