Текст книги "На рубеже веков. Дневник ректора"

Автор книги: Сергей Есин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 61 страниц)

Особый эпизод – защита Юры Роговцева. К счастью, я давно приучил себя к предательству учеников. Я сочинил довольно точную, как мне кажется, и объективную рецензию-представление. Из недостатков указал на крайний субъективизм и вследствие этого неумение структуризировать тексты. В общем, Юра меня не послушал и сдал огромную работу, в которой прекрасные куски перемежались с невнятицей.

Самое любопытное, что С.Р. Федякин повторил все мои доводы по общей организации повести Юры. В конце защиты, когда соискателю предоставляют слово, Юра вспомнил мне все, а особенно то место в моей статье, когда я представлял его рассказы в «Домашнем чтении». Там я рассказывал, что взял его в институт практически из жалости. И это действительно было так, потому что я не имел права брать абитуриента с Украины. Потом я его перевел на очное отделение, потом он попросил отдельную комнату, привезя справку из психдиспансера. Во всей его путаной речи было стремление во что бы то ни стало уязвить меня. Но я его, бедного, понимаю.

Днем занимался организацией ломоносовской конференции и бумагами. В Москве метель, зима компенсирует упущенное. По телевидению передают о взрыве самолета ЯК-40 в Шереметьеве. На его борту погиб Артем Боровик. В прессе поднялся невероятный шум. Потому что предполагается теракт. Показали плачущую мать Артема и отца, Генриха Боровика. Почему-то мне не жаль этих людей, т. е. нет особой человеческой жалости, но есть понимание катастрофичности для отца и матери этой утраты и сочувствие. Богатые гибнут в наше время первые. Генрих Аевизерович заплатил за ранний старт сына, за те возможности, которые не имели его сверстники. Возможности рождали чувство исключительности. Помню еще совсем молодого Артема, которого отправили служить в американские войска. Его прекрасные статьи, отзыв Грехама Грина об одаренности этого мальчика. Где здесь одаренность, а где мощная подпитка клана. Жаль. Я плавал с ним в бассейне «Москва», на месте которого сейчас храм Христа Спасителя. А в общем, конечно, лучше бы ничего подобного не происходило.

Несколько выписок из архивных дел. Я использую свое служебное положение в личных целях. Эти документы потом надо будет разнести по соответствующим местам.

Пелевин В.О., 2 курс, контрольная работа по политической истории XX века.

Тема: «XXVII съезд о дальнейшей демократизации общества». 25.02.90 г.

Впечатление от работы такое, что писалась она лет пять тому назад, автор мыслит устаревшими категориями, как будто и не было пяти лет перестройки.

Характеристика |

на студ. 2-го к. з. отд. Пелевина В.О.

В рассказах Виктора Пелевина – достоверность житейских наблюдений, иногда утрированных. В последнем рассказе – попытка «сюрреалистического» повествования (о том, как наступает смерть). Еще пока – авторские поиски, идущие скорее от отвлеченного «философствования», нежели от подлинности внутреннего, духовного опыта.

Руководитель семинара М. Лобанов, март 90 г.

Новиков М., 4 курс, контрольная работа по истории русской критики на тему «Учение В.И. Ленина о партийности литературы.

Ваше неравнодушие, ваше стремление размышлять, а не повторять, разумеется, вызывают сочувствие, но перечитайте свою работу, благо, она крохотна: в ней больше суммирования уже высказывавшегося, а не конкретно исторического анализа. Кажется, Вы сели за машинку раньше, чем обдумали то, о чем хотите сказать.

Характеристика на студ. 2-го курса з. отд. Новикова М.С.

Путь Михаила Новикова от фантастических рассказов, с которыми он поступал в Литинститут, к реалистическим несколько затянулся, он мог бы писать больше. Отчасти это можно объяснить тем, что он увлекается критикой /показывал мне свою статью/. Сейчас М. Новиков работает над новыми рассказами, в которых должно с большей четкостью, чем до этого, определиться направление его литературных интересов, само качество прозы /до этого «реалистические» рассказы его были удачнее «фантастических»/.

Руководитель семинара М. Лобанов. Март 1965 г.

Николай Шмелев, газета «Труд» № 45:

«Начнем с того, что оборонительные расходы, которые фактически задушили СССР, сократились примерно в пять раз. Расходы на здравоохранение, образование, науку уменьшились в десять раз. Заработная плата в России упала приблизительно в два, а с августа 98-го – в три раза. Пенсии сократились в пять-шесть раз. При этом налоговая нагрузка на предприятия выросла в среднем в два раза по сравнению с советским временем. Кроме того, мы перестали содержать 14 советских республик, субсидии которым ежегодно составляли порядка 50 миллиардов долларов. Плюс 20–25 миллиардов долларов в год мы вколачивали в страны СЭВ и страны третьего мира – бесплатными поставками, льготными ценами на нефть, газ… Это колоссальные деньги. А сегодня весь российский бюджет – 20–30 миллиардов долларов».

12 марта, воскресенье. У меня ощущение, что мало работаю над дневником. Правда, вечер пятницы и субботу сидел над версткой журнала «Проза», где у меня идет половина материала. К сожалению, в редакции не сделали никаких замечаний, а вычистить рукопись сам я не смог. Боюсь, что редакция понадеялась на меня больше, чем это следовало бы делать. Этот журнал очень лихо издает Володя Крымский. Я заглянул в другие тексты, много интересного, хотя на первый взгляд кажется, что облегчено. Но читающий, проходя через усложнения, вплавляется в более четкие и трудные тексты. Кажется, в журнале будет хорош роман какого-то неизвестного мне молодого парня. В романе действуют ангелы.

С моей публикацией в «Нашем современнике» что-то застопорилось. Я говорил об этом в пятницу в институте со Станиславом Юрьевичем Куняевым. Он также сказал мне, что я напрасно умягчаю в верстке еврейскую тему. Объяснять, что деталей больше, чем диктует хороший вкус, бесполезно. Здесь правота не одного дня дневника. А общей картины. Задержка с публикацией, видимо, связана с обилием других обязательств. Мои дневники не защищены ни связями, ни экстренной ситуацией, в них только мой заблуждающийся голос. Я тихо делаю ставку на книгу – «Дневник ректора».

По словам С.Ю. я понял, что наш патриотический клан обеспокоен присуждением В.Г. Распутину премии Солженицына. Это как бы выводит Распутина из публицистическо-патриотического оборота. Журнал поставлен в трудное положение: Распутина надо поздравить публично. У журнала возникло желание поздравить сам присуждающий премию фонд с проявленной смелостью. Воевать и воевать. Я посоветовал все-таки не обращать внимания на внутренние распри и поздравить как надо. Пора, ребятки, смириться, с тем, что рожей, талантом и образованностью не вышли. Да и к чему эта подпольная война?

С удовольствием, а иногда и с упоением читаю книгу В. Гусева. Все на редкость толково и спето своим голосом.

14 марта, вторник. Записываю театральные впечатления, а вдобавок ко всему и сегодня иду в театр. У К. Райкина премьера по пьесе Мердок. Это моя старая привязанность, да и Сергей Петрович просил. Мои театральные впечатления чисты от корысти и мелкости, потому что по обыкновению хожу бесплатно и сижу близко. Из-за плотности этих «хождений» невольно возникает идея сравнений. И здесь из последнего и более дальнего я, конечно, не пропущу «Без вины виноватые» А. Островского в театре у Т.В. Дорониной. Это уже второй спектакль, премьера состоялась 8-го. Шел, уже зная, на что, потому что в субботу прочел в «Коммерсанте» уничижительную рецензию. Этому можно и не удивляться, это просто другая точка отсчета без взгляда на другую. Широта восприятия подразумевает культуру. Спектакль у Дорониной, как всегда вызывает много раздумий. Во-первых, хорошего спектакля и не может быть без хорошей пьесы. Любые просто театральные действия, не снабженные глубоким словом, – это лишь быстро выветривающиеся сны, лишь настоящая драматургия захватывает человека до подсознания. Хорошая, мощная пьеса проходит, если все гладко, нет особых накладок, если за актеров, за качество их игры не стыдно. Вот почему, наверное, театры предпочитают устоявшийся репертуар. Во-вторых, идет уже собственно театр, актеры, декорации. Это тоже держит, увлекает, вызывает волнение. В рецензии «Коммерсанта», как обычно, нападки на режиссуру и статуарность Дорониной. Но разве не растворяется актер в приеме? Я не мог здесь разделить спектакль и режиссуру. Если и были «приемы», то они немудрящие. Но вот любимая моя «гудящая» атмосфера на этом спектакле была. Доронину часто упрекают в том, что она отыгрывает уже нажитое с другими режиссерами. Нажить этот внутренний магнетизм огромной личности ни с кем невозможно. Он или есть или отсутствует. С поразительным вниманием четыре с лишним часа зал внимал – другого слова я не подберу, – жизням по времени давно истлевших людей. Вот тебе и режиссура! В этом смысле спектакль почти модернистский по своей простоте и следованию МХАТовской правде. Никаких приемов и подделок под правду. Декорация рисованная, интерьер достаточно условный, костюм театральный, в котором никто и никогда по городу не ходил. Но какое от всего этого огромное удовольствие. Опять поймал себя на том. что думаю, сколь многим Чехов попользовался у Островского. Какая неслыханная простота в слове и обязательно история. Как же мне надоел в театре Чехов и его «интеллигентность», которую наша ублюдочная интеллигенция из-за недостатка чего-либо путного в себе несет, как знамя.

На следующий день был в театре на Бронной на спектакле Сергея Житинкина о Нежинском. Это тоже все занятно, интересно, местами условно глубоко. Но почему-то все это меня не затрагивает. Хорош Вавилов и Домогаров. Я люблю балет, все знаю о Нежинском и их отношениях с Дягилевым, но что-то в пьесе оказалось тематически непрописанным. Я бы сказал, что Житинкин каким-то образом сумел преодолеть недостатки пьесы. Я еще никогда не видел такого большого количества исторических лиц на одной сцене: Бакст, Кокто, Стравинский, Дягилев, Фокин. Нижинский.

На семинаре обсуждали Светлану Г… Много говорил о стилистике, а перед этим рассказывал о двух спектаклях, которые я посмотрел за воскресенье и понедельник. Только двое из всего семинара слышали фамилию Дягилева, двое – Кокто и человек пять-шесть слыхали о Стравинском.

Потом я поехал в райкинский театр на премьеру спектакля по пьесе А. Мердок «Слуги, снег». И опять, несмотря на высокие цены, театр был полон. Может быть, – вернее, в том числе – это зависит от того, что все почувствовали, что телевидение окончательно мертво и потянулись к чему-то живому. Эта единственная пьеса недавно скончавшейся английской писательницы – прекрасный путеводитель по всем ее профессорским романам. Новых особенно мыслей нет, пьеса растянута, но, как иллюстрация к сегодня, любопытно: стоящий на коленях и требующий власти народ, либерал, желающий устроить парламент слуг и не желающий поступиться властью. Хороша и картинка: этот же либерал, в своем поместье, «по необходимости» пользующийся правом первой ночи. Воистину влияние писателей на публику бессмертно.

Встретил в театре В. Маканина с женой. Поговорили без сердечности. Чего ему не хватает?

В театре холодно: из-за аварии отключено отопление.

Поздно вечером по РТР шла передача, посвященная 70-летию Егора Яковлева. Участвовал весь совершенно определенный политический бомонд: Юр. Любимов, В. Молчанов, Каданников, В. Славкин, Ю. Гусман, Л. Дуров и даже М.С. Горбачев. Как быстро оперился после трагической смерти жены! Все это политические единомышленники и люди близкого к Яковлеву возраста. Вся ситуация показалась мне достаточно нескромной. Кто такой Яковлев, чтобы устраивать из его частного юбилея общенациональный праздник? Это в тот момент, когда гибнут тысячи людей в стране. Кто такой Яковлев, когда почти от голода погибают его сверстники, проработавшие весь свой век у станков и в поле? Разрушитель их обеспеченной старости? Я полагаю, что мы, старики, не умеем взглянуть на себя, на свои вторичные лица и все жмемся к живительной телекамере. Я-то уже начал себя стесняться.

ФСБ взяло и уже перевезло в Москву Салмана Радуева. Чего это он стал такой легкодоступный? Опять по ТВ показали похороны псковских десантников. Служил патриарх, на службе присутствовал Путин. Его предвыборная кампания режиссируется прекрасно.

16 марта, четверг. Звонил А.С. Вартанов, постоянный редактор телевизионной странички из «Труда». Жаловался, что без меня в его страничке не хватает перца. «Конечно, в редакции иногда не понимают, о чем вы пишете, но когда понимают…». Обещал в субботу что-нибудь сделать.

Наши мальчики и девочки довольно быстро ассимилируются в Москве, когда приезжают. И не имеют никаких моральных обязательств. Когда им представляется возможность зацепиться здесь поплотнее. Валера Беляров, наш заочник, которого я устроил в Москве у нас в институте охранником, привез в столицу жену и ребенка. У них в провинциальном городе нет ни работы, ни возможности жить. Он сам работал охранником в банке. Жена, молодая красивая женщина, очень хорошо работала в общежитии горничной сразу на двух ставках. Мы ему дали комнату в общежитии иностранцев на З-м этаже. Но вот теперь жена вдруг устраивается, еще не проработав и полгода, в рекламное агентство. Что же, будет теперь жить по коммерческой цене!

В институте в четверг прочли лекцию по авторству Шекспира. Все достаточно убедительно и даже романтично – драматург – сводный брат и племянник Елизаветы, его авторство – «государственная тайна» королевства, Шекспир – «живой псевдоним», Бен Джонс – агент английской разведки. Конечно, ничего от этого не изменится, в авторах будет состоять все тот же миф о Шекспире. Но многое в драматургии Шекспира стало понятнее. Автор лекции очень верно подметил: надо признаться в том, что мы имеем дело с гениальным трагиком, плохим комедиографом, с вымученными ухмылками и средним поэтом – «Лукреция», «Венера и Адонис». Студентов мы отпустили с плановой лекции. Чтобы они послушали что-то сенсационное. Но в зале сидел ректор, декан и пять студенток.

Вечером ездил с С.П. и Барбарой на спектакль в театр А. Вилькина «Вишневый сад». Это два действия по Ионеско и Беккету. В этом и заключается единственный смысл нашего времени: за четыре дня я смотрю четвертый – и такие разные – спектакли. И ничего от этого не меняется. Опять спектакль превосходный. Мне иногда кажется, что Вилькин довольно крепко дописывает именитых авторов. В этом семейном предприятии очень хорошо играет и дочь, и мать О.А. Широкова. Обидно, что я приехал без цветов. Зал, как и на предыдущих спектаклях, полон. Я связываю это с постоянным враньем телевидения и усталостью от него.

Снился Сережа Кондратов. Надо ему позвонить, как он там? В «СК новости» написали, что «издательство «Терра» на этот раз не сопроводило Главный приз фестиваля денежным поощрением». Все помнят интеллигенты, когда дело касается денег.

Вечером поздно по ТВ шла передача о 93 годе. Самое любопытное в этом – формулировка Сатарова «О необходимости расстрела Белого дома и путча перед возникающей возможностью приватизировать многомиллиардную собственность Союза». По ТВ в открытую говорят о фальсификации референдума о конституции.

17 марта, пятница. На ночь глядя, просматривал прекрасный журнал «Новое литературное обозрение». Его редактирует Ирина Прохорова, говорят, что деньги на журнал дает ее брат, банкир. К сожалению, весь журнал прочесть не могу, хотя это увлекательнее, нежели читать какую-нибудь мелкую художку и уж тем более студентов. В 40-м номере заинтересовался статьей А.И. Рейтблата «Русские писатели и III отделение». Ничего нового здесь в тенденции, кроме массовости этой «писательской службы», для меня нет, но какие имена приводит автор.

«В середине 1840-х гг. Ф.И. Тютчев установил контакт с III отделением, пытался наладить систему русской контрпропаганды за рубежом, для чего подал через III отделение царю специальную записку». Опять цитата: «В июле 1831 г. Пушкин пишет Бенкендорфу следующее характерное прошение: «если государю императору угодно будет употребить перо мое, то буду стараться с точностью и усердием исполнять волю его величества и готов служить ему по мере способностей…» ничего не поделаешь, писатель всегда жмется к власти, к достатку. Был, оказывается, связан с третьим отделением Загоскин. Дальше я приведу еще одну занимательную цитату. Автор статьи говорит о неком Борисе Михайловиче Федорове, журналисте, поэте, прозаике и драматурге. Судя по всему, это старая модель какого-то жившего в наше время поэта-лизоблюда. Вот что автор о нем пишет: «Придерживался он и устаревшего понимания социальной роли писателя как клиента при патроне, меценате, обязанного воспевать своего покровителя и подносить ему плоды своей музы. Его формулярный список испещрен записями о поднесенных членам царской фамилии произведениях и полученных за это подарках. Так, за поднесенное императрице Александре Федоровне в 1826 г. сочинение «Чувства Россиянина при вести о кончине Александра I» он получил в подарок золотую табакерку, за представленную ей же в 1827 г. книгу «Детский цветник» был пожалован бриллиантовым перстнем, за стихотворение на рождение великого князя Николая Александровича в 1843 г. вновь получил бриллиантовый перстень, за стихотворение на рождение великого князя Владимира Александровича в 1847 г. – еще один, за стихотворение по случаю юбилея великого князя Михаила Павловича в 1848 г. – золотые часы и т. д. Но Б. Федоров не ограничивался императорской семьей. Точно так же он посвящал стихи сенатору, адмиралу Н.С. Мордвинову и брал деньги за подносимые экземпляры» (Нов. Литобозр. № 40, стр. 179). Здесь все можно транскрибировать по-другому. Заменить кольцо с бриллиантами на ордена и медальки, высочайшие благодарности на путевки в санаторий и безочередное получение машины «Жигули» и – вперед!

В старом 38-м номере я прочел прелестную рецензию О. Коростылева на книжку профессора Агоносова «Литература русского зарубежья». Это огромный том в 500 страниц. Я уже давно не читал ничего столь уничижительного. После такой критики надо собирать ученый совет и снимать с человека звание. С чувством глубокого удовлетворения позвонил Ю.И. Минералову и зачитал избранные цитаты. Теперь переношу их в дневник. Делаю это еще и оттого, что в свое время любезный профессор проехался по двум аспирантам, делавшим доклады о моих работах.

«Дружелюбный джентльмен М. Осоргин предстал «анархистом и ярым антисоветчиком. А жена Синявского Мария Розанова, как выяснилось, родная дочь того самого Василия Васильевича Розанова, что скончалась в 1919 г. А ведь по виду никак не скажешь, что ей под девяносто!»

«Есть все же какой-то уровень числа погрешностей, превышение которого переводит книгу в новое качество. В данном случае любые максимальные нормы превзойдены в разы, в масштабах прямо-таки космических».

«Много несуразного было в советской системе книгоиздания, однако же и положительные стороны были. Учебник с таким количеством неточностей и явно неверной информации вряд ли мог бы не только дойти до магазинных полок, но и пройти рассмотрение высших инстанций. О том, что разрушен этот аппарат, сама система предварительной оценки учебных изданий, стоит только пожалеть. И повздыхать о тех временах – прошлых или будущих – когда учитель может взять в руки учебник без недоверия и опаски».

Теперь по времени поднимемся вверх. Днем встречался с дирекцией Стружских вечеров в Македонии. Встреча проходила по инициативе Минкульта. Вся приехавшая ко мне тройка – люди немолодые. Уходят последние люди, которые еще владеют русской культурой. Напоил коллег чаем, и разошлись, взаимно довольные друг другом.

В музее Ермоловой был на маленьком спектакле по «Бесам» Достоевского. Мне было интересно.

19 марта, воскресенье. Возможно, что для дневника я уже иссяк. Пишу с неохотой, скорее принуждая себя, нежели с удовольствием. Подчиняясь, скорее, рациональной необходимости – я действительно много вижу и многое замечаю, – эмоциональной волне. Скорее, из честолюбия, чем по собственной спокойной воле.

День прошел бестолково и трудно. Хорошо, что с утра написал отрывочек для газеты, который пойдет, как обычно, ниже. К одиннадцати заехал Федя, и мы с ним отправились на Пятницкую, где в прямом эфире Виктор Калугин час интервьюировал меня для «Народного радио». Сама передача и интервью были плоскими, я говорил довольно затертые для меня слова. Интересным было только то, что когда я как-то очень обтекаемо дал отпор некой прорвавшейся по телефону гражданке – она говорила, что советский строй убил Мандельштама, мучил Пастернака, довел до самоубийства Цветаеву, при советском строе сидел Шаламов, когда я очень деликатно стал говорить об издержках каждого времени и вспомнил Генриха VIII и его канцлера Томаса Мора, – то целую отповедь этой даме дал другой радиослушатель. Он сказал, что при этом строе они стали поэтами и писателями и при этом же строе стали сомневаться и начали быть строем недовольны. Сказал дорогой товарищ все это убедительно и весомо.

Вторым любопытным моментом оказалась статья в февральском номере журнала «Москва» Наташи Ярцевой, с которой я вместе работал. Статья называется «На развалинах радиоимперии». Здесь много интересного, а главное, есть попытка и сформулировать, и сохранить из былого. Много для меня дорогих имен. В частности, Зои Николаевны Люстровой, Лиды Кирпичовой, Сони Давлекамовой. Эти люди многому меня в свое время научили. Вспомнила Наташа Бориса Дубинина и наверняка специально выпустила имя Эмиля Григорьевича Верника – отца двух московских плейбоев Верников. Я выписываю кусочек, касающийся меня.

«В 70-е годы литдрамой заведовал будущий известный писатель, а тогда просто весьма энергичный молодой человек, очень успешно делающий карьеру, – Сергей Есин. Его кипучий темперамент сотворил в редакции мини-перестройку, но с тоталитарным уклоном: он переворошил множество старых записей, вытаскивая на свет пылившиеся «в запасниках» шедевры (как, например, потрясающее чтение А. Твардовским своей поэмы «Дом у дороги»), часть классики вообще переписал заново с современными мастерами, не боясь парадоксальных сочетаний. Так, Михаил Царев читал Пастернака, Вячеслав Тихонов – Брюсова, Анатолий Папанов – Тютчева (это была его творческая заявка), Иннокентий Смоктуновский – пушкинского «Евгения Онегина». Именно в это время ведущее место в программах редакции заняла рубрика «Писатели у микрофона», доставлявшая много хлопот и сотрудникам, и начальству: столько было различных идеологических табу, предписаний и прочего!

Конечно, по прошествии лет многое видится в некоей голубой дымке, смягчающей жесткие и грубые контуры. Но все же как не сказать о том, что даже Есину, с его энергией, не удалось «пробить», например, чтения по роману А. Н. Толстого «Петр Первый»…»

Потом, после радио, был в общежитии. Там грязь и кажется не все в порядке с законом. С этим буду разбираться завтра. Уже созревает план некой структурной перестройки и кадровых изменений. Может быть, есть смысл сделать все почти так же, как в гостинице. Лыгарев выдыхается и перестает за всем следить, занимаясь только собою.

Вечером был В.А. Симакин, говорили с ним о театре и жизни. Завтра у В.С. день рождения.

С большим трудом пишу очередную инвективу для «Труда»:

«Родное телевидение с немыслимым воодушевлением создает мыльную оперу под названием «Выборы президента». Как и всегда бывает в драматическом произведении, узлами сюжета становятся особенно интенсивные события, которые мы в святом просторечии называем скандалами. Но, к сожалению, скандалов так много, что мы прекращаем обращать на них внимание. Скандал как норма политической жизни. Особыми затейниками здесь выступают лидеры партий, да и само телевидение, привлекая тех или иных лиц, не дремлет. То Зюганов объявит, что в Дагестане и в Башкирии у него на прошлых выборах украли огромное количество голосов, а то на всех обрушат, что тот знаменитый референдум, где мы все должны были говорить «Да-да-нет-да!» целиком был сфальсифицирован, а все архивы уничтожены. А сколько любопытного говорит Скуратов о кремлевской камарилье, ассистируемый собственной женой, что придавало его высказываниям особую пикантность. А как интересно рассуждает Альфред Кох, что ты, дескать, сам виноват: поверил телевидению и во время приватизации бегал по митингам и читал газеты вместо того, чтобы воровать! Если ты небогатый, то чего же ты такой умный? Но иногда, к сожалению, в эту детективно-мыльную оперу вторгаются и чуждые мотивы. Это понятно, классика так обильна, а человеческое воображение исчерпаемо. Удержаться и не подворовать здесь трудно. Вот раздались чарующие звуки цыганской музыки. Путин встречался со своей учительницей, с ивановскими ткачихами, с солдатами на передовой, с рабочими на подмосковном заводе, а вот теперь, значит, приехал в табор? А вот и нет! Цыгане-то поют «К нам приехал, к нам приехал Владимир… Вольфович дорогой»! Слушать надо и смотреть. Потому что прелестную сценку показало телевидение. Песня, чарка, сердечность. Вот только драматургия знакомая. Лев Толстой, «Живой труп».

20 марта, понедельник. День был очень деятельный. Исключил в педагогических целях двух студентов из института. Это первый курс и если не продемонстрировать административные мускулы, то к пятому курсу все разболтается.

Сегодня день рождения у В.С., но отмечать его будем через два-три дня, в пятницу. Пока делаю закупки. Купил мясо на холодец, несмотря на пост, В.С его любит, и судака, чтобы фаршировать.

Ночь просмотрел в «Москве» роман Лидии Шеяковой «Очень интересный роман». Это новейший вид беллетристики, когда предметом облегченного исследования становится собственная жизнь. Чтение прекрасное, но близкое к беллетристике и к мемуарной литературе. Читается, интересно. В романе, одна из глав которого происходит в «Советской культуре», встретил знакомые имена Гриши Симановича и Фархада.

21 марта, вторник. В политике очень много движений, они порой экстравагантны. Но не интересуют. Я успокаиваюсь на том, что Путин русский человек и у него советский менталитет. Все боятся возвращения некоего коммунизма… Я думаю, что из него мы не выходили и теперь в ближайшее столетие и не выйдем. Путин призван выпрямить изломанный и изгаженный якобы демократами кусок рельсов. Он слишком хорошо помнит мать, отца, школу и обстановку, в которой вырос. Все это у него на уровне инстинктов, а последние не выветриваются так быстро, как хочется неким зрителям. На телевидении шабаш всяких предвыборных номеров. Неделю назад Жириновский ездил к цыганам, а два дня назад из Сочи в Грозный Путин перелетел за штурвалом военного самолета. Пиарщики, конечно, придумывают прекрасно. Иногда по ТВ показывают изысканного, с точеными ногтями Павловского. Вот он главный режиссер нашей жизни, надо сказать, он, кажется, переигрывает Бориса Абрамовича, которого кто-то из кандидатов в президенты назвал мудрым. Хорошо бы только чтобы этот мудрец помудрствовал что-нибудь и для народа. Меня очень интересует, любит ли пиарщик своего клиента или здесь, как в публичном доме, ложись давай и имитируй страсть, если деньги «плочены».

Днем на полтора часа заезжал на научную конференцию о Солженицыне, которую устроил журнал «Москва». Повидался с Леней Бородиным, он чувствует себя намного лучше и посвежел, я этому порадовался. Больше всего в нем меня волнует его предельная искренность. Что касается самой конференции, то она, как мне кажется, прошла под знаком отторжения обществом Солженицына. А собрались люди, которые или, как Бородин его чтут в силу разумения или воспоминаний юности, или писали о нем диссертации и работы. Был даже один арабский аспирант, собирающийся мастерить диссертацию о классике. Большинство же народа Солженицына просто не хочет читать. Нет пророка в своем отечестве? Но пророк оказался солидарен с властями предержащими, а перед этим разрушил дом нищего. Доктором из Тюмени Ю.А. Мешковым был прочитан доклад «Право писателя – высказать опережающее суждение о нравственной жизни человека и общества». Это из письма Солженицына IV съезду писателей о цензуре и о своем величии. Уже тогда раздражало в этом письме понимание собственной, может быть и справедливой, роли. Читатель определенно находится по отношению к Солженицыну настороже. Очень интересную мысль высказал Леня Бородин: «Вся литература о лагерях написана «придурками». Один устроился в шарашку, чтобы выжить. Другой в хлеборезку. Единственный писатель, который прошел все – это Шаламов».

Скрытому антисоветскому напору конференции противостоял один парень, говоривший о чувстве «разгона», которое ощущала страна. Это чувство разгона многое, дескать, объясняет. Верно. Это обычная ситуация, через которую проходили многие страны, и в том числе наша, когда «пробивали» окно в Европу. Но есть и моя аргументация, почему «молчала» страна. Почему иногда не клали в почтовые ящики письма, выброшенные на перрон или рельсовое полотно в щель теплушки. Почему не было даже у уголовников сочувствия к политическим? Вся масса народа, если хотите, пролетариата страны стала жить по-другому. Это было замечено – другая пища, другая школа. Другая, более демократическая культура. В сознании народа политические и протестанты были разрушителями этого общего благоденствия, этого чувства счастливого будущего. Да и вообще, почему на околицах сибирских деревень клали хлеб для проходящих по этапу каторжников? Только ли из чувства жалости. А чтобы голодные люди еще и не шарили по домам. Дайте всем нормальный прожиточный уровень, сами мамки искоренят преступность своих детей. Дайте ребенку купить себе бутылку коки, пачку дирола с сахаром, и он не полезет в палатку.

Восстановил одного из выгнанных вчера ребят. Теперь надо восстановить другого. Но интересно, Сериков, которого я выгнал и за нарушение дисциплины и за неуплату, немедленно денежки принес за первый семестр.

Вечером состоялся семинар. Обсуждали трех наших девочек с общим материалом «Как мы не попали на ТВ». Все это очень ругалость, но написано по-журналистски было не плохо. Я забыл им сказать, что роман, написанный в таком стиле, это все равно роман, имеющий право на жизнь.

26 марта, воскресенье. Выборы. Судя по всему, победит Путин. В счете голосов ясно одно: огромное количество нашего народа стоит за коммунистический путь развития страны. Будущему президенту надо крепко с этим считаться. Все разговоры с экрана телевидения о приоритетах у электората Жириновского, Явлинского и Титова оказываются полным блефом. Неожиданность – Аман Тулеев, у него что-то около 8 %. Показали Б. Ельцина в загородной резиденции – что-то вроде царских апартаментов. Жена, дочь – все с бокалами светлого вина. Тон у Ельцина прежний, президентский.