Текст книги "Рифтеры (Сборник)"
Автор книги: Питер Уоттс
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 82 страниц)
Довольно долго все молчат.
– Это безумие, – первой произносит Кларк. Лабин пожимает плечами.
– То есть вы считаете, что это какая‑то бомба?
Он кивает.
– Бомба достаточно большая, чтобы вызвать землетрясение в трехстах – четырехстах километрах отсюда?
– Нет, – говорит Наката. – Все эти хребты, которые придется пересечь ударной волне, должны остановить ее. Как файерволлы.
– Если только, – добавляет Кен, – один из них сам не готов съехать.
Каскадная зона. Никто ничего не говорит вслух. Никому и не надо. Однажды, пятьсот лет назад, плато Хуан де Фука сказало «хватит». Оно устало от того, что его вечно попирает пята Северной Америки, прекратило свое скольжение и повисло над пропастью, держась за край кончиками пальцев, провоцируя весь остальной мир стряхнуть его прочь. Пока остальной мир не смог. Но давление растет уже полтысячелетия. Это всего лишь вопрос времени.
Когда Каскадная зона падет, много карт отправится в мусорную корзину.
Кларк смотрит на Лабина:
– Ты утверждаешь, что даже маленькая бомба может отправить Каскадную зону в полет. А ты сейчас говоришь о большой, так?
– Именно, – подтверждает Брандер. – Так почему, Кен, приятель? Это какая‑то азиатская махинация с недвижимостью? Атака террористов на конгломерат Н’АмПасифик?
– Подождите минуту. – Лени поднимает руку. – Они не хотят вызвать землетрясение. Они стараются его избежать.
Лабин кивает:
– Если подрываешь атомный заряд на рифте, то запускаешь землетрясение. Точка. Насколько серьезное, зависит от условий детонации. Эта штука сдерживается, пока не сможет нанести как можно меньше ущерба побережью.
Брандер фыркает:
– Послушай, Лабин, тебе не кажется, что это слишком? Если бы они хотели расправиться с нами, то просто спустились бы сюда и всех перестреляли.
Кен смотрит на него пустыми глазами:
– Я не верю, что ты настолько глуп, Майк. По‑моему, у тебя просто стадия отрицания.
Тот встает со стула:
– Послушай, Кен…
– Дело не в нас, – произносит Кларк. – Ну не только в нас. Так?
Лабин качает головой, не сводя глаз с Брандера.
– Они хотят ликвидировать все. Весь рифт.
Кен кивает.
– Почему?
– Я не знаю. Может, у них спросим?
«Похоже, – размышляет Кларк, – никакой карьеры я так и не сделаю».
Брандер падает на стул.
– А чему ты улыбаешься?
Лени качает головой:
– Ничему.
– Мы должны что‑то сделать, – говорит Наката.
– Да ну, Элис, свежая мысль. – Майк смотрит на Кларк. – Есть идеи?
Та пожимает плечами:
– Сколько у нас времени?
– Если Лабин прав, то кто знает? Может, завтра. Может, через десять лет. Землетрясения – это классическая хаотическая система, а тектоническая картина здесь изменяется с каждой минутой. Если Жерло соскользнет хотя бы на миллиметр, то последствия могут варьироваться от легкой дрожи до полного обрушения.
– А может, это заряд малой мощности, – с надеждой предполагает Наката. – Устройство довольно далеко, и вода сможет смягчить взрывную волну, пока та нас достигнет.
– Нет, – отрезает Лабин.
– Но мы не знаем…
– Элис, – говорит Брандер. – Оно находится почти в двухстах километрах от Каскадной зоны. Если эта штука может генерировать продольные волны достаточно сильные, чтобы сдвинуть ее, то мы тут не выживем. Если нас не превратит в пар, то взрывная волна разорвет на мелкие кусочки.
– Может, мы сможем ее отключить каким‑нибудь образом? – предлагает Кларк.
– Нет, – Лабин спокоен и уверен.
– Почему нет? – спрашивает Брандер.
– Даже если мы сумеем пробиться сквозь ее поверхностную защиту, то все равно увидим лишь верхушку айсберга. Вся жизненно важная начинка похоронена внутри.
– Если мы сможем залезть сверху, то, возможно, получим доступ…
– Есть шансы, что заряд сдетонирует, если с ним начать возиться, – говорит Лабин. – К тому же мы не нашли остальные установки, а они есть.
Брандер смотрит вверх:
– И откуда ты это узнал?
– Они должны быть. На такой глубине понадобится почти три сотни мегатонн, чтобы создать пузырь хотя бы с полкилометра диаметром. Если они хотят взорвать значительную часть источника, то им нужно несколько зарядов, распределенных по разным местам.
Наступает минутная тишина.
– Триста мегатонн, – наконец повторяет Брандер. – Знаешь, не могу даже выразить, насколько я обеспокоен тем, что ты так хорошо знаком с этим вопросом.
Лабин пожимает плечами:
– Это основы физики, и они могут испугать только тех, кто совершенно не разбирается в математике.
Брандер опять встает, и его лицо буквально в нескольких сантиметрах от лица Кена.
– И я крайне обеспокоен тобой, Лабин, – говорит он, сжав зубы. – Кто ты, сука, такой, а?
– Майк, – начинает Кларк.
– Нет, я, блин, вполне серьезно. Мы ни хера о тебе не знаем, Лабин. Не можем на тебя настроиться, продаем твою ерундовую историю сухопутникам, а ты до сих пор не объяснил, зачем мы это сделали. Теперь ты стоишь тут и изрекаешь истины, как заправский секретный агент. Хочешь командовать, так и скажи. Только прекрати вещать нам тут всякую хрень в стиле Человека без имени.
Кларк делает маленький шажок назад.
«Хорошо. Прекрасно. Если он думает, что может сцепиться с Лабином, то пусть делает это в одиночку».
Но Кен не подает никаких признаков агрессии. Нет изменений во взгляде, дыхание остается прежним, руки расслабленно висят по бокам. Когда он начинает говорить, его голос спокоен и ровен:
– Если тебе от этого станет лучше, то сделай одолжение – позвони наверх и сообщи им, что я жив. Скажи, что солгал. Если они…
Глаза не меняются. Этот плоский белый взгляд остается, тогда как плоть вокруг него начинает неожиданно дергаться, и вот теперь Лени видит симптомы: легкий наклон вперед, еле заметное напряжение в венах и жилах на горле. Брандер тоже их замечает. Он замирает, как собака, попавшая в свет фар.
«Черт, мать вашу, он же сейчас взорвется…»
Но она опять ошибается. Невозможно, но Лабин расслабляется:
– Что до твоего милого желания узнать меня, – он по‑свойски кладет ладонь на плечо Брандера, – тебе несказанно повезло, что оно не сбылось.
Кен убирает руку, направляется в сторону лестницы.
– Я согласен со всем, что вы решите, если только это не подразумевает возню с ядерной взрывчаткой. Пока же я иду наружу. Здесь стало слишком душно.
Он исчезает в полу. Больше никто не двигается. Звук заполняющегося воздушного шлюза кажется особенно громким.
– Господи, Майк, – выдыхает Лени.
– И с каких пор он тут командует? – Брандер, похоже, снова обрел часть мужества, злобным взглядом пронзив палубу. – Я не доверяю этому уроду. Неважно, что он говорит. Может, он как раз сейчас на нас настроился.
– Если это и так, то он не узнал ничего нового, кроме того, что ты сейчас орал ему прямо в лицо.
– Послушайте, – говорит Наката. – Мы должны что‑то сделать.
Майк всплескивает руками:
– А какой у нас выбор? Если мы не сможем дезактивировать эту хрень, то надо или убираться отсюда, или терпеливо ждать, пока нас испепелит. По‑моему, не самое трудное решение в жизни.
«Да ну?» – думает Кларк.
– Мы не можем уйти на поверхность, – замечает Элис. – Если они поймали Джуди…
– Тогда прижмемся ко дну, – говорит Майк. – Точно. Обманем их сонары. «Кальмаров» придется оставить. Их слишком легко засечь.
Наката кивает.
– Лени? Что?
Кларк отрывает взгляд от пола. Оба пристально смотрят на нее.
– Я ничего не говорила.
– Ты выглядишь так, словно не одобряешь эту затею.
– До острова Ванкувер триста километров, Майк. Минимум. Без «кальмаров» нам понадобится неделя, если мы не собьемся с курса.
– Как только мы уйдем с рифта, заработают компасы. И это довольно большой континент, Лен; нужно очень сильно постараться, чтобы с ним не столкнуться.
– А что будет, когда мы туда доберемся? Как пройдем сквозь Полосу?
Брандер пожимает плечами.
– Это да. Насколько мне известно, беженцы могут сожрать нас заживо, если только наши трубки не забьются от всего того дерьма, которое там плавает. Но, Лен, ты что, хочешь попытать счастья с тикающей ядерной бомбой? Мы тут не купаемся в возможностях.
– Это точно. – Кларк одной рукой дает понять, что сдалась. – Ладно.
– Твоя проблема, Лен, в том, что ты всегда была фаталисткой, – провозглашает Брандер.
На это ей приходится улыбнуться.
«Не всегда».
– Остается вопрос с едой, – говорит Наката. – Припасы на весь путь очень сильно нас замедлят.
«Я не хочу уходить, – неожиданно понимает Кларк. – Даже сейчас. Разве это не глупо».
– …не думаю, что нам стоит сильно заморачиваться о скорости, – решает Брандер. – Если эта штука взорвется в ближайшие несколько дней, то дополнительная пара метров в час никакой роли не сыграет.
– Можно путешествовать налегке и добывать пищу по пути, – размышляет Кларк, ее разум где‑то далеко. – Джерри справляется.
– Джерри, – повторяет Брандер, неожиданно приуныв.
Тишина. «Биб» вздрагивает от еле слышного отдаленного крика памятника Лабина.
– Господи, – тихо произносит Майк. – Со временем эта штука начинает очень сильно действовать на нервы.
Звук.
Не голос. Прошло уже много дней с тех пор, как он слышал хоть какой‑то голос, кроме своего. Не раздатчик пищи. Не туалет. Не знакомый хруст подошв по расчлененной технике. Даже не треск рвущегося пластика и лязг металла при нападении; он уже разрушил все, что мог, а на остальное плюнул.
Нет, это было что‑то еще. Шипение. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, откуда оно идет.
Разгерметизация входного люка.
Он выгнул шею, пока не увидел угол бокса, в который сейчас входили захватчики. С одной стороны большого металлического эллипса горел привычный красный огонек. На его глазах он сменился зеленым.
Люк распахнулся. Два человека в комбинезонах прошли сквозь него, лучи, идущие из‑за их спин, отбрасывали длинные тени вдоль всей темной комнаты. Вновь пришедшие оглянулись, поначалу не заметив Ива.
Один из них включил свет.
Скэнлон прищурился, сидя в углу. У мужчин было при себе холодное оружие. Какое‑то время они рассматривали его, складки изоляционной мембраны свисали с их лиц кожей прокаженного.
Психиатр вздохнул и встал на ноги. Куски разбитой техники посыпались на пол. Охранники отошли в сторону, пропуская его. Не произнося ни слова, они последовали за ним.
Еще одна комната. Полоса света разделяла ее на две темные половины. Она прорывалась из желобка в потолке, рассекала темно красные шторы и ковер, яркой лентой разрезая стол для совещаний. Крохотные светящиеся черточки отражались от рабочих планшетов из акрилового стекла, утопленных в красном дереве.
Линия на песке. Патриция Роуэн стояла с другой стороны комнаты, ее лицо наполовину скрывалось в тени.
– Милая комната, – заметил Скэнлон. – Значит ли это, что меня выпустили из карантина?
Роуэн не смотрит ему в лицо:
– Боюсь, мне придется попросить вас остаться с вашей стороны линии. Для вашей собственной безопасности.
– Не вашей?
Патриция жестом показывает на лампы, не глядя на них:
– Микроволны. И ультрафиолет, насколько я знаю. Вы поджаритесь, если пересечете черту.
– А. Может быть, вы были правы все это время. – Ив вытянул стул из‑под массивного стола и сел. – У меня тут развился настоящий симптом. Стул немного не в порядке. Мне кажется, кишечная флора плохо работает.
– Сожалею.
– А я думал, вам понравится. Это пока единственное, чем можно оправдать мое заточение. Больше у вас ничего нет.
– Я… Я хотела поговорить, – наконец сказала Роуэн.
– И я тоже. Пару недель назад. – А потом, когда она не ответила: – Почему сейчас?
– Вы же психотерапевт, так?
– Нейрокогнитивист. И мы не говорим с пациентами, как вы думаете, уже десятки лет. Только рецепты выписываем.
Она опустила лицо.
– Видите ли, у меня… – начала Патриция, – …кровь на руках, – продолжила она секундой позже.
– Тогда вам не нужен я. Обратитесь к священнику.
– Они тоже не разговаривают. По крайней мере, много.
Занавес света тихо жужжит, словно электромухобойка.
– Пиранозильная РНК, – сказал Скэнлон. – Пятистороннее кольцо рибозы. Предок современных нуклеиновых кислот, была широко распространена три с половиной миллиарда лет назад. Библиотека говорит, что она вполне могла стать совершенно приемлемой генетической матрицей: более быстрое воспроизводство, чем у ДНК, меньше репликационных ошибок. Но не сложилось.
Роуэн ничего не говорит. Она вроде бы кивнула, но сказать наверняка трудно.
– Многовато для истории про «сельскохозяйственную заразу». Вы мне, наконец, скажете, что происходит, или мы так и будем играть в ролевые игры?
Патриция встряхнулась, словно очнувшись от чего‑то. Впервые она прямо посмотрела на Ива. Стерилизационный свет отразился от ее лба, похоронив глаза в черных озерах тени. Контактные линзы светились, словно залитые изнутри платиной.
Его состояния она явно не заметила.
– Я не лгала вам, доктор Скэнлон. На базовом уровне это можно назвать сельскохозяйственной проблемой. Мы имеем дело с чем‑то вроде… почвенной нанобактерии. На самом деле это даже не патогенный организм. Просто… соперник. И нет, у него так и не сложилось. Но, как выяснилось, он все‑таки не умер.
Она рухнула в кресло.
– А знаете, что самое плохое во всем этом деле? Мы можем отпустить вас прямо сейчас, и, вполне возможно, все будет в полном порядке. Да скорее всего.
Они говорят, шанс на то, что мы пожалеем об этом, один из тысячи. Может, один из десяти тысяч.
– Ну, хорошие ставки, – согласился Скэнлон. – В чем подвох?
– Не слишком хорошие. Мы не можем позволить себе никаких рисков.
– Да вы больше рискуете каждый раз, когда выходите из дома.
Роуэн вздохнула:
– И люди играют в лотереи со ставками один к миллиону постоянно. Но у «русской рулетки» шансы гораздо выше, но как‑то не слишком много людей рвется крутить барабан.
– Разные результаты.
– Да. Результаты. – Роуэн покачала головой, в некоем абстрактном смысле она казалась даже приятно изумленной. – Анализ затрат и выгод, Ив. Максимальное подобие. Оценка рисков. Чем меньше риск, тем больше смысла играть.
– И наоборот.
– Да. Это больше относится к нашей проблеме. Наоборот.
– Похоже, результат может быть очень плохим, если вы отказываетесь сыграть в игру с шансами один к десяти тысячам.
– О да. – Она смотрела в сторону.
Разумеется, он этого ждал, но в желудке все равно разверзлась пропасть.
– Позвольте предположить, – сказал он, не в силах скрыть волнение в голосе. – Если меня освободят, Н’АмПасифик окажется под угрозой.
– Хуже, – очень тихо ответила она.
– А. Хуже. Ладно, тогда… Человеческая раса. Вся человеческая раса всплывет брюхом вверх, если я просто чихну на свежем воздухе.
– Хуже, – повторила она.
«Патриция врет. Должна врать. Она просто сухопутная мразь, сосущая соки из беженцев. Найди ее слабое место».
Скэнлон открыл рот, но слова не шли.
Он попытался снова:
– Ничего себе нанобактерия, – голос его показался таким же натянутым, как и последовавшая за ним тишина.
– В некотором роде она больше похожа на вирус, – после паузы произнесла Роуэн. – Боже, Ив, мы до сих пор не знаем, что это. Она такая старая, старше архей.[44]44
Археи – одноклеточные прокариоты (организмы, не обладающие типичным клеточным ядром и хромосомным аппаратом), на молекулярном уровне заметно отличающиеся как от бактерий, так и от эукариотов. Согласно одной из теорий эти микроорганизмы – одни из первых клеточных форм жизни, появившихся на Земле. Обитают преимущественно в различных экстремальных средах, в том числе и безвоздушной.
[Закрыть] Но это вы уже и сами сообразили. Очень многих деталей я не знаю.
Скэнлон захихикал:
– Вы не знаете многих деталей? – Его голос взметнулся вверх на октаву, потом снова упал: – Вы заперли меня на все это время, а теперь говорите, что я, похоже, застрял здесь навсегда… Полагаю, именно это вы и хотите мне сообщить, – слова сыпались слишком быстро, чтобы она не успела их оспорить, – и у вас не хватает памяти запомнить детали? О, ну это же замечательно, мисс Роуэн, зачем мне о них знать?
Патриция не ответила прямо:
– Существует теория, что жизнь зародилась в источниках рифтов. Вся жизнь. Вы знали об этом, Ив?
Он отрицательно мотнул головой. «Какого черта, о чем это она сейчас?»
– Два прототипа. Три‑четыре миллиарда лет назад. Две соперничающие модели. Одна из них захватила рынок, установила стандарты для всего, от вирусов до гигантских секвой. Но дело в том, Ив, что победитель – это не всегда лучший продукт. Это просто везунчик, каким‑то образом получивший раннее преимущество. Вроде программного обеспечения, понимаете? Лучшие программы никогда не определяют стандарты индустрии.
Она перевела дух:
– По‑видимому, мы тоже не лучшие. Лучшие так и не выбрались со дна океана.
– И сейчас они во мне? Я что‑то вроде нулевого пациента? – Скэнлон потряс головой. – Нет. Это невозможно.
– Ив…
– Это просто глубокое море. Это не космос, ради бога. Там есть течения, циркуляция. Оно бы вышло наружу миллионы лет назад, оно было бы уже повсюду.
Роуэн покачала головой.
– Не смейте мне этого говорить! Вы – всего лишь начальник, вы ничего не знаете о биологии! Сами сказали!
Неожиданно Патриция взглянула прямо сквозь него:
– Активно поддерживаемая гипоосмотическая внутриклеточная среда, – зачитала она. – Ионы калия, кальция и хлора содержатся в концентрациях меньше пяти миллимолей на килограмм. – Крохотные снежные бури проносились по ее зрачкам. – Возникающая вследствие этого высокая разница осмотических давлений в сочетании с высокой проницаемостью двухслойной мембраны обеспечивает исключительно высокое поглощение азотных соединений. Тем не менее имеются ограничения в распространении в водных растворах с соленостью больше двадцати промилле из‑за высоких энергозатрат на осморегуляцию. Термальное повы…
– Заткнись!
Роэун тут же умолкла, ее глаза поблекли.
– Ты даже не понимаешь, какого хрена сейчас говоришь, – сплюнул Скэнлон. – Просто читаешь информацию с встроенного телеподсказчика. Понятия не имеешь.
– Они текут, Ив, – ее голос смягчился. – Это дает им огромное преимущество при ассимиляции питательных веществ, но вызывает негативный эффект в соленой воде, поскольку им приходится тратить чересчур много энергии на осморегуляцию. Им приходится держать обмен веществ на повышенных оборотах, иначе они высохнут, как изюм. И метаболический уровень понижается и повышается в зависимости от температуры, улавливаешь?
Он бросил на нее удивленный взгляд.
– Им нужно тепло. Они умирают, если покидают рифт.
Роуэн кивает:
– Это занимает какое‑то время, даже при четырех градусах. Большинство из них просто держится внизу, у источников, где всегда тепло и можно переждать холодные периоды между извержениями. Но глубинная циркуляция очень медленная, понимаешь, и если они покидают рифт, то погибают, прежде чем находят другой источник. – Она глубоко вздохнула. – Но если они минуют эту границу, понимаешь теперь? Если попадут в окружающую среду, которая не столь соленая и не такая холодная, то все их преимущества вернутся. Это будет все равно, что драться за обед с чем‑то, что ест в десять раз быстрее тебя.
– Ясно. Я несу внутри себя Армагеддон. Да прекрати, Роуэн. За кого ты меня принимаешь? Эта штука эволюционировала на дне океана, и она что, может просто запрыгнуть в человеческое тело и на попутке добраться до города?
– Человеческая кровь теплая, – Роуэн уставилась на свою половину стола. – И не такая соленая, как морская вода. Эта штука на самом деле предпочитает жить внутри тела. Она обитает в рыбах веками, вот почему они вырастают иногда такими огромными. Нечто вроде… внутриклеточного симбиоза, по‑видимому.
– А что тогда… насчет разницы в давлении? Как нечто, развившееся при четырехстах атмосферах, может выжить на уровне моря?
Поначалу у нее не было ответа на этот вопрос. Через мгновение слабая искорка озарила глаза:
– На самом деле ей лучше тут, наверху, чем там, внизу. Высокое давление подавляет большинство энзимов, задействованных в метаболизме.
– Тогда почему я не болен?
– Как я уже говорила, она экономична. Любое тело, содержащее достаточно микроэлементов для ее питания, какое‑то время продолжает действовать. Но долго не живет. Они говорят, со временем твои кости станут хрупкими…
– И все? В этом вся угроза? Чума остеопороза? – Скэнлон громко рассмеялся. – О да, зовите дезинсекторов и всеми силами…
Звук от удара руки Роуэн по столу прозвучал как выстрел.
– Позволь рассказать тебе, что случится, если эта штука вырвется наружу, – тихо произнесла она. – Поначалу ничего. Нас очень много, понимаешь. Поначалу мы одержим верх чистым количеством, модели предсказывают множество стычек и ложных стартов. Но в конце концов она закрепится. Потом победит обычные бактерии разложения и монополизирует нашу неорганическую питательную базу. Это подрежет всю трофическую пирамиду на корню. Ты, я, вирусы и гигантские секвойи – все вымрет из‑за нехватки нитратов или еще чего‑нибудь столь же нелепого. И добро пожаловать в Эпоху Бетагемота.
Скэнлон сначала промолчал, а потом переспросил:
– Бетагемота?
– Через бета. Бета‑жизнь. По контрасту с альфой, то есть всем остальным. – Роуэн тихо фыркнула. – Кажется, они назвали его в честь чего‑то из Библии. Животного. Пожирателя травы.
Скэнлон потер виски, голова кипела от информации:
– Если предположить, что все, сказанное тобой, правда, это все равно лишь микроб.
– Ты хочешь завести речь об антибиотиках. Большинство из них не сработает. Остальные убьют пациента. И мы не сможем приручить вирус, чтоб сразиться с ним, поскольку Бетагемот использует уникальный генетический код. – Скэнлон открыл рот; Роуэн предупреждающе подняла руку. – Теперь ты предложишь построить что‑то с нуля, приспособленное к генетике Бетагемота. Мы работаем над этим, но этот вирус использует одну и ту же молекулу для репликации и катализа; ты хоть представляешь, насколько это осложняет дело? Они говорят, что в следующие несколько недель мы, наконец, сможем узнать, где кончается один ген и начинается другой. Только тогда мы можем попытаться расшифровать алфавит. Потом язык. И лишь затем сможем построить нечто, чем можно его победить. А потом, если и когда мы начнем контратаку, случится одно из двух. Или наш вирус уничтожит врага так быстро, что разрушит собственное средство перемещения, в результате у нас на руках окажутся отдельные жертвы, которые никак не изменят проблему в целом; или же наш вирус начнет действовать слишком медленно и не сможет наверстать упущенное время. Классическая хаотическая система. Нет практически никаких шансов, что мы сможем настроить летальность как надо. Локализация Бетагемота – наш единственный выбор.
Все время, пока Патриция говорила, ее глаза оставались странно темными.
– В конце концов, ты, похоже, все‑таки знаешь пару деталей, – тихо заметил психиатр.
– Это важно, Ив.
– Пожалуйста, зовите меня доктор Скэнлон.
Она грустно улыбнулась:
– Извините, доктор Скэнлон. Прошу прощения.
– А что насчет остальных?
– Остальных, – повторила Патриция.
– Кларк, Лабина. Всех работников глубоководных станций.
– Остальные станции чисты, насколько мы можем судить. Проблема только вот в этом крохотном пятнышке на Хуан де Фука.
– А это имеет смысл, – сказал Скэнлон.
– Что?
– У них никогда не было передышки, правда же? Их били с самого детства. И теперь этот вирус оказался в единственном месте на Земле, именно там, где они живут.
Роуэн покачала головой:
– Мы нашли его и в других местах. Они необитаемы. «Биб» – это единственный… – Она вздыхает. – На самом деле нам крупно повезло.
– Нет.
Она посмотрела на него.
– Мне очень не хочется прокалывать твой розовый шарик, но у вас в прошлом году там была целая команда строителей. Может, никто из ваших мальчиков и девочек и не запачкался, но неужели вы действительно думаете, что Бетагемот не поймал попутку на каком‑нибудь оборудовании?
– Нет, – сказала Роуэн. – Мы не думаем.
Ее лицо стало бесчувственным. До Скэнлона дошло лишь через секунду.
– Доки «Урчин», – прошептал он. – Кокитлам.
Патриция закрыла глаза:
– И другие.
– О господи, – выдавил он. – Значит, он уже вырвался на свободу.
– Он там был. Но мы могли его изолировать. Мы еще не знаем точно.
– А что, если вы его не сдержали?
– Мы стараемся. Что еще нам остается?
– А потолок‑то есть, по крайней мере? Какое‑то максимальное количество жертв, после которого вы признаете поражение? Хоть одна из моделей говорит, когда вам уступить?
Только по движению ее губ психиатр понял: да.
– Ага. И чисто из любопытства, где будет пролегать эта граница?
– Два с половиной миллиарда, – он едва расслышал ее. – Огненный шторм в Азиатско‑Тихоокеанском регионе.
«Она серьезно. Она вполне серьезно».
– Уверены, что этого достаточно? Уверены, что хватит?
– Не знаю. Надеюсь, нам никогда не придется это выяснять. Но если и это не сработает, тогда уже не поможет ничего. Все остальное будет… тщетным. По крайней мере, так говорят модели.
Он принялся ждать, пока информация просочится внутрь, но ничего не произошло. Слишком большие числа.
Когда же масштаб происходящего дошел до его личного уровня, все стало гораздо более непосредственным.
– Почему вы это делаете?
Патриция вздохнула:
– Я думала, что уже говорила.
– Почему рассказываете мне, Роуэн? Это же не в вашем стиле.
– А что в моем стиле, Ив… доктор Скэнлон?
– Вы – корпоративный работник. Вы делегируете. Зачем ставить себя в столь неловкую позу самооправдания лицом к лицу, когда у вас куча лакеев, двойников и наемников для грязной работы?
Она неожиданно наклонилась вперед, лицо оказалось буквально в нескольких сантиметрах от барьера.
– Как вы думаете, кто мы такие, Скэнлон? Как считаете, стали бы мы размышлять о таких вариантах, если бы имели другой выход? Все корпы, генералы, главы государств – мы делаем это, просто потому что злы? Что нам на все наплевать? Вы так о нас думаете?
– Я думаю, – сказал Скэнлон, вспоминая, – что мы не имеем ни малейшего контроля над тем, кто мы есть.
Роуэн выпрямилась, указала на рабочий планшет перед собой.
– Я собрала все, что у нас есть по вирусу, здесь. Вы можете получить доступ прямо сейчас, если хотите. Или можете просмотреть материалы в… в ваших апартаментах, как вам будет угодно. Может, вы получите ответ, которого у нас нет.
Он уставился прямо на нее:
– У вас взводы игрушечных солдатиков работают с информацией неделями. Почему вы думаете, что я добьюсь чего‑то, что не нашли они?
– Я думаю, что вы должны попробовать.
– Ерунда.
– Информация здесь, доктор. Вся.
– Вы ничего мне не даете. Просто хотите, чтобы я снял вас с крючка.
– Нет.
– Думаете, можете меня одурачить, Роуэн? Думаете, я посмотрю на кучу цифр, в которых совершенно не разбираюсь, и в конце концов скажу: «Ох, да, теперь я все понимаю, вы сделали единственный моральный выбор, чтобы спасти жизнь в том виде, в котором мы ее знаем. Патриция Роуэн, я прощаю тебя»? Думаете, этот дешевый трюк поможет вам выбить из меня согласие?
– Ив…
– Вот почему вы тратите свое время здесь, внизу. – Скэнлон почувствовал неожиданное головокружительное желание рассмеяться. – Вы со всеми это проделаете? Зайдете в каждый пригород, который обрекли на уничтожение, и, ходя от двери к двери, будете говорить: «Нам так жаль, что вам придется умереть для общего блага, и мы будем спать лучше, если вы скажете, что все в порядке»?
Роуэн словно обвисла в своем кресле.
– Может, и так. Согласие. Да, возможно, вот что я сейчас делаю. Но никакой разницы не будет.
– Это точно, никакой на хрен разницы.
Роуэн пожала плечами. Абсурдно, но она выглядела побежденной.
– А что насчет меня? – спросил Скэнлон через какое‑то время. – Что, если энергия вырубится в ближайшие шесть месяцев? Каковы шансы на дефектный фильтр в системе? Вы можете себе позволить оставить меня в живых, пока ваши солдатики не найдут лекарство, или модели сказали, что это слишком рискованно?
– Я честно не знаю, – ответила Патриция. – Это не мое решение.
– А, ну естественно. Ты просто следуешь приказам.
– Нет приказов, которым надо следовать. Я просто… ну, я уже вне юрисдикции.
– Вы вне юрисдикции.
Она даже улыбнулась. Буквально на мгновение.
– Так кто принимает решения? – спросил Ив вполне обычным тоном. – Могу ли я взять у него интервью?
Роуэн покачала головой:
– Не «кто».
– Вы о чем?
– Не «кто», – повторила Патриция. – Что.
