Текст книги "Убийство от-кутюр. Кто подарил ей смерть?"

Автор книги: Патрисия Мойес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)

Генри погрузился в сонную задумчивость. Перед камином было тепло, язычки пламени отбрасывали танцующие отсветы на стены. Начинало темнеть, но Генри не включал свет. Он думал о Хелен. Генри видел ее только однажды – с лицом, искаженным предсмертной судорогой. Он представил, какой Хелен казалась окружающим – точной, аккуратной, преданной делу, обладающей хорошим, пусть и холодноватым вкусом и полностью контролирующей свои эмоции. Он сравнил это с тем, что должно было происходить под этой «гладкой скорлупой холодного разума», как выразился Майкл. Генри вспомнил, что в критические моменты она работала в невероятном хаосе, что раз в десять лет она была способна оставить свою комнату в полном беспорядке. Генри попытался понять, какой была настоящая Хелен – эмоциональной, страстной, возможно, даже жестокой, но в первую очередь уязвимой. И вот Хелен кто-то убил.

Людей, подумал Генри, просто так не убивают. Он любил повторять, что убийства всегда совершают либо из-за любви, либо из-за денег. В случае Хелен денежным мотивом, казалось, можно было пренебречь. Что касается любви – Хелен любила женатого мужчину. Генри задумался над тем, какой вид в данном случае могло принять crimt passionelle[10]10
  Убийство из страсти (фр.).


[Закрыть]. Любовник мог убить ее по нескольким причинам: она не была ему верна, она стала обузой для него, или ее существование угрожало браку, который он желал сохранить. Его жена могла убить Хелен из ревности. Другая женщина, также желавшая любовника Хелен, тоже могла от нее избавиться. Все эти предположения казались Генри не в меру мелодраматичными, и все они выглядели неубедительно в свете одного неопровержимого факта: Хелен Пэнкгерст жила и умерла девственницей.

Среди множества известных ему фактов скрывалась не только правда, но и доказательство чьей-то вины. Генри в этом не сомневался. Где-то скрывалось подтверждение того, что подсказывала ему интуиция. Был только один способ это найти. Трудный способ. Вернуться к фактам. Проанализировать их. Разложить по полочкам. Соотнести все по времени. Генри потянулся за записной книжкой, но не воспользовался ею. Усталость, тепло и плотный обед одолели его.

Дважды Генри распахивал глаза и выпрямлялся, чувствуя, что ручка вот-вот выпадет из пальцев. В третий раз сон оказался сильнее, и произошло то же, что и по утрам, когда Генри не хотелось вставать на работу. Ему снились очень реалистичные сны о том, как он выключает будильник, встает, бреется, одевается… и он просыпался, осознавая, что все еще лежит в кровати.

Вот и теперь, пока Генри тихо сопел во сне, его подсознание продолжало работать, делая точные и глубокие заметки в записной книжке. Его сонному разуму показалось, что он почти раскрыл дело, когда написал «у герцогини Бейсингстокской есть гепард» и словосочетание «Хили – Хелен – Черт», которое он повторил несколько раз, как будто оно имело какой-то особый метафизический смысл. Он совершенно не был удивлен, когда, подняв глаза, обнаружил, что в комнату вошла сама Хелен Пэнкгерст и стоит у камина в своем пушистом белом свитере и серой юбке.

– А вот и вы, – несколько обиженно поприветствовал он ее, – давно пора.

– Ваша беда в том, что вы не видите того, что у вас прямо под носом, – резко бросила Хелен.

– Не надо меня упрекать.

– Но это же так просто. Не могу поверить, что вы не заметили.

– Перестаньте умничать, – раздраженно сказал Генри. – Вам-то хорошо. Вы мертвы.

– Если вы собираетесь мне хамить, я уйду.

– Нет… Не уходите… Скажите мне. Пожалуйста, скажите.

Но Хелен уже шла к двери. Генри попытался встать и догнать ее, но во сне его ноги будто налились свинцом, и он не мог сделать ни шага.

– Хелен! – закричал он. – Хелен!..

– Что случилось, Генри? – В дверях появилась Эмми с чайным подносом в руках.

На диване в полумраке комнаты Генри дернулся во сне и пробормотал:

– Хелен… Хелен.

– Ну же, старина. Просыпайся, – решительно сказала Эмми и включила свет. Генри медленно выпрямился, протирая глаза.

– Наверное, не заметил, как заснул, – смущенно пробормотал он.

– Хуже, – усмехнулась Эмми, – ты разговаривал во сне. Кто эта Хелен, кстати? Я уже начинаю что-то подозревать.

Генри не улыбнулся.

– Девушка, которую убили, – ответил он. – Мне она только что снилась… Такой реалистичный сон, и… кажется, она теряет терпение из-за того, что я чего-то не замечаю.

– Ты слишком много думаешь об этом деле, – с напускной небрежностью сказала Эмми. – Из-за того, что Ронни имеет к этому отношение, и прочего. И ты съел слишком много камамбера за обедом. Ты же знаешь, что от него тебе снятся кошмары.

– Да, видимо, в этом дело, – ответил Генри. Но он не мог забыть образ Хелен. Генри был не из тех, кто считает, будто обладает особыми способностями вроде ясновидения, но что-то, какое-то смутное чувство подсказывало ему: сейчас подсказать что-то может только Хелен. Хелен… ее личность, ее одежда, ее кабинет, ее квартира…

Генри вынул из кармана неоконченное письмо, найденное на столе Хелен. Он развернул его и перечитал, не столько надеясь заметить что-нибудь новое, сколько полагая, что почерк убитой поможет ему лучше ее понять. Он перечитал письмо, бездумно перевернул лист и взглянул на листок бумаги, приколотый к первому булавкой.

Когда Эмми вернулась, Генри сидел без движения и, побледнев, не мигая, смотрел на листок бумаги в своих руках. Как он позже признавал, это было самое таинственное переживание в его жизни, и на какое-то время он был совершенно оглушен. На листке бумаги, который в пятницу вечером был абсолютно чист, тем же почерком через весь лист были выведены слова: «Видишь, что я имею в виду?»

Через несколько минут, когда Эмми ушла за ужином, Генри поднял голову и произнес:

– Да, Хелен, вижу.

Глава 12

В понедельник утром Генри направился в Скотленд-Ярд, где передал письмо Хелен вместе с загадочным приложением экспертам-графологам. Потом он позвонил в редакцию и договорился с Терезой о встрече. Вслед за этим Генри связался с Парижем и долго беседовал с одним из коллег в Сюрте. Французский детектив, который к тому же был другом Генри, весьма заинтересовался информацией и пообещал, что расследует дело и со своей стороны. Кроме того, он согласился купить некий небольшой предмет и переправить его в Лондон.

Без десяти одиннадцать Генри был на Эрл-стрит, где его тепло приветствовал швейцар, принявший, вероятно, за постоянного сотрудника. Генри и сам начинал так себя чувствовать. Он поднялся наверх на лифте.

Дверь отдела моды была открыта, и за ней царил обычный хаос. Звонили телефоны, стучали машинки, повсюду, казалось, была разбросана одежда и аксессуары. Перед большим зеркалом модель в нижнем белье снимала одно платье, чтобы натянуть другое. Переодевшись, она приняла эффектную позу. Позади нее стояла Бет Конноли и, полуприкрыв глаза, изучала – с интересом отметил Генри – не саму девушку, а ее отражение в зеркале. Когда позже Генри поинтересовался, почему Бет поступала именно так, она объяснила, что отражение позволяет лучше представить, как будет выглядеть фотография.

Генри уже привык к полуобнаженным красавицам и включил их в свою картину мира. Он зашел в отдел моды и обратился к Бет:

– Я бы хотел просить вас об одолжении. Вы не могли бы достать мне приглашение на завтрашний показ Николаса Найта?

– Разумеется, могу.

– А не могли бы вы вспомнить дату публикации фотографий с парижских показов этого сезона?

– Двадцать седьмое февраля. В этот день мы… – Она прервалась, заметив подошедшего секретаря. – В чем дело, Мэрилин?

– Вас к телефону, мисс Конноли.

– О, черт! – выругалась Бет. – Подождите минутку, инспектор. Я ненадолго.

Бет взяла трубку. Казалось, она раздражена.

– Нет, Николас… Я же тебе уже сказала – я не имею ни малейшего представления, где она может быть. Ей следовало быть здесь в десять, но она просто не пришла… Да, я тоже в бешенстве, но что тут можно сделать?.. Ты знаешь, какими бывают девушки. Да, согласна, я бы тоже ничего подобного не подумала о Веронике, но это только доказывает: никогда нельзя знать заранее… Разумеется, я звонила ей домой… Нэнси тоже ничего не известно. Да, конечно, если я что-нибудь узнаю.

Генри почувствовал, как у него сжалось сердце. Когда Бет положила трубку, он спросил:

– Бет, мы можем пройти в соседний кабинет и поговорить?

Она, казалось, не знала, что делать.

– Ох… Это надолго? У меня фотосессия, и у нас бардак из-за…

– Только минуту, я обещаю.

– Хорошо. – Она повернулась к модели: – Снимите это и наденьте желтое с янтарным ожерельем и большой соломенной шляпой. Я скоро вернусь.

Когда дверь кабинета Генри закрылась за ними, он спросил:

– Что там с Вероникой?

– Я очень сердита на нее, – ответила Бет, – она меня подвела.

– Что вы имеете в виду?

– Я пригласила ее на фотосессию сегодня утром, а она не пришла. Мне пришлось узлом завязаться, чтобы найти другую девушку, и она все равно не совсем то, что нужно.

– Но где может быть Вероника? – Генри надеялся, что голос не выдает степень его беспокойства.

– Думаю, она решила остаться за городом. Я слышала, что она собиралась в Хэмпшир на выходные.

– Она собиралась вместе с Нэнси к ее родителям, – произнес Генри. – Из ваших слов я понял, что Нэнси вернулась.

Бет удивленно посмотрела на него:

– Я бы на вашем месте не беспокоилась, инспектор. У Найджела истерика потому, что она должна была прийти на последнюю примерку и прогон, а показ уже завтра, но я уверена, что с Вероникой все в полном порядке.

– Я тоже думаю, что она просто решила пренебречь своими обязанностями, но все же мне в любом случае стоит поговорить с Нэнси. Если вы что-то узнаете, сообщите мне, пожалуйста.

Нэнси Блейк взяла трубку и ответила своим глубоким бархатным голосом с очаровательной хрипотцой:

– Нет, ее нет дома. Кто это?.. Ой, инспектор Тиббет, здравствуйте. Как ваши дела? Сто лет с вами не говорила… Нет, понятия не имею… Она уехала в субботу утром за город к друзьям… Нет, она не сказала куда… Что? К моим родителям? Господи, не может быть! То есть… Ну, они сейчас в Индии, так что… Думаю, вы ее неправильно поняли… Она в субботу уехала отсюда на такси… Что? Дайте подумать… На ней был ее серый твидовый костюм с белым свитером и ярко-красное замшевое пальто… Нет, без шляпы… Да, она взяла свой темно-синий кожаный чемодан… Господи, инспектор, это же не может быть что-то серьезное? Я уверена, с ней все в порядке… Да, конечно, я вам скажу.

Генри повесил трубку, испытывая невероятное беспокойство. Ему пришло в голову два варианта развития ситуации, и ни один из них его не устраивал. Во-первых, Вероника ему солгала. Почему? Неужели она продолжает играть в детектива и придумала какой-то безумный план? Или она собралась провести выходные с молодым человеком и не хотела признаваться в этом? В любом случае почему она до сих пор не вернулась? Генри знал свою племянницу достаточно хорошо, чтобы понимать, как серьезно она относится к своей работе.

Он связался с отделом моды и попросил передать мисс Мэннерс, что задержится. Затем позвонил Доналду Маккею и велел тому немедленно прийти к нему в кабинет. Генри подумал, что, вероятно, придется надавить, чтобы узнать правду.

Доналд не ожидал ничего хорошего. Генри выглядел решительно. Он не предложил Доналду сесть и лишь резко бросил:

– Ну, мистер Маккей? Что происходит между вами и Вероникой?

Доналд густо покраснел и ответил:

– Не уверен, что до конца понимаю вас, сэр.

– Как же, как же. Где она сейчас?

– Не знаю… Она разве не дома?

– Она пропала, – сказал Генри, – и дело может оказаться очень серьезным. Если вы знаете, где она сейчас или хотя бы где провела выходные, скажите немедленно.

– Пропала? – Доналд, казалось, был совершенно ошарашен новостью.

– Когда вы в последний раз ее видели?

– В среду вечером. На следующий день после… знаете чего. Мы вместе ужинали.

– Не лгите мне. Она сама сказала мне, что идет с вами в кино в пятницу вечером.

Доналд снова мучительно покраснел.

– Да. То есть нет. Мы собирались пойти в кино, но мне пришлось все отменить. Моя мать неожиданно заболела… Отец позвонил мне в обеденный перерыв, и я пораньше ушел с работы и поехал прямо к ним. Вернулся только вчера вечером. Ей лучше… матери, я имею в виду.

– Вероника сказала вам, где собирается провести выходные?

– Нет. Я ее не видел. Я позвонил сказать, что не могу никуда с ней пойти вечером, и все.

– Где живут ваши родители, мистер Маккей?

– В Эссексе.

– Могу я узнать их адрес и телефон?

Доналд запаниковал, но тут же взял себя в руки и ответил несколько более решительно, чем прежде:

– Разумеется, если вы настаиваете, сэр, но мне кажется, все это наше с ней личное дело. И не имеет никакого отношения к убийству Хелен.

– Это может иметь отношение к убийству Вероники, если мы не примем необходимых мер, – мрачно произнес Генри.

– Господи, вы же не серьезно?

– Серьезно, – ответил Генри. – Ну же, телефон и адрес ваших родителей.

– Ферма Рэббит-Энд, Хоктон, Эссекс. Номер – Хоктон-18. Их фамилия, как ни странно, Маккей.

– Подождите тут, – сказал Генри, – я сейчас им позвоню. И если выяснится, что вы солгали…

– Я сказал правду!

– Посмотрим, – проговорил Генри, снимая трубку.

Ему ответил мужчина с приятным хрипловатым голосом с заметным шотландским акцентом:

– Маккей слушает.

– Говорит инспектор Тиббет из Скотленд-Ярда. Мистер Маккей, когда вы в последний раз видели своего сына Доналда?

– Доналда? Парень не влип в неприятности? Он рассказывал нам об этом убийстве…

– Нет, с ним все в порядке, не беспокойтесь. Я просто хочу знать, когда вы в последний раз его видели.

– Ну, он был тут до вчерашнего вечера. Уехал только в пятнадцать минут девятого. Мы не думали, что он приедет, но жене стало плохо в пятницу… у нее проблемы с сердцем, у бедняжки. Он приехал часам к пяти и пробыл тут все выходные. Рад сказать, что ей лучше. С сердцем никогда нельзя понять, сколько все продлится. Иногда приступ проходит через пару часов, а иногда несколько недель нельзя вставать.

– Понимаю. Большое спасибо, мистер Маккей. Я просто хотел проверить. Да, с ним все в порядке. Он здесь… да, я передам… До свидания. – Генри положил трубку и широко улыбнулся Доналду: – Прошу прощения. Вы действительно сказали правду. Ваш отец велел передать вам, что вы забыли зубную щетку. Он говорит, чтобы вы не покупали новую, он отправит вам ту.

Доналду явно стало легче. Он тоже улыбнулся:

– Ну что ж, я рад, что вы наконец мне поверили. Остается другой вопрос: где Вероника?

– Именно.

Генри пытался рассуждать здраво. В любом случае Вероника ему солгала и уехала по своей воле. Как бы ни была неприятна ему эта мысль, но она исключала возможность того, что ее похитили.

В этот момент телефон зазвонил снова.

– Инспектор Тиббет, – прозвучал знакомый бархатный голос, – это опять Нэнси. Можете прекратить охоту на Веронику.

– Правда? Почему?

– Потому что я знаю, где она. И когда вы сказали, что можете пустить по ее следу полицию…

– Да-да, я понял. Где она? – Генри начал терять терпение. Ему нравилась Нэнси, судя по тому, что он о ней знал, но она могла быть чудовищно медлительной, когда речь шла о чем-то важном.

– Она в гостинице «Белый олень» в Порчестере.

– Порчестер? В Нью-Форесте? Почему ты раньше мне этого не сказала?

– Ну… – Нэнси замялась, – понимаете, она там не одна.

– Правда? – переспросил Генри тоном, не предвещающим ничего хорошего. Теперь ему предстоял разговор с матерью Вероники, и эта перспектива его не радовала. – И с кем же она?

– С Доналдом Маккеем.

– Но… – Генри лишился дара речи. – Откуда ты узнала?

– Ну, – произнесла Нэнси, – мне это было известно с самого начала. Я не представляла, что ответить, когда вы позвонили, так что связалась с Бет – понимаете, она тоже все знала и сомневалась, стоит ли вам говорить, и в конце концов мы решили, что лучше будет вам все рассказать. Бет говорит, что вы такой милый, что поймете ее.

– Я понимаю все меньше и меньше, – сказал Генри. – К примеру, я не понимаю, каким образом Доналд Маккей одновременно умудрился оказаться в гостинице «Белый олень» в Порчестере и на ферме своих родителей в Эссексе.

Доналд, занятый изучением носков своих ботинок, удивленно поднял глаза и начал что-то говорить. Генри нетерпеливым жестом заставил его замолчать.

Нэнси ответила:

– О, это просто, я могу объяснить.

– Можешь? Интересно бы послушать.

– Ну, понимаете, – начала Нэнси, – она получила телеграмму…

– Какую телеграмму?

– Давайте лучше с самого начала. Вечером в пятницу я была на вечеринке, а когда вернулась домой, то застала Ронни в очень подавленном настроении. Она сказала, что они с Доналдом хотели поехать на выходные в Порчестер, но он позвонил и заявил, что все отменяется, поскольку его мать заболела и он вынужден ехать в Эссекс. Однако в субботу рано утром пришла телеграмма. Думаю, она все еще в комнате у Ронни. Хотите, я вам ее прочитаю?

– Да, пожалуйста, – ответил Генри. Зажав динамик рукой, он обратился к Доналду: – Стыдитесь, молодой человек. Через пару минут нам с вами предстоит серьезный разговор.

– Вы слушаете? Я ее нашла. – До Генри донеслось шуршание бумаги, когда Нэнси вынимала телеграмму из конверта. – «Маме лучше могу уехать в субботу встреть меня на Ватерлоо поезд Порчестер одиннадцать восемнадцать люблю целую Доналд».

– Когда ее отправили? – спросил Генри.

– Сейчас посмотрю. – Она на секунду умолкла. – Странно…

– Что?

– Ее отправили в четырнадцать минут девятого, в пятницу вечером. Из Лондона.

– Нэнси, – произнес Генри, – будь хорошей девочкой, возьми такси и привези мне эту телеграмму в редакцию «Стиля».

– Но я сижу в чем мать родила.

– Тогда надень что-нибудь. И постарайся побыстрее. Это может оказаться серьезным. – Генри на секунду задумался и добавил: – И все-таки ты не объяснила, почему Вероника до сих пор не вернулась.

– Ну, я думаю, они решили задержаться. Полагаю, они там хорошо проводят время.

– Доналд в редакции, – сообщил ей Генри.

– Правда? Господи. Тогда где же Ронни?

– Если бы я знал, – сказал Генри, – то был бы просто счастлив. Жду тебя через пятнадцать минут. – Он положил трубку и повернулся к Доналду. – Не буду сейчас говорить вам, что я о вас думаю, – начал он. – Это подождет. Пока ответьте мне, вы посылали Веронике телеграмму в пятницу вечером?

– Нет, разумеется, нет.

– Кто еще знал, что ваша мать заболела?

– Думаю, все в редакции. Отец позвонил мне на работу, и я спросил у мистера Уолша, могу ли уйти пораньше, чтобы успеть на поезд в четыре сорок с Ливерпуль-стрит. Он сказал, чтобы я спросил у мисс Френч, и я отправился к ней. А потом я пошел в отдел моды отнести им макеты и заговорил об этом и там. Бет не было, но остальные меня точно слышали.

– А многие ли, – продолжил допрос Генри, – знали о вашем первоначальном плане отправиться на выходные в Порчестер с Вероникой?

Доналд вновь покраснел.

– Это не то, что вы думаете, сэр, – пробормотал он, – мне очень нравится Ронни. Я ее уважаю и…

– Я сейчас не об этом, пока не об этом, – оборвал его Генри. – Меня интересует, сколько сотрудников знали об этом плане, если не считать Нэнси Блейк и Бет Конноли.

– Боюсь, большая часть редакции.

– Что вы имеете в виду?

– Ну… вы же знаете Ронни. И она целый день только и говорила о наших планах.

– Понимаю, – мрачно ответил Генри, – таким образом, все в редакции, за исключением меня, знали, что вы с Вероникой собираетесь провести то, что в пору моей молодости называли грязным уик-эндом?

– Да… то есть нет. – Доналд несколько осмелел. – Не обижайтесь, сэр, но вы ужасно старомодны.

– В данном случае я этого не стыжусь.

– Нет, сэр, вы не поняли. Я имею в виду, что сейчас многие ездят куда-нибудь вместе, но не спят друг с другом. И то, что вы заподозрили… ну, я могу сказать только, что во времена вашей молодости нравы были весьма вольными. Честно говоря, я несколько шокирован.

– Вы шокированы? – Второй раз за последние несколько минут Генри утратил дар речи. Кроме того, у него появилось чувство, что на этот раз Доналд говорит правду, даже если обо всем остальном он солгал. – Ну ладно. Этот момент подождет. Суть в том, что вы никуда не поехали вместе, если только ваш отец не солгал мне, в чем я сомневаюсь. Вы оставались в Эссексе, в то время как Веронику выманили из дома фальшивой телеграммой, отправленной кем-то, кто знал о ваших планах, то есть кем-то из редакции. Можете идти, но не покидайте здания, вы можете мне понадобиться.

Когда Доналд вышел, Генри погрузился в бурную деятельность, позволившую ему немного отвлечься. Во всяком случае, теперь ему не казалось, будто он попал в кошмарный сон. Сначала он сообщил известие Эмми и велел бежать в Скотленд-Ярд с фотографиями Вероники. Потом связался со Скотленд-Ярдом и принял меры к тому, чтобы описание его племянницы немедленно было передано всем постам, а дело рассматривалось как срочное. Он объявил в розыск таксиста, который забрал Веронику на Виктория-Гроув, и отправил детективов расспросить персонал вокзала Ватерлоо. Нэнси привезла телеграмму, бумага тут же попала в обработку в отделе уголовного розыска. Начались поиски оператора, который ее принял.

Ни на что не надеясь, Генри связался с гостиницей в Порчестере. Ему сказали, что мистер Маккей действительно забронировал двухместный номер на субботу, но в пятницу после обеда позвонил и попросил отменить бронь. Никто с таким именем в гостинице не появлялся, как и никто, отвечающий описанию Вероники.

Почувствовав, что в отношении исчезновения Вероники сделал все, что мог, Генри вернулся к отложенному разговору с Терезой Мэннерс.

Тереза сидела за рабочим столом и выглядела так же сногсшибательно и имела такой же отсутствующий вид, как обычно. Когда Генри зашел в кабинет, темноволосая девушка, которую он раньше не встречал, стояла у вешалки с одеждой и демонстрировала Терезе платья одно за другим. Несмотря на неземной вид мисс Мэннерс, ее комментарии были очень точными.

– Да… очень хорошо. Мне нравится. Но придется заменить пуговицы. Нужны простые, из серого перламутра… Нет. Ужасно. Уберите. Это цвет прошлого сезона, и я больше не потерплю плиссированных юбок… Входите, инспектор, я скоро закончу. Ну-у да. Пожалуй… Костюм хорош, но блузка – кошмар. Достаньте простую кремовую блузу с воротником-стойкой и золотыми запонками… Господи, а это еще что за ужас?

Она подняла красивые выщипанные брови при виде ярко-зеленого хлопкового платья.

– Это от «Барримода», мисс Мэннерс, – ответила девушка, – мне оно нравится ничуть не больше, чем вам, но нам надо поместить в номере хоть что-то, вы же понимаете. Это лучшее из худшего, поверьте. Вы бы видели остальные.

– Чем скорее Барри выпустит линейку, сделанную Николасом Найтом, тем проще всем будет жить, – с чувством произнесла Тереза. Она с отвращением разглядывала платье. – А других цветов у него нет?

– Планируется выпустить его в голубом, розовом и желтом, – пояснила девушка, – но пока это единственный образец.

– Голубой, розовый и желтый… Боже мой… – в отчаянии прошептала Тереза, изучая платье из-под опущенных век с тем же сосредоточенным выражением, которое Генри уже видел на лице Бет Конноли. Наконец она сказала: – Передайте ему, что, если он представит платье черного цвета, мы напечатаем снимок. Ни в каком другом случае. Черное с золочеными гербовыми пуговицами. И пусть он оторвет этот чудовищный карман. Элегантной эта вещь никогда не станет, но так на нее хоть можно будет смотреть.

– Ему это не понравится, мисс Мэннерс, – мрачно заметила девушка.

– Знаю, – ответила Тереза, – но вам придется надавить на него. Если он не послушает вас, пусть Бет поговорит с ним, он у нее из рук ест. Но зарубите себе на носу: зеленое в журнал не пойдет. Только через мой труп.

– Поняла, мисс Мэннерс. Это все. Я позвоню мистеру Барри прямо сейчас.

Толкая вешалку перед собой, девушка скрылась в вавилонском столпотворении отдела моды.

– Одна из моих девочек, – пояснила Тереза с гордостью. – Она была секретарем, но я сейчас пытаюсь сделать из нее редактора раздела. У нее хорошо получится. А теперь, инспектор, чем я могу вам помочь?

Генри сел, прикурил сигарету и поинтересовался:

– Ну, мисс Мэннерс, что стало с тем маленьким гостинцем, который Хелен Пэнкгерст попросила вас привезти из Парижа?

Тереза не ожидала вопроса.

– Господи, – сказала она, – я совершенно о нем забыла. Видите, какая я рассеянная. Вы знаете, что это было?

– Да, – ответил Генри и пояснил свой ответ.

Тереза кивнула.

– Мне и правда жаль, что я об этом забыла. Но это ведь не может оказаться чем-то важным, правда? Такая маленькая глупая безделица…

– Возможно, – произнес Генри, – что она стоила Хелен жизни. Если все было так, как я думаю. Где она сейчас?

– В моем… О Господи, нет, ее там нет. Как странно. Я уверена, что положила ее в чемодан, но теперь вспоминаю, что, когда разбирала вещи в среду, ее там не было. Если бы она там была, я бы вам раньше сказала.

– Ее там не было, – сказал Генри, – потому что кто-то ее забрал.

– О нет, не может быть! Я, наверное, оставила ее в «Крийоне». Вы же знаете, какая я разиня.

«Не во всем», – подумал Генри. Вслух же он произнес:

– Полагаю, ваш чемодан не был заперт.

– Конечно, я никогда его не запираю.

– Так я и думал. И он стоял в фотолаборатории весь вечер и всю ночь.

– Да. Но это просто невероятно. Вы хотите сказать, что кто-то украл…

– Думаю, я могу утверждать более точно, – ответил Генри, – и я бы не назвал это воровством. Этим «кем-то» была Хелен.

– Хелен? Тогда где она сейчас?

– Думаю, ее больше не существует, – произнес Генри. – В любом случае я просто хотел проверить свои догадки. А теперь расскажите мне, что за загадочные слухи распространяются вокруг Николаса Найта?

Тереза побледнела, и Генри заметил, что она стиснула кулаки.

– Слухи? Какие слухи? Не понимаю, о чем вы!

– Думаю, понимаете. Слухи о том, что он копирует парижские модели.

– А, вы об этом… – Тереза немного расслабилась. – Просто профессиональные сплетни, которые ходят среди тех, кто связан с тряпками. Вам это не интересно.

– Интересно.

– Ну, дело в том, что у Николаса поразительный талант воссоздавать парижские вещи, просто взглянув на фотографию модели. Он берет недешево, но это не идет ни в какое сравнение с тем, чтобы поехать к Диору или Монье за оригиналом. Так что многие женщины приходят к Николасу за тем, что он называет «парижскими моделями», которые стоят значительно дороже, чем его обычные коллекционные вещи. И делает он их не для всех, а только для избранных клиенток.

– Он держит это в тайне? – поинтересовался Генри.

Тереза улыбнулась:

– Он – нет, а вот его клиенты – да. Разумеется, они хотят, чтобы все думали, будто они купили оригинал в Париже, а не копию за полцены в Лондоне. Честно говоря, мы в «Стиле» только недавно об этом узнали. Когда впервые пошли разговоры, все утверждали, что копии Николаса настолько хороши, что, должно быть, сделаны с оригинальных туалей. Я думаю, все это чушь. Что Николас на самом деле делает, по моему мнению, так это незаконно добывает фотографии до официальной даты их публикации, но я бы не назвала это смертным грехом. В любом случае было несколько неприятных случаев, когда женщины, купившие парижский оригинал, оказывались лицом к лицу с клиентками Найта. Но до поры до времени все было спокойно, пока месяц назад герцогиня Бейсингстокская не пришла на благотворительный бал в точно таком же платье, что и Фелисити Фрейзер, актриса. На герцогине был оригинал, доставленный тем же утром от Монье на самолете. А платье Фелисити сшил Николас Найт.

– А почему именно эта встреча вызвала скандал? – поинтересовался Генри.

– Потому, – пояснила Тереза, – что герцогиня была в бешенстве. И злилась она не на Найта, а на Монье, заверившего ее в том, что платье – единственное в своем роде. Она пожаловалась ему, и он заверил ее в том, что платье никогда не выносили из салона и не фотографировали. Как только герцогиня выбрала платье, его убрали под замок.

– А как все объяснил сам Найт?

– Он говорил, что кто-то, побывавший на показе для прессы, описал ему платье, а крой он изучил по фотографиям похожих моделей.

– Такое возможно?

Тереза пожала плечами:

– Сомневаюсь.

– Существуют, конечно, – сказал Генри, – миниатюрные фотоаппараты, замаскированные под зажигалки и прочие подобные приспособления. Но это потребовало бы привлечь опытного фотографа. – Тереза поежилась, но промолчала. – Ну да ладно, – добавил Генри. – Думаю, правда так или иначе выяснится. Это лишь одна нить в сложном узоре. Кстати, вы не помните, в каком номере останавливались в отеле «Крийон»? Я мог бы связаться с персоналом на случай, если вы действительно оставили у них ту маленькую вещицу.

– Я уверена, что… – задумчиво начала Тереза, но тут ее глаза вспыхнули. – Я знаю, кто помнит!

– И кто же?

– Вероника Спенс. Понимаете, в последний день у меня была масса работы, так что я попросила ее сходить и купить мне ее. Может, она у нее до сих пор.

– Я бы молил Бога, – произнес Генри, – чтобы это оказалось не так.

Он вышел из кабинета, предоставив Терезе самой догадываться о смысле его слов, и направился в художественный отдел. Доналд спокойно работал в углу, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. Он вздрогнул, когда Генри вошел в кабинет, но тут же уткнулся носом в макет, которым занимался. Генри прошел мимо к столу у окна, за которым Патрик что-то рисовал в блокноте.

– Можете уделить мне несколько минут? – спросил он.

– Пожалуй, – пробурчал Патрик и откатил кресло от стола. – Пойдемте куда-нибудь выпьем. У меня тут начинает развиваться клаустрофобия.

– Хорошо, – согласился Генри. – Куда?

– Я знаю одну пивнушку поблизости, – сказал Патрик, немного повеселев, – никого из «Стиля» там не встретишь – слишком убогое местечко.

Паб оказался немного запущенным, но уютным и пустым. Генри и Патрик устроились на дубовой скамье. Патрик заказал виски, а Генри – томатный сок. Уолш посмотрел на него с некоторым беспокойством.

– От этого пойла один вред, – сказал он, – выпейте чего-нибудь покрепче.

– Не люблю пить на службе.

– Вы выглядите ужасно, так что пара стаканчиков вам бы не помешала, – грубовато заметил Патрик. – Что случилось?

– Вероника Спенс пропала.

– Эта симпатичная моделька? Странно. Где она?

– Если бы я знал, – ответил Генри, – то не говорил бы, что она пропала.

– А, ясно. – Патрик неожиданно усмехнулся. – Наверное, нашла себе какого-нибудь парня, чтобы утешиться после того, как Доналд отменил поездку.

– Вы об этом знали?

– Да, думаю, все знали. Она не переставая болтала об этом всю пятницу.

– Маленькая бестолочь, – мрачно проговорил Генри.

– Так вы об этом хотели поговорить?

– Нет, но именно поэтому я выгляжу так, будто мне нужно выпить.