Текст книги "Рифтеры (Сборник)"

Автор книги: Питер Уоттс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 82 страниц)

Брандер занят в библиотеке; Кларк слышит, что Наката с кем‑то разговаривает в рубке.

– Согласно последним данным, – сообщает Майк, – они стали снабжать грязекопатели умными гелями.

– Ммм?

– Ну, это довольно старый файл, – признает он. – Было бы прекрасно, если бы Энергосеть загружала нам информацию почаще, и хрен с вирусами. В смысле, мы тут собственноручно предохраняем все Западное побережье от аварий, и они бы не переломились, если…

– Гели, – подсказывает Кларк.

– Точно. В общем, им всегда были нужны нейронные сети в этих штуках, так как они слоняются по довольно сложной топографии – слышала о тех двух грязекопателях, которые шлепнулись в Алеутскую впадину? – и при навигации в тяжелой обстановке без хоть какой‑то сети не обойтись. Обычно системы, использующиеся в грязекопателях, основаны на арсениде галлия[31]31
  Арсенид галлия (GaAs) – химическое соединение галлия и мышьяка. Важный полупроводник, третий по масштабам использования в промышленности после кремния и германия. Используется для создания сверхвысокочастотных интегральных схем и транзисторов.
  


[Закрыть], но даже они не могут сравниться с человеческим мозгом, когда дело касается оценки пространства. Когда они сталкивались с подводными возвышенностями, то буквально ползли. Поэтому их решили поменять на умные гели.

Кларк фыркает:

– Элис говорила, что аппарат двигался слишком быстро для машины.

– Скорее всего. Умные гели сделаны из настоящих нейронов, поэтому, я так полагаю, мы настроились на него так же, как настроены друг на друга. По крайней мере, судя по вашим ощущениям… Элис сказала, что оно не казалось счастливым.

– Так и было, – хмурится Лени. – Но и несчастным я бы его не назвала. Это не было в полном смысле слова эмоцией. Мне кажется, оно, скорее, удивилось. Такое ощущение… отклонения. От того, что ожидалось.

– Черт возьми, а ведь я это почувствовал! – восклицает Брандер. – Только подумал на себя.

Из рубки появляется Наката:

– О замене Карла никаких новостей. Говорят, новые рекруты еще не прошли тренировку. Нехватка кадров.

Шутка уже стала привычной. Новые рекруты Энергосети – это самые медленные ученики с тех пор, как устранили синдром Дауна. Прошло уже четыре месяца, а замены Актону все нет.

Брандер пренебрежительно машет рукой.

– Мы и впятером неплохо справляемся. – Он выключает библиотеку и потягивается. – Кстати, Кена никто не видел?

– Он снаружи, – отвечает Наката. – А что?

– У меня с ним следующая смена, надо о времени договориться. А то у него последнее время с ритмом нелады.

– А он далеко? – неожиданно спрашивает Кларк.

Элис пожимает плечами:

– Когда я последний раз проверяла, было метров десять.

Он в пределах. Для точной настройки существуют границы. Например, находясь у станции, нельзя почувствовать того, кто плавает у Жерла. Но на расстоянии десяти метров это сделать очень легко.

– Он же обычно дальше уходит? – Кларк говорит тихо, словно боится, что ее подслушают. – Почти за пределы сонара. Или работает над этим своим странным устройством.

Они не знают, почему не могут настроиться на Лабина. Тот говорит, что для него все остальные тоже непроницаемы. Как‑то месяц назад Брандер предложил ему провериться, провести сеанс МРТ в качестве исследования; Лабин отказался. Сделал он это довольно вежливо, но в голосе его было что‑то такое, отчего Майк больше не стал поднимать этот вопрос.

Сейчас Брандер переводит линзы на Кларк с полуулыбкой на лице.

– Я не знаю, Лен. Хочешь назвать его лжецом прямо в лицо?

Она не отвечает.

– А, – Элис нарушает паузу, пока та не стала слишком неловкой. – Тут еще кое‑что. Пока замена не прибыла, они посылают к нам еще кого‑то. Говорят, для самой обычной оценки. Этого доктора, ну, того самого… вы знаете.

– Скэнлона, – Лени тщательно проговаривает слово, чтобы не выплюнуть его.

Наката кивает.

– И на хера? – взрывается Майк. – То есть им недостаточно, что у нас тут и так рук не хватает, так нам надо еще и смирненько сидеть, пока этот Скэнлон проведет оценку?

– Они говорят, все будет по‑другому. Он просто будет наблюдать. Пока мы работаем. – Наката пожимает плечами. – Говорят, все будет предельно буднично. Никаких собеседований или психотерапевтических сеансов. Ничего такого.

Карако хмыкает:

– И лучше бы это было так. Я скорее позволю вырезать мне второе легкое, чем пойду на еще один прием к этому уроду.

– «Значит, вас постоянно насиловал дрессированный доберман, а мать брала плату за вход, – произносит Брандер голосом, здорово напоминающим Скэнлона. – И как же вы себя чувствовали после этого? Не можете в точности описать?»

– «На самом деле я больше механик», – присоединяется Карако. – Такого он вам не говорил?

– А мне он показался довольно милым, – неуверенно произносит Наката.

– У него работа такая – быть милым, – гримасничает Джуди. – Только у него очень херово получается. – Она переводит взгляд на Кларк: – А ты что думаешь, Лен?

– Думаю, он слишком много значения придавал эмпатии, – спустя мгновение отвечает та.

– Нет, я имею в виду, что нам с ним делать?

Кларк несколько раздраженно пожимает плечами:

– А зачем меня спрашивать?

– Лучше ему мне не попадаться. Говна кусок, – Брандер слепо смотрит в потолок. – И почему они не изобрели гель, чтобы заменить его?

КРИК

ПЕРЕДАЧА /ОФИЦ/ 210850:2132

Это моя вторая ночь на «Биб». Я попросил участников не изменять своего привычного поведения, поскольку я здесь для того, что наблюдать за самыми обычными рабочими операциями. С удовольствием сообщаю, что мою просьбу почтили вниманием все присутствующие. Это радует, так как минимизирует воздействие «эффекта наблюдателя», но и представляет определенные проблемы: рифтеры не придерживаются каких‑либо надежных расписаний. В результате довольно трудно планировать свое время, а одного из работников – Кена Лабина – я не видел с самого прибытия. Тем не менее времени у меня еще много.

Рифтеры кажутся замкнутыми и некоммуникабельными – обычный человек назвал бы их «угрюмыми», – но такое поведение полностью соответствует их профилю. Сама станция поддерживается в хорошем состоянии и действует без каких‑либо проблем, несмотря на определенное пренебрежение стандартными протоколами.

* * *

Когда на станции отключается свет, до тебя не доносится ни единого звука.

Ив Скэнлон лежит на койке и не слушает. Сквозь корпус не просачивается никаких странных шорохов. Тонкое, призрачное причитание не идет со дна, и нет никакого слабого воя ветра, ведь здесь внизу это невозможно. Может, играется воображение. Шутка стволового мозга, слуховая галлюцинация. Ив не суеверный, ни в малейшей степени; он – ученый. И внизу не стонет призрак Карла Актона.

А теперь, сосредоточившись, Скэнлон почти уверен, что ничего не слышит.

Его в общем‑то не слишком беспокоит, что он застрял в каюте мертвеца. В конце концов, а куда здесь еще податься? Не переезжать же к кому‑нибудь из вампиров. К тому же Актон пропал уже месяцы назад.

Скэнлон вспоминает, как в первый раз услышал запись. Четыре паршивых слова: «Мы потеряли Актона. Извините». А потом она прервала связь. Сука бессердечная, Кларк. Скэнлон думал, между ней и Карлом что‑то произойдет, они совпадали, как кусочки паззла, но по тому сообщению сказать этого было явно нельзя.

«А может, это она, – размышляет Скэнлон. – Может, и не Лабин, в конце концов, а Кларк».

«Мы потеряли Актона». Вот и вся надгробная речь. А перед ним Фишеру и Эверитта на «Линке». И Сингх до Эверитта. И…

А теперь здесь Ив Скэнлон, на их месте. Спит в их койке, дышит их воздухом. Считает секунды в темноте и тишине. В темноте…

«Боже, что это было…»

И тишине. Вокруг безмолвие. Ничто не стонет. Совсем ничто.

* * *

ПЕРЕДАЧА /ОФИЦ/ 220850:0945

Мы все млекопитающие, это естественно. Поэтому у всех нас есть циркадный ритм, соответствующий окружающему световому периоду. Уже довольно давно известно, что у людей, оказавшихся в условиях его отсутствия, ритм меняется. Он удлиняется и стабилизируется где‑то между двадцати семью и тридцатью шестью часами. Привязанность к обычному двадцатичетырехчасовому рабочему графику обычно не позволяет этому случиться, поэтому мы не ожидали появления такой проблемы на глубоководных станциях. В качестве дополнительной меры я предложил ввести нормальный суточный режим в осветительную систему «Биб»: лампы запрограммированы на понижение уровня освещенности между десятью часами вечера и семью часами утра каждый день.

Участники программы, по‑видимому, решили не обращать на это внимания. Даже «днем» они понижают уровень освещения гораздо ниже рекомендованных мной «ночных» периодов (также они предпочитают постоянно ходить в линзах по очевидным причинам; хотя я и не предсказывал такого поведения, но оно вполне согласуется с их психологическим профилем). В результате рабочие расписания стали крайне гибкими, но это ожидаемо, если принять во внимание, что циклы их сна постоянно смещаются по отношению друг к другу. Рифтеры не поднимаются вовремя, чтобы выполнить работу: они выходят на смену тогда, когда двое или более человек бодрствуют одновременно. Подозреваю, что иногда они действуют в одиночку. Это нарушение правил безопасности, но мне еще необходимо найти ему подтверждение.

На данный момент подобные привычки, отклонения от нормы не кажутся мне серьезной проблемой. Вся необходимая работа делается вовремя, даже сейчас, когда на станции не хватает персонала. Тем не менее я считаю эту ситуацию потенциально серьезной. Эффективность труда можно увеличить с помощью более жесткого следования стандартному суточному циклу. Если Энергосеть пожелает закрепить эту привязанность, я бы порекомендовал протеогликановую терапию для участников программы. Также можно произвести непосредственные изменения в гипоталамусе; это инвазивная процедура, но последствия подобной операции будет практически невозможно обратить вспять.

* * *

Вампиры. Хорошая метафора. Они избегают света и сняли все зеркала. Может, в этом и заключается часть проблемы. У Скэнлона были вполне разумные доводы, когда он рекомендовал такую планировку интерьера станции.

На большей части «Биб» – на всей, на самом деле, за исключением его каюты, – слишком темно, чтобы ходить без линз. Может, вампиры стараются экономить энергию. Задача повышенной важности, когда сидишь рядом с генераторами, вырабатывающими почти одиннадцать тысяч мегаватт. Хотя всем этим людям уже за сорок; они и представить себе не могут мир, где не надо экономить электричество.

«Ерунда какая. Есть логика, а есть вампирская логика. И не надо их смешивать».

Последние два дня, когда Ив покидал каюту, то словно крался по темной улице. Потом сдался и нацепил линзы, как и все остальные. Теперь «Биб» освещена достаточно, но все такое бледное. Почти никаких цветов. Словно из глаз высосали колбочки.

Кларк и Карако опираются на переборку дежурки, наблюдая своими белыми, такими белыми глазами, как он проверяет костюм для погружений. Для Ива Скэнлона не предусмотрено никакой вампирской вивисекции, нет, сэр. Не для такой крохотной экскурсии. Пресс‑кольчуга и акриловые полимеры – вот и все.

Он ощупывает перчатку: кольца со связками с булавочную головку. Улыбается:

– Выглядит нормально.

Вампиры просто стоят и смотрят.

«Ну давай же, Скэнлон. Ты же механик. А они – машины, как и все остальные. Их просто надо поднастроить. Ты с ними справишься».

– Очень хорошее оборудование, – замечает он, ставя доспехи вниз. – Конечно, это не слишком‑то много по сравнению с железом, которым вы упакованы. Каково это, по своей воле превращаться в рыбу?

– Мокро, – говорит Карако и спустя секунду смотрит на Кларк. Может, ищет одобрения.

Кларк не сводит с него глаз. По крайней мере, он так думает. Чертовски трудно сказать наверняка.

«Успокойся. Они просто стараются довести тебя до паники. Самые обычные тупые игры на доминирование».

Но он знает, тут дело в гораздо большем. Здесь, глубоко внизу, Ив просто не нравится рифтерам.

«Я знаю, кто они такие. Вот почему».

Возьмите дюжину детей. Любых детей. Хорошенько взбейте и смешайте, пока не останется только несколько комков. Двадцать или тридцать лет подержите на небольшом огне; доведите до медленного кипения. Снимите буйных психопатов, шизоаффективных, людей с синдромом расщепления личности и слейте их. (По поводу Фишера оставались сомнения: ну у кого не было воображаемого друга?)

Дайте остыть. Подавать с дофаминовым гарниром.

Что вы получите? Нечто погнутое, но не сломанное. Нечто, подходящее для трещин, слишком извилистых для всех нас.

Вампиров.

– Прекрасно, – говорит Скэнлон в полной тишине. – Все в порядке. Очень хочется его опробовать.

Не ожидая ответа – не желая показывать досаду от его отсутствия, – он взбирается наверх. Краем глаза замечает, как Лени и Карако обмениваются взглядами. Ив подчеркнуто небрежно оглядывается, но все улыбки исчезают к тому времени, когда он изучает их лица.

«Давайте, дамы. Порадуйте себя, пока можете».

Кают‑компания пуста, Ив проходит через нее в коридор.

«У вас еще где‑то пять лет, прежде чем вы устареете».

Его каюта – Актона – третья слева.

«Пять лет, прежде чем все это сможет функционировать без вас».

Он открывает люк; оттуда изливается яркий свет, на секунду ослепляя Ива, пока линзы компенсируют воздействие. Скэнлон заходит внутрь, резко захлопывает дверь за собой. И приваливается к ней.

«Твою мать. Тут замков нет».

Потом ложится на койку, пристально смотрит на забитый трубами потолок.

«Может, нам все‑таки следовало подождать. Не позволять им торопить нас. Если бы у нас хватило времени с самого начала сделать все правильно…»

Но времени не было. Полная автоматизация отложила бы запуск всей программы на такой срок, которого не выдержали бы аппетиты цивилизации. К тому же вампиры оказались под рукой. На короткой дистанции они бы принесли огромную пользу, а потом их отослали бы домой, и они бы с радостью покинули это место. А кто бы отсюда не сбежал?

Возможность зависимости, привыкания даже не поднималась.

Сама идея казалась безумной. Как может кто‑то привыкнуть к месту вроде этого? Какая паранойя овладела Энергосетью, и там так обеспокоились, что люди откажутся покидать станцию? Но Ив Скэнлон – не обычный гражданский, его не одурачить очевидным. Он за пределами антропоморфизма. Он смотрел в эти немертвые глаза, там, наверху, и здесь, а потому знает: вампиры живут по другим правилам.

Может, они тут слишком счастливы. Это один из двух вопросов, для решения которых его сюда послали. Будет хорошо, если рифтеры об этом не прознают, пока он тут, внизу. Они и так его сильно не любят.

Конечно, это не их вина. Они так запрограммированы. У них нет выбора. Вампиры ненавидят его не больше, чем он их.

Пресс‑кольчуга лучше хирургии. Это почти единственное, что он может сказать в ее пользу.

Давление сминает все эти крохотные смыкающиеся пластинки, и они, кажется, не перестают сжиматься, пока не останавливаются в микроне от того, чтобы не размолоть тело Ива в кашу. Суставы застывают. Это, естественно, совершенно безопасно. Совершенно. И Скэнлон может дышать воздухом, не находящимся под давлением, когда идет наружу, и никому между тем не пришлось вырезать ему полгруди.

Он снаружи уже пятнадцать минут. Станция буквально в нескольких метрах. Кларк и Брандер сопровождают его в этом первом путешествии, держась на расстоянии. Скэнлон отталкивается ногами, неуклюже поднимаясь со дна. Стальная сетка позволяет плавать так, словно на руки наложены лубки. Вампиры держатся на краю зрения легкими тенями.

Шлем кажется центром вселенной. Куда Ив ни посмотрит, бесконечный вес океана давит на полимер. Небольшой изъян около шейной печати попадается ему на глаза; он не может отвести от него взгляд, чувствуя настоящий ужас, когда трещина толщиной с волос начинает расползаться в поле зрения.

– Помогите! Втащите меня внутрь! – Он начинает бешено загребать в сторону «Биб».

Никто не отвечает.

– Мой шлем! Мой шл… – Трещина уже не растет, она корчится, извивается, прорезая угол прозрачного пузыря, как… как…

Желтые невыразительные глаза смотрят на него из океана. Черная рука, силуэтом виднеющаяся в ореоле станции, тянется к его лицу…

– А‑а‑а…

Большой палец опускается на трещину в шлеме Скэнлона. Та размазывается, взрывается; тонкие кровавые ошметки пятном распластываются по полимеру. Нижняя половина волоса отклеивается и, извиваясь, исчезает в воде, свертываясь в кольцо, разворачиваясь…

«Умирая».

Скэнлон пыхтит от облегчения.

«Червяк. Какой‑то тупой гребаный круглый червь на лицевом щитке, и я уже подумал, что сейчас умру, подумал…

Господи, каким же дураком я себя сейчас выставил».

Он оглядывается. Брандер, маячащий за его правым плечом, пальцем указывает на останки, прилипшие к шлему.

– Если бы он действительно треснул, то у тебя не осталось бы времени пожаловаться. Ты бы выглядел как этот червяк.

Скэнлон прочищает горло:

– Спасибо. Извини, я… Ну, ты же понимаешь, я тут новенький. Спасибо еще раз.

– Кстати говоря.

Голос Кларк. Или то, что от него осталось после работы машины. Ив размахивает руками, пока не видит ее.

– А сколько ты собираешься нас проверять?

«Нейтральный вопрос. Совершенно уместный. На самом деле тебе надо бы подумать, почему его до сих пор никто не задал…»

– Неделю. – Сердце его снова замедляется. – Может, две. Столько, сколько понадобится, чтобы убедиться, что все идет гладко.

Лени молчит секунду. А потом говорит:

– Ты лжешь.

Это звучит не как обвинение. Простое наблюдение. Может, причина в вокодере.

– Почему ты так говоришь?

Она не отвечает. За нее говорит что‑то другое: не совсем стоном, но и не совсем голосом. И не совсем тихо, чтобы не обращать внимания.

Скэнлон чувствует, как бездна просачивается, сбегает холодом по спине.

– Вы это слышите?

Кларк проскальзывает мимо него ко дну, вращаясь, чтобы не выпускать психолога из вида.

– Слышу? Что?

– Это было… – Ив прислушивается. Слабое тектоническое ворчание. Вот и все. – Ничего.

Она отталкивается от поверхности под углом, скользит по воде к Брандеру.

– Мы на дежурство, – жужжит она Скэнлону. – Ты знаешь, как работает шлюз.

Вампиры исчезают в ночи.

«Биб» приветственно сияет. Одинокий и неожиданно разнервничавшийся, Ив отступает к ней.

«Но я не лгал. Я не лгал».

Не было нужды. Пока. Никто не задал правильных вопросов.

И все‑таки. Кажется странным, что ему приходится себе об этом напоминать.

* * *

ПЕРЕДАЧА /ОФИЦ/ 230850:0830

Я собираюсь отправиться в свой первый длительный заплыв. По всей видимости, рифтеров попросили поймать рыбу для одного из фармакологических консорциумов. Вашингтон/Рэнд, я думаю. Мне это кажется несколько удивительным… Обычно фармакологов интересуют только бактерии, и для сбора они используют собственных людей, но это задание дает участникам шанс отвлечься от привычной рутины, а мне дарит возможность понаблюдать их в действии. Думаю, что сегодня мне многое предстоит узнать.

* * *

Брандер сгорбился в библиотеке, когда психиатр входит в кают‑компанию. Пальцы Майка неподвижно лежат на клавиатуре. Фоновизоры висят, неиспользованные, на крючках. Пустые глаза рифтера сосредоточены на плоском экране. Тот черен.

Скэнлон сомневается.

– Я наружу. С Кларк и Карако.

Плечи Майка еле заметно поднимаются и опускаются. Может, вздох. Может, безразличие.

– Остальные около Жерла. Ты будешь один… В смысле, ты будешь управлять вспомогательным судном.

– Ты сказал нам не менять обычную процедуру, – говорит Брандер, не поднимая головы.

– Это правда, Майкл. Но…

Тот встает:

– Ну вот сам и решай. – И исчезает в коридоре.

Скэнлон смотрит ему вслед.

«Естественно, это все пойдет в мой отчет. Однако тебе все равно. Хотя должно быть иначе. И скоро будет».

Ив спрыгивает в дежурку и выясняет, что там никого нет. Он без какой‑либо помощи с трудом влезает в доспехи, потратив несколько лишних минут, чтобы убедиться, все ли в порядке со шлемом. Кларк и Карако он догоняет только снаружи; Лени проверяет четверку «кальмаров», парящих над дном. К одному из них привязана канистра для образцов, прочный, устойчивый к перепадам давления гроб в два метра длиной. Карако выставляет на нем нейтральную плавучесть; тот поднимается со дна на пару сантиметров.

Они отплывают без единого слова. «Кальмары» уносят их в бездну; женщины впереди, Скэнлон и канистра позади. Ив оглядывается через плечо. Уютные огни «Биб» размываются, из желтых становятся серыми, потом вообще исчезают. Неожиданно решив подстраховаться, он переключает каналы акустического модема. Вот: приводной маяк. Тут, внизу, никогда не потеряешься, пока слышишь его.

Кларк и Карако идут без света. Даже прожекторы на «кальмарах» не горят.

«Ничего не говори. Ты же не хочешь, чтобы они изменили привычкам, помнишь? Да они и не изменят».

Краем глаза он замечает непродолжительные вспышки какого‑то тусклого света, но они всегда исчезают, прежде чем Ив успевает перевести на них взгляд. После кажущихся бесконечными нескольких минут яркое размазанное пятно появляется прямо по курсу, а потом оно разваливается набором медных маяков и темных угловатых небоскребов. Вампиры избегают света, огибают его по дуге. Скэнлон и груз беспомощно следуют за ними.

Они направляются прочь от Жерла, на границу между светом и тьмой. Карако отпирает канистру, а Кларк колонной вздымается над ними; в правой руке она держит какой‑то предмет, но Ив не видит, что там. Лени протягивает объект вверх, словно демонстрируя его невидимой толпе.

Он тараторит.

Поначалу словно раздается звон от очень громкого москита. А потом частоты снижаются до низкого рычания, снова скользят вверх рваным высоким криком.

А затем, наконец, Кларк включает фонарь.

Она висит, как будто возносясь на кресте, ее рука ноет в бездну, свет, идущий от головы, рассекает воду, как… как…

«…обеденный колокол», – понимает Скэнлон, когда что‑то нападает на нее из темноты, почти столь же большое, и, господи, какие у этой твари зубы…

Нечто заглатывает ногу Лени до самой промежности. Кларк относится к этому совершенно спокойно и наносит удар дубинкой, словно по волшебству появившейся у нее в руке. Тварь раздувается и рвется в нескольких местах; шматки жира пробиваются серебряными грибами сквозь плоть, дрожа, поднимаются к небу. Она бьется, ее пищевод чудовищными ножнами обхватывает ногу Кларк. Вампирша наклоняется и расчленяет монстра голыми руками.

Карако все еще возится с канистрой, но тут поднимает голову:

– Эй, Лен, им нужен нетронутый образец.

– Не тот вид, – жужжит Кларк. Вода вокруг нее полна рваным мясом и мелькающими падальщиками. Лени не обращает на них внимания, медленно поворачивается, сканируя бездну.

Карако:

– Сзади тебя, на четыре часа.

– Ясно, – говорит Кларк, встречая новую цель.

Ничего не происходит. Разорванный труп, все еще дергаясь, дрейфует ко дну, мусорщики мелькают вокруг него со всех сторон. Голосовая коробка в руке Лени булькает и ноет.

«Как…»

Скэнлон уже двигает языком во рту, готовый задать вопрос вслух.

– Не сейчас, – останавливает его Джуди, прежде чем психиатр успевает издать хотя бы звук.

«Тут же ничего нет. По какому признаку они это вычисляют?»

Оно приходит быстро, неуклонно, именно оттуда, куда смотрит Кларк.

– А вот этот сойдет.

Приглушенный взрыв слева от Скэнлона. Тонкий инверсионный след пузырей полосой проходит от Карако к монстру, связывая обоих за секунду. Тварь дергается от внезапного столкновения. Кларк отплывает в сторону, а та бьется, проносясь мимо, дротик Джуди завяз у нее в боку.

Фонарь Лени выключается, приманка замолкает. Карако складывает транквилизаторную винтовку и плывет к напарнице. Женщины передвигают добычу к канистре. Рыба пытается укусить их, слабея и судорожно подергиваясь. Ее заталкивают в гроб и запечатывают крышку.

– Проще простого, – жужжит Джуди.

– Откуда вы знали, что она придет? – спрашивает Скэнлон.

– Они всегда приходят, – объясняет Карако. – Их обманывает звук. И свет.

– Я имею в виду, откуда вы знали точное направление? Заранее?

Секундное молчание.

– Через какое‑то время такие вещи просто чувствуешь, – наконец отвечает Кларк.

– Да, – добавляет Карако, – и еще вот это помогает. – Она поднимает сонарный пистолет и засовывает его за пояс.

Конвой перестраивается. Для монстров есть заранее предписанная точка выброски в ста метрах от Жерла (Энергосеть никогда не позволяла посторонним слишком далеко забираться в ее владения). Вампиры снова предпочитают тьму свету, Скэнлон за ними. Они путешествуют по миру, полностью лишенному формы, за исключением прокручивающегося в свете фонаря Ива круга грязи. Неожиданно Кларк поворачивается к напарнице.

– Я пойду, – жужжит она и исчезает в пустоте.

Психиатр прибавляет «кальмару» скорости и догоняет Джуди:

– Куда это она?

– Мы пришли, – говорит Карако.

Они останавливаются. Женщина отплывает в сторону к торпеде на автопилоте и касается контрольной панели; замки открываются, ремни втягиваются внутрь. Канистра плывет свободно. Рифтер выставляет плавучесть на минимум, и сосуд падает на кучу кольчатых червей в домиках.

– Лен… Э, Кларк, – напоминает Скэнлон.

– Им нужны лишние руки у Жерла. Она отправилась на помощь.

Ив проверяет канал связи. Естественно, с ним все в порядке, иначе он бы никого не слышал. И это значит, что Кларк и остальные вампиры у Жерла пользуются другой частотой. Еще одно нарушение протокола безопасности.

Но он не дурак и все понимает. Они поменяли каналы, потому что здесь посторонний. Стараются держать его подальше от своих дел.

«Ну как обычно. Сначала этим занималась долбаная Энергосеть, теперь вот эти…»

Сзади раздается звук. Слабый электрический писк. Шум от запускающегося «кальмара».

Скэнлон разворачивается:

– Карако?

Луч от его фонаря проносится по канистре, торпеде, дну, воде.

– Карако? Ты здесь?

Канистра. «Кальмар». Ил.

– Эй!

Пустая вода.

– Эй, Карако! Какого черта…

Еле слышное биение совсем близко.

Он пытается посмотреть одновременно во все стороны. Одна нога наталкивается на гроб.

Тот качается.

Ив прижимается шлемом к его поверхности. Да. Что‑то внутри, приглушенное, влажное. Бьется. Старается выбраться.

«Оно не сможет. Ни за что. Просто там умирает, вот и все».

Он отталкивается прочь, взмывает в толщу воды. Чувствует себя почти голым. Ноги словно онемели, он загребает ими, возвращается на дно. Стало чуть лучше.

– Карако? Ну хватит, Джуди…

«Боже, она меня тут бросила. Просто взяла и бросила меня тут, сука».

Совсем близко от него слышится стон.

Прямо внутри шлема.

* * *

ПЕРЕДАЧА /ОФИЦ/ 230850:2026

Сегодня я сопровождал снаружи Джуди Карако и Лени Кларк и стал свидетелем нескольких событий, которые меня обеспокоили. Обе участницы плыли сквозь неосвещенные территории без включенных фонарей и много времени проводили в отдалении от своих напарников; в какой‑то момент Карако просто оставила меня на дне без всякого предупреждения. Такое поведение создает потенциальную угрозу жизни, хотя, естественно, я сумел вернуться на станцию, используя приводной маяк.

Мне еще предстоит найти объяснение этому инциденту. Вамп… Остального персонала в настоящий момент на станции нет. Двух или трех я вижу на сонаре; предполагаю, что остальные скрыты придонными помехами. Опять же, это пример крайне небезопасного поведения.

Подобное безрассудство, по‑видимому, здесь типично. Оно подразумевает относительное безразличие к личному благополучию и полностью соотносится с тем психологическим профилем, который я составил в начале программы рифтеров. (Единственная альтернатива этому объяснению заключается в том, что участники просто не оценивают здраво опасности, таящейся в окружающей среде, что вряд ли возможно.)

Также подобное поведение соответствует генерализованной посттравматической зависимости от враждебного окружения. Это, разумеется, не является доказательствами как таковыми, но некоторые мои наблюдения, если собрать их вместе, могут стать причиной для беспокойства. Майкл Брандер, например, имеет богатую историю зависимостей: от кофеина и симпатомиметиков до лимбического замыкания. Как известно, он провез на станцию довольно внушительный запас пластырей фенциклидина[32]32
  Фенциклидин – производное циклогексиламина. Широко используется в ветеринарии для кратковременного обездвижения крупных животных. Отмечено, что он вызывает диссоциированную анестезию. Фенциклидин легко синтезировать. Лица, употребляющие фенциклидин, в первую очередь молодежь и полинаркоманы.
  


[Закрыть] я только что нашел их в его каюте и был удивлен, что те почти не использованы. С психологической точки зрения фенциклидин не вызывает зависимости – наркоманы, сидящие на экзогенных препаратах, сразу исключались из программы, – но то, что Брандер имел привычку употреблять химические средства и здесь, внизу, от нее избавился, факт. Надо выяснить, чем же он ее заменил.

* * *

Дежурка.

– А вот и ты. И куда же ты ушла?

– Надо было заменить картридж. Плохая сульфидная головка.

– Ты могла бы мне сказать. По идее, я должен был сопровождать тебя во время работы, помнишь? А ты просто оставила меня там.

– Ты вернулся.

– Это… Не в этом дело, Джуди. Нельзя оставлять кого‑то на дне океана без единого слова. А что, если бы со мной что‑нибудь случилось?

– Мы постоянно выходим наружу одни. Это часть работы. Смотри, куда ступаешь, тут скользко.

– Процедуры безопасности – это тоже часть работы. Даже для тебя. И особенно для меня, Джуди. Здесь я как рыба, выброшенная на берег, хе‑хе. Тебе не следует думать, что я тут все знаю.

– Извини?

– У нас мало людей, помнишь? Мы не можем постоянно работать в парах. А ты – большой, сильный мужчина… ну, в общем, ты – мужчина, в любом случае. Я не думала, что с тобой надо нянчиться…

– Блин! Моя рука!

– А я говорила тебе быть осторожнее.

– Черт. Сколько весит эта штука?

– Около десяти кило без налипшей грязи. Думаю, мне надо было ее отмыть.

– Думаю, да. Кажется, одна из головок проколола мне руку. Вот же дрянь, у меня кровь течет.

– Извини.

– Ага. Ладно, послушай, Карако. Прошу прощения, если перспектива нянчиться со мной столь дурно на тебя влияет, но если бы вы внимательнее относились друг к другу, то Актон с Фишером могли бы выжить, понимаешь? Всего‑то немного понянчиться, и… Ты это слышала?

– Что?

– Снаружи. Этот… стон или что‑то вроде…

– Да ладно, Ка… Джуди, ты должна была это слышать.

– Может, корпус сместился.

– Нет, я что‑то слышал. И уже не в первый раз.

– Я ничего не слышала.

– Ты дол… Куда ты идешь? Ты же только что пришла! Джуди…

Лязг. Шипение.

– …не уходи…

* * *

ПЕРЕДАЧА /ОФИЦ/ 250850:2120

Я попросил каждого из участников пройти самую обычную проверку под медицинским сканером – точнее, большинство из них, а также попросил передать мое пожелание Кену Лабину, которого я видел лишь несколько раз, но поговорить мне с ним так и не удалось (я дважды пытался вступить с мистером Лабиным в беседу, но безуспешно). Участники, разумеется, знают, что медицинское сканирование не требует физического контакта с моей стороны, и они вполне могут провести его, когда им удобно, причем даже в мое отсутствие. Тем не менее, хотя никто не отказал мне прямо, я наблюдаю примечательное отсутствие энтузиазма в отношении непосредственного исполнения просьбы. Совершенно очевидно (и это опять же совпадает с составленным мною профилем), что они считают ее своего рода вторжением и будут всячески избегать, если представится такая возможность. На данный момент я сумел провести процедуру только на Элис Накате и Джуди Карако. Я прикрепляю их файлы к этому сообщению; на каждом заметно повышенное содержание в крови дофамина и норэпинефрина, но я не могу установить, произошел их выброс до или после дежурства. Уровни гамма‑аминомасляной кислоты и других ингибиторов также слегка повышены, но это последствия погружения пациентов (произошедшего меньше чем за час до проведения процедуры).