Текст книги "Убийство от-кутюр. Кто подарил ей смерть?"

Автор книги: Патрисия Мойес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц)

– Я в курсе.

– Ох! – Вероника была разочарована. – Ты не мог этого знать, это страшный секрет.

– Тогда откуда ты знаешь?

– То есть был страшный секрет. До сегодняшнего утра. Сегодня об этом объявили официально. Мисс Френч уходит в марте, и главным редактором станет мисс Мэннерс. Вся редакция только об этом и говорит. Доналд утверждает, что Дядюшка ему сказал, будто Олвен в бешенстве. Не знаю почему. Ну что, есть от меня польза?

– Еще какая, Ронни, – серьезно ответил Генри, – но… – Он поколебался. – Думаю, тебе стоит прекратить заниматься этим расследованием.

– Но, дядя Генри! Ты же говорил…

– Не хочу тебя пугать, но то, что ты, по всей видимости, считаешь игрой, на самом деле очень серьезное дело, которое может оказаться опасным. Мы имеем дело с убийцей, и я хочу, чтобы ты держалась от всего этого подальше.

– Ты же не хочешь сказать, что кто-то попытается убить меня? – рассмеялась Вероника. – Дядя Генри, это же глупо.

– Это не глупо, – отрезал Генри, – ты можешь держаться подальше от этого места, пока я со всем не разберусь?

– От «Стиля»?! Разумеется, не могу. Это самый важный этап в моей карьере. И кроме того…

– И кроме того, там Доналд Маккей, – без улыбки произнес Генри.

Вероника покраснела:

– Это не имеет никакого отношения к…

– Разумеется, имеет. Возможно, даже большее, чем ты думаешь.

Они замолчали.

– Ладно, – проговорил Генри, – тут я не могу тебе указывать. Твоя карьера – это твое дело. Но, пожалуйста, Ронни. Никаких больше расследований. Я серьезно. Делай свою работу, а мою оставь мне.

– Посмотрим, – ответила Вероника.

Глава 8

Ферма Редфилд, в Даунли, недалеко от Виргиния-Уотер, уже много лет не использовалась по своему прямому назначению. Генри понял это сразу, как только свернул в кованые ворота, окаймленные мокрыми каштанами. Симпатичный, отделанный деревом домик в стиле Тюдоров – вот все, что напоминало о сельскохозяйственном прошлом имения. Сейчас он стоял посреди тщательно распланированного сада, пастбища и поля. Окружавшие его участки были распроданы преуспевающим дельцам, желающим построить загородные дома. Все эти дома были построены в двадцатом веке, и Генри был вынужден признать, что ему больше всего нравились те, которые выглядели современно и не пытались прикидываться тюдоровскими или георгианскими особняками. Среди них, как живой лев в магазине плюшевых игрушек, и стояла ферма Редфилд во всем своем, пусть и несколько стесненном, великолепии.

Дорога превратилась в широкую полукруглую площадку перед дверью из темного дуба. Генри аккуратно припарковался, подошел к двери и потянул за старомодный шнурок для звонка. Откуда-то изнутри донесся мелодичный звон. Он поднял глаза и заметил, что за ним напряженно наблюдают из окна наверху. Это была Лорна Горинг.

Однако ни малейшего признака напряжения или беспокойства не было на ее лице, когда через несколько секунд она театральным жестом распахнула дверь и воскликнула:

– Инспектор Тиббет! Прошу вас, входите. Простите, что я в таком виде, я не знала, что вы приедете. Это официальный визит или дружеский?

– И то и другое, надеюсь. – Генри с трудом удалось вставить слово.

– Осторожно, не ударьтесь головой – о нашу притолоку все бьются, – предупредила Лорна, пока они шли в удобную, но безвкусно обставленную гостиную, где два спаниеля громко храпели на диване перед камином. – Садитесь, я соображу чего-нибудь выпить. Что вы будете? Собак можете просто сбросить – они привыкли… Чай, кофе, виски, шампанское?..

– Если вам не трудно, я выпил бы чашечку чаю, – сказал Генри, толкая одного из спаниелей. Собака перевернулась на спину и захрапела еще громче.

– Совершенно не трудно, – отозвалась Лорна. – Куколка, ленивая скотина, слазь. – Она решительно схватила спаниеля за лапы и стащила на пол. Судя по всему, Куколка вполне свыклась с таким обращением, поскольку тут же вновь уснула. – Садитесь, – повторила Лорна.

Генри последовал ее приглашению без особого желания. Обивка дивана была покрыта длинной золотой шерстью Куколки, и – как Генри мрачно подумал – эта шерсть обязательно окажется у него на брюках.

– Пойду принесу чай, – сказала Лорна. – Если вы бросите в камин еще одно полено, будет очень мило. – Она развернулась и, заметив свое отражение в зеркале над камином, произнесла: – Господи, как жутко я выгляжу. Извините меня.

На самом деле Лорна Горинг выглядела очень хорошо. Вряд ли она смогла бы выглядеть по-другому, поскольку природа распорядилась так, что ей досталось безупречное лицо, а к нему прилагалась стройная фигура с длинными ногами и роскошная грива рыжих волос в качестве приятного дополнения. Сегодня, впрочем, было еще более заметно, чем тогда, в «Оранжерее», что Лорна считала: доставшееся ей от природы богатство не требует никаких дополнений. Ее волосы спутались, а весь макияж составляла небрежно нанесенная губная помада. Лорна была одета в темно-зеленые шелковые брюки и бледно-голубую шелковую блузу. И то и другое было безупречно скроено, но брюки держались на талии при помощи огромной, бросающейся в глаза английской булавки, а блуза выглядела неопрятно. Когда она подняла свои изящные руки в безуспешной попытке привести волосы в порядок, Генри увидел, что красный лак на ногтях облупился и облез. Генри невольно вспомнил всегда холеного и безупречно выглядевшего Годфри Горинга, изысканный облик сотрудника «Стиля», и понял, что не может представить себе это потрясающее, небрежное создание в мире «Стиля». Он мог предположить только, что Лорна, непринужденно отбрасывающая все правила, диктуемые журналом, позволяет Горингу отдохнуть в атмосфере, совершенно не похожей на ту, в которой он работает. Отдыхает он здесь или нет, подумал Генри, но эти два мира и вправду совершенно не похожи.

Лорна скрылась в кухне и крикнула Генри оттуда, чтобы он угощался сигаретами. Через несколько минут она вернулась с подносом, на котором стоял чайник, накрытый розовой вязаной грелкой, сделанной в виде юбки модницы восемнадцатого века. Верхняя часть туловища красавицы, сделанная из фарфора, покоилась на крышке чайника. На грелке виднелись пятна чая, а сама фарфоровая барышня даже лишилась руки. Кроме этого, на подносе обнаружились две чашки от разных сервизов – обе со сколотым краем, очень красивая серебряная сахарница георгианских времен и бутылка молока в полпинты.

Лорна стащила с дивана второго спаниеля, села и принялась разливать чай. Наконец она сказала:

– Разумеется, я весьма польщена вашим визитом, но не представляю, чем могу вам помочь. Я не была в Лондоне уже несколько месяцев – до вчерашнего дня, когда мы встретились в «Оранжерее».

– Завидую вам, – произнес Генри, – должно быть, ваш муж тоже рад иметь возможность отдыхать здесь, вдали от лондонской суеты.

На какое-то мгновение лицо Лорны помрачнело.

– О, Годфри ненавидит бывать за городом. Он живет в Лондоне и приезжает сюда только на выходные. Иногда, – добавила она. – Разумеется, он должен находиться в Лондоне из-за работы.

У Генри сложилось впечатление, что она сожалела о том, что это сказала. Он заметил:

– Но многие ездят отсюда каждый день на работу в Лондон, разве нет?

– Годфри не ездит.

Генри не стал развивать тему. Вместо этого он спросил:

– Миссис Горинг, насколько хорошо вы знали Хелен Пэнкгерст?

– Я не знала никого из них, разве что визуально, – ответила Лорна. – Годфри не хотел, то есть он не любит женщин, которые лезут в дела мужчин. И я тоже. – Последние три слова она произнесла с излишним напором. – Мне приходится иногда там появляться – на ежегодных вечеринках, к примеру, или по другим подобным поводам, но все остальное время я туда не лезу. Между нами, я думаю, что девушки из «Стиля» выглядят как в фильме ужасов. Единственная из них, кто хоть чего-то стоит, это маленькая Олвен, которая снимала квартиру вместе с Хелен. Разумеется, остальные смотрят на нее сверху вниз. Я защищаюсь от них смехом, и это приводит Годфри в бешенство.

Она посмотрела своими огромными зелеными глазами прямо в глаза Генри, и тот подумал, что небольшие морщинки не портят ее, а лишь придают лицу больше выразительности.

– Мне жаль Хелен, разумеется, – продолжила Лорна, – но нет смысла делать вид, что я хорошо с ними лажу. Я подумала, что лучше будет сразу вам об этом сказать, чем если бы вы потом узнали об этом от кого-нибудь другого и заподозрили что-нибудь. Думаю, если уж быть до конца честной, то я ревную. Не к кому-то конкретному, а к той власти, которую журнал имеет над моим мужем. Тем не менее могу вас заверить, что я не убивала Хелен. Я ее почти не знала.

– Я ни на секунду не мог предположить… – начал Генри.

Лорна оборвала его:

– Разумеется, нет. Это было бы слишком глупо.

Генри поинтересовался:

– Вы не чувствуете себя здесь одиноко в будние дни?

– О, – пожала плечами Лорна, – у меня есть моя дорогая миссис Адамс, которая каждое утро приходит помогать по дому. И собаки, разумеется.

– И, полагаю, множество соседей.

Лорна скорчила гримаску.

– Отвратительные люди, – сказала она, – богатые и респектабельные. Они все читают «Стиль». Все. Простые черные платья и одна нитка жемчуга на шее. – Неожиданно она улыбнулась. – Тем не менее и от них есть какая-то польза. Так вышло, что вечером вторника я была вынуждена устроить гнусную вечеринку с бриджем – периодически мне приходится делать широкий жест и проявлять гостеприимство. Вечеринка затянулась где-то до трех ночи. Так что у меня есть алиби, инспектор. Могу сказать вам, кто здесь был. Миссис Дэнкуорт с сыном, леди Райт, Петерсоны…

Генри сосредоточенно записал имена в свою записную книжку, а затем поинтересовался:

– Миссис Горинг, вы знаете что-нибудь о Хиндгерсте?

Лорна была озадачена вопросом:

– О Хиндгерсте? Нет, никогда там не была. Это на другом конце графства. А почему вы спрашиваете?

– Я просто решил, что, возможно, вы сможете мне помочь. Кажется, мисс Пэнкгерст обращалась к местному врачу. А раз это в Суррее, я подумал, что ваш муж вполне мог порекомендовать ей кого-то. Я как раз туда еду. Выяснив, к какому именно врачу она обращалась, я избавился бы от бесконечных поисков.

– Нет, боюсь, тут я не могу ничем вам помочь. Наш врач принимает на Харли-стрит. И есть еще один местный врач, к которому я обращаюсь по мелким поводам. Так Хелен была больна?

– По всей видимости, нет, потому меня так и интересует ее визит к врачу. Ну что ж, у меня была только смутная надежда. Пожалуй, мне пора. Спасибо за чай.

– Но разве вы не хотите… То есть вы задали мне не так уж много вопросов.

– Я узнал все, что мне было нужно, – ответил Генри, – вы очень мне помогли.

– Правда? Господи, да я же ничего вам не сказала.

– Именно, – заверил ее Генри, – вы сказали, что не знали ни саму Хелен, ни ее коллег и несколько месяцев не были в Лондоне. Так что мне, кажется, больше не о чем говорить.

Лорна рассмеялась:

– Вы правы.

Генри стоял на пороге, когда Лорна Горинг вдруг сказала нечто довольно странное. Несколько минут она отвлекала Генри небольшими светскими уловками, как будто раздумывала, стоит что-то добавить или нет. Но в последний момент она, по всей видимости, приняла решение.

– Что ж, инспектор, – начала она, очень убедительно имитируя непринужденность, – желаю вам удачи в поисках. – Она помолчала. – Кстати, если вы найдете этого врача… У меня есть подруга, которая недавно переехала в Хиндгерст, и она спрашивала, не знаю ли я хорошего семейного врача в той части графства. Если вам не трудно, конечно, не могли бы вы сообщить мне имя этого парня, когда его узнаете? Раз Хелен ездила к нему, он, должно быть, неплох.

Генри постарался не выказать удивления.

– Разумеется, – вежливо произнес он, – я скажу вашему мужу. Думаю, мы с ним увидимся.

– О нет-нет, не делайте этого… он безнадежен. Он совершенно точно забудет мне передать. Позвоните сюда. Мой номер есть в телефонной книге.

– Хорошо, – ответил Генри, – так и сделаю. А теперь до свидания и спасибо за все.

Довольный собой, он сел в машину и уехал. Лорна Горинг сообщила ему больше, чем думала.

* * *

К тому времени когда Генри доехал до Хиндгерста, зарядил дождь. Симпатичный городок под серыми струями выглядел весьма уныло, так что Генри был рад оказаться в тепле и относительном уюте полицейского участка. Здесь его встретил широко улыбающийся сержант и еще одна чашка чая, но никаких хороших новостей. Имя Хелен не вызвало даже смутных воспоминаний ни у одного из местных врачей.

– Разумеется, сэр, – добавил сержант, – она могла представиться вымышленным именем, и у нас не было фотографии.

Генри потер шею. Этот жест всегда свидетельствовал о том, что ему не дают покоя фрагменты головоломки, которые никак не складываются.

– Я тут подумал, – произнес сержант. – Может, она… ну… понимаете, обращалась по семейным вопросам. Почему бы ей еще пришло в голову ехать в такую даль? И если это действительно так, то она бы не сказала врачу настоящее имя.

– Действительно, – ответил Генри, – это удобное, очевидное объяснение. Но не для нашего случая.

– А… – мрачно отозвался сержант. Он был совершенно разбит тем, что плоды его вдумчивого анализа были с ходу отвергнуты как, во-первых, очевидные, а во-вторых, ошибочные.

Генри, пожалев его, быстро добавил:

– Мы сами поначалу пришли к такому заключению, но медицинское свидетельство показало, что мы ошибались.

– О… – Сержант немного повеселел.

Генри улыбнулся.

– Расскажите мне про местных врачей, – попросил он, – сколько их тут?

– Ну… – Сержант удобнее устроился в кресле. Ему явно доставляло удовольствие продемонстрировать свои познания такому важному гостю. – Во-первых, старый доктор Гербертсон, который живет на холме – у него очень успешная практика. Во-вторых, доктор Робертс, здесь на Хайстрит, к нему ходит большая часть лавочников. В-третьих, доктор Бланд и доктор Таннер вместе содержат хирургический кабинет на Гилдфорд-роуд – их клиенты в основном фермеры. И еще, разумеется, есть молодой доктор Вэнс. Почти забыл про него. Новый парень. Приехал и устроился здесь, когда умер старый доктор Пирс. Говорят, дела у него идут не слишком хорошо. Большая часть пациентов доктора Пирса перешла к доктору Гербертсону. Люди тут бывают странными, знаете ли. Долго привыкают к новым лицам. – Сержант помолчал. – Это все. И, по их словам, никто из них не знал мисс Пэнкгерст.

– Ее фотографии были почти во всех газетах, – произнес Генри, – и никто ее не узнал?

– Увы, – ответил сержант. – Кроме того, по этим газетным снимкам вряд ли можно кого-то узнать.

– Те, которые привез я, не намного лучше, – невесело заметил Генри. – Видимо, она терпеть не могла фотографироваться. – Он вытащил из кармана конверт и уставился на две лежавшие в нем маленькие фотографии. Одна из них была сделана Олвен Пайпер на балконе их квартиры в Кенсингтоне прошлым летом – там была запечатлена размытая фигура Хелен, поливавшей бегонии. Другой оказалась фотография для паспорта, сделанная семь лет назад. Генри вздохнул: – Ну что ж. Это все, что у нас есть. Я пойду навещу врачей.

В Лондон Генри удалось вернуться только в девять вечера. Ему пришлось пережить нескончаемые, бессвязные рассказы доктора Гербертсона о его пациентах аристократического происхождения: «И я сказал лорду Уэссексу: “Ладно. Ступайте к сэру Джеймсу за еще одним мнением, если хотите”. На следующий день он вернулся несколько пришибленным. Я, разумеется, сразу понял, в чем дело. “Так что же сказал сэр Джеймс?” – спросил я. Он сказал: “Мой дорогой Уэссекс, я бы не хотел ставить диагноз, не посоветовавшись с моим дорогим другом Гербертсоном. Он знает об этом вдвое больше меня”. И что вы об этом думаете, а? Мы с его светлостью до сих пор смеемся над этим. Замечательный человек… Настоящий джентльмен и, думаю, имею право так говорить, мой друг». Сбежав от доктора Гербертсона, Генри провел недолгую беседу с занятым и очень с виду взволнованным доктором Робертсом: «Извините, инспектор. Ничем не могу помочь. В жизни не видел эту девушку. Мне надо идти. Прошу прощения». Далее последовал визит в переполненный страдающими сельскими жителями хирургический кабинет, где доктор Бланд и доктор Таннер, не унывая, занимались своим делом. В конце концов Генри удалось отклонить настойчивое приглашение выпить, поступившее от молодого доктора Вэнса. Доктор продемонстрировал, несмотря на молодость, явную тоску и настойчивость Старого Морехода: «Господи, в этом месте можно прожить десять лет, и ты все равно останешься для них чужаком, и тебе этого никогда не простят – вот в чем беда. Выпейте виски, инспектор, прошу вас. Этот старый дурак Гербертсон должен был отойти от дел много лет назад. Самонадеянный, болтливый, некомпетентный… Но все они так и ходят к нему. Почему? Да потому что они давно его знают. И как прикажете…» Генри твердо отказался и вернулся в машину. Из всех разговоров ему удалось извлечь только один удручающий факт – ни один из врачей не узнал Хелен.

По дороге домой под все усиливающимся дождем Генри прокручивал задачу в уме. В ту субботу, месяц назад, Хелен ходила к врачу. Зачем? Судя по всему, с ней все было в полном порядке. В тот же день она ездила в Хиндгерст. Разумеется, это ничего не доказывало – она вполне могла сходить к врачу в Лондоне, а потом поехать. С другой стороны, в этом случае у нее должны были быть друзья или знакомые в Суррее. Стал известен и еще один более интересный факт: обратно она не поехала поездом – об этом свидетельствовала неиспользованная половина билета в оба конца, до сих пор лежавшая в ее сумке. Это могло означать, что либо ее довезли домой на машине, либо она неожиданно была вынуждена остаться на ночь и купить обратный билет на следующий день. Оба варианта подразумевали более личную цель поездки, чем просто визит к врачу.

Генри задумался о коллегах Хелен. Кто-то из них совершенно точно смог бы пролить свет на эту проблему, если бы захотел. Но кто? Хелен еще раз встречалась с врачом – в день перед смертью. Она точно успела бы съездить в Хиндгерст между обедом и шестью часами, но Генри пришел к выводу, что врач и Хиндгерст никак не связаны. Нет, врач должен быть в Лондоне, и Генри завтра же примется за его поиски.

Хиндгерст же пока оставался загадкой, ответ на которую мог быть весьма банальным. Куда больше Генри интересовал телефонный разговор, подслушанный Олвен. Повинуясь внезапно пришедшей в голову идее, Генри остановился рядом с телефонной будкой в Патни, нашел имя и фамилию Патрика Уолша и набрал его номер в Кэнонбери.

Некоторое время на звонок никто не отвечал. Затем неприветливый голос произнес:

– Чего вам? Я был в ванной.

– Это инспектор Тиббет, мистер Уолш.

– А сейчас уже черт знает сколько времени, чтобы звонить мне, если я могу высказать свое мнение. Я думал, вы насмотрелись на меня вчера.

– Мы с вами еще и не начали, – миролюбиво проговорил Генри. – Могу я к вам подъехать?

– Когда?

– Сейчас.

Повисла пауза, и наконец Патрик произнес:

– Господи, чего вам надо? С какой стати я должен принимать вас у себя в такое время?

– Сейчас только девять, – ответил Генри, – и я весь день был занят.

– Я тоже. Нет. Будь я проклят, если разрешу вам прийти.

– Я могу настоять на этом, – заметил Генри, – но надеюсь, нам удастся обойтись без этого. В любом случае разве мы оба не заинтересованы в том, чтобы выяснить, кто убил Хелен? А след убийцы остывает с каждой потраченной впустую минутой.

Патрик на другом конце провода явно усомнился в своем решении, поскольку уступил:

– Ладно, приезжайте, если вам действительно надо. Вы знаете дорогу?

– Найду, – ответил Генри. – Буду у вас через полчаса.

Он позвонил Эмми и предупредил, что задержится, затем продолжил свой путь на восток.

Выяснилось, что Патрик живет в красивом, но обветшалом георгианском доме на небольшой площади рядом с Эссекс-стрит. Постепенно наводнявшие район художники и интеллектуалы стали причиной появления окрашенных в яркие цвета дверей и оконных рам. Дом Патрика не был исключением.

Входная дверь оказалась открыта, и Генри прошел в обшарпанный холл с облупившимися, выкрашенными в шоколадно-коричневый цвет стенами и вытертым линолеумом на полу. Следуя указаниям Патрика, он поднялся по ветхой лестнице на третий этаж к недавно окрашенной бескомпромиссно черной двери. На прикрепленной к ней белой табличке от руки было написано всего одно слово: «Уолш». Генри поискал звонок, не смог его обнаружить и взялся за дверной молоток в форме сжатого кулака. Он ударился о дверь с коротким глухим стуком.

В квартире тут же послышалось движение, дверь открылась, и Патрик Уолш произнес:

– Давайте входите, мой мальчик. Входите.

Патрик, выглядящий еще более огромным и неуклюжим в красной пижаме, черном махровом халате и старых верблюжьих тапочках, провел Генри в квартиру, представлявшую собой огромную студию. Инспектор подумал, что это и есть идеальное жилище художника, и неожиданно очень смутился. Он внезапно осознал, что его собственный вкус в оформлении помещений – вкус, которым он был склонен гордиться, – был плодом смешения мировоззрения представителя среднего класса, советов журналов по интерьеру и предложений рекламы. К своему стыду, он понял: все, что они с Эмми сделали в их доме, представляло собой дешевую имитацию современных взглядов на элегантное жилище. Выбирая мебель, шторы, детали интерьера, они руководствовались, пусть и не до конца это сознавая, чьим-то чужим мнением. А сейчас Генри находился в квартире, оформленной исключительно в соответствии со вкусом ее владельца, которому было наплевать на других. Генри с горечью осознал, что, если бы сам он поступил таким образом, результат был бы чудовищен. Здесь же эффект вышел поразительный.

Стены огромной комнаты были покрыты узором из беспорядочных цветных пятен, в эркерах или вокруг окон – оранжевых, темно-лиловых, бледно-голубых. Выглядело хаотично, но и весьма эффектно. Маленькие бронзовые статуэтки из Флоренции соседствовали с современными резными фигурами из Африки и перуанской керамикой. На массивном дубовом столе, напоминающем обеденный, среди завалов книг и набросков было расчищено место для каменной банки с золотистой хризантемой, а на мольберте у окна стоял стилизованный набросок цветка, выполненный яркими масляными красками. Грязный деревянный пол украшал и два темно-красных персидских коврика для молитвы, норвежский домотканый коврик с черно-белым узором и несколько кокосовых циновок. Одно окно не было занавешено, другое скрывала драпировка из оранжевого шелка. По стенам висели рисунки чернилами, автором которых, по всей видимости, был сам Патрик, маленькая византийская икона, сверкающая как драгоценный камень, и эффектный рекламный плакат французских железных дорог. Комната должна была бы выглядеть ужасно, но на деле было не так. Все разномастные предметы, украшавшие ее, объединял вкус Патрика.

Патрик уселся на маленький стул в викторианском стиле, жестом предложил Генри занять диван, поворошил угли в камине и предложил:

– Выпейте, раз уж вы здесь.

– Спасибо, – ответил Генри, – не откажусь.

Патрик не предложил ему никакого выбора. Вместо этого он налил в стаканы из толстого стекла две щедрые порции ирландского виски. Свою он выпил одним глотком, налил еще и произнес:

– Ну что?

– Хелен, – сказал Генри, – звонила вам вечером перед смертью.

Лицо Патрика изменилось, приобретя угрожающее выражение.

– И что? Это запрещено законом?

– Почему вы не сказали мне об этом?

– Вы не спрашивали. Вы спросили, видел ли я ее, и я ответил «нет».

– Не важно, – произнес Генри, – знаете, когда люди делятся информацией, это сильно облегчает жизнь. Что она вам сказала?

– Ничего особенного. Просто дружеский звонок.

Генри открыл записную книжку и пролистал ее. Механическим голосом он прочел:

– «Доктор говорит, что у него нет сомнений. Не знаю, что мне делать. Он никогда от нее не уйдет, ты же знаешь. Честно говоря, мне хочется умереть».

Последовало тяжелое, как густой туман, молчание. Затем Патрик произнес:

– Я так думаю, что эта чертова дура Олвен…

– Мисс Пайпер, как и следовало, рассказала мне…

– Как и следовало? – Патрик зло рассмеялся. – Думаю, она за всю свою жизнь ни разу не сделала ничего, чего не следовало бы. В этом ее проблема.

Генри продолжил:

– Я не думаю, что она лгала, но нельзя быть ни в чем уверенным. Если бы вы могли сказать мне, что именно сообщила вам мисс Пэнкгерст…

Патрик поднял глаза. Он казался старше, и у него было больше морщин, чем первоначально запомнилось Генри.

– Вы говорите, что Хелен убили, – проговорил он, – я в этом сомневаюсь. Я думаю, милая девочка покончила с собой, потому что… у нее были проблемы. И если так, то нет смысла рассказывать вам, какие это были проблемы. Если ее и вправду убили, то точно не из-за них. При всех обстоятельствах я не вижу смысла разглашать ее тайны.

– Рассказать мне не значит разгласить, – сказал Генри.

– Нет? – Патрик вопросительно посмотрел на него. – Позвольте мне в этом усомниться, господин инспектор. Вам недостаточно моего слова, что вы погнались не за тем зайцем и вам не стоит думать об этом? Вам следует искать убийцу в другом месте.

– Где, например?

– Не знаю. – Судя по голосу, Патрик был сбит с толку. – Если кто-то убил Хелен, то, очевидно, сделал это не просто так. Но я об этом ничего не знаю. Вы не туда пришли за информацией.

– И куда же, вы полагаете, мне следует за ней идти?

– Откуда я знаю? – Патрик опять начинал злиться. – Это ваше дело.

– Мистер Уолш, – произнес Генри, – как вы не понимаете, что я лишь пытаюсь докопаться до правды. Мне не нравится лезть в личную жизнь окружающих, но раз уж вы делаете из этого такой секрет, я вынужден выяснить подробности на случай, если они имеют отношение к ее смерти. Если же нет, можете быть уверены, что все, что вы скажете, дальше не пойдет.

В последовавшем молчании Патрик налил им обоим еще виски. Затем произнес:

– Вы хорошо умеете заговаривать зубы, инспектор. Если бы только я мог вам доверять.

– Прошу вас, – сказал Генри.

Патрик подумал и, по всей видимости, принял решение.

– Ладно, – сказал он, – наверное, я старый дурак, но расскажу вам все, что знаю. Не слишком много на самом деле.

Генри с надеждой ждал. Патрик, сделав большой глоток из стакана, продолжил:

– Хелен была влюблена. Не спрашивайте меня, в кого, поскольку она мне никогда не рассказывала, а я не задавал вопросов. Она просто описала мне ситуацию – без имен, – и это была адова ситуация для моей бедной девочки. Я так понял, что у мужчины – назовем его Икс – была жена, с которой его связывал не только супружеский долг, но еще финансовые и деловые причины. Позже, как он говорил Хелен, когда у него будет возможность, он разведется с женой и женится на ней. А пока надо было молчать обо всем. Разумеется, Хелен все это не нравилось, но что она могла поделать? Ей приходилось мириться с обстоятельствами. Несколько месяцев назад, впрочем, возникла новая ужасная проблема. Хелен начала беспокоиться из-за здоровья Икса – она дочь врача и кое-что понимала в таких вещах. Ей удалось убедить Икса сходить вместе с ней к доктору и пройти обследование, ничего не рассказывая жене. После этого она сама переговорила с врачом, который, разумеется, счел ее женой Икса, и они договорились, что, когда будут готовы результаты анализов, он сообщит худшее ей, но не скажет самому Иксу. Хелен знала, что на уточнение диагноза потребуется несколько недель. Не было ничего странного в том, что милая девочка безумно нервничала. Мне она позвонила, вернувшись от врача. Он сообщил ей, что у Икса рак, не поддающийся лечению, и ему остался максимум год жизни. Сам Икс, разумеется, этого не знал и, полагаю, не знает до сих пор. Когда Хелен позвонила мне и все рассказала, она была в отчаянии. Всем ее надеждам и мечтам не суждено было сбыться. Оставался всего год, и она хотела провести его с любимым. Развод больше не имел никакого значения, лишь бы они были вместе. И все-таки она не желала, чтобы он узнал правду, а не узнав ее – она прекрасно понимала, – он никогда бы не ушел от жены. Теперь вам ясно, что именно услышала Олвен? И есть ли у вас теперь сомнения в том, что Хелен покончила с собой?

Последовала долгая пауза. Затем Генри спросил:

– Вы и вправду не знаете, кто этот Икс?

– Нет, – неохотно ответил Патрик.

– Почему тогда, – продолжил Генри, – вы прилагали столько усилий к тому, чтобы я не узнал о Хелен и Майкле Хили?

– Я не… – начал Патрик, – я… – Он замолчал и с ненавистью посмотрел на Генри. – Вы пытаетесь загнать меня в угол. Нельзя было вам доверять, черт бы вас побрал!

– Я не пытаюсь загнать вас в угол, – терпеливо произнес Генри. – Все остальные просто наслаждались, рассказывая мне про Хелен и Майкла. Вы единственный, кто…

– Кто вам рассказывал? – Патрик пришел в ярость. – Олвен, разумеется.

– Не только Олвен. Мисс Френч и мистер Горинг, и даже сама мисс Мэннерс – миссис Хили. И мистер Хили ничего не отрицал.

– А, ну что ж, – вздохнул Патрик. – Раз она умерла, все, наверное, решили, что больше нет смысла…

– Вы ведь прекрасно знаете, что Икс – это мистер Хили, верно?

– Она никогда не называла мне имя. – Патрик продолжал стоять на своем. – Разумеется, разговоры были. Это все Олвен. Может, так все и было, а может, нет. Мне больше нечего сказать.

– Ясно, – проговорил Генри. Он думал об осунувшемся лице Майкла Хили в ярком свете фотостудии, о его лихорадочной энергии и едкой иронии. Он вспомнил слова Годфри Горинга за обедом в «Оранжерее» и намеки Николаса Найта. Да, возможность того, что блестящий фотограф – едва за сорок – обречен, но ничего об этом не знает, хотя, вероятно, в глубине души предчувствует скорый конец, существовала. Это бы многое объяснило. Не тот ли это секрет, который так старались скрыть сотрудники «Стиля»? Если предположить, что о болезни Майкла известно не только Патрику? Хелен умерла, но Майкл все еще жив, и его друзья могут бояться того, что расследование Генри заставит его столкнуться с горькой правдой.

Генри спросил себя, что бы он сам делал в их положении. Это очень умные люди. Они понимали, что роман Хелен и Майкла не удастся скрыть, раз Олвен так хочется всем о нем рассказать. Лучше сразу выложить правду и подчеркнуть, что это лишь каприз, ничего не значащая интрижка, и оставить в тени трагическую сторону их отношений. Да, это было вполне логично, если бы не кое-какие факты. Полицейский же работает с фактами, напомнил себе Генри, с фактами, а не со спекуляциями на их основе.

Он спросил:

– У вас ведь есть ключ от редакции «Стиля», мистер Уолш?

– И что с того?

– Ничего. Я просто хотел проверить. Вы часто работаете допоздна?

Патрик усмехнулся:

– Только не я. Я для этого слишком хорош и слишком стар. Разумеется, у нас бывают парижские вечеринки два раза в год, но обычно я стараюсь уходить вовремя. Видите ли, у меня есть моя работа. – Он обвел рукой комнату. – Вы же не думаете, что мне доставляет удовольствие делать макеты для модного журнала в то время, когда я должен писать картины?