Текст книги "На рубеже веков. Дневник ректора"

Автор книги: Сергей Есин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 61 страниц)

Для «Труда»:

«Две темы волновали телевидение этой недели: Рождество и Путин. Конечно, можно все это назвать началом его избирательной кампании, но скорее, это душевный склад целеустремленного человека, когда все, чтобы он ни делал, – попадает в такт. А собственно, как по традиции премьер мог бы отсветиться во время религиозного праздника? Да встать где-нибудь на парадных мостках Елоховского собора на фоне других конъюнктурно верующих людей, православие и сочувствие вере у которых равно их былому, столь же конъюнктурному атеизму. Нет, Путин на полчаса заезжает по дороге домой в церковь на Воробьевых, бывших Ленинских горах возле Московского университета. Точность время места и действия здесь настолько совпадают с повседневной и незаигранной искренностью, что начинаешь сомневаться: имиджмейкер ли все это или сама промышляющая себя воля человека. Это как в очень хорошей литературе: сюжет и герой не разделимы.

Несколько другая картина встречала нас в Вифлееме и на Святой земле, где на этот раз синхронно двигались Патриарх, который завоевывает все большее сочувствие точностью своей нравственной позиции у верующих и неверующих людей, населяющих Россию, и наш экс-президент. Для последнего декорации Святой земли послужили хорошим фоном нескольких словесных извержений. Но на этот раз он ничем не дирижировал. Послание же патриарха церкви и верующим, которое в Рождественскую ночь зачитывали в церквях дышало удивительной современностью и нравственной силой. Там было обо всем, и о сегодняшней жизни, и о Чечне, и о нашем совместном будущем».

10 января, понедельник. Перевез на две недели в Матвеевское В.С. Все время за нее болит сердце, то она разольет варенье, то рассыплет лекарства. Вчера вечером собирал ее чемодан, все ее вещи вышли из моды, все такое маленькое, старомодное, как бы из иной жизни. Оба ее меховых жакета: и из норки, и из черно-бурой лисы – стали сечься, шкурки кое-где лопаются. И жизнь и вещи вокруг нас ветшают.

Утром боролся со студентами – подписывал заявления с просьбой допустить к экзаменационной сессии тех, кто что-то не сдал вовремя зачетной. Обычно это физкультура, латинский язык, введение в языкознание. Фокус заключается в том, что на этом же заявлении я заставляю деканат писать пропуски, а потом отправляю к физкультурнику или латинисту «согласовывать». Режим наибольшего неблагоприятствования.

С утра обошел весь институт и везде чуть подкрутил винты.

Приезжала Н.Л. Дементьева, обедали с ней в каминном зале и обсудили общие параметры проблемы. Вот теперь еще будем заниматься делом преждевременным только потому, что не можем прямо сказать: рано! В музей Платонова никто ходить не будет. Вообще насколько все светлее и более емко из платоновского наследия то, что печаталось раньше. Там было больше человеческого и светлого. Немножко поговорили об общих событиях. Как дама очень опытная, Наталья Леонидовна держит в уме все имена и фамилии. Вообще помнит все. Моя попытка выудить у нее отношение к Путину закончилась полной неудачей. Молчит, как партизан. Единственное, что сказала: Путин любит балет. А кто его не любит?

Гусляров произвел очень хорошую выборку из моих годовых дневников для своего журнала. Но главное, все очень внимательно прочитал. Не слишком ли много у меня в дневнике слов? Даже сделал мне редкий комплимент: со временем это будет читаться, как было у Марка Аврелия: рушится империя, а тут описывается, как скрипит крестьянская телега.

Объявили награжденных премией «Триумф». Премия эта – детище Березовского, а руководит раздачей слонов Зоя Богуславская. Не скажу, что получать эту премию неприлично, но она отражает вкусы этого ловкого джентльмена, ставшего депутатом. С годами Богуславская, эта верная Оза, стала все больше напоминать старую библейку. Выбор ее соответствующий, хотя говорят, выбирает попечительский совет. На этот раз триумфаторами оказались знаменитый клоун Вячеслав Полунин, который уже лет десять не живет в России, Василь Быков, который полтора года живет вместе женой в Финляндии нахлебником тамошнего пен-центра, драматург Александр Володин, дирижер Георгиев, из Мариинского театра – как часто дирижирует он в бывшем Ленинграде? Кого же я пропустил? Но все равно преимущество за людьми круга Озы. Не награждать же выдающегося Белова!

11 января, вторник. Утром диктовал и отсылал в министерство проблемы связанные с «платоновской комнатой». Днем встретился с Сашей Трушиным из «ИТАР ТАСС» и передал ему копию. Он обещал сделать из нее что-то похожее на мое интервью. Кое-что еще и наговорил.

Вечером зван был на торжественный вечер, посвященный Рождеству, от имени президента и Патриарха. Ну, сначала я думал, что это вроде старинной, еще при Хрущеве, встречи с творческой интеллигенцией, потом понял, что все обстоит куда масштабнее и дешевле. Действие происходит во Дворце Съездов, перенаименованном в Государственный кремлевский дворец. Для меня все знакомо, В.С. традиционно не пошла, поэтому взял с собой С.П. Он всегда очень точно подсказывает, кто есть кто, и помнит по телевизионному экрану все фамилии. Оказалось, что какой-то задушевной беседы, а потом ужина не будет. В холлах и фойе были накрыты столы, означавшие вместо глубокого и горячего слова фуршет, легкомысленное и искрящееся словцо аперитив. Шампанское, разлитое по бокалам, конфеты, пирожные. Я сразу смекнул даже не потому, что увидел, а потому, что предчувствовал: Путин постарается объединить разрозненную интеллигенцию, и в первую очередь творческую. Званы были не только все политики и правые и левые. Но и вся интеллигенция – и Черниченко, и Вас. Белов. Я уже, наверное, писал об этом, но когда я вижу Василия Ивановича или Валентина Григорьевича, меня охватывает одно и то же механическое чувство – хочется вытянуться по стройке смирно.

Надо отметить, что здесь почти не было столь любимых Лужковым бабочек. Почему-то, когда я вижу лужковскую фрачную тусовку, всегда вспоминаю фильм «Однажды в Америке». Как же хорошо сидели черные костюмы и белые рубашки на героях американского разбоя!

Мне кажется, что такому объединению как одна, так и другая интеллигенция не рады. Одни уже прижились в этом разброде и знают, что при объединении потеряют, не хотят делиться. У других сразу рухнет их слава диссидентов и борцов с русопятостью. Видел К. Райкина, А. Абдуллова, А. Любимова. Все «наши» тоже были. Как всегда, был рад поболтать с М.П. Лобановым и его женой Татьяной. Все, тем не менее, были польщены, что оказались званы.

Хорошо говорили Патриарх и Путин. Последнего, как всегда, выручал или его редкий ум или редкий такт, проявляющиеся и в крупном, и в мелочах. Путин на этот раз был в черном костюме, который он не любит. Но это, однако, сочеталось с черной мантией Патриарха. Патриарх у нас тоже умница, но и народ придает его словам какое-то более глубокое значение – все скучают по знакомым словам церковных книг, по возвышенной риторике, по иному не бытовому слову.

Концерт был хорош, но иногда его течению не хватало вкуса. Дети, одетые под ангелов с серебряными крыльями, выглядели, скорее, умилительно, нежели трогательно. Безо всякого голоса, одетая, как боярыня, в золото, Зыкина пела о Боге и Божественном с той же пафосной задушевностью как раньше пела о Ленине и компартии. Не было Лужкова, как некоего антагониста нынешнего премьера и его власти, но замещал мэра на сцене депутат Кобзон в красном жилете и красной бабочке. Он пел об атамане Кудеяре и о его раскаянии. Песня, кажется, заканчивается призывом молиться за душу разбойника. Но у меня эта прекрасно исполненная песня не вызвала желания сразу же все простить Борису Николаевичу. Наина Иосифовна сидела в первом ряду вместе с Патриархом и Путиным. Все это было саккомпанировано телевизионным экраном, где разбирались тезисы Хомякова Примаковым, Жириновским и Зюгановым. В конце на вопрос телевизионной ведущей, вдруг оказавшейся в зале, о главном принципе объединения – заскромничав, как курсистка, Путин сказал: любовь». Я помню, как я долгие годы неверно выговаривал фамилию Зюганова через «д» Дзюганов.

Общее настроение было хорошее. Виню себя за то, что люди старались, радовали и вводили меня в мир больших чувств. А я огрызаюсь и злобствую.

12 января, среда. Утром еще в постели читал статью о Берберовой в «Новом литературном обозрении» (№ 39). Речь идет о ее некоторой симпатии к немцам во время войны. Одновременно есть некоторые рассуждения о знаменитой книге Берберовой «Курсив мой», в которой она дала ряд убийственных оценок своим современникам. Эти оценки часто были связаны с ее личными пристрастиями. И ничего, сглотнули голубчики-господа. Вот она сила слова. В статье есть еще пассажи, расшифровывающие прохладное отношение к ней литературной общественности. «Мы жизнь Нины знаем близко. Решительно никаким «сотрудничеством», даже в косвенной форме, она не занималась, а по горячности характера высказывала иногда «еретические мнения (нравились сила, дисциплина, мужество, предпочитала русских евреям и русские интересы ставила выше еврейских»). Это, кажется, Газданов в письме Бунину. Кажется, мы нашли нового шофера. Это может прекратить монополию нашего всеобщего любимца Феди.

Показали по телевидению репортаж о мальчике, который лишился обеих рук в тот момент, когда срезал куски кабеля на высоковольтной линии. За десять-двадцать метров технической меди или алюминия ему платят 100–200 рублей. Потом взрослые дяди, нанявшие этого мальчика, продают дорогой металл. Мальчик лежит в бинтах и еще не понимает, что с ним произошло. Мама кормит его с ложечки. В связи с этим вспомнил, что встретился и довольно сухо поздоровался с Толей Приставкиным на Рождественском приеме в Кремле. Толя у нас один из главных противников смертной казни. Но у меня другие основания здороваться с ним сухо. Я ведь тоже не за смертную казнь. Человеческую жизнь, которую дал – ну если не Бог, – то Провидение, не человеку же и отнимать. Но здесь, в этом случае я своими руками повесил бы того взрослого, который мальчишку погнал на линию электропередачи. Но возможно ли было такое при предыдущем политическом режиме? Тут же сказали, что это – типичный промысел в Кузбассе и назвали чудовищную цифру пострадавших людей, в основном мальчишек, а не взрослых.

По ТВ показали инициативную группу по выдвижению Путина в президенты. Опять Марк Захаров!

13 января, четверг. Вышел «Труд», мой рейтинг подхалимски обрезан наполовину. Исчезли строки о Патриархе, и я оказался мелким лизоблюдом за столом у будущего президента. Противно.

На следующий год надо день в день начать печатать в Интернете дневники со сдвижкой в год, или же на несколько синхронных дней. За пять, шесть, десять лет. Надо еще из дневников вырезать датские дни и сделать из этого книгу. Это планы. Их надо постараться осуществить.

В 2 часа в институте состоялась встреча с послом Корейской Республики.

Вечером был на заседании правления Общества дружбы с Ираком. Возможно, до Ирака никакого никому из присутствующих нет дела, но мы понимаем интересы России. Насолить Америке – это тоже интересы отечества. Сидел рядом с Валентином Ивановичем Варенниковым. На этом заседании был и говорил еще и Ю.В. Бондарев. Я выцедил в записную книжку кое-что из его речи. «Дружба в ХХ веке не оправдала себя». «Человечество идет от плохого к худшему». Интересно говорил о религии.

По ТВ. Горбачев организовывает какую-то социал-демократическую партию. С чувством восторга увидел за столом старых демократов, Ю. Любимова. В этом-то и заключается ужас старого невостребованного мяса.

14 января, пятница. Пропускаю всю политическую невнятицу с регистрацией кандидатов на должность президента, с исполнительной властью, выбивающей вперед Путина. Он мне, как я писал, нравится. Но вот прочел у Ленина, что везде надо уметь различать классы. Пока Путин поддерживает богатую тенденцию, тенденцию банков и воровства богатых у бедных. Это лишь мои домыслы, что внутри себя он и человек русской национальной ориентации, и глубинный социалист.

Пока у меня новые разборки с компанией «ДИСС», которая должна институту около 12 тысяч долларов. Сложность в том, что и сдать-то эту площадь пока некому и если я не представлю определенных льгот, то и старый долг убежит. Моя задача, как и с Шапиро, все выжать или, по возможности, выжать все.

Утром поменял старые водительские права на новые. В милиции все те же старые порядки, больше всего на свете милицейское начальство, зная своих, боится, как бы они сами не получали деньги. Поэтому в милиции, где идет тьма платежей, нет своего кассира. Все через банк, который совсем не рядом, а за три или четыре квартала. А с каждого платежа банк берет не малый процент комиссионных. За каждое нажатие клавиша на компьютере. В бывшем ГАИ состоялась такая сцена. В окошечке для приема документов сидит подполковник. Инвалид спрашивает: «Как к вам теперь обращаться: господа или товарищи». «Мы товарищи. Господа сидят в Думе». Вспомнил в связи с этим, что слово «господин» применительно к живому обращению я действительно впервые услышал в Госдуме, в 1992 или 1993 году.

Вечером смотрел «Людвига» Висконти.

Удивительное чутье стал проявлять Дима Дежин. Прочитав мою главу о Троцком, он сказал, что она ему нравится меньше, чем предыдущие главы книги, в ней меньше «художественного». Вот тебе и обилие материала! А скорее всего, фигура Троцкого меньше совпадает с моим собственным темпераментном, нежели фигура Ленина. Пусть отлежится, потом я эту главу «вздрючу».

15 января, суббота. Ходил в баню и там, на сиденье, нашел сегодняшний номер «Коммерсанта». Мне достался листочек с рубрикой «Культура», и здесь очередная статья лихого Михаила Новикова. Он рассуждает о результатах опроса: первые имена в литературе и культуре ХХ века. Статья любопытна и фактами, и самим бесплодным, но злобным и антирусским общим ходом. Вглядывался в маленький портрет: что за парень? Он наш выпускник, обязательно возьму его личное дело. Скорее всего, он неудачливый прозаик, перешедший на журналистскую критику. «Так, первым поэтом назван Есенин, художником – Репин, артистом – Никулин, артисткой – Мордюкова». Это пишет Новиков. Но вот что интересно: все это художники, в своем творчестве несущие народное начало, решающие свои образы приемами реализма. Это все Новикова раздражает, и он анализирует другие данные:

«…над листом изящной словесности я позволю себе пролить более подробную слезу. (Очень хорошо и очень с подробной слезой по-русски – С.Е.). Прежде всего вот он сам, этот скорбный список национального недомыслия. Вслед за Есениным в нем поименованы Михаил Шолохов, Василий Шукшин, Михаил Булгаков, Максим Горький, Алексей Толстой, Анна Ахматова, Владимир Маяковский и Александр Блок».

Принцип у «голосующих» все тот же, народность и восприятие народа как русской данности. А вот Новикову это не подходит. Ему бы что-нибудь поизящнее. Его, видимо любимые, писатели третьего и второго ряда сюда не влезают. Поэтому какие убийственные замечания: «Горький, конечно, скучища и посредственность, но он настоящий писатель, и его роль в культуре – положительная (именно в его газете Зиновьев и Каменев напечатали знаменитое письмо против восстания – С.Е.). О роли Шолохова такого не скажешь, и у меня лично он ничего, кроме ненависти, не вызывает, но писания его все-таки обладают всеми признаками литературы». Что, интересно, сидит в душе этого Михаила Новикова, что он там промысляет, какие именно статьи требует от него этот самый «Коммерсантъ», какая степень личной литературной неуверенности заставляет его так концентрированно мыслить?

Опять читаю Ленина. В принципе осталось написать две главы.

16 января, вторник. Читал и анализировал многостраничную статистику по выборам в Госдуму.

17 января, понедельник. Весь день возился с «ДИССом». Хозяева так и не пришли, завтра новый тур переговоров. Кажется, все переходит к некому Олегу Сергеевичу, который принимает на себя и предыдущий долг. Дай Бог, чтобы все получилось, но боюсь, что здесь какая-то воровская ловушка. Мой план заключается в том, чтобы, перерегистрировавшись, новый «ДИСС» остался старым «ДИССом». Вторую половину дня занял Илья Шапиро. Он выполнил первую часть своих обещаний и оплатил ноябрь и декабрь согласно контракту. Теперь остался долг. Ах, это изысканное иностранное слово, пришедшее из Международного валютного фонда – реструктуризировать!

С Ильей потом, после дел, говорили о некоем призе, который на фестивале «Литература и кино» можно было бы выдать от его имени. Илья даже предложил какую-нибудь бутылку старинного французского вина стоимостью в 2 тыс. долларов. Я требовал чего-нибудь простенького, но непременно ящик. Фантазирую, кто и как такие напитки пьет. Попутно Ильей была рассказана быль. В кафе «Манер» на Манежной площади (входит в две сотни лучших заведений Европы) утром часов в 9 входят два молодых «новых русских» совершенно бандитского вида. Они, видимо, пили всю ночь, и теперь им надо опохмелиться. Они оба пышут ночным спиртом. Им наливают по две рюмки «Реми Мартен» с иксо в 20 лет (выдержка). Они платят что-то около 400 долларов. «Ох, отпустило», – говорит один, тот, который пониже. «Хули чешешься? – говорит второй, повыше. – Нам пора ехать».

В «МК» большое интервью Юрия Черниченко. Он торопливо, но вовсю ругает Ельцина.

«Путин приобретает очень тяжелое наследие от Ельцина. По объему сложности (его, правда, невозможно взвесить) Сталин перекинул Хрущеву такое же скопище тромбов и завалов, как Ельцин Путину. Наш президент даже умудрился пойти дальше: привел к остановке сельхозмашиностроения. Теперь технику мы покупаем за рубежом».

Это тот вид журналистики и общественной деятельности, когда обязательно надо кого-нибудь ненавидеть или хотя бы ругать. Подбирает ли автор уже аргументы, которые он выложит, когда будет уходить Путин? Пока все достается Ельцину.

«Время, которое нам передает Ельцин, дает массовый генотип этого самого бродяги. Его теперь 99 %! Он разграбил миллиардные ценности в виде основных производственных фондов колхозов. И сейчас требует только одного – зарплаты. Грабеж скота на селе стал повальным явлением. Недавно я был на горном Алтае – там лошадь или корову, как машину, больше трех дней не ищут. Ее уже или съели или закрутили в банки…»

Был еще Гусаров – ему «наговорил» про Николая II, и Таня Земскова – ей дал интервью для «Парламентской газеты».

В завершение дня резко поругался с Генриеттой Карповной, из-за приглашения журналистки «Культуры» на фестиваль. Коли «Культура» выперла с работы В.С., которая придумала этот фестиваль, которая его вынянчила, если культура оспаривает мнение жюри, если «Культура» не хочет материально фестиваль поддерживать, то почему мы должны устраивать этой газете информационный праздник? Я даже вспомнил окрик больного Ленина, когда Сталин оскорбил Крупскую. Наверное, я не прав. Но я поступил так и буду так поступать впредь.

18 января, вторник. Внезапно умер Саша Науменко, мой друг и отец моего студента. Умер в приемной тюрьмы, когда занимал очередь, чтобы отправить сыну передачу. Перед этим он говорил мне, что «пасли» Мишу для того, чтобы сковырнуть с поста самого Сашу. Создавали компромат на человека, который занимался лицензированием московских лечебных заведений. Золотое дно. Теперь расправа состоялась, желающие могут на лицензирование сажать своих друзей и родственников. Прощание состоится в четверг в морге Боткинской больницы. Саша был намного моложе меня.

Сегодня состоялось первое заседание Госдумы, которое открыл старейший депутат 79-летний Егор Кузьмич Лигачев. Потом выбирали председателя. Им стал Г.Н. Селезнев, дав, так сказать, реванш за свой проигрыш в Подмосковье. Все вместе это было очень похоже на иллюстрацию ко 2-му съезду РСДРП. Был даже местный госдумовский Бунд. Именно его уход со съезда сделал большевиков большевиками. Об этом и надо будет написать в рейтинге.

Утром вдруг пришла спасительная идея не делать главу от лица Зиновьева, о котором нет материалов, кроме косвенных знаний и предощущений. Нет ничего, связанного с бытом. Только его скучные демагогические перепевы-сочинения. Надо писать от лица Крупской. Стоящей у гроба Ленина.

Купил 3-х литровую банку меда. Но медом от смерти не спасешься. Закончить бы Ленина, дневники и книгу выдержек.

Вечером решал дела с ДИССом. Оказалось, что Сема Апокорин передал все свои права на ДИСС какой-то своей 75-летней родственнице. Нынешний директор ежемесячно отвозил ей не учтенный никем «доход» в 1000 долларов.

19 января, среда. Утром пришла чрезвычайно изящная отписка от министра обороны И.Д. Сергеева. В моей коллекции автографов наконец-то и автограф этого замечательного военачальника. Я давно уже не был в такой ярости от изысков чиновников. Письмо, судя по датам, в недрах Минобороны составлялось два месяца. На обратной стороне документа стоят фамилия и телефон исполнителя: Губарев А.Н., 203 55 21. Я решил вывесить это письмо на доску студенческих объявлений, но если бы я указал еще и телефон исполнителя, то хорошенькую бы жизнь устроили Губареву А.Н. наши студенты. Но пока я действовал сам и тут же написал министру ответ.

Министру Обороны РФ

И. Д. Сергееву

103160 Москва К-160.

Глубокоуважаемый Игорь Дмитриевич!

Абсолютно уверен, что мое письмо не дойдет до Вас, тем не менее считаю необходимым вступить с Вами в переписку, т. е. ответить на Ваше письмо от 28 декабря 1999 г. В свою очередь, Вы отвечали в Литинститут на мое письмо, переданное и.о. президента России В.В. Путиным.

Суть нашей переписки – получить возможность для маленького института проводить своих студентов через военную кафедру. Я вынужден повториться, – сложность нашего института заключается в его феминизации, т. е. ребята, которые могли бы стать выдающимися поэтами и писателями, в силу той или иной причины, ими не становятся, а превращаются в плохих коммерсантов, плохих юристов или плохих инженеров. Они идут учиться туда, где есть военная кафедра. А литература – дело очень и очень молодое, особенно поэзия.

Меня радует, что Министерство Обороны РФ планирует в 2001–2002 гг. некий эксперимент по созданию межвузовских военных кафедр. Но ведь практически этот эксперимент начнется через два учебных года, когда, возможно, сменится, в силу своего возраста, и ректор Литературного института, и Министр Обороны. Два года в жизни людей пожилых – это не два года в жизни людей молодых, это разные годы. А ведь Литературный институт практически предлагал этот же самый эксперимент, нащупав возможности к сотрудничеству с Военным университетом. Если бы не длительные согласования и раздумья, – а первое предложение в Министерство Обороны мы сделали два года назад, – то, может быть, к сегодняшнему дню эксперимент этот уже и закончился бы.

Я предлагаю Вам еще и другой эксперимент: взять кого-нибудь из наших выпускников, изучавших не военную специальность, а иную – например, стилистику, и сделать так, чтобы он готовил стилистически выверенные письма Министра Обороны.

Язык и литература – это столь же важные и боевые вещи, как и воинская наука.

Извините, что написал это письмо, а не просто согласился с предложением терпеть и терпеть. Но у меня есть собственный долг перед моими студентами.

С уважением – С. Есин,

ректор Литературного института

Вечером ходил на выставку Ильи Глазунова. История этого моего похода такова. С неделю назад мне позвонили из «Вечернего клуба», и попросили высказаться о творчестве Глазунова. Я высказался, т. е. сказал, что думаю я на самом деле, и даже не прочел, что же «Вечерний клуб» напечатал. Оказывается, что-то напечатал. Потому что приглашение исходило непосредственно от И.С. Он пригласил всего несколько человек, в том числе и С.Ю. Куняева и Петю Алешкина. Оба люди известные в литературе, знаменитые издатели. Один печатал его мемуары, другой монографию о нем. Нам всем была сделана индивидуальная экскурсия специально приставленным искусствоведом. Конечно, выставка ошеломляет. Этот-то человек всю жизнь не просидел сиднем. Многое здесь мною видено ранее. Художник этот, конечно, крупный, оставивший свой отпечаток в жизни общества. Его почерк идет не от неумелости руки или глаза, а как осознание своего способа выражения действительности. Есть виртуозные рисунки и ранние картины, которые по пятну повторяют Серова. Надо говорить еще и о специфике народного видения истории. Как и все мы, он человек мечущийся, так и не уяснивший себе, нужен ли был Ленин России и в чем состоит ее, России, духовная суть. Его философия – эклектична, но искренна. Мне понравилась его последняя картина «Разгром храма в пасхальную ночь». Особенно верхняя ее часть, связанная с интерьером и интерпретацией церковных фресок. Она менее однообразна по цвету в сравнении с прежними его картинами гигантами. Здесь надо стоять и вчитываться в художественные тексты, т. е. расшифровывать иносказания художника.

На выставке я много думал о масонстве, образы и символы которого часто упоминаются в его картинах. Оно не могло прижиться в России из-за своей линейности, логической сухости, из-за стремления игнорировать саму жизнь, ее внезапность. Я еще не написал, что, встретив, Глазунов меня поцеловал. При всем прочем, при всех своих несогласиях и временных раздражениях я сознаю, что это один из известнейших художников нашей русской эпохи.

20 января, четверг. Утром был на похоронах Саши Науменко. Происходило все это в мемориальном комплексе Боткинской больницы. Погребальный обряд совершенствуется. Все это похоже на крематорий. Гроб спускается в подвал и – все. Кремация происходит позже, видимо ночью в каком-то из крематориев. Гроб и родное тело как бы поступает в камеру хранения. Народу и цветов была тьма. Непростой он был человек, а если мы сердились на него, когда не все он делал и обслуживал всех не так быстро, то знакомых, родственников и друзей у него было слишком много. Я поцеловал его в лоб и на поминки не поехал. Безумно жалко Гану, но манто из черного каракуля на ней было надето класса высшего. Собственно говоря, знали, чего хотели. Я ожидал увидеть Мишу, с наручником на запястье и с милиционером рядом. Но Фемида несговорчива – проститься парню с отцом не дали. Это бы я воспринял, как изменение в нашей судебной системе.

Сегодня купил для института машину. Вопреки просьбам С.П. и Феди купили «Волгу» самую недорогую и не черного, а светло-серого цвета.

Елена Алимовна рассказывала о встрече Нового года в Доме кино. Те, кто платил 350 долларов и те, кто (члены союза платили по 700 рублей). Обветшалый туалет, скрываемая полубедность, но тут же платья от Кардена, а потом все объединились – и общий доморощенный канкан.

Из книжной лавки принесли прелестную сегодняшнюю книжку о В.И. Ленине «В.И. Ленин, как предмет исторического исследования» издал Университет дружбы народов. Уже начал читать, судьба мне помогает.

21 января, пятница. Утром Лев Иванович порадовал меня выпуском «Независимой», в которой четыре полосы посвящены пятилетию «Антибукера». На одной из фотографий самого первого вручения стою и я, в бабочке и белой рубашке. Неужели прошло пять лет? Есть статьи, в которых подробно описана вся ситуация той поры: заседание у меня в кабинете, бумажки, которые бросили в шапку, и Волохов со своей повестью, который вылез оттуда. Все помалкивают, что именно я придумал в тот же раз принцип номинаций – «Три сестры» или «Братья Карамазовы», уже не помню. В газете же и новые лауреаты: Павел Бассинский, Евгений Гришковец (драматург), Саша Иванченко (он получает премию за «Четвертую прозу»), за обычную, простую, кондовую, настоящую прозу жюри премии никому не вручает. Такой прозы нет. Забегая немножко вперед, должен сказать, что представляла на вручении и нажимала при баллотировке за Сашу Марина Кудимова. Соратник. Для посвященных здесь все ясно, тем более проза эта нигде не напечатана, а существует в Интернете. Называется это в соответствии с сегодняшним принципом вторичности «Купание красного коня». Поэма без героя». На одно заглавие по меньшей мере две аллюзии. Тем не менее желательно ее посмотреть. Весь блок об «Антибукере» в «Независимой» предваряет эссе Виталия Третьякова «Миссия «Антибукера». Так ли он все это планировал с самого начала? Но смысл и этой премий, и премиальной политики до меня дошел. Хоть как-то, хоть случайно, но расставить вешки на линии литературного слалома. Если не получается, как раньше, генерализированное движение, то хотя бы вдоль множества тропинок. Самое занятное, что ни один из этих лауреатов, подающий надежды или как Эмма Герштейн, уже не связывающая с этой жизнью никаких надежд, дальше не продвинулись и не продвинутся.

Литературный обед и вручение состоялись в ресторане «Серебряный век», в помещении высшего разряда бывших Центральных бань. Я там уже раз был. Билеты разглядывали и проверяли, как на краснопраздничный парад. Это, видимо, связано и с тем, чтобы не тырились зайцы. В той же газете заметочка: за пять лет на обеды истрачено 28 900 у.е. в среднем человек на сто. Здесь надо считать на сколько я съел осетрины. В этот раз я с удовольствием разглядывал зал, в котором проходило вручение, раньше именно на этом месте был бассейн, и я совершенно отчетливо представляю себя голым на его краю. Теперь все обшито заморенной под красное дерево вагонкой и превращено в некий амфитеатр. Над амфитеатром стоят наяды и посейдоны с трезубцами и раздумывают о наводнении. Пороху у нового режима, чтобы сохранить эти роскошные бани, не хватило.

Среди гостей все старые знакомые. По привычке рассказывать только о себе, не могу не сказать, что встретил Ал. Ал. Михайлова. Он мне сказал, что прочел книжку Харченко: «Она уловила самое главное, что у тебя есть: волшебный, затягивающий язык. Вроде и сюжета особенного нет, а прочтешь страничку – и не отпускает и сразу видно, что Есин.». Про свой язык знаю я и сам. Если бы писал похуже и понетребовательнее, был бы давно лауреатом «Антибукера».

Я сидел за главным столом – с Третьяковым. Слева от меня Ирина Купченко, справа Марина Зудина. Обе в жизни очень милые, а с Купченко мне было просто хорошо и интересно. От нее исходит какой-то милый и неагрессивный магнетизм. Она тоже любит собак, но ей полегче, она живет за городом, на даче. С Мариной было просто, я для нее не чужак, она не забыла моей статьи о «Последних», а я помню, как прекрасно она играла. Напротив сидела Мария Васильевна Розанова. Как-то мы перепаливались. – «Вы, ведь, кажется, патриот?» – «А вы, Мария Васильевна, не патриот?» – «Я патриот – русофоб». – «А я патриот – русофил». Это не помешало произнести ей яркую речь с огромной цитатой из Яркевича. Цитату из Распутина она никогда не приведет. После этого взволнованный Яркевич: – «Выпьем за лучшую из женщин». – «А Есин делает вид, что не слышит», – говорит с бокалом в руке Розанова, эта тень покойного Синявского. «Есин обдумывает новый эпитет», – ответил Есин.