Текст книги "Рифтеры (Сборник)"

Автор книги: Питер Уоттс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 82 страниц)

АФАЛИНЫ

По официальным данным, последний раз ее видели в Янктоне. Су‑Сент‑Мари приютился в восточном углу Верхнего озера. Прямая линия между двумя этими точками проходила через озеро Мичиган.

Лабин в точности знал, где надо разбить лагерь.

Сейчас Великие озера были уже не такими великими, дефицит воды в двадцать первом веке сократил их объем на двадцать пять процентов. (По мнению Кена, это была не такая уж большая цена за предотвращение войн за воду по всей планете.) Но Кларк была рифтером, а озера – по‑прежнему глубокими и темными. К тому же находились прямо по пути. Спасаясь от преследования, любая амфибия была бы полной дурой, не воспользовавшись таким преимуществом.

Разумеется, любая амфибия с IQ выше комнатной температуры понимала, что именно там ее станут поджидать враги.

Кен стоял в четырехстах метрах от северного берега Мичигана. Непрерывная кромка промышленной прибрежной зоны тянулась от Уайтинга до Эванстона, едва видимая между сушей и водой: темные широкие полосы старой грязи, которые сходили за береговую линию там, где не надо было заходить на глубину.

– Прогноз погоды проверял? – спросил Бертон, африканер, все еще злой от того, что Лабин отобрал у него командирские полномочия во имя спасения мира. Ореол голографического света, идущего от интерактивной панели, озарял снизу его лицо.

Лабин покачал головой. Бертон смотрел в иллюминатор обзорной площадки подъемника. Сверху надвигалась тьма, словно кто‑то расстилал по небу большой черный ковер.

– Прогноз повысили до восьмерки. Дойдет до нас через час. Если она по‑прежнему дышит водой, то ей эта способность понадобится даже на берегу.

Кен хмыкнул и запустил общее сканирование чикагской береговой линии. Естественно, никаких значимых результатов не получил. Под зловещим небом суетились похожие на муравьев гражданские. «Возможно, она прямо сейчас стоит там, внизу. В любой момент одна из этих букашек прямо на моих глазах прыгнет с мола, и все закончится. Или я ее даже не замечу, что более вероятно. Все наши «оводы», все войска могут сколько угодно рыскать вокруг, пока не грянет буря, а она будет сидеть в безопасности и холоде, притаившись в грязной воде на глубине в сто пятьдесят метров».

– Ты все‑таки думаешь, что она попробует здесь пройти, – сказал Бертон.

Лабин прикоснулся к панели; карта уменьшилась в масштабах, раскрасив воздушное пространство в искусственные цвета штормового фронта.

– Хотя и уверена, что мы встанем у нее на пути, – продолжил африканер.

Сейчас, правда, они были далеко не на ее пути, а по‑прежнему висели в воздухе, ожидая наводки. Слишком много подходов – внизу царили мегаполисные джунгли с трубами, проводами и радиосигналами, среди которых одиночная уникальная сигнатура могла прятаться бесконечно. Некоторые места исключили из зоны поиска сразу. Кларк была достаточно умна и не стала бы пробираться по отмелям – некоторые в целый километр шириной, – которые остались после того, как вода спала. Она будет держаться промышленных районов, в зданиях или под крышами, где ее сигнал потонет в общем шуме, а сама она останется незамеченной.

Они точно знали, что она где‑то в Чикаго; патрульный «овод» засек характерный для рифтеров электромагнитный сигнал еще утром, хотя и быстро потерял его. Другой почуял то же самое через вестибюльное окно «Холидей Инн»; когда прибыли подкрепления, след уже остыл, но запись с камер в холле сомнения развеяла. Кларк была в Чикаго; Лабин отозвал все отряды от Кливленда до

Детройта и стянул их в единое кольцо вокруг района, где засекли цель.

– Ты что‑то слишком уверен, учитывая ртутное отравление, – заметил Бертон. – Ты об этом кому‑нибудь наверх сообщил?

– Я хочу, чтобы дельфинов отправили вот сюда, – сказал Лабин, указав на точку в схеме. – Проследи за этим, хорошо?

– Разумеется. – Бертон перешел к своему пульту.

Кен какое‑то время смотрел ему в спину.

«Терпение, Бертон. Скоро ты получишь свой шанс.

Если я облажаюсь...»

Если он облажается снова, вообще‑то.

Он все еще не мог в это поверить. Столько заказывал анализов крови, столько сканировал путей в организме, а про тяжелые металлы ни разу не подумал. Кен несколько недель питался сырыми морепродуктами, но очевидная мысль ему в голову так и не пришла.

«Идиот», – повторил он про себя, наверное, уже в тысячный раз.

Медики Энергосети выяснили это, когда чистили его от Бетагемота. Они даже заверили его, что он ни в чем не виноват. Тяжелые металлы влияют на мозг, вот в чем штука. Ртуть притупила его способности, говорили они. С учетом всех обстоятельств Лабин показал себя даже лучше, чем ожидалось.

Но, возможно, Бертон справился бы лучше. И возможно, знал об этом.

Африканер никогда его особо не любил, Лабин все прекрасно понимал, хотя и не был уверен, почему. Конечно, если в клетки мужчины ввести Руанду, трудно ожидать, что это не скажется на характерной для альфа‑особей склонности бодаться со всеми и вся, но бесстрастие в этой работе ценили больше безжалостности; возможности самоконтроля у них обоих прокачали даже сильнее, чем способность к так называемым «необходимым действиям».

Кен выкинул соперника из головы и сосредоточился на задании. С Чикаго круг вариантов несколько сужался, хотя Кларк все равно не поймать, пока она сама не сделает ход. Об этом позаботилась простая геометрия πr²: стоит вдвое увеличить радиус поиска, и эффективность упадет в четыре раза. Береговая линия была бутылочным горлышком: где бы ни находилась Кларк сейчас, она все равно направится сюда. И по мере приближения к цели количество противников вокруг нее будет расти по экспоненте, в точности согласно закону обратных квадратов. Многие подчиненные Лабина рассчитывали, что возьмут ее еще до того, как она доберется до воды. Правда, сам он сильной уверенности в успехе не питал. Кларк не обладала специальными навыками или тренировкой солдата, у нее не было «оводов» и говорящих пушек, но кое‑чем она все‑таки могла похвастаться. Она была умна, жестока и вела себя не так, как нормальный человек. Боль, к примеру, не пугала ее совершенно.

И еще Лени ненавидела, более чистой и совершенной ненависти Лабин не встречал никогда.

К тому же ей помогало пол‑Водоворота. По крайней мере до недавнего времени. Кену было искренне интересно, не привыкла ли Кларк к такому сказочному везению. Не поверила ли в свою пиар‑кампанию, не возомнила ли себя непобедимой? Понимала ли, что теперь снова сама по себе?

Кен надеялся, что нет. Ее самоуверенность работала на пользу Лабину.

Бертон по‑прежнему считал, что цель не станет рисковать и соваться прямо в пекло. Он хотел спуститься с небес, ввести в городе военное положение, закупорить все эти трущобы наглухо, до последней заклепки, а потом обыскивать комнату за комнатой хоть до следующего тысячелетия, если понадобится. Бертону не хватало терпения и тонкости. Он не ценил πr². Но нельзя поймать рыбу гоняясь за ней с сетью по всему океану; надо раскинуть невод там, куда рыба поплывет сама, и просто ждать.

Однако африканер считал, что вот эта конкретная рыба не попрется в эту конкретную сеть. Она же не дура. Ей всего‑то надо отсидеться где‑нибудь и переждать. Совершенно резонная мысль, если не знать того, что знал Лабин.

Если не понимать, что Лени Кларк соскучилась по дому. Проще некуда.

Далекая бездна незаживающей раной ныла внутри нее, и пусть озеро Мичиган казалось лишь убогой имитацией глубоководного мира, но лучше такая, чем никакой. Ни гейзеров, ни холодно‑горячих кристально чистых потоков, ни светящихся монстров, озаряющих путь, – но, по крайней мере, там были пятнадцать атмосфер и даже студеная тьма, если держаться дна. А взвеси и течения вполне могли скрыть предательский тепловой след. Лабин знал, что всего этого вполне достаточно.

Знал, что необоримое желание заставит Лени выбрать самый короткий путь. Понял, как только получил данные о крохотном очаге инфекции в Карибу‑Тарги. Полностью мертвый участок высокогорного леса, где показатели превысили все нормы. Нечто, когда‑то бывшее мужчиной, коконом свернулось вокруг чего‑то, когда‑то бывшего девочкой. Команда даже не стала проверять озеро, а сразу выжгла район, как и все остальные. Только по настоянию

Лабина – когда тот запоздало проанализировал историю локализации – они отправили туда дистанционник и исследовали дно. Тогда и заметили странный пятачок на пятидесятиметровой глубине, где кто‑то во все стороны раскидал гальку и плавник, хотя там жили исключительно насекомые. Словно что‑то ушло на дно, и ему там совершенно не понравилось, и оно принялось царапать, бить камень, как будто пытаясь прорыть туннель до земного ядра. Когда Лабин увидел телеметрию, то все понял.

Он чувствовал то же самое и тогда, и сейчас. Кларк походила на рыбу, которая очень долго обходилась без воды, и арсенала Бертона не боялась. Она шла к озеру.

И если гигантские черные облака‑наковальни, идущие с юга, хоть что‑то значили, то она несла с собой сам гнев Господень.

«Может, Лени все спланировала, – праздно подумал Кен. – Призвала шторм так же, как землетрясение».

Поверить легенде было легко, даже соблазнительно. Но для объяснения грозового фронта, надвигающегося на Чикаго, никакого колдовства не требовалось: весенние жестокие бури на этой части континента были нормой вот уже двадцать лет. Просто еще один долгосрочный сюрприз, порожденный хаотическим набором причин и следствий, который назвали «изменением климата».

Некоторым отраслям экономики бури даже пошли на пользу. Рынок ударопрочных окон еще никогда не переживал такого расцвета.

Лени не призывала стихий, но ей явно хватало ума, чтобы ими воспользоваться. Возможно, прямо сейчас она выжидала, сопротивляясь неумолимому зову темной воды, пока погода не развернется во всю мощь и не засунет всем палки в колеса.

Впрочем, все к лучшему. Так Кларк еще больше поверит в собственный успех.

Интерком кабины запиликал в ухе:

– Фронт приближается слишком быстро, сэр. Нам нужно или подниматься, или приземляться.

– Сколько? – спросил Лабин.

– Полчаса максимум.

Снаружи небо озарила ослепительно‑белая вспышка. От далекого раската грома вздрогнула палуба.

– Хорошо. – Кен увеличил картинку.

В трехстах метрах под ним озеро Мичиган превратилось в кипящий серый котел с металлоломом. Между ним и подъемником находилось с дюжину стелс‑транспортеров, раскинув сети Тэйера в режиме «защитной мимикрии». При желании их можно было различить; хроматофоры слегка запаздывали, подражая быстрым фракталам. Но любому гражданскому сейчас казалось, что подъемник висит в гордом одиночестве.

– Дельфины внизу, – доложил Бертон с другой стороны отсека. – И у нас неполадки с монитором в ливневом канале около Южного Абер...

Лабин оборвал его взмахом руки: на интерактивной панели засверкал белый бриллиант. Секунду спустя запищал комм:

– Западный Рэндольф, – доложил кто‑то из глубин Чикаго. – Объект только что миновал реку. Движется на восток.

Они растянули паутинные сети в стратегически важных местах вдоль реки Чикаго вдобавок к обычным антианомальным электроловушкам; Кларк уже умудрилась перебраться через одну реку, обойдя облаву, и существовал немалый шанс, что она попытается снова выкинуть тот же трюк. Но не повезло. Сигнал пришел не с той стороны баррикад. «Овод» засек женщину с аурой, совершенно не совпадавшей с ее внешним видом. И вошла она в дверь, ведущую в пустой коммерческий «муравейник» с сотней входов и выходов.

Лабин перестроил войска. Два вертолета ушли к воде так низко, что до них доставали плевки волн, и разродились близнецами – мини‑подлодками, похожими на детенышей китов‑полосатиков. Те разместились по дуге в двух километрах от берега, и каждая, в свою очередь, выпростала выводок «шпионов», широкой сетью распределившихся от поверхности до дна.

Остальные вертолеты приземлились на территории, простирающейся от аэропорта Мейгс‑Филд до доков Гранд‑авеню, извергли свой груз и затаились, пережидая приближающийся шторм. За ними пришла очередь подъемника, тот завис в пятидесяти метрах над молом; из брюха машины вывалилась и разложилась трубка, похожая на абсурдно длинный хоботок, и Лабин скользнул по ней вниз. К тому времени, как массивный летательный аппарат неуклюже поплыл прочь, у подножия Ист‑Монро уже установили командный центр.

Стоя на крепчающем ветру, Кен взглянул через край нового мола Чикаго. Испещренный полосами серый утес плавно поднимался к самой ограде. Решетчатые пасти ливневых каналов размеренным пунктиром усеивали облицовку, сочась тонкими струйками сточных вод. Каждое отверстие было в два раза выше роста человека. Лабин прикинул масштаб и кивнул сам себе: ячейки в решетке были узкими, сквозь них никто пролезть не мог.

Мимо пронесся низко летящий геликоптер, подняв брызги воды; за ним волны набухли и загустели желатиновой полосой. Лабин приказал загелить всю прибрежную зону от Лейкшора до Мейгс; буря, конечно, рано или поздно разорвет сцеп пену на волокна, но если Кларк прыгнет с моста до того, то застрянет, словно муравей в смоле. На дальнем краю застывшего участка болталась плавучая площадка, окольцованная надувным поясом, который скакал на волнах бескостным змеем. Лабин стукнул по кнопке на боку визора; огороженное место сразу попало в фокус.

«Вот они».

Буквально на секунду в мокрой ряби мелькнула скользкая серая спина, металлические пластины тускло мерцали вдоль кромки спинного плавника. Потом еще одна. Всего их было шесть, но на поверхность они всегда всплывали только поодиночке.

Ветер стих.

Лабин стянул с головы шлемофон и посмотрел вокруг невооруженным глазом. Близился полдень, а темно было, как при солнечном затмении. Над головой бесшумно кипело небо, медленно и угрожающе клубясь.

Отдаленный громыхающий рев каскадом пронесся по городу: это с грохотом захлопнулись противоураганные ставни в тысяче евклидовых каньонов, словно сами здания аплодировали подъему давно запоздавшего занавеса. Одинокая и совершенная капля размером с ноготь большого пальца расплющилась об асфальт у ног Лабина.

Он повернулся и вошел в командный пункт.

Практически все пространство единственного помещения занял еще один интерактивный пульт, ожившая галлюцинация. Лабин изучил шахматную доску: от береговой линии тянулись два рукава безопасности, уходя на северо‑запад от Гранд‑авеню и на юго‑запад от автомагистрали Эйзенхауэра. Они создавали трубу, которая должна была направить Кларк туда, куда она не хотела.

В двух с половиной километрах от мола свора «оводов» и экзоскелов выстроилась ровной линией с севера на юг, запечатывая эстакады и туннели.

Установленные рубежи отрезали от остального мира семь с половиной квадратных километров. Транспорт на поверхности двигался изнутри и снаружи зоны, но не через нее; сеть рапитрана вырубили полностью по всей ширине участка. Информационные потоки заняли чуть больше времени...

«...да тут, похоже, очередной карантин выставили, чтоб их, в общем, посидеть мы не сможем. Алло? Алло? Вашу мать...»

...но в конце концов даже электроны проявили уважение к новым границам. Цель, собственно, была известна именно тем, что получала помощь из сети.

Но просто вырезать параллелограмм из мира было недостаточно. Кларк по‑прежнему передвигалась там, среди сотни тысяч овец. На какое‑то время Лабин спустил Бертона с поводка.

В углу центра светловолосая перуанка проверяла возможности пульта телеметрии. Кен подошел к ней, пока Бертон упивался вновь обретенной властью:

– Кинсман, как они там поживают?

– Жалуются на шум. И они ненавидят операции в пресной воде. Чувствуют себя слишком тяжелыми.

Ее рабочее место напоминало матрицу, составленную из сигналов с камер, установленных на передней кромке спинного плавника каждого дельфина. Нижний край каждого окна закрывал серый полумесяц – там застилали вид лобные линзы животных. На фоне скользили рядом друг с другом в зеленой тьме призрачные формы.

Бесконечное движение. Эти чудовища не спали по‑настоящему: иногда отключалось одно полушарие головного мозга, иногда – другое, но, чтобы оба одновременно провалились в бессознательное состояние, такого не бывало никогда. Переделанные из диких афалин всего четыре поколения назад, они несли в плавниках и ластах имплантаты, которые заставляли по‑новому взглянуть на понятие «режущей кромки», а способности дельфинов к эхолокации, отполированные за шестьдесят миллионов лет, отличались такой изысканностью, что «железо» с ними не сравнялось до сих пор. Человечество годами пыталось привлечь китообразных к делу. Большие и тупые пилотируемые киты, всегда готовые услужить. Косатки, слишком большие для тайных операций и склонные к психозу при действиях в ограниченном пространстве. Белобочки, большелобики и все эти чопорные слабаки из тропических океанов. Но афалины подошли лучше всех, они всегда такими были. Дельфины рода Tursiops отличались не просто умом, а еще и коварством.

Если Кларк зайдет так далеко, их она не заметит никогда.

– Что там насчет шума?

– На промышленных береговых линиях громко даже при нормальных условиях, – сказала Кинсман. – Они похожи на эхокамеры, тут слишком много плоских отражающих поверхностей. Представьте, что вам светят фонарем в глаза. Вот дельфины сейчас чувствуют себя так же.

– Они просто жалуются или это может помешать операции?

– И то и другое. Сейчас все не так плохо, но, когда пойдет вода из ливневых каналов, у нас появится с десяток источников пены по всей длине мола. Очень много шума, пузыри, всякий мусор поднимется со дна. В идеальных условиях мои ребята могут отследить мячик для пинг‑понга на расстоянии в сотню метров, но при таком раскладе... я бы сказала, метров десять, от силы двадцать.

– При такой погоде они все равно самый лучший вариант.

– Это да.

Лабин оставил Кинсман и, подхватив с пола свой рюкзак, вышел из звуконепроницаемого центра. Буря накинулась на него со всех сторон, а ливень промочил до нитки. Небо наверху своим мраком походило на асфальт внизу; оба сверкали белыми вспышками, когда молнии разрывали пространство между ними. Люди Лабина стояли, не скрываясь, на постах вдоль дамбы, заняв каждую выгодную точку обзора. От воды они казались скользкими и черными, как рифтеры после погружения.

Само собой разумелось, что стрелять будут на поражение. Но даже этого могло не хватить. Если Кларк заберется так далеко, то на набережной предостаточно мест, откуда можно спрыгнуть в озеро. Что вполне укладывалось в план. Лабин этого даже ожидал, затем и привезли сюда подлодки, «шпионов» и дельфинов.

Вот только подлодки были бесполезны около берега, а теперь Кинсман заявила, что дельфины смогут засечь цель лишь в нескольких метрах от себя.

Кен поставил рюкзак на асфальт и расстегнул молнию.

«Но, если дельфины не могут ее поймать, с чего ты решил, что справишься сам?»

Как ни странно, он знал ответ на этот вопрос.

Когда Лабин вернулся, Бертон уже ждал его.

– Мы тут окружили группу... о, как мило. Это что, дань уважения врагу? В его последний час?

Кен выдавил из себя слабую улыбку и мысленно пожелал, чтобы Бертон когда‑нибудь превратился в угрозу для корпоративной безопасности. В линзах было неприятно, глаза к ним еще не привыкли.

– Что у нас?

– У нас тут группа людей, которые одеты прямо как ты, – ответил Бертон. – Никто из них Кларк не видел... более того, никто из них даже не знал, что она в городе. Похоже, Актиния теряет хватку.

– Актиния?

– Ты не слышал? Ее теперь так называют.

– А почему?

– Без понятия.

Лабин подошел к шахматной доске: шесть цилиндрических голубых иконок сияли в точках, где гражданских удерживали для «содействия ведущемуся следствию».

– Конечно, нам еще далеко до проверки всего населения, – продолжил Бертон. – Пока мы сосредоточились на явных фэнах, на переодетых. Таких среди гражданских еще предостаточно. Но из допросов ясно, что они ничего не знают. Кларк могла бы собрать армию, если бы захотела, но, судя по всему, не попросила у них даже сэндвич. И это очень странно.

Лабин снова натянул на голову шлемофон и холодно заметил:

– Я бы сказал, что это ставит Кларк в выгодное положение. Она, похоже, загнала тебя в тупик.

– Есть и другие подозреваемые, – возразил Бертон. – И множество. Мы ее выследим.

– Удачи, – тактический дисплей на визоре Лабина почему‑то оказался черно‑белым. «Ах да, точно. Линзы». Он навел взгляд на голубые цилиндрики, сияющие по всей зоне, и подправил настройки, пока картинка не насытилась цветом. Такие совершенные, четкие формы, и каждая отражает серьезное нарушение гражданских прав.

Кена часто удивляло, как вяло сопротивляются мирные жители, когда сталкиваются с такими мерами. Невинных людей задерживали сотнями без всяких обвинений. Изолировали от друзей, семьи и – по крайней мере, тех, кто мог себе такое позволить, – психолога. Все, разумеется, ради общего блага. В случае угрозы выживанию всего вида гражданские права ни у кого не должны быть на первом месте, но ведь обычные подозреваемые не знали, что стоит на кону. Они видели лишь очередной пример того, как громила с корочкой, вроде Бертона, строит из себя крутого.

Но почти никто не сопротивлялся. Может, у людей уже развился условный рефлекс из‑за карантинов, отключений электричества и всех тех невидимых границ, которые УЛН возводило буквально за минуту. Правила могли измениться в любую секунду, почва могла уйти у вас из‑под ног только потому, что ветер занес семена какого‑нибудь экзотического сорняка за пределы его ареала обитания. С таким бороться невозможно, ветер не победить. Оставалось лишь приспосабливаться, и люди эволюционировали в стадных животных.

Или же просто смирились с тем, что были такими всегда.

Но только не Лени. Почему‑то она пошла по другому пути. Прирожденная жертва, пассивная и податливая, как водоросль, она неожиданно отрастила шипы и закалила их до состояния стали. Кларк была мутантом: та же самая среда, которая всех превратила в пробки, болтающиеся на волнах, из нее сотворила колючую проволоку.

На пересечении Мэдисон и Ла Салль расцвел белый бриллиант.

– Засек ее, – затрещал по комму какой‑то незнакомый Лабину голос. – Скорее всего, это она.

Он вклинился в канал:

– Скорее всего?

– Снимок с камеры наблюдения в подземном торговом центре. Там ЭМ‑сенсоров нет, поэтому подтвердить мы ничего не можем. Зато есть профиль в три четверти на полсекунды. Байесовский анализ выдает восемьдесят два процента.

– Вы можете опечатать это здание?

– Не автоматически. Там нет общих рубильников, ничего такого.

– Хорошо, значит, делайте вручную.

– Принято.

Лабин переключил каналы:

– Инженерный отдел?

– Здесь. – Кену установили выделенную линию связи с отделом градостроительства. Люди с другой стороны, естественно, знали лишь то, о чем им сказали: они понятия не имели, что стоит на кону, им не сообщили никаких имен, чтобы они не прониклись к цели сочувствием. Опасный и вооруженный беглец, ваше дело – не задавать вопросов, точка. Зато практически никаких шансов для серьезных утечек информации.

– У вас есть схема «Ла Салля»? – спросил Лабин, давая увеличение на шахматной доске.

– Разумеется.

– Что там внизу?

– Сейчас практически ничего не осталось. Там были магазины, но большинство владельцев переехало. Теперь там просто пустые торговые ряды.

– Нет, я имею в виду подземную часть. Полупроходные каналы, служебные туннели – вот это все. Почему я ничего из этого не вижу на картах?

– Там же все древнее. Еще с двадцатого века, если не старше. Куча тоннелей даже в базу данных не пошла; когда мы обновляли файлы, их никто не использовал, кроме бомжей да наркоманов, а у нас и так постоянно с сетью проблемы...

– То есть вы не знаете? – В голове у Лабина раздался тихий сигнал, кто‑то еще хотел с ним поговорить.

– Может, кто‑нибудь отсканировал старые чертежи и записал на кристалл. Я проверю.

– Приступайте. – Кен переключил каналы. – Лабин.

Это был один из дозорных с мола:

– Мы теряем сцеп пену.

– Уже? – По плану она должна была продержаться еще час.

– Дело не в ливне, а в сточных водах. Осадки со всего города сейчас стекаются к молу. Вы видели, какой объем идет по этим каналам?

– Еще не смотрел. – Ситуация «улучшалась» с каждой минутой.

Бертон, исправно выполняя свои обязанности, успевал, оказывается, и поглядывать на Лабина. И сразу же бросил:

– Сейчас буду.

– Не нужно, – ответили с дамбы. – Я передам вам сигнал с...

Лабин вырубил канал.

Пенистая вода с ревом извергалась из широкой, как автоцистерна, пасти в облицовке мола. Лабин никак не ожидал выброса такой силы: поток уходил на четыре метра от стены, прежде чем гравитация уговаривала его принять вертикальную форму. Сцеппена отступала по всем фронтам; в открывшемся пространстве дыбилось озеро Мичиган, отвоевывая еще больше территории.

«Прекрасно».

Только вдоль охраняемого периметра располагалось одиннадцать стоков. Лабин распорядился перебросить два десятка людей с суши к берегу.

В ухе затараторил человек из градостроительного:

– ...то наш...

Пришлось выкрутить на максимум фильтры в шлемофоне, рев бури слегка утих.

– Повторите.

– Кое‑что нашел! Двумерная схема с низким разрешением, но там, похоже, ничего нет, кроме рабочего соединительного туннеля под потолком и коллектора под полом.

– В них можно как‑то попасть? – Даже со всеми фильтрами Лабин едва слышал собственный голос.

У его собеседника такой проблемы не было.

– Не из главного зала. Там хозяйственный блок под следующим зданием.

– А если она залезет в канализацию?

– Тогда, скорее всего, попадет в водоочистную установку в Бернеме.

Так, Бернем они оцепили, но...

– Что значит «скорее всего»? Куда еще она может попасть?

– Канализация и система отведения ливневых вод сливаются вместе, когда их затапливает. Так спасают очистные сооружения от переполнения. Но это не так плохо, как кажется. Когда доходит до таких крайностей, поток уже до того сильный, что просто растворяет в себе отходы...

– То есть вы хотите сказать... – Молния разрезала небо на неровные куски. Лабин с трудом заставил себя замолчать. Гром в последовавшей тьме чуть не оглушил. – Вы хотите сказать, что она может пробраться в ливневый коллектор?

– Да, теоретически, но это не беда.

– Почему?

– Чтобы системы смешались, там должно идти ну очень много воды. Вашего беглеца туда затянет, и он утонет. Просто не сможет бороться с потоком, а воздуха там не останется...

– То есть сейчас все идет через ливневые каналы?

– По большей части.

– А решетки выдержат?

– Не понял, – ответил инженер.

– Решетки! Которые закрывают водосбросы! Они смогут выдержать поток такой силы?

– Они опущены.

– Что?!

– Они автоматически складываются, когда количество тонн воды в секунду превышает норму. Иначе они начнут сдерживать поток, и вся система навернется.

«Ртуть наносит ответный удар».

Лабин открыл канал операционного оповещения:

– Она пойдет не по суше. Она...

Кинсман, женщина с дельфинами, неожиданно ворвалась в эфир:

– Ганди что‑то засек. Переходите на двенадцатый.

Кен переключился и оказался под водой. Полкартинки застилали статические помехи, которые даже «байесы» не могли расчистить сразу. Другая половина была ненамного лучше: пенистая серая стена из пузырей и болтанки.

Слева в долю секунды пронеслось что‑то черное. Ганди тоже это уловил и без труда развернулся в новом направлении. Камера плавно двинулась вокруг центра фокусировки, когда дельфин перевернулся на спину. Мрак сгустился.

«Он уходит на глубину, – понял Лабин. – Решил подрезать снизу. Умный мальчик».

Теперь в центре картинки находилось пятно рассеянного лучистого света, по краям переходящего во тьму: дельфин поднимался к поверхности. И неожиданно цель оказалась прямо по курсу: слева мелькнул силуэт рук, головы и тут же исчез.

– Попал, – доложила Кинсман. – Она его даже не заметила.

– Помните, нам нельзя наносить Кларк открытые раны, – предупредил Лабин.

– Ганди знает, что делать. Он не пользуется накладками, только таранит...

И снова: еле различимая тень человека, которая тут же пропала. Картинка слегка покачнулась.

– Хм, – сказала Кинсман. – А эту атаку она как‑то заметила. Увернулась почти вовремя.

Имплантаты. На секунду Лабин вернулся на хребет Хуан де Фука, вспомнил, как спокойно застывал под трехкилометровой толщей черной ледяной воды, чувствуя, как тик‑тик‑тикает сонар «Биб», отражаясь от механизмов в его груди...

– Она чувствует щелчки, – сказал он. – Передай Ганди...

Еще один заход. В этот раз цель встретила атаковавшего лицом к лицу, ее глаза напоминали яркие кляксы в темном пазле, она подняла руку, самонадеянно пытаясь отразить двести килограммов костей и мускулов... «Минуту, у нее что‑то зажато в руке, что‑то...»

Картинка дернулась влево. Вода неожиданно закрутилась, правда, теперь поворот был далеко не таким плавным и контролируемым, как раньше, дельфин ушел в баллистический штопор, который замедляли только течения вокруг. Сбоку сгущалась новая разновидность тьмы, черное кровавое облако, на миг ставшее кучевым, прежде чем круговращение вод не рассеяло его.

– Черт, – выругалась Кинсман. В шлемофоне Лабина шепот прозвучал так оглушительно, что мог бы перекрыть гром.

«Она сберегла свою газовую дубинку. Пронесла от самой „Биб", пока ехала, шла, на попутках добиралась через весь этот треклятый континент. Какая молодец...»

Изображение взорвалось тьмой и всплеском помех. Лабин вновь стоял на берегу, простыня дождя превратила мир в размытое пятно, и вокруг было ненамного светлей, чем в месте, которое Кен только что покинул.

– Ганди мертв, – доложила Кинсман.

Она отправила еще двух дельфинов на место гибели их напарника. Спустя пару секунд после их прибытия Лабин взобрался на дамбу. Бертон уже ждал там с заряженным «кальмаром», вода каскадом падала с его плаща.

– Распределите их по местности, – приказал Лабин Кинсман по связи. – Повышенное внимание на труп и участки, уходящие в озеро. – Он взял ласты со скутера и подошел к краю дамбы, Бертон встал рядом. – Что насчет Ганди?

– Ему конец.

– Нет, я имею в виду, что насчет эмоциональных связей? Не повлияет ли его потеря на работу остальных?

– На Сингера и Колдикотта не повлияет. Он им никогда особо не нравился. Потому я их и послала.

– Хорошо. Остальных отправьте по сходящимся траекториям, но держите подальше от водосбросов.

– Нет проблем, – отозвалась Кинсман. – От них там все равно толку мало, с такой‑то акустикой.

– Я переключаюсь на вокодер через тридцать секунд. Пятый канал.

– Принято.

Бертон равнодушно наблюдал за тем, как Лабин натягивает ласты.

– Не повезло! – бросил он, стараясь перекричать бурю. – С канализацией, я имею в виду!

Кен подрегулировал завязки на ногах, африканер передал ему «кальмара». Лабин запечатал лицевой клапан. Гидрокостюм соединился с линзами, словно жидкая резина, заблокировал нос и рот. Кен стоял, отгородившись от ливня, чувствовал, как начинает задыхаться, но оставался совершенно спокойным.