Текст книги "Возрождение (ЛП)"

Автор книги: Уильям Дюрант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 73 страниц)

ГЛАВА II. Папы в Авиньоне 1309–77 гг.

I. ВАВИЛОНСКИЙ ПЛЕН

В 1309 году папа Климент V перенес папство из Рима в Авиньон. Он был французом, бывшим епископом Бордо; своим возвышением он был обязан Филиппу IV Французскому, который поразил все христианство, не только победив папу Бонифация VIII, но и арестовав его, унизив и почти уморив голодом. Жизнь Климента была бы небезопасной в Риме, который оставил за собой право жестоко обращаться с папой и возмущался наглой непочтительностью короля; кроме того, французские кардиналы составляли теперь значительное большинство в Священной коллегии и отказывались вверять себя Италии. Поэтому Климент некоторое время пробыл в Лионе и Пуатье; затем, надеясь быть менее подвластным Филиппу на территории, принадлежавшей королю Неаполя как графу Прованса, он поселился в Авиньоне, прямо по другую сторону Роны от Франции XIV века.

Огромные усилия папства от Григория VII (1073–85) до Бонифация VIII (1294–1303) по созданию европейского мирового государства путем подчинения королей папе потерпели неудачу; национализм победил теократический федерализм; даже в Италии республики Флоренции и Венеции, города-государства Ломбардии и Неаполитанское королевство отвергли церковный контроль; республика дважды поднимала голову в Риме, а в других папских государствах* военные авантюристы или феодальные магнаты – Бальони, Бентивольи, Малатеста, Манфреди, Сфорца – заменяли наместников Церкви своей собственной разбойничьей властью. Папство в Риме пользовалось престижем веков, и народы научились оказывать ему почтение и посылать ему пошлины; но папство, состоящее из постоянных французских понтификов (1305–78), почти заключенное в тюрьму королями Франции и ссужающее их большими суммами для ведения своих войн, казалось Германии, Богемии, Италии и Англии враждебной силой, психологическим оружием французской монархии. Эти народы все чаще игнорировали его отлучения и запреты и лишь с растущей неохотой оказывали ему все меньшее почтение.

Против этих трудностей Климент V трудился с терпением, если не со стойкостью. Он как можно меньше склонялся перед Филиппом IV, который держал над головой Климента угрозу скандального посмертного дознания о личном поведении и убеждениях Бонифация VIII. Стесненный в средствах, папа продавал церковные бенефиции тому, кто больше заплатит; но он молчаливо одобрил безжалостные отчеты, которые мэр Анжера и епископ Менде представили на Вьеннском соборе (1311) по вопросу о нравственности духовенства и церковной реформе.1 Сам он вел чистую и экономную жизнь и исповедовал недемонстративное благочестие. Он защитил великого врача и критика Церкви Арнольда из Виллановы от преследований за ересь; он реорганизовал медицинское образование в Монпелье на основе греческих и арабских текстов и попытался – хотя ему это не удалось – основать кафедры иврита, сирийского и арабского языков в университетах. Ко всем его бедам добавилась мучительная болезнь – лупулус, вероятно, свищ, – которая заставила его сторониться общества и убила в 1314 году. В более благоприятных условиях он стал бы украшением церкви.

Последовавшее за этим хаотичное междуцарствие выявило нравы времени. Данте написал итальянским кардиналам, призывая их бороться за итальянского папу и возвращение в Рим; но только шесть из двадцати трех кардиналов были итальянцами, и когда конклав собрался в запертой комнате* в Карпентрасе, близ Авиньона, он был окружен гасконским населением, которое кричало: «Смерть итальянским кардиналам!». Дома этих прелатов подверглись нападению и разрушению; толпа подожгла здание, в котором размещался конклав; кардиналы пробили проход в задней стене и бежали от огня и толпы. В течение двух лет больше не предпринималось никаких попыток избрать папу. Наконец в Лионе, под защитой французских солдат, кардиналы возвели на папский престол человека семидесяти двух лет от роду, от которого можно было ожидать скорой смерти, но которому суждено было править Церковью в течение восемнадцати лет с суровым рвением, ненасытной жадностью и императорской волей. Иоанн XXII родился в Кагоре на юге Франции, сын сапожника; это был второй случай, когда сын сапожника, благодаря удивительной демократии авторитарной Церкви, поднялся на самый высокий пост в христианстве; путь ему указал Урбан IV (1261–4). Нанятый в качестве учителя для детей французского короля Неаполя, Иоанн изучал гражданское и каноническое право с такой способностью, что король взял его в услужение. По рекомендации короля Бонифаций VIII сделал его епископом Фрежюса, а Климент V возвел его на Авиньонскую кафедру. В Карпентрасе золото Роберта Неаполитанского заставило умолкнуть патриотизм итальянских кардиналов, и сын сапожника стал одним из сильнейших пап.

Он проявил способности, которые редко сочетаются: ученость и административное мастерство. Под его руководством авиньонское папство создало компетентную, хотя и коррумпированную, бюрократическую организацию и фискальный аппарат, который потряс завистливые канцелярии Европы своей способностью собирать доходы. Иоанн принял участие в дюжине крупных конфликтов, требовавших средств; как и его предшественник, он продавал бенефиции, но не краснея; разными способами этот выходец из банкирского города Кагор так пополнил папскую казну, что к моменту его смерти в ней хранилось 18 000 000 золотых флоринов (450 000 000 долларов) и 7 000 000 в пластинах и драгоценностях.2 Он объяснил, что папская курия потеряла большую часть своих доходов от Италии и должна была заново создавать свои офисы, персонал и службы. Похоже, Иоанн считал, что сможет лучше служить Богу, если привлечет на свою сторону Маммону. Его личные привычки склонялись к воздержанной простоте.3

Между тем он покровительствовал обучению, участвовал в создании медицинских школ в Перудже и Кагоре, помогал университетам, основал латинский колледж в Армении, способствовал изучению восточных языков, боролся с алхимией и магией, проводил дни и ночи в схоластических занятиях и закончил жизнь богословом, подозреваемым в ереси. Возможно, чтобы остановить распространение мистицизма, претендующего на прямой контакт с Богом, Иоанн осмелился учить, что никто – даже Богородица – не может достичь Блаженного видения до Страшного суда. Среди специалистов по эсхатологии поднялась буря протеста; Парижский университет осудил взгляды Папы, церковный синод в Венсене – как ересь, а Филипп VI Французский приказал ему исправить свое богословие.4 Хитроумный человек, которому не было и года, ускользнул от всех, умерев (1334).

Преемник Иоанна был человеком более мягкого нрава. Бенедикт XII, сын пекаря, старался быть не только папой, но и христианином; он не поддался искушению распределять должности между своими родственниками; он заслужил почетную враждебность, даруя бенефиции за заслуги, а не за плату; он пресекал взяточничество и коррупцию во всех отраслях церковного управления; он отдалил от себя мендикантские ордена, приказав им исправиться; он никогда не был известен жестокостью или пролитием крови на войне. Все силы коррупции радовались его ранней смерти (1342).

Климент VI, родом из знатного дома в Лимузене, привык к роскоши, веселью и искусству и не мог понять, почему папа должен быть строгим, когда папская казна полна. Почти все, кто приходил к нему за назначениями, получали их; никто, по его словам, не должен уходить от него неудовлетворенным. Он объявил, что любой бедный священнослужитель, который придет к нему в течение ближайших двух месяцев, получит его щедрость; по свидетельству очевидца, таких пришло 100 000 человек.5 Он дарил богатые подарки художникам и поэтам, содержал конюшню, равную любой в христианстве, свободно допускал женщин ко двору, наслаждался их прелестями и проявлял с ними галльскую галантность. Графиня Тюренн была так близка к нему, что продавала церковные преференции с небрежной оглаской.6 Услышав о добром характере Климента, римляне отправили к нему посольство с приглашением поселиться в Риме. Ему не понравилась эта перспектива, но он успокоил их, объявив, что юбилеи, которые Бонифаций VIII установил в 1300 году для каждых ста лет, должны отмечаться каждые полвека. Рим обрадовался этой новости, сместил Риенцо и возобновил свое политическое подчинение папе.

При Клименте VI Авиньон стал столицей не только религии, но и политики, культуры, удовольствий и коррупции латинского мира. Теперь административный механизм церкви принял окончательную форму: Апостольская палата (camera apostolica), ведавшая финансами и возглавляемая папским камергером (camerarius), который по своему достоинству уступал только папе; папская канцелярия (cancelleria), семь учреждений которой под руководством кардинала-вице-канцлера занимались сложной перепиской престола; Папская судебная система, состоящая из прелатов и мирян, сведущих в каноническом праве, и включающая Консисторию – папу и его кардиналов, выступающих в качестве апелляционного суда; и Апостольская пенитенциария – коллегия духовенства, занимавшаяся вопросами брачных послаблений, отлучения и интердикта, а также выслушивавшая исповеди тех, кто искал папского отпущения грехов.

Для размещения папы и его помощников, этих министерств и ведомств, их персонала и слуг Бенедикт XII начал, а Урбан V завершил строительство огромного Дворца пап, представляющего собой скопление готических зданий – жилых покоев, залов совета, капелл и офисов, – окруженных двумя дворами и обнесенных мощными валами, высота, ширина и массивные башни которых говорят о том, что в случае осады папы не будут полагаться на чудо для своей защиты. Бенедикт XII пригласил Джотто приехать и украсить дворец и прилегающий собор; Джотто собирался приехать, но умер; и в 1338 году Бенедикт вызвал из Сиены Симоне Мартини, чьи фрески, ныне стертые с лица земли, ознаменовали зенит живописи в Авиньоне. Вокруг этого дворца, в меньших дворцах, особняках, доходных домах и лачугах, собралось огромное количество прелатов, посланников, юристов, купцов, художников, поэтов, слуг, солдат, нищих и проституток всех сортов – от культурных куртизанок до трактирных барышень. В основном здесь обитали епископы in partibus infidelium, назначенные в монастыри, перешедшие в руки нехристиан.

Мы, привыкшие к колоссальным цифрам, можем представить, сколько денег требовалось для содержания этого сложного административного учреждения и его окружения. Несколько источников дохода были почти иссякли: Италия, покинутая папством, почти ничего не присылала; Германия, враждовавшая с Иоанном XXII, посылала половину своей обычной дани; Франция, державшая Церковь почти в своей власти, присваивала для светских целей большую часть французских церковных доходов и брала у папства большие займы для финансирования Столетней войны; Англия строго ограничивала поступление денег в Церковь, которая фактически была союзницей Франции. Чтобы справиться со сложившейся ситуацией, авиньонские папы были вынуждены осваивать каждую кроху доходов. Каждый епископ или аббат, назначенный папой или светским князем, передавал в курию в качестве инаугурационного взноса треть своего предполагаемого дохода за год и выплачивал изнурительные вознаграждения многочисленным посредникам, которые поддерживали его выдвижение. Если он становился архиепископом, то должен был заплатить значительную сумму за архиепископский паллиум – круглую ленту из белой шерсти, надеваемую поверх мантии в качестве знака отличия его должности. Когда избирался новый понтифик, каждый церковный бенефиций или должность посылали ему весь свой доход за год (аннаты), а затем десятую часть своего дохода за каждый год; время от времени ожидались дополнительные добровольные взносы. После смерти любого кардинала, архиепископа, епископа или аббата его личные вещи и имущество переходили к папству. В промежутке между смертью и назначением нового ставленника папы получали доходы и оплачивали расходы бенефиция; их обвиняли в намеренном увеличении этого промежутка. Каждый церковный ставленник нес ответственность за долги, не выплаченные его предшественниками. Поскольку епископы и аббаты во многих случаях были феодальными владельцами владений, полученных в удел от короля, они должны были платить ему дань и обеспечивать его солдатами, так что многим было трудно выполнять свои церковные и светские обязательства; а поскольку папские поборы были более суровыми, чем государственные, мы видим, что иерархия иногда поддерживала короля против папы. Авиньонские понтифики почти полностью игнорировали древние права соборных глав или монашеских советов выбирать епископов или аббатов; и эти обойденные коллаторы присоединились к накапливающемуся недовольству. Дела, рассматриваемые в папской судебной системе, обычно требовали дорогостоящей помощи адвокатов, которые должны были платить ежегодную пошлину за лицензию на ведение дел в папских судах. За каждое решение или услугу, полученную от курии, полагался подарок в знак благодарности; даже разрешение на рукоположение приходилось покупать. Светские правительства Европы с трепетом и яростью взирали на фискальный механизм пап.7

Протесты раздавались со всех сторон, и не в последнюю очередь со стороны самих церковников. Испанский прелат Альваро Пелайо, хотя и был глубоко лоялен папству, написал книгу «О плаче Церкви», в которой оплакивал, что «всякий раз, когда я входил в покои экклезиастов папского двора, я находил маклеров и духовенство занятыми взвешиванием и пересчетом денег, которые лежали перед ними грудами….. Волки управляют Церковью и питаются кровью» христианской паствы.8 Кардинал Наполеоне Орсини с тревогой обнаружил, что при Клименте V почти все епископства Италии стали предметом бартера или семейных интриг. Эдуард III Английский, сам искушенный в налогообложении, напомнил Клименту VI, что «преемнику апостолов было поручено вести овец Господних на пастбище, а не обманывать их».9 И английский парламент принял несколько законов, чтобы ограничить налоговую власть папы в Британии. В Германии папских сборщиков выслеживали, сажали в тюрьмы, калечили, а в некоторых случаях душили. В 1372 году духовенство Кельна, Бонна, Ксантена и Майнца связало себя клятвой не платить десятину, которую требовал Григорий XI. Во Франции в результате трагического сочетания войны, Черной смерти, грабежей разбойников и поборов папских сборщиков были разорены многие приходы; многие пасторы отказались от своих приходов.

На такие жалобы папы отвечали, что церковное управление требует всех этих средств, что неподкупных агентов трудно найти, и что они сами находятся в море проблем. Вероятно, под давлением Климент VI одолжил Филиппу VI Французскому 592 000 золотых флоринов (14 800 000 долларов), а королю Иоанну II – еще 3 517 000 (87 925 000 долларов).10 Большие расходы потребовались для отвоевания утраченных папских государств в Италии. Несмотря на все налоги, папы страдали от огромных дефицитов. Иоанн XXII спас папскую казну, внеся в нее 440 000 флоринов из своих личных средств; Иннокентий VI продал свои серебряные тарелки, драгоценности и произведения искусства; Урбан V был вынужден занять 30 000 флоринов у своих кардиналов; Григорий XI после смерти задолжал 120 000 франков.

Критики утверждали, что дефицит был вызван не законными расходами, а мирской роскошью папского двора и его прихлебателей. Климент VI был окружен родственниками мужского и женского пола, одетыми в драгоценные вещи и меха; рыцарями, оруженосцами, сержантами, капелланами, ашерами, камергерами, музыкантами, поэтами, художниками, врачами, учеными, портными, философами и поварами, которым завидовали короли – всего около четырехсот человек, которых кормил, одевал, поселял и жаловал любящий роскошь папа, никогда не знавший цены деньгам. Климент думал о себе как о правителе, который должен благоговеть перед своими подданными и производить впечатление на послов «показным потреблением» по обычаю королей. Кардиналы, как королевский совет государства и князья Церкви, тоже должны были содержать заведения, подобающие их достоинству и власти; их свиты, экипировка, банкеты были предметом разговоров в городе. Пожалуй, перестарались кардинал Бернар Гарвский, который нанял пятьдесят одно жилище для размещения своих приближенных, и кардинал Петр Баньякский, пять из десяти конюшен которого с комфортом и стилем содержали тридцать девять лошадей. Даже епископы не отставали и, несмотря на уговоры провинциальных синодов, содержали богатые заведения с шутами, соколами и собаками.

В Авиньоне теперь царили нравы и манеры королевских дворов. Вредность там была печально известна. Гийом Дюран, епископ Менде, доложил об этом совету Вьенна:

Вся Церковь могла бы быть реформирована, если бы Римская Церковь начала с устранения из себя дурных примеров… которыми скандализируют людей, и весь народ, как бы, заражен….. Ибо во всех землях… святая Церковь Божия, и особенно святейшая Церковь Рима, пользуется дурной славой; и все кричат и распространяют по всему миру, что в ее лоне все люди, от величайших до самых малых, устремили свои сердца к любостяжанию….. То, что весь христианский народ берет с духовенства пагубные примеры чревоугодия, ясно и несомненно, поскольку упомянутое духовенство пирует роскошнее и пышнее, и с большим количеством блюд, чем князья и короли.11

А Петрарка, мастер слова, исчерпал свой словарный запас язвительных слов, чтобы заклеймить Авиньон как нечестивый Вавилон, ад на земле, раковина порока, сточная канава мира. В нем нет ни веры, ни милосердия, ни религии, ни страха Божьего….. Вся грязь и нечестие мира собрались здесь….. Старики горячо и с головой бросаются в объятия Венеры; забыв свой возраст, достоинство и силы, они бросаются во всякий стыд, как будто вся их слава заключалась не в кресте Христа, а в пиршествах, пьянстве и безбрачии….. Блуд, кровосмешение, изнасилование, прелюбодеяние – вот развратные удовольствия понтификальных игр.12

Такое свидетельство очевидца, никогда не отклонявшегося от ортодоксальности, нельзя полностью игнорировать, но оно имеет оттенок преувеличения и личной неприязни. Следует сделать некоторую скидку на то, что это крик человека, который ненавидел Авиньон за то, что тот отнял папство у Италии; который выпрашивал милости у авиньонских пап, получал их много и просил еще; который согласился жить с убийцей и антипапой Висконти и имел двух собственных бастардов. Нравы в Риме, куда Петрарка уговаривал пап вернуться, были тогда не лучше, чем в Авиньоне, разве что бедность способствовала целомудрию. Святая Екатерина Сиенская не так ярко, как поэт, описывала Авиньон, но она рассказывала Григорию XI, что при папском дворе «в ее ноздри ударяли адские запахи».13

Среди морального разложения было немало прелатов, которые были достойны своего призвания и предпочитали мораль Христа морали своего времени. Если вспомнить, что из семи авиньонских пап только один вел жизнь, полную мирских удовольствий, а другой, Иоанн XXII, хоть и был хищным и суровым, придерживался аскетической строгости, еще один, Григорий XI, хоть и был беспощаден на войне, в мире был человеком образцовой морали и благочестия, а трое – Бенедикт XII, Иннокентий VI и Урбан V – были людьми почти святой жизни, мы не можем считать пап ответственными за все пороки, которые собрались в папском Авиньоне. Причиной было богатство, которое приводило к подобным результатам и в другие времена – в Риме Нерона, Риме Льва X, Париже Людовика XIV, Нью-Йорке и Чикаго наших дней. И как в этих последних городах мы видим, что подавляющее большинство мужчин и женщин ведут достойный образ жизни или занимаются своими пороками скромно, так мы можем предположить, что даже в Авиньоне развратник и куртизанка, обжора и вор, продажный адвокат и нечестный судья, мирской кардинал и неверный священник были исключениями, выделявшимися ярче, чем в других местах, потому что были замечены, а иногда и потворствованы апостольским престолом.

Скандал был достаточно реальным, чтобы вместе с бегством из Рима подорвать престиж и авторитет церкви. Как бы подтверждая подозрения в том, что они больше не являются мировой державой, а всего лишь орудием Франции, авиньонские папы назначили 113 французов в коллегию кардиналов при общем числе кандидатур 134.14 Отсюда попустительство английского правительства бескомпромиссным нападкам Виклифа на папство. Немецкие курфюрсты отвергали любое дальнейшее вмешательство папы в выборы своих королей и императоров. В 1372 году аббаты архиепархии Кельна, отказывая папе Григорию XI в десятине, публично заявили, что «апостольский престол впал в такое презрение, что католическая вера в этих краях, похоже, серьезно подорвана. Миряне свысока отзываются о Церкви, потому что, отступив от обычая прежних времен, она почти никогда не посылает проповедников и реформаторов, а скорее показных людей, хитрых, эгоистичных и жадных. Дело дошло до того, что мало кто является христианином не только по имени».15

Именно Вавилонское пленение пап в Авиньоне и последовавший за ним Папский раскол подготовили Реформацию; именно их возвращение в Италию восстановило их престиж и отсрочило катастрофу на столетие.