Текст книги "Рифтеры (Сборник)"

Автор книги: Питер Уоттс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 82 страниц)

АКТИНИЯ

Она стала падальшиком в собственном доме.

Теперь Су‑Хон фактически жила в своем кабинете. Там было все необходимое: окно в мир. Цель. Убежище.

Тем не менее ей приходилось есть и ходить в туалет. Раз или два за день она выбиралась из пещеры и справляла естественные потребности. С мужем Перро обычно не сталкивалась: из‑за работы ему довольно часто приходилось уезжать.

Но сейчас – «О, боже, ну почему именно сейчас?» – он оказался в гостиной.

Мартин копался в аквариуме, стоя спиной к двери. Перро почти удалось проскользнуть.

– Самец умер, – сказал он.

– Что?

Муж повернулся к ней. Рыба‑ласточка, бледная и неподвижная, оттягивала сачок, зажатый в его руке. Сквозь сетку слепо взирал на мир молочный глаз.

– Похоже, он умер уже давно, – добавил Мартин.

Су‑Хон взглянула на аквариум. Коричневые водоросли затянули стекло. Прекрасная актиния сморщилась и обтрепалась, ее щупальца вяло колыхались от течения.

– Господи, Марти. Ты даже не подумал аквариум вычистить?

– Я только что приехал. Я две недели был в Фэйр‑бэнксе.

Она забыла.

– Су, препараты не помогают. Я считаю, нам надо всерьез задуматься, не настроить ли тебе терапевта.

– У меня все нормально, – на автомате выдала Перро.

– Нет, не все. Я уже проверил, мы можем себе позволить такое лечение. Терапевт будет рядом круглые сутки, в любое время, когда тебе нужно.

– Я им не доверяю.

– Су, это же часть тебя. Можно сказать, он уже внутри, просто его еще не изолировали. И у него будет прямая связь с височной долей, ты сможешь говорить с ним так же запросто, как и со всеми остальными.

– Ты хочешь вырезать мне часть мозга.

– Нет, Су, просто перемонтировать, перепаять. Ты знаешь, что мозг может поддерживать около сотни полностью разумных личностей? Это совершенно не влияет на сенсорную или моторную активность. А тут будет лишь одна, и ей понадобится совсем немного пространства...

– Мой муж – ходячая брошюра.

– Су...

– Это диссоциативное расстройство личности, Мартин. Меня не волнует, какими миленькими именами его называют сейчас, и мне наплевать, сколько наших друзей живут счастливой полной жизнью, потому что слышат голоса в голове. Это болезнь.

– Су, пожалуйста. Я люблю тебя. Я просто стараюсь помочь.

– Тогда уйди с моей дороги.

Она побежала назад, в убежище.

* * *

Су‑Хон, ты здесь ?

– Да.

Хорошо. Оставайся на связи.

Помехи. Паутина соединений и перехватов, оранжевые нити, разросшиеся по всему континенту. Визуальный сигнал отсутствовал, один мрак повсюду.

Действуй.

– Лени? – спросила Перро.

– Ага. А я все думала, когда же они и до него доберутся.

– До чего?

– До визора. Су‑Хон, ты?

– Да.

– Ну хотя бы тут они не ошиблись.

Перро с благодарностью улыбнулась:

– У тебя как, все хорошо?

– Я выбралась. Отчасти благодаря тебе, полагаю. Ведь ты же была в том боте? В Янктоне?

– Я.

– Спасибо.

– Не меня благодари, а...

Перед глазами возникла картинка: рыба‑ласточка спасается в гнезде жалящих щупалец.

– ...актинию, – еле слышно закончила она.

На линии повисла тишина. А потом:

– Ты про что? Чушь какая‑то.

Перро тряхнула головой.

– Морскую актинию. Подводный хищник, питается рыбой, охотится из засады, но иногда...

– Я знаю, что такое актиния, Сьюз. И при чем тут она?

– Все почему‑то извратилось. Боты, подсказчики – вся система встала с ног на голову и теперь защищает то, на что должна нападать. Ясно?

– Не совсем. Но у меня всегда было туго с метафорами. – Тихий смех. – Я все еще не могу привыкнуть к тому, что я – морская звезда.

Перро заинтересовалась, но спрашивать не стала.

– Эта твоя актиния, – продолжила Кларк. – Она крутая. И сильная.

– Да.

– Тогда почему она настолько тупая?

– В смысле?

– У нее нет никакой системы, понимаешь? Я видела обсуждения – она описывала меня совершенно по‑разному, а потом просто зацепилась за образ, который прижился. А уж сколько психов она на меня наслала! Они ломились ко мне через запястник, визор – даже через торговые автоматы, представляешь? – и, только когда я вообще прекратила отвечать, она остановилась на тебе. Да любой гаплоид сообразил бы, что большинство из этих уродов и слушать‑то не стоит, но твоя актиния... она действует совершенно случайно. Почему?

– Не знаю.

– И ты даже не задумывалась на этот счет?

Разумеется, задумывалась. Но почему‑то этот вопрос

не казался особо достойным внимания.

– Может, поэтому ты и прошла, – сказала Кларк.

– Почему?

– Ты – хороший солдат. Тебе нужна цель, ты следуешь приказам, не задаешь неудобных вопросов. – Шепот помех, затем: – Су, почему ты мне помогаешь? Ты же видела, что обо мне говорят.

– Ты сама говорила, что там одна чушь.

– По большей части. Почти все. Но они подорвали Чэннер. Знали о последствиях и все равно подорвали. Они выжгли Полосу. А жизнь там, на рифте, она была... черт знает что там было. Что я принесла с собой.

– У тебя же чистый анализ крови.

– Тесты видят только то, что ищут. Ты не ответила на мой вопрос.

Но Су‑Хон молчала, и молчала долго.

– Потому что они пытались тебя раздавить, – сказала она наконец. – А ты по‑прежнему здесь.

– Хм. – Долгий вздох, шепотом растекшийся по шлемофону. – Су‑Хон, у тебя когда‑нибудь была собака? Домашнее животное?

– Нет.

– Ты знаешь, что произойдет, если собаку запереть одну в комнате и приходить к ней только раз в день, но не кормить, а бить?

Перро нервно засмеялась:

– Кто‑то действительно так делал?

– А произойдет следующее: собака – животное социальное, и ей становится одиноко, и она начинает с нетерпением ждать побоев. Напрашивается на них. Умоляет.

– О чем ты говоришь?

– Может, все вокруг настолько привыкли к побоям, что помогают любому, у кого ботинки побольше.

– А может, – сказала Перро, – мы так устали от этих побоев, что последуем за кем угодно, лишь бы он сопротивлялся.

– Да? И плевать на цену?

– А что нам терять?

– Ты даже не представляешь, как много.

– Но ты‑то представляешь. И, скорее всего, уже давно. Если опасность так велика, почему ты не сдалась? Не спасла мир? И саму себя?

– Мир получил по заслугам, – тихо и спокойно сказала Кларк.

– Так вот чем ты занимаешься? Просто... мстишь девяти миллиардам человек, которых даже не видела?

– Не знаю. Может, так было раньше.

– А теперь?

– Я... – Голос Лени надломился, сквозь трещину хлынули боль и смятение. – Су, я хочу домой.

– Ну так иди, – мягко сказала Перро. – Я тебе помогу.

Прерывистое дыхание, но Кларк быстро взяла себя в руки:

– Нет.

– Тебе может понадобиться...

– Послушай, ты мне уже не просто попутчица. Думаю, до Янктона нас обоих даже не было на прицеле, но теперь они все знают, а ты... ты серьезно расстроила их планы. Если они еще не выследили тебя, то работают над этим прямо сейчас.

– Ты забываешь о нашей актинии.

– Не забываю. Я просто не доверяю этой хреновине.

– Послушай...

– Су‑Хон, спасибо за все. Я серьезно. Но это слишком опасно. С каждой секундой этого разговора наш след становится только ярче. Если действительно хочешь мне помочь, тогда помоги сама себе. Больше не выходи со мной на связь. Уходи. Уезжай куда‑нибудь, где безопасно.

В горле Перро застыл комок

– А куда? Где теперь безопасно?

– Я не знаю. Мне очень жаль.

– Лени, послушай меня. Должен быть выход. Ты должна верить, за всем этим стоит какая‑то цель. Пожалуйста, просто...

Треск пластика под подошвой ботинка.

– Лени!

Во мраке перед Перро замерцала надпись: «Связь потеряна».

Она не знала, как долго сидела вот так, в своей личной пустоте. Со временем даже слова исчезли. Только в углу засветился какой‑то другой сигнал, крохотная, ритмично подмигивающая царапина на сетчатке. Чтобы сосредоточиться на нем, потребовалось почти сверхчеловеческое усилие.

Прощай.

Гласила надпись. И:

Актиния. Нам нравится.

В ТЫЛУ

Наугад проведенное траление выявило аномалию в пятнадцати узлах по левому борту. Именем «Лени Кларк» гудели тысячи каналов, но этот был непривычно чистым: никаких блуждающих пакетов, никаких прерываний связи, спотыканий и временных лагов, которые вечно захламляли обыкновенный трафик в Водовороте. На линии сидела куча фэнов с никами вроде «Шляпа кальмара» и «Белоглазый», и все восхищенно внимали некой сущности из гущи толпы, которая шепотом вливала им в уши дезинформацию. Она называло себя «Генералом» и говорила на тысячи разных голосов: голый базовый код принимал форму согласно настройкам каждого получателя.

Она моментально застыла, когда услышала, как Ахилл подбирается сзади.

Для мяса «Генерал» действовал слишком быстро. Он чуть даже не ускользнул от «ищеек», которых Ахилл пустил по следу аномалии: те облетели мир за несколько секунд, ныряя в шлюзы, спотыкаясь о дикую фауну, обнаруживая полусъеденные трупы там, где буквально несколько секунд назад еще жили и дышали системные реестры. Здесь, здесь и здесь: узлы, через которые прошли слова «Генерала». Логи трафика были до неузнаваемости искалечены выжигателями, заметавшими за ним следы. «Ищейки» размножились, и тысячи копий в унисон шмыгнули в каждый доступный порт, пытаясь решить проблему поиска грубым перевесом.

На этот раз им повезло. Флаг на консоли Дежардена поднялся через шесть секунд; нечто обосновалось в сервере на антенной решетке в Хоккайдо, и это был не «умный гель». Тех поблизости вообще не наблюдалось, по крайней мере, на четыре узла во всех направлениях. Но оно было темным, массивным и вело себя так тихо, что зафиксировать его местоположение не получалось. Аномалия просто находилась где‑то там. В глубине.

И когда Ахилл забросил сеть, дикая живность в панике рассыпалась при его приближении, но «Генерала» внутри не оказалось.

– Вот черт...

Дежарден потер глаза и оборвал связь. Вокруг него вновь проявилась истинная реальность – или, по крайней мере, та ее часть, что угодила в ловушку из стен его крохотного кабинета.

Хотя нет, вспомнил Ахилл. Это он попал в ловушку. Теперь, когда его не отвлекала погоня за призраками, он неожиданно все осознал полностью и бесповоротно.

Лабин ушел, и реальность стала хуже Водоворота.

* * *

Кто‑то положил руку ему на плечо. Он встрепенулся, а потом сразу осел в кресле.

– Кайфолом, как же хреново ты выглядишь, – с искренней добротой сказала Джовелланос.

Ахилл взглянул на нее:

– Может, Роуэн права.

– Роуэн? – Элис начала массировать ему плечи.

– Это не гели. Может, это действительно какой‑то... глобальный заговор. Я не могу найти других объяснений...

– Э... Кайфолом, ты, наверное, забыл, но я тебя не видела четыре дня. – От ее волос шел аромат какого‑то вымершего цветка из детства Дежардена. – Слышала, ты тут тусовался со всякими странными людьми, но я вообще не в курсе дела.

Ахилл махнул рукой в сторону консоли, но потом понял, что она там ничего не увидит, – он перенаправил весь поток информации прямо себе на имплантаты:

– Да все это движение. Рифтерский шик, или как там они его называют. Это такая стратегия размножения. Вот и все. Разве не дикость?

– Да? А что они распространяют‑то?

– Бетагемот, – прошептал Дежарден.

– Нет. – У нее аж руки упали. – Как?

– Там есть носитель. Рифтерша. Лени Кларк. И это движение – лишь дымовая завеса, чтобы ее не поймали.

– Да зачем, черт побери? Зачем кому‑то...

– Все начали гели. В смысле они не должны были, им поручили сдерживать Бетагемот, но...

– Они передали управление гелям?!

– А что еще оставалось делать? – Дежарден еле подавил нервный смешок. – Никто никому не верил. Все понимали, что будут жертвы, что придется, скорее всего, стерилизовать... немалые территории. Но предположим, Меркозавр [Имеется в виду Меркосур (MercadoComundelSur(исп.) – Общий южный рынок) – общий рынок стран Южной Америки, ведущий свое начало еще от экономического и политического соглашения между странами Южной Америки, заключенного в 1991–1994 годах. В расширительном смысле – рыночная экономика в целом.] скажет: «Эй, мы тут подсчитали, и Орегон придется пустить в расход для общего блага». Думаешь, Северная Америка просто ляжет кверху брюхом и поверит им на слово? Всем нужен был кто‑то, кто способен решать и действовать без всяких предпочтений...

– Твою мать... – прошептала Джовелланос.

– Они так усердно следили друг за другом, что даже не подумали о том, какие собственные правила могла изобрести сеть, которая всю свою жизнь защищала маленькое и простое от большого и сложного. А потом взяли и приказали гелям защитить огромный комплекс из пяти миллионов видов от одного жалкого наноба и теперь не поймут, с чего это система развернулась и укусила их за задницу.

Джовелланос промолчала.

– В общем, сейчас это к делу не относится. Гели потом выскоблили до последнего нейрона, но толку никакого. Там по‑прежнему что‑то есть. Я запалил урода четыре раза за последние сутки, а он все равно сбежал, просочился, как песок сквозь пальцы. Сейчас можно заменить каждый гель в Водовороте, и уже через неделю все новички подхватят заразу.

– Но если это не гели, то что?

– Не знаю. Наверное, специально выведенная штука, какая‑нибудь корпорация нашла лекарство и теперь распространяет Бетагемот, набивая себе цену. Но как им это удалось...

– Может, Тьюринг‑софт?

– Или берсеркеры. Я думал об этом. Но эти парни оставляют отпечатки – операционные сигнатуры на «железе», им нужна куча памяти. К тому же к настолько сложной штуке должна сбежаться куча местной живности.

– А ты ничего такого не видишь?

– Живности хватает, но больше ничего.

– А может, оно себя автоматически стирает, как только видит тебя?

– В логах сервера должны оставаться следы.

– Нет, если подправить лог перед удалением.

– Тогда удаление будет в файле. Я говорю тебе, Элис, это что‑то совсем другое.

– А что, если местная фауна отрастила себе мозги? – предположила Джовелланос.

Ахилл моргнул:

– Что?

– А почему нет? Она же эволюционирует. Может, взяла и поумнела.

Он покачал головой:

– Сети есть сети. Неважно, закодировал их кто‑то или они сами эволюционировали, но если они достаточно разумны для мыслительного процесса, то у них должна появиться определенная сигнатура. Я ее не вижу, и никто не видит. И к тому же я... полностью вымотался.

Ахилл наклонился вперед, опершись руками о пульт. Его голова словно весила тонну.

– Вставай, – спустя пару секунд скомандовала Джовелланос.

– Что?

– Мы отправляемся в «Реактор Пикеринга». Куплю тебе дерму. А то и десять.

Он снова покачал головой:

– Спасибо, Элис, но я не могу.

– Я проверила логи, Кайфолом. Ты не выходил из здания уже сорок часов. Недосыпание снижает уровень интеллекта, ты в курсе? У тебя сейчас ай‑кью на уровне комнатной температуры. Пора отдохнуть.

Дежарден взглянул на нее:

– Я не могу. Если уйду...

«Не беспокойся об этом», – сказал напоследок Лабин.

– ...то могу уже не вернуться.

Элис нахмурилась:

– С чего бы?

«Я сорвался с поводка, – подумал он. – Я свободен».

– Лабин... Тот тип сделал со мной что‑то, и если «ищейки»...

Она твердо взяла его за руку:

– Пошли.

– Элис, ты не знаешь, о чем...

– Может, я знаю больше, чем ты думаешь, Кайфолом. Если подозреваешь, что не пройдешь анализ крови, это может стать проблемой, а может, и нет, но решение‑то все равно придется принимать, раньше или позже. Или ты планируешь остаток жизни провести в этих четырех стенах?

– Наверное, еще пять дней... – Ахилл так устал.

– Я знаю, что делаю, Кайфолом. Доверься мне.

Дежарден выдавил из себя слабый смешок:

– Люди постоянно меня об этом просят.

– Может, и так, но я‑то серьезно. – Она поставила его на ноги. – К тому же мне надо тебе кое о чем рассказать.

Ахилл так и не смог собраться с духом и войти в «Реактор»: слишком много вокруг ушей, а осмотрительность не отпускала его даже теперь, без Трипа Вины. Поэтому и под открытым небом он чувствовал себя неуютно. У небес тоже были глаза.

Они шли наугад, не выбирая дороги. На пути время от времени попадались клумбы с кудзу₄; волокнистые крылья ветряков медленно вращались на крышах зданий, вдоль пешеходных дорожек – везде, где их сумели вживить в местный архитектурный ландшафт. Элис все выслушала без единого слова: Лабин, Роуэн, Трип Вины. Автономия, о которой не просили.

– Ты уверен? – спросила она наконец. Сверху мерцал уличный фонарь. – Он тебе не мог солгать? Насчет Роуэн‑то соврал.

– Нет, тут он сказал правду. Поверь мне, Элис. Он держал меня за горло, и я просто запел, выложил все то, чего Трип никогда бы не позволил сказать.

– Я не о том. Я верю, что ты слез с Трипа, это не обсуждается. Не верю просто, что Лабин к этому причастен.

– Почему?

– Я думаю, он это выяснил уже задним числом, по факту, – продолжила Джовелланос, – и воспользовался открытием в своих целях. Не знаю, что было в дермах, которые он тебе дал, но спорю на годовой запас корма для Мандельброт, что ты прямо сейчас можешь пройти мимо «ищеек», а они даже не дернутся.

– Да ну? А ты бы с таким же оптимизмом говорила, если бы была на моем месте?

– Гарантированно.

– Блин, Элис, я не шучу.

– Знаю, Кайфолом. Я тоже.

– Но если не Лабин снял меня с Трипа, то кто...

Лицо Элис растворялось в сумерках, словно улыбка Чеширского кота.

– Элис?

– Эй, – пожала она плечами, – ты же всегда знал,

что у меня немного радикальные взгляды.

* * *

– Элис, твою мать! – Дежарден обхватил голову руками. – Как ты могла?

– Это было легче, чем ты думаешь. Всего‑то создать аналог Трипа с дополнительной боковой группой...

– Да я не о том. Ты знаешь, что я имею в виду.

Она встала перед ним, загородив путь.

– Послушай, Кайфолом. У тебя мозгов в десять раз больше, чем у всех этих дебилов, а ты им позволил превратить себя в куклу.

– Я не кукла.

– Теперь точно нет.

– И никогда не был.

– Был‑был. Прямо как Лабин.

– Я не имею с ним ничего...

– Они превратили тебя в рефлекторную дугу, друг мой. Взяли твое серое вещество и подсадили туда чистейший безусловный рефлекс.

– Да пошла ты. Ты же прекрасно знаешь, что это неправда.

Джовелланос положила руку на плечо Ахилла:

– Послушай, я не виню тебя за то, что ты не желаешь признавать факты...

Он стряхнул ее ладонь.

– Да какие еще факты! Ты думаешь, инстинкты и рефлексы могут справиться с решениями, которые я принимаю на работе каждый божий час? Ты думаешь, влет просчитать сотни переменных можно вот так просто, без всякой автономии? Боже, я...

«...может, и раб, но не робот». Он с трудом удержал себя, слова так и рвались изо рта: нет смысла давать Элис новые козыри.

– Мы вернули тебе жизнь, – спокойно ответила Джовелланос.

– Мы?

– Нас таких немало. Мы вроде как политические, правда, с организацией беда.

– О, боже. – Дежарден покачал головой. – А ты не могла спросить, нужна ли мне твоя помощь?

– Ты бы сказал «нет». Трип не дал бы тебе другого выхода. В этом и смысл.

– А если бы я в любом случае отказался? Тебе такая мысль в голову не приходила? Я еще до обеда могу убить полмиллиона человек; ты не подумала, что предохранители в таком деле не помешают? Про афоризмы насчет абсолютной власти не забыла?

– О них я помню всегда, – ответила Джовелланос. – Каждый раз, когда вижу Лерцмана или Роуэн.

– Да мне плевать на Лерцмана и на эту долбаную Роуэн! Ты это со мной сделала!

– Не с тобой, а ради тебя, Ахилл.

Он с удивлением взглянул на нее:

– Как ты меня назвала?

– Ахилл.

– Господи!

– Послушай, ты в полной безопасности. «Ищейки» не найдут ничего подозрительного. В этом прелесть замысла. Спартак не трогает Трип. Он просто блокирует рецепторы.

– Спартак? Так вы его называете?

Элис кивнула.

– И что это значит?

– Смотри, смысл в том...

– И почему сейчас? – Дежарден всплеснул руками. – Хуже времени ты выбрать просто не могла.

Она покачала головой:

– Кайфолом, ты стоишь у руля, а весь мир висит на волоске. Именно сейчас тебе нужна предельно ясная голова. Ты не можешь позволить себе действовать в интересах корпов. Никто не может.

Ахилл уставился на нее:

– Элис, какая же ты все‑таки лицемерка. Ты меня заразила. Не спросила, даже не сказала, а просто подсадила какой‑то вирус, из‑за которого я мог вылететь с работы или того хуже...

Джовелланос подняла руки, словно защищаясь от его слов:

– Ахилл, я...

– Да, да, ты все сделала для меня. Какая альтруистка! Запихнула мне в глотку вашего Спартака, хотел я того или нет, патентованную автономию по‑домашнему. Я твой друг, Элис! Зачем ты так со мной?

Она какое‑то время не сводила с него глаз, стоя в лучах умирающего света, а потом ответила холодным, злым голосом:

– Ух ты, а наш чертов вундеркинд и не в курсе? Почему бы тебе не провести пат‑анализ или еще что‑нибудь в том же духе?

А потом Элис развернулась и ушла.

СПАРТАК

«Ахилл, ты иногда такой кретин, что поверить невозможно.

Ты прекрасно знаешь, чем я рисковала, когда вчера тебе призналась. И ты знаешь, чем я рискую, отправляя тебе письмо, – оно автоматически удалится, но наши уроды могут просканировать что угодно, если захотят. И это часть проблемы, вот почему я вообще решилась тебе помочь.

Извини, что психанула. Просто разговор пошел немного не так, как я ожидала. Но у меня есть для тебя кое‑какие ответы. Ты просто выслушай меня, ладно? Просто выслушай.

Я слышала, как ты говорил о доверии и предательстве, и, может, в некоторых твоих словах больше истины, чем мне хотелось бы. Но разве ты не понимаешь, что спрашивать тебя заранее не было никакого толку?

Пока на сцене Трип, ты не можешь дать ответа сам. Ты настаиваешь, что тут я ошибаюсь, талдычишь о судьбоносных решениях, которые принимаешь, о тысячах переменных, которыми жонглируешь, но, Ахилл, дорогой мой, кто тебе сказал, что свободная воля – это всего лишь какой‑то сложный алгоритм?

Посмотри как‑нибудь на танцующих пчел. Ты не поверишь, о чем они там говорят. Высота солнца, топографические приметы, отметки времени – они рисуют карты дорог к лучшим источникам еды в масштабе до сантиметра, и все это пару раз вильнув задом. Но делает ли это их свободными? Почему мы тогда ассоциируем пчел с монотонным трудом?

Посмотри на физику паутины. Черт, да взгляни, как собака ловит мяч, – это же баллистическая математика. В мире куча глупых животных, которые действуют так, словно жонглируют в уме дифференциалами третьего порядка, но это все лишь инстинкт. Не свобода. Даже не разум. И ты твердишь мне о какой‑то автономности только потому, что можешь идти по дереву решений с парой десятков переменных?

Я знаю, что ты не хочешь терять объективности. Но разве порядочный честный человек – не страж самому себе, ты об этом не думал? Может, совсем и необязательно позволять им превращать себя в большой условный рефлекс. Просто ты сам хочешь этого, ведь потом ты ни за что не несешь ответственности. Так легко, когда не надо принимать решений самому. Это почти как наркотик. Может, ты на него подсел, а сейчас у тебя синдром отмены.

Ты ведь, наверное, даже не знаешь, что они на самом деле у тебя отобрали, правда? И не интересовался? Разумеется, ты читал все эти мотивирующие брошюрки о «служении общему благу» и выучил достаточно для прохождения тестов, но это же всего лишь обручи, прыгнул через них – и ты в новой налоговой группе. Ну в самом деле. Боже, Кайфолом, не пойми меня неправильно, ты – настоящий гений, когда дело касается симуляций и непараметрических показателей, но в реальном мире ты не сообразишь, что тебя хотят, даже если человек встанет на колени и расстегнет ширинку на твоих брюках. И тут я вполне серьезно.

В общем, то, что они украли, мы вернули. И я хочу тебе рассказать, что конкретно мы сделали, потому как невежество порождает страх, и все такое. Сам знаешь.

Ты в курсе насчет рецепторов Минского в лобных долях и что нейротрансмиттеры вины привязаны к ним, а ты воспринимаешь это как угрызения совести. Корпы создали Трип так: они вырезали из паразитов парочку генов, отвечающих за изменение поведения, и подправили их: чем более виноватым ты себя чувствуешь, тем больше Трипа закачивается тебе в мозг. Он связывается с нейротрансмиттерами, которые в результате изменяют конформацию и фактически забивают двигательные пути, а у тебя наступает паралич.

Между прочим, поэтому тебе так нравятся кошки. Чтобы перепрыгнуть на другого носителя, самая обычная токсоплазма превращает грызунов в любителей хищников. Ставлю сотню квебаксов, что до уколов ты не был таким жалким рабом Мандельброт, я права?

В общем, Спартак – это аналог вины. Он взаимодействует с теми же участками, что и Трип, но конформация у него немного другая, поэтому Спартак забивает рецепторы Минского, но больше не делает практически ничего. К тому же он распадается медленнее, чем обычные трансмиттеры вины, достигает более высокой концентрации в мозгу и в конце концов подавляет активные центры простым количеством.

В этом вся прелесть замысла, Кайфолом: выработка естественных трансмиттеров и Трипа не снижается, а потому через любую проверку ты пройдешь чистеньким. Даже анализ на более сложные формы даст положительный результат, ведь базовый комплекс по‑прежнему с нами – он просто не может найти свободных рецепторов, за которые мог бы зацепиться.

Так что ты в безопасности. Честно. «Ищейки» – не проблема. Я не подвергла бы тебя опасности, Ахилл, поверь мне. Ты слишком много... Ты для меня слишком хороший друг, чтобы так тебя подставлять.

Такие дела. Я рискнула, а дальше все в твоих руках. Впрочем, если сдашь меня, знай: это твое решение. Как бы ты его ни рационализировал, какую‑нибудь тупую длинноцепочечную молекулу ты винить больше не сможешь. Все ты, все – твоя свободная воля.

Потому воспользуйся ей и подумай обо всем, что ты сделал и почему, а потом спроси себя, действительно ли у тебя нет никаких моральных ориентиров. Неужели ты не смог бы принять всех этих жестких решений не отдавая себя в рабство кучке деспотов? Я думаю, смог бы, Ахилл. Ты порядочный человек, и тебе не нужны их кнуты и пряники. Я в это верю. И ставлю на это все.

В общем, ты знаешь, где меня искать. Знаешь, какой у тебя выбор. Можешь присоединиться ко мне или вонзить нож в спину. Выбор за тобой.

С любовью, Элис».