Текст книги "Скиппи умирает"
Автор книги: Пол Мюррей
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 47 страниц)
– Говард! Вы торопитесь, Говард?
– Ну, я собирался…
– Я надолго вас не задержу. Давайте пройдемся немного, я хочу кое-что обсудить с вами. Как вообще дела, Говард? Как поживает… Сэлли, так ее зовут?
– Хэлли. – Говард обреченно смотрит в сторону выхода, но Автоматор уже уводит его в противоположном направлении. – Ах да, конечно, Хэлли. Вы еще не узаконили свои отношения? Шучу, шучу. Никто вас не подталкивает к женитьбе. На дворе ведь двадцать первый век, и школа не собирается совать нос в вашу личную жизнь. Поговорим теперь о работе, Говард. Как обстоят дела с этим? Вы ведь третий год здесь преподаете, наверное, уже со всем свыклись? Верно?
– Ну…
– Это такой увлекательный предмет – история. Понимаете, что я хочу сказать? Ведь там все уже записано, все перед тобой. Это не какая-нибудь наука, где за пару лет все переворачивается вверх дном. То, что было раньше наверху, оказывается внизу. Черное оказывается белым. Раньше говорили, например, что бананы полезны, а теперь – что от них рак. А с историей так не бывает. Все уже сделано, записано, покрыто пылью. Дело закрыто. Все теперь не так, как раньше, – ну, в том смысле, что молодежь больше изучает средства связи, компьютеры, в общем, все, что больше связано с сегодняшними нуждами. И как там говорится: история учит нас тому, что она ничему не учит? Тогда стоит задуматься: а зачем тогда нужны учителя истории, а? Ха-ха! Нет-нет, Говард, не волнуйтесь, я вовсе не придерживаюсь такого мнения. Нет-нет, по-моему, только дураки стали бы списывать со счета историю, а учителя истории вроде вас – если, конечно, не вмешаются какие-нибудь совсем уж крупные непредвиденные обстоятельства – всегда будут оставаться важными членами преподавательского состава у нас в Сибруке.
– Ну да, конечно, – отвечает Говард.
Разговаривать с Автоматором – все равно что пытаться следить за торжественным парадом, на котором участников осыпают конфетти и серпантином: разобраться в путанице побочных тем отнюдь не помогает та скорость, с которой сейчас движется и.о. директора, заставляя Говарда перейти на унизительную рысь.
– История, Говард, – это то, на чем построена сама эта школа, если, конечно, не считать более привычных оснований – глины, камней и так далее. – Он резко останавливается, так что Говард едва в него не врезается. – Говард, оглядитесь по сторонам. Что вы видите?
Говард ошеломленно осматривается. Они стоят в зале Девы Марии. Здесь статуя Богоматери со звездчатым нимбом, фотоснимки с матчей по регби, доски объявлений, лампы дневного света. Сколько Говард ни силится, он не может заметить здесь ничего необычного – и наконец вяло выдает ответ:
– Зал… Девы Марии.
– Совершенно верно, – одобрительным тоном произносит Автоматор.
Говард со стыдом ощущает прилив гордости.
– Вы знаете, когда был построен этот зал? Глупый вопрос – вы же историк, вы должны это знать. В 1865 году, через два года после того, как была основана сама школа. Еще один вопрос, Говард. Кажется ли вам этот коридор превосходным? Говорит ли он о том, что мы находимся в лучшей в Ирландии средней школе для мальчиков?
Говард еще раз присматривается к залу. Синие с белым кафельные плитки пола истерлись и потускнели, неопрятные стены испещрены рытвинами, кое-где осыпается штукатурка, прогнившие оконные рамы обживают уже далеко не первые поколения пауков. В зимний день это помещение вполне сошло бы за какой-нибудь сиротский приют викторианской поры.
– Ну… – начинает Говард, но тут вдруг замечает, что Автоматор уже развернулся и вовсю чешет в обратную сторону.
Говард торопится догнать его; не замедляя шага, Автоматор продолжает свою речь, пересыпая ее громкими выпадами в адрес встречных учеников (“Прическа! Не бегать! Это что – белые носки?”), практически без разбору, будто громкоговоритель в каком-нибудь тоталитарном государстве.
– Когда-то, Говард, это здание считалось передовым, образцовым. Ему завидовали все до единой школы страны. А теперь оно стало анахронизмом. Сырые классные комнаты, неправильное освещение, плохое отопление. Что касается Башни, то назвать ее гиблым местом – это значит еще отвесить ей комплимент. Времена меняются, и это главная идея, которую я стараюсь здесь внедрить. Времена меняются, и нельзя почивать на лаврах. В наши дни преподавание – это услуга, предоставляемая за отдельную плату. Сегодня родители уже не ограничиваются тем, что передают нам детей, а дальше предоставляют нам делать с ними что угодно. Нет, они все время заглядывают нам через плечо, и уж если они заподозрят, что чего-то недополучают за свои деньги, то они быстренько заберут отсюда свое чадо и – не успеешь ты произнести “Брайан О’Дрисколл” – перебросят его в Клонгоуз.
Они уже пришли обратно через Пристройку – современное крыло школы, – поднялись по лестнице, и теперь стоят перед открытой дверью кабинета директора, который еще недавно занимал отец Ферлонг.
– Зайдите ко мне на минутку, Говард. – Автоматор жестом приглашает его в кабинет. – Уж извините за беспорядок – тут идут кое-какие перестановки.
– Да, вижу…
На полу “святая святых” старого священника – множество картонных коробок: одни заполнены вещами отца Ферлонга, еще недавно стоявшими на полках, а другие – вещами Автоматора, перенесенными сюда из его прежнего деканского кабинета в старом здании.
– Значит ли все это…
– Боюсь, что так, Говард, боюсь, что так, – вздыхает Автоматор. – Не распространяйтесь пока что об этом, но прогнозы не сулят ничего хорошего.
Сердечный приступ, подкосивший Десмонда Ферлонга в сентябре, застал всех врасплох. Этот миниатюрный пергаментно-желтый человек давно уже выглядел почти бесплотным, как будто в любой момент мог раствориться в облаке чистого знания; казалось, телесные недуги решительно неспособны затронуть его. Но вот теперь он лежит в больнице, смертельно больной, и хотя его модель Солнечной системы все еще стоит на массивном столе, его фотография все еще висит на стене кабинета (он улыбается без всякого веселья, будто король, давно утомленный властью), а его радужные рыбки все еще мерцают в темной глубине аквариума на комоде, – книжные полки уже пусты, если не считать пыли и одной-единственной игрушки для снятия стресса, которая выглядит как поспешно водруженный флаг.
– Положение суровое, – говорит Автоматор, кладя руку Говарду на плечо и созерцательно глядя на коробку с самоклеющимися листочками.
Затем он делает шаг в сторону, уступая дорогу женщине, которая приносит очередную партию коробок. Войдя, она тяжело опускает их рядом с корзиной для бумаг.
– Добрый день, Труди, – здоровается Говард.
– Добрый день, Говард, – отвечает Труди.
Труди Костиган – жена Автоматора, стройная блондинка, которая в свою бытность в Сент-Бриджид удостоилась школьных титулов “Самой Хорошенькой Девочки” и “Самой-Самой Девочки”; она еще и по сей день не лишилась последних следов былой красоты, несмотря на разрушения, нанесенные требованиями ее мужа и пятерых детей, рожденных от него (все пятеро – мальчики-погодки, как будто времени было в обрез или как будто – как поговаривают наиболее склонные к паранойе злые языки – Автоматор сколачивал армию). С тех пор как Автоматора назначили и.о. директора, она также сделалась его неофициальным личным секретарем: составляла его расписание, устраивала встречи, отвечала на звонки. Она часто роняет вещи и краснеет, когда он с ней говорит, совсем как секретарша, тайно влюбленная в своего босса, а он, в свой черед, обходится с ней как с добросовестной, но умственно отсталой ученицей, вечно подгоняет и шпыняет ее, нетерпеливо щелкая пальцами.
– Положение суровое, – повторяет он, подводя Говарда к африканскому стулу с высокой спинкой (это еще один из немногих предметов, оставшихся тут от “старого режима”).
Затем он сам садится по другую сторону письменного стола и складывает пальцы домиком, а Труди тем временем проворно достает из коробки и расставляет вокруг него бонсай, подставку для ручек и фотографию в рамке, изображающую их сыновей на поле для регби.
– Но нельзя из-за этого запускать дела. Старик бы этого меньше всего хотел. Нам нужно двигаться дальше. – Автоматор откидывается на спинку кресла и ритмично кивает самому себе.
Комнату окутывает какое-то странное, будто внимательное, молчание, и Говард постепенно догадывается: ждут, что именно он нарушит его.
– И кто же, интересно, может принять бразды… – идя навстречу этим ожиданиям, спрашивает он.
– Ну, пока сколько-нибудь подробно это не обсуждалось. Разумеется, мы надеемся на то, что он еще пойдет на поправку и вернется в директорское кресло. Если же нет… – Автоматор вздыхает. – Если же этого не произойдет, то имеются опасения, что в ордене Святого Духа просто не найдется походящей кандидатуры. Ряды монахов редеют. Орден стареет. На все просто не хватает священников. – Он берет со стола фотографию своих детей и пристально в нее вглядывается. – Несомненно, назначение директора из мирян означало бы коренное преобразование. Начнутся распри. Старцы из ордена Святого Духа непременно пожелают видеть директором одного из своих – даже если его придется везти сюда из Тимбукту. Ну и кое-кто еще из старой гвардии будет с ними заодно. Хотя, как знать, у них может и не оказаться такого выбора. – Его взгляд скользит от фотографии к Говарду. – А вы что скажете, Говард? Что, если новым директором станет кто-то из рядов светских преподавателей? Вы бы поддержали такое решение? Гипотетически?
Говард слышит, как Труди затаила дыхание у него за спиной; и тут до него доходит, что все эти непонятные непосвященным замечания Автоматора об изучении истории были просто льстивыми речами, а может быть, и угрозами, с помощью которых он намеревался заручиться поддержкой Говарда в каком-то грядущем, отнюдь не гипотетическом, конфликте.
– Я бы высказался в пользу такого решения, – отвечает он несколько натужно.
– Я так и думал, – удовлетворенно говорит Автоматор, ставя на место фотографию. – Я говорил себе: Говард принадлежит к новому поколению. Он хочет для школы только лучшего. Такой подход я и хотел бы видеть в моем штате, я хочу сказать – в рядах моих коллег. – Он крутится в кресле, поворачиваясь лицом к грустному портрету Старика. – Да, это будет грустный день, когда святые отцы окончательно передадут нам бразды правления. И в то же время нельзя однозначно утверждать, что это не принесет никаких благ. Ведь наша страна уже не та, что прежде, Говард. У нас здесь уже не какие-нибудь задворки Третьего мира. Эти ребятишки, что сейчас подрастают, уже достаточно уверены в себе, чтобы выйти на мировую сцену и потягаться там с лучшими из лучших. И наша задача – как можно лучше подготовить их к этому. А теперь зададим себе вопрос: является ли священник шестидесяти-семидесяти лет самым подходящим человеком для выполнения такой задачи?
Он встает из-за стола и, обойдя жену, будто очередную картонную коробку, начинает воинственно вышагивать по кабинету, так что Говарду приходится периодически разворачивать свой стул, чтобы смотреть ему в лицо.
– Поймите меня правильно. Отцы из ордена Святого Духа – исключительные люди, прекрасные педагоги. Но они ведь духовные лица, и это самое главное. Их мысли устремлены скорее к возвышенному, нежели к повседневному. А в условиях соревновательной рыночной экономики… сказать по правде, Говард, тут следует даже задуматься: а может быть, некоторые, старейшие, из наших священников вообще не знают, что это такое? И это ставит нас в опасное положение, потому что мы соревнуемся с Блэкроком, Гонзага, Кингз-Хоспитал, да и с другими ведущими школами. Нам нужно иметь собственную стратегию. Мы должны быть готовы двигаться вслед за временем. Перемены – это отнюдь не ругательное слово. Да и выгода тоже, если говорить начистоту. Выгода – вот что сделает возможными перемены, позитивные перемены, которые пойдут на пользу всем: например, снос здания 1865 года и возведение на его месте совершенно нового корпуса, задуманного по законам двадцать первого века.
– Костиганского корпуса! – высоким голосом подхватывает Труди.
– М-м, ну… – Автоматор подергивает себя за ухо. – Уж не знаю, как он будет называться. Мы перейдем этот мост, когда приблизимся к нему. Я хочу сказать, что нам пора начинать игру, показывая свои сильные стороны, а у нас есть одна такая сильная сторона, которая намного сильнее, чем у любой другой школы. Знаете какая?
– М-м…
– Совершенно верно, Говард. История! Это старейшая в стране католическая школа для мальчиков. И это дает имени Сибрукского колледжа известный резонанс. Сибрук – это что-то значит. За этим именем стоит определенный набор ценностей – таких ценностей, как мужество и дисциплина. Как выразился бы маркетолог, мы имеем продукт с явно выраженной идентификацией бренда. – Он прислоняется к оголенному книжному шкафу и, глядя на Говарда, назидательно покачивает пальцем. – Бренды, Говард, торговые марки. Сегодня именно они правят миром. Люди любят бренды. Они доверяют им. А между тем наше начальство совершенно пренебрегало брендингом. Приведу лишь один пример. В этом году школе исполнилось сто сорок лет. Прекрасный повод поднять шумиху, привлечь внимание публики. И что же? Об этой дате почти никто не вспомнил.
– Наверное, ждут стопятидесятилетия, – говорит Говард.
– Что?
– Ну, может быть, начальство хочет дождаться стопятидесятилетнего юбилея, чтобы поднять шумиху. Знаете ли, большинство любит более круглые даты.
– До стопятидесятилетия еще десять лет, Говард! Мы не можем сидеть сложа руки десять лет – правила игры не позволяют. К тому же сто сорок лет – такая же важная дата, как и сто пятьдесят лет. Разница только в цифрах, вот и все. Дело в том, что это отличный повод укрепить наш бренд, а мы почти упустили этот шанс. Почти – но еще не окончательно. Ведь у нас впереди рождественский концерт. Вот о чем я думаю: в этом году мы превратим его в особый спектакль, посвященный стасорокалетию колледжа. Устроим настоящий ажиотаж. Охватим целевую группу, может быть даже организуем прямую трансляцию.
– Прекрасная идея, – послушно соглашается Говард.
– Правда? И мне хочется устроить что-то вроде обзора исторического пути нашей школы. Поставить его в программу празднества, даже как-то включить в само представление. “Сто сорок лет триумфа”, “Победа сквозь века” – что-то в этом роде. Со всякими, знаете ли, забавными анекдотами из прошлых лет, например про то, как впервые стали использовать электрические лампы с переключателями, и так далее. Людям такое нравится, Говард, они начинают ощущать свое единство с прошлым.
– Прекрасная идея, – повторяет Говард.
– Прекрасная! Значит, займетесь этим?
– Я? Чем?
– Вот и отлично! – Труди, запиши, что Говард согласился стать “брендовым историком” для нашего концерта.
Вновь усевшись за стол, Автоматор поправляет большую кипу бумаг.
– Что ж, спасибо, что зашли, Говард, я… А! – Тут Труди наклоняется и, что-то прошептав, показывает ему что-то на своем пюпитре с записями. – Вот еще что, Говард. У вас во втором классе есть некий Джастер – Дэниел Джастер?
– Да, есть такой.
– Я хотел кое-что спросить у вас о нем. Сегодня с ним произошла одна неприятность на уроке французского у отца Грина – его вырвало.
– Я что-то слышал об этом.
– А что это за мальчик, Говард? Священник задает ему вопрос – а он вдруг заблевывает весь класс?
– Он… Ну, он… – Говард раздумывает, пытаясь вызвать в своей памяти нужный образ из тридцати скучающих лиц.
– Кажется, он называет себя “Слиппи”. Почему это? Он что – скользкий тип, так, что ли?
– Да нет, кажется, кличка у него Скиппи.
– Скиппи! – насмешливо повторяет Автоматор. – Ну, это еще более бессмысленно!
– Но это, кажется, кличка кенгуру из телефильма, разве нет?
– Кенгуру? – переспрашивает Автоматор.
– Ну, понимаете, у него неправильно растут зубы, и когда он говорит, то иногда издает такие особые звуки, и вот некоторым ребятам кажется, что они похожи на звуки, которые издают кенгуру. Когда разговаривают с людьми.
Автоматор смотрит на него так, словно Говард вдруг заговорил на неведомом языке.
– Хорошо, Говард. Давайте на минутку оставим кенгуру. А что сам мальчик? С ним когда-нибудь бывали сложности?
– Нет, он неплохо учится. А в чем дело? Неужели вы думаете, что он это нарочно подстроил – чтобы его стошнило?
– Я ничего не думаю, Говард. Просто хочу убедиться в том, что мы ничего не упустили из виду. Джастер живет в одной комнате с Рупрехтом Ван Дореном. Мне не нужно рассказывать вам, что он из наших лучших учеников. Он один поднимает наш средний годовой балл на шесть процентов. И нам не нужно, чтобы с ним что-нибудь произошло из-за общения с подозрительными элементами, и так далее.
– Мне кажется, по поводу Джастера точно волноваться не стоит. Он, может быть, немножко мечтатель, но…
– Мечтателей мы здесь тоже не слишком поощряем, Говард. Реальность – вот что нам нужно. Действительность, объективные, эмпирические истины. Вот что стоит у них в экзаменационной программе. Когда идешь сдавать экзамены, никому не интересно, каким сумасшедшим мечтам ты предавался накануне вечером. Экзаменаторам нужны неопровержимые факты.
– Я имел в виду другое, – возражает Говард. – Просто мне совсем не кажется, что он представляет какую-то угрозу. Если вы этим обеспокоены.
Автоматор смягчается:
– Возможно, вы правы, Говард. Может быть, он просто съел несвежий бутерброд. Но все равно, не стоит пускать дело на самотек. Поэтому я и хочу, чтобы вы с ним побеседовали.
– Я? – У Говарда второй раз за последние пять минут екает сердце.
– Я бы отправил его, как обычно, на беседу к советнику по воспитанию, но отцу Фоули на этой неделе делают дренаж среднего уха. А вы, похоже, неплохо осведомлены об этом ученике, и к тому же, я знаю, ребята хорошо к вам относятся…
– Не думаю, – быстро вставляет Говард.
– А я в этом уверен. Вы ведь молоды – и они видят в вас человека, которому можно довериться, вы для них вроде старшего брата. Но поговорить с ним нужно неформально. Так, просто парой слов перемолвиться. Так сказать, померить ему температуру. Если его что-то тревожит, нужно успокоить его. Может быть, все в порядке. И все-таки лучше убедиться, что это так. Ведь мы же не хотим, чтобы все узнали о том, что у нас детей тошнит прямо на уроках? Всему свое время и место, но в классе этого быть не должно. Говард, вы бы могли спокойно преподавать, если бы учеников постоянно рвало на уроках?
– Не мог бы, – угрюмо признает Говард. – Хотя если то, что я слышал, правда, вам имело бы смысл разговаривать не с Джастером, а с отцом Грином.
– М-м-м. – Автоматор ненадолго погружается в свои мысли, вращая в пальцах перьевую авторучку. – Это верно, на уроках Джерома порой творится сущее безобразие. – Он снова умолкает, стул поскрипывает под ним. Автоматор, подавшись вперед и как бы обращаясь к портрету своего предшественника, продолжает: – По правде говоря, Говард, для всех было бы только лучше, если бы святые отцы из ордена начали потихоньку удаляться в тень. Не желаю никого из них обидеть, но суровая правда такова: в области образования они – устаревшая технология. К тому же, пока они здесь, родители нервничают. Сами они не виноваты, конечно. Но раскройте любую газету – каждый день всплывает очередная жуткая история, а от грязи потом трудно отмыться, вот в чем беда.
Это правда: за последние десять с лишним лет беспощадная череда скандалов и разоблачений – тайные любовницы, хищения и – в каком-то чудовищном, непостижимом масштабе – растление детей, – все это свело почти к нулю ту власть, которой Церковь обладала в стране раньше. Орден Святого Духа остается одним из тех немногих орденов, которых не коснулся позор, – собственно, благодаря его роли при одной из лучших частных школ в эпоху неслыханного накопления богатств и еще более неслыханного расточения этих самых богатств, орден сохранил определенный престиж. Тем не менее все священники лишились еще недавно казавшихся обычными прав – например, провожать детишек домой после хорового пения.
– Оборотная сторона хорошего бренда – это необходимость всячески защищать его, – говорит Автоматор, снова развернувшись в кресле лицом к Говарду. – Нужно проявлять бдительность и бороться с теми идеями или ценностями, которые противоречат философии твоего бренда. Сейчас Сибрук переживает сложные времена. Поэтому, Говард, я хочу быть уверенным, что все поют гимн, глядя в один и тот же листок со словами. Сейчас как никогда мы должны следить за тем, чтобы все, что мы делаем, вплоть до последних мелочей, делалось по-сибрукски.
– Согласен, – с запинкой произносит Говард.
– Ладно, Говард, с нетерпением буду ждать новостей о налаживании обратной связи с нашим другом. И я рад, что мы с вами поговорили. Если все будет складываться так, как мной задумано, то, полагаю, вас ждет здесь большое будущее.
– Спасибо, – благодарит Говард, поднимаясь.
Он раздумывает, не нужно ли пожать и.о. руку, но Автоматор уже переключил свое внимание на что-то другое.
– До свиданья, Говард. – Труди скромно поднимает на него глаза, а когда он тяжелыми шагами выходит из кабинета, быстро ставит галочку на своем пюпитре с записями.
