Текст книги "Рифтеры (Сборник)"
Автор книги: Питер Уоттс
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 82 страниц)
«Удачи», – неслышно произнес Бертон.
Лабин прижал «кальмара» к груди и шагнул в пропасть.
Озеро Мичиган с ревом сомкнулось у него над головой.
В пятнадцати метрах к северу один из чикагских водосбросов извергал в озеро бесконечную струю рвоты: водовороты и завихрения от него добирались до Лабина с чуть приглушенной силой. Вихрями кружился туман из микроскопических пузырьков, размазывая по воде грязный свет. Мусор плавал по эксцентрическим орбитам, выцветая белым вблизи. Вода хлюпала и чавкала со всех сторон. Сверху едва видная, усеянная дробинами дождя поверхность корчилась, словно ртуть под огнем пулемета, и все вокруг затоплял всепроникающий, глубокий, оглушающий рев водопадов.
Лабин вращался в потоке, чувствуя, как заполняются водой внутренности, и ощущал истинное наслаждение.
Он не думал, что Лени сразу уйдет ко дну. Возможно, она не подозревает о подлодках, курсирующих на больших глубинах, но о дельфинах и сонаре уже узнала. К тому же Кларк прекрасно понимала, как турбулентность влияет на сенсорные системы – и электронные, и биологические, – а потому будет держаться ближе к берегу, прячась в какофонии водосбросов. Скоро она украдкой двинется по краю на север или юг, поползет по мутным джунглям из отбросов и обломков, накопившихся за три века политики «с глаз долой – из сердца вон». Даже при полном штиле там нашлось бы где укрыться.
Сейчас же Лени, по всей вероятности, оправлялась от ударов, а может, и от шока. Ганди дважды достал цель, прежде чем та ответила: поразительно, что она вообще не потеряла сознание и даже дала бой. На время ей придется затаиться в какой‑нибудь дыре и переждать.
Лабин взглянул на навигационную консоль, закрепленную на запястье. Там сверкала небольшая двумерная схема, где главной звездой, пересечением четких зеленых линий был сам Кен. Время от времени в периметр заплывали желтые точки – дельфины Кинсман патрулировали территорию. Еще одна точка, гораздо ближе, вовсе не двигалась. Лабин направил «кальмара» и выжал сцепление.
Ганди превратился в фарш. Заряд от дубинки Кларк пришелся в правую сторону головы; переднюю часть животного снесло моментально. За спинным плавником тело оказалось практически нетронутым. Мясистые обломки ребер и черепных костей торчали с левой стороны, а маниакально‑идиотическая ухмылка афалины не исчезла даже после смерти. От правой же стороны не осталось ничего.
Тело Ганди наскочило на затонувшую арматуру. Течение здесь шло от берега; видимо, дельфин встретил свою судьбу ближе к молу. Лабин развернул «кальмара» и поплыл к берегу.
– ...прини...Ла...янный?
Фрагменты слов жужжали вдоль нижней челюсти, практически теряясь в царящем вокруг грохоте. Неожиданно Лабина осенило, и он вывернул мощность вокодера на максимум:
– Никаких переговоров по этому каналу. У Кл...
Слова, превращенные механикой в грубый металлический скрежет, застали его врасплох. Уже несколько месяцев имплантаты не увечили ему голос так сильно. От этого звука в нем даже проснулось нечто сродни ностальгии.
– Никаких контактов, – продолжил он. – У Кларк есть имплантаты линейной амплитудно‑частотной модуляции. Она может нас подслушать.
– ...не?..
Даже если бы Лени настроилась на правильный канал, Лабин сильно сомневался, что она смогла бы извлечь из сигнала больше пользы, чем он сам. Акустические модемы не были рассчитаны на пенящуюся воду.
«Да и с чего ей слушать? Откуда ей знать, что я вообще здесь?»
Но он ничего не хотел оставлять на волю случая, поэтому молчал так же, как и его жертва, где бы она ни притаилась, а вокруг бушевало озеро.
Интуиция – это не ясновидение. И не догадки. Интуиция – это сводный отчет, итог работы тех девяноста процентов высших мозговых центров, что действуют бессознательно – но не менее последовательно и строго, – чем самоосознающая подпрограмма, мнящая себя личностью. Лабин скользил сквозь такую муть, что даже «кальмара» едва видел; он оставил машину и медленно двинулся сквозь мертвый извилистый лабиринт обломков и отмелей. Со всех сторон торчали шипы и зазубренные края, пробиваясь сквозь слои слизи, которые смягчали разве что их вид. Кен положился на волю потока, тот поначалу нес его прочь от берега, затем подхватил и швырнул к основанию дамбы. Там рифтер пополз вбок по серой выскобленной поверхности, словно краб, вжимаясь в бетон, а вода пыталась отлепить и отбросить его, как старую наклейку. Он отдался на волю интуитивных подпрограмм; теперь они оценивали сценарии, рылись в памяти, вспоминали более счастливые времена, когда Лени обнаруживала такие‑то мотивы, такие‑то предпочтения. Он исследовал парочку подходящих убежищ, проигнорировал другие и даже не смог бы сказать, почему так поступил. Но все части Кена Лабина прошли хорошую подготовку – и мозговой ствол, и аналитические подпрограммы, и крохотный гомункул, неловко рассевшийся позади глаз. Каждый прекрасно понимал, что делать ему, а что оставить другим.
А потому Кен даже не удивился, когда наткнулся на Лени: та пряталась в тени одного из нелепых чикагских водопадов, втиснулась в каньон из обломков, оставшихся еще с предыдущего столетия.
Она была в плохой форме. Тело перекошено так, что ясно – удары Ганди достигли цели. Гидрокостюм порван вдоль грудной клетки, то ли от нападения дельфина, то ли из‑за остроугольной геометрии самого озера. Еще Кларк баюкала левую руку. Но убежище она выбрала с умом: для сонара слишком много шума, для ЭМ‑сигнатуры слишком много железа и слишком много всякого мусора в воде, чтобы кто‑нибудь без глаз и инстинктов рифтера мог ее выследить. Бертон мог проплыть на расстоянии метра от нее и ничего не почуять.
«Хорошая девочка», – подумал Кен.
Она выглянула из укрытия, ее пустые белые глаза встретились с его собственными сквозь два метра молочного хаоса, и Лабин сразу понял, что она его узнала.
А он так надеялся, вопреки здравому смыслу, что Кларк ничего не поймет.
«Прости меня. У меня действительно нет выбора».
У нее по‑прежнему есть дубинка. Она будет прятать ее до последнего момента, а потом пустит в ход с отчаянной быстротой. И разумеется, попытается обратить ее против себя: раз ты все равно обречена, можно ли придумать лучшую месть, чем выпустить Бетагемот на свободу, свершить последний акт самоубийственного катарсиса?
Лабин все это предвидел и разоружил Лени чуть ли не автоматически. Но, проверив дубинку, выяснил, что та уже опустела. Ганди принял на себя последний заряд. Оружие полетело на илистое дно.
«Прости меня». В нем начало пробуждаться сексуальное предвкушение неминуемого убийства. «Ты мне нравилась. Ты была единственной... только ты по‑настоящему заслуживала победы...»
Она просто смотрела в ответ. Не включила вокодер. Не попыталась заговорить.
В любую секунду должен был вступить в права Трип Вины. Лабина в который раз затопила почти болезненная благодарность за то, что искусственный нейрокатализатор так легко брал на себя ответственность за любые его действия. За то, что сейчас он убьет своего единственного друга и не почувствует угрызений совести. За то, что...
В гидрокостюме было невозможно закрыть глаза. Материал крепился к линзам и удерживал веки, делал взгляд немигающим. Лени Кларк посмотрела на Кена Лабина. Кен Лабин отвернулся.
Никогда прежде Трипу не требовалось столько времени.
«Не работает. Что‑то не так».
Он ждал, когда же инстинкт вынудит его действовать. Ждал приказов и отпущения грехов. Насколько хватило смелости, он заглянул глубоко в себя, пытаясь найти какого‑то хозяина, который возьмет на себя его вину.
«Нет. Нет, что‑то не так.
Неужели я должен убить ее сам?»
Но к тому времени, как Лабин понял, что ответа не получит, было уже слишком поздно. Он перевел взгляд на последнее пристанище Лени, готовясь обречь себя на вечные муки.
Только Кларк уже исчезла.
ТЕРРАРИУМ
В углу консоли загорелась иконка. Дежарден оставил ее без внимания.
Только что подключили выделенный канал: нить оптоволокна во всей своей неприятной телесности проползала под дверью и змеиными кольцами стелилась по коридору. Иного выхода не было: УЛН слишком заботилось о безопасности, и внутри его периметра гражданским узлам места не было, Генерал же – или Актиния, или как там его теперь звали, – с самого Янктона ни с какими другими не разговаривал. Если Дежарден собрался идти в бой, то ему придется делать это на вражеской территории.
А значит, только выделенка. Само собой разумеется, беспроводную связь в Патруле глушили; в Управлении нельзя было выйти онлайн даже с запястника, минуя местный хаб. Дежарден представил себе, как кабель тянется через вестибюль на улицу, затем поворачивает налево и ползет к ближайшей библиотеке, а об него спотыкаются прохожие. К счастью, в подвале отыскался городской распределительный блок.
Консоль усилила яркость иконки на несколько люменов, повысив ее визуальный голос: Элис Джовелланос по‑прежнему желает поговорить. Пожалуйста, ответьте.
«Забудь, Элис. Ты последняя, кого бы я сейчас хотел видеть. Счастье твое, что я тебя еще не сдал».
Если бы Трип Вины по‑прежнему делал его... свою работу, Ахилл бы ее заложил. Одному Богу известно, как сильно он мог напортачить из‑за проделок этой вредительницы. Одному Богу известно, скольких еще правонарушителей она подобным же образом поставила под угрозу, как много катастроф могло произойти из‑за элементарной эндокринной нерешительности в критический момент. Потенциально Джовелланос подвергла риску миллионы жизней.
Конечно, на фоне Бетагемота вся эта проблема яйца выеденного не стоила. АмСеть только что сделала пандемию достоянием гласности: огромный кусок Западного побережья теперь официально объявили зоной карантина. Даже официальное количество погибших сразу стартовало с четырехзначного числа.
Сросток кабеля уходил к новому пульту, загромоздившему пространство справа от Дежардена. Изолированный и автономный, он был не связан и даже не совместим с разъемами в УЛН. Внутри него ожидали своего часа огромные огороженные пространства – пространства могли поглотить содержимое любого узла, а стены – мгновенно отразить его архитектуру. По сути, репликатор среды обитания. Террариум.
Иконка начала гудеть. Ахилл отключил звук.
«Элис, пойми намек».
Она действительно его достала. Проблема – и это действительно стало серьезной проблемой, сам этот факт лишь подчеркивал, насколько же Джовелланос все испортила, – заключалась в том, что она, очевидно, все видела в ином свете. Элис воображала себя своего рода освободительницей. Она действовала исходя из своих путаных представлений о благополучии Дежардена и явно ставила его интересы превыше Общего Блага.
Дежарден запустил загрузку террариума. На миг дисплей заполонила стартовая диагностика. На сей раз никаких глазных имплантатов: в конце концов, они были частью сети УЛН. Придется довольствоваться обыкновенным изображением и сенсорной панелью.
«Общее благо. Ну‑ну».
Оно всегда воспринималось человечеством как безликая абстракция. Легче сочувствовать кому‑то, с кем знаком лично, нежели отдаленным страданиям безвестных миллионов. Когда цунами ударило по Тихоокеанскому побережью, Дежарден наблюдал за обсуждениями, крутил фильтры, а про себя вздыхал с облегчением, что под этими руинами оказался не он, – но прекрасно знал, что смерть Мандельброт разобьет ему сердце.
Именно из‑за этой нелогичности был так необходим Трип Вины. Именно из‑за нее Ахилл так и не сдал Элис. Разумеется, о дружеских беседах теперь и речи не шло, это уж точно, но вот взять и предать Джовелланос он тоже не мог.
И потом. Если он действительно понял, что такое Актиния, то идею ему подала именно Элис.
Он прикоснулся к консоли. На дисплее открылось окно. По ту сторону завывал Водоворот.
Так или иначе, через час он все узнает.
Она была повсюду.
Она была даже там, где ее на самом деле не было. Где она не говорила сама, говорили о ней. Где не говорили о ней, там зрели семена: мифы и легенды о Лени Кларк оставались инертны до тех пор, пока ничего не подозревающий переносчик не открывал почтовый ящик и не давал жизнь новому поколению.
– Она повсюду. Вот почему они не могут ее поймать.
– Кончай фонить. Как она может быть повсюду?
– Самозванцы. Клоны. Кто, вообще, сказал, что есть только одна Лени Кларк?
– Она, знаешь ли, и прыгать через пространство умеет. Квантовая телепортация. Все дело в наноботах, живущих в ее крови.
– Это невозможно.
– Помнишь Полосу?
– И что с того?
– Это все Лени устроила, гаплоид. Брела по пляжу, и каждый, кого она касалась, слезал с препаратов и просыпался. Раз, и все. Как по мне, без наноботов не обошлось.
– Да при чем тут наноботы? Это тот самый вирус «огненная ведьма» из Северной Калифорнии, от которого еще суставы разваливаются, ну ты знаешь. Он проник в циркуляторы и расхерачил какие‑то молекулы в валиуме. Хочешь знать, что устроила Лени? Чуму эту чертову, вот что...
Она стала умнее. Коварней. Сотни правонарушителей теперь были начеку, рыская по гражданским каналам в поисках зон с необъяснимой ясностью, которая днем ранее насторожила Дежардена. Больше Актиния таких промахов не допускала.
И когда Дежарден наконец нашел цель, то вычислил ее не по скорости передачи данных и не по отсутствию сбоев, а по содержанию:
– Я знаю, где находится Лени Кларк. – Бесполый нейтральный голос на основе расширенного стандартного кода, тембр выбран по умолчанию. Залогинился под именем Тессеракт. – Lesbeus на хвосте, но сейчас они потеряли ее след.
– Откуда тебе это известно? – спросил некто под ником Посейдон‑23.
– Я – Актиния, – ответил Тессеракт.
– Ну конечно. А я тогда Кен Лабин.
– Тогда сочтены дни твои, литтварь моя. Кена Лабина обратили. Он теперь работает на корпов.
Чтобы прийти к такому заключению, надо было сильно поумнеть. А вот говорить подобные вещи в ненадежной компании уже не столь разумно. Дежарден начал выписывать линии на консоли.
– Надо ее прикрыть, – продолжал Тессекрат. – Кто‑нибудь из вас сейчас находится в центральном поясе Северной Америки – скажем, в районе Великих озер?
Никаких обращений к логу локального трафика, никакого отлова Тьюринг‑софта втихомолку, никаких следов в канале. Никакой активности в тех областях, за которыми мог приглядывать Тессеракт. Ахилл тоже поумнел.
– Да пошел ты, Тесси. – Какой‑то скептик под ником Хиигара. – Ты думаешь, мы впишемся за личного импресарио Лени Кларк, стоит ему сунуться в чат?
В локальном узле ничего. Дежарден начал отслеживать смежные серверы.
– Я улавливаю скептицизм, – заметил Тессеракт. – Вы хотите спецэффектов, да? Демонстрации возможностей.
– Мамочки! – воскликнул Посейдон‑23, и его голос утонул в реве океана.
Дежарден моргнул. Секундой ранее в списке канала числилось шесть человек. Теперь же там заговорили разом четыре тысячи восемьсот шестьдесят два пользователя. По отдельности ни одного голоса нельзя было различить, но их слаженный оглушительный рев оказался до невозможного отчетливым: цифровой гул без всяких искажений, помех, аритмичного заикания от накладывающихся друг на друга или потерянных при передаче байтов.
Вновь тишина. Список схлопнулся до прежних шести человек.
– Получите, – произнес Тессеракт.
«Черт побери, – подумал Дежарден. Потрясенный, он изучал результаты на консоли. – Она говорит сразу со всеми. Разом».
– Как ты это сделал? – спросил Хиигара.
– Предпочел бы не делать, – шепнул Тессеракт. – Это привлекает внимание. Кто‑нибудь из вас сейчас находится в центральном поясе Северной Америки – скажем, в районе Великих озер?
Дежарден заглушил болтовню: напав на след, он больше в ней не нуждался. На сервере одной больницы в другом конце города, похоже, расплодилась какая‑то жизнь. Ахилл зашел внутрь, выглянул наружу через порталы.
Там оказалось еще больше фауны. Дежарден сделал шаг вбок и очутился в бюджетном регистре города Осло. След вел в...
Еще шажок.
Тимор. Вся зона кишела паразитами. Конечно, в смысле дезинсекции эти вспомогательные области до сих пор жили как в двадцатом веке, но не настолько же...
«Вот оно, – подумал он. – Ничего не трогай. Бей в корень».
Так Ахилл и сделал. Он шепнул несколько милых банальностей контроллерам шлюза и системным часам, сверкнул удостоверением, чтобы успокоить их. «Скоро куча пользователей жутко расстроится», – подумалось ему.
Дежарден ткнул в консоль. На другом краю Земли все до единого веб‑порталы в границах тиморского узла накрепко захлопнулись.
Время внутри него пошло с запинками.
Оно не остановилось совсем – без определенного уровня итерирования системы скопировать то, что внутри, было бы невозможно. Это не должно было сыграть решающей роли. Что пара тысяч циклов, что пара десятков тысяч. Может, противник, двигающийся словно в покадровой съемке, и понял что‑то, но поделать с этим – если Дежардену повезло – ничего не мог.
Ахилл проигнорировал скопление трафика на шлюзах Тимора. Не обратил внимания на жалобные запросы других узлов, недоумевавших, почему их фиды вдруг накрылись. Он видел только математику в пузыре: архитектуру, операционную систему, программное обеспечение. Файлы, программы и фауну. Процесс в каком‑то смысле походил на телепортацию: каждый бит фиксировался, прочитывался и реконструировался на другой стороне света, а оригинал оставался нетронутым, несмотря на всю глубину вторжения.
Готово.
Тиморский узел вздрогнул, вновь набирая скорость. Внутри что‑то внезапно запаниковало; фауна завихрилась подобно листьям в торнадо, раздирая протоколы, ломясь в двери, запоздало выпуская себе кишки. Неважно. Не успели.
Дежарден улыбнулся. Актиния попала к нему в аквариум.
В террариуме Дежарден мог остановить время полностью.
Перед ним все лежало как на ладони, застывшим мгновением: программная эмуляция самого узла, копии каждого регистра и адреса, каждый спин и каждый бит. Он мог запустить всю систему одной командой.
И тогда она разлетелась бы через пару секунд. Точно так же, как и тиморский оригинал.
Поэтому он сделал резервные копии логов и регистров и разместил их снаружи, соединив двусторонним фильтруемым каналом с оригиналами. Он прошел через каждый портал, ведущий из узла – ныне те обернулись воротами в забвение, ибо пузырь висел в пустоте, – и слегка их провернул.
Ахилл оглядел творение рук своих. Время замерло. Ничего не двигалось.
– Мёбиус, явись, – пробормотал он.
Актиния вскрикнула. Тысячи незарегистрированных ехе‑файлов бросились к логу трафика и искромсали его на куски; миллион сбежал через порталы.
А еще в десять раз больше затаились и наблюдали:
как изувеченные логи быстро восстановились, даже не успев покровоточить, получив помощь прямо с небес;
как фауна, спасшаяся бегством через один портал, вынырнула из другого и в растерянности закружила на месте;
как посреди хаоса открылся канал и с Небес воззвал голос:
– Здравствуй, Актиния.
– Мы не разговариваем с тобой. – Бесполый, без выражения голос. Заданный по умолчанию.
Она все еще терзала учетные записи, но теперь десятком разных способов одновременно: аккуратно подделывая, атакуя в лоб и применяя все промежуточные варианты. Ничего не сработало, но Дежарден был все равно впечатлен. Актиния оказалась чертовски умна.
Так же умна, как плетущий сеть паук, слепо подчиняющийся удовлетворению своих жизненных потребностей. Как птица, рассчитывающая груз семян в клюве до третьего числа после запятой в зависимости от ветра и расстояния.
– Нет‑нет, тебе просто необходимо поговорить со мной, – мягко произнес Дежарден. – Ибо я есть Господь. – Он выловил наугад местного зверька, маркировал и отпустил на свободу.
– Кончай фонить, кретин. Лени Кларк – вот Господь. – Косяк рыб, стая перелетных птиц настолько сложны, что для их полного понимания необходимы матричная алгебра и вычислительные машины. Голосовой код Актинии шел откуда‑то изнутри.
– Кларк не Господь, – возразил Дежарден. – Она чашка Петри.
Фауна по‑прежнему просачивалась сквозь циклические шлюзы, но уже более упорядоченно, как будто систематически изучала их, эволюционируя на ходу. Дежарден переключился на маркированный сегмент. У него уже появились потомки, и каждый из них нес Каинову печать, дарованную родителю.
Двести шестьдесят поколений за четырнадцать секунд. Неплохо.
«Спасибо тебе, Элис. Если бы не твоя тирада про танцующих пчел, кто знает, когда бы я догадался...»
– Может быть, тебе нужна демонстрация? – произнес рой. – Ты хочешь спецэффектов, да?
И она была права. У генов есть собственный разум. Они могут так перепаять муравья, что он начнет возделывать фермы под землей, приручать стада тлей... даже захватывать рабов. Гены способны создавать столь изощренные рисунки поведения, что дай только время, и те будут граничить с гениальностью.
– Демонстрация, – ответил Дежарден. – Конечно. Удиви меня.
Время – вот где загвоздка. Гены неторопливы: чтобы освоить какой‑нибудь хитрый трюк для добычи пищи, им требуются тысячи поколений, а нормальному разуму – пять минут. Если уж на то пошло, потому‑то мозг и эволюционировал. Но когда сотни поколений укладываются в пределы одного зевка, у генов может появиться преимущество. Может, местная фауна учится говорить, используя лишь слепую и тупую логику естественного отбора, – а бедный неуклюжий кусок мяса на другом конце провода и не подозревает, что за время их болтовни сменились многие поколения.
– Я жду, – отозвался Дежарден.
– Лени Кларк – не демонстрация. – Рой вихрем кружился в террариуме. То ли у Дежардена разыгралось воображение, то ли вихрь на самом деле начал блекнуть.
Он улыбнулся:
– Бесишься, да?
– Хлебов и рыб Актинии.
– Но ты не Актиния. Ты всего лишь крохотная ее часть, и к тому же совсем одна...
Конечно, времени как такового недостаточно. Эволюции нужна вариативность. Мутации и перестановки для создания новых прототипов, изменчивая окружающая среда для выпалывания негодных и преображения выживших.
– Кларк, Лени. Вода начинает мерцать таким холодным, радиоактивным светом...
Жизнь может какое‑то время существовать и в четырех стенах, но не эволюционировать. На популяции в террариуме Дежардена начал сильно сказываться инцест.
– Хардкор бесплатно педоснафф, – бормотал рой. – Нилось одинна.
Бессчетное число особей. Они наталкивались друг на друга, размножались. Стагнировали.
Все это лишь паттерн.
– Навалом, – произнесла фауна и замолкла.
Только тогда Ахилл понял, что уже несколько секунд
сидит неподвижно, и даже забыл, что надо дышать. Он медленно выдохнул.
– Ладно, – шепнул он, – а ты, оказывается, не очень умный. Только действуешь будто ты такой...