Текст книги "Скиппи умирает"
Автор книги: Пол Мюррей
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 47 страниц)
Через две минуты после последнего звонка первые зеваки начинают сходиться на пятачок, засыпанный гравием, за Пристройкой. Этот кусок территории, с одной стороны заслоненный бассейном, а с других – котельной и разрастающимися колючими кустами, не виден больше ни из одной части школы. С незапамятных времен именно сюда приходят драться, когда с кем-нибудь нужно свести счеты. Вскоре весь пятачок уже забит народом, и, судя по болтовне, совершенно ясно, что в исходе боя никто не сомневается: толпу привлекло сюда не столько желание посмотреть на драку вблизи, сколько возможность воочию увидеть, как наносятся серьезные телесные повреждения.
– Это же полное безумие, – хмуро говорит Марио. – Карл сотрет его в порошок. Скиппи еще дешево отделается, если когда-нибудь снова сможет глазеть на баб.
– Думаешь, нам стоит что-то предпринять? – спрашивает Найелл.
– Предпринять? – переспрашивает Деннис. – А что?
– Ну, вмешаться, как-то остановить его.
– Да? И пускай этот неандерталец спокойненько уйдет себе, довольный своей жизнью, а? – Подобно многим пессимистам, Деннис проявляет особую энергию, когда дела принимают наихудший оборот. – А Скиппи, значит, пускай сидит тихо и еще четыре года позволяет себя запугивать и пинать, да? А потом, когда он станет каким-нибудь бухгалтером и женится на какой-нибудь дурнушке, на которую не позарились хулиганы, – вот тогда пускай отомстит Карлу и компании, устроив им строгую проверку, – так, что ли?
– Но какой смысл драться, если заранее ясно, кто победит?
– Да не знаю я, какой смысл, – признается Деннис. – Но нас тут пинают как хотят, в этой помойке, вот уже девять лет, и раз уж хоть один человек решился с этим бороться, то я не собираюсь его отговаривать. Может, наоборот, это вдохновит всех остальных, и мы наконец перестанем быть забитыми неудачниками. Вот, кстати, как раз об этом и писал Роберт Фрост в своем стихотворении.
– Да ты же сам нас уверял, что это про анальный секс!
– Стихи же пишутся не о чем-то одном, а о многих вещах сразу. Ребята, говорите что хотите, но я со Скиппи. Он знает, что делает. Вот увидите.
Скиппи заперся в кабинке уборной. В руке у него трубочка с таблетками. Он сам понимает, что, наверное, не надо. Но у него такое чувство, что сейчас его голова оторвется и улетит, и, может быть, хватит всего половинки, чтобы комната перестала вращаться вокруг него…
Звонит телефон. Это она!
– Дэниел! Ты что, собираешься драться с Карлом?
Откуда она знает?
– Я – что? – говорит он, торопливо запихивая таблетки в задний карман брюк.
– О боже, – стонет она. – Дэниел, это правда?
– Это не из-за тебя, – отвечает он.
– О боже, – повторяет она и тяжело дышит.
Судя по голосу, она волнуется даже больше, чем он сам, и это, несмотря на все остальное, вдруг как-то согревает его.
– Дэниел, Карл опасен! Ты даже не представляешь себе, на что он способен…
– Можно тебя спросить кое о чем? – Ему не хочется спрашивать, но он уже не может себя остановить. – А у тебя с ним… Ты с ним… э…
Она вздыхает так, что это скорее похоже на стон.
– Послушай, Дэниел… – Она умолкает и снова вздыхает; он ждет, затаив дыхание, и все его нутро сжалось в одну невыносимо плотную пружину, которая утягивает его подбородок книзу… – В последний раз я видела Карла еще до дискотеки. Но мало ли что у него в голове происходит. Он буйный, Дэниел. Лучше держись от него подальше.
– Не волнуйся за меня, – отвечает Скиппи – просто и мужественно.
– А-а-а! Я говорю серьезно! Это же глупость – драться с ним. Тебе не нужно этого делать. Понимаешь? Просто приходи ко мне в гости, как договорились, ладно? Держись подальше от Карла и приходи прямо ко мне.
– Ладно.
– Обещаешь?
– Обещаю, – говорит он, скрестив пальцы, и отпирает дверцу кабинки.
За бассейном продолжают собираться мальчишки; там уже совсем мало места. В воздухе стоит густой сигаретный дым, летают туда-сюда невидимые сообщения, так что почти не остается кислорода, чтобы дышать; боевой дух в лагере сторонников Джастера подорван новым открытием: оказывается, Дамьен Лолор записывает ставки на драку и даже сам заключил пари, что Карл одержит победу в первые двадцать секунд или раньше, и ставит десять против одного, что Скиппи понадобится вызывать “скорую”, с оговоркой, если “скорая” действительно приедет, что его унесут на носилках. На неодобрительные замечания он реагирует своим натренированным хладнокровным взглядом.
– А что такого? – говорит он.
– Это чушь, Лолор.
– Да что тебе Карл хорошего сделал? Я сам видел, он тебя тоже сто раз в зад пинал.
– Послушайте, – говорит Дамьен, прерываясь, чтобы взять пять евро у Хэла Хили, ставящего одиннадцать против двух на то, что Карл одним ударом нокаутирует Скиппи, – я сам на сто процентов на стороне Скиппи. Я твердо верю в него, сердцем я за него. А это – это совершенно другое дело, просто спекуляция, которую ведет моя голова. Эти две вещи абсолютно не связаны друг с другом. – Он переводит взгляд с одного на другого: у всех недружелюбные, скептические лица. – Вам, я вижу, еще надо учиться четко разделять понятия, – наставительно говорит он.
– Ну и каковы шансы, что Скиппи победит? – спрашивает Джефф.
– Что Скиппи победит… сейчас посмотрим… – Дамьен делает вид, будто изучает записи ставок. – Ну, скажем… сто против одного.
– А я ставлю пять евро на то, что Скиппи победит, – твердо говорит Джефф.
– Ты уверен? – удивленно спрашивает Дамьен.
– Да, – отвечает Джефф.
– И я, – заявляет Марио, тоже доставая деньги. – Пять евро – что Скиппи победит.
Их примеру следуют Деннис и Найелл, а потом и Рупрехт, хотя, похоже, не слишком-то охотно, потому что он произвел собственные вычисления и у него получились какие-то астрономические числа.
– Пять евро на то, что Скиппи победит при шансах сто против одного, – весело повторяет Дамьен, выдавая Рупрехту расписку. – Удачи вам, джентльмены.
– Что такое “сто против одного”?
Никто не видел, как подошел Скиппи. Здесь, на холоде, в окружении ребят постарше, он кажется еще более бледным и щуплым, чем всегда, и почему-то насквозь промокшим, хотя он совершенно сух.
– Да ничего, – быстро отвечает Марио.
– Как ты? – спрашивает Рупрехт.
– Отлично, – отвечает Скиппи, дрожа, и засовывает руки в карманы брюк. – А где Карл?
Карла еще нет. Толпа начинает испытывать нетерпение. Уже не пять минут пятого, а десять, а потом четверть пятого; смеркается, моросит дождик, и кое-кто уходит. Тут Джефф Спроук даже позволяет забрезжить в своей душе крошечной надежде, что Карл может вовсе не явиться: скажем, он так обкурился, что обо всем забыл, или по пути его задержала полиция за поджог казенного шкафа, или он вообще раздолбай, которому просто лень прийти в назначенное место. На самом деле, как только Джефф приоткрывает дверь навстречу такой надежде, сразу находит множество причин, почему эта драка так и не состоится, и вот уже маленькая надежда выскакивает на волю, на простор, и вдруг почти перерастает в уверенность, и Джефф уже чувствует ликование, он уже собирается ткнуть в бок Скиппи, который стоит в задумчивости, весь посерев лицом, и сообщить ему, что нечего волноваться, потому что Карл не придет, а это, по умолчанию, значит, что победил он, Скиппи, так что он может идти и гулять с Лори, и все у них будет хорошо, и они всегда будут счастливы… и вдруг все как один затихают, гул прекращается, все поворачиваются в одну сторону, и у Джеффа вытягивается лицо, а надежда мгновенно блекнет и тает как дым.
Вначале Карл, похоже, даже не замечает собравшейся толпы – он стоит у стены котельной, докуривает сигарету. Потом, отшвырнув окурок, он направляется в их сторону. Мальчишки, стоящие плотным кольцом вокруг Скиппи, мгновенно расходятся, и тот оказывается в центре идеально круглого пустого пятачка, только Марио еще медлит, нашептывая ему на ухо что-то про стопроцентно надежный и смертельный прием карате, которым пользуются у них в Италии…
– Итальянское карате? – бормочет Скиппи.
– Это самое смертельное карате, какое только существует на свете, – говорит Марио и продолжает еще что-то говорить, но Скиппи уже не слышит его.
Он не отрываясь смотрит на Карла, который смеется своим мыслям, как бы не веря, что он вообще удосужился сюда притащиться, да и остальные уже смеются, потому что, когда Карл подходит ближе, видишь, какой он огромный, и насколько смешна сама идея Скиппи затеять драку с ним, – и Скиппи вспыхивает, вдруг осознав, что его красивый жест – не более чем шутка, и постыдная, и очень опасная для него самого. Но в то же самое время какой-то голос внутри твердит: у каждого Демона есть слабое место, у каждого Демона есть слабое место, – снова и снова, как будто на плече у него сидит та сова из “Страны надежд”, – у каждого Демона есть слабое место… А потом Карл снимает с себя школьный джемпер и закатывает рукава рубашки, и этот внутренний голос умолкает – вместе со всеми остальными.
Его рука от запястья до локтя исполосована длинными тонкими порезами. Их, наверное, сотни, разной степени свежести: одни ярко-красные, другие тусклые, уже переходящие в шрамы, – они так густо покрывают его кожу, что на ней, кажется, нетронутого места нет, как будто рука заново соткана из крошечных красных нитей. Теперь он впервые глядит на Скиппи – и хотя он улыбается, Скиппи видит сквозь эти глаза, что его мозг кипит, бурлит и доходит до короткого замыкания под действием какой-то мерцающей, лязгающей силы, – и вдруг Скиппи совершенно отчетливо понимает, что у Карла нет ни тормозов, ни совести или чего-то подобного, и что когда он сказал, что убьет его, то именно это и имел в виду…
– Ну ладно.
Это, конечно же, Гари Тулан – он выводит за пределы кольца тех, кто подошел слишком близко, и подводит двух борцов друг к другу – для рукопожатия. Это все равно что жать руку Смерти: Скиппи чувствует, как жизнь по капле вытекает из него, и только сейчас сознает, что ведь никогда в жизни по-настоящему не дрался, он даже не знает толком, что надо делать, – сама мысль подойти к человеку, чтобы ударить его, кажется ему нелепой… Но тут Гари Тулан командует: “В бой!” – и Карл бросается на Скиппи, а тот еле-еле уворачивается. Толпа зрителей мгновенно превращается в орущее и ревущее многоголовое существо, как будто вдруг включили блендер, их голоса сливаются в единое кровожадное бульканье, в котором различимы только отдельные слова – давай – лупи – бей – на фиг, – а лица сливаются в одно пятно, и это, пожалуй, даже хорошо, потому что два-три лица, которые взгляд Скиппи на мгновение выхватывает из общей массы, излучают такую неразбавленную ненависть, что если бы у него было время остановиться и подумать… Но вместо этого он пытается вспомнить приемы Джеда из “Страны надежд” – это все-таки лучше, чем ничего, правда? – когда тот дрался с Ледяным Демоном, с Огненным Демоном: кувырок вперед с последующим ударом, вращательный удар, бросок тигра… Иногда Скиппи отрабатывает эти приемы, пока Рупрехта нет в комнате, хотя самым страшным его врагом всегда была подушка… Но все это моментально вылетает у него из головы, потому что к нему приближаются кулаки, и снова ему удается увернуться… Но нет – Карл схватил его, и раздается страшный треск – это рвется джемпер Скиппи, а Карл опять замахивается кулаком, и вот уже, наверное, сейчас наступит конец драки…
И тут у Карла из кармана доносится веселое электронное дребезжание. Карл останавливается – с кулаком, застывшим в воздухе. Дребезжание продолжается – все смеются, потому что это песенка Бетани “Три желания”. Карл бросает Скиппи на землю и вынимает телефон. “Алло?” – говорит он и отходит в сторонку, к деревьям.
Рупрехт, спотыкаясь, выходит вперед и, не говоря ни слова, помогает Скиппи подняться. Скиппи, покрытый быстро стынущей пеной пота, ждет – сжав кулаки, дрожа с головы до ног, не глядя ни на кого из зрителей, которые еще десять секунд назад требовали его крови, – а Карл расхаживает под лаврами взад-вперед и разговаривает по телефону. Он говорит тихим голосом, стиснув зубы; через некоторое время, недовольно сказав “Ладно”, он бросает телефон на землю. Он идет обратно, и на этот раз уже не улыбается: даже зрители невольно пятятся назад, а Скиппи чувствует какой-то совершенно новый страх…
– В бой!
…и мгновенно опять включается блендер, опять все тонет в криках, опять показываются маски ненависти, а на фоне всего этого мечется белая рубашка Карла – она мелькает так быстро, как будто Карл не один, а его десятки, они со всех сторон надвигаются на Скиппи, кулаки взлетают с быстротой молнии, каждый раз все ближе, они свистят в воздухе в каких-то миллиметрах от него, а Скиппи уворачивается, уклоняется, увиливает из последних сил, и кажется, что так проходят целые часы, хотя на самом деле это всего лишь жалкие секунды…
А потом он спотыкается – лодыжка скользит куда-то в сторону.
Кажется, все это происходит очень медленно.
Карл заносит над головой сразу два кулака, будто два молота…
Скиппи просто стоит на месте и трясется… и все ревут, потому что понимают, что как только Карл ударит – Скиппи хана, и это только начало забавы…
Когда кулаки начинают опускаться, Скиппи делает слепой выпад…
он и сам не понимает, что это – нападение или оборона… но удар приходится по челюсти Карла: от толчка по его рукам пробегает волна боли; голова Карла отскакивает вбок…
а сам он падает на землю… и больше не встает.
Долгое время ничего не происходит: кажется, мир лишился звуков. А потом все ликующе вопят! Это какое-то неистовое, бешеное, экстатическое ликование, как будто зрители впервые в жизни по-настоящему радуются: они смеются, гогочут, прыгают и скачут, будто жевуны из “Волшебника из Страны Оз”, когда дом Дороти приземляется прямо на ведьму, – и это те же самые люди, которые секунду назад кричали Карлу, чтобы он выпустил кишки Скиппи. Пожалуй, Скиппи могло бы показаться это странным, но он слишком ошарашен, чтобы думать о чем-нибудь, и вот он тонет в объятиях друзей.
– Стеклянная челюсть! Кто бы мог подумать! – дивится Найелл.
– Все дело в приеме, – объясняет Марио. – Это же прием итальянского карате – видали?
Похоже, единственный человек, который не радуется этой победе (кроме Дамьена Лолора, который опустился на корточки, весь сделавшись пепельным, и шепчет себе под нос “Я разорен…”), – это сам Скиппи. Вместо того чтобы радоваться с остальными, он смотрит на тот пятачок гравия, где еще несколько секунд назад лежало распластанное тело Карла. Куда же он подевался?
– Удрал, – объявляет Найелл.
– И хорошо сделал, – мрачно замечает Рупрехт.
– Пойдем, Скип. – Марио берет его под руку. – Надо привести тебя в порядок, чтобы ты мог отправиться к своей даме. Даже при благоприятном стечении обстоятельств нужно немного потрудиться.
– Дорогу чемпиону! – кричит Джефф, расчищая путь к Башне.
А десять минут спустя – успев за это время причесаться, почистить зубы, заменить безнадежно порванный джемпер на чистую фуфайку с капюшоном – Скиппи снова выходит, катя велосипед Найелла вверх, к воротам. Дождь уже унялся, тучи разошлись, уступив место закатным краскам – огненно-алым, сочно-розовым, тепло-пурпурным полоскам, которые громоздятся одна на другую в беспорядочной, лихорадочной спешке, словно влюбленные. Не чувствуя своего веса, он выезжает на дорогу, полную машин, и напутственные слова приятелей (“Настоящий взрослый секс!”, “Смотри только не наблюй на нее!”) тают в вечернем воздухе, а в душе у него наконец просыпается эйфория – и нарастает с каждым новым метром дороги, и делается ярче, как звезда. Верхушки степенно стоящих деревьев сливаются с наступающими сумерками; шоссе с двусторонним движением со свистом пролетает мимо, и высокие фонари на обочинах, кажется, так и поют; под ногами у него гудят цепь и колеса, коробка с шоколадными конфетами качается в пакетике, подвешенном к рулю: он сворачивает на ее улицу, проезжает мимо старых каменных домов, увитых плющом, и подъезжает к ее воротам; а там, в конце подъездной дорожки, в точности как он и ожидал, стоит она – в свете фонаря, на пороге дома – и смеется так, как будто он только что рассказал ей лучший в мире анекдот.
Вначале ему приходится все время щипать себя, чтобы убедить в том, что все это происходит наяву: таким все кажется нереальным, совсем как в рекламных роликах “Киндера”, где всех дублируют на чужом языке.
– Ты пришел! – восклицает она и протягивает к нему руки.
Наклонившись, чтобы поцеловать Скиппи, она замечает синяк у него на виске, но не обсуждает его. Говорит только:
– Мои родители просто умирают как хотят с тобой познакомиться. – И, взяв его за руку, ведет в дом.
Из холла, увешанного картинами, они переходят в просторную кухню с огромным окном посреди куполообразного потолка. Там высокая женщина с несколько воинственной наружностью рубит на разделочной доске кабачки. Скиппи уже вытирает ладони об штанины, готовясь к рукопожатию, но Лори проходит мимо женщины и кричит сквозь стеклянную дверь:
– Эй, мама! Смотри, кто к нам пришел!
Женщина, развалившаяся на диване, – точная копия Лори, только взрослая: те же магнетические зеленые глаза, те же угольно-черные волосы.
– О, боже мой! – Она откладывает в сторону журнал и ступает босыми ногами на кафельный пол. – Так вот, значит, этот мальчик! Это и есть знаменитый…
– Дэниел, – подсказывает Лори.
– Дэниел! – повторяет мама Лори. – Ну что ж, добро пожаловать к нам в дом, Дэниел.
– Спасибо за приглашение, – бормочет Скиппи, а потом вдруг вспоминает: – Ах да, я принес шоколадные конфеты.
Он вручает Лори коробочку, которая в этом зимнем саду величиной с настоящий кафедральный собор выглядит совсем микроскопической; тем не менее обе дамы издают одинаковый вздох восхищения: Оо!
– Он просто очарователен, – изрекает мама Лори, проводя кончиками пальцев по щекам Скиппи.
– Можно мы выпьем апельсинового сока? – спрашивает Лори.
– Конечно, доченька, – говорит ее мама и кричит через дверь той женщине на кухне: – Лиля, принеси детям сока, пожалуйста!
А потом она наклоняется к Скиппи, так что в нос ему ударяет запах ее духов и просто невозможно не заглядывать ей в вырез блузки.
– Как хорошо, что мы наконец-то познакомились, – произносит она фальшивым шепотом. – Уж я-то знала, что на сцене должен появиться мальчик. Хотя Лори была готова отрицать все до последнего.
– Ну мама, – стонет Лори.
– Вам, наверное, трудно в это поверить, юная леди, но я и сама когда-то была девочкой-подростком. И все хитрости мне известны.
– Мама, иди-ка займись пилатесом или еще чем-нибудь, а? – умоляюще говорит Лори и направляется в сторону кухни.
– Ну хорошо, хорошо… – Она шутливо препирается с дочерью ровно столько, чтобы успеть еще раз окинуть Скиппи одобрительным взглядом и снова провозгласить: – О-о, он слишком очарователен, – после чего снова удаляется на свою тахту.
– Извини, я тебя не предупредила, – говорит Лори. – Моя мама – первая в мире кокетка.
Она берет один из двух стаканов с соком “Санни-ди”, который появился на стойке рядом с большим блюдом обсыпанного шоколадом печенья, и улыбается Скиппи ослепительной, как луч маяка, улыбкой:
– Пойдем, я покажу тебе наш дом.
Этот дом просто бесконечен. За одной комнатой следует другая, еще больше прежней, будто в пещере Аладдина, и всюду ширмы, скульптуры и стереоаппаратура. Скиппи следует за Лори, вполуха слушая ее болтовню. Он счастлив, но у него очень странное чувство, как будто он тень, победившая в каком-то соревновании и получившая приз: позволение на один день стать настоящим, полнокровным человеком, а не просто каким-то зыбким пятном на земле…
– А это моя комната, – говорит Лори.
Он выходит из задумчивости. Черт возьми! Это же все правда! Они у нее в спальне! Стены здесь розовые, оклеенные девчоночьими плакатами: две лошади, жмущиеся друг к другу шеями, Грустный Пес Сэм, мальчик-херувим, украдкой целующий девочку-херувима, Бетани в полупрозрачном купальнике и она же – на фотографии, вырезанной из журнала, держащая за руку своего бойфренда, парня из “Четырех четвертей”. На комоде – фотография Лори, ее красавицы матери и какого-то мужчины – видимо, отца Лори (такое впечатление, что это деревянный американский солдат, на которого надели костюм); вместе они выглядят безупречно – просто фото-образец, какое обычно помещают внутрь, когда продают рамку.
– Давай смотреть телевизор! – предлагает Лори.
Здесь есть телевизор, но она уже спускается по лестнице в одну из гостиных – и садится там на диван в полуметре от него, посадив на колени кошку, уютно засунув ноги в носочках под подушку. Идут “Симпсоны”. Скиппи теряется в догадках: может быть, ему надо было поцеловать ее наверху? Но не похоже, что она этого ожидала. Может быть, поцеловать ее сейчас? Но она поглощена передачей. Черт возьми – может, это никакое не свидание? Может, они просто друзья?
– Ты еще занимаешься плаванием? – спрашивает она во время рекламной паузы.
Он рассказывает ей о соревновании, которое должно состояться в эти выходные.
– Ого! Здорово! – говорит она.
– Ну да, – кивает он. (Попасть под укатившуюся тележку с хот-догами, споткнуться об кошку, подхватить ветрянку, плюс нехватка воды, всюду все бассейны пустые.) – Это полуфинал.
– Классно! – Она задумчиво чешет нос. – Значит, ты не стал бросать?
– Бросать?
– Ну да – когда я говорила с тобой в тот вечер на дискотеке, ты сказал, что хочешь все бросить.
– О… – “когда я говорила с тобой в тот вечер на дискотеке”??!! – м-м, ну, просто это тяжелая работа. Ну, нам приходится вставать в полседьмого, чтобы тренироваться, и все такое. Просто это очень тяжело – вот что я имел в виду.
– Но ты мне говорил, что ненавидишь плавание, – напоминает ему Лори.
– Я – ненавижу?
Она кивает, не сводя с него глаз.
– Ну да, – говорит он неопределенно. – Пожалуй, иногда у меня возникает такое чувство.
– А зачем тогда заниматься тем, что ненавидишь?
– Ну, просто моим родителям очень хочется, чтобы я занимался плаванием, и…
– Неужели они хотят, чтобы ты занимался чем-то таким, что ты ненавидишь?
– Нет, но…
Опять игра – даже здесь! Она вдруг поднимается перед ним, растет прямо из пола, как могильная плита, и глазеет на него: очутившись в ее тени, он умолкает и просто сидит – беззвучно и жалко. Ему хочется, чтобы она перестала смотреть на него, – и тут вдруг открывается дверь, и в комнату входит тот мужчина с фотографии.
– Папочка! – кричит Лори и вскакивает с дивана.
– А вот и моя принцесса! – Мужчина ставит на пол сумки с покупками, чтобы подхватить и покружить дочь. – А это у нас кто? – спрашивает он, глядя на Скиппи, вжавшегося в диван.
– Ага… Значит, вот этот юноша задерживал тебя допоздна, – говорит отец. – Ну ладно, ладно. Гэвин Уэйкхем. – Он наклоняется пожать Скиппи руку, а заодно пытливо всматривается в него.
– Дэниел учится в Сибруке, – сообщает Лори отцу.
– Вот как! – Тот сразу оживляется. – Я и сам бывший Синий-с-Золотым! Выпускник восемьдесят второго года! Скажи-ка, Дэниел, а как там Дес Ферлонг? Уже вернулся?
– Нет, все еще болеет, – отвечает Скиппи. – Его замещает мистер Костиган.
– Грег Костиган! Да я с этим сукиным сыном вместе учился. Что скажешь о нем, Дэниел? Болтает до хрена, правда? Да, знаешь что – передай ему кое-что, ладно? Так и скажи: Гэвин Уэйкхем говорит, что вы болтаете до хрена. Скажешь?
Он нависает над Скиппи, будто голодный монстр, увидевший блюдо с конфетами. Скиппи не знает, что сказать.
– Молодец! Верен своей школе! – хохочет отец Лори и хлопает его по спине. – На самом деле Грег – мой хороший приятель. Мы с ним видимся иногда в регби-клубе, пропускаем вместе по стаканчику. А ты в регби играешь, Дэн?
– Дэниел занимается плаванием, – отвечает Лори, уютно пристроившаяся у отца под мышкой. – У его команды скоро важные соревнования. Полуфинал.
– Правда? А кто у вас тренером? Все еще брат Коннолли, да? Мы звали его “брат Контролер”.
– Сейчас нас тренирует мистер Рош, – говорит Скиппи.
– Ах да, Том Рош, конечно! Печальная история. Знаешь?
– Да, – кивает Скиппи, но отец Лори все равно принимается рассказывать:
– Наверно, лучший крайний нападающий того времени. Мог бы попасть в международную сборную! Можно сказать, к этому и шел, – если бы не тот несчастный случай. Да, я слышал, что в Сибрук вернулся и тот, другой – ну, тот самый, который должен был прыгать вместо него, как же звать-то его?..
– А что ты купил, папочка? – Лори теребит отца за рукав. Взглянув ей в лицо, он снова оживляется:
– Да так – кое-какие мелочи для спортзала.
– Опять для спортзала?
– Да совсем чуть-чуть.
– Мама тебя убьет!
– Ну конечно, – лукаво говорит он. – А вот и не убьет: я об этом позаботился. – Он вынимает из большого пакета пакет поменьше и помахивает им.
– А что мне?
– Что – что тебе?
– Ну это же нечестно, если все что-нибудь получат, кроме меня.
– Ну тогда извини.
– Дай-ка я загляну в большой пакет.
– Не надо!
– Дай-ка я загляну… Папа!
Она пытается схватить сумку, а он, как матадор, отдергивает сумку в сторону. Они превращаются в хихикающую борющуюся массу, и Скиппи чуть-чуть пятится назад. В дверях появляется та женщина из кухни. Она некоторое время стоит молча, бросает быстрый, безразличный взгляд на Скиппи, стоящего в сторонке от резвящихся папы с дочкой, а потом по-вампирски монотонно объявляет:
– Ужин готов.
Отец и Лори расцепляются, тяжело дыша и давясь остатками смеха.
– Хорошо, Лиля, спасибо, – говорит отец семейства. – Ну а ты, маленькая госпожа, хоть ты этого и не заслужила…
Он бросает Лори пакетик с нарисованными губами, и она, вынув пластмассовую коробочку, радостно улыбается:
– О! Спасибо, папочка!
– Без косметики она настоящее страшилище, – подмигивает ее отец Скиппи, а потом суровым тоном говорит Лори: – Но краситься будешь только по особым случаям, когда мы с мамой тебе разрешим, понятно?
– Да, папочка, – с серьезным выражением лица кивает Лори, потом берет отца за руку и идет с ним в столовую, а Скиппи плетется за ними следом.
Они усаживаются за стол, и одетая в черное женщина молча ставит перед ними тарелки.
– Как чудесно! – говорит мама Лори. – Я даже не припомню, когда мы вот так, все вместе, усаживались за стол.
– Папа вечно пропадает на работе, – поясняет Лори для Скиппи.
– Ну кто-то же должен за все это платить, а? – говорит папа Лори с набитым ртом. – Вам, девушкам, наверно, кажется, что деньги с неба падают. – Лори и ее мама делают одинаковую гримасу – закатывают глаза к потолку. – Ну, Дэниел, а твой отец на какой стезе?
– На чем, простите?
– Твой отец – он кем работает?
– А! Он инженер.
– А мама? Она тоже работает? – На другом конце стола его загорелые руки сгибаются, распиливая отбивную.
– Она специалист по методике Монтессори. Ну, сейчас она временно не работает, но…
– Отлично. А школа тебе нравится?
– Да, – говорит Скиппи.
– Дэниел – один из лучших учеников в классе, – говорит Лори.
– Это хорошо, – говорит отец. – А ты о какой карьере думаешь, Дэниел?
Мама Лори, рассмеявшись, со звяканьем кладет вилку на тарелку:
– Гэвин, дай наконец мальчику возможность поесть!
– Ты о чем? – удивляется отец Лори. – Мы же с ним просто беседуем.
– Ты его допрашиваешь. Еще минута – и он начнет прижигать тебе ноги сигаретами, – подмигивает она Скиппи.
– Я просто пытаюсь кое-что о нем узнать, – возражает отец Лори. – Или что? Боже упаси, чтобы я захотел что-то узнать о мальчишке, с которым моя дочь уже месяц шаталась по улицам…
– Я не шаталась по улицам, – говорит Лори и вспыхивает.
– Ну ладно! Скажи еще, что ты все это время смотрела “Баффи” у Джанин, а?
Секунду… что-что?
– Оставь ее в покое, Гэвин, – увещевает его мать Лори.
– Нет, я просто считаю, чтобы было бы неплохо хоть чуть-чуть представлять себе, с кем твоя родная дочь…
– Мы же все это уже обговорили… Вот, гляди – пожалуйста!
Лори, опустив голову, всхлипывает.
– Ну милая… доченька, я же не хотел…
Он протягивает руку через стол, гладит Лори по блестящим черным волосам. Та не реагирует, в тарелку капает слеза.
– О господи, – говорит он недовольно. – Послушай, я не понимаю, чего ты дуешься. Мы с Дэном отлично поладили – правда, Дэн?
– Правда, – отвечает Скиппи.
Воцаряется напряженное молчание – только Лори шмыгает носом. Скиппи прокашливается:
– Наверное, я хочу разрабатывать видеоигры. Ну, когда вырасту.
– Видеоигры? – переспрашивает отец Лори.
– Ну или, например, стать ученым и открывать новые лекарства от болезней.
– А какая у тебя приставка? “Нинтендо” или “ X-box”? Оказывается, отец Лори неплохо разбирается в видеоиграх, и они с ним мило разговаривают на эту тему. Вскоре Лори прекращает плакать, и женщина в черном приносит лимонно-меренговый торт на подносе.
– Так кто, значит, сейчас в Сибруке? – спрашивает отец Лори. – Жучок О’Флинн все еще там? А Жирный Джонсон? А отец Грин – как он? До сих пор таскает ребятишек по гетто? Ха-ха, помню, я сам тащил коробки с барахлом в какую-то ночлежку, аж поджилки тряслись от страха. Все жался к стенке. Старикан Pére Vert!
– Ты – и эта школа! – смеется мать Лори, а когда женщина в черном приходит, чтобы унести посуду, она говорит отцу Лори: – Как ты думаешь, Лори можно еще часок провести с Дэниелом, перед тем, как она сядет делать уроки?
Отец Лори усмехается и говорит:
– Не возражаю… Ладно, вы двое, – сматывайте удочки!
Лори и Скиппи возвращаются в гостиную. На этот раз Лори устраивается на диване прямо рядышком с ним.
– Ты очень понравился моим родителям, – говорит она и улыбается.
Пальцами подогнутых ног она касается бедра Скиппи.
– Они у тебя очень милые, – говорит он.
По телевизору показывают старый фильм – про парня-старшеклассника, который учится в Америке и вдруг узнает, что он оборотень. Скиппи уже видел этот фильм, но это совершенно не важно: его рука лежит в руке Лори, и ее мизинец рассеянно поглаживает его мизинец. Кажется, эти два мизинца сейчас – центр Вселенной. Вдруг на столе начинает звонить ее телефон, но она выключает его, возвращается к Скиппи и улыбается. После долгих раздумий – положить ли руку ей на плечо или не надо – он наконец решается, и его локоть ползет вверх по диванной спинке, как вдруг слышен звонок в дверь. Оба вздрагивают. Лори подпрыгивает на диване, чтобы выглянуть за занавеску, а потом – ему показалось или она беззвучно ахнула? – она бежит к входной двери и кричит из холла: “Я сама!”
Пока ее нет, Скиппи пытается сосредоточиться на фильме: тот парень обнаруживает, что, когда превращается в вервольфа, начинает очень хорошо играть в баскетбол. Но, хотя слов Скиппи не может различить, он слышит ее голос в холле – приглушенный, торопливый, и голос того, кто стоит у ворот: в трубке домофона искажается, делается как будто нетерпеливым, сердитым…
