Текст книги "Рифтеры (Сборник)"

Автор книги: Питер Уоттс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 72 (всего у книги 82 страниц)

«Что делать... что...»

Она залезла под панель управления и вскрыла коробку предохранителя. Прерыватели были неуклюжими устройствами на ручном управлении, демоны из электронов до них достать не могли. Така вырубила систему безопасности, связь и GPS. А потом еще и автопилот – так, на всякий случай.

Электрический гул неожиданно смолк.

Она на секунду закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Сквозь открытую дверь доносились голоса, пока Така выбиралась на водительское сиденье.

– Ты как?

– Да нормально. Большую часть разряда принял гидрокостюм.

Уэллетт знала, что произошло. Точнее, опять произошло, поправила она себя, хватая с крючка шлемофон.

Она не была программистом. Управлялась максимум с базовыми программами. Но она была опытным врачом – а даже выпускники из нижней половины списка знают свои инструменты. Така не стала отсоединять медсистемы и теперь вывела архитектурную схему и запустила пересчет модулей.

Там оказались черные ящики. В одном из них, судя по иконке, даже был прямой пользовательский интерфейс. Она включила его.

Перед ней появилась «мадонна», но не произнесла ни слова. Только оскалилась – особой улыбкой, преисполненной ненавистью и триумфом. Какая‑то отдаленная и незначительная часть мозга Уэллетт задумалась, какое селективное преимущество получила программа, выработав такую презентацию. Разве устрашение в реальном мире увеличивает приспособляемость в виртуальном?

Но, по большей части, разум Таки сейчас был занят совсем другим, чем‑то, что не доходило до нее прежде. Глаза аватара скрывали белые линзы.

Линзы были у каждой «лени», с которой Уэллетт довелось встретиться: лица менялись от демона к демону – разные губы, щеки и носы, разные этнические особенности. Но глаза оставались неизменными – белыми, безликими, как снег.

«Меня зовут Така Уэллетт», – представилась она целую вечность назад.

И эта странная энигма женского пола – которая так близко к сердцу принимала апокалипсис, – ответила: «Ле... Лори».

– Така.

Така встрепенулась, но нет – с ней говорила не эта «лени».

Она сдернула с головы шлемофон. Женщина в черном с механизмами в груди и маленькими ледниками вместо глаз смотрела на нее. Она ничем не походила на то существо из сети. Ни злости, ни ненависти, ни триумфа. Но почему‑то именно это бесстрастное лицо из плоти и крови теперь в глазах Таки ассоциировалось с машиной.

– Это была одна из... это была «ле....... «мадонна», –

сказала Уэллетт. – Внутри медсистемы. Я не знаю, сколько времени она там находилась.

– Нам надо ехать, – сказала «Лори».

– Она пряталась. И, скорее всего, шпионила за нами. – Доктор покачала головой. – Я даже не знала, что они могут действовать молча, я думала, они автоматически рвут на части все, что попадается под руку...

– «Мадонна» подала сигнал. Надо убираться отсюда, и поскорее, пока не нагрянули подъемники.

– Точно. Точно.

«Така, соберись. Об этом подумаешь позже».

Рядом с «Лори» появился Кен:

– Ты говорила, что у тебя уже готово пять литров культуры. Мы немного возьмем с собой. Ты распространишь остальное. Поезжай в город, включай сирену, дай хотя бы несколько миллилитров любому, кто сможет выполнить задание, и прячься. Если сможем, мы пересечемся с тобой позже. Список есть?

Така кивнула:

– У местных только шесть человек на колесах. Семь, если Рикеттс еще не уехал.

– Больше никому культуру не давай, – сказал Кен. – Из горячей зоны люди пешком вовремя не выберутся. Также не советую говорить о подъемниках кому‑либо кроме тех, кому знать нужно.

Она покачала головой:

– Всем нужно, Кен.

– Люди без машины решат украсть ее у тех, у кого она есть. Я сожалею, но паника может поставить под удар...

– Забудь об этом. Их надо хотя бы предупредить. Если они не смогут обогнать огнеметы, то хотя бы найдут место, где спрятаться.

Кен вздохнул:

– Хорошо. Просто хотел напомнить о риске. Спасая десяток человек сейчас, ты можешь обречь на смерть намного больше потом.

Така не смогла сдержать улыбки:

– А разве ты раньше сам не считал, что всех спасать не стоит?

– Дело не в этом, – вступила в разговор «Лори». – Ему просто нравится, когда люди умирают.

Така удивленно заморгала. В лицах рифтеров не отразилось ничего.

– Надо торопиться, – сказал Кен. – Если они вылетят из Монреаля, у нас всего час.

Лаборатория Мири могла высевать культуру как спереди фургона, так и сзади. Така залезла внутрь лазарета и ввела команды.

– «Лени»?

– Да... – откликнулась «Лори» и тут же замолчала.

– Нет, – тихо сказала Уэллетт. – В смысле, что будем делать с «лени»?

Другая женщина не ответила. Ее лицо походило на маску.

Зато ответил Кен:

– Ты уверена, что она не выберется?

– Я физически отрубила питание систем навигации, связи и GPS, – ответила Така, не сводя глаз со стоявшей перед ней женщины. – Фактически провела этой девочке лоботомию.

– Она не может повредить культуре?

– Не думаю. По крайней мере не исподтишка.

– Значит, ты не уверена.

– Кен, я сейчас ни в чем не уверена.

«Хотя кое о чем уже составила определенное мнение...»

– Она где устроилась? В справочно‑аналитическом отделе?

Така кивнула:

– Ей только там места хватило.

– Что произойдет, если его отключить?

– В инкубаторах своя сеть питания. С культурами все должно быть в порядке, если только нам вдруг не понадобится их исследовать.

– Тогда вырубай, – сказал Кен.

Из раздатчика выпал запаянный по швам мешок для образцов, наполовину заполненный жидкостью цвета соломы, и повис на верхней кромке. Тока оторвала его и передала Кену.

– Держите диффузионный фильтр открытым, иначе культура задохнется. А так, в зависимости от температуры, неделю с ней должно быть все в порядке. У вас в подлодке есть лаборатория?

– Только стандартный медотсек, – ответила Лени. – Такого как у тебя нет.

– Что‑нибудь придумаем, – сказал Лабин. – А фильтр морскую воду выдержит?

– Максимум девяносто минут.

– Отлично. Пошли.

Кен развернулся и пошел к берегу.

Така крикнула:

– А что, если...

– Мы потом с тобой встретимся, – ответил он, не оборачиваясь.

– Ну, значит, все тогда, – согласилась Така.

Лени, все еще стоявшая рядом, попыталась некстати

улыбнуться.

– А как вы меня найдете? – спросила у нее Така. – Я онлайн выходить не буду

– Понятно. – Рифтерша сделала шаг к океану. От ее партнера остались только круги на воде. – У Кена полно тузов в рукаве. Он тебя выследит.

Белые глаза, утопленные в плоти и крови. Белые глаза, насмехающиеся в схемах неокортекса Мири.

Белые глаза, несущие огонь, воду и несметное число катастроф на головы невинных по всей Северной Америке. А возможно, и по всему миру.

И обе пары глаз звали Лени.

– Вы... – начала Така.

Лени, – Слово, Ставшее Плотью, – покачала головой.

– А ведь и в самом деле, нам надо идти.

ПРИНЦИП ПРОСТОТЫ

Ахилл разводил экзорцистов, когда узнал, что его подозревают.

Настоящая эквилибристика, черт побери. Если сделать этих уродцев неизменными, они не смогут адаптироваться; тогда даже вымирающая фауна, ошивающаяся в каком‑нибудь жалком уколке сети, прожует их и выплюнет. Но если дать генам свободу, отдать мутацию на откуп случайности, то существует большая вероятность, что уже через несколько поколений программа забудет о своем задании. Естественный отбор отсеет любые предзаданные императивы в то самое мгновение, когда те войдут в конфликт с инстинктом выживания.

Стоило выставить баланс неправильно, и агент забывал о миссии и переходил на сторону врага. А тому помощь была не нужна. «Мадонны» – или шредеры, или Золотые рыбки, – за много лет они приобрели немало мифических имен, которые произносили только шепотом, – уже и так зажились в этом гнойном болоте, опровергнув все прогнозы. А не должны были; они кодэволюционировали лишь с одной целью – служить интерфейсом между реальным миром и виртуальным, быть рупором для супервидового сообщества, действующего как коллективный организм. И когда большая его часть погибла, когда вымерло девяносто процентов фауны Водоворота, «мадонны» должны были умереть – ибо как жить лицу, если тело отправилось на тот свет?

Но они плюнули на логику и выжили. Они изменились – точнее, изменялись, – превратившись во что‑то намного более самодостаточное. Чистое. С чем даже экзорцисты Дежардена едва могли справиться.

А потом «мадонн» стали использовать в военных целях. В желающих недостатка не было. Страны Мадонны, доморощенные террористы, хакеры из культов смерти – все они выпускали их в систему быстрее, чем естественный отбор уничтожал, а без надежной физической инфраструктуры у любого действия есть предел. Лучшие войска в мире не протянут и минуты, если забросить их на зыбучий песок, а кроме песка, Северная Америка сейчас не предлагала ничего: несколько сотен изолированных крепостей, державшихся из последних сил, чьи жители были слишком напуганы, для того чтобы выйти и починить оптоволокно. Разлагающаяся электронная среда обитания не давала шансов ни фауне, ни человеческим программам, но дикари развивались со скоростью сто генов в секунду и по‑прежнему обладали адаптационным преимуществом.

К счастью, Дежарден обладал талантом к экзорцизму. На то существовали причины, не все из них были широко известны, но результаты его работы не оспаривал никто. Даже неэффективные и лицемерные тупицы, спрятавшиеся на другой стороне мира, отдавали ему должное. По крайней мере они, укрывшись за баррикадами, каждый раз аплодировали, когда Ахилл запускал в жизнь новый пакет контрмер.

Правда, как выяснилось, они не только не аплодировали.

Его не посвящали в их дела – да и в принципе не должны были, – но Дежарден был достаточно хорош и суть уловил. Пустил «гончих» по следу: те рыскали в спутниковой связи, вынюхивали случайные информационные пакеты, выискивая цифровые оригами, которые могли – после расшифровки, разворота и глажки – содержать слово «Дежарден».

Похоже, люди считали, что он терял хватку.

С этим Ахилл смирился. Никто не смог бы набрать лучшие результаты в схватке с агонией всей планеты, и, если последние месяцы он лажал чуть больше, чем обычно, количество неудач у него все равно было гораздо ниже среднего. Дежарден превосходил любого из тех идиотов, которые тихо ворчали на телеконференциях, совещаниях и разборах полетов после очередного фиаско. А фиаско на этой войне случались все чаще. И все правонарушители знали, насколько хорош Дежарден; ему приходилось постоянно вертеться, лезть из кожи вон, иначе кто‑нибудь из Патруля тут же на него наехал бы.

Тем не менее. Обстановка менялась, появились неприятные звоночки. Обрывки зашифрованных переговоров между ветеранами из Хельсинки, новобранцами из Мельбурна и статищейками среднего звена из Нью‑Дели. Недовольство и постоянные просьбы Веймерса, самого короля симуляций, который настаивал, что в его прогнозах должна быть какая‑то переменная, вносящая в них хаос. И...

И прямо сейчас несистематический обрывок беседы, вырванный из эфира миньоном Дежардена. Всего пару секунд длиной – из‑за засоренного спектра и динамического переключения каналов было практически невозможно схватить больше, не зная начальное число, – но, похоже, сигнал связывал двух «правонарушителей» в Лондоне и Мак‑Мердо. Потребовалось сорок секунд и шесть вложенных «байесов», чтобы превратить околесицу во внятную английскую речь.

– Дежарден спас нас от Рио, – спустя несколько мгновений поделился своим профессиональным мнением мистер Мак‑Мердо; говорил он с индийским акцентом. – У нас было бы в десять раз больше потерь, не отреагируй он вовремя. Как все те люди слезли с Трипа...

Мисс Лондон:

– А откуда ты знаешь, что они слезли?

Ирландские обертоны. Как соблазнительно.

– Погоди. Они без всякой причины напали на большую часть...

– А откуда ты знаешь, что без причины?

– Разумеется, без причины.

– Да почему? Откуда ты знаешь? Может, они увидели угрозу для общего блага и попытались ее остановить?

Драгоценные секунды быстротечного обрывка, потраченные на удивленное молчание. И наконец:

– Хочешь сказать, что...

– Историю написали победители. Историю Рио. А иначе откуда мы узнали, что именно хорошие парни одержали победу?

Конец перехваченного сообщения. Если у Мак‑Мердо и был ответ, то поделился он своими соображениями на другой частоте.

«Однако», – подумал Дежарден.

Чушь собачья, конечно. Версия о том, что двадцать один филиал УЛН одновременно пустился во все тяжкие, была едва ли более правдоподобной, чем та, в которой из повиновения вышло лишь Рио. Женщина из Лондона была правонарушительницей, но идиоткой она не была. Она имела понятие о том, что такое принцип простоты. Она попросту морочила голову бедному господину из Мак‑Мердо, дразня его.

Но Дежарден все равно задумался. Он уже привык к титулу Человека, Остановившего Рио. Тот часто выручал его и ставил вне подозрений. И то, что были люди, которые хоть на секунду, но ставили его подвиг под сомнение, раздражало.

Такое могло привести к переоценкам. А кто‑то мог решить посмотреть на проблему более пристально.

Приборная панель снова подала голос. На мгновение он даже решил, что вопреки вероятности снова перехватил сигнал, – но нет: новое оповещение поступило из другого источника, какой‑то широкополосной помойки в штате Мэн.

«Как странно», – подумал он.

«Лени» проникла в медицинскую базу данных и плевалась данными на половине частот электромагнитного спектра. Они теперь часто такое выкидывали – недовольные обычной нарезкой и разрушением, некоторые взяли моду кричать в эфире, без всякого разбора сбрасывая материалы в любую сеть, к которой могли получить доступ. Похоже, какая‑то репродуктивная подпрограмма мутировала и начала распространять информацию вместо исполняемых файлов. В лучшем случае она забивала мусором систему, и так с каждым часом теряющую пропускную способность; в худшем – раскрывала секретные и конфиденциальные сведения.

Реальному миру так и так было плохо; потому «лени» этим и занимались.

Сейчас демон выкинул в сеть кучу биомедицинских материалов из обчищенной базы данных. Система пометила их как объект «потенциальной эпидемиологической важности». Ахилл приоткрыл крышку и заглянул внутрь.

И немедленно забыл о бредовых сплетнях из Лондона.

Внутри оказалось два объекта, оба кишели опасными патологиями. Дежарден не имел медицинского образования, да оно было и не нужно; друзья и советчики, собравшиеся вокруг него, вытянули из биохимических подробностей сводное резюме, которое даже он мог понять. Теперь ему подали пару генотипов с пометкой «особо опасны». Первый был улучшенной версией Бетагемота: большая сопротивляемость осмотическому стрессу, зубы для расщепления молекул острее. Более высокая вирулентность. Однако, по крайней мере, одна критическая характеристика оставалась неизменной. Подобно базовому Бетагемоту этот новый штамм был оптимизирован для жизни на дне моря.

В стандартной базе данных он отсутствовал, и возникал вопрос, что его технические характеристики делали в какой‑то скорой из Бангора.

Нового штамма было вполне достаточно, чтобы привлечь внимание Ахилла, даже если бы он явился в одиночку. Но он привел подругу, и вот она реально оказалась очень крутой. Той самой сучкой, которой так боялся Дежарден. Известие застало его врасплох.

Конечно, он понимал, что рано или поздно Сеппуку возьмет свое.

Но не ожидал, что кто‑то прямо в Америке станет ее культивировать.

ЗАГОН

Така проклинала собственную недальновидность. Слух‑ то они пустили. Рассказали всем о плане по спасению мира: о том, что нужны образцы, что в зоне падения опасно долго оставаться, что она будет ждать их в определенных местах и заберет груз. Они даже составили список тех, кто водил машину, или мотоцикл, или даже старый добрый велосипед; нашли адреса тех, у кого еще остался дом, а остальным сказали, чтобы регулярно отмечались: если все пойдет хорошо, они помогут спасти мир.

И все действительно пошло хорошо, а потом настолько плохо, да еще так быстро. У них было противоядие или его часть, но никакого заранее обговоренного сигнала для курьеров. И с чего им было так суетиться? Они могли уехать после полудня, отправиться куда‑то дальше. Могли бы дожидаться гонцов до завтра или даже до послезавтра, все равно у тех не было постоянного адреса, по которому их можно было разыскать. И вот теперь спасение мира в руках Таки и лишь жалкие шестьдесят минут, чтобы доставить его в безопасное место.

Уэллетт проехала от одного конца Фрипорта до другого, не отключая сирену, она отказалась от музыки, которой изо дня в день объявляла о своем прибытии, в пользу визга, надеясь, что призовет не только больных, но и здоровых.

Приходили и те и другие. Она предупреждала всех и говорила, что надо искать убежище; обещала матери со сломанной рукой и сыну с первой стадией Бетагемота, что вернется и поможет, когда потухнут пожары. Остальных просила направить к ней шестерых парней с машинами и любого другого, кто имел хоть какой‑то транспорт.

Первый объявился спустя тридцать минут. Спустя сорок минут подъехали еще двое; она отдала им драгоценные миллилитры янтарной жидкости и отправила в бегство. Така умоляла их отправить к ней остальных, если водители знали, где те находятся. Если она сама сможет их вовремя найти.

Сорок пять минут – и никого, кроме голодных или слабых. Она прогнала их рассказами об огнедышащих драконах, послала к рыбацкой пристани, когда‑то бывшей главной житницей города. Там, если им повезет, они могли прыгнуть в океан: не могли же подъемники выжечь всю Атлантику?

Пятьдесят минут.

«Я не могу ждать».

Но здесь были и другие люди, Така это знала. Люди, которых она сегодня не видела. Люди, которых не предупредила.

«Они не придут, Така. Хочешь их предостеречь, можешь начать бегать от двери до двери. Обойти все дома и лачуги в радиусе двадцати километров. У тебя есть десять минут».

Кен говорил ей, что они могут рассчитывать на шестьдесят. То есть минимум шестьдесят. Подъемники могут прилететь намного, намного позже.

Уэллетт знала, что сказал бы Дейв. У нее два литра культуры. Дейв сказал бы, что она еще сможет сыграть решающую роль, если не будет сидеть и дожидаться, пока вокруг разразится настоящий ад.

Но его может и не случиться. С чего они вообще так решили? Из‑за парочки огненных бурь, разразившихся после предотвращенных ракетных атак? А что насчет тех случаев, когда ракеты падали и ничего не происходило?

Ведь они должны были быть. А иногда разгорались пожары, происходили наводнения, но их ничто не предвещало. Корреляция не подразумевает причинно‑следственной связи... а тут и корреляция посредственная...

«Но Кену ее хватило».

Но Така совсем не знала Кена. Не знала его фамилии или фамилии Лор... Лени. Если бы пришельцы объяснили ей, кто они такие, то Уэллетт пришлось бы полагаться только на их слова, но похитители не удосужились рассказать пленнице даже это. А теперь она подозревала, что они даже имена себе придумали. Лори, к примеру, оказалась вовсе не Лори.

Така могла лишь верить Лори и Кену, полагаться на свои собственные размышления о том, чего ей не сказали, и думать о тревожащем сходстве между этой женщиной с имплантатами и демонами в сети...

Пятьдесят пять минут.

«Уезжай. Ты сделала все, что могла. Уезжай».

Она завела мотор.

Решившись, Така не оглядывалась. Она ехала по разбитому асфальту так быстро, как могла, думая о том, как бы не перевернуться из‑за выбоины. Страх рос вместе со скоростью – словно беспорядочные и заросшие развалины Фрипорта, его жалкие полуголодные обитатели каким‑то образом притупили ее инстинкт самосохранения. Теперь, выезжая из города, она чувствовала, что сердце вот‑вот выпрыгнет. Мысленно представляла, как сполохи пламени пожирают дорогу позади машины. Така сражалась с дорогой, сражалась с паникой.

«Ты едешь на юг, дура! Мы же были на юге, когда ушел сигнал, они оттуда начнут...»

Вдарив по тормозам, Уэллетт резко свернула на восток. Мири прошла поворот на двух колесах. На асфальт перед ней легла громадная тень, небо над головой внезапно потемнело. В голове сразу возник образ огромных пузырей, плюющихся огнем, но когда Така осмелилась взглянуть вверх, то увидела лишь нависшие над дорогой древесные кроны, буровато‑зеленые полосы мелькали по сторонам, заслоняя послеполуденное солнце.

«Но нет, солнце впереди, оно садится».

Огромная желто‑оранжевая капля зависла посередине освещенной арки в конце туннеля из деревьев, прямо над дорогой впереди. Она казалась размытой, так как Уэллетт видела ее под косым углом.

«Почему так поздно? Почему так поздно, ведь полдень был неда...»

Солнце начало поджигать деревья.

Така ударила по тормозам. Ремень безопасности впился в грудную клетку, швырнул обратно на сиденье. Мир погрузился в зловещую тишину: смолкла дробь камушков, летящих с дороги в дно фургона, прекратило дребезжать стукавшееся о стены Мири оборудование, висящее на крюках. Только издали слышался ни на что не похожий треск пламени.

Периметр локализации. Они начали с периферии и двигались к центру.

Така сдала назад, вцепившись в рычаг переключения передач, и начала разворачиваться. Фургон дернулся вбок, наклонился над кюветом. Снова вперед. Обратно, туда, откуда приехала. Шины буксовали в мягкой грязи по обочине.

Сверху послышался какой‑то свист, похожий на резкий выдох огромного кита, – этот звук Така еще ребенком слышала в архивах. Сполох пламени затопил дорогу, отрезав ей путь к отходу. Жар проникал сквозь ветровое стекло.

«О, господи! Боже мой!»

Она распахнула дверь. Горячий воздух обжег лицо. Ремень безопасности крепко удерживал ее на месте. Дрожащими пальцами Така с трудом отстегнула его и выпала на дорогу. Вскочила на ноги, опершись о борт Мири, пластик обжег руки.

Стена пламени неистовствовала буквально в десяти метрах от нее. Еще одна – та, которую Уэллетт по ошибке приняла за заходящее солнце, – полыхала чуть подальше, может быть метрах в шестидесяти, по другую сторону от лазарета. Она укрылась за более прохладным бортом машины. Так лучше. Но долго это не продлится.

«Бери культуру».

Механический стон, звук скручивающегося металла, проникающий до костей. Така посмотрела вверх: прямо над головой, позади мозаики из еще не сгоревших листьев и ветвей, она увидела изломанный силуэт громадного распухшего диска, неуклюже ползущего по небу.

«Бери культуру».

Огонь заблокировал дорогу спереди и сзади. Сквозь умирающий лес Мири пробиться не сможет, а вот Така – да. Все инстинкты, каждый нерв велели ей спасаться.

«Бери культуру! БЕГИ!»

Она распахнула пассажирскую дверь и перелезла через сиденье. Иконки, мерцавшие на задней стене кабины, казалось, тормозят намеренно. На приборной панели появилась маленькая гистограмма. Она поднималась со скоростью прилива.

Снова свист.

Лес по другую сторону дороги охватило пламя.

Для побега остался только один путь. «О, боже».

Гистограмма мигнула и исчезла. Панель выдала мешок с образцами, раздутый от жидкости. Така схватила его и побежала.

Свист.

Огонь прямо перед ней пролился с небес, подобно жидкому занавесу.

Пламя окружило Уэллетт со всех сторон.

В течение нескольких бесконечных и ничего не значащих секунд она пристально смотрела на огненную бурю. А потом со вздохом села на землю. Колени оставили углубления в размягчившемся асфальте. Жар, идущий от дороги, обжигал, но плоти было уже все равно. Така с легким удивлением заметила, что лицо и руки оставались сухими; температура испаряла пот из ее пор еще до того, как тот успевал увлажнить кожу. Интересный феномен. Она задумалась, писал ли кто‑нибудь об этом.

А впрочем, какая теперь разница.

Все равно ничего уже не поделать.