Текст книги "Скиппи умирает"

Автор книги: Пол Мюррей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 47 страниц)

– Да, отче.

– Ну, разумеется, я всегда рад новой паре усердных рук – конечно… – Эта звенящая вежливость входит в противоречие с его горящими черными глазами – они будто угли, тлеющие в пустоте. – Чем больше рук, тем легче труд, верно?

Скиппи стоит, ничего не отвечая, словно узник, ожидающий приговора.

– Превосходно, превосходно… Что ж – я планирую объезд на эти выходные, так что… Приходите ко мне в кабинет, ну, скажем, завтра после уроков, в четыре тридцать.

Завтра после уроков! Когда он собирается встречаться с Лори!

Но ведь упаковка корзин не может продолжаться до утра, верно?

Да и разве у него есть выбор?

– Хорошо, отче.

Он уже поворачивается уходить, но отец Грин снова окликает его:

– С вами все в порядке, мистер Джастер?

– Да, отче.

– У вас такой вид… как будто немного заплаканный.

– Нет, отче.

– Нет? – Сверлящий взгляд. – Ну, хорошо. – Его рука поднимается, чтобы взъерошить волосы Скиппи: мертвые пальцы, как будто у мумии или у чучела. – Что ж, ступайте, мистер Джастер, ступайте.

Он размашисто шагает обратно к доске; Скиппи уходит, а он яростно стирает призрачные следы французских существительных и глаголов, словно они пятна на его душе.

Пообедав в столовой, они идут с Рупрехтом в пончиковую “У Эда”. Он так и не нашел добровольцев для “Операции ‘Сокол’” и смирился с мыслью, что отвоевывать свою установку ему придется в одиночестве.

– Ты полезешь через пожарную лестницу, как в прошлый раз?

Рупрехт качает головой.

– Слишком рискованно, – объясняет он с набитым ртом. – Установка теперь может находиться где угодно. Что мне нужно – это какой-нибудь предлог, чтобы я мог не только проникнуть туда, но и ходить там повсюду, не вызывая ничьих подозрений.

Все морщат лоб.

– А что, если ты скажешь, что уничтожаешь грызунов? – предлагает Джефф. – Скажешь монахиням, что выведешь им всех мышей. Тогда они позволят тебе ходить по всей школе и никто не будет тебе мешать: монахини же боятся мышей!

– Но для настоящего истребителя мышей он как-то ростом маловат, – возражает Найелл.

– Ну а может, он истребитель-карлик, – стоит на своем Джефф.

– А где я раздобуду спецодежду для карлика-истребителя? – спрашивает Рупрехт.

Джефф соглашается, что это нелегко.

– Может, тогда ты притворишься телемастером-карликом? – предлагает Марио.

– Или водопроводчиком-карликом?

– Давайте уже оставим эти разговоры про карликов, – говорит Рупрехт.

– Безошибочное решение: торговец вибраторами, – заявляет Марио. – Монахини не только пропустят тебя, но еще и скупят весь товар.

– Слушай, Скип, а о чем это с тобой говорил Ватные Уши, а? – спрашивает Деннис.

– Да ни о чем. Так, о карьере. Чепуха.

– Какой же ты врун, – говорит Деннис.

Скиппи, вздрогнув, поднимает голову.

– Просто он хочет отбить тебя у отца Грина, правда? – продолжает Деннис. – Он хочет, чтобы ты принадлежал только ему…

– Ха-ха, – говорит Скиппи, встает и уходит.

По дороге в школу он снова пытается звонить Лори. Он притворяется, что хочет сообщить ей об упаковке корзин. Но на самом деле ему просто хочется услышать ее голос. У него уже появилось ощущение, что что-то не так: как будто он сидит в машине, которая постепенно разгоняется и несется все быстрее, быстрее, и хотя всем вокруг кажется, будто все идет нормально, ты-то знаешь, что тормоза не работают. Она не берет трубку, он оставляет ей сообщение, просит перезвонить.

За ночь приходит новый холод – такой, что, пока спишь, пронизывает кости насквозь, такой, что, придя, уже не уйдет до весны. Армады листьев распускают паруса с каждым новым порывом ветра, синеют пальцы, сжимающие рюкзаки и портфели, и школьные двери еще издали кажутся, против обыкновенного, благословенной гаванью, к которой следует поспешить.

– Не пошел на тренировку? – спрашивает Рупрехт, с удивлением обнаружив, что Скиппи встает только сейчас.

Нет, не пошел: не стал вставать до рассвета, раздеваться в ледяной раздевалке, наказывать собственное тело, так чтобы каждая мышца болела еще до завтрака. Вместо всего этого – еще один час снов, а потом приходишь в столовую, все еще сонный…

– Эй, Джастер, какого хрена, а? Что это ты? – подваливает Сидхарта в паре с Дуэйном Греаном.

– Что? – переспрашивает Скиппи, как будто не понимает.

– Ты опять пропустил тренировку. – Веснушчатое лицо Сидхарты порозовело от злости. – Соревнования уже завтра, лодырь ты хренов! Почему ты не пошел на тренировку?

Скиппи ничего не отвечает, просто стоит себе на ветерке, который поднялся вокруг него в коридоре, – суровый и молчаливый.

– Это просто черт знает что такое, – продолжает кипятиться Сидхарта. – Тренер не должен был тебя выбирать. Ты просто его любимчик, вот почему он это сделал. – Дуэйн, стоящий чуть поодаль, смотрит на Скиппи без всякого выражения. – Жопа! – в качестве прощального выстрела говорит Сидхарта.

– Ты сегодня не ходил на тренировку? – спрашивает Джефф, когда эти двое уходят.

– Мне не хотелось, – уклончиво отвечает Скиппи.

– А-а, – говорит Джефф и больше уже ни о чем не расспрашивает.

В обеденный перерыв они идут в торговый центр. Там уже водрузили рождественскую елку с серебристыми иголками, так что люди, поднимающиеся и опускающиеся по эскалатору вокруг нее, кажутся крошечными елочными украшениями – ангелками в анораках и теплых флисовых куртках.

– Куда ты идешь сегодня со своей девушкой, Скиппи?

– Не знаю. Может быть, в кино? Она должна мне позвонить.

– Кино – это хорошо, – одобрительно говорит Марио. – Я много раз бывал в кино на свиданиях – но не смотрел фильмы!

– Потому что занимался сексом, – добавляет он через несколько секунд, на тот случай, если до кого-то не дошло. – Прямо в кинотеатре.

Вчера она так и не перезвонила. В холле для самостоятельных занятий на столе кто-то вырезал новую надпись: КАРЛ КОНЧИЛ В РУКУ ДЕВЧОНКИ ЕЩЕ ДО ТОГО, КАК ОНА ПОТРОГАЛА ЕГО ЧЛЕН.

Но вот, словно для того чтобы развеять сомнения, в кармане Скиппи звонит телефон. Наверное, это она! Он выбегает за дверь магазинчика видеоигр и торопится раскрыть телефон. Нет, это всего лишь отец.

– Привет, пап. – Он старается прогнать из своего голоса разочарование.

– Привет, Дэниел. Я тут подумал – позвоню-ка тебе, узнаю, как у тебя настроение накануне завтрашних заплывов.

– В порядке.

– Да? Волнуешься?

– Ну да, пожалуй.

– Что-то по голосу не похоже.

Скиппи пожимает плечами, но потом до него доходит, что отец-то этого не видит, и говорит:

– Да нет, волнуюсь.

– Ладно, – говорит отец.

Скиппи слышит отдаленный звуковой фон: жужжание принтера, телефонные звонки. Следует странная долгая пауза: отец шумно сопит.

– Послушай, Дэнни, – наконец говорит он. – Вчера вечером нам позвонили.

– Да? – Скиппи напрягается, поворачивается лицом к рифленой стене.

– Да. Нам позвонил мистер Рош, твой тренер по плаванию.

Скиппи замирает на месте.

– Да, – протяжно говорит отец, словно обдумывает слово, которое нужно угадать для кроссворда. Однако голос у него напряжен, как будто его мучают. – Он сообщил мне, что ты ушел из команды.

Скиппи застывает у стены рядом с магазином кухонных приборов.

– Дэнни?

– Да.

– Честно сказать, я был потрясен тем, что услышал. Ну я же знаю, как ты мечтал об этих соревнованиях.

– Ну да…

– Что – “ну да”?

– Я немножко устал от всего этого.

– Устал?

– Да.

– Устал от плавания?

– Да.

Они словно кружат один вокруг другого в каком-то воображаемом месте – это и не торговый центр, и не офис: Скиппи представляет себе поляну в зимнем лесу, где верхушки голых деревьев освещены солнцем.

– Да, меня очень это удивило, – медленно продолжает отец. – Ты ведь всегда так любил плавать – чуть ли не с младенчества.

Из динамиков сверху, будто нервно-паралитический газ, начинают литься звуки свирели: “Там, в яслях”. Скиппи внезапно чувствует, на него наваливается огромная тяжесть; она давит и на весь торговый центр, тянет куда-то в одну невидимую точку внизу.

– Твой тренер тоже удивлен. Он говорит, что у тебя талант. Феноменальный врожденный талант к плаванию – вот как он выразился.

Отец умолкает, но Скиппи ничего не отвечает. Он уже понимает, к чему идет дело, и знает, что этого не остановить. Вокруг него стены торгового центра начинают дрожать.

– Его мучил один вопрос: может быть, это он виноват? Может быть, он был слишком строг к тебе на тренировках? Ну, я сказал ему, что ты никогда не жаловался мне на это.

Шурупы выкручиваются из отверстий, балки скрипят.

– Он говорил, что ты сослался на личные причины.

Все вибрирует, как будто торговый центр превратился в один большой камертон.

– Дэнни, я рассказал ему о твоей маме.

Скиппи закрывает глаза.

– Я должен был это сделать, Скиппи. Должен.

Окна взрываются, огромные рифы каменной кладки обрушиваются сверху, стены торгового центра складываются гармошкой.

– Я знаю – у нас с тобой был уговор, и все такое. Но я часто задавал себе вопрос, правильно ли я с тобой поступил, сынок. Ну, понимаешь, в школе ведь разные люди, там целая система, которая как-то помогает тебе держаться, справляться с чувствами. Мне надо было сказать тебе… Не знаю, просто… – Отец безнадежно опускает руки, и оба они, и Скиппи, и отец, валятся на землю с простреленной головой. – У меня такое чувство, будто я тебя предал, сынок. И мне очень жаль. Мне так жаль, Дэнни.

Где-то в застекленном пространстве, расцвеченном рождественскими красками, у двери магазина игр, гримасничает Марио, знаками спрашивая у Скиппи: это она?Скиппи изображает на лице нечто вроде улыбки и машет ему в ответ.

– Ну так вот – твой мистер Рош, похоже, был поражен. Но он сказал, что это многое объясняет в твоем поведении в последнее время. Он сказал, теперь понятно, почему ты все время был как бы под напряжением. Но еще он сказал – и тут я с ним согласен, – что хуже всего, если ты смиришься с тем, что это напряжение помешает тебе заниматься любимым делом.

Скиппи молча кивает. Он чудом держится на ногах: кровь стучит в висках, а звезды носятся туда-сюда по торговому центру, проскакивая сквозь тела покупателей, которые превращаются в блеклые негативы за яркими полосами.

– Он говорит – похоже, он хороший человек, действительно порядочный, он когда-то отлично играл в регби, ты знаешь об этом? Ну так вот, он… Уж ему-то все известно о том, как можно упустить свой шанс, так он мне сказал. Он знает все и про шансы, и про потенциал… А ты – ты же любишь плавание, Дэн. Ты всегда любил плавать. Господи, я рассказал ему, как мы привели тебя в бассейн, когда тебе был всего годик, и ты принялся плескаться там, как… как дельфин! – Отец смеется своим воспоминаниям. – Я знаю, как ты переживаешь из-за мамы. Наверное, невозможно продолжать жить нормальной жизнью, пока все это тянется. Но ты же сам знаешь, как ей хотелось попасть на завтрашние соревнования, как она старалась собрать все силы, чтобы увидеть тебя. Если бы она хоть на секунду подумала, что ты решил бросить занятия из-за нее, что после всей этой подготовки ты бросил плавание из-за нее… Знаешь, это ужасно бы ее огорчило, сынок.

О боже.

– Я не собираюсь на тебя давить. Какое бы решение ты ни принял – я поддержу его, и твой тренер тоже. Он не будет рассказывать об этом никому в школе, и не станет больше говорить с тобой об этом, если ты сам не захочешь. Но он хочет, чтобы ты знал: если ты все-таки передумаешь, для тебя есть место в автобусе.

– Вы не приедете. – Он уже заранее знает ответ.

– Мы не можем, Дэнни. Я знаю: я обещал, и мне очень тяжело, что я не могу сдержать обещание. Но доктор Гульбенкян говорит, это было бы неразумно. Вот прямо сейчас он говорит, что не советовал бы ехать. А я не… Я не хочу сейчас уезжать далеко от дома. Извини, сынок, это правда. Но тебе же не обязательно мое присутствие, чтобы развлекаться, верно?

– Кто это звонил? Лори? – спрашивают приятели, когда Скиппи возвращается в магазин.

Он мотает головой:

– Да нет, это отец. Хотел пожелать мне удачи на завтра.

– Чемпионам удача ни к чему! – заявляет Джефф Спроук.

Вскоре они уходят, зигзагом сбегая по эскалатору. Человек в цилиндре и белых перчатках неохотно выдает им пробные шоколадки с серебряного подноса. У раздвижных дверей собрались исполнители рождественских гимнов; взявшись за руки, они раскачиваются и поют: “Зимняя страна чудес…”

– На борьбу с раком! – Один из этой толпы, молодой человек в очках и зеленом анораке, сует прямо под нос Скиппи ведерко, потом говорит: – Прошу прощенья, – и убирает ведерко.

Когда они возвращаются в школу, нехорошее чувство все нарастает и нарастает. Таблетки взывают из-под подушки. Не включаются тормоза, Скиппи? Да вот же они – стоит руку протянуть! Разве ты не хочешь снова стать Дэниелботом? Хладнокровным и невозмутимым?

Ты набираешь номер Лори, но попадаешь прямо на голосовую почту.

– Она тебе еще не звонила, Скиппи?

– Нет еще.

– Может, у нее деньги на счете кончились?

– Ну, вот мы и приехали, – ядовито говорит Деннис.

– Что ты этим хочешь сказать?

Деннис помалкивает, смотрит в окно.

– Она позвонит, – говоришь ты.

Расписание отца Грина составлено так, что по пятницам уроки у него заканчиваются после двух часов; обычно он сидит у себя в кабинете, выполняет различные административные обязанности, связанные с его благотворительной деятельностью. Сегодня он созванивался с кондитерской фабрикой, пытался договориться о пожертвовании для рождественских подарков беднякам. Раньше эта компания всегда щедро жертвовала свою продукцию, но теперь тот человек, с которым отец Грин имел дело, уволился, а занявший его должность сотрудник – моложе, со скучающим голосом – сообщает ему, что все пожертвования сопровождаются рекламой и эту работу отдали “на сторону”, другой компании. Тогда отец Грин звонит в эту другую компанию и разговаривает с какой-то женщиной, которая вообще не понимает, о чем он толкует. Реклама на майках? Освещение по телевизору? Поддержка знаменитостями? Да нет, речь всего лишь о пожертвовании печенья в пользу жителей бедных кварталов, объясняет ей отец Грин. А, нет, в таком случае решение принимает сама кондитерская фабрика, говорит женщина и, постучав по клавиатуре, сообщает ему имя того самого сотрудника, с которым священник недавно говорил.

Он смотрит на часы. Двадцать минут четвертого. Скоро закончатся уроки.

Джером.

Включив чайник, он садится за стол и достает из ящика корреспонденцию.

Я слышу, как у тебя бьется сердце, Джером. Когда оно билось так сильно в последний раз?

Стариковский почерк, жалобный и шаткий. Он тянется через стол за очками для чтения.

В Африке?

Чайник вскипел. Священник наливает кипяток в чашку, опускает туда пакетик с чаем, наблюдает, как воду начинают окрашивать клубящиеся коричневатые струйки.

Он знает о твоем желании, Джером. Он дрожит всякий раз, как ты смотришь на него. Он так прекрасен, так не похож на других, он так отчаянно тянется к любви.

Он вынимает ложечкой чайный пакетик, наливает в чашку молока – совсем капельку – из небольшого картонного пакетика.

Ты покажешь ему, как нужно паковать корзины, в каком порядке укладывать все предметы. Он опустится на колени и будет тихонько работать, пока ты будешь читать здесь отчеты. А потом ты рассеянно начнешь гладить его по волосам. Он не станет ни протестовать, ни жаловаться. Нет, через некоторое время он прижмется головой к твоему бедру, ты увидишь, как вспорхнут его ресницы, как закроются его глаза… А потом ты засунешь ему прямо в его маленький розовый бутон, на этом столе, да, ты овладеешь им!

Чашка опрокидывается, чай выплескивается на лак, размывает строчки, написанные прихожанами…

Ха-ха-ха-ха!

И воздух заполняется горячим ветром, будоражащим волнением плотской похоти: звериный пот, зловоние немытых чресл, белые глаза, которые закатываются, пока черные руки томно колотят в стены церкви, этого крошечного форпоста порядочности, столь смехотворно хрупкого, ломкого в беспощадном царстве зноя…

Как ты соскучился по этому, Джером.Этот голос, старый знакомец, он уже так близок, что слова, которые он нашептывает, и собственные мысли священника становятся почти неразличимы. Зачем отрекаться от того, к чему взывает душа? Зачем отказывать себе в жизни?

Жар! Он снова ощущает его, словно уже очутился в аду! Волны знойного воздуха ударяют в жестяные стены его хижины всю ночь напролет, сны и дыхание пустыни сплавляются в одну могучую карусель, пот пропитывает простыни, а он лежит с холодным лезвием, приставленным к телу, со слезами на глазах моля Бога о том, чтобы Он даровал ему силы сделать это, избавив себя раз и навсегда от этого неугомонного корня зла, этого громоотвода для всего нечестивого…

Но ты не сделал этого.

Он не сделал этого – не сумел!

Потому что ты знал правду.

Он сумел только бежать из Африки, захлопнуть дверь, ведущую к этим воспоминаниям, к этому пламени желания и средству его утоления! И с тех пор он каждый день слышал стук в эту дверь!

Открой ее, Джером.

Разве он не молился о том, чтобы этот стук утих? Разве не молился об очищении? Разве не умолял Господа явить ему свет, вывести на благой путь? Но по-прежнему лишь желание, искушение, дьявол являются ему из каждой песчинки, взывают к нему со всех пухлых алых губ, а Христос не являлся ему ни разу, не удостоил его ни малейшим проблеском своего присутствия, ни единым слабым промельком во сне – ни разу за почти семьдесят лет жизни!

Ты знал, что никто не видит тебя.

Как может человек победить в такой битве? Откуда ему взять силы?

Час приближается, Джером. Это мой последний подарок тебе. Еще раз ощутить прикосновение тела к твоему телу. Любовь. А потом – быть может – покой.

Он слышит, как звенит звонок в коридоре, распахиваются двери и тысячи юных ног топочут, убегая на волю.

Плетешься по вестибюлю к кабинету священника, и каждый шаг без Лори как будто разрывает его на мелкие кусочки. Достаешь телефон. Он смотрит на тебя, пустой и равнодушный. Ты представляешь себе, как встретишься с ней и расскажешь о том, что сказал тебе отец, может быть, даже расскажешь ей обо всем, а она скажет тебе что-нибудь умное, доброе. Это всего лишь соревнования по плаванию, Дэниел, ничего особенного. Привет, диджей, не волнуйся, все будет хорошо. Когда представляешь, что она рядом с тобой, то это как бальзам на рану.

Где ты?

Ты пишешь ей эсэмэску, а потом стираешь текст. Ты ведь уже оставил два голосовых сообщения, а в таких вещах действуют свои правила: тебе не хочется, чтобы она подумала, будто ты в отчаянии. Но ты и вправду в отчаянии! И неотосланное сообщение мучительным рикошетом отскакивает в тебя:

Где ты где ты?

– как раскаленный докрасна пинг-понговый мячик. Ты спускаешься по лестнице, проходишь мимо лаборатории Рупрехта. В кабинете священника тишина. А потом на секунду, словно у тебя вдруг прорезается жутковатый дар ясновидения, ты как будто видишь его по другую сторону двери: он неподвижно стоит, будто гигантский богомол. Ты снова раскрываешь телефон. К черту правила! Набери сообщение и отошли его:

Где ты?

Ты стучишь в дверь.

– Войдите, – отзывается голос.

Ты входишь и видишь за столом отца Грина с фарфоровой чашкой, чопорно поднесенной к губам, с маленьким черным служебником, зажатым в руке.

– Ну вот и хорошо, Дэниел, – говорит он. – Закройте дверь, ладно? Сегодня нас здесь только двое.

Чпок! Чпок! Чпок! Если ты любишь пинг-понг, то в пятницу вечером тебе самое место в комнате отдыха для младшеклассников: там игра в разгаре. Стол тикает, как обезумевшие часы, а непобедимый чемпион Одиссей Антопопополус, несмотря на жестоко искусанную лодыжку, продолжает побеждать всех партнеров.

Исход пансионеров, разъезжающихся на выходные по домам, уже прекратился, из тех, кто остался, некоторые снуют из комнат в коридор и обратно, прыскаются лосьонами после бритья и группками выходят куда-то на вечерние улицы, а некоторые нашли себе другие способы развлечения.

– Эй, гляди, Джефф! Вот это ты – чистишь зубы сегодня утром.

– Эй, глядите-ка, а вот я!

– Эй, Виктор, а вот Бартон Трелони бьет тебя по башке – помнишь?

– Еще бы!

Марио, сидя на скамье, пролистывает видеотеку в своем телефоне.

– Джефф, вот опять ты – что-то вытаскиваешь из шкафа. Эй, Деннис, а вот ты говоришь мне, чтобы я перестал тебя снимать.

– Черт возьми! Неужели у тебя там нет хоть какого-нибудь порно, а?

Тут открывается дверь, и в комнату входит Рупрехт. Он вырядился в школьный блейзер, рубашку с запонками, и весь с головы до ног как будто сверкает.

– Ого! Классно выглядишь, Минет!

– Куда это ты, Рупрехт? Идешь к монахиням звать их на свидание?

Окутав себя густым облаком лака для волос, Рупрехт излагает свою последнюю версию “Операции ‘Сокол’”, а именно: он намерен пойти туда, замаскировавшись под самого себя, Рупрехта Ван Дорена, и объяснить монахиням, что его научную работу, то есть установку из фольги, забросили за стену их школы хулиганы, и попросить их вернуть ему ее.

– Неплохо, – отзывается Деннис. – Может, это и сработает.

– Правда, есть опасения, что они могли видеть, как я вылезал через окно прачечной, – говорит Рупрехт. – Но я все-таки рискну. – Он разглядывает свое отражение в зеркале над рукомойником.

– Придурки! – презрительно бросает в адрес группки ребят Даррен Бойс, направляющийся к ванной комнате.

Он выходит, и одновременно входит Скиппи – вернее, он вдруг возникает в дверном проеме, хотя от него исходит такое осязаемое ощущение тяжести, что даже трудно представить себе, что он может как-то передвигаться, словно у него появилась какая-то личная гравитация, которая не дает ему шевельнуть ни руками, ни ногами. В руке он зачем-то держит фрисби.

– Эй, Скипфорд! Как упаковка – справился?

– Не дал отцу Грину себя отыметь, а?

– Ну хотя бы упросил его сначала ужином угостить?

Скиппи, не говоря ни слова, переваливает через порог.

– Слушай, а что это ты с фрисби, Скип?

– А как же твое свидание?

– Она только что позвонила. – Он волочит ноги по линолеуму как зомби. – Она не может прийти, она заболела.

– Заболела? А что с ней такое?

Он пожимает плечами:

– Кашель.

– Чушь!

– Ну что за фигня!

– Может, тебе пойти к ней домой?

– Похоже, ей не очень-то этого хотелось.

– Уф! Да девчонки же никогда тебе не говорят, чего им от тебя хочется, – заявляет Марио. – Это урок номер один при общении с телками. Тебе нужно отправиться к ней прямо сейчас и поцеловать как следует.

– Ну, даже если целовать ее сейчас нельзя, хотя бы грудь потрогать можно? – вставляет Виктор Хироу.

– Виктор прав, – подтверждает Марио. – Я, конечно, не врач, но, думаю, еще никто не заболел от того, что потрогал девушку за грудь.

– Скорее можно заболеть, если не потрогать ее за грудь, – задумчиво замечает Виктор.

– Ну, а если тебе неохота, – говорит Джефф, видя, что Скиппи не слишком радует такая идея, – то оставайся с нами. Может, в пинг-понг очередь займешь?

– Или поиграешь со мной в русскую рулетку? – предлагает Деннис. – Я играю с пятью пулями.

– Или вот… – Марио снова раскрывает свой телефон. – Вот, погляди, Скип, это Джефф. Он чистит зубы, видишь? А вот это чайка на поле для регби… вот просто поле для регби, уже без чайки… а вот ты входишь в дверь, помнишь?

– Черт возьми, Марио, это же было три минуты назад! Конечно, он помнит!

– Да, но он же не видел сам себя.

– Лодыри хреновы, – бросает им Даррен Бойс, возвращаясь из ванной.

Закрой глаза – и небо наполнится горящими самолетами.

Ночь вызвана ______, она скрежещет зубами, царапает себе руки. Воздух похож на девичьи волосы, луна – круглый глаз в ее голове, вот тебе классный леденец сучка как тебе он а ты думала ты такая крутая ну а теперь делай-ка то что я тебе велю

Этого не надо говорить, Карл. В его голове звучит голос Джанин, она объясняет ему свой План. Говори ей то, что я тебе скажу. И тогда она сделает все что захочешь

О кружок вывески как розовый рот широко открытый плотно стискивающий тебя как рука сладко и больно одновременно как порезы у тебя на руке серая крыша как кратеры луны небо свистящее и вихляющее будто оно только что выплюнуло большую веревку тебе нравится шлюха тебе нравится вкус сколько таблеток хочешь за это

Чего ты от нее хочешь? Хочешь, чтобы она отсосала тебе?

Вот так?

[]

О боже

План срабатывает она приходит закутанная в капюшон и шарф нельзя чтобы Дэниел меня увидел Скажи ей я так давно не видел тебяЯ так давно не видел тебя а потом Ты такая красиваяТы такая красивая она берет тебя за руку ее палец пробегает как язык по твоим порезам Зачем ты это сделал От нечего делать думаешь ты но вслух говоришь Потому что я соскучился по тебе она начинает плакать

А потом скажи ей Я люблю тебя

Вот так

Я люблю тебя

прошлой ночью в теплице у бабушки Джанин Это тоже часть Плана? тайная часть ему плевать

Я люблю тебя, Карл, я люблю тебя

по-собачьи в грязи среди растений и пустых бутылочек из-под джина с вазелином чтобы было не так больно Еще больно Ладно тут есть кое-что такое от чего станет еще больнее вот чего она заслуживает потом ее вырвало джином прямо на бабушкины растения а ты отключил отопление так что все цветы померзнут

Я люблю тебя, говоришь ты

О, Карл!

План срабатывает как по маслу он расстегивает молнию

Я тоже тебя люблю

Ха-ха шлюха вкус у тебя во рту это вкус задницы твоей подружки сейчас ты получишь приз он уже наготове – этого ты не говоришь

вокруг тебя ночь морозит и тает

раскосые глаза Косоглазого у края длинного черного дула

кружок О так ярко светит все небо пылает напалмом

все пахнет бензином и ты стреляешь по Косоглазому из обреза нет из огнемета он падает вышибая дверь с обгоревшим лицом а потом прямиком в школу без тормозов стреляешь по толпе все валятся выпученные глаза кровь крики тут все учителя медсестра Барри Марк Лори Дэниел нет погоди для тебя у меня есть особый план она еще не знает ты выстрелишь ей в лицо САМЫМ БОЛЬШИМ В МИРЕ ДУЛОМ —

мммф голова Лори подскакивает вверх у тебя между ног делая такие звуки будто давится она вертится ищет свою сумочку проливая капельки спермы тебе на джинсы “Дизель” у нее в руке салфетка что это она уже собирается выплюнуть все это? ты быстро выбрасываешь левую руку и стискиваешь ей челюсти она извивается издавая эти звуки мммф мммф пока ты наконец не слышишь как она глотает и у нее движется горло тогда ты отпускаешь ее она вытирает глаза и всхлипывает зачем ты это сделал?

Теперь голова у тебя тяжелая и сонная

Почему ты такая тупица?

а потом она видит телефон у тебя в руке и застывает, ее зеленые глаза округляются, Ты что делаешь, какого хрена?

Ничего, ты даже не глядишь на нее

и вдруг она как дикая кошка бросается на тебя и кричит во всю глотку цепляется и царапается пытается отнять телефон но уже поздно ха-ха ты отталкиваешь ее и сам кричишь во всю глотку заткнись сука заткнись на хрен шлюха

– Ого, мне прислали видеосообщение! – кричит Марио, вскочив со скамейки. – Ха-ха, вот видишь, Хоуи, мне прислали видеосообщение! Я же говорил тебе: этот телефон не просто выброшенные деньги!

– А от кого оно, Марио?

– Отправитель не указан, – читает Марио. – Ну, не знаю, кто он, но он прислал мне хорошую штуку. Глядите-ка.

Над телефоном охотно наклоняются четыре головы, стукаясь друг об друга, как неуклюжие луны.

– О-го-го! Вот это да!

– Что там? Я ничего не вижу.

– Да, подвинься, Виктор… черт возьми, Скип, а ну-ка посмотри и ты тоже.

Изображение темное и размытое, но в центре, в воронке из теней, видно крошечное, распадающееся на пиксели лицо, припавшее к анонимному пенису.

– Ого, эта сучка неплохо его обрабатывает!

– Вот такие женщины мне нравятся, – одобрительно говорит Джефф.

– А это не твоя мамаша, Марио?

– Хрен тебе в жопу, Хоуи!

– Себе засунь! На твоем дурацком телефоне ни фига не видно.

– Ну тогда и не смотри и другим не мешай смотреть это порно.

– Клевая телка… Не видно, конечно, но точно говорю: клевая.

– Цыц! Сейчас он кончит… ага… вот оно! Получай, сучка!

Решающий момент – кто-то веселится, а кто-то разочарован:

– Почему он не кончил ей прямо на лицо?

– На лицо тоже кое-что попало.

– Ну а я бы кончил ей только на лицо.

– Не сомневаюсь! Наверное, это случится, когда тебе стукнет сотня лет, ты наконец разобьешь копилку и пойдешь снимешь где-нибудь на углу уличную девку?

– Прокрути еще разок, Марио.

Теперь вокруг телефона собралась целая толпа – все, кто находился в комнате. Они поощряют выкриками крохотное, не больше ноготка, зернистое личико, которое заново принимается за работу.

– Глядите, – кто-то – Лукас Рексрот – тычет пальцем в экран, – а что это там на заднем плане?

– Где?

– Да вот здесь, в углу! Что это такое круглое?

– Не знаю – знак какой-то?

– Похоже на…

Но вот уже снова приближается грязная развязка – и мальчишки радостно улюлюкают, как будто они на матче Кубка старшеклассников по регби и команда Сибрука только что заработала очко.

Назад к карточке книги "Скиппи умирает"