Текст книги "На рубеже веков. Дневник ректора"

Автор книги: Сергей Есин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 61 страниц)

18 августа, среда. Из газеты «Неофициальная Москва»:

«Сергей Есин, ректор Литературного института.

Когда я думаю о неофициальной Москве, то прежде всего – о тайных пружинах власти. Невозможно представить, какая это мясорубка, какие извивы человеческих отношений. Через какие черные лабиринты протискивается любая бумага, чтобы попасть на свет Божий! Это похоже на сон, на мираж, хотя жизнь вообще мираж… Вот у нас в литинститутском дворике студенты выкрасили памятнику Герцена ботинки, а каждый год 31 декабря ставят ему бутылку шампанского и бокал – тоже ведь неофициальная Москва».

Я хорошо помню, как этот текст наговорил Вячеславу Курицину. Тот был без блокнота и магнитофона. Интервью давалось в деловом разговоре. Но каким-то образом Слава все запомнил. Я восхищаюсь такими свойствами памяти.

Был у меня на работе сын Володи Бондаренко. Сам Володя только оправился от глубокого инфаркта, который случился с ним в Архангельске. Просил за сына, который закончил истфак МГУ и стажировался в Оксфорде. Специалист по валлийской литературе и кельтской мифологии. Володя заботится о трудоустройстве. Парень зашел, принес очередной номер «Дня литературы». Постараюсь его пристроить, но каковы патриоты – везде успевают.

Итак: довольно внезапно я очутился у вице-премьера России В. И. Матвиенко. В тех же кремлевских апартаментах, которые так любят показывать телевизионщики. Предлогом оказалось вручение ей Пушкинской юбилейной медали Академии словесности. Были: B. C. Розов, С. Г. Шувалов, Ю. А. Беляев, А. А. Смирнов. Цель: попытка добиться для академии статуса государственно-общественного. Пропускаю весь разговор, с чаем и правительственными конфетами «Кофе или чай?», пропускаю челядь, просторный кабинет, табельное российское знамя в углу и единственный портрет – Пушкина. Первое впечатле-ние В. И. Матвиенко производит хорошее. Сильная, привыкшая к работе, комсомол, партийные органы, с их натаской и информированностью, апломб, словесные стереотипы, формулировки, внешняя искусственная открытость. По прессе и средствам массовой информации прошли слухи, что Матвиенко не войдет в новое правительство. Исполняющая обязанности вице-премьера, она подшучивает: «В конце недели я буду свободный человек». Я сразу же говорю: «Уже как свободного человека я вас приглашаю в институт на встречу со студентами и преподавателями». Если суммировать все разговоры, получается, что С. Г. и Ю. А. документы принесли не до конца отработанные, в них не было того, пусть и острого, госфинансирования здания для академии. Сразу же какой-то нужный тон задал я, а потом общую слезницу – разрушение культуры – произнес B. C. Розов. Валентина Ивановна его-то визитом была польщена.

Зашел разговор о средней школе и потере ею гуманитарно-литературного цикла. Здесь и я вспомнил не ко сну помянутого замминистра Асмолова, с его концепцией к переходу на западные образцы. Валентина Ивановна не без некоторой гордости сказала, что именно она приложила руку к его уходу из министерства. Я вспомнил, что, в отличие от всей интеллигенции, я в газетном рейтинге приветствовал его уход из министерства образования. Сам-то Асмолов по телевидению говорил, что уходит в знак протеста против назначения на должность министра коммуниста Филиппова.

В разговоре все время витал, подразумеваясь, вопрос о Платонове, его музее, Литинституте. Мы этот вопрос обходили стороною. Валентина Ивановна рассказала, что с ее настойчивостью ей удалось почти целиком погасить задолженность по социальной сфере. Я-то думал, что деньги для этой социальной сферы нужно было выбить у той части управленцев, которые этими деньгами хотят манипулировать в жизни и на выборах.

Вечером за мной заехал и повез на дачу Андрей Мальгин. Я уже традиционно смотрю его новую дачу – третью – и по этим крохам представляемой мне действительности изучаю новую жизнь. Ну вот я кое-что узнал о дорогом «мерсе-десе», появление которого в нашем институтско-барском дворе произвело впечатление и на шофера Федю, и на охранника Витю. Господи, как, оказывается, богатство охраняет жизнь. В машине нет шума, потому что в окнах сильнейшие стеклопакеты. Машина не покатится с горки, потому что включится один из восьми ее компьютеров, проанализирует ситуацию и включит тормоза. При парковке компьютер не даст коснуться другой машины, потому что каждый миллиметр до «опасности» тоже будет машиной обозначен. Я уже не говорю об автоматической коробке передач и пр. пр.

Толк в этой поездке заключался и в том, что я наконец-то увидел благословенные и легендарные места Барвихи и Успенского шоссе. Названия населенных пунктов «Горки-10», «Горки-9» звучали, как Фонтенбло и Виндзор. Сколько, оказывается, исчезнувшего из жизни порядка на этих дорогах, какой асфальт, какие заборы, какие особнячки по сторонам.

Еще больше меня поразила «частная дорога», которую приватизировала (охрана в погонах) какая-то финансовая группа, ведущая к собственному этой группы поселку Чекасово. Это исполнение детско-еврейской мечты о западном оазисе, под боком, рядом с огромным пышным телом России, которую можно кусать и грабить. Поразили меня и бомжи, ходящие вокруг этого приватизированного рая. Почему не разгонят, что медлит охрана?! Они тоже необходимая деталь нового быта: это дешевая рабочая сила, которая роет канавы, рыхлит землю на дачках, по необходимости чистит нужники и создает прелестный зеленый фон жизни. На первом конном заводе – проезжали мимо: из устных рассказов Андрея – вывешен список неплательщиков. Список организован по степени уменьшения долга неплательщиков. Первым в этом списке стоит г-н телекомментатор Доренко, а вот последним, с минимальным долгом, аккуратный г-н экс-премьер Сергей Владиленович Кириенко (500 р.)

Наиболее важным фактом из увиденного, безусловно, является поселок империи г-на «Хозяина». Это что-то похожее, но более, конечно, элитное и закрытое, на поселение Центробанка «Солнечный берег» в Вороново, мимо которого я проезжаю по пути на свою дачу каждую субботу. Какие через глухой забор с колючей проволокой поверху – «здесь бродить неосторожно, можно деньги потерять» – видны нежнейшие газоны, какие пряничные черепичные крыши! Невероятно только то, что в отличие от всего мира, когда во имя вкладчиков описывается имущество лопнувшего банка, все продается с молотка, закладывается, вводится временное управление, этот роскошный поселок и эта царская дорога, выстроенные на «гробовые» деньги стариков и старух, по-прежнему существуют в своей размеренной и спокойной жизни.

На первом конном заводе у Андрея стоит своя лошадь, на которой ездит ребенок, поэтому новую его дачу не описываю. И без описаний понятно. Вечером посидели в сауне – пол теплый, – попили чай с молоком, утром я проснулся в гостевой спальне и пишу дневник.

22 августа, воскресенье. На даче с вечера четверга. Занимаюсь тем, что солю огурцы и читаю этюды, их ведь около трех сотен, пытаясь не только прозондировать весь срез будущих студентов, но еще одновременно «обмениваюсь опытом, как писать», есть вещи очень занятные – вот фрагмент текста одного из этюдов: «Ты че, рекламы не видал, где мужик светом прикалывался, а ему: «Уплатите налоги!!!». Ну, видимо, доигрался светом. Короче, поедут сегодня, завтра ждут гонцов от «Печали». («Печаль» – имеется в виду начальник налоговой службы Починок.)

Заочники всегда работают интересней, чем ребята с очного отделения. Но читать так называемых «платников» – это жуткая и неблагодарная работа. Большинство «платников» – это все же люди, чуть-чуть умеющие складывать слова. Мы раздали, в принципе, очень неплохие темы, но получили одноцветные, скучные этюды. Все оказывается невероятно плоско, когда вместо некоего обобщенного многозначительного мира предложенной темы абитуриенты вытаскивают только свои частные наблюдения. Причем большинство – совсем не как писатели, а держатся своих очень конкретных и чаще всего мелочных жизненных происшествий. Или это мелочность жизни?

Телерейтинг для «Труда»:

«Как и обычно, невероятная портретная галерея политических деятелей новой России прошла на этой неделе перед глазами телезрителей. Депутаты, лидеры фракций, отставные министры, бывшие экс-премьеры, бывшие вице-премьеры, бывшие высокие чиновники, честолюбцы, возглавляющие движения, городские и районные начальники и многие другие. И вот, как мне кажется, у большинства из них было одинаково искательное выражение лица. Все, в преддверии выборов в Госдуму, жаждали власти и жаждали избирательских голосов. Не так ли? Я уже давно не слушаю, что говорят эти деятели, а слежу только за новыми приемами их искательности. И постоянно думаю, как бы и на этих выборах не поддаться на головокружительную демагогию. А то ведь они будут с властью и хлебом, а мы без хлеба. Я даже рискну нашим будущим избирателям дать рецепт перед выборами: не доверяйте словам, внешнему виду, не доверяйте телевидению и СМИ, доверяйте только себе, только своей интуиции и все время думайте, выгоден ли этот человек лично вам и вашим детям.

Но тем не менее еще о портретах. Я хотел бы привлечь внимание телезрителей и общественности к коротенькому слову председателя Совета муфтиев России Равиля Гайнутдина, выступившего по поводу бандитского нападения на Дагестан. Он сказал и о том, чем бандитизм отличается от религиозности, и о том, что правительство было предупреждено о возможности подобной акции, и о том, что, по его мнению, нельзя давать оружия мирному населению. Оружие действительно жжет руки. И вот, сравнивая это выступление с телевизионными речами других общественных деятелей, я невольно думал о масштабе и о том, как возвышается человек, когда он в первую очередь думает не о себе родимом».

25 августа, среда. Утром до обеда шло собеседование, которое в этом году будет обширнее, чем в прошлые годы. Только на заочное отделение мы берем более 40 человек – это свыше половины того, что планирует нам министерство. К сожалению, во время собеседования опять вылезли жуткие огрехи в знаниях. Нечитаными остаются Шолохов, Пушкин, Достоевский, Крылов. Ребята знают много случайного. То есть, не имея базовых знаний, они глобализируют случайные «литературные знакомства».

Во второй половине дня ездил в жилищное управление на жилищную комиссию. Комиссия признала, что мы не можем дать освободившуюся двухкомнатную квартиру в нашем ведомственном доме 3ое Михайловне, в этом случае она получит на двадцать метров больше. То, что она не получит ничего, так как жилплощадь освобождается у нас не чаще одного раза в пять-шесть лет, комиссию ничуть не смущает. Превратить эту квартиру в коммунальную, т. е. поселить, скажем, Зою и С. П., чтобы потом ее разменять, они тоже не разрешают. Я попытаюсь по этому поводу написать письмо Лужкову и передам его ему или Шанцеву второго числа во время приема в честь новых лауреатов премии Москвы, хотя не уверен, что из этого что-либо получится.

Пришел пригласительный билет на открытие выставки в библиотеке им. Ленина, посвященной 100-летию со дня рождения Платонова. Подразумевалось, наверное, что после всех платоновских скандалов я на вернисаж не пойду. Но я твердо надумал написать книгу «После Платонова».

Завтра продолжение собеседований и днем эфир на РЕН ТВ. Звала Ксения Ларина, у которой теперь своя передача. С Ксенией я несколько раз до этого встречался на «Эхо Москвы». Те, кто со мною имел когда-либо в эфире дело, неизбежно вызванивают меня, если касается знаковой и наверняка должной получиться передачи.

27 августа, пятница. Приехал на работу в 9.00. Сейчас все время обдумываю письмо Лужкову, которое надо написать по поводу квартиры Зои Михайловны. Вчера собеседования начались в десять. Потом днем я поехал на телевидение, где записали передачу об образовании к 1 сентября. Передача мне не понравилась. Я становлюсь болтушкой, треплющейся без остановки. Примеры все старые. Потом я возвращаюсь на работу и попадаю на традиционный день рождения Александра Ивановича Горшкова. Как всегда, его день рождения проходит сердечно. Александра Ивановича у нас любят. А в пять часов начинается последний тур собеседования: около тридцати человек заочников «платников». Уровень чудовищно-средний, но без «платников» институту уже не прожить. После прошлогоднего кризиса многие наши площади стоят без арендаторов. Теперь вся надежда на платное обучение. Тем не менее я все-таки думаю, что это платное обучение для многих шанс, которого они бы не имели раньше. В искусстве будущее всегда неясно. Среди наших «платников» – я здесь меняю форму собеседования, и все сидят вместе с комиссией и читают по кpyгy – резко выделяется своими стихами некий Володя Маршин. Он шофер, приезжает на экзамены на фургоне с рекламной надписью коммерческой фирмы на бортах. Я тут же, на собеседовании, предлагаю ему пойти на первый курс дневного отделения, и, естественно, бесплатно. Парень отвечает, что у него семья и его время гулять закончилось. Какие прекрасные стихи!

В три часа дня у нас собрание. Как всегда в последних числах августа, жизнь уплотняется. Я представляю новую профессуру, среди них Александра Александровича Зиновьева, объясняю экономическую ситуацию. Говорю о необходимости большего внимания нашим «платникам».

Рабочие завершают ремонт крыши. Одновременно в институтском дворе устанавливают помост для концерта «Неофициальная Москва» на 3 сентября.

29 августа, воскресенье. Все по строгому субботне-воскресному расписанию – уборка квартиры, ожидание B. C. из больницы и – на дачу. Бензин у нас на Ленинском проспекте стал уже по 6 руб. 40 коп. за литр. Соответственно поездка в Обнинск и обратно – около ста пятидесяти рублей. Опять чуть-чуть занимался огурцами, собрал, чтобы отвезти в институтскую столовую, посолил. Основное время заняло чтение книг, присланных на конкурс Пенне. Миша Семирняков прислал мне – добрая душа – список предпочтений, сделанный Женей Сидоровым. Судя по списку, Женя расставил все довольно точно по литературно-генеральскому ранжиру.

Короткие рецензии:

Гоар Маркосян-Каспер, «Пенелопа» – невероятное количество литературных ассоциаций, оправданных текстом. Дивные картины сегодняшнего Еревана – без воды и света. Здесь так и хочется сказать: «Так вам и надо!» Но справедливо замечает автор: мы тоскуем по былому здравоохранению и социальному обслуживанию, но идти в то время снова не хотим. Тем не менее все содержание довольно мелко, игра ради игры, нет ни силы чувств, ни страсти. Все до ритуала.

Значительно большее впечатление произвела повесть «Живая вода жизни» – так, кажется, называется произведение совершенно неизвестного мне aвтopa Михаила Тарковского из «Нашего современника». Наш Женя-министр его совсем пропустил, видимо, и не прочитал, как сочинение из «патриотического издания». Все очень здорово, язык мощный и свежий, Сибирь, где только еще и остались страсти жизни и новое поколение, которое эту жизнь постепенно оставляет и сиротит.

30 августа, понедельник. Утром отвез В. С. в Матвеевское в дом творчества кинематографистов. У нее есть скидка на оплату. Я все же решил отремонтировать свою комнату и вывожу B. C., чтобы лишний раз не заставлять ее нервничать. Потом она мне еще раз пять позвонила: «Потеряла кольцо с топазом, которое купила в Мексике», «Потеряла портмоне, в котором все деньги!» Все, естественно, тут же находилось, но нервов мне стоило невероятных.

Для «Труда» (жирным курсивом выделены редакционные потери):

«Осень, как известно, время свадеб. Вот и телевидение посвятило предвыборным брачным союзам наших политиков много времени. Это и понятно, значительно интересней наблюдать извивы, казалось бы, знакомых характеров, нежели скучные и в большинстве случаев известные «ходы» американских фильмов. В конце-то все будет хорошо, честный шериф победит, а бесчестный бандит будет наказан. Здесь бы, конечно, нырнуть в свежий российско-американский криминальный сюжет, связанный с отмыванием денег через «Бэнк оф Нью-Йорк». Но на защиту нашей бывшей соотечественницы, доросшей до должности вице-президента банка, Наташи Гурфинкель и ее супруга, нашего нынешнего соотечественника и представителя во Всемирном банке, Кагаловского брошены были такие силы от Лифшица до Павла Шеремета, который, кстати, несмотря на свои «заслуги» в борьбе с президентом Лукашенко, оказался совсем никудышным ведущим, что лучше свернуть на проторенную дорожку о свадьбах. Итак, как мы видим, мэр Лужков соединился с бывшим премьером Примаковым и Санкт-Петербургским губернатором Владимиром Яковлевым; координатором, шафером на этой свадьбе «на троих» стал Олег Морозов. Бывший премьер Кириенко слился с бывшим вице-премьером Немцовым и бывшим министром среднего предпринимательства Хакамадой. Экс-министр Борис Федоров – человек невероятной амбиции и самоуважения! – прихватив свое движение «Вперед, Россия», состыковался с бывшим премьером (каждому объединению по премьеру!) Черномырдиным и молодым Рыжковым. А невероятно принципиальный Григорий Явлинский пригласил на брачный пирог свободного экс-премьера Сергея Степашина и бывшего посла в США Владимира Лукина. Самое бы время тут отметить: «Ребята, у многих из вас уже раз не получилось, и страну вы не подняли, и обещания не выполнили, и в какие-то дела вляпались. Имейте скромность, подвиньтесь, дайте попробовать другим». Но речь не о том. Заметите ли вы, уважаемые читатели «Труда», что присутствие координатора Морозова, на наших глазах сменившего приоритеты, вдруг cделало менее любимыми всех троих: и Примакова, и Лужкова, и Яковлева? А Кириенко, которому, в принципе, лично я симпатизировал за мужество сказать всей стране: «Мы живем в долг» – вдруг для меня поблек рядом со словоблудом Немцовым и умничающей Хакамадой. Продолжать? Так вот, цены, наверное, не было бы Владимиру Рыжкову, если бы он выступал без умудренного годами аппаратных игр Черномырдина, пять лет успешно разваливавшего страну! И стоит ли здесь патетически восклицать: «А где же знаменитая принципиальность «голубя» Явлинского, вдруг побратавшегося с «ястребом» чеченской войны Степашиным?» Но, впрочем, чего не случается в пору осенних свадеб и битв «женихов».

1 сентября, среда. Утро началось с небольшого митинга. Уже, наверное, восемь раз я провожу его как ректор, но тем не менее помнится самый первый, 1991 года. Много за это времени воды утекло. Порожек нашего институтского крыльца врезался в асфальт, в кабинете Льва Ивановича осел пол. Но крыши тем не менее в этом году в институте новые, осталась не отремонтированной лишь крыша на бывшем особнячке «Знамени». Я произнес в микрофон – это впервые за многие годы, интересно, что при взгляде на микрофон я вспомнил, какие баснословные деньги за него заплатили, – довольно заковыристую речь, нагло раскавычивая цитаты из Ленина и Хрущева. Утешение в том, что не повторился. Потом, вспоминая утреннее собрание, З. М. рассказала, как покойный Ошанин каждый раз, когда выступал на таком митинге, читал одни и те же стихи и в одном и том же месте, встряхивая седыми волосами, снимал очки:

 
Мир овален, светел и огромен,
Где бы ни ходить нам, ни летать,
Встретимся мы в нашем милом доме,
На Тверском бульваре 25.
 

После митинга я поехал на открытие Международной выставки книги на бывшей ВДНХ. В пригласительном билете так и было написано: Всероссийский Выставочный центр (бывшая ВДНХ). И на русском, и на английском языке. Выставка поразила меня своим убожеством. По-прежнему было много народа. Потому что вокруг книгопечатания – без учебников, брошюр, некоторых книг, нужных для подарков, «для души» и в учебном процессе, не проживешь – еще много народа кормятся. Но на прилавках почти нет той массы книг классики и современной литературы, которая и составляет основы духовной жизни народа. Книга функционализируется, книга для серьезного неспешного чтения исчезает. Мысль до конца я не выразил, но ясно.

Стало официально известно, что Александру Ивановичу присудили премию правительства за комплекс его учебников для средней школы «Российская словесность». Во время небольшой пьяночки в ректорате Александр Иванович вспомнил, что именно я настоял послать учебники на конкурс.

В Москве несчастье. Взорвали один из этажей подземного комплекса на Манежной площади. Объективно и сердцем я сочувствую жертвам этого взрыва. Но тем не менее отмечаю, что в этот комплекс я пока еще не ходил. И дело даже не в эстетическом уродстве, царящем сейчас на Манежной площади. Я отчетливо сознаю, что рестораны, магазины, развлечения, расположенные в этом подземелье, – это все для очень богатых. Бедным в лучшем случае оставлена роль зрителей, а я на такое унижение не пойду. Еще соображение. Показывают по ТВ пострадавших: все это в основном выкормленные и статные молодые люди. Взрыв произошел в зале игровых автоматов, в котором, по словам моего секретаря Димы, один жетон стоит 70 рублей. Напомню, что государственная стипендия по-прежнему 89 рублей.

Вечером по «ящику» показали сюжет, связанный со 100-летием Андрея Платонова. Жалкий сюжетец с Марией Платоновой, Натальей Корниенко и легкой, не соответствующей действительности инвективой, дескать, в комнате, где он умер, работает валютный пункт. Я абсолютно уверен, не начни дамы распри с институтом, я добился бы государственного статуса для этого юбилея.

Себя по РЕН ТВ я, естественно, смотреть не стал. Подожду утренних рецензий окружающих.

2 сентября, четверг. Ходил в мэрию на вручение премии мэрии и начал читать книгу Анат. Королева «Голова Гоголя». В мэрию пошел исключительно из-за того, что надо было передать письмо Лужкову, как говорится, в собственные руки. В кармане у меня было на всякий случай два письма одинакового содержания. В правом на имя В. П. Шанцева, если Ю. М. не будет председательствующим, а в левом на само высочайшее имя. Это все тот же квартирный вопрос. Посмотрим, как власти отреагируют на этот пассажик. Письмо, мне кажется, неплохое. Работая над ним, я все время держал в уме знаменитую речь адвоката прошлого века Кони о старухе, укравшей чайник. Интересно, подействует ли такая «архаичная аргументация» на нынешних гуманистов.

Лужков выступал без бумажки. Энергично и хорошо. Его имидж, когда он не «телевизионничает», значительно теплее и ближе. Кое-где он привел новую аргументацию: в частности, 80 процентов денег страны крутится в Москве. Но ведь и весь бюджет России на 41 процент состоит из денег Москвы. Наверное, чтобы этими деньгами управлять, нужны соответствующие навыки. Любопытно: два раза начиная говорить, что «за последние годы Москва стала жить», Лужков избегнул привычной формулы «лучше», заменив ее на «комфортнее, удобнее». В Москве самая маленькая в России безработица – 1 процент.

После церемонии вручения медалей было несколько выступлений. О своем я еще скажу, а пока о новом лауреате – Кублановском. Говорил умно, но так искусно кадил Лужкову, так подъялдыкивал. Учиться, Сергей Николаевич, надо. Порадовался за циркачей, которых я видел весной, особенно за высокого, как Паганель, парня. Он и в жизни такой же обаятельный. Был в смокинге и бабочке.

Я выступал от имени комиссии. Сказал, что интеллигенция всегда «подкусывает» власть, но всегда хочет официального признания. До сих пор высоко ценится, казалось бы, архаичное звание народного артиста СССР. Дальше сказал о наблюдении во время церемонии за качеством собственного «отстрела». Пока, дескать, – и это почти соответствует действительности – не промахнулись.

На доску публикаций в Литинституте вывесили статьи о Платонове. Это все наши: Корниенко, Федякин и Смирнов. Очень хороша полоса в одной из газет: сначала большая статья Федякина, потом Федякин берет интервью у Корниенко.

Дочитал «Голову Гоголя» Анатолия Королева. Это, конечно, очень близко к тому, о чем я часто размышляю: сегодняшняя проза, когда художественное возникает из потребности мысли. Особенно хороши сцены с эксгумацией Гоголя. Здесь вообще много остроумного и много точных литературоведческих наблюдений. Отчасти проза напоминает своей оснащенностью прозу Фаулза. Я обязательно прочту еще два романа, соседствующие с «Головой» в томике «Избранного». Собственно, на это

м мое чтение для конкурса Пенне закончилось, моя десятка отобрана.

3 сентября, пятница. Определенно мне приходится играть на нескольких полях одновременно. Вчера я витийствовал перед Лужковым, сегодня у нас в институте был бывший премьер и лужковский недруг Сергей Кириенко. Лично у меня, пожалуй, нет никаких политических пристрастий, кроме убеждения, что человек должен жить достойно, но я пользуюсь любой возможностью устроить для института рекламную кампанию и заручиться поддержкой в его пользу со стороны любых общественных деятелей.

Еще неделю назад я дал согласие устроить в институте после учебного дня небольшую поэтическую тусовку во дворе: студенты и все желающие читают стихи. Это идет в рамках некоего кириенковского фестиваля «Неофициальная Москва», приуроченного ко Дню города. Кроме этого мероприятия, у нас в общежитии еще состоится «выставка картин» – каждый художник в какой-либо общежитовской комнате. Пожалуй, это я разрешил потому, что в свое время, служа в армии, решил выставить рисунки своего друга Володи Кейдана у себя дома, на Гранатном. Воистину, у русского все сказанное рано или поздно сбывается. Был и еще один мотив – ребятам, владельцам комнат, обещали приплатить.

Наше поэтическое гуляние в институтском дворе получилось на славу. Все организовывал Леша Тиматков и его команда. Выстроили сцену, притащили звукоусилительную технику. Наши поэты читали, барды пели. Потом состоялся конкурс, на который владиленцы тоже выделили немножко деньжат. Все было очень здорово и празднично.

С. Кириенко приехал вместе с Маратом Гельманом почти к началу. Мы постояли с ним рядом, послушали стихи, потом я повел его в ректорат поить чаем. Он сидел на том же стуле, где сидели до него Явлинский, Зюганов, Лебедь, и ел точно такой же пирог с капустой. Я пригласил всех проректоров и заведующих кафедрами. Кириенко – легкий человек, но из тех, кто полагает, что достаточно сформулировать логическую теорему, и по ней сразу же подровняется жизнь. Его слова хорошо сцеплены, он даже увлекателен, но, как мне кажется, он не верит в русскую жизнь. А она перетирает любые обстоятельства. Ему все время кажется, что вот если бы народу все объяснить…

Концепция русского народа как «пьяницы и придурка» многое объясняет в умственных построениях нашей славной интеллигенции. Апеллировать к своеобразию страны, к ее традициям, к ее климату, к ее неожиданностям они не могут. Мне также кажется, что «инородцы», как бы они ни ассимилировались и сколько бы в России ни жили, так о стране говорить не имеют морального права. Это по меньшей мере нескромно.

Президент, по словам Кириенко, живет «в другой реальности». Насколько я понял, президент просто придурок, который ничего не помнит и в состоянии удержать в логической последовательности только ближайшее.

4 сентября, суббота. Весь день плохо себя чувствовал. Какая-то удивительная слабость, потливость. Единственная радость – читал «Гений места» Анатолия Королева. Здесь опять полюбившийся мне сплав истории, вымысла, правды, факта, умелого письма. Сама по себе прекрасна задумка сделать героем романа парк. Расширяющее и врачующее душу чтение. А. Ким делал героем романа лес.

В четыре часа ездил в кинотеатр «Кунцевский» смотреть «Онегина» – прелестный, кажется английский фильм. Сделано все очень точно, ни единой ноты Чайковского. В самом начале фильма Ольга и Ленский поют из «Кубанских казаков». Как и всегда, усадьба – это дворец. А высший свет – это уже что-то совершенно воздушное. И тем не менее удивительно русский и точный фильм. Здесь все не по форме, а все по духу, с русскими типами и русскими переживаниями. А дуэль сделана на фоне голландской мельницы. Но как хорош Зарецкий как тип мерзостный и глупый, буквально принудивший героев стреляться. На обратном пути заезжал к B. C. в Матвеевское, в дом творчества кинематографистов, немножко погуляли.

5 сентября, воскресенье. Специально ничего не писал о Мише Науменко, потому что даже не знал, как за это взяться. Это инстинктивное чувство организма в минуты особого волнения отключать волю и сознание. В субботу, сразу же после 12 дня, позвонила Мариэтта Омаровна и рассказала, что только что по телевидению видела сюжет об аресте студента Литинститута некоего Науменко. Потом этот сюжет я видел в вечерних новостях. Сначала возле метро «Арбатская» Мишу схватили какие-то люди, потом показали, как вроде бы у него из заднего кармана джинсов вынули пистолет. Ведущий сообщил, что нашли и героин. Милиция всегда страхует себя героином. Сразу же насторожила на экране рука, предусмотрительно одетая в резиновую медицинскую перчатку, и сама ситуация: брали на глазах у профессиональной телекамеры. Обо всем милиционеры, получается, знали: и о пистолете, и о героине. Съемка была явно не служебной, а для телевидения. Потом показали дом, жилую квартиру, какую-то банку вроде бы с серой. Диктор объяснил, что толстый Миша – глава секты сатанистов и кличка у него Бегемот. Потом показали с удовольствием рассуждающего о возможных терактах Мишу. Я сразу уловил, что он, красуясь, говорит, не вполне поняв опасность вопроса. Мариэтта Омаровна во время разговора со мной привела свой аргумент. Вот, дескать, мы все время говорим об отсутствии духовности в наше время, и наиболее активные молодые люди бросаются в сатанизм. Я как-то сразу понял, что этих молодых людей учим не мы, а телевидение, так любимое М. О., и время. Надо обязательно о духовности написать ей письмо. Вот такая, в общем, история. Сказали также, что органы следили за мальчонкой уже несколько лет и взяли его в виде превентивной меры. Да, показали также брикет, похожий на мыло, – это динамит, его тоже нашли в Мишиной комнате. Я его последний раз видел в пятницу, как раз после занятий.

6 сентября, понедельник. Утром пишу для «Труда»:

«В связи с премьерой фильма «Мавзолей», только что показанного по HTB, меня, конечно, очень интересует реакция нового министра «пропаганды» г-на Лесина, так энергично закрывавшего петербургский канал по этическим соображениям. Ну, да бог с ним, министром, ему суждено ошибаться, как и остальным министрам и их замам. Для этого достаточно было послушать воскресное выступление г-на Доренко, и не о деньгах некоторых высокопоставленных лиц, а о прогнозах прессы на положение в Дагестане, которые наши министерства, снабженные разведкой, спутниками и черт знает чем, попросту игнорировали. Пока этот тайм битвы гигантов – Киселева и Доренко – Доренко выиграл. Ничего не поделаешь, в глазах телезрителей побеждает скорее правда, нежели заставка и кокетливый разворот ведущего. Но тем не менее вернемся к «Мавзолею», показанному коллегой Евгения Киселева Павлом Лобковым. Практически этот фильм сделан по книжке профессора Юрия Михайловича Лопухова, вышедшей два года назад. Но то, что в книге скромно вырисовывалось как скрытые знания и научный реестр, здесь приобрело чудовищный вид образцового морга. Я бы даже сказал, что препараты, инструменты, трупы, над которыми экспериментируют ученые, показаны с болезненной и нездоровой любознательностью. Напомню, что уже давно в Каирском музее залы мумий, имеющих многотысячелетнюю историю, выделены из общей экспозиции. Я полагаю, что это связано именно с этикой. Даже случайный взгляд человека на вещи, относящиеся к этой печальной стороне жизни, способны надолго травмировать психику. Такая деликатность авторам фильма не свойственна. Конечно, у них есть какие-то политические задачи. Ну, например, названа сумма денег, необходимая для поддержания всего комплекса. На фоне тех объемов личного состояния отдельных наших чиновников, названных же, со ссылками на прессу, первым каналом, все это кажется мелочью и крохоборством. Чего стоили только золотые пуговицы со сталинского мундира, которые были срезаны во время перезахоронения. И эту деталь отметил фильм Лобкова. Мне бы, конечно, надо здесь перечислить всех участвовавших в фильме, и оператора, и режиссера. Смелые люди, а страна должна знать своих героев. Но, как человек добрый, не делаю этого еще и по мистическим соображениям. Но, впрочем, судьба найдет всех сама».