Текст книги "Мужчина в полный рост (A Man in Full)"

Автор книги: Том Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 54 страниц)

С охами, вздохами, морщась и корчась, мистер Крокер принял наконец душ, согласился опереться на Конрада и разрешил вытереть себя. Потом ему понадобилась чистая ночная рубашка, и Конрад пошел в «гардеробную», как выразился старик. Конрад никогда не видел такого количества шкафов в одной комнате! «Гардеробная» была размером с хорошую гостиную, шкафы стояли вдоль стен рядами. Еще тут имелись изящный столик, стулья и лампа. В воздухе висел шлейф духов молодой миссис Крокер. Жизнь хозяев этого дома возбуждала такое любопытство, что Конрад чуть не забыл, зачем сюда пришел, но все же отыскал наконец шкаф и ящик, о котором говорил мистер Крокер – для этого пришлось открыть пару кленовых дверц, – принес в ванную ночную рубашку, помог старику влезть в нее и добраться до постели. Подушки и подушечки с нее он убирал, казалось, минут десять.

– Может быть, вы хотите отдохнуть в одиночестве, мистер Крокер?

Крокер глубоко вздохнул, не глядя на парня:

– Нет.

Через полминуты, уже повернув голову к Конраду:

– Ты принес сегодня ту книжку?

– Вы имеете в виду «Стоиков»?

– Да. Принес?

– Да, сэр, она внизу, в библиотеке.

– Ну что, сходи за ней, что ли.

– Хорошо, сэр. – Парень пошел вниз.

Когда он вышел, Чарли подтянулся повыше, подложил под спину и голову пару подушек. Ему не хотелось выглядеть перед юношей таким уж инвалидом. Сейчас, по крайней мере, он уже почти сидел.

Парень вернулся с книгой. Чарли показал ему на кресло:

– Садись. Нет, подожди. Закрой там дверь.

Парень закрыл. Вернулся к кровати, сел в полосатое кресло. Чарли с любопытством смотрел на него, будто впервые встретил. Как странно видеть его здесь – стройного, гибкого, мускулистого парня, который ныряет в эту плюшевую розово-зеленую подставку для изнеженного человеческого тела.

– Стоики… – Чарли поднял взгляд на балдахин. Шелка-то, шелка накручено! Шелковые складки и кресло, где сидел Конни, еще раз напомнили ему, сколько модной дребедени напихали дизайнеры в этот дом.

Потом взгляд опять наткнулся на парня, и Чарли сказал:

– Расскажи мне о себе, Конни. Ты сам откуда?

Конрад знал, что рано или поздно услышит такой вопрос, и был готов к нему – по крайней мере, так ему казалось.

Ну, рассказывать особенно нечего, мистер Крокер. Мне двадцать три. Вырос в Мэдисоне, штат Висконсин. – Из разговоров родителей о Висконсине Конрад помнил достаточно, чтобы как-то поддержать разговор. – Мама с папой оба учились в Висконсинском университете, у отца была нормальная работа, но когда мне исполнилось шестнадцать, дела пошли плохо, пришлось бросить школу и пойти зарабатывать.

– В каком смысле «дела пошли плохо»?

– Отец запил, мистер Крокер. Просто ушел от нас. И мы больше ничего о нем не слышали.

– Надо же, – покачал головой старик. – А что у него была за работа?

– Диспетчер в фирме по производству вторичной бумажной продукции. Маленькая такая фирма.

– Что это за вторичная продукция?

– Помню, они выпускали такие упаковки для яиц, специальные коробки из серого картона. – Конрад надеялся, что вторичная продукция и упаковки для яиц охладят интерес мистера Крокера к биографии отца.

– Кем же ты работал в шестнадцать лет?

– Упаковщиком, разносчиком продуктов в супермаркете.

– А мать не могла найти работу?

– Нет, сэр. То есть найти-то она могла, но не могла там долго продержаться. Мама никогда не была ответственной и аккуратной. Считала себя человеком искусства, а постоянную работу – обывательской рутиной. Или болотом. Это одно из ее выражений – «обывательское болото». Мама была из хиппи, из настоящих хиппи. В Мэдисоне жили хиппи.

– А сейчас она где?

– Умерла три года назад от какой-то редкой болезни, туберкулеза мозга.

– Вот оно как… – вздохнул Чарли. – И с тех пор ты совсем один, сам о себе заботишься?

– По правде говоря, мистер Крокер, я и раньше сам о себе заботился.

– А чем бы ты сам хотел заниматься, будь у тебя выбор?

– Закончить колледж. Мне удалось в конце концов сдать школьные тесты, я два года проучился в муниципальном колледже. Сейчас коплю деньга, чтобы закончить четырехлетний курс, получить степень.

– И много ты на этой работе накопил?

– Не много, мистер Крокер. Но прожить можно, график удобный, есть время подыскивать место получше.

– Черт возьми… попробую кое-что сделать. – Чарли вдруг загорелся идеей помочь парню.

И тут же разочарованно вздохнул. Куда там. После сокращения персонала «Крокер Глобал Фудз» распорядиться о найме «симпатичного парня» было бы не самым умным управленческим решением.

– Хотя не-е-е, похоже, мест у нас сейчас нет, да и все равно это работа паршивая. – Крокер виновато отвел глаза, будто уже подвел парня. И тут же опять внимательно посмотрел на него. – Слушай, Конни. А где это ты работал, что отрастил такие бицепсы, – он показал на руки парня, – и такие лопаты вместо рук?

Этого вопроса Конрад не ожидал. В голове завертелись варианты. Лучшее, что можно сказать, – работал на складе, но это так далеко от того, что он сейчас делает…

– Я полгода работал на оптовом складе, в отделе краски, мистер Крокер. Целыми днями таскал банки с краской, со шпаклевкой, смесью для штукатурки – каждая от десяти до восьмидесяти фунтов. Весь день качаешь бицепсы по максусу. Так говорил один парень, с которым я работал, – «по максусу».

– Угу, – кивнул Чарли. Повисла пауза. – Я могу назвать и похуже.

– Что похуже, мистер Крокер?

– Складскую работу, – сказал Чарли, – складскую работу похуже, чем на складе с красками. У меня самого есть сеть складов, только продуктовых, оптовая торговля продуктами питания. Ты, может, видел наши фирменные фуры. Везде ездят. Белые такие, а сбоку синяя с золотом надпись «Крокер Глобал Фудз».

Чарли не понял – что такое? Парень вытаращился на него. Смотрел и смотрел, будто вдруг отключился. Чарли повторил, теперь уже вопросительно:

– Видел когда-нибудь наши фуры? «Крокер Глобал Фудз»?

– Да… – сказал наконец парень, – видел.

– Ну, их трудно не увидеть. По всей стране ездят. Так вот, поскольку это торговля продовольствием, у нас полно продуктов, которые надо замораживать, в основном мясо. И в каждом складе есть морозильная камера размером с этот дом. Ну, может, не совсем как дом, но большая. У нас там специальный персонал, называется «погрузчики». Работают сменами по восемь часов при нуле градусов по Фаренгейту, стаскивают коробки с полок, с «уровней», как они их называют, – ледышки по шестьдесят, семьдесят, восемьдесят фунтов… – Чарли опять отвел взгляд и покачал головой. – Что самое поганое – выходят они из этой душегубки ледяной с сосульками на носах. Я не шучу! Из носа висят сосульки! Господи, – тяжкий вздох. Чарли отвел глаза и опять посмотрел на парня. – Давно бы продал к черту этот проклятый бизнес, да занял под него куда больше, чем он стоит со всеми потрохами. Так что если сейчас продать… Значит, ты работал на складе с краской? И где ж это?

Парень молчал.

– В Милуоки, мистер Крокер, – ответил он наконец.

– А как ты здесь оказался?

– Читал, что в Атланте полно работы, и действительно полно, но без образования платят мало.

– И когда ты стал интересоваться стоиками?

– Недавно. Я нашел эту книгу в комиссионном магазине в Шамбли. – Конрад показал старику синий томик.

– Стоики… – протянул мистер Крокер. – Как там звали этого философа? Этикетус?

– Э-пик-тет.

– А, да. Так, значит… и что там Эпиктет говорит насчет банкротства? Или философы о таких приземленных вещах не размышляют?

– Эпиктет размышляет о разных вещах, мистер Крокер. В одном месте он пишет: «Ты трепещешь в страхе, что останешься без необходимого, и не спишь по ночам. Ты страшишься голода, как тебе кажется. На самом деле ты не голода страшишься, но боишься, что у тебя не будет повара, не будет тех, кто закупает лакомые яства, кто заботится о твоей одежде и обуви, кто готовит тебе постель и убирает твой дом. Другими словами, ты боишься того, что не сможешь больше жить жизнью инвалида».

– Там что, и правда так написано? – спросил Чарли. – И про бессонницу, и про инвалида?

– Да, сэр.

– Вот как… Что он еще говорит?

– Он говорит: «Куда приведет тебя страх перед утратой земного имущества? К смерти. Когда Одиссей потерпел кораблекрушение и был выброшен на берег, разве унизила его нужда, разве сломила? Он смотрел на свои трудности как лев, в горах обитающий, – полагаясь на свою силу и мощь. Не на деньги, не на власть, не на положение в обществе, но на собственную силу и мощь. Человека делают свободным не внешние обстоятельства, а то, что внутри него». Вот как говорит Эпиктет, мистер Крокер.

Больное колено не давало Чарли развернуться в постели, но он изогнулся, насколько мог, чтобы посмотреть в лицо парню, этому парню, изрекающему истины стоицизма среди валиков и валов эксклюзивной роскоши, в пухлом кресле, сделанном на заказ точно по эскизу Серены.

– К чему он клонит, этот твой Эпиктет?

– Он… я не самый большой специалист, мистер Крокер, но, насколько я понял, Эпиктет считает, что единственное, чем человек может обладать, это его характер и его «искусство жизни», как это называет Эпиктет. Каждому человеку Зевс дал искру своей божественной сущности – никто не в силах отнять ее, даже сам Зевс, – и из этой искры происходит характер. Все остальное временно и в долгосрочной перспективе ничтожно, включая тело. Знаете, как он называет имущество? «Именьице, утваришка». А человеческое тело знаете, как называет? «Глиняный сосуд с кружкой кровишки». Если человек поймет это, то никогда не будет стонать, не будет жаловаться, не будет никого винить в своих несчастьях, не будет никому льстить. Вот что говорит Эпиктет, как я его понимаю, мистер Крокер.

– Он говорит о лести? – спросил Чарли. Ложь, которую он согласился произнести о Фарике Фэноне, тоже, по большому счету, лесть.

– Да, сэр, – ответил парень. – Вот что он говорит: «Льстец унижает себя и обманывает того, к кому ласкается. И собаки играют и ласкаются друг с другом, но брось между ними кусок мяса – увидишь, что останется от их дружбы».

Чарли попытался примерить этот «кусок мяса» к своим отношениям с Фариком Фэноном, но никакой аналогии не подобрал. Тогда он спросил парня:

– Конни, ты мне вот что скажи. Что Эпиктет думает о том, кто публично восхваляет некую знаменитость, да, и при этом он действительно уважает… э-э-э… его способности, профессиональные навыки – но не очень высокого мнения о нем как о человеке? Стоит ли произносить такую речь, если ты связан с этим человеком по важному делу и от этого многое зависит?

– А тот, кого он восхваляет, в душе ему не нравится?

Чарли глубоко вздохнул, шумно выдохнул и удрученно сказал:

– Да. Он этого сукина сына на дух не переносит.

– И этот человек говорит речь, восхваляющую знаменитость, чтобы что-то получить для себя?

Секунду старик колебался.

– Да. Ты угадал.

– Не так уж много я угадал, – улыбнулся парень. – Эпиктет говорит, что продавать себя – значит низводить себя до уровня животных, несчастных тварей, таких, как волк или лисица. Он почему-то считает, что лисицы находятся на самом низшем уровне развития.

– Он так и говорит – «продавать себя»?

– Да, так и говорит. Подождите… – Конрад полистал книгу. – Вот, Книга первая, глава вторая. «Обдумай, за сколько ты продаешь свою свободу воли, человек. Во всяком случае, не продавай ее дешево».

– Откуда же тебе знать, дешево ты ее продаешь или нет?

– За сколько бы ни продавал, все равно это слишком дешево, – сказал Конрад, – по крайней мере, я именно так понял его слова, мистер Крокер, – настоящий стоик никогда не пойдет на компромисс. Продажи и компромиссы не в его характере.

– Прекрасно, – заключил Чарли, – но откуда тебе знать, что в твоем характере, а что нет? Допустим, у человека кризис, он должен принять решение. Откуда ему знать, на что он способен?

– Эпиктет это объясняет примерно так: «А откуда бык при появлении льва, когда надо защищать все стадо, знает о своей силе и способностях? Он знает о них, потому что не сразу стал сильным, на это ушло много времени. Как и бык, человек не сразу вдруг становится героем. Нужно пройти суровую закалку, подготовиться и не браться необдуманно за сложные дела», – вот что он говорит.

«Как бык!»

Мать честная, подумал Чарли, из всех животных этому философу надо было выбрать именно быка! В голове тут же запрыгала рикошетом старая песенка, и он уже не мог от нее избавиться:

 
Чарли Крокер – мужчина хоть куда.
Спина у него, как у джерсийского быка.
Не любит он окру, не любит овес.
А любит девчонку без волос.
Чарли Крокер! Чарли Крокер! Чарли Крокер!
 

«Как у джерсийского быка!» Этот парень, Конни, будто читал его мысли, будто заранее знал, чем пронять Чарли Крокера, который всегда сравнивал себя с джерсийским быком!

– Это все очень чинно и благородно – на словах, пока твой философ рассуждает о душе, но какое отношение это имеет к настоящей жизни? Давай на секунду представим реальную ситуацию. Ситуацию, когда ты теряешь всё… вообще всё! Понимаешь, о чем я? Ты теряешь всё – дом, в котором живешь, машины, доход – всё! И оказываешься на улице. Ты не знаешь, когда и как придется еще раз поесть. И к чему тебе тогда твои высокие идеалы?

– Ученики часто задавали этот вопрос Эпиктету, и знаете, что он отвечал?

– Что?

– Вы когда-нибудь видели старого нищего? – Парень так и сверлил его глазами.

– Ты меня спрашиваешь?

– Да.

– Конечно, видел, – сказал Чарли, – оборванцев я навидался.

– И что? Они ведь как-то живут? Они находят себе пропитание – триста шестьдесят пять дней в году. Даже они не голодают. Почему же вы думаете, что они могут найти себе пищу, а вы не в состоянии?

– Хорошенькое утешение! Да я скорей помру, чем пойду с протянутой рукой!

Парень улыбнулся, глаза так и вспыхнули.

– Именно об этом и говорил Эпиктет, мистер Крокер. Он говорил: «На самом деле вы боитесь не голода, вы боитесь унижения». Стоики считают – для того, чтобы быть великим человеком, высокое положение вовсе не обязательно. Один из философов-стоиков, Клеант, зарабатывал на жизнь тем, что носил воду. Он был простым рабочим, мистер Крокер. Но никто и не думал проявлять неуважение к нему и его занятию. А почему? Потому что он излучал силу искры Зевса.

Чарли закрыл глаза и попробовал представить такую картину. Он оказался на улице. На какой улице? На Блэкленд-роуд? Там ему достанутся только выхлопы проезжающих «БМВ» да летящие из-под шин камешки. Тогда где? На Пичтри? На Пичтри и пешком-то никто не ходит – кто же будет останавливать свой «мерседес» или «инфинити», чтобы дать Чарли Крокеру монетку? Может, поставить консервную баночку на стоянке у Ленокс-сквер? Но там наверняка есть охрана, которая вышвыривает бродяг еще до того, как они устроятся на тротуаре со своей банкой и плакатиком: «Помогите, пожалуйста. Не хватает 28 долларов на билет домой, в Мобил. С расспросами, советами и нотациями не обращаться». Такой плакатик Чарли видел… где он его видел? На Ленокс-сквер? В центре рядом со зданием «Си-Эн-Эн»? Чарли открыл глаза, посмотрел на этого Конни и покачал головой:

– Я попробовал представить, но не получается.

– Даже если такое произойдет, – сказал парень, – это будет далеко не так ужасно, как кажется, мистер Крокер. Эпиктет сказал бы, что когда вы – я говорю «вы» просто ради примера, мистер Крокер, – Эпиктет сказал бы, что когда вы поддаетесь своим животным порывам и считаете себя лишь жалкой плотью, наделенной звериными инстинктами, вы делаете это в ущерб своему божественному и блаженному родству, той искре, которую дал вам Зевс.

Раздался стук в дверь, и она тут же открылась. Вошла Серена, на лице гнев и страх. Сейчас она была в летнем платье барвинкового цвета и весьма целомудренного фасона, хотя вырез не скрывал грудь. Густые черные волосы волнами падали на спину, а глаза, подчеркнутые цветом платья, казались необыкновенно яркими.

– Чарли! – Она решительно зашагала к кровати. – Кто этот… этот Белл? Он…

– Серена, – перебил Чарли, – ты помнишь Конни, да? – Сейчас было особенно важно, чтобы жена обратила внимание на присутствие парня.

Серена мельком глянула на молодого человека, который уже поднялся.

– Да… конечно. – И опять повернулась к Чарли. – Этот мистер Белл звонит и звонит, без конца повторяет, что ему необходимо, чтобы ты «еще раз подтвердил свое решение». «Подтвердил решение», «подтвердил решение», – талдычит как заведенный, и ему безразлично, кто берет трубку – Жермен, Нина, кто угодно. Что прикажешь с ним делать, а? Что все это значит?

Чарли было стыдно, что Серена устраивает сцену при Конни. Он хотел поставить жену на место, но такая усталость вдруг навалилась… такая слабость… Утонуть бы в матрасе, скрыться в мягком убежище кровати с тысячедолларовым балдахином, вниз, вниз, вниз… туда… Да, он живет жизнью инвалида, Эпиктет правильно сказал. Как звали того парня? Клеант? Он таскал воду ради заработка, словно мул, и при этом был великим человеком, и все об этом знали.

– Ну? – Серена уже уперла руки в бока. Глаза у нее так и пылали. – Что прикажешь с ним делать?

Чарли подтянулся повыше, чтобы хотя бы полусидеть, – не такой уж он инвалид.

– Ты права, – сказал он Серене, – до сих пор я был лисицей, но это не в моем характере. На душе у меня погано, и колено болит, как черт знает что, но я буду… буду быком… да, быком. Я сам с этим разберусь.

Презрительное шипение:

– Что за чепуху ты несешь, Чарли? Какая-то лисица, бык…

Стало ясно, что на быка он явно не тянет. Голос был чуть громче робкого кваканья, и как он ни собирал в кулак силу воли, ее не хватало даже на то, чтобы изобразить из себя быка. Крокер посмотрел на Серену, посмотрел прямо в эти гневные барвинковые глаза.

– Я опустился до… – лисиц и волков он решил в этот раз не упоминать, – до определенного уровня, но это временно. Я со всем этим разберусь.

По-прежнему упирая руки в бока, Серена посмотрела на Чарли, словно он совсем выживший из ума старик, покачала головой, развернулась и решительно вышла.

Нет, Чарли не бык, выросший с сознанием собственной силы. У него нет больше мощной спины, и единственная надежда снова обрести ее была в этой книге, которую держал в руках стоящий у кровати парень, молодой парень с тонкими чертами лица и большими сильными руками, какие могли бы принадлежать человеку вдвое крупнее него. Конни сам напоминал того философа, Клеанта, – простого рабочего, который на всех, кто с ним сталкивался, производил впечатление «льва, в горах обитающего», уверенного в своей силе и мощи. Как Одиссей на берегу после кораблекрушения, где бы ни был этот чертов берег и кем бы ни был этот чертов Одиссей. Память откликалась на имя смутным толчком узнавания, но и только.

Как это унизительно: этот тон, которым Серена разговаривала с ним при Конни… Чарли никогда не позволял женщинам так с собой разговаривать. Почему же сейчас позволил? Потому что источником его уверенности и силы всегда были деньги, репутация, успех в житейских делах. А единственный источник истинной силы – его собственная воля, власть над собой, способность свободно принимать решения, божественная искра разума, позволяющая определить, что в его силах и что выше их.

Что ж, Серена не богата – и не без его стараний – они заключили брачный контракт и прочее, домашним деспотом ее тоже нельзя было назвать, но вести себя как стерва она вполне способна – вот вам, пожалуйста, это небольшое представление перед посторонним.

Чарли было тоскливо даже думать об упражнениях, но он сказал Конни:

– Слушай, я хотел бы встать и пройтись. Дай мне руку. И принеси халат.

Спустить прооперированную ногу с кровати и встать стоило убийственных мук, но через некоторое время Чарли уже ковылял по просторному холлу, одетый в свой ярко-синий халат и опирающийся на алюминиевые трости. В холле лежал толстый ковер, но трости все равно клацали: клак-клак… клак-клак… клак-клак… клак-клак… Конни шагал рядом.

Клак-клак… клак-клак…

– Конни, – позвал старик.

– Да, сэр.

– Конни, сделай мне одолжение.

– Все, что смогу, мистер Крокер.

– Завтра ведь ты опять придешь, да?

– Да, сэр.

– Слушай, мне бы хотелось… я бы тебя попросил, чтобы ты оставил мне эту книгу на вечер, я ее сам посмотрю. А завтра верну.

Конрад не знал, что сказать. Как объяснить старику, что книга… живая, потому что в ней искра Зевса? В ней основные истины, с которыми он смог дать отпор самым страшным отморозкам в тюрьме, вынести разлуку с семьей, конфликт с законом, одолеть наглого вымогателя – ухмыляющееся лицо подонка в доме Гарднеров до сих пор стояло перед глазами. В этот миг все сошлось. Конрад увидел события как единое целое. Книга явилась, будто бы случайно, в Санта-Рите, познакомила его с Зевсом, с Эпиктетом, с истиной, она дала ему силу драться и одолеть самого отвратительного тюремного хищника. Потом Зевс разрушил тюрьму, расколол целое бетонное здание, как грецкий орех, чтобы Конрад мог бежать. Зевс дал ему свободный армейский джип, привел к Кенни, к Мэй, к «подпольным авиалиниям» и переправил в Атланту. Почему же именно в Атланту? Потому что в захламленной чердачной комнатке городка, о котором Конрад сроду не слышал, на полке стоял еще один экземпляр Книги. Зачем ему был дарован этот экземпляр? Чтобы он продолжал свое дело, продолжал служить Зевсу и славить его. А сейчас появился шанс – горячая волна обожгла корни волос – появился шанс обратить человека с большими деньгами, известностью, возможностями. С того дня, когда Конрада уволили из «Крокер Глобал Фудз», и до этого самого момента, когда он стоял перед самим Чарли Крокером, качающимся на алюминиевых тростях, – ну конечно! – это же целая схема, куда Зевс вплел его жизнь. Не для того, чтобы наказать Крокера, одним щелчком пальцев оставившего без работы сотни людей, но чтобы поставить крупного бизнесмена и его возможности на службу Зевсу.

Для Чарли это выглядело так: парень минут пять стоял перед ним, не говоря ни слова. И смотрел рассеянно, будто в облаках витал. Что, черт возьми, такого в этой книге?

– Хорошо, мистер Крокер, – сказал он наконец, – я оставлю книгу у вас, когда пойду домой. Только, пожалуйста, присматривайте за ней. Понимаете, книга… живая.

Вот как. Живая. Чарли понятия не имел, что значит вся эта чертовщина, но какой-то смысл в ней точно есть…