Текст книги "Шоу Подбор (СИ)"
Автор книги: Софья Лямина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц)
Перед глазами все плыло. Я давно перестала понимать, что происходит. Сознание балансировало на грани черного беспамятства. Но я держалась, боясь упустить тот момент, когда снова можно будет попытаться сбежать.
Портута готовила меня к обряду. Расчесывала гребешком волосы, обтирала тело от крови, наносила узоры странной консистенцией, отдаленно напоминающей краску. Даже переодела в ритуальный костюм и надела на голову повязку с перьями. Кроссовки она безжалостно сняла, отшвырнув в тень пространства.
Я слабо осознавала процесс подготовки к жертвоприношению, то проваливаясь в темноту, то просыпаясь. Однако то, что она сняла с моей шеи маячок, я запомнила. Это произвело эффект ледяной воды.
Я взбесилась, оттолкнула женщину и рванула в ту строну, куда Портута выбросила подвеску в форме птички. Упиревшись руками в ковры, я пыталась найти маячок, борясь с головокружением. Получалось плохо. В какой-то момент я рухнула на пол, не в силах больше подняться.
Это был конец…
Очнулась я, когда охранники подцепили меня за плечи, вздернув на ноги. Они волочили меня прочь из дома Портуты. Женщина шла следом, негромко напевая монотонную и ритмичную ритуальную мелодию, сопровождая наш путь осыпанием лепестков красного цветка.
Встречные люди подхватывали напев Портуты. Они выстраивались шеренгой по всему нашему пути, цеплялись за руки и замирали. В глазах каждого встречного я читала приговор.
По коже побежали мурашки, рождая страх. Я с первобытным ужасом наблюдала за тем, что происходит, и не могла поверить, что все это – правда. Каждый шаг отдавался громким стуком в сердце. Это действительно был ритуал, окончание которого ознаменует моя смерть.
Чем дальше мы шли, тем труднее было ступать. Нарастающая паника судорогой сжимала сердце. Меня практически несли на руках, потому что ноги уже не слушались. Я не могла думать, все мысли вытеснила мелодия моей смерти. А мы все двигались вперед…
Наш путь прервался посреди округлой поляны. Расплывающееся пространство сузилось в одно изображение – огненный контур, обозначающий границы территории ритуала. Племя разожгло кострища, расположив их так, что те одной линией точно повторяли границы поляны. За пределами этой линии собрались сотни человек, забрасывая внутрь круга цветы. Их лепестки ловили последние предзакатные лучи солнца. Я вскинула голову и увидела место моей смерти.
Это был огромный ритуальный камень – большая копия того, что я уже видела ранее, когда искала место для палатки. Охранники толкнули меня в его сторону. Я уже не могла прекратить непрерывный поток слез, быстрыми дорожками стекающих по щекам. Рухнув на колени, я начала сотрясаться от рыданий.
Нет, так же нельзя! Нельзя! Нельзя!!!
Наплевав на мое состояние, охранники поднялись по маленьким камням выше и, прижав меня к жестокой и холодной каменной глыбе, надежно привязали веревками. Веревками, которые испепелятся, а я рухну прямо вниз, в костер. Племя продолжало петь и кидать цветы, а я не могла прекратить плакать.
Двадцать три года, постоянная борьба с собственным родом, а в завершении неминуемая смерть в огне ритуального костра спятившего племени. Чувствуя, как рыдания разрывают изнутри, я не могла прекратить думать о том, как мало сделала в своей жизни.
Буквально всю себя я потратила на учебу и работу! Всю жизнь!
Я практически не путешествовала, все откладывала на потом. Думала: куда же спешить? Впереди целая жизнь! Целая прорва времени!
Я просыпалась, летела на работу, застревала в пробках, повторяя это изо дня в день. Неделю за неделей. Месяц за месяцем. Год за годом одно и тоже!
Я тратила себя на других людей, беспокоясь об их имидже, но совершенно наплевав на себя! Я верила в то, что это делает меня счастливой. Но теперь, над кострищем совей смерти, я поняла, что мне и вспомнить-то нечего.
Всего одна дикая влюбленность, которая даже не закончилась помолвкой, потому что я ответила «нет» на предложение руки и сердца человека, которого любила. И ведь я знала, что буду счастлива рядом с этим человеком, который безмерно меня любил, слепо веря и доверяя. Но я отказалась. Почему? Слишком просто.
Всю свою жизнь я искала трудности. О да, так ценила стресс! Это же адреналин! Ради этого стоит жить: удовлетворение от хорошо проделанной трудной работы.
Люди тем временем жили, путешествовали, влюблялись, танцевали под дождем, смеялись, рыдали, переживали самые яркие мгновения своей жизни, расставались и снова сходились, бегали по утрам, купались в океане, прыгали с парашюта.
А где же была я? На ивенте. Или, может быть, в офисе – разбиралась с чужой жизнью вместо того, чтобы строить свою.
Каждый божий день я проживала по четко скоординированному плану. Дом, работа, бутик, дом и снова работа. Избегала семьи, избегала друзей, избегала любви.
Даже собаку не заводила, потому что считала, что она будет меня ограничивать. Словно именно из-за нее я не смогла бы резко и спонтанно отправиться в путешествие. Боже, я так боялась всего, что может меня контролировать, даже не понимая, что это я сама себя загоняю в рамки надуманными проблемами! Как же это глупо!
Племя разразилось громким криком. Вождь выступил вперед, вперив в меня костяной посох. Он произносил речь, обвинительно указывая на меня. Словно это я была виновата в каждой из их бед. В смертях, в болезнях, в засухе. Во всем!
Он говорил очень долго, но речь ускользала от меня. Пелену перед глазами застелила линия слез. Я слышала лишь удары собственного сердца и ожидала, когда снизу затрещит костер моей смерти.
Племя не заставило себя ждать. Вождь выкрикнул последнее слово, поджигая факел в ближайшем кострище.
Сейчас он подожжет те ветки, что лежали у моих ног, они подниму столп пламени. Камень нагреется, веревки испепелятся, и я рухну вниз, сгорев в огне чужой ненависти. Умру за то, что не позволила мужчине тронуть себя. Умру за то, что защищалась.
Затрещали поленья. Я закричала, с первобытным ужасом глядя на вспыхнувшее пламя. Оно быстро охватывало пропитанные чем-то поленья, распространяясь, обхватывая окружность камня. Кожу обдало теплом, согревая замёрзшие конечности. Скоро я буду ненавидеть этот жар!
Я кричала сквозь слезы. Это была истерика. Я оглушила себя собственным криком, впрочем, не прекращая эту пытку израненного горла. В груди цвела паника, охватывая каждую частичку тела. В висках пульсировала острая боль, меня затошнило.
***
Когда над огнем взмыло облако пара, я была близка к обмороку. Впрочем, не переставала кричать.
Чувствуя, как ослабевает веревка, я приготовилась падать, вцепившись в поверхность камня так, что почувствовала, как сломанные еще вчера ногти хрустят. Я никогда так не плакала. Я просто не знала, что можно испытывать что-то подобное! Что-то настолько животное, дикое и ужасающее своей первобытностью. Это было что-то на гране безумия.
Когда сильные и холодные руки обхватили талию, я начала вырываться, уже не осознавая, что происходит. Я была готова защищаться! Черт, да в тот момент я была способна на убийство.
Вырываясь, пинаясь, крича и царапаясь, я просто не понимала, кого бью, от кого пытаюсь убежать. Но в ответ не били, даже не пытались заставить открыть глаза, только держали, прижав к себе. В какой-то момент я задрожала и затихла, доверчиво обхватив того, кто так крепко держал. Сквозь слезы раздавались громкие всхлипы, мои руки непроизвольно вцепились в спасителя. Больше не было жарко, ступни не обжигало огнем, перед глазами не маячило пламя.
Только спустя некоторое время я смогла открыть и поднять вверх глаза. Арчибальд.
Это стало понятно сразу же, как только я увидела плечи спасителя, обтянутые дорогой тканью идеального костюма. Чуть отстранившись, но не выпуская из судорожного захвата своего спасителя, я подняла лицо и встретилась взглядом с мрачным взором нашего президента.
Мне поплохело. Это была совершенно другая гамма эмоций, слившаяся воедино с истерикой. Однако потерять сознание не удалось. За последние два дня я выполнила десятилетнюю норму по падению в оборок.
Сейчас во мне боролись две сущности: испуганная девочка, нуждающаяся в поддержке, и наследница рода Оплфорд, осознающая весь ужас такого поведения в обществе президента.
Но послав к черту предубеждения, я покрепче обхватила шею Остина Габриэля Арчибальда, недвусмысленно намекнув, что отпускать не собираюсь. Сейчас мне просто было хорошо. И не важно, как это выглядит со стороны.
Страх и боль, пережитые за все время, проведенное в этом адском лесу, скопились и вот-вот были готовы выплеснуться потоком новых слез. Я даже угрожающе шмыгнула, испуганно глядя в глаза своего героя. И пусть кто-то попробует доказать обратное.
– Мисс Оплфорд, – раздалось рядом деликатное покашливание Илдвайна Кларка, доктора резиденции Арчибальдов. – если вы отпустите мистера Арчибальда, то я смогу оказать вам первую медицинскую помощь и…
– Нет! – категорично отказалась я, опасаясь, что все это – игра воображения, как бывает у изможденных путников в пустыне.
Словно стоит мне отпустить крепкую шею президента, как хрупкое ощущение безопасности развалиться, и я рухну в ад, снова оказавшись привязанной к камню, а внизу будет разгораться пламя. Меня до сих пор ощутимо трясло от пережитого.
– Но, мисс, – попытался было переубедить меня доктор.
– Мисс Оплфорд выразила свое пожелание относительно этого вопроса, – спокойно отозвался Остин Габриэль Арчибальд.
– Как сочтете нужным, мистер Арчибальд. – пожал плечами Илдвайн. – Однако я вижу синяки в области ребер у мисс и уже сейчас могу сказать, что ничем хорошим это не обернется.
Я как-то растерянно вспомнила, что у меня ужасно болят ребра, саднит скула, а все тело в царапинах и неизвестно, что у меня может быть сломано. Как-то я и забыла об этом, когда висела на том камне…
– Как вы себя чувствуете? – вопросил мистер Арчибальд, чуть ослабив кольцо рук, в котором я застыла.
– Мне бы в душ, – говорю я, вспоминая, что где только не валялась за эти двое суток. – а еще обезболивающее. У вас, – хмыкаю. – слишком суровое шоу.
Тут я нашла в себе силы отпустить шею мужчины и осторожно встала, ощущая, как сожжённые ступни взрывает фейверк боли. Перед глазами все поплыло, и я бы рухнула, но Илдвайн подхватывает на руки, осторожно неся в сторону вертолета, на котором они прибыли.
Я отрешенно наблюдала за тем, как военные, наставив на племя бластеры, разгоняют их по вигвамам.
Глава 5
Как же это потрясающе – просыпаться в чистой, мягкой, прохладной постели!
Эта мысль мелькнула в моей голове около часа назад, и с тех пор я так и не нашла в себе сил подняться с постели. Наслаждаясь покоем и тишиной, я наблюдала за тем, как приглушенные шторами лучи солнца падают на пол моих апартаментов. Я видела, как пылинки, освещенные этими лучами как софитами, танцевали под мелодию, известную только им.
Размеренно тикали электронные часы, отзываясь в душе приятными вибрациями, умиротворяя и заставляя сердце подстраиваться под их движение. Тик-так, тик-так, тик-так…
Как спокойно и тихо. Я не могла прекратить улыбаться, впрочем, и не пытаясь заглушить свое счастье. Такого же умиротворенного, как и окружающая обстановка.
Каждая частичка моего тела находилась в расслабленном состоянии, граничившим с нирваной. Это была великолепная безмятежность.
Но все же я заставила себя подняться. Распахнув окна, впустила в комнату свет и свежий воздух с примесью соли. Он пах как море, а белоснежные тонкие шторы порхали словно паруса, заставляя улыбаться шире, открыто демонстрируя миру мое счастье.
Странно осознавать, что мне пришлось попрощаться с жизнью, чтобы снова ощущать простые радости этого мира.
Впереди меня ожидали потрясающие в своей обыденности вещи: душ, чистая одежда, завтрак и кофе. А потом, возможно, я все же поговорю со всеми желающими, подпирающими мою дверь с того момента, как меня вернули.
Они бы ворвались в комнату и устроили допрос еще вчера, но Илдвайн непреклонно заставил всех покинуть мои апартаменты, аргументируя это тем, что мне нужен отдых. Как же доктор был прав!
Я нуждалась в отдыхе даже не столько физически, сколько морально. Доктор смог вылечить тело, но вот лекарства от душевных терзаний в его распоряжении не было. Я ощущала физическую потребность лечь, закрыть глаза и просто молчать, прислушиваясь к биению своего сердца, и осознавать, что я жива.
Все еще жива…
Как же много вкуса в этом слове! Сейчас я ощущала это легкое, трепетное, осторожное звучание. Как порыв теплого ветра, как луч света, как капля кристально чистой воды или щемящее ощущение счастья. Четыре буквы, сочетающие в себе весь мир. Вмещающие в себя целую вселенную.
Улыбнувшись своему отражению, я ступила босыми ногами на ледяную плитку ванной комнаты. Я позволила себе долгий, прохладный душ, смывающий весь жар вчерашнего костра. Нанесла скрабы, гели, маски и бальзамы – все то, что отыскала в чемодане. Мне было необходимо почувствовать себя чистой.
Потом я долго крутилась у шкафа, с небывалым удовольствием выбирая сегодняшний комплект одежды. Честно! Последний раз я испытывала такую радость от тактильного ощущения ткани, когда будучи пятилетней девочкой оказалась в магазин платьев. Мне сказали: «Выбирай!». А я стояла и не могла поверить в то, что могу выбрать любое платье среди этих сказочных нарядов. Думала, сейчас мне скажут, что нет времени. Родители, не исполнив обещания, убегут на работу. И в душе такое трепетное счастье, которое легко спугнуть, но оно продолжает существовать.
Я выбрала непривычный для себя цвет – красный. Обычно я не ношу вещи ярких оттенков в повседневной жизни, но сейчас не могла оторвать взгляд от него. Легкое, невесомое, ниспадающие мягким водопадом к коленям, закрепляющиеся на талии тонким шнурком, обхватывая ее несколько раз. В области шеи оно трогательно обнажало ключицы, чтобы мягко разойтись к плечам.
Мне нравилось то, как я выглядела в нем. Тонкой, легкой, словно уязвимой, но в то же время свободной. Так, наверное, чувствуют себя волны, разбивающиеся о скалы. Сильные, волевые, но неминуемо взрывающиеся яркими брызгами о суровые утесы, оставляя на них капли своей жизни.
Распустив волосы, я нанесла легкий макияж и надела тонкую золотую подвеску в виде балерины, которую мне подарила мама. Мою любимую. Я всегда берегла ее, откладывая в бархатную коробочку. Но сейчас вдруг почувствовала в себе силы носить тонкую балерину между крыльями ключиц.
Надев балетки, я вышла за пределы апартаментов, прислонившись спиной к двери. К своей радости, я не обнаружила никого в коридоре, поэтому спокойно спустилась по лестнице на первый этаж.
Знаете, что мне сейчас было просто необходимо? Большая кружка кофе, которую можно взять с собой. Именно это желание я и озвучила на вопрос повара о том, что желает очаровательная леди.
Мне тут же выдали огромную фарфоровую кружку, которую приходилось держать двумя руками, чтобы не уронить. Работники кухни не стали задавать вопросов, хотя это желание отчетливо прослеживалось по их лицам. Я была безмерно благодарна им за это. Портить себе меланхоличное и счастливое настроение вчерашними воспоминаниями совершенно не хотелось.
Я двинулась в сторону рабочего корпуса резиденции, направляясь в кабинет сэра Аньелли. Это был единственный известный мне кабинет, где я могла получить ответы на терзающие вопросы. Конечно, можно было бы попробовать отыскать кого-то из моих спасителей военных или Арчибальдов, обследуя резиденцию этаж за этажом, но таких подвигов совершать не хотелось. Есть шанс наткнуться на Калеба, который не постесняется столкнуть меня с лестницы. А доктор, между прочим, только вчера долечил последний вывих, в процессе комментируя характер каждой травмы. К слову, если делать выводы с его слов, то я просто не должна была выжить с таким набором переломов. Мужчина, конечно, преувеличивал.
Я подошла к двери, ведущей в кабинет сэра Аньелли, и вежливо постучалась, дожидаясь приглашения войти. Некоторое время никто не открывал, и я уже решила, что владельца кабинета нет на месте, как дверь распахнулась, являя усталое лицо британского лорда.
Я приветливо помахала ладошкой, в процессе чуть не пролив горячий кофе.
– Этель? – удивился мужчина, узрев меня на пороге своего кабинета.
– Здравствуйте, сэр Аньелли. Вы не против?
– Конечно, проходи. – произнес он, пропуская мою скромную персону в обитель коньяка и усталых мужчин.
Да-да, здесь собрались трое моих знакомых. Сгорбившиеся, помятые, но упрямо попивающие темную жидкость из квадратных стаканов. Почувствовав себя здесь лишней, я замялась, размышляя, не лучше ли будет оставить их в прежней компании. Судя по всему, они еще не ложились спать.
– Этель? – вскинул брови Роберт, отодвинув стакан. – Что ты тут делаешь?
– Вот и я удивляюсь, – улыбнулась. – могла же отдыхать на жарких островах под палящим солнцем. – и тут же поморщилась от собственных слов.
Да, еще не скоро я буду относиться к жаре с той же любовью. Зато Британия своей прохладой и туманами привлекала все больше.
– Хотя знаете, воздержусь от поездок в теплые страны. – хмыкнула я, устроившись в уже родном кресле.
Ладони плотнее обхватили чашку с кофе, и я со странной любовью оглядела присутствующих. Вот, что с женщинами ощущение близкой смерти творит. Если буду продолжать в том же духе, то и к Калебу теплыми чувствами воспылаю.
Две пары глаз уставились на меня, несколько нервируя вниманием. И только президент продолжил то, чем занимался до моего прихода: смотреть пустым взглядом в никуда и мелкими глотками пить коньяк. Ночь у всех выдалась трудной.
– Этель, мы осознаем причины твоего недовольства – прямо произнес Роберт, жестом попросив меня не перебивать. – и понимаем, что дальнейшая совместная работа невозможна. Ты серьезно пострадала, малыш. Мы обещали защиту, клялись, что ни один волосок с твоей головы не упадет, но не смогли обеспечить тебе безопасность.
– Род Арчибальд официально приносит вам свои извинения, мисс Оплфорд. – подхватил Остин Габриэль Арчибальд, делая очередной глоток. – Вы можете считать контракт расторгнутым. Род Арчибальд выплатит любую запрошенную вами сумму за моральный ущерб и преждевременное расторжение контракта. Род также самостоятельно разрешит все вопросы относительно вашего пребывания на шоу «Побор». Отныне вы можете покинуть резиденцию Арчибальд в любое удобное для вас время.
Я несколько растерянно наблюдала за тем, как президент подписывает необходимые в таких случаях бумаги. Неужели они это серьезно?
Конечно, я размышляла над таким исходом событий. Еще вчера вечером, пребывая в растрепанных чувствах, я собиралась подавать в суд. Да что там суд, я была близка к тому, чтобы лично взять в руки бластер и начать вершить самосуд. На Калебе я бы самостоятельно опробовала весь арсенал, используемый серийными убийцами за всю историю существования мира.
Порыв я сдержала, а сегодня проснулась и поняла, что хочу отомстить иным способом. Я не хотела жарких битв, громогласных обвинений и яростных скандалов. Гораздо больше меня устраивал план, предложенный президентом. Попытка убийства единственного наследника рода Арчибальд, осознанное желание нанести тяжкий вред здоровью путем вживления чипа, сговор Хоткинса и Леонардо против родственника президента, налаженные торговые связи с подпольной организацией, торгующей чипами, – все эти статьи из Уголовного Кодекса гарантировали бы Калебу, как минимум, пожизненное заключение, а как максимум – ссылку на прекрасный остров, где таким задорным юношам промывают мозги.
Чем не сладкая месть? И мне предлагалось быть частью этого плана по свержению блондина с арены славы. Признаться, я бы с удовольствием помахала ручкой вслед мистеру Хоткинсу, закованному в наручники.
Продолжить работать по плану казалось мне хорошей идеей. Все лучше, чем уехать сейчас и мучиться от панических атак, встретив на улице человека, внешне похожего на Калеба, или страдать от посттравматического стресса. Свои страхи нужно перебарывать или избавляться от тех, кто породил их.
Когда я начну новую жизнь, навсегда исчезнув из этой резиденции и забыв это шоу, как страшный сон, я не хочу просыпаться от ночного кошмара или скрипеть зубами, видя по визору интервью с улыбающимся Калебом. А там, глядишь, и смертную казнь восстановят, как меру наказания за преступление…
Теперь же, когда три друга изволили отстранить меня от дела, которое я уже начала считать своим, в душе закипали раздражение и обида.
Нет уж, дорогие, так просто вы от меня не избавитесь! Я еще приложу усилия к тому, чтобы Калеб, устроивший это шоу и отправивший меня в лесок под кустик с сумасшедшими живосжигателями, оказался наказан. Что-то подсказывало мне, что красавчик-продюсер знал о диком племени. И использовал это в своих интересах. Иначе зачем же он так настаивал на этом испытании?
Я поднялась, слишком резко поставив чашку с кофе на журнальный столик и расплескав напиток. Подойдя вплотную к столу мистера Арчибальда, я бесстрашно встретилась с его выжидательным взглядом.
– Мистер Арчибальд, – уверенно произнесла я, сложив руки на груди. – а вы не находите, что расторгать ли мне контракт решать, собственно, предстоит тоже мне? Или вы, уважаемый президент, считаете, что в силу вашего положения в обществе, знаете о желаниях граждан вашей страны лучше, чем они сами? Тогда позвольте разочаровать вас. Я не собираю покидать резиденцию ровно до тех пор, пока наш общий знакомый не потерпит заслуженное наказание.
К концу диалога моя спокойная и гибкая речь плавно перешла в нечто близкое к шипению. И вот я даже не ожидала, что собственный голос способен на такие интонации. Одновременно проникновенные и угрожающие. Признаться, я и сама впечатлилась.
Ну, это я. А президент, конечно, и не с таким сталкивался, поэтому лишь откинулся на спинку кожаного офисного кресла и задумчиво на меня посмотрел, скользя взглядом по лицу. Ни злости, ни раздражения не было на благородном лике Габриэля Арчибальда. Мужчина смотрел на меня так, словно впервые увидел.
– Вас что-то удивляет? – вскинула я бровь, решив окончательно обнаглеть.
От утренней флегматичности не осталось и следа. А вот вчерашнее раздражение вернулось и по-свойски поприветствовало возмущение. Они хорошая команда, особенно когда вместе берутся за работу.
– Меня что-то поражает, – наконец признался Габриэль Арчибальд, поднимаясь на ноги. – вы непозволительно настойчивы, мисс Оплфорд. Вынужден признать, что не ожидал от вас рвения продолжить работать по контракту.
– Вам ли настаивать на его расторжении, мистер Арчибальд. – хмыкнула я, отстраняясь на шаг от мужчины. Возмущение возмущением, а субординация на первом месте. И так позволила себе слишком многое вчера, повиснув на шее президента. – Вы в первую очередь получаете выгоду от того, что контракт продолжит свое существование.
– Не спорю, – кивнул президент. – однако не понимаю причин, побудивших вас настаивать на контракте.
– Поверьте, у меня своя выгода от этого. – холодно произнесла я, не желая обсуждать эту тему. С психологом хоть целый день, а с мистером Арчибальдом – нет. Хотя не уверена, что готова поделиться своими чувствами даже с профессионалом. Наверное, прошло слишком мало времени. – Вас должно интересовать лишь то, что вы выигрываете от нашей сделки. Я не ключевое звено в продуманном вами плане, мистер Арчибальд, но последние события показали, что мне везет на неожиданные открытия. Это можно использовать, и не мне вам рассказывать, как.
Мистер Арчибальд молча наблюдал за мной, скрестив руки на груди. Осанка прямая, взгляд уверенный, губы поджаты. Нет и следа прежней усталости. Поразительная выдержка.
– К тому же, я – конкурсантка. – напомнила словно невзначай. – Именно поэтому останусь здесь, даже если вы расторгнете контракт. Нет, конечно, вы можете систематически ставить мне меньшее количество балов, и тогда я покину проект уже к следующему отсеву. Но в запасе у меня будет много время, пока оставшиеся девушки пройдут это испытание. Или не пройдут, если вспомнить, что в лесу отыскали дикое племя. Но не думаю, что Калеб так просто откажется от своей сумасшедшей идеи. Скорее конкурсанткам придется ждать очистки местности или проходить испытание в другом месте. Поиск подходящего сектора леса займет еще большее количество времени. И тогда у меня будет уже около двух недель на диверсионные действия. Понимаете, к чему я веду?
– Понимаем, – хмыкнул Роберт. – только не ясно, зачем тебе это. А как же желание слабой девушки спрятаться и убежать? Как же страх перед произошедшем? Не боишься, что Калеб попытается от тебя избавиться?
Я улыбнулась. Видимо, было что-то в этом жесте плотоядное, потому как брови на лоб полезли у всех. Приятно, когда ты удивляешь окружающих.
– Я обозначила свою позицию, – вежливо улыбаюсь собравшимся. – полагаю, вам нужно принять решение. Хорошего дня, уважаемые.
На этой радужной ноте я покинула кабинет сэра Аньелли, размышляя, во что выльется мое поведение. В смысле, меня сразу прикончат за подобный тон с президентом или подождут для приличия пару дней?
Далеко я уйти не успела. Даже не прикрыв дверь, я уже очутилась в объятиях кого-то сильного. Чувствуя себя как плюшевый медведь, я практически не возмущалась пока чьи-то руки прижали к себе с такой силой, что ребра угрожающе затрещали.
– Боже мой, ты меня сейчас раздавишь, – беззлобно возмутилась я, встершись со взглядом Изольда.
Пилот словно без напряга держал меня на вытянутых руках, оглядывая на предмет повреждений. Но, не обнаружив таковых, снова прижал к себе, похлопав по спине и вырвав остаток кислорода из легких. Так и убить можно!
Мистера Морца я была действительно рада видеть, поэтому ничуть не заботясь тем, как это выглядит с стороны, обхватила мужчину за шею. Один из моих спасителей…
– Спасибо, – произнесла я шепотом, уткнувшись носом в его грудь.
Объяснять причину благодарности не потребовалось. Пилот понятливо хмыкнул, потрепал по голове.
– А ты боец, Оплфорд. – хмыкнул он, вроде как похвалив. – Думал, еще неделю будешь отходить, а ты вон – на ногах и даже условия диктуешь. Что за позиция, тобой обозначенная? Неужто против этих живодеров на опыты сплавить? Ты не дрейфь, мелкая, их же там препарировать не будут. Так, рентген забабахают, крови возьмут, вопросы несложные позадают. А уж потом под суд…
– Мистер Морец, – раздался недовольный голос сэра Аньелли из кабинета. – вы не могли бы почтить нас своим присутствием?
– Какие опыты? – удивилась я, сильнее обхватывая шею пилота, чтобы не ушел. Изольд хмыкнул, но ничего не сказал, только придержал за талию.
Слова сэра Аньелли мы коллективно проигнорировали, даже не обратив внимания на недовольный тон британского лорда. Из кабинета послышался характерный звук наполняемого бокала. Алкоголизм – штука сложно излечимая.
– Ты не знаешь? – вскинул он черную бровь.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь. – покачала головой.
– Потом узнаешь, мелкая. – произнес Изольд, ненавязчиво ослабляя хватку и позволяя соскользнуть на пол. – Я сейчас к начальству, документы подписывать.
– О неразглашении? – понятливо кивнула я, поправляя красное платье.
– Об увольнении по собственному желанию. – самодовольно хмыкнул пилот. – Я твоего совета послушался и к президенту пошел. Права ты была, мировой мужик! Он меня послушал, что-то прикинул и вольную подписать согласился. Говорит, что уладит все.
– Поздравляю! – искренне произнесла я, наблюдая за счастливым выражением лица Изольда.
Еще бы, ведь он столько ждал этого момента!
Изольд был пилотом. Человеком, который привык быть вольным, как птица, иметь свои крылья и стремящийся летать. Мистер Морец лишился своей свободы в один миг, попав в клетку к тирану Леонардо. Сколько же лет он работал под его колпаком? Пожалуй, для свободолюбивого летчика и день, проведенный в качестве пилота при резиденции Арчибальдов, покажется мучительной вечностью.
Теперь же у Изольда появился шанс снова распахнуть крылья на всю длину. Ощутить вкус свободы. И все это благодаря нашему президенту.
Вина кольнула, напомнив недавний диалог с мистером Арчибальдом. Покачав головой, постаралась отбросить ненужные мысли. Извини, совесть, но от своих слов я отказываться не собиралась.
– Встретимся как-нибудь, Оплфорд. – произнес Изольд, похлопав по спине напоследок.
Он вошел в кабинет сэра Аньелли. Скрипнула верь, отрезая меня от происходящего. Подслушивать не хотелось…
Вздохнув, я направилась в сторону местного SPA. Может, хоть массаж приведет меня в чувство?
***
Как же я была права!
Когда я вошла в салон, то хотела только одного – спокойствия. Тихой музыки, сильных рук, массирующих спину, а затем долгого сна. Но вместо этого оказалась в центре внимания всех собравшихся. Конкурсантки и персонал были уже в курсе вчерашнего происшествия и жаждали подробностей.
Однако, нужно отдать им должное. Женщины долго терпели, позволяя мне насладиться несколькими ваннами со специальными добавками, ароматным чаем и глиняными масками, но когда настало время маникюра, прически и макияжа – не выдержали.
Вопросы посыпались со всех сторон, разбив хрупкую атмосферу тишины. Сначала я неохотно рассказывала о произошедшем, но дальше вдруг поняла, что больше не могу молчать. Излив всю боль в своем рассказе, я неожиданно встретила поддержку. Женская солидарность здесь приобрела особую ауру, согревая израненную душу теплом и заботой.
Девушки охали, матерились, плакали, обнимали меня и снова плакали. Работницам салона пришлось несколько раз переделывать мне макияж, который тек от пролитых слез, но никто даже и не думал возмущаться. Даже когда все остальные конкурсантки покинули SPA, поспешив на ужин, работницы салона все также слушали мой рассказ, не отпустив и накормив меня прямо в массажном кресле.
К завершению всех процедур я с удивлением обнаружила, что уже поздний вечер. Даже ужин уже давно подошел к концу.
К этому времени мы успели не только обсудить варваров и живосжигателей, но и перемыть косточки всем нашим бывшим парням, нынешним свекровям и, хихикая, повздыхать над Арчибальдами.
Массаж, конечно, здорово, но банальные женские разговоры – вообще потрясающе! Почувствовав себя отдохнувшей и полной сил, я поспешила в резиденцию.
С девочками мы попрощались так, словно были знакомы сто лет. Пообещав завтра заглянуть к ним на огонек, я поплелась в сторону освещенного внешними фонарями здания.
В резиденции было тихо. Я поднялась на свой этаж, дошла до апартаментов и уже хотела распахнуть дверь, как на руку, которой я коснулась ручки двери, легла чья-та ладонь. Я вздрогнула и резко обернулась, приготовившись защищаться. Но занесенная рука была легко перехвачена и заведена за спину, а знакомый голос насмешливо произнес:
