Текст книги "Рифтеры (Сборник)"

Автор книги: Питер Уоттс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 74 (всего у книги 82 страниц)

МАСТЕРСТВО ОХОТЫ

Беспилотник УЛН, плывущий, как пушинка, чуть ниже струйного течения, поймал тепловой след в 03.00. Он нагревал вспомогательную дорогу 23 к северо‑востоку от Скоухегена; некоторыми параметрами он походил на другой источник – на два часа старше, – который засек подъемник, перевозящий медикаменты из Портленда. Грузовики обычно не оснащали средствами наблюдения, но после приказа из Садбери настороже были все.

Обе сигнатуры указывали на выхлоп от водородной ячейки, выпуск которых прекратили в 2044 году. Кто‑то гнал, как сумасшедший, на старом «Форде Фыоджитив», глубокой ночью уходя вглубь материка по проселочным дорогам.

Одна из носителей Уэллетт ездила на «Форде Фьюд‑ житив». Лабин настиг ее по ту сторону границы Нью‑ Гемпшира.

Дежарден снабдил его мотопланом. Тот был медленнее транспорта на воздушной подушке, но с более высокой крейсерской высотой и потреблял меньше джоулей, чем любой вертолет. Лабин летел в западном направлении на примерно двухсотметровой высоте, когда «форд» пустил солнечный зайчик ему в глаза. Машину припарковали на краю кислотного болота, полного ржавых танинов[110]110
  Танины – группа фенольных соединений растительного происхождения, обладающих дубящими свойствами и характерным вяжущим вкусом. В природе много танинов содержится в древесной коре, древесине, листьях и плодах.
  


[Закрыть] и кривых полузатопленных пней. Заболоченный участок, похоже, рос с тех пор, как Служба ремонта дорог забыла об этой местности; язык черной воды на несколько метров протянулся по осевшему асфальту перед автомобилем.

Но остановился тот по другой причине.

Лабин приземлился в пятидесяти метрах вверх по дороге, подошел к «форду» сзади. Вкладки провели уже привычное диагностическое обследование, заполнив поле зрения Лабина иконками и схемами электрооборудования. Подсознание Кена бунтовало при одной мысли об отключении полезных данных, но иногда те больше отвлекали, чем информировали. Он выключил дисплей в голове; «Фьюджитив» вернулся в реальный мир, как будто слегка сплющился, когда светящиеся внутренности скрылись под грязным пластиковым корпусом.

Блондинка с кофейного цвета кожей сидела на водительском сиденье, упершись лбом в рулевое колесо, длинные прямые волосы скрывали ее лицо. Похоже, Лабина она не заметила.

Он постучал пальцами по окну. Она апатично повернулась на звук. Он сразу же понял, что дело плохо: ее лицо пылало и блестело от пота.

Она это тоже понимала. Изокостюм Лабина говорил о многом, даже не будь она больна.

«Три дня», – подумал Кен.

Дверь была не заперта. Он потянул ее на себя и сразу отступил назад.

– Они говорили нам... что это лекарство, – произнесла она. На столь короткую фразу ей понадобилось два вдоха.

– У вас еще осталось? – спросил Лабин.

Сглотнув, она ответила:

– Немного. Большую часть я уже развезла. – Она покачала головой. – Немного дала Аарону. Пару дней назад.

Прозрачный пластиковый мешок лежал на сиденье рядом с ней. Он был почти пустой. Оставшаяся культура прилипла к складкам и швам почти плоского контейнера мешка и утратила свой первоначальный янтарный цвет; она стала черно‑серой, как аноксическая грязь.

– А что произошло с жидкостью? – спросил Лабин.

– Я не знаю. Она изменилась. – Женщина устало покачала головой. – А она говорила, культура может храниться неделю...

Он наклонился вперед. Похоже, какой‑то разум она еще сохранила, так как, увидев его лицо вблизи, удивилась:

– Вы же один из них. Вы – один из них. Я же видела вас там...

– Мне необходимо знать, где вы высевали культуру, – сказал он. – Мне надо знать, с кем вы контактировали после Фрипорта, и каким образом входили с ними в контакт.

Она вяло подняла руку, показав запястник:

– Аарон здесь. Мы разделились. Думали... так охватим большую площадь...

Он взял прибор. От телефона в нем было мало толку без наушника, но с Аароном Лабин сможет разобраться позже.

– Я только сегодня утром общалась с ним, – с трудом произнесла женщина. – Он тоже... не очень хорошо себя чувствует.

Обойдя машину, Кен сел на пассажирское сиденье. Навигация офлайн – предосторожность, оставшаяся с прошлой недели, когда эфир считался вражеской территорией. Он включил GPS на приборной панели и уменьшил карту так, чтобы на ней была видна береговая линия.

– Все места, где вы останавливались, – сказал он. – Все, с кем вы встречались.

– Мне нехорошо, – со вздохом ответила она.

– Я могу отвезти вас в больницу. Настоящую больницу, – пообещал он, подслащивая пилюлю. – Но сначала вы должны мне помочь.

Она рассказала ему все, что смогла. Наконец он вылез из машины на солнечный свет и направился к мотоплану. На полдороге остановился и посмотрел назад.

«А она может сбежать, – подумал он. – Она не настолько плохо себя чувствует, чтобы не справиться с машиной. Она может сбежать. Или, – взглянув на застоявшуюся воду, – может просто выпасть из машины и инфицировать все болото. И тогда локализовать Сеппуку станет намного труднее.

Может, она – это утечка в безопасности».

Досужие размышления, конечно. Непосредственной угрозы не было, ничего, что бы оправдало крайние меры. Хотя, похоже, всегда так чисто не получится, судя по тому, как распространяется эта штука. Лабин выследил лишь второго носителя, и только первого из первоначальной тройки Уэллетт. Другой оказался посредником: он принял эстафету в условленном месте и признался, что успел передать материал. Насколько далеко убежали еще два нулевых пациента, оставалось только догадываться. А теперь еще появился этот Аарон, не говоря уже о шести точках, где женщина разлила Сеппуку...

Можно подождать, сказал себе Лабин. Судя по развитию ситуации, предлогов у него будет предостаточно. Правда, теперь в «утечках» он не нуждался. Кен уже давно стал независимым агентом.

«Играй честно, – сказал он себе. – Играй по правилам».

Так он и делал. Вызвал скорую, а только потом огнеметы, подождал, пока та прилетит с запада, обеззаразил себя и снова поднялся в небо. Он отклонился к югу‑востоку, следуя по маршруту носителя. Неподалеку появился подъемник и некоторое время шел с ним одним курсом, плывя, словно огромная черная туча, к месту, указанному Лабином. Запальники слабо сияли на концах длинных, огнедышащих насадок, свисающих из подбрюшья. Из пузыря время от времени вырывались пухлые розовые и зеленые облака, лакмусовые бумажки, похожие на сахарную вату, вынюхивали инфекцию.

Он до отказа выжал регулятор. Партнершу Аарона уже упаковали и отправили в путь. Ближе к ночи Уэллетт начнет проводить над ней тесты.

Правда, Лабин сильно сомневался в том, что Така сейчас проводит какие‑то тесты.

Он помнил, как впервые встретился с Ахиллом. Он ворвался в дом правонарушителя и поймал его на месте преступления в виртуальном сенсориуме, запрограммированном на широкомасштабные сценарии сексуальных пыток. Тогда Дежарден не выносил свои желания в реальный мир, но с тех пор многое изменилось. Правила изменились. Поводки ослабли. Официальные иерархии разрушились, оставив облеченных властью без какого‑ либо надзора.

Лабин буквально мельком взглянул на фантазии Ахилла, прежде чем перешел к делу, и получил некоторое представление о том, какие женщины в его вкусе, и о том, что он любит с ними делать. Когда пять лет спустя Така Уэллетт поднялась в чрево вертолета УЛН, Лабин наблюдал за ней с бесстрастием человека, которому прекрасно известен финал.

Дежарден обещал ей роль в борьбе против Сеппуку. Заставил ее представить себе прекрасные сверкающие лаборатории, где работали только настоящие Биомоцарты. От этой перспективы она загорелась, как галогеновый прожектор. С первого же взгляда Лабин понял ее тайное желание, отчаянную, невообразимую надежду на искупление какого‑то греха в прошлом.

В тот момент его было очень легко признать.

Кен тогда специально посмотрел, куда отправится вертолет. Ближайшая исследовательская база находилась на юго‑западе, в Бостоне. Но вместо этого машина исчезла в северном направлении, и с тех пор Лабин больше ничего от Уэллетт не слышал.

Он и не ожидал, по правде говоря. Даже если Дежарден говорил правду. И Кен был вынужден признать с логической ясностью аморального разума, что это не имеет большого значения. Така не была гениальным ученым, она бы не протянула и минуты на ринге с любым оппонентом. Будь она таковым, ее бы не отправили патрулировать пустоши, раздавая крохи дикарям. В борьбе против Сеппуку ее потеря не значила ровным счетом ничего.

Ахилл же, с другой стороны, представлял огромную важность. И неважно, был ли он при этом сексуальным хищником; ведь и при этом он мог способствовать сохранению миллиардов. Лабин не мог не думать о многочисленных пороках, на которые невозможно было закрыть глаза, стремясь к высокой поставленной цели. Это и было сутью того, что называлось Великим Благом.

Он испытывал чувство, близкое к зависти.

ИСПРАВИТЕЛЬНОЕ ОБУЧЕНИЕ

Така все‑таки оказалась на какой‑то исследовательской базе. Правда, не в роли экспериментатора. Ее присвоил себе мужчина, находящийся рядом.

Непримечательная внешность. Каштановые нечесаные волосы, подстриженные как попало, то ли под стиль дикаря, то ли из‑за явной профессиональной непригодности парикмахера. Тонкое квадратной формы лицо. На лбу морщин почти нет, а вот вокруг карих и влажных, почти детских глаз – с избытком. Немного кривой нос. Зеленая, сидящая мешком толстовка – пережиток двадцатого века без всякой анимации.

Она не могла видеть его ниже пояса. Така лежала на спине, привязанная к медицинской каталке. Если этот взъерошенный r‑отборщик играл исследователя, то ей, по всей вероятности, отвел роль подопытной.

– Ахилл Дежарден, – сказал он. – Рад видеть тебя, Элис.

Вертолет плюхнулся на площадку, устроенную на крыше где‑то к северу от Великих озер, уже после полуночи. Она высадилась и, ничего не подозревая, шагнула в нейроиндукционное поле. Даже повреди Уэллетт шейный отдел позвоночника, тело бы не рухнуло так быстро. Безликие люди в костюмах биозащиты, похожих на презервативы, перенесли ее в эту карантинную камеру Така была в сознании, но двигаться не могла. Они раздели ее догола, ввели катетер и, не сказав ни слова, ушли. Наверное, их предупредили, что она то ли беженка, то ли представляет риск для здоровья. А может, они и сами участвовали в розыгрыше. Така ничего не понимала, а спросить не могла.

Кажется, все произошло вчера. Или даже раньше. Она потеряла счет времени после того, как оказалась в изоляции и неподвижности; сухость во рту и голод нарастали бесконечно малыми долями.

Теперь поле отключили. Снова заработали двигательные нервы. В горизонтальном положении Таку удерживали лишь нейлоновые ремни, болезненно врезавшиеся в запястья, лодыжки, талию и горло.

– Произошла какая‑то ошибка, – торопливо произнесла она. – Я – не Элис. Я – Така. Лени и Кен – мои друзья.

Она пошевелилась, желая ослабить удерживающие ее путы. Ахилл едва заметно улыбнулся.

– А ты и вправду не такой уж хороший биолог, Элис, – благожелательным тоном заметил он. – Как мне не жаль, но это так. У тебя все подсказки были перед носом, а сложить воедино ты их не смогла. – Он сел на какой‑то невидимый стул или табурет, стоящий возле каталки. – Если бы я не вмешался, ты бы все еще повсюду распространяла Сеппуку, убивая пациентов еще быстрее, чем обычно. Ни один настоящий ученый не допустил бы такой грубой ошибки.

– Но я не...

Он приложил к губам палец, прося ее замолчать. Опершись локтями о жесткую неопреновую поверхность носилок рядом с ее головой и положив подбородок на руки, Ахилл посмотрел на Таку сверху вниз.

– Разумеется, – продолжил он доброжелательным тоном, – ни один настоящий ученый не убил бы свою семью.

Нет, ошибки не было – он точно знал, кто она такая.

А Уэллетт знала, кто он. Точнее, знала такой тип людей. Мягкий. Жалкий. Каждый день она осаживала мужчин, которые такому бы сломали шею, не сбившись с шага. Сам по себе, без помощи и поддержки, он был попросту ничем.

Но не сейчас.

Она закрыла глаза.

«Держи себя в руках. Он пытается тебя запугать. Не позволяй ему. Лиши его этого удовольствия. Это силовое давление, как обычно. Если не испугаешься, сумеешь выиграть преимущество».

Она спокойно посмотрела ему в глаза:

– И какой у тебя план?

– План , – Ахилл поджал губы. – По плану у нас реабилитация. Я готов предоставить тебе еще один шанс. Считай это своего рода исправительным обучением. – Он встал. Свет отразился от какого‑то маленького и блестящего предмета, зажатого у него в руке, вроде кусачек для маникюра. – Я говорю о неком сценарии, в основе которого лежит принцип кнута и пряника. Понимаешь, у меня есть хобби, которое многие посчитали бы, скажем так, неприятным. И ты узнаешь, насколько оно неприятно, в зависимости от того, как быстро станешь учиться.

Така сглотнула. Она молчала до тех пор, пока не решила, что сможет продолжать разговор в спокойном тоне:

– И какой же пряник?

Не получилось.

– Вот пряник. В голосе твоем. Мой пряник. А твой... если сдашь устные экзамены, я тебе отпущу. Целой и невредимой. – Ахилл нахмурился, словно потерял мысль. – И вот легкий вопрос, для начала. Как размножается Сеппуку? Половым или бесполым способом?

Така уставилась на него:

– Да ты шутишь.

Он посмотрел на нее, а потом чуть ли не с грустью покачал головой.

– О, я вижу, ты ходила на семинары. Там тебе рассказали обо всех наших секретах. Мы кормимся страхом. И если увидим, что ты не боишься, то выберем кого‑нибудь другого. Возможно, даже отпустим.

– Ты же говорил... – Така замолчала, пытаясь совладать с ужасом в голосе. – Ты же сам говорил, что отпустишь меня...

Ахилл еще даже не тронул ее – а она уже его умоляла.

– Если хорошо себя проявишь, – вкрадчивым голосом заметил Дежарден, – то да, я тебя отпущу. Более того, в качестве жеста доброй воли я прямо сейчас отпущу часть тебя.

Блестящая штука в его руке прижалась к ее груди крошечной сосулькой. Что‑то щелкнуло.

Вспыхнувшая боль распространилась по телу, острая, как бритва, словно трещины на стекле, перед тем как то разлетится на кусочки. Така вскрикнула, корчась и выгадывая бесполезные миллиметры свободы для своего тела, стянутого путами.

Кровавый комок соска упал ей на щеку.

В глазах начало темнеть. На каком‑то невозможном расстоянии, к югу от боли в центре вселенной, монстр пальцами раздвинул ее половые губы.

– Осталось еще два, – объявил он.

ВЫВОД ИЗ ОБИХОДА

Пока Кларк ездила вместе с Уэллетт, то кое‑чему научилась. Врачом она не была, но как рифтер получила базовые медицинские навыки, а диагностику и выписку рецептов лазарет, по большей части, сделал сам. После экзорцизма Мири пришлось распрощаться с несколькими тысячами эпикризов, загруженными обновлениями за полгода, а также с возможностью загружать данные в сеть – но остаток по‑прежнему знал, как сканировать тело и назначать лечение. Впрочем, с более сложными операциями Кларк навряд ли встретилась бы; даже после лоботомии Мири не потеряла сноровку.

Люди скудным ручейком текли через город, ища помощи Уэллетт, но довольствуясь Кларк. Та выполняла приказы машины и, как могла, изображала доктора. По ночам она уходила под воду и, наплевав на «Вакиту», спала, бездыханная и беззащитная, на неглубоком дне. Каждое утро Лени выходила на берег, снимала рукава с гидрокостюма, превращая его в подобие жакета, а поверх натягивала позаимствованную у Таки одежду. Странные мертвые волокна терлись при ходьбе о конечности; все это напоминало плохо сидящий костюм травести с множеством складок и швов. Когда Кларк снимала ко‑ полимер, то ей казалось, что она свежует себя заживо, а эта, эта замена больше напоминала шкуру, сброшенную какой‑то огромной диспропорциональной ящерицей. Впрочем, все было не так уж плохо. Она начала привыкать.

Правда, легче становилось только это.

Ужасна была не ее медицинская неграмотность, или бесчисленный, постоянно увеличивающийся список тех, кого она не смогла спасти. И даже не вспышки агрессии, которые люди иногда направляли на нее, услышав смертный приговор себе или своим любимым. Лени испытывала чуть ли не благодарность за крики и удары, хотя тех было мало и никакого вреда они не причиняли. В свое время она повидала ситуации гораздо хуже, а пушки Мири всегда находились наготове, стоило событиям выйти из‑под контроля.

Гораздо хуже, чем злость тех, кого она не спасла, была благодарность тех, кому она облегчила страдания. Улыбки на лицах людей, получивших еще немного времени, слишком пришибленных из‑за болезни и голода, а потому не спрашивавших, что лучше – быстрая смерть или медленная. Жалкая радость отца, когда его дочь вылечили от энцефалита: то ли он не думал, то ли ему было сейчас наплевать, что она все равно умрет от Сеппуку, «ведьмы» или огнемета если не в следующем месяце, то в следующем году, а за всю оставшуюся жизнь не узнает ничего, кроме вечного страха перед изнасилованием, сломанных костей и хронического недоедания. Надежда, казалось, нигде не проявлялась так ярко, как на лицах безнадежных; а Кларк могла лишь смотреть им в глаза, улыбаться и принимать благодарности. И не говорить, кто изначально обрек мир на такое.

Эксперименты с линзами давно закончились. Если местным не нравилась ее внешность, они могли идти куда угодно.

Ей отчаянно хотелось поговорить с Такой. Обычно она справлялась с этим желанием, помня: хорошее отношение Уэллетт испарилось в ту же секунду, как она узнала правду. Кларк не винила ее. Нелегко узнать, что подружилась с монстром.

Однажды ночью, отчаявшись от одиночества, она все‑ таки решила попробовать. Она воспользовалась каналом, который Дежарден выделил специально для новостей о Сеппуку; сначала Лени попала на автодиспетчера, тот переключил ее на живого ассистента, который – несмотря на явное возмущение тем, что кто‑то пользуется экстренными средствами связи для личных целей, – перевел ее на человека, уполномоченного говорить от имени лаборатории биологических контрмер в Бостоне. Тот никогда не слышал о Таке Уэллетт. Когда Кларк спросила, есть ли еще какие‑то исследовательские базы, мужчина ответил, что должны быть, но чертов Патруль Энтропии ничего им не рассказывает, и, куда ее отправить, он не знает.

Кларк решили покончить с ложными надеждами. Лабин не упустит свою добычу. Дежарден исполнит свою часть уговора. Они отследят врага, угрожающего «Атлантиде», и разоружат его. А Уэллетт и ей подобные разгадают секреты Сеппуку и остановят его распространение.

Может, тогда они смогут вернуться домой.

Сначала Кларк его даже не узнала.

Он, пошатываясь, хромая, вышел из леса: кожа с пурпурным оттенком, лицо, опухшее, сплошь покрыто коростой и вздувшимися кровоподтеками. Он был одет в термокуртку из хромовой кожи с оторванным рукавом и чуть не упал рядом с Мири, когда Кларк вечером уже собиралась закрываться.

– Привет, это снова я. – В углу его рта надулся и лопнул кровавый пузырь. – Соскучилась?

– О, господи, – Лени кинулась к парню и помогла дойти до лазарета – Что с тобой произошло?

– Да еще один «эрка». Большой такой. С реально заглавной буквы R. Еще и байк забрал. – Он тряхнул головой; жест получился неловким и неуклюжим, словно уже пошел процесс трупного окоченения. – А где вторая Ка? Така?

– Нет. Я за тобой присмотрю. – Она провела его к правому рту Мири и помогла взобраться на вытянутый язык машины.

– А ты действительно доктор? – Несмотря на всю запекшуюся кровь, у подростка даже получился скептический вид. – Хотя мне плевать, – добавил он после короткой паузы. – Уж ты‑то можешь меня осмотреть в любое время.

И тут до Лени дошел его вопрос: «Соскучилась?»

Она покачала головой:

– Прости, но у меня столько пациентов. Даже если бы тебя так не разукрасили, не уверена, что узнала бы.

– Я – Рикеттс, – представился парень.

Она отступила назад.

– Ты привез...

– Я привез ту штуку, которая убьет Бетагемот, – гордо произнес он распухшими потрескавшимися губами.

«Ты привез штуку, которая всех нас убьет», – подумала она.

По идее, тут даже сомнений быть не могло. Завести его в лазарет. Отмыть, вылечить физические травмы, подтвердить присутствие нового хищника, поедающего его изнутри.

«А может, он чистый. Все зараженные вещи были запечатаны, может, прямого контакта не было...»

Подтвердить наличие Сеппуку. Изолировать жертву. Вызвать транспорт для перевозки.

«Господи, надеюсь, он еще меня не заразил...»

– Ложись на спину. Подними ноги. – Она подбежала к задней панели еще до того, как Рикеттс оторвал ступни от земли. Нажала привычную иконку, сразу услышала знакомое гудение, когда Мири заглотнула пациента. Кларк скомандовала фургону закрыть оба рта и начать стандартную процедуру диагностики.

Пока та шла, Кларк опрыскала себя дезинфектантом, надеясь, что просто перестраховывается. На ней были обязательные стерильные перчатки, а тело защищал ко‑ полимер под одеждой Уэллетт...

«Черт побери. Одежда».

Она сняла ее с себя и затолкала в мешок для сжигания. Остальные части гидрокостюма находились в рюкзаке, спрятанном в кабине. Они, извиваясь, быстро встали на место, швы быстро загерметизировались, создавая удобную вторую кожу Когда ее создавали, то об инфекциях не думали, но кополимер волей‑неволей взаимодействовал с ионами соли, а значит, он не пропускал любой объект размером с живую клетку.

Когда она снова подошла к задней панели Мири, диагностический цикл завершился. У Рикетгса обнаружился перелом скулы, трещина в большой берцовой кости левой ноги, сотрясение мозга второй степени, начальная стадия недоедания (лучше, чем у многих, кстати), два ретинированных зуба мудрости и умеренное заражение нематодами. Жизни парня ничто не угрожало, большинство болезней поддавалось лечению.

Диагностическое исследование не включало анализа на Сеппуку. Его не было в стандартной базе данных. После своего открытия Уэллетт на скорую руку собрала отдельную программу Возможности ее были весьма ограниченны – никакого деления на первую/вторую/терминальную стадии; никакого перечня сопутствующих макросимптомов. Никакого курса лечения. По сути, обыкновенный анализ крови. Кларк даже не знала, как истолковывать это простое число. Да и вообще, существовал ли такой параметр, как «безопасный» уровень заражения Сеппуку?

Ноль, наверное. Она ткнула в иконку, запустив тест. Через маленькое наблюдательное окошко увидела, как дернулся Рикеттс, когда Мири потребовалось еще несколько капель его крови.

Результаты анализа лазарет выдавал не сразу, и Кларк сосредоточилась на других проблемах Рикеттса. Нематоды и зубы мудрости могут подождать. Сосудорасширяющие средства направленного действия и кальциевые ингибиторы помогут при сотрясении мозга. Сломанные кости проблемы не представляли: надо было наложить мелкоячеистую сетку на пострадавшие области, чтобы запустить остеобластный метаболизм[111]111
  Остеобластный метаболизм – обмен веществ в костных тканях, необходимое условие для сращивания костей.
  


[Закрыть]. Это Кларк умела делать практически с тех пор, как стала рифтером.

– Эй! – Из чрева Мири донесся тонкий, испуганный голос Рикеттса. – Я не могу пошевелиться.

– Это нейроиндукционное поле, – успокоила его Кларк. – Не волнуйся. Оно просто удерживает тебя во время лечения.

Бип.

Ну вот, готово. 10 млн частиц на миллиметр.

«О, господи».

Как долго он блуждал по лесу? Насколько далеко распространил культуру? А тот, кто избил его: превратился ли он в носителя, подцепил ли сам Сеппуку через содранную кожу на костяшках пальцев? Сколько дней пройдет, прежде чем он поймет, какую цену заплатил за этот несчастный мотоцикл?

«Изолируй носителя. Вызови подъемник».

Подъемник. Странно даже думать об этом. Приходилось напоминать себе: «Они же не монстры, в конце концов. Не огнедышащие драконы, посланные с небес, чтобы сжечь нас дотла. Они же работают на хороших парней.

И мы сейчас на их стороне».

Но тем не менее...

В первую очередь. Рикеттса необходимо...

вывести из обихода

...изолировать до тех пор, пока за ним не прилетят. Вот только возможностей сделать это было не так уж много. Если оставить его в лазарете, то машина станет непригодной для работы, и Кларк сильно сомневалась в том, что во Фрипорте существовали карантинные зоны еще до того, как он превратился в руины.

«Тут он не может остаться».

Она понаблюдала за тем, как суставчатые конечности и лазерные глаза Мири собирают Шалтай‑Болтая. Затем вызвала меню анестезии и выбрала изофлуран.

– Давай‑ка поспим, – прошептала она.

Спустя несколько мгновений дрожащие веки опустились на широко раскрытые, нервно бегающие глаза Рикеттса. Как будто Лени сделала ему смертельную инъекцию.

– Да ты знаешь, кто я такая, жалкая сука? – спросил демон и плюнул.

Нет, подумала она.

– Я – Лени Кларк!

Система снова упала.

– Ага, – тихо произнесла Кларк. – Точно.

Она сменила это мрачное зрелище на вид посветлее. Иллюминатор «Вакиты» выходил на илистую равнину, где даже что‑то можно было увидеть: следы от туннелей, прорытых ройными животными; норы беспозвоночных. Одинокий краб апатично шел куда‑то в мутной воде.

Поверхность океана была темно‑зеленой и на глазах становилась все ярче. Наверное, всходило солнце.

– Что?..

Она повесила шлемофон на подлокотник и повернулась к сиденью второго пилота. «Вакита» была слишком маленькой для полноценного отдельного медотсека, на такие случаи годилась откидная койка по правому борту. Она была убрана в такой же литой отступ, в котором крепились кровати на противоположной переборке; но в отличие от них ее утолщенное основание выпирало из стены, опутанное трубками и проводами. При использовании она опускалась, словно короткий и широкий подъемный мост, висящий на двух моноволоконных нитях. Они, края койки и нависающая переборка образовывали грани маленькой палатки, вдоль которых была натянута изолирующая мембрана.

Рикеттс лежал внутри на боку, одной рукой упирался в пленку, растягивая ее.

– Привет, – сказала Кларк.

– А где мы?

– Под водой.

Она поднялась со своего места в главную каюту, пригибая голову, поскольку изгибы корпуса не позволяли встать в полный рост. Парень попытался сесть. У него пространства было еще меньше.

– А что со мной...

Она глубоко вдохнула:

– Ты подхватил... инфекцию. Очень заразную инфекцию. Я думаю, будет лучше, если ты побудешь в изоляции.

Благодаря помощи Мири кроводтеки на его лице уже начали излечиваться. В остальном он как‑то сильно побледнел.

– «Ведьма»? Но я принес тебе лекарство, так?..

– Оно оказалось... немного не тем, на что мы рассчитывали, – объяснила Кларк. – Чем‑то... совсем другим.

Рикеттс на мгновение задумался, упершись пальцами в мембрану. Та растянулась, переливаясь.

– То есть... то есть это просто какая‑то другая болезнь?

– Боюсь, что так.

– Тогда все понятно, – пробормотал он.

– Что понятно?

– Почему у меня такая слабость последние два дня. У меня бы байк не украли, будь я тогда чуть попроворнее. – Нахмурившись, он посмотрел на нее. – Так, значит, вы всем вокруг растрезвонили, что это бактерия надерет задницу Бетагемоту и что нам типа надо ее собирать и все такое, – и оказалось, что это всего‑навсего очередная зараза?

– К сожалению, – тихо сказала она.

– Твою мать. – Рикеттс снова лег на спину и прикрыл лицо одной рукой. – Ай, – вскрикнул он, словно мысль закончил.

– Да, рука еще некоторое время поболит. Тебе, как видно, здорово досталось, лазарет не может все исправить за секунду.

Он поднес руку к лицу и осмотрел ее:

– А уже лучше. Да мне вообще лучше. Спасибо.

Кларк через силу улыбнулась.

Он, приподнявшись на локтях, глядел из своей маленькой клетушки в более просторную.

– А тут не так уж плохо. Намного лучше, чем в твоей мясовозке.

Он, конечно, ошибался. Медицинские возможности «Вакиты» были, в лучшем случае, рудиментарными и не шли ни в какое сравнение с тем, что предлагал мобильный лазарет.

– Боюсь, тебе придется пробыть здесь некоторое время, – извиняясь, сказала Кларк. – Я понимаю, тут тесновато, но в системе много игр и фильмов, будет не скучно. – Она показала на шлемофон, висящий на ввинченном в потолок крюке. – Могу обеспечить тебе доступ.

– Здорово. Лучше печки.

– Печки?

– Ну да. – Он постучал пальцами по виску. – Микроволновка. Можно застопорить дверцу и сунуть туда голову – прикольные ощущения.

«Ловкий трюк, – подумала Кларк. – Жаль я не знала этого, когда была ребенком. Хотя, может, и знала...»

– Постой, а если я захочу посрать? – поинтересовался Рикеттс.

Кивком головы она указала ему на выпуклую кнопку, торчащую из потолочной балки.

– Койка перестраивается. Нажми ее, когда почувствуешь необходимость. Удобства прямо под тобой.

Так он и сделал и сразу негромко вскрикнул от удивления, когда средняя секция поддона, расположенная под ним, мягко отъехала назад. Его зад мягко вошел в широкую горловину установленной под ним чаши.

– Ну и ну, – прошептал он, пораженный сверх всякой меры; нажал – и койка вернулась в прежнее состояние.

– Ну и что теперь? – спросил он.

«Теперь тебе предстоит стать подопытной крысой. Теперь ты отправишься туда, где машины будут вырезать из тебя куски, пока не убьют или пока тварь внутри не убьет тебя. Теперь тебя будут допрашивать о том, сколько времени ты околачивался во Фрипорте, о том, сколько человек успел заразить, и сколько успели заразить они. Они найдут того придурка, который избил тебя, и, возможно, захотят допросить и его. А может, и нет. Может, они решат, что время для милых расспросов и индивидуальных карантинов прошло, – ведь если тобой придется пожертвовать ради Фрипорта, то почему не пожертвовать Фрипортом ради Новой Англии? Вот такое оно, общее благо, мальчик. У него скользящая шкала[112]112
  Скользящая шкала – шкала цен и доходов, отражающая взаимосвязь между различными экономическими параметрами.
  


[Закрыть]. И оно концентрическое.

И жизнь любого из нас не стоит ничего, когда ее выложат на стол».

Придется бросить кости. Возможно, сотни погибнут в пламени. А может, умрет лишь Рикеттс, по частям.

– Эй? – сказал Рикеттс. – Ты здесь?

Кларк заморгала:

– Прости?

– И что теперь?

– Я пока не знаю, – ответила она.