Текст книги "Рифтеры (Сборник)"

Автор книги: Питер Уоттс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 80 (всего у книги 82 страниц)

– Опиши вход.

Дальномер и термовизор, разумеется, не работали – только обычная оптика. Кларк постаралась не замечать темных теней на расплывчатом переднем плане.

– Восемь стеклянных дверей в неглубокой нише на фасаде, над ней логотип УЛН. Кен...

– За дверью что?

– Э... вестибюль, шириной несколько метров. А дальше – о, в прошлый раз там был еще один ряд дверей, но теперь их нет. Вместо них какая‑то тяжелая плита, наверно, спускается сверху, как крепостная решетка. По ней много не скажешь.

– А боковые стены вестибюля?

– Бетон или биолит или что‑то такое. Просто стены, ничего особенного. А что?

Он затягивал оружейный пояс на талии.

– Там и войдем.

Она покачала головой:

– Нет, Кен, ни хрена не выйдет.

– Спускные ворота – самая очевидная защита. Чем ломиться в них, разумнее обойти.

– Нам не выйти, порвут!

– Я не для того так далеко летел, чтобы стая собак остановила меня в восьмидесяти метрах от финишной ленточки.

– Кен, ты же слепой!

– Они об этом не знают. – Он показал Кларк пистолет. – А вот это им знакомо. Главное – произвести впечатление.

Она уставилась в его разъеденные глаза, на сочащееся сукровицей лицо.

– Как же ты будешь целиться?

– Так же, как приземлялся. Дашь наводку. – Нашарив рюкзак, Лабин достал из него «Хеклер и Кох». – Этот возьми себе.

Она взяла, не понимая, что делает.

– Отгоним собак на то время, что нужно для прохода сквозь стену. В остальном план прежний.

Кларк с пересохшим ртом следила, как кружат у машины псы.

– А если они бронированные? Если у них электронная защита?

– Импульс на них не подействовал, значит, никакой электроники. Обычные модификанты, не больше.

Застегнув молнию рюкзака, Лабин забросил его за спину, подтянул лямки на плечах и на поясе.

– А пистолеты у нас выдержат импульс? А... – Тревожная мысль вдруг пробилась на поверхность из глубины сознания: закашлявшаяся механика у нее в груди. – А наши имплантаты?

– Миоэлектрика. Электромагнитный импульс им не слишком опасен. Твой «Хеклер‑Кох» как настроен?

Она проверила:

– Конотоксины. Кен, я никогда еще не стреляла из пистолета. Не сумею прицелиться...

– Сумеешь. Всяко лучше, чем я. – Лабин пробрался между сиденьями в заднюю часть кабины. – Ты легко пройдешь, сильно подозреваю, что они настроены на меня.

– Но...

– Перчатки, – напомнил он, припечатывая свои к запястьям гидрокостюма под широкими рукавами верхней одежды.

Кларк натянула перчатки на дрожащие руки.

– Кен, нельзя же просто...

Он приостановился, нацелившись на нее невидящими глазами.

– Знаешь, с манией самоубийства ты мне больше нравилась. Раньше ты хоть не боялась, а сейчас слушать тошно.

Она заморгала:

– Что?

– Лени, у меня кончается терпение. Пяти лет мук совести и жалости к себе хватило бы кому угодно. Может, я в тебе ошибся? Может, ты все это время просто прикидывалась? Ты хочешь спасти мир или нет?

– Я...

– Это – единственный способ.

«А разве есть что‑то такое, чего ты не сделаешь ради возможности вернуть все назад?» Тогда ответ казался очевидным. Он и сейчас был очевиден. Знакомая ледяная решимость обожгла Лени изнутри. Лицо горело.

Лабин кивнул, закрыл глаза. Сев на пол, уперся спиной в переборку за креслом Кларк.

– Затычки в нос.

Они смастерили их по пути: маленькие тампоны из полупроницаемой пленки. Кларк забила по одной в каждую ноздрю.

– Я пробью дыру в корпусе, – объяснял Лабин, делая то же самое. – Это отгонит собак и даст нам время выйти. Как только окажемся снаружи, направь меня на главный вход. Чтобы он был на двенадцать часов. Направление на цели указывай считая от него, а не от направления, в котором я смотрю в данный момент. Поняла?

Она по забывчивости кивнула и тут же поправилась:

– Да.

– Они бросятся, как только мы выйдем из укрытия. Предупреди и будь готова по команде закрыть глаза. Я применю вспышку – она их обездвижит секунд на десять, если не больше. Постарайся подстрелить, сколько сможешь, и не останавливайся.

– Поняла. Что‑то еще?

– Сбрось перчатки, как только мы выберемся из огня. При виде гидрокостюма Дежарден, возможно, задумается.

Терпеливые убийцы расхаживали прямо за колпаком: казалось, заглядывали в глаза. Улыбались, показывая клыки длиной с большой палец.

«Обычные модификанты», – повторила Лени про себя, пьянея от ужаса. И уперлась спиной к колпаку, прикрыв лицо руками.

– Мы справимся, – мягко сказал ей Лабин. – Только помни о том, что я сказал.

«Он не хочет нас убивать». Кларк задумалась, к кому это относилось.

– Ты правда думаешь, он ждет нас живыми?

Лабин кивнул.

– А он знает, что ты ослеп?

– Сомневаюсь. – Кен повел стволом по кабине. Колесико стояло на «площаднике». – Готова?

«Вот оно, детка. Твой единственный шанс все исправить. Не облажайся».

– Давай, – сказала она и закрыла глаза.

Лабин выстрелил. Под веками у Кларк разбежались оранжевые круги.

Большую часть жара принял на себя гидрокостюм, но на миг почудилось, что она сунулась лицом в горн. Кларк выругалась от обдавшего лицо пламени, стиснула зубы, задержала дыхание и прокляла про себя перестраховщика Лабина: «При виде капюшонов он может насторожиться».

Воздух ревел и трещал, плевался брызгами металла. Она слышала рядом выстрел Лабина. Кларк со смутным удивлением отметила, что боль прошла. Ее мгновенно вымели страх и адреналин.

Мир под веками потускнел. Она открыла глаза. В борту вертолета открылась дыра, по краям ее поблескивали натеки мягких сплавов, шелушился и чернел акрил. На пол рухнул осколок разбитого колпака – в каком‑то сантиметре от ее ноги.

Лабин выстрелил в третий раз. Дождь огненных игл вылетел в брешь и в темноту за ней: мелкий и опустошительный метеоритный дождь. «Площадник» бил по широкой дуге, оставляя тысячи смертельных проколов, но в тесноте кабины ему некуда было разлетаться. Примерно два метра фюзеляжа улетели серебристым мусором, на землю снаружи лег веер остывающих обломков.

– Дыра большая? – рявкнул Лабин.

– Полтора метра. – Она задыхалась и кашляла от вони горелого пластика. – Много мелких осколков по краям...

Поздно. Лабин в слепом бешенстве уже бросился в дыру. Он чуть не задел оплавленный край, ударился о землю плечом и, перекатившись, мгновенно вскочил на ноги. Капля горячего металла блестела клеймом на левой лопатке. Дернувшись, Лабин вскинул руку и содрал ее стволом пистолета. Та упала вместе с куском оплавленного кополимера. На рубахе Лабина осталась рваная дыра, поврежденный гидрокостюм под ней корчился как живой.

Кларк, скрипнув зубами, бросилась за ним.

Яркие искры боли, острой и тонкой как иголки, впились в плечо, когда она пролетела сквозь пролом. В следующий миг ее омыла благодатная прохлада воздуха. Приземлилась Лени жестко, скользнув по земле. Перед ней вздрагивали две обгорелые туши, скалились обугленными губами.

Поднимаясь на ноги, Кларк стянула перчатки. Стая пока отступила на безопасное расстояние.

Лабин, демонстративно угрожая, поводил стволом оружия.

– Лени!

– Есть, двух свалил! – Она подобралась к нему, указала своим пистолетом на хищный круг. – Остальные отошли.

Кларк развернула Кена по часовой стрелке.

– Вход там, на двенадцать часов.

«Направления считать от входа, направления считать

от входа...»

Лабин кивнул.

– На каком расстоянии собаки?

Пистолет он держал двумя руками, чуть согнув их в локтях. И даже казался расслабленным.

– Э... метров двадцать пять, что ли...

– Умно. За пределами эффективного выстрела.

Направление от...

– Дистанция выстрела – паршивых двадцать пять метров?!

– Зато охват широкий. – Конечно, в этом был смысл – хороший выбор для плохого стрелка, а для слепого так и вовсе лучше не придумаешь. Беда в том, что туча иголок, рассеиваясь, просто не задевала отдаленные цели. – Опробуй свой.

Кларк прицелилась. Руки все еще дрожали. Она выстрелила раз, другой. «Хеклер» дергался в руке, но рявкал на удивление тихо.

Врагов меньше не стало.

– Промазала, или у них иммунитет. Кен, ты говорил, они модифицированы...

Внезапное движение справа, атака с фланга.

– Два часа, – прошипела Кларк, отстреливаясь. Лабин, обернувшись, выпустил тучу игл. – Восемь! – Он снова выстрелил, чуть не задев нырнувшую под его вытянутую руку Кларк. Огненные иголки прошили землю по обеим сторонам. Под пылающей шрапнелью свалились еще три собаки. Две, получив ожоги, отскочили за пределы выстрела. Стая по‑прежнему молчала. Периметр кипел безмолвной яростью.

Кларк не опускала своего пистолета, хотя толку от него было немного.

– Три убиты, две ранены. Остальные отступили.

Лабин качнулся влево, вправо...

– Неправильно. Они должны нападать.

– Не любят выстрелов. Ты сам сказал, они умные.

– Боевые псы, слишком умные для атаки, – покачал головой Лабин. – Нет, что‑то тут не так.

– Может, они просто удерживают нас на месте? – с надеждой предположила Кларк. – Может...

Что‑то тихо зазвенело в черепе – не столько слышалось, сколько ощущалось, как легкий надоедливый зуд.

– Ага, – тихо сказал Лабин, – это больше похоже на правду.

Перемена была трудноуловимой и фундаментальной. Ни датчик движения, ни распознаватель образов ее не засек бы. Но Кларк все поняла сразу, тем первобытным чутьем, которое передалось еще от предков человека. За все эти миллионы лет подсознание ничего не забыло. Твари, окружившие их со всех сторон, вдруг слились в единое безжалостное существо с множеством тел и одной целью. Лени увидела, как тварь ринулась на нее и вспомнила, кто она такая, кем была всегда.

Жертвой.

– Вспышка! – рявкнул Лабин.

Она едва успела зажмуриться. Четыре хлопка подряд –и созвездие тускло‑красных солнц разгорелось у нее под веками.

– Пошла!

Она всмотрелась. Единый организм распался. Со всех сторон метались одиночные хищники, ослепшие и растерянные. «Ненадолго ослепшие, – напомнила она себе, – и временно растерявшиеся».

На действие остались секунды, и тратить их даром было глупо. Лени пошла в атаку.

Она начала стрелять в трех метрах от ближайшего зверя, выпустила пять зарядов, дважды попала в бок. Пес щелкнул зубами и упал. Еще двое столкнулись друг с другом буквально на расстоянии вытянутой руки – каждому по дротику, и Лени закружилась, высматривая новую цель. Откуда‑то сбоку вылетело облако огненных игл. Кларк, не обращая внимания, продолжала стрелять. Мимо мелькнуло нечто темное, тяжелое, истекавшее огнем. Она ловко попала ему в бок и вдруг снова преобразилась – адреналиновый сигнал «беги или дерись» выжег скулящее бессилие, разгорелся кровожадной яростью. Она выстрелила в ляжку, в мощную, вздымающуюся грудную клетку, черную и гладкую как гидрокостюм. В чудовищную, беззвучно рычащую морду и тут поняла, что та смотрит назад.

Незнакомая и невиданная часть сознания Лени вела подсчет: «Семь – больше ты пристрелить не успеешь, потом они бросятся и...»

Она побежала. Лабин тоже бежал, бедный слепой Лабин, Лабин – живой танк. Он снова переключился на «площадник» и выжигал огненную дорогу на двенадцать часов. Он мчался по подъездной дорожке...

«Я ему сказала препятствий нет о боже как он рассвирепеет если споткнется о решетку...»

...словно зрячий. Собаки мотали головами ему вслед и разворачивались в намерении взять реванш.

Они нагоняли и Кларк. Лапы барабанили за спиной, как дождь по полотняной крыше.

Она снова выскочила на асфальт, отставая от Лабина на несколько метров. Крикнула: «Семь часов!» и упала ничком.

Огненный шквал прошел в сантиметрах над головой. Гравий и шершавый асфальт ободрали ладони, ссадили предплечья сквозь слой брезента и кополимера. Шерсть и мясо вспыхнули у самого лица, обдав жаром.

Она перекатилась на спину.

– Три часа! Вспышка уже не действует!

Лабин обернулся и залил врага огнем. Еще три собаки надвигались с одиннадцати – все еще лежа на спине, Кларк завела за голову руки с пистолетом и сняла их с трех метров.

– Вспышка! – снова крикнул Кен.

Кларк перекатилась и скорчилась, закрывая глаза. Еще три хлопка, три оранжевых восхода под веками. И на этом фоне яркая картинка: когда Лабин крикнул, все псы, съежившись, отвернули головы...

«Умные, умные собачки, – истерически захихикала у нее в голове маленькая девочка. – Слышат „Вспышка", вспоминают, что было в прошлый раз, и закрывают глазки...»

Она подняла веки, заранее ужасаясь тому, что увидит. Трюк дважды не сработал. Лабин отчаянно переключал режимы стрельбы, когда черная скалящаяся немезида метнулась к его горлу. В ее глазах не было звезд. Кен выпалил – вслепую и точно в цель: кровь и осколки костей вылетели из черепа твари, но тело продолжало полет – сто килограммов неудержимой инерции ударили его в грудь. Лабин упал бумажной куколкой, цепляясь за мертвого врага, словно мог одолеть массу‑время‑ускорение одной кровожадной решимостью.

Не смог, конечно. Ничего он не одолел. Убил одну и скрылся под дюжиной других.

Кларк вдруг рванулась вперед, стреляя, стреляя, стреляя. Был визг – но не с той стороны, куда она стреляла. Что‑то горячее и твердое врезалось в нее сбоку; что‑ то холодное и очень твердое ударило со спины. Чудовище ухмыльнулось ей открытой слюнявой пастью. Его передние лапы пригвоздили ее к земле, как бетонные сваи. Из пасти несло мясом и бензином.

Она вспомнила слова Кена: «Ты легко пройдешь, сильно подозреваю, что они настроены на меня». Надо было спросить, что он имел в виду, пока еще было у кого. А теперь поздно.

«Они меня оставили на десерт, – рассеянно подумала она, – на десерт».

Где‑то рядом хрустнули кости.

«Господи, Кен, на что ты рассчитывал?»

Тяжесть исчезла с груди. Со всех сторон слышалось дыхание монстров.

«Думал, в аду есть надежда? Ты был слеп, а я... я все равно что слепа. Ты искал смерти, Кен? Или вообразил себя неуязвимым? Это я, пожалуй, могла бы понять. Я и себя когда‑то такой считала».

Странное дело. Никто не рвал ей глотку.

«Интересно, что их сдерживает?» – подумала она.

И открыла глаза. Здание УЛН поднималось в небо, словно она смотрела из могилы на огромное надгробие.

Лени села – в круге диаметром метра четыре, очерченном черными телами. Собаки, пыхтя, следили за ней, смирно сидя на задних лапах.

Кларк кое‑как поднялась на ноги. В голове гудело воспоминание о назойливом неслышном тиканье, только что воспринятом внутренним ухом. Оно было при первой атаке чудовищ и сейчас появилось. Ультразвук.

«Хеклер и Кох» валялся под ногами. Кларк нагнулась за ним. Тени со всех сторон напряглись, предостерегающе клацнули зубами, но не помешали.

Разбитый «Сикорский‑Белл» остался в пятидесяти метрах левее: толстая грудь и узкое брюшко расходились от сочленения под острым углом. В стене кабины зияла рваная обугленная дыра, словно изнутри вырвался раскаленный добела паразит. Кларк на шатких ногах шагнула к вертолету.

Собаки ощетинились и не сдвинулись с места.

Она остановилась. Повернулась лицом к черной башне. Стая расступилась.

Они двигались вместе с ней, пропуская и тут же смыкая ряды позади. Через несколько шагов пузырь дарованного Кларк пространства слился с другим, образовав продолговатую вакуоль длиной около десяти метров.

Перед ней в луже крови и кишок лежали грудой две туши. Из‑под ближайшей торчала неподвижная нога. Что‑то еще – темное, скользкое, со странными округлыми выступами – дергалось под окровавленным собачьим боком, похожее на уродливо раздутого паразита, вылезшего из потрохов хозяина и слабо пульсирующего рядом.

Оно сжалось. Картинка щелкнула, превратившись в окровавленный кулак, вцепившийся в мерзкую свалявшуюся шерсть.

– Кен!

Она нагнулась, коснулась кровавой руки. Та отдернулась, как ужаленная, скрылась под трупом, оставив после себя смутное ощущение какого‑то уродства. Груда падали слабо шевельнулась.

Лабин не порвал двух зверей на куски, а просто пробил в них смертельные дыры. Выпотрошили их позже, когда орда демонов рвала павших товарищей, деловито и беспощадно преследуя жертву.

Кен соорудил из трупов укрытие.

– Это я. – Лени ухватилась за шерсть и потянула. Скользкий от крови мех выскальзывал из пальцев. С третьей попытки центр тяжести резко сместился, и туша огромным поленом скатилась с Лабина.

Тот сослепу выстрелил. Смертоносная шрапнель разлетелась по небу. Кларк упала наземь, крикнула: «Это я, идиот!» и с ужасом уставилась на охранников, ожидая новой атаки. Но стая только дрогнула и по‑прежнему безмолвно отступила на несколько шагов.

– К... Кларк?

Он вовсе не походил на человека. Каждый квадратный сантиметр тела блестел от черной слизи. Пистолет в его руке дрожал.

– Это я, – повторила она. Знать бы, сколько здесь его крови. – Ты?..

– Собаки? – Он часто, нервно дышал сквозь стиснутые зубы, как испуганный мальчишка.

Она осмотрела конвой – ей ответили взглядами.

– Они отступили. Кто‑то их отозвал.

Рука престала дрожать, дыхание выровнялось. Кен натягивал на себя самообладание, одной силой воли перезагружая себя.

– Я же говорил, – закашлялся он.

– Ты?..

– Функционирую. – Он медленно встал, полдюжины раз скривившись и поморщившись. – Кое‑как.

Правое бедро у него было порвано, щека рассечена от подбородка до линии волос. Рана пересекала разбитую правую глазницу.

Кларк ахнула:

– Господи, глаз...

Он поднял руку, ощупал лицо.

– Все равно от него было мало проку.

Теперь стало ясно, почему рука казалась деформированной: не хватало двух пальцев.

– И рука... Кен...

Он сжал оставшиеся пальцы. Затягивающаяся мембрана еще не сошлась на обрубках, из них сочилась темная жидкость.

– Не так скверно, как выглядит, – хрипло сказал он.

– Ты истечешь кровью, ты...

Он покачал головой, пошатнулся.

– Повышенная свертываемость. Стандартная модификация. Идти могу.

Черта с два... Но собаки с одного бока подобрались ближе, с другой стороны отступили. Очевидно, остаться на месте им не светило.

– Ну что ж... – Кларк взяла его за локоть. – Нам туда.

– Не уклоняясь от курса. – Это был не вопрос.

– Да. Особого выбора нам не дают.

Лабин опять закашлялся, в углу рта появились крупные пузыри крови.

– Они нас пасут.

Большая черная морда мягко подтолкнула ее сзади.

– Считай это почетным караулом, – предложила Кларк.

Ряд стеклянных дверей под бетонным козырьком, официальный логотип Патруля Энтропии в камне над головой. Собаки образовали полукруг перед входом, тесня их вперед.

– Что видишь? – спросил Лабин.

– Наружные двери, за ними вестибюль длиной около трех метров. Там... посредине перегородки дверь. Только очертания – ни дверной ручки, ни скважины.

Кларк готова была поклясться, что раньше там ничего не было.

Лабин сплюнул кровью:

– Пошли.

Первая же дверь распахнулась от толчка. Они переступили порог.

– Мы в вестибюле.

– Собаки?

– Пока снаружи.

Стая выстроилась за стеклом, заглядывая внутрь.

– По‑моему, они не... О, внутренняя дверь открылась.

– Наружу или внутрь?

– Внутрь. За ней темно, ничего не видно.

Кларк шагнула вперед; оказавшись в полной темноте, линзы быстро адаптируются.

Лабин остановил ее, застыв, сжав в кулак пальцы, оставшиеся на покалеченной руке. Гранатомет твердо нацелил вперед. На изуродованном лице Кена застыло странное выражение, которого Кларк прежде никогда не видела: пылающая смесь ярости и унижения, граничащая с явной человечностью.

– Кен, дверь открыта.

Переключатель, щелкнув, остановился на «сверлильщике».

– Открыто, Кен. Можно просто войти.

Она тронула его за руку, потянула ее вниз, но тело Лабина застыло в яростном оцепенении.

– Я же говорил, – проворчал он, – разумнее в обход.

Рука с пистолетом развернулась на три часа, указав прямо на стену вестибюля. Бесполезные глаза смотрели вперед.

– Кен... – Кларк обернулась, почти ожидая, что стая, пробив стекло, оторвет ему руку. Но собаки сидели на месте, больше не вмешиваясь в течение драмы.

– Он хочет, чтобы мы шли прямо, – сказал Лабин. – Он всегда командует, всегда захватывает инициативу. А мы только и делаем, что... реагируем.

– А взрывать стену, когда дверь настежь? Это – не реакция?

Лабин покачал головой:

– Это побег.

Он выстрелил. «Сверлильщик» врезался в боковую стену, вращаясь с такой скоростью, что мог уйти за горизонт событий. Стена изверглась маленьким Везувием: вестибюль накрыли клубы серого пепла. Жгучие крупинки песка жалили лицо. Кларк закрыла глаза, задыхаясь в песчаной буре. Откуда‑то из глубины водоворота ей послушался тонкий звон бьющегося стекла.

Что‑то сграбастало ее за запястье и дернуло в сторону.

Открыв глаза, она уперлась взглядом во взбаламученное взрывное облако. Лабин потянул ее к проломленной стене, его изуродованное лицо маячило совсем рядом:

– Туда. Веди.

Она повела. Кен, пошатываясь, шел рядом. Мелкие обломки еще шуршали в воздухе, оскверненное здание вздыхало. Из мглы показалась пустая, перекрученная дверная рама. Под ногами алмазным снежком хрустело разбитое вдребезги безопасное стекло.

Собак не было видно – впрочем, она бы их все равно не заметила до последнего прыжка. Может, взрыв их отпугнул. Может, они всегда оставались только снаружи. А может, псы в любую секунду ворвутся в разбитую дверь и завершат неоконченное дело.

В стене перед ними рваная дыра. Откуда‑то льется вода. Сантиметров в пяти над полом поднимался гребень рваного бетона, край бездны – с другой стороны зияла вертикальная шахта диаметром в метр. На сомнительной прочности креплениях держались перекрученные жилы металла и пластика, другие под самыми неожиданными углами лежали поперек провала. Из пустоты била струя воды – наверху, похоже, прорвало трубу – и с плеском уходила сквозь невидимую решетку внизу.

Стена на той стороне была проломлена. За ней – темнота.

– Здесь осторожней, – предупредила Кларк.

Они вышли в просторное помещение с высоким потолком: как смутно припомнилось Кларк – главную приемную. Лабин, обернувшись, прицелился в дыру, из которой они вышли. Никто не прыгнул на них ни спереди, ни сзади.

– Большой зал, – доложила Кларк. – Темно. Информационные киоски и стойки для посетителей слева. Никого.

– Собаки?

– Пока нет.

Рабочие пальцы Лабина прошлись по краям дыры.

– Это что?

Она склонилась ближе. В усиленном линзами полусвете в стене что‑то блеснуло, словно тонкая жила драгоценной руды. Из разбитого бетона там и тут свисали оборванные концы.

– Какая‑то сеть, – сказала она, – вделана в стену. Металлическая, очень тонкого плетения. Вроде толстой ткани.

Лабин мрачно кивнул:

– Клетка Фарадея.

– Что?

– Защита. От воздействия электромагнитных импульсов.

Будто Бог хлопнул в ладоши – загорелся свет.