Текст книги "На рубеже веков. Дневник ректора"

Автор книги: Сергей Есин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 61 страниц)

По телевидению грозные признаки начинающегося финансового кризиса. Ельцин объявляет, что никакой инфляции не будет. Врет, конечно, по своему обыкновению. Все торговцы получили предупреждение, что если, дескать, попытаются взвинтить цены и воспользоваться ситуацией, то последуют кары в виде налоговых проверок, а Лужков сказал, что начнет лишать такие торговые точки лицензий. Цены, конечно, подержатся несколько дней, а потом неизбежно поползут вверх. Курс доллара, который еще совсем недавно держался в районе 6 рублей, вспух до 9, а в отдельных местах до 10. Многие банки прекратили выдачу вкладов под видом предварительной записи вкладов, и долларовых, и рублевых. Я в невеселых мыслях: от последней зарплаты в связи со скудными летними тратами осталось на институтских счетах что-то миллион или полтора.

17 августа, понедельник.

Правительство пытается сохранить хорошую мину при очень плохой игре. Для всех теперь стало ясно, что антикризисная программа – это программа за счет народа. Дума была совершенно права, когда не давала добро Кириенко и его пакету реформ.

18 августа, вторник.

Поздно вечером вместе с В.С. уехал на дачу. У меня уже не хватает здоровья вынести на работе всю неделю. Все утро занимался спасением своих денег. Сначала пошел на университетский оптовый рынок и покупал продукты, которые можно еще купить впрок. Купил массу чая, пять литров кукурузного масла, десять полукилограммовых банок с маргарином «Рама», килограммов пять рыбного филе, которое заложил в морозильник. Утром еще купил пять с лишним килограммов свинины, которую по вторникам у нас во дворе продают женщины, приезжающие в Москву торговать мясом и творогом с Украины, из Житомира. Одна из женщин жаловалась: в дороге, в тамбуре во время посадки у нее выхватили сумку с товаром. Все это на фоне недавно происходившего в Форосе 60-летия украинского вождя Кучмы. Президенты, в основном бывшие ЦКашники, съехались с подарками. На этом мои покупки не закончились – по дороге домой заехал в зоомагазин и купил собаке по 45 рублей три пакета сухого корма.

К той же теме. Сегодня днем был у меня в институте А.С. Демин, профессор, доктор, крупнейший специалист по древнерусской литературе. Он у нас совмещает на 0,75 ставки. Жаловался, что у них в Институте всемирной литературы зарплату не выдают «в связи с отсутствием финансирования со стороны РАН». Пришел занять у меня до первого числа хоть немножко денег. Дал 30 рублей. Не забыть выписать ему материальную помощь.

Днем имел отвратительный разговор с нашим студентом Гришей Петуховым. Не хочется касаться наболевшей проблемы, но опять встретился с хамством и наглостью. Писал ли я, что выставил Гришу из института, потому что он ударил доцента-физкультурника Тычинина? Потом мне все же стало жалко парня, и я дал ему доучиться на первом курсе, потому что с первого курса нельзя ни переводить, ни уходить в академичку… Можно лишь в никуда… При этом сохранил ему и общежитие. Теперь требует обратно или очного отделения, или жить в общежитии… В Свердловске, откуда он родом, нет ни работы, ни среды. Я ему долго, выхаживая вокруг памятника Герцена, объяснял свою позицию. Я даже был готов на следующее: пусть за тебя попросит Тычинин, т. е. по-настоящему наладь отношения… Они слишком гордые… В завершение всего милый Гриша сказал мне, что я веду себя с ним, как сатрап…

Написал кусочек для «Труда», но оказалось, что сделал это слишком поздно…

Днем был Илья Кириллов. Посоветовал ему поступать в аспирантуру к Минералову: влияние классики на современную литературу. Это может быть интересно.

19 августа, среда.

Подготовил две ямы под смородину, набил их навозом, теперь дело лишь за Лешкой. Он должен выкопать два куста черной смородины, которые Таня Матвеева мне подарила. Уехали вечером. Завтра тяжелый день и отъезд в Ленинград на конгресс экслибристов.

24 августа, понедельник. Для «Труда»:

«Невероятно жалко нашу всегда отзывчивую прессу: только-только она, словно мать новорожденного щеночка, облизала Сергея Владиленовича, как последовала отставка последнего. В ситуации, о которой пишут сейчас все обозреватели, для меня важны не так называемые «непредсказуемые действия нашего президента», к которым, мимоходом скажу, мы уже привыкли и не считаем за таковые. В подобных случаях хочется воскликнуть: «Положи на место спички». Известная ситуация для меня лично омерзительна другим: полным отсутствием этического начала. Боюсь, как и в случае с Черномырдиным, последний наш премьер узнал о своей отставке тоже довольно внезапно. Поставьте теперь себя на место этого человека, промоделируйте чувства его жены, недавно в качестве второй леди слетавшей с мужем в Париж, промоделируйте чувства сына, всегда гордившегося отцом. Дали расчет, как нашкодившему лакею. Это что, так можно поступить с любым? Не дает ли гарант Конституции и отец нации плохого примера? А в остальном – все хорошо, прекрасная Миткова.

Порадовала меня своей невероятной загадочностью также и передача о книгах с Леонидом Куравлевым. Я долго про себя решал, почему это наш замечательный актер не снимает очков, столь резко ломающих его имидж, и наконец догадался: Куравлев неотрывно следит за телесуфлером. А теперь я не знаю, была ли подобная передача с Олегом Анофриевым лучше или хуже, чем с Куравлевым, но тем не менее скажу: книги – та область, где важно мнение, может быть и косноязычное, но специалиста, которого не станут подозревать в том, что он проговаривает чужой текст».

27 августа, четверг.

В.С. вспомнила, что звонил какой-то гонец из Усолья: Леша, дескать, приезжает во вторник или в среду. Понедельник, вторник, среда – собеседование.

Сегодня звонил в Усолье.

29 августа, суббота.

Утром уехал домой Саша Мамай: я посидел с некоторыми правками в ленинские главы и поехал на дачу. План очень небольшой: привести в порядок, если хватит времени, дневники, пересадить два куста смородины, которые мне дала Таня Матвеева, и выкопать яму еще под один кустик. За политикой почти не слежу. В правительстве, в Думе гнусная возня. Никто не хочет настоять на своем, потому что теряют бытовые и престижные удобства, а ищут некий компромисс. Сейчас урезают полномочия президента в обмен на утверждение Черномырдина. Только наивному может показаться, что этот вальяжный и хитрый крестьянин способен что-то сделать полезное. Сделать можно, если поднимать промышленность и сельское хозяйство. Когда Черномырдин говорит, что возврата к командной экономике быть не может, а возврата к ней быть не может, потому что время продвинулось, то он в первую очередь имеет в виду, что своего личного ничего не отдаст, а не интересы родины. Президент по телевизору жалок – все время как заклинание повторяя, что он гарант и через силу утверждает, что до двухтысячного года никуда не уйдет. Чего, интересно, он сгарантировал: образование, рост популяции его нации, медицину и хлеб для всех?

30 августа, воскресенье.

Я так устал, что проспал двенадцать часов подряд. Начал вечером на даче и утром, не вылезая из постели, прочел из конкурсных книг роман писательницы из Омска – Алисы Поникаровской «По дороге в рай». Очень интересные частности, усредненный без интонации язык. В альманахе «Апрель», похожее, немедленно забытое после прочтения произведение Павла Катаева «Футбольное поле в лесу». Редколлегия альманаха будто специально для демонстрации подобранная: Лев Аннинский, Елена Аксельрод, Александр Городницкий, Павел Катаев, Лев Лазарев, Александр Нежный, Григорий Померанец, Елена Ржевская, Яков Хелемский.

У Левы Аннинского интересная статья о бардах и, в частности, утверждение о том, что Визбор («Апрель» № 9) был первым в бардовской песне. Это верно, отсюда и все Юрины мучения, раздражение и ранняя смерть, Он-то знал, за кем приоритеты. Главку о Визборе в своей статье «Барды» Аннинский назвал очень точно «Первопевец»: «Так кто же начал? Кто эту «костровую» песню вывел на уровень поэзии? Кто первый взял гитару и, подойдя к микрофону, стал не читать стихи, а петь их? Кто – у истоков традиции? Многие полагают: Окуджава. Еще чаще говорят: Высоцкий. У людей есть основание думать так. Но если быть точным, то у истоков современной звучащей лирики стоит Визбор. Юрий Визбор. Было время недолгое, полтора-два года в конце пятидесятых, когда именно он, ярко выделявшийся, как бы выплывший из волн широко разлившейся тогда студенческой песни, единолично овладел вниманием и сердцами слушателей. Это было до Окуджавы, до Высоцкого, до Анчарова, до Галича, до Кима, даже до Городницкого и Ады Якушевой».

31 августа, понедельник.

Утром состоялось то, что мы называем «собранием коллектива». Сюда надо привести цифры: зарплата, ремонт, соцбыт, расходы, доходы за учебный год. Через пару часов после собрания в своем новом кабинете праздновал 75-летие Александр Иванович Горшков. Невероятной энергии, знаний и доброжелательности этот человек. Насколько спокойнее мне стало после его назначения. Мы с Ольгой Вас. подарили ему футболку с моим портретом – это подразумевало преемственность верховной власти в институте во время моих отъездов – и бутылку рижского бальзама.

В преддверье начинающейся инфляции принял решение заплатить авансом зарплату всем сотрудникам за сентябрь, теперь следующий у нас выплатной день лишь 4 ноября.

Дума отказала Ельцину в назначении Черномырдина. Наш настойчивый президент, обостряя ситуацию, опять внес ту же кандидатуру.

Как всегда в понедельник, для «Труда»:

«Неделя прошла под знаком двух прекрасных, одного русского, а другого французского, сериалов. Один сериал о знаменитом премьер-министре Людовика ХIII герцоге Ришелье, а другой о не менее известном нашем земляке Штирлице. Оба сериала достаточно крепко скроены, и интрига в них доведена до мифического правдоподобия. Третий сериал, который разыгрывался по всем каналам, это, конечно, сериал о Думе, нашем президенте и Черномырдине. Как и два первых, этот сериал о крушении посредством банков российской демократической империи населен массой узнаваемых и знакомых по двум первым персонажей. Здесь есть слабый, в одном случае, и с придурью, в другом, правитель, замечательные исполнители убийств, наветов и приговоров, опытные говоруны, шпионы, прекрасные женщины – здесь глазки у меня разбегаются, и я не могу решить: Старовойтова, Миткова или Сорокина, и фоном проходит вечно страдающий народ. И везде кажется: удайся интрига, и ход национальной истории пойдет по-другому. Интриги удаются, но история идет все же по путям, проложенным общественными отношениями и промышленностью. Увы, этим самым промышленности и сельскому хозяйству в России. Не банки надо спасать, а человека. В этом смысле показательно было коротенькое выступление по ТВ когда-то прославленной героини наших промышленных и сельскохозяйственных времен Валентины Гагановой. По ней сразу становилось ясно, что героем и в те времена не становился любой, а лишь человек, бесконечно преданный родине и умеющий сострадать и работать. Таких людей в нынешнем исполнении я на этой неделе по телевидению больше не видел. Что касается других персонажей из сериалов, то они смертельно надоели и разделяют вместе с Людовиком ХIII всю ответственность за нашу несчастную жизнь. В новом телевизионном сериале я не увидел также и дюка Ришелье, проложившего путь Франции к славе. Увидел лишь очень богатого и хитрого человека, который хочет власти, чтобы сохранить почет и капитал».

1 сентября, вторник.

Утром проводил митинг по случаю начала учебного года. Принявшийся гвоздить дождь заставил собраться в зале. Все было как всегда, но теплее. В следующий раз на такую встречу приведу кого-нибудь из видных людей. Как обычно, вручал студенческие билеты. Студенты пока покорны и тихи. Потом провел двухчасовой семинар с I курсом. Вместе с заочниками здесь у меня 27 человек. Поднимал по очереди, заставлял рассказывать о себе и под эту марку учил говорить, строить фразы, анализировать сказанное. Никого пока, естественно, не помню и не запоминаю их истории. Семинар был очень интенсивен по моим «вливаниям», поэтому я собой доволен. Вечером в 16 провел второй семинар с V курсом. Установил график обсуждения дипломных работ и стращал. Доллар все время поднимается, очень волнуюсь за деньги, которые мы собрали за обучение. Все, что в долларах, держим пока, нарушая финансовую дисциплину, в сейфах. Сдавать будем лишь тогда, когда они понадобятся институту.

Приехал Клинтон; глядя его по телевизору, не могу избавиться от картинки, как он развлекается с Моникой Левински, оглядываясь по сторонам.

2 сентября, среда.

Состоялось открытие Московской книжной выставки-ярмарки. Опять много стендов, ярких обложек, но если приглядеться, то глубоких и по-настоящему ценных книг становится все меньше и меньше. Встретил господ из Академии, которые меня избегают. Я полагаю, что из нее, чтобы в дальнейшем не было стыдно, надо выходить. Кстати, на мое письмо относительно оплаты и прочее и прочее они так и не ответили.

Ходил после работы в сбербанк платить за коммунальные услуги – еще рублей на 40 выросла плата за гараж, и надо было внести ее в ордер, и заодно посмотрел цены на продукты. Становится страшновато. Доллар уже 12 рублей, т. е. рубль стал вдвое дешевле, чем полторы недели назад. Кукурузное масло, за которое еще неделю назад я платил 11 рублей, сегодня стоит 18, а бананы, традиционно стоявшие между 5 и 6 рублями, уже десятку.

Ельцин в день города посетил открываемую на Поклонной горе синагогу. Боюсь, что своими действиями новые власти и телевидение доведут и до волны настоящего антисемитизма, и до гражданской войны.

Прочел чудесные рассказики Маши Лежневой – у нее готов диплом, а ведь брал ее с прицелом на выгон. Все нежно, мягко. С добротой и без малейшего комического нажима.

Народ институтский преждевременную зарплату принял, но поговаривают: «Есин, дескать, зарплату выдает, потому что не хочет платить индексацию». Комментировать это смысла нет. Приезжал Семен Апокорин, сказал, что в создавшемся положении платить аренду не может. Вот так, вот тебе и индексация.

4 сентября, пятница.

Дефолт. Предпринимаю невероятные усилия для того, чтобы спасти все то, что нам заплатили учащиеся. А время сейчас самое урожайное: деньги пришли и от наших студентов, а у нас их около двадцати на дневном отделении и до сорока на заочном. Нельзя дать съесть банкирам и их банкам то, что мы заработали с таким трудом. Еще в четверг мне принесли гонорар за рекламу на «знаменском» особняке. Я понял, что сразу убиваю двух зайцев: закрываю стену и получаю немножко денег. Конечно, обманули, и эти 4,5 тысячи долларов принесли вечером и не по курсу. В четверг мы купили для института какой-то компьютер, а сегодня я бегал вокруг дома во все компьютерные магазины: курс в них невероятно грабительский – 20,5. С большим трудом купил два лазерных принтера. Деньги еще остались, и сегодня будем решать, что с ними делать. Была у меня попытка купить еще один ноутбук, но специализированный магазин на Ленинском «закрыт по техническим причинам».

5 сентября, суббота.

Простуженный, поехал в Обнинск. По дороге обратил внимание на дико взвинченные цены в Макдональдсе. В Обнинске в субботу паника: в магазинах скупили соль и спички. Постное масло, на которое я ориентируюсь, стоит уже 30 рублей. Много читал своих учеников и носил навоз в теплицу. Большевики, конечно, к власти не придут, второй раз чудо не случается, но не придется ли второй раз Светлане Молчановой из церковного старосты переквалифицироваться в секретаря партийной организации?

6 сентября, воскресенье.

Вечером в Москве следил за выступлением Черномырдина. Политика в первую очередь – это бесстыдство. Они все хотят власти и чтобы не тронули их наворованного богатства. Завтра вечером буду писать рейтинг для «Труда», там и выскажусь.

7 сентября, понедельник.

Все утро лихорадочно крутился с деньгами, которые идут за платное образование. Инфляция идет обвальная. Додумались выдать еще один аванс в счет зарплаты за октябрь. Будем делать по «расценкам»: ректор – 4000, проректор – 2000, профессор – 1200, доцент – 900 и пр. Как все это постыдно.

Сегодня в 16 часов состоится общее собрание.

Для «Труда»:

«Героем дня, конечно, стал Виктор Степанович Черномырдин. Как замечательный актер он безусловно обыгрывает даже нашего не слабого в интонациях и позах президента. Вслед за Нероном можно было бы воскликнуть: «Какой актер пропадает!» И должен сказать, что, говоря о редкостном умении Черномырдина держать зал, смешить его или печалить, я отнюдь не имею в виду только понедельничную баллотировку в Думе. Рядом с роскошным шоу, которое Виктор Степанович дал накануне вместе с вечно подыгрывающим власти Киселевым, его думский бенефис – это этюды в театральной школе. Как хорошо он у Киселева говорил о счетах в банках, как будто эти счета у нас у каждого второго. А о бедах, которые семьдесят лет, оказывается, шли от коммунистов! Об индексации, которая теперь отменяется и будет, словно младшая сестра, называться компенсацией. Как будто можно компенсировать жизнь, разрушенное высшее образование, разоруженную армию и потерявший веру в себя народ. Не при Мамае все это случилось, а когда строились сверкающие здания «Газпрома». Воистину у одних суп жидок, а у других жемчуг мелок. Конечно, хотелось бы, чтобы премьер говорил правильным русским языком, но сколько Виктор Степанович прячет за своим милым косноязычием! Да и вообще, не заглядывая никому в карман, я бы хотел, чтобы перед каждым диктором на нашем постсоветском телевидении горела цифра его оклада, а перед общественным деятелем – итоговая цифра его счета в банке. Тут и становится ясным: кто и что имеет в виду под емким словом «народ».

Вообще надо сказать, что неделя была крута на искусство. Например, непосредственно после программы Киселева – фильм о сыне дьявола, с невероятным красавцем американского кино Тони Перкинсом. И не ищите, пожалуйста, аналогий! Но поразили меня стихи Пастернака. Как-то ночью, в бессонницу, включаю ящик, а там прекрасный фильм Андрея Смирнова «Осень». И вдруг в пивной, в совсем, кажется, неподходящем месте, зазвучали стихи из пастернаковских «На ранних поездах». О том, как в военную зиму в электричке читали дети: «В них не было следов холопства, которые кладет судьба, и трудности и неудобства они несли, как господа».

9 сентября, среда. На сорок процентов резко поднялась цена на бензин. Это, как мне кажется, Черномырдин и его группа отвечают на провал в Думе. Президент пока молчит относительно новых кандидатур, долларовая паника не стихает, но к ней привыкают.

Вчера провел два семинара: на младшем обсуждали Ксению Кузнецову и Скудина с первого курса, на старшем – диплом Маши Лежневой. Как ни странно, все это не вызвало у меня обычного раздражения от трудности чтения. Машин диплом просто чудо – в это время ни слова о политике, лишь частная жизнь и жизнь вокруг. Маленькие, казалось бы ничтожные, рассказики сложились в единое целое.

Прошлый раз дал своим ребятам задание: «Есин со всеми его недостатками», начал получать апологетические тексты. Тексты прелестные, но иногда я вижу на столах в аудиториях про себя такое… Загадочная и подловатая душа студента. Мой любимый второй ряд.

10 сентября, четверг.

Состоялся ученый совет. С приходом Горшкова все встает на свои места. Финансовый и политический кризис мы вроде прошли, нам даже почти удалось сохранить деньги за обучение. Впрочем, склока разгорелась вокруг премирования приемной комиссии, Лаптева и товарищей. Хотя деньги в результате их летней работы пришли огромные, но даже один процент от этих сумм – это 2 тыс. долларов. Лица у некоторых членов ученого совета были красные. Думали не о затраченных усилиях, испорченном летнем отпуске, усталости, а о тысячах.

11 сентября, пятница.

Утром приходили итальянцы брать интервью о культуре и политике. Не аналитик я-с. Проболтал что-то воодушевляющее. Потом началась обычная нервотрепка. Был один из родителей студентки, исключенной за творческую несостоятельность.

В пять часов Госдума начала дискуссию и утверждение Примакова на должность премьер-министра. Я приехал домой и, соответственно, видел по телевидению лишь конец. Эта кандидатура устраивает почти всех. Лишь Жириновский затеял жуткий скандал, тем самым подчеркнув свою особую позицию. Ему ничего не светило, а с Черномырдиным, привыкший от любого голосования что-нибудь получать, он явно просчитался. От независимых депутатов выступил Боровой, и тут сразу стало ясно, чем Примаков нехорош: противник продвижения НАТО на Восток, противник оголтелого воровства. Да и по самому Примакову видно: ему лично уже ничего не нужно. Почему-то это воодушевляет.

Цены в Москве выросли, и их не опускают, хотя доллар немножко упал и сейчас стоит где-то 10–11 рублей.

С Агроном Туффом из Албании пришли экземпляры «Имитатора» на албанском.

12 сентября, суббота.

В Обнинске. Очень плохо себя чувствую, кашель меня изнуряет, почти нет сил работать. Впереди поездка в Китай по линии Союза писателей.

17 сентября, четверг.

Пекин. Раньше об этом в дневнике не писал, но поездка эта по линии МГСПС намечалась уже давно. Я как-то несерьезно относился к разговорам Пулатова, а когда все определилось, стал утешать себя, что это невозможно. Не может судьба так подыграть, чтобы в сказочной стране, в которой мне тридцать лет назад посчастливилось пробыть двое суток и проспать две ночи, удалось бы побывать снова. С меня вполне хватило пения птиц в посольском саду, чуть ли не под конвоем поездки с аэродрома в посольский городок, какой-то мимолетной прогулки по неведомому парку и в день отъезда во Вьетнам – в 1968 году я летел туда в качестве фронтового корреспондента – картины утреннего прочно забитого, как ватой, туманом Пекина без машин, без реклам, медлительного, упорного – от одного края улицы до другого – потока велосипедистов, через который продиралась машина. Господи, неужели промелькнуло ровно тридцать лет! А теперь я стар, сед, болен и, хотя стараюсь идти прямо и высоко держать голову, чувствую, что меня качает и походка неверна. Но тем не менее сроки планированной поездки приближались, развернуться на сто градусов уже было неудобно, и я, несмотря на отвратительное самочувствие, решил ехать.

В самый последний момент, перед отлетом, отказался ехать и сам Пулатов, переменчивый, как ветер мая. У него, по его словам, это было связано с болезнью жены, «пролетом» с каким-то банком и постоянными наездами ганичевской команды. Я Пулатова по телефону покорил, и мы втроем полетели: кроме меня, это Вл. Гусев и Ренат Мухамадиев, председатель Союза писателей из Татарии. О нем впоследствии особое слово.

Перелет Москва – Пекин. Наш огромный Ил-86, который, кажется, полностью не набьешь никакими силами, китайцы вперемешку с русскими. Запомнилась одна фраза стюардессы: «Леди и джентльмены! Подушки и пледы являются собственностью «Аэрофлота». Просьба при выходе из самолета оставить на ваших креслах».

Город потрясает своей величиной, красотой, обилием современных зданий, машин, велосипедистов и видом людей, вполне, кажется, довольных жизнью. Здесь, похоже, нет богатых и бедных – одни китайцы в машинах и на велосипедах. Сразу вспомнился тридцатилетней давности Пекин. Это было одно из самых сильных моих потрясений. Утром, когда мы в туман ехали из посольства в аэропорт, я увидел через окно машины лишь крыши какой-то старинной постройки и облепившую нас со всех сторон беззвучную толпу велосипедистов – это было как победное и молчаливое нашествие саранчи.

«Программа пребывания делегации МСПС (Международный Союз Писательских Союзов)

17 сентября.

В 15 часов встреча с русистами в Пекинском университете. 18 сентября. Поездка на Великую Стену; в 16 часов встреча с писателями в Союзе писателей Китая; в 18 часов банкет. 19 сентября. Вылет из Пекина в Ханчжоу. 22 сентября. Вылет из Ханчжоу в г. Сиань. 25 сентября. Вылет из Сианя в Пекин».

Вся эта программа нашего пребывания в Китае написана круглым почерком нашего переводчика Лю. С ним я встречался в Москве, и он на аэродроме в Пекине без всяких табличек и вывесочек, к которым прибегают при встрече иностранцев, меня опознал.

Сразу же после встречи в аэропорту и обеда повезли на факультет славистики в Пекинский университет. Расположился факультет в бывшей загородной резиденции императоров, в тех самых знаменитых садах. И опять я подумал о живительной роли социализма в этой стране. Полный двор молодежи, играющей в какие-то спортивные игры. Слушали хорошо, я подарил книги для факультетской библиотеки. Интересно выступал Гусев, немножко по национальному вопросу посражались с Мухамадиевым. Ренат – бывший соратник Ельцина – тот предлагал ему даже место своего заместителя в Верховном Совете – теперь пришлось уходить в патриоты. Речь зашла о русском языке в бывшем Союзе, о республиках. Я говорил о том, что все политические деятели этих республик сейчас, давая интервью телевидению, всегда говорят по-русски. Говорил, что без русского языка не было бы Айтматова, да и неизвестно, что там писали Нурпеисов и Гамзатов. Не усилиями ли Солоухина и Казакова, переводивших первого, и опытнейших профессионалов Гребнева и Козловского, переводивших второго, возникли эти имена, теперь известные во всем мире.

Завтра едем на Великую Стену. Здесь бы дать описание гостиничного номера на третьем этаже гостиницы «Пекин», но будем краткими: современная роскошь.

18 сентября, пятница.

Я недаром никогда не подстегивал события и поддавался их течению, не пытался что-то схватить, не принадлежавшее мне, и легко относился к тому, что от меня уходило. Еще найдется. Я помню, как тогда, тридцать лет назад, кто-то из посольских, с симпатией относившихся ко мне, сказал за столом, кивая в мою сторону: «Свозить бы молодого человека на Великую Стену и к Минским могилам». Минские могилы – это могилы императоров эпохи Мин. Я тихохонько спросил: «А это далеко?» И мне ответили: «К Стене – километров семьдесят, а могилы еще ближе». Меня никуда не свозили, а свозили в ресторан, единственный, кажется, в годы культурной революции, открытый для дипломатов. Мы там с какими-то француженками лихо сплясали модную тогда коллективистскую летку-енку. Я еще очень гордился спортивными ботинками и почти воинскими спортивными штанами. На следующий день, переспав в посольстве, я улетел во Вьетнам.

Вот и Великая китайская стена. Описывать ее, как описывал картины природы и архитектурные достопримечательности Гончаров во «Фрегате «Паллада», в век телевидения, фотографии и массовых иллюстрированных изданий не имеет смысла – все это запечатлено тысячу раз и в том числе на сетчатке глаза почти любого телезрителя. Запомнилось напряжение, с которым я поднимался по ступеням к верхней башне, густая толпа китайцев и иностранцев, с которыми довелось совершать это путешествие, и мучительное чувство останавливающегося сердца и принудительного, а не органического дыхания. Здесь дети, молодожены, смеющиеся парочки, старухи в шелковых костюмах, поддерживаемые под локоток стариками. В этой толпе мне легко дышится. Я ощущаю здесь, конечно смешно сказано, беззаботный воздух социализма и равенства. Как у нас в лучшее время. Как мне жаль людей будущего, не живших в той атмосфере уверенности в своих правах и уверенности в своей жизни.

Спускаясь, я все время вижу загорелый плотный затылок Рената и его седую голову. Ни в чем он, конечно, не виноват, но я виню всех, кто привел Ельцина к власти. По рассказам Рената, Верховный Совет голосовал его в качестве ельцинского заместителя, но не хватило голосов. Это уже потом он оказался и в Лефортово, и в оппозиции. Чего-то не додал. Вот опять Ренат, патриот-демократ, рассуждает о том, что русский язык сознательно насаждали, чтобы он вытеснял татарский, а потом говорит, что сам он из крестьянской семьи. Защищался он в МГУ у Метченко с диссертацией по общей теме дружбы народов, а мы знаем, какого рода диссертации были на эту тему.

Вечером в Союзе писателей Китая был обычный разговор о писателях, о новых именах, потом банкет. Мне очень нравится наш Лю, с которым мы работаем. Прекрасно знает русский язык и русские реалии. Тот роскошный «русский» фарфоровый чайник, который я вез в подарок начальству, я решил подарить ему. Китайцы, с которыми мы общаемся, знают русскую классическую литературу в мелких подробностях и очень неплохо нашу советскую и современную. Первую половину встречи вел Jidi Majia, секретарь китайской ассоциации писателей, который подчеркнул, что он из представителей нацменьшинств, из племени «И». Это даже подчеркнуто в его фамилии. Я сразу вспомнил знаменитое стихотворение Семена Липкина и всю возню вокруг него. И тогда, и сейчас мне кажется эта возня несущественной, хотя, может быть, Липкин что-то и имел в виду. Обычный круглолицый китаец, больше похожий на казаха. В копилку общеизвестных сведений: в Китае проживает 56 национальностей. Самая большая из них – 95 % – это племя хань, собственно китайцы. Только по отношению к семьям из национальности хань действует закон о планировании рождаемости – только один ребенок на семью.

На встрече был и директор Литературного института имени Лу Синя. Он рассказал о возникновении института. В 1951 году китайская писательница приезжала в Москву получать Сталинскую премию, и в беседе с ней Сталин спросил, есть ли у них литературный институт. Собственно это и стало импульсом. Так что Иосиф Виссарионович стоял у истоков основания двух литературных институтов. Институт Лу Синя отличается от своего московского собрата. Это, скорее, наше ВЛК (Высшие литературный курсы), дипломов они не дают. В китайском литинституте есть и заочное образование, потрясающее своими щедрейшими, воистину китайскими цифрами, чуть ли не пять тысяч воспитанников за год. Если я ошибся, и это за все время существования, то цифра тоже знатная. Московский институт, начавший работать лет на пятнадцать раньше, не выпустил и трех тысяч заочников. Завтра улетаем в Ханчжоу.

19 сентября, суббота, Ханчжоу.

Надо отвыкать думать о Китае тайно-пренебрежительно, что свойственно нам, русским. Роевая жизнь, трудолюбивые и упорные, но все-таки какие-то не такие, как мы. Крошечные делянки, крестьянин с мотыгой, если прикажут и все налетят и бросят по камешку, то возникнет гора. Это огромная, цивилизованная, живущая по самой избранным законам, могучая, промышленная страна. Хочу заметить, что сытая страна. Держава. Об этом вопиет все, что я видел. Да, есть богатство и бедность, но богатство не вопиет, как у нас и не наглеет, потому что есть кто-то, кто может указать ему его место. Наверное, это компартия, которая держит управление страной в своих руках. Я все-таки помню наши времена. Что мог украсть секретарь обкома? В лучшем случае достать квартиру для сына, устроить на приличное место невестку и без очереди купить сыну «Волгу». Перепродать «Волгу» по коммерческой цене на рынке – это было уже трудно. Стукнут, выгонят из партии, лишится поста и всех привилегий. За жизнь народа во вверенной тебе области жестко спрашивали. Но тем не менее не хватало мяса, молока, часто хлеба и не было «Пепси-колы» и «Баунти». Мне не передать главного в Китае, привычного мне чувства единства и равенства, что было свойственно нашей стране. Это трудно описать словами и здесь, и раньше у нас, но надо пожить в этой атмосфере, чтобы почувствовать ее, и уже не забудешь. Если говорить о китайских «доказательствах», то эта не нагрешившая против социализма, хотя и много ошибавшаяся страна, обошла нас по количеству новых современных зданий в столице, по транспорту, по прекрасным дорогам, по современнейшим и, главное, хорошо организованным аэропортам, по связи, в конце концов по количеству телевизионных каналов в столице.